Эпиграфом к альбому Ителла Мастбаум предпослала слова Е. Баратынского: «Дарование есть поручение. Должно исполнить его, несмотря ни на какие препятствия».
Ителла Мастбаум
Серия картин «Между миром и войной»
С предисловиями Леи Алон (Гринберг), Любови Латт, Хаима Фильцера
…Мой приезд в Долев совпал с началом интифады. Я возвращалась в Иерусалим поздно вечером. Ителла и Феликс, провожая, уговаривали остаться до утра, но я не согласилась. В автобусе, кроме водителя, нас было двое: я и солдат, сопровождающий. Когда мы проезжали арабскую деревню, раздались выстрелы, потом в переднее окно попал камень, стекло пошло кругами, как вода, когда в неё бросают камень. Солдат выскочил из автобуса, пытаясь определить, кто стрелял. Мы стояли во тьме в центре арабской деревни и ждали, когда вернётся наш сопровождающий…
Начиналась интифада. К ним в Долев она уже пришла. Ителла испытывала чувство незнакомой прежде тревоги. Так на глазах человека тяжёлые черные тучи заволакивают небосвод, вот-вот разразится гроза, и негде укрыться, некуда бежать. Ей виделись не то птицы, не то люди, похожие на птиц, сбившиеся в стайки, ищущие укрытие от надвигающейся беды. Она начала рисовать. Рождалась серия графических листов на бумаге ручной работы, написанных цветной тушью «Между миром и войной», серия которая проявила новую грань её таланта.
— Вы ведь поэт и лирик, а ваш альбом, если перевести на язык литературы, — публицистика, — говорю я.
— Во мне всё время живёт ощущение трагизма. Мне казалось: если я нарисую всё страшное, что должно случиться, то реализовавшись в рисунке, оно как бы исчерпает себя и пройдёт стороной… Я понимаю насколько всё это наивно, но это чувство вело меня.
Она рисовала день и ночь, создав символичный мир, в центре которого — бескрылые птицы. Они напоминают людей, эти птицы без крыльев, людей, которым не дано взлететь, оторваться от земли. И только взгляд их обращён к небу. И кусок рыжей земли их единственное место на свете. Здесь их дом, их земля, их небо. «Смотрите, Я дал вам эту землю; идите и наследуйте землю эту…» Эти птицы явились в её видениях ещё в Москве, но в поселении Долев они будто вновь «прилетели» к ней, напомнив средневековую «Пасхальную Птичью Агаду» 1300 года, хранящуюся в Музее искусств в Иерусалиме. Вот они, сбились в тревоге в стаю, большие и маленькие, совсем беззащитные. Поникли их головы, печален взгляд. Только бы не смотреть правде в глаза и не видеть приближающуюся опасность — чудовище, символизирующее силы зла и агрессии. Слова из «Плача Ирмеяѓу» удивительно точно дополняют картину: «Извне губит меч, в доме — подобие смерти».
Как рефрен в песне, повторяются детали: дерево, дом, колючки, камень. Когда смотришь на рыжую землю, рыжие кусты и камни, кажется, что это вспыхнувшее от ветра пламя. Цвет тревоги, напряжённости, неспокойствия. Каким оно может быть разным одно и тоже дерево: вот оно с пышной, дарящей тень кроной, и они собрались вокруг него, как на пикник, но вот оно же, словно наделённое внутренней злой силой, выпускает шипы и колючки, пронизывающие тела. Лист назван словами: «Танец вокруг дерева смерти». Всё это уже было. Нам постоянно обо всём напоминают Тора, Талмуд и другие наши источники. Мы живём между миром и войной. Она должна показать, как мы, околдованные словом «Мир», незаметно приближаемся к бездне. И вновь всё то же дерево, оно постарело, как стареет человек; у него тяжёлый мощный ствол, и крона, в которой птицы ищут своё последнее убежище. А вокруг — разверзшаяся бездна. «Объяли воды меня до души, бездна окружила меня…» (Иона 2-6). И кажется, ты проходишь с ними, этими птицеголовыми существами, весь их путь. Двенадцать листов так много вместили в себя, так много смогли выразить… И вот уже, очертив вокруг себя круг, молит Хония-ха Меагель о милосердии для народа: «Клянусь Великим Именем Твоим, что не сойду с места, пока Ты не явишь Милосердие к Твоим сыновьям». (Вавилонский Талмуд, трактат Таанит 19 а.) Жизнь продолжается. И ты понимаешь: художник показал вечность народа, живущего между миром и войной…
Эпиграфом к альбому Ителла Мастбаум предпослала слова Е. Баратынского: «Дарование есть поручение. Должно исполнить его, несмотря ни на какие препятствия».
Я знаю Ителлу Мастбаум уже много лет, со времен ее первой выставки в Иерусалиме (1989), и всегда восхищаюсь многогранностью ее таланта. Но ее многогранность — это не разбросанность, ибо во всех ипостасях ее творчества она остается сама собой. Во всем проявляется ее собственный стиль, или точнее — ее душа. Ителла была уже сложившимся художником, когда репатриировалась в Израиль. Она работала в живописи, в графике, занималась мультипликацией и сценографией, оформляла книги.
В серии «Между миром и войной», выступает в своем стиле, но в иной тональности. Здесь глубокие раздумья о еврейской судьбе. Не случайно каждой сцене соответствует цитата из ТАНАХа. Язык Ителлы в этом цикле — метафора, аллегория. Богатое воображение подсказывает новые образы. Очень трогательны эти бескрылые, одинокие, беззащитные и трагические птицы. Они явились Ителле еще до знакомства с «Птичьей Агадой» — замечательным произведением средневекового еврейского искусства. В отличие от пасхальной Агады у Мастбаум нет бытовых деталей. Отсутствие внешнего правдоподобия позволяет делать обобщения, переводит изображение в философский план. Каждая сцена настолько выразительна, что не требует комментариев. Все произведения выполнены в конце 1999 и в начале 2000 года, то есть, до наших трагических октябрьских событий, но кажутся откликом именно на них. Что это? Интуиция? Предсказание?
И не последнее. Все отличает высокая культура исполнения, начиная с бумаги ручной выделки, усиливающей ощущение хрупкости, до рамок, окрашенных в тон с цветной тушью, которой выполнены все произведения.
За порогом моим небриты гортанные лица.
Что за зверь удивительный я, что за птица?
В детстве не могло мне такое присниться —
Поселиться на этой горе!
Между мною и морем — два каменистых селенья.
Между морем и мною — величие удаленья,
Отчужденья, непринятого решенья,
Горя — на этой горе!
Каждый чужд здесь чужому, и друг отчуждённей врага,
Хочешь, не хочешь, а вилы получишь в бока!
Глупость сморозил я или свалял дурака,
Поселившись на этой горе?
Из сарая я выйду, на солнце взгляну поутру.
Милое солнце, встаёшь ты ко злу ли, к добру?
Жить здесь хочу я, и здесь дай мне Б-же, умру,
На морщинистой этой земле.
Серия картин «Между миром и войной»
Бумага ручной работы, цветная тушь, 33х33 см, 1999—2000
(картины увеличиваются кликом мыши)
