СЕМЬ ИСКУССТВ

Иногда кому-то и не везло. Я сам два раза попадал в отделение милиции. Пластинки, правда, не отбирали, но записывали адрес, делали фото и заводили досье. Наверняка моя рожа хранится где-то в архиве. Но самое страшное, что «телега» могла прийти в университет, а в этом случае могли даже отчислить! И тогда я, химик-недоучка, мог загреметь в Советскую армию каким-нибудь разведчиком системы химзащиты.

Алексей Ушмаев

УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ОДНОГО ЗНАКОМСТВА

Неоконченная повесть

Находясь в центре Берлина — бывшей столицы некоего государства, которое вы больше не найдете на современной карте, неизбежно попадаешь на центральную улицу, ведущую прямо на восток. Это знаменитая Карл-Маркс-Аллее. Первый большой перекресток, если ехать от Алекса[1] — Штраусбергерплац, громадная площадь с круговым движением, в центре которой летом приятно шумит прохладный фонтан, а с запада окаймляют два четырнадцатиэтажных здания, как бы образующие ворота в центр города. Эта площадь — начало интереснейшего архитектурного комплекса Шталин-аллее[2] (так в ГДР — Германской Демократической Республике, называлась аллея Карла Маркса), и она до сих пор впечатляет своим размахом и симметрией.

Иногда проезжая здесь, я невольно направляю свой взгляд на угловой высотный дом слева, если ехать от центра. До сих пор там стоит громадный то ли тополь, то ли платан[3] — негласный свидетель описываемых событий, и возраст которого наверняка совпадает с возрастом самой площади — свыше пятидесяти лет. Раньше на Штраусбергерплац был знаменитый ресторан Haus Berlin и специализированный филиал Gold Broiler[4] — один из первых адресов для туристов и гостей Берлина — столицы тогдашней ГДР.

Haus Berlin, как и знаменитого Das Haus des Kindes[5] на площади уже давно нет. Карл-Маркс-Аллее потеряла свое былое значение как визитная карточка новой, тогда социалистической, Германии. Дома недавно были реставрированы, и аллея превратилась в живой памятник ушедшей эпохе. Лучшие ее годы прошли, и уже нет прежней важности и величественности. Но остались воспоминания…

МАЛЕНЬКОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ КУЛЬТУР НА ОБОЧИНЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

…30 июня 1976 года. Москва. Прозаично прошло вручение диплома об окончании МГУ. Свершилась «мечта «идиота»[6]. Я стал химиком. И решил поступать сразу в аспирантуру — «Куй железо, не отходя от кассы»[7]! До экзаменов оставалось больше двух месяцев, и Титан, он же Женька Фролов, затащил меня в очередной студенческий строительный отряд (ССО). Отряд был не простой, а ССО-2 — один из лучших в университете. О небезызвестном его командире Паше Казьмине ходили легенды. К тому же предполагалось, что впервые ССО Химфака МГУ будет интернациональным[8]. К нам должны были приехать немцы! Студенты из Берлинского университета имени Гумбольдта[9]! Из социалистической ГДР (DDR), как мы тогда нежно говорили — из ДыДыРы. (Немецкая молодежь расшифровывала (Немецкая молодежь расшифровывала DDR по-своему — Davaj! Davaj! Rabotaj!)

На этот раз не нужно было уезжать далеко от Москвы, отряд дислоцировался в селе Церлёво (район Чучково Рязанской области). Вся первая неделя прошла в приготовлении к приему гостей. Убирали территорию лагеря, красили забор, дезинфицировали туалеты типа сортир, разбивали спортивную площадку…

Командир отряда Павел Казьмин поехал встречать немецких гостей в райцентр, на станцию Чучково. Автобусного сообщения не было, и ездили тогда до станции почти двадцать километров на попутках. Около местной школы, в которой нас поселили, собралось все местное начальство, включая председателя колхоза. В этой глубинке русского Нечерноземья иностранцев живьем не видывали, разве только в кино. Наконец настал торжественный момент. Все с любопытством смотрели, как старенький колхозный автобус, с трудом преодолевая ухабы и лужи, приближался к школе. Несмотря на начало июля, погода стояла ужасная. Было холодно и пасмурно, шел противный дождь.

Незабываемые первые минуты знакомства. Немцы в голубых блузках — форма FDJ[10], со значками и эмблемами и в каких-то самопальных джинсах. Их было человек двенадцать, примерно половина девушек, но уже не юного возраста. Возглавляла экзотическую для нас группу энергичная молодая женщина лет тридцати с труднопроизносимым именем — Гудрун Ландерер.

Все с любопытством озирались по сторонам и, несмотря на плохую погоду, что-то громко и весело болтали по-немецки. Начались первые знакомства — на первобытном уровне, типа:

— Ты — Куй, я Маклай.

Я же тогда стоял и абсолютно ничего не понимал (хотя меня и заставляли силком учить этот язык еще в школе). Какой стыд и позор! Все начисто вылетело из головы. Остались лишь фразы из советских военных фильмов, в данном случае совершенно нелепые: Гитлер — капут!*, Хенде хох! Цурюк![11], Матка, гиб мир шнапс[12], Натюрлих[13] и Яволь[14]! Возможно, сказался и стресс. Так близко я никогда не видел немцев, да еще и сверстников, да еще и женского пола (а от девушек исходил волшебный и чистый аромат — наверное, немецкого мыла).

