СЕМЬ ИСКУССТВ

Я завтра на Волгу уеду,
А в сердце, как в море, волна…
Пойдём на могилу к Самеду,
Почтим его память, Сона!

[Дебют] Борис Озёрный

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЕ  МОТИВЫ

МЕНЯ МАНИЛ К СЕБЕ ВОСТОК

Сулейману Рустаму

Меня манил к себе Восток,
Где были песни не допеты,
Я месяцами спать не мог,
Мои мечты блуждали где-то,
И даже криком с минарета
Меня манил к себе Восток.

Мне часто грезился Баку,
И возникал не раз во взоре
Венец огней на берегу,
Зеленоватый отблеск моря;
Я был на Каме и Печоре,
Но всюду грезился Баку.

Я тосковал, друзья, недаром,
И был тоски моей исток
В том, что напев зурны и тары,
Как память юности, берёг.
Немолчным шёпотом чинары
Меня манил к себе Восток.

Я шёл на зов. И мне приятны
Рукопожатья, радость встреч
И то, что издавна понятна
Моих друзей бакинских речь.
Года уходят безвозвратно,
Я шёл на зов, и мне отрадно,
Что дружбу мы смогли сберечь.

Не по велению Корана,
А широтой души своей
Всегда народ Азербайджана
Встречал приветливо гостей.
Хозяин дома гостю рад,
Как другу — друг,
Как брату — брат.
В глубокой древности веков
Благословен чурек и плов.

Дороже всякого богатства,
Полнее всех морей и рек
Душевность крепнущего братства,
Что нами создано навек.
И наша дружба тем сильна,
Что кровью в битвах скреплена!

Меня манил к себе Восток
Сияньем гор, обильем света, —
Я не прийти сюда не мог,
Полна радушья встреча эта, —
Не зря романтикой поэтов
Меня манил к себе Восток!


ПАМЯТИ САМЕДА ВУРГУНА

Вот какая земля…
И тверда, и сурова,
А вокруг — тишина.
Хоть бы слово в ответ.
Слышишь?
Здравствуй, Самед!
Я пришел к тебе снова.
Я пришел
Повидаться с тобою, Самед!

Мы ведь долго не виделись…
Горько и больно,
Разве так бы хотелось?..
Не слышишь…
Молчишь…
Только ветер летит
На морское раздолье,
Выбивая аккорды
На клавишах крыш.

Утро,
Майское утро над морем,
Солнце встало,
Вдали пролетел самолёт…
Салютует земля,
Ей гудки отзываются хором,
Это жизнь,
Дорогой мой,
О жизни и славе
Поёт.

Вспоминал нашу встречу:
Сидели тогда до рассвета,
Малость был тесноват
Для радушья восточного кров.
И читали стихи,
И курили безбожно поэты,
Проникая в глубокие
Тайны сердец и миров.

Это было в Москве,
После съезда писателей вскоре.
Мы остались вдвоем.
Я мечтал о поездке в Баку.
Я приехал, Самед,
Оседлал штормовавшее море,
Пригибаясь к волне,
Словно всадник на полном скаку.

Не успел… Опоздал…
Жизнь летучей звездой догорела…
Сколько б мог написать!
Оборвались мечты и дела.
Смерть плитой придавила
Остывшее бренное тело,
А вот душу поэта
Осилить она не смогла.

И душа распускает
В полёте орлиные крылья
И парит, на века
Книги чистого сердца раскрыв.
Вижу сам наяву:
Смерть, придя, оказалась бессильной,
Жить в народе тебе,
Как живут Низами и Вагиф.

По обычаю русских
Бросаю в могилу пшеницу,
Чтоб ростками добра
Пробивалась на солнечный свет.
Вот и всё…
Ухожу,
Оставляя здесь сердца частицу,
До свиданья, Самед!
До свидания, слышишь, Самед?

В ДЕНЬ ПРОЩАНИЯ

Я завтра на Волгу уеду,
Уже телеграмма дана…
Пойдём на могилу к Самеду,
Моя дорогая Сона.

В народе такое поверье
На Волге веками живёт,
Что лебедь, роняющий перья,
Последнюю песню поёт.

Поёт на заре, когда тише,
Когда не приметен полёт.
И кто эту песню услышит,
Весь смысл её сердцем поймёт.

Я знаю, что жизни нет края,
Умрёт всё, что стало старо,
Но только поэт, умирая,
Как лебедь, роняет перо.

Я завтра на Волгу уеду,
А в сердце, как в море, волна…
Пойдём на могилу к Самеду,
Почтим его память, Сона!