Немцы не лучше нас были подготовлены к этой знаменательной встрече на Мокше. Их лексикон русского языка вмещал в себя несколько слов и выражений, типа: Na sdorowje, Matrjoschka, Balalajka, Babuschka, Schapka и, конечно — Wodka khoroscho! и Towaritschsch! Лучше всех язык знала Гудрун, впоследствии она успешно совершенствовала его: днем с бойцами и бойчихами, а по ночам — с новым другом Аркадием Ивановым.

Сегодня, уже повидав жизнь в Европе, могу себе представить тогдашнее состояние ошарашенных немецких Towaritschscheji, их возгласы и реплики о нашей заброшенной богом российской глубинке — мол, куда мы попали, где и в каких условиях будем жить и работать эти четыре недели?!

А еще выяснилось, что они совершенно ничего не смыслят в строительном деле!

«ШПРЕХЕН ЗИ ДОЙЧ?»[15], или ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ НЕМЕЦКИЙ ЯЗЫК, КАК ЕГО НЕ ЗНАЮ Я?

Мои первые воспоминания, связанные с этой загадочной страной — Германией, уходят в глубокое детство. Конечно, мы все воспитывались на военных фильмах и книгах, зачастую немцы ассоциировались у нас с фашистами[16]. Во дворах мы играли в «войну», и в ней никто не хотел быть немцем, немчурой или фрицем (это имя было нарицательным). Но были у меня и более личные воспоминания.

Как-то мама купила мне добротное зимнее пальтишко, которое я очень любил. На синем ярлыке была загадочная вышивка «Сделано в ГДР». Мне было тогда всего лет шесть, и я с трудом мог читать. Но эта надпись мне нравилась, хоть я не понимал о чем идет речь. Судьба моего обмундирования была, правда, печальна. Я рос, и пальто мне стало маловато, тогда мой друг и сосед Колька уговорил отдать мою коротайку в утиль. Была такая организация по скупке за бесценок (или по обмену) всякого барахла — то ли «Главутильсырье», то ли «Вторсырье». Моя ноша потянула на пугач — дешевый пистолет с пистонами. Я был просто в восторге, что провернул такую выгодную сделку! Этого нельзя было сказать о моей матушке, которая выбросила мое «оружие» на помойку, наградив меня при этом подзатыльниками. Так я остался без моего ГДРовского пальто и, что более страшно — без пистолета, из которого я хотел стрелять во фрицев.

Потом пришло время (кажется, это было в пятом классе) изучать иностранный язык. Тогда я уже интересовался западной рок-н-ролльной музыкой, которой, как известно, сопутствовал английский язык. Примерно в это время по радио «Би-Би-Си»[17] на коротких волнах[18] я случайно впервые услышал «Битлов» Can’t buy me love и Yesterday. Радиостанцию безбожно глушили[19], и звук постоянно и с треском куда-то уходил. И все же слушать было можно. В народе ходила поговорка: «Есть обычай на Руси — ночью слушать «Би-би-си». Любители музыки и политики крутили ручки своего радио, настраиваясь на нужную волну, тайком, по ночам. Помню, я врубал на полную катушку нашу старую радиолу и был в экстазе от музыки, не замечая стука разбуженных и обозленных соседей за стенкой.

И меня, ночного меломана, поглотила мечта — изучить английский язык и узнать наконец, что же означают эти загадочные слова Кэнт бай ми лав. Но тут пришел капут — в класс пришел завуч и сухо объявил, что группы формируются по алфавиту: от «А» до «К» — английская группа, а остальные — «немцы». Так я и оказался «фрицем».

Но оказался очень бездарным фрицем! Наша нихт хабе[20] Кобра — Светлана Марковна Кобрина, очень строгая дама, на первый взгляд не внушала особого доверия, хотя, как потом оказалось, была очень профессиональным преподавателем. Иногда по радио передавали какие-то низкопробные немецкие шлягеры и военные марши, типа «Дойче зольдатен унд унтерофицирен…»[21], которые были не в моем вкусе. И вот по этим и другим причинам я с самого начала возненавидел этот язык.

О, как я тогда ошибался, одиннадцатилетний мальчишка!!! Этот прекрасный, могучий немецкий язык! Поистине уникальный язык Шиллера и Гёте, Баха и Моцарта, Планка и Эйнштейна. Поистине великий: на нем говорили величайшие гении человечества, и величайшие злодеи. Имен не будем называть, как говорится, в семье не без урода.

Это один из самых глубоких и выразительнейших языков этой планеты. Это язык марксизма и психоанализа. До конца XIX столетия немецкий язык господствовал в мире как язык философии, медицины и прочих естественных наук. А как красиво звучит — Их либе дих[22]!

Кто не знает большого влияния дойче шпрахе на другие языки и многочисленные немецкие слова! Мы «заняли» у немцев, да так и оставили в русском языке вагон слов: от гроша до бунта, от солдата до капитана, от цинка до шпината, от шпиона до шоколада — на радость всем геологам, бухгалтерам, таксам и пуделям…

Более двухсот лет существует легенда о том, что немецкий язык мог даже стать единым официальным языком в юной Америке, а потом, как следствие, и международным языком общения. Якобы не хватило в конгрессе лишь одного голоса, когда принималось принципиальное решение — english or german…

К сожалению, как уже говорилось, я был абсолютно неспособен к иностранным языкам вообще. Видимо у меня не хватало какой-то извилины, чтобы лихо шватцать, шрайбать, или уж хотя бы шлёхтно шпрехать[23]. Есть люди, которые схватывают язык мгновенно. А есть безнадежные случаи. Известно, например, что девочкам, как правило, легче дается изучение чужого языка. Есть талантливые люди с двумя университетскими дипломами, которые абсолютно не могут говорить на иностранном языке, хотя вроде и учили его или жизнь заставляла учить. Вспомним, например Эйнштейна, который, живя в Америке более двадцати лет, так и не заговорил по-английски, тогда как жена его Милева Марич с легкостью схватывала иностранные языки.

Самая страшная ситуация, когда люди, давно заброшенные за границу, не могут хорошо выучить местный язык, а значит, остаются чужими в чужом мире, и при этом забывают свой родной язык! Я оказался в похожей ситуации, прожив большую часть своей жизни в Германии, и был свидетелем таких же печальных случаев. Но главное, не падать духом. Ведь изучение языка — бесконечный процесс, который длится подчас всю жизнь, особенно если ты попал в иноземную среду уже в зрелом возрасте. Не верьте тем, кто говорит о лингвистическом кретинизме. Доказали, что его попросту нет. Но не верьте и тем, кто говорит, что знает чужой язык в совершенстве! Язык — это бесконечный мир! Чтобы его знать идеально, нужно здесь родиться и по возможности иметь натюрлих немецких родителей и соответственно натюрлих немецких бабушек и дедушек. Да и в этом случае вам могут сказать, как некогда учитель немецкого языка Эйнштейну: «Из Вас никогда ничего путного не выйдет»! Нихт[24]!.. В современном мире все перемешалось, и множество людей в чужих странах стали говорить на ломаном чужом языке и с этим смирились. Один из ярких примеров — автор этих корявых строк, который — к счастью! — еще не совсем забыл другой великий и могучий[25] язык — его родной язык.

ЦЕРЛЁВО-1976

В основном наши немецкие друзья оказались студентами Берлинского университета им. Гумбольта, будущими юристами. Они были несколько старше, чем мы, года на четыре. Сказывалась немного другая система образования в ГДР: все немцы учились в Oberschule — общеобразовательных политехнических десятилетних средних школах, с особым упором на математике, естественных науках, иностранном языке. С седьмого класса начиналась основательная производственная практика на предприятиях или в сельскохозкооперативах (пресловутая немецкая практичность — на выходе подростки получали реальную профессию, какого-нибудь пивовара, каменщика или настройщика пианино). После десятилетки школьник мог пойти в ПТУ, а мог продолжить обучение — в двухлетней абитуриентской школе, и получить аттестат зрелости — Abitur, который открывал дорогу к высшему образованию. А еще ребята-абитуры должны были перед университетом отслужить полтора года в армии (в ГДР существовала всеобщая воинская повинность). Таким образом, в среднем немецкий студент поступал в вуз в том возрасте, когда наш был уже аспирантом.

…Но вернемся в Церлёво. Все немцы были типичной нордической внешности: Манфред, Эдгар и Франк, и сухой блондин Андреас, их комиссар. А девушки… Я быстро оценил шесть девчонок — Марион, Гудрун, Кристель, Хайди, Клаудиу и Карлу. Несмотря на их романтичные имена, которые должны были бы взволновать меня, интерес к женской половине у меня сразу пропал — стройных красавиц там не было, скорее, они относились к категории страшненьких, к тому же «старушек». Тем не менее, любопытство наших ребят к этим экзотическим особам «с другой планеты» превзошло все ожидания. Всех фройляйн[26] быстро «расхватали» и скоро образовались романтичные парочки. Даже коренастую толстушку Кристель облюбовал Коля-Радио. Его так прозвали за то, что он постоянно таскался с транзисторным приемником «Спидола» и, наверное, даже спать с ним ложился, слушая искаженный «Голос Америки» на коротких волнах. Но самый сумасшедший «курортный» роман завязался у Коли Назарова (водителя нашей машины и студента МАДИ) с Марусей (Марион Шпарфельд) — это был полный блицкриг[27] и аншлюс[28]! Жаль, что у этого романа не случилось серьезного продолжения.

Вообще, мнение, что немки не отличаются особой красотой, впоследствии неоднократно подтверждалось (хотя, конечно, это дело вкуса). Но так было раньше, когда население ГДР состояло почти на девяносто девять процентов из этнических немцев (это практически рекорд однородности населения, пожалуй, не только в Европе, но и в мире). А после объединения ГДР и ФРГ в единую Германию, после массового притока эмигрантов ситуация коренным образом изменилась. Гуляя по сегодняшнему Multi-Kulti[29] Берлину, встречаешь таких суперкошечек — жуткая смесь восточноазиатского, славянского и арийского — аж дух захватывает!.. Ну, хватит мечтать, пора продолжить.

Мы начали рыть какой-то церлёвский котлован, сейчас я уже смутно помню детали — вроде бы под пожарный резервуар, и в итоге пришли к позорному финишу — воду он не держал! Оказывается, между бетонными стенами и землей нужно было разместить водоупорный слой глины — «глиняный замок». Но мы таких тонкостей не знали. А мастер по фамилии Хамхуев из Чучковской МСО (Межколхозной строительной организации), под эгидой которой мы там работали, ничего толком сказать не мог, потому что «лыка не вязал». Дело в том, что между Чучково и Церлёво самым фатальным образом располагался роковой объект — поселок Пертово, где работал спиртзавод. И чучковские наставники-строители приезжали к нам с опозданием, изрядно «заправившиеся». Как носители спирта они были бы полезны на границе или в операционной, а нам от спиртоносных мужей пользы было мало.

Короче, Чучковская МСО оказалась маломощной, малоэффективной организацией, которая не смогла обеспечить настоящий фронт работ такому могучему коллективу, как русско-немецкий ССО-2. Не хватало ни объектов, ни стройматериалов, ни техники. Грозила опасность повторить крах моего первого строительного отряда в Казахстане. Но нас спас церлёвский колхоз имени Жданова. Его председатель Петухов Петр Петрович — золотой человек! — предоставил нам работу. Мы построили им два или три дома и получили за это неплохие деньги, и колхоз остался очень благодарен. У нас всегда было свежее молоко с фермы и мясо — столько, сколько хотели. Командир и завхоз не жмотничали на еде. А мы не «жмотничали» на выходных — каждое воскресенье было выходным днем, и можно было немного выспаться — мечта каждого бойца. А в субботние вечера командир разрешал слегка нарушить сухой закон, и устраивались танцы. Мы регулярно парились в баньке, правда, ездили в другую деревню — в Церлёво своей не было.

Работа была тяжелая, но перед немцами мы показывали чудеса трудового подвига. Они также оказались не из слабого десятка. Однако немчуре действительно было тяжело, особенно в первые дни: и культурный шок, и бытовые проблемы, и странное питание. Один завтрак из гречки с селедкой чего стоил! Они ее прозвали «черной кашей» и ели, скрипя зубами и скрепя сердце.

Еще из лингвистических абсурдов: вспоминается, как в разговорах немцев часто проскальзывала фраза — Нах Берлин, нах Берлин![30] Представляете, как было шокировано наше «советское невинное сознание»!.. И это они в первые дни пребывания в отряде ТАКОЕ говорили?! Зато потом — НЕТ. Видимо, гастарбайтерам[31] так понравились russisch Towaritschsch, Gretschka, Banja, Wodka и, в общем, все Церлёво, что не хотелось и уезжать.

Как-то нас посетила местная районная комиссия. Ведь в этих местах раньше никогда не было иностранцев, со времен татаро-монгольского ига. Важные чины из района спрашивали наших немцев: всем ли довольны? На что жалуетесь? Так эти искренние болваны, пожаловались на то, что экзотический завтрак (гречневая и пшенная каша) им непривычен, и подавай им, дескать, Butterbrot с маслом и колбасой. Районная власть поняла проблему и распорядилась: доставить бедным студентам в Церлёво масло и колбасу! Правда, велено было кормить этим дефицитом только немцев. Но колбасу и масло ели, конечно же, все бойцы и бойчихи…

Трудовая программа гостей ограничивалась месяцем, а потом они должны были отдыхать две недели в Пицунде. Мы же вкалывали по полной программе — почти два месяца. И вот настало им время уезжать на Черное море. Слезы! Drama! Наши немчики совершенно не хотели расставаться и даже готовы были и дальше есть селедку с «черной кашей» на завтрак! Обрусевшие дорогие гости уехали тридцатого июля, и удивительно, что уже числа десятого августа пришла открытка из Абхазии. Наши немецкие фройнды[32] сообщали на ломаном русском:

«Хотим абратно! Пицунда ни корошо! Есть ли раствор?..» (Немецкие девицы занимались в Церлёво штукатуркой домов и они постоянно нуждались в свежем растворе, которого вечно не было.) Жаль, что эта самая открытка не сохранилась и канула в Лету, а вернее сказать, в лето, то чудесное лето 1976 года.

ДРУЖБА С МАНФРЕДОМ И СТРАСТЬ К МУЗЫКЕ

Рытье котлована довольно тесно познакомило нас с Манфредом Тирингом. Высокий парень с приятной внешностью держался несколько особняком в своей группе, что мне симпатизировало. Он неплохо понимал по-русски и немного интересовался рок-музыкой. У нас сразу нашлись общие интересы.

Когда русско-немецкая «битва за котел» закончилась, помню, мы с Манфредом это отметили, раздавив бутылку «Перцовки» на дне котлована, да так, что потом с трудом оттуда вылезли. А ночью я заблевал всю свою кровать, и было крайне стыдно. Но зато зародилась наша дружба с Манфредом, которая сыграла огромную роль в моей судьбе.

Примерно в это время до Москвы докатился знаменитый альбом группы Queen A Night at the Opera, выпущенный за полтора года до этого. Перед поездкой в стройотряд я успел одним из первых его «поиметь», благодаря своим новым друзьям из Печатников — Саше Гулкину, Геше и Коле. Но это отдельная история. Вначале народ отнесся к нему довольно скептично. Но я уже тогда оценил потенциал этого альбома, которому суждено было стать знаменитым. Особенно привлекала необычная вещь под названием «Богемная рапсодия». Несмотря на сочетание очень разных жанров (от средневекового хорала и оперы до хэви-метал) и непривычную длину (свыше шести минут) она стала впоследствии суперхитом и, можно сказать, народным гимном «Квинов».

Магнитофонную кассету с записью этого супермодного альбома я прихватил с собой. Там, кажется, была еще и запись только что вышедшего альбома How Dare You! группы 10сс. Обладатель такого музона и толстой тетради с названиями групп и альбомов, я имел преимущество проявить к моей персоне интерес. (Прочитал конец фразы и загрустил — понял, что построить ее так мог немец, англичанин, да кто угодно, только не русский мальчишка из 1976-го года… Великий и могучий, не оставляй меня! Говорят, что можно в эмиграции забыть слова — и произношение, и написание. Но до тех пор, пока ты помнишь родной язык, — сны ты будешь видеть всегда на этом языке…) А тетрадь эта, сделанная с большой любовью и исписанная в далекой юности каллиграфическим почерком, до сих пор хранится у меня дома как дорогая реликвия.

Какое же было мое разочарование в Церлёво, что молодые люди с Запада не имели ни малейшего представления о западной музыке!

И даже особо ей и не интересовались. Или таких нам специально посылали — идейно чистых, как кристалл? Лишь потом мне стало ясно. Оказывается, что в ГДР долгое время очень серьезно боролись за идеологию молодежи. Официально было запрещено слушать западное радио и смотреть враждебное телевидение ФРГ. Хотя в Восточном Берлине, то есть в столице ДыДыРы, многое было доступно, благодаря соседству Западного Берлина с его мощными, как сейчас говорят, СМИ, но западные пластинки достать было практически невозможно. Удивительно, но факт, что в Советском Союзе, по-крайней мере, в Москве, в те времена было немного более либерально и продвинуто в этом вопросе. Конечно, официально все было запрещено, но всегда находились каналы, через которые просачивалась так называемая западная культура в виде пластинок, жвачки и джинсов, журналов Bravo[33] и PopPhoto[34] с голыми девчонками и постерами музыкантов, на что иногда смотрели сквозь пальцы.

…Ценность этих журналов была и в том, что в них были красивые актуальные постеры и вкладки с фотографиями наших кумиров и рок-групп. Все было сделано качественно и на хорошей бумаге. Запомнился даже специфический, «западный», запах тех плакатов.

Это всегда был особый момент — открывать новый журнал, и с трепетом и биением сердца изучать его от корки до корки, и рассматривать постеры. Кстати, иногда постеры и вкладки были и в дисках, но их быстро «уводили» первые руки и до нас доходили уже «пустые» пластинки, как мы говорили, «без модных дел». Цена их при этом падала. Но о наличии постеров в альбоме нужно было еще знать. Особенно если альбом совсем новый. И я часто на этом «попадался». Классический пример — двойной «Белый альбом» «Битлз», в нем находилось два прекрасных постера, о чем я и не догадывался! За незнание или знание нужно расплачиваться…

Итак, в этих постерах была особая привлекательность, иногда они были даже ценнее, чем сам журнал или некоторые пластинки. Естественно, что эта «бумага» пользовалась особой популярностью среди меломанов. Все стены квартир были завешаны, и мы ходили в гости друг к другу, как в картинные поп-галереи. Большим шиком считалось похвастаться таким добром.

Когда я уезжал в Германию на постоянное жительство и все распродал, моя коллекция потянула рублей на пятьсот! Громадные тогда деньги…

Итак, я подружился только с Манфредом, который тоже проявил интерес ко мне и обладал элементарными познаниями в мире рок-музыки. По приезде в Москву я подарил ему классную кассету с суперхитами того времени. А это был июль-август 1976 года. Там были и Rod Stewart (сингл Sailing), и Queen (Bohemian Rhapsody), и AВВА, и Hot Chocolate, Sweet, Summer (которая Donna), Slade, Bay City Rollers (BCR), Smokie, Rubettes, Wings, Suzi Quatro, Status Quo и много чего еще. От этой музыки он был просто в восторге и мог похвастаться кассетой перед своей подружкой Сигрид в Берлине…

«СТУДЕНЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ В КВАДРАТЕ»

Так закончились мои первые «живые» контакты с немцами, которым я не придал никакого значения. Но как я ошибся!

Кончились нудные вступительные экзамены в аспирантуру, на кафедру электрохимии. Открылась новая полоса в жизни — я стал советским аспирантом, минимум на три года.

Аспирантура — веселое время, особенно первые два года. Иногда нужно, правда, сдавать всякие там кандидатские минимумы, а так полная вольница со всеми сейшенами, попойками и дискотеками того золотого времени. Да и стипендия была уже повыше, кажется, рублей семьдесят. И еще возможность подзаработать на полставки. Короче, это была та же веселая студенческая жизнь, только в квадрате. А в конце тебе даже сулили степень кандидата наук или, как на Западе — доктора. Все даже очень солидно. Конечно, при этом нужно было оставить какой-то маленький след в науке. Но это будет позже…

ПЕЧАТНИКИ-1976

Современная история этого болотного района Москвы начиналась в середине шестидесятых годов. Эта низина-пойма Москвы-реки на юго-востоке города постоянно затапливалась весной, и заливные луга здесь славились прекрасными урожаями огурцов и морковки. Но Москва бурно развивалась, рядом построили огромный современный завод «Москвич» и нужны были территории под застройку домов даже на болоте, которые здесь начали строить на сваях.

Так получилось, что в начале семидесятых мы переехали из соседнего уютного Люблино в Печатники и этот район стал мне родной на многие годы моего студенчества и дальнейшей жизни. Там мы получили с матушкой, наконец, отдельную однокомнатную квартиру на улице Шоссейной, в доме под номером два. Райончик был довольно серый, однообразный и пролетарский. Единственное украшение — красавица-река Москва, которая разливалась широким простором рядом с Южным портом. В те далекие времена она уже была довольна грязная и не пригодная для купания. Но из окна нашего дома было видно синий кусочек реки, и было классно наблюдать за завтраком, как величаво проходили катера и баржи. Потом построили другие дома, которые загородили этот вид и «живое» кино прикрылось.

Вначале друзей у меня на новом месте не было. Это и понятно, ведь практически все время я тусовался в университете. Но однажды в автобусе я встретил своего старого знакомого по Люблино Володю Жигуна. Оказывается, он тоже переехал в Печатники и жил по соседству на Шоссейной, в доме пять. (Помнится, что я был неравнодушен к его сестрице Тане.) Володька превратился к тому времени в большого фаната западной рок-музыки, и у него водились интересные оригинальные диски или как мы тогда говорили — пласты. Вскоре я познакомился с его друзьями — Геной Захаровым (он же Дитрих) и Сашей Гулкиным, а потом и с другими яркими представителями славных Печатников — Колей Полуэктовым (сапожником, который снабжал полкомка модными шузами на платформе), Игорем-Мерином, Игорем-Хозяином, Володей Безруким и другими.

С ними у нас завязалась настоящая дружба на долгие годы. Мы встречались практически каждый день. Особые отношения сложились с Дитрихом и Гулкиным. Они были ярыми фанатами рок-музыки и довольно продвинутыми дельцами-фарцовщиками, от которых можно было много чему научиться. Я же тогда был абсолютно неискушен в этих делах — а то была целая наука. Несколько раз они меня «накололи», но я не обиделся, ведь это был, как говорят немцы, Lerngeld («Опыт — за деньги»). Я оказался способным учеником и вскоре стал знатоком западной музыки и опытным дельцом, хотя до Саши Гулкина мне было еще далеко.

Через нас прошло огромное количество модных дисков. Это было то счастливое время, когда мы занимались любимым, хотя и опасным делом, и при этом зарабатывали приличные бабки. А также, что немаловажно, имели репутацию продвинутых парней и пользовались интересом у девочек. Как прикольно где-нибудь на сейшене похвастаться перед девчонками, что у тебя есть последний Демис Руссос[35] или «Пинк Флойд». Проблем пригласить девушку домой якобы с целью послушать новую пластинку или магнитофон практически не возникало.

С нетерпением ждали субботы — дня, когда собирался комок. Хорошо помню времена, когда комок был в парке на Самотёке, недалеко от Цветного бульвара. При подходе к месту сбора меломанов и аферистов сильнее начинало биться сердце. Смешанные чувства и мысли проносились в голове, — какой сюрприз ожидать сегодня: новый диск, или облом, или облаву милиции.

Собиралось там человек сто. Многие лица были мне известны. Вон кидальщики из Строгино, а там Коля-фарцовщик из Марьиной Рощи, а здесь Серега Шанин с неразлучным другом Юркой Кудиновым. Удачные ченчи обмывали дешевым портвешком прямо в сквере на скамейке. Пластинки резво меняли владельцев: малышка Сюзи Кватро в придачу с Донной Саммер уходила за третьего «Форинера», четвертый «Цеппелин» за последний «Слейд», предыдущий «Назарет» за концертный двойной «Пёпел»…

Неожиданно кто-то кричал:

— Менты!!!

И вся толпа длинноволосых хиппарей с портфелями и пакетами с дисками разбегалась в разные стороны, прыгая через глубокие сугробы. В этом вихре «улетчиков» прохожие бабушки падали в обморок. Когда шухер проходил,  несмело и медленно фарца собиралась обратно.

Иногда кому-то и не везло. Я сам два раза попадал в отделение милиции. Пластинки, правда, не отбирали, но записывали адрес, делали фото и заводили досье. Наверняка моя рожа хранится где-то в архиве. Но самое страшное, что «телега»[36] могла прийти в университет, а в этом случае могли даже отчислить! И тогда я, химик-недоучка, мог загреметь в Советскую армию каким-нибудь разведчиком системы химзащиты.

На комке можно было услышать много интересного и нового из мира музыки. Специальных советских музыкальных журналов тогда не было. За исключением, пожалуй, «Ровесника»[37], который печатал иногда жалкие, урезанные копии статей о рок-группах и музыкантах. В журнале была рубрика «Вы спрашивали», где иногда можно было почерпнуть крупицы информации. Обычно такие письма начинались так: Витя из Владивостока, 10-й класс, (а фамилию называть не буду: в школе за «Смоки» по головке не погладят) спрашивает…

В «Ровеснике» было много критики. Досталось по полной программе и Элису Куперу и группе Кисс. Особенно разделывали под орех панк-группы. Вот так в советской прессе описывался взрыв новой волны панк-музыки, вызванный «Секс пистолз»:

«Социологи на Западе с тревогой наблюдают за «расцветом» различных молодежных групп, окрестивших себя странным словом «панк». Сегодня так называемая панк-культура выражается в крайне уродливых формах. Идеологи буржуазии вынуждены признать, что в западном обществе проблема потерянной молодежи по-прежнему остается одной из самых больных…»

А в нашем кругу сразу появились новые клички: Володя-Панк с Речного вокзала, Светка-Панкушка с параллельного потока и т.д.

ПРИЕЗД МАНФРЕДА В МОСКВУ

Но вернемся к нашей истории. В конце 1976 года пришло письмо от моего нового друга из Берлина. Мне было очень приятно и лестно, поскольку я еще никогда не получал письма из-за границы. Я долго рассматривал простенький конверт с почтовой маркой ДыДыРы. Манфред писал на ломаном русском языке, что хотел бы посетить столицу и не мог бы я организовать ему приглашение. Я был так счастлив, что тут же дал согласие. Наивный! Я не знал, что означало в то время «сделать приглашение для иностранца»!.. И начались мои «хождения по мукам», или der Horror — ужастик, ужас!

В каждом районе Москвы существовало солидное учреждение, где церберы и хароны в погонах ведали всеми выездами-въездами через границу — Отдел виз и регистраций (ОВИР), который я «полюбил» на долгие годы. Первое посещение отдела вызвало самый настоящий шок!

Все стены были увешаны образцами заполнения гигантских анкет. Органы хотели знать подробно все: о тебе, о родственниках и об иностранцах, которых приглашают. Но вот что более неприятно: прежде чем подать заявление, каждый должен был пройти настоящий экзамен-собеседование по месту работы или учебы в своем местном комитете комсомола, или профкома, или парткома и получить безукоризненную характеристику. Я пожалел о своем обещании Манфреду сделать для него приглашение, но было уже поздно и как-то неудобно.

Готовясь к «допросу», я изрядно посидел в библиотеке — сначала проштудировал все о Германской Демократической Республике, заучил названия всех действующих партий и имена руководителей. Но нет худа без добра. Я узнал много интересного! Например:

«ГДР — это удивительное государство в Центральной Европе, площадью около 108 000 кв. км, где иногда «разговаривают» даже животные и птицы…

Это первое рабоче-крестьянское государство на немецкой земле… Основное население (около 18 млн человек) составляют этнические немцы…

В стране имеется аж пять (!) партий, а во главе, конечно, СЕПГ (Социалистическая единая партия Германии — марксистско-ленинская партия рабочего класса)…

ГДР делает удивительные успехи в индустрии и практически идет на обгон капиталистической ФРГ…

В ГДР было добыто около 225 млн т. бурого угля в 1962 году, что составляло почти половину мировой добычи…»

Ни в каком кошмарном сне мне не могло бы даже присниться, что скоро это государство станет моей второй родиной…

(продолжение следует)

Примечания

[1] «Алекс» — так берлинцы нежно называют площадь Александрплац. Название свое она получила после того, как в 1805 г. король Пруссии Фридрих Вильгельм III принимал российского императора Александра I. В 20–30 гг. XX в. на этой вокзальной и рыночной площади было самое людное место не только Германии, но и Европы. Во время Второй мировой войны «Алекс» была полностью разрушена, а затем восстановлена в стиле советской социалистической архитектуры. Сегодня это одна из главных достопримечательностей Берлина.

[2] Аллея им. Сталина — великолепный архитектурный «мамонт» социалистического классицизма в ГДР. В 1949 году в честь семидесятилетия И. В. Сталина Карл-Маркс-Аллее была переименована в аллею Сталина — Шталин-аллее.

[3] В Берлине существует замечательная традиция — каждое дерево имеет историческое описание в городском архиве и пронумеровано — на стволе имеется соответствующая табличка.

[4] «Золотой цыпленок» — сеть ресторанов, где подавали лакомое кушанье берлинцев из бройлерных гриль-куриц.

[5] Берлинский «Детский мир» — жемчужина раннего социалистического классицизма. Там был кукольный театр, настоящий сад с площадкой для игр и чтения, аквариумы и террариумы с черепахами, детское кафе, проводились детские праздники. Всюду мрамор, колонны, мозаики и фрески, чудесные лестничные перила со сказочными персонажами.

[6] «Мечта «идиота» — заветное желание (шутл., жарг.). Выражение из романа «Золотой теленок» И. Ильфа и Е. Петрова: Остап Бендер произносит, получив свой долгожданный миллион от подпольного миллионера Корейко: «Вот я и миллионер!.. Сбылись мечты идиота!»

[7] «Куй железо, не отходя от кассы» — выражение из фильма «Бриллиантовая рука». Произошло от соединения пословицы «Куй железо, пока горячо» и фразы с плакатов в советских магазинах «Проверяйте деньги, не отходя от кассы».

[8] Интернациональные отряды: интерпринимающие (в которые приезжали работать студенты из иностранных вузов) и интервыезжающие (в составе этих отрядов наши студенты выезжали на работу в ССО зарубеж, в страны соцлагеря).

[9] Берлинский университет имени Гумбольдта основан в 1809 г., один из крупнейших европейских научных центров.

[10] FDJ. Не путать с нынешним, более известным FDJ — «Свободным диджеем»! В те времена FDJ — Freie Deutsche Jugend (нем.) — Союз свободной немецкой молодежи, коммунистическая молодежная организация Германии, единственная официальная в ГДР. В СССР бригады FDJ приняли участие в строительстве нефтегазопровода «Дружба» и железнодорожной ветки «Байкал — Амур» (БAM). После объединения Западной и Восточной Германии Союз FDJ сошел с политической сцены.

[11] Руки вверх! Назад!

[12] Мать, дай мне водку.

[13] Конечно, разумеется, естественно.

[14] Так точно (воен.).

[15] Sprechen Sie Deutsch? — Вы говорите по-немецки?

[16].К сожалению, у многих наблюдается путаница с терминологией: идеологию национал-социализма (нацизма) Третьего рейха Германии часто называют фашизмом (а это идеология режима Бенито Муссолини в Италии). Ассоциировать же всех немцев с фашистами вообще — недопустимо, однако в военное и послевоенное время такие мнения бытовали, увы, нередко.

[17] «Русская служба Би-би-си» (BBC Russian Service) — британская русскоязычная общественная радиостанция. Первая радиотрансляция BBС в СССР состоялась после нападения нацистской Германии на СССР, на следующий день — 23 июня 1941 года: это была переведенная на русский язык речь премьер-министра Великобритании У. Черчилля о вероломном нападении. Во время Второй мировой войны «Би-би-си» стало платформой для пропаганды совместных военных усилий союзников. Позднее была проводником западного образа жизни. «Русская служба Би-би-си» — вторая по популярности в СССР западная радиостанция (уступала по численности аудитории только «Голосу Америки», почти вдвое).

[18] С появлением в СССР в продаже коротковолновых приемников, каждый мог поймать «вражеское», но очень интересное радио на частоте волны около 25 м.

[19] Глушилки. В годы холодной войны (с 1949 г.) из политических соображений в СССР и соцлагере «вражеские голоса» по радио (в т.ч. музыкальные программы) стали системно «глушить». На официальном языке это называлось «радиозащитой», «радиоэлектронной борьбой» и т.п. Полностью «забивка» зарубежных радиостанций («Голос Америки», «Би-Би-Си», «Свобода» и др.) в СССР была прекращена в 1988 г.

[20] Nicht habe — училка (шк. жарг.).

[21] «Дойче зольдатен унд унтерофицирен…». Оказывается, слова этого «фашистского марша», который звучал в советских фильмах, сочинили наши поэты для усиления художественного эффекта. На самом деле музыка взята из немецкой народной песни середины XIX в., где поется о солдатской службе, девушках, войне и разлуке. В свое время ее озорно и печально исполняла великая Марлен Дитрих.

[22] Ich liebe dich — я люблю тебя.

[23] «Шлёхтно шпрехать» — болтать…писать…плохо говорить.

[24] Нихт! — Ничего!

[25] «Великий, могучий, правдивый и свободный русский язык» — цитата из стихотворения в прозе И. С. Тургенева «Русский язык» (1882).

[26] Фройляйн (фрейлейн) — форма вежливого обращения к незамужней женщине или девушке в Германии; обычно присоединяется к фамилии или имени.                                  /Примечание: в настоящее время не употребляется, чтобы не ставить в неудобное положение незамужних женщин-девушек./

[27] Блицкриг (Blitzkrieg, от Blitz — молния, и Krieg — война) — молниеносная война, когда победа достигается в короткие сроки — дни или недели.

[28] Аншлюс (Anschluss) — присоединение; в разговорной речи — знакомство.

[29] Мульти-культи— мультикультурализм — идея культурной унификации, механического создания на основе многонациональных поселений, мультикультурных мегаполисов.

[30] Nach Berlin — в Берлин.

[31] Gastarbeiter — иностранный рабочий.

[32] Фройнды (der Freund) — друзья.

[33] Bravo — популярный молодежный журнал, выходивший с 1956 года в Мюнхене. Посвящен звездам музыки и кино, а также темам любви и секса. В России начал выходить на русском языке в 1993 году.

[34] Popfoto — голландский музыкальный журнал (1966–1995). Специализировался, главным образом, на девушках-поп-кумирах, музыкальных новинках, советах по красоте и моде.

[35] Демис Руссос (1946–2015) — самый знаменитый музыкант и певец из Греции. Феномен его яркой личности и необычный стиль пения сформировало смешение языков и культур в Александрии. В 1970-х его пластинки возглавляли все музыкальные хит-парады.

[36] «Телега» в молодежном сленге сегодня — это «разговор или история, рассказываемые в состоянии наркотического опьянения или похмелья, а в советские времена «телега» означало «донос, докладная».

Прим. редакции: всё чаще используется в значении «Telegram» — популярного мессенджера среди молодежи.

[37] «Ровесник» — первый советский молодежный журнал (1962–2014), существовал под эгидой ЦК ВЛКСМ для противостояния «разлагающим нравственность западным журналам». «Ровесник» был популярным журналом о рок-музыке, жизни и культуре зарубежной молодежи, шоу-бизнесе, новинках западного кинематографа и др.