ХАБАРДАР[1]

Мы шли по улице Сабира,
Я, Сулейман и Кошкарлы;
Нам в этот час все судьбы мира
Казались радужно светлы.

Сверкал, дыша прибоем, берег.
Манил каштан прохожих в тень.
Мы по пути свернули в скверик,
Где только для влюблённых пери
Цвела персидская сирень.

Но пери что? — лишь дань легендам,
А как земной любви пример,
Сидел, сверкая позументом,
С девчонкой горный инженер.

Мы улыбнулись. Очень мило —
Морской простор, мечты, весна…
Такое с нами тоже было,
И мы, друзья, лишались сна.

Те дни, что в памяти хранимы,
Как на ковре цветной уток…
Чтоб не мешать влюблённым, мимо
Прошли и сели в «Холодок».

Подал буфетчик «Саперави»
Бутылку потную, со льда.
И то ль послышалось, то ль в яви
Шепнул мне кто-то: «Хабардар!»

И слово за сердце задело,
Как птица посвистом крыла…
Я оглянулся:
В платье белом
Она, как лебедь, проплыла.

И, затаив на миг дыханье,
Смотрел я вслед — явленье грёз!
Глаза застлало колыханье
Её тугих, тяжёлых кос.

Заметил строгий взгляд богини,
Крутой разлёт её бровей,
И все, кого я знал доныне,
Поблекли сразу перед ней.

С тревожным трепетом каким-то
Я в руки взял стакан вина,
Спросив друзей тихонько: «Кимди?»[2]
Они ответили: «Сона»[3].

Благоухал цветник сиренью,
В фонтане искрилась вода,
Друзья, поняв моё смятенье,
Сказали вместе:
— Хабардар!

ОТКРОВЕННОСТЬ

О, Сона, Сона,
Потерял покой,
У меня жена,
А сижу с другой.
Только больно мне,
Что-то горько мне,
Разве верностью
Платят так жене?
Как вернусь домой,
Что я ей скажу,
Если сам стихи
О другой твержу.

У Соны ханум
Косы чёрные,
Брови ласточкой
Непокорные…
А глаза Соны —
Безо дна родник,
Как засмотришься —
И… утонешь в них.

Может, больно мне,
Сердце колет грусть,
Оттого, что я
Этих глаз боюсь;
Может, стало так
Неуютно мне,
Что не знаю я,
Как сказать жене?

О, Сона ханум,
Голос твой хорош,
Сколько душ ещё
Ты с ума сведёшь?..
Звонкий бубен твой
Не меня ли звал?..
И таких чадрой
Магомет скрывал!

Как скажу жене —
Каждый вздох твой люб,
Позабыть нельзя
Трепет жарких губ.
О, Сона, Сона,
Ночь прошла без сна,
Скоро шесть утра —
Уходить пора.

Не могу никак,
Страшно стало —
Вдруг
Разорвать кольцо
Милых
Смуглых рук!
Я пробыл в Баку
Больше месяца,
Трудно так уйти,
Чтоб не встретиться.
У меня совсем
Помутился ум…
Не держи меня,
Джан Сона ханум!

ПРИЗНАНИЕ

Снова просится слово нежное
Заревым ветерком в строку…
У тебя в глазах ширь безбрежная
Голубых огоньков Баку.

Плечи хрупкие, тело гибкое,
Косы чёрные — до колен;
Нет, не песнями, не улыбками
Ты берёшь моё сердце в плен.

Песен много, улыбки разные
В жизни, что ещё к нам груба…
Ты и ясная, и не ясная,
Не моя и моя судьба.

Я хочу назвать тебя милою
И боюсь — ты страшней огня,
Красотой своей — женской силою,
Может статься, убьёшь меня.

Но сижу с тобой, всё поёт в душе,
Ты со мной, как никто, нежна,
Верю, что была вот такою же
Из заморских кровей княжна.

Та княжна, что, по древней версии,
Никому не желая зла,
К нам на Волгу из шумной Персии
С атаманом лихим плыла.

Думы с детских лет душу жгли мою —
Как он мог ту красу-княжну,
Ту любовь свою неделимую
Бросить в яростную волну?

Иль боялся так он её очей,
Что терял над собою власть?
Иль из ревности, чтоб была ничьей,
Утопил её, распалясь?

Эти гулкие дни, далёкие,
Застилает от нас туман,
В песнях девушки синеокие
Вспоминают княжну Мейран.

Сам видал — вечерами мглистыми
Выйдут стайкою на реку
И поют про большую, чистую,
Про любовь её к казаку.

Я в Мехмен-хане[4]. Ночь безлунная,
Ветер в окна бьёт на скаку.
Ты мне чудишься, пери юная,
В голубых огоньках Баку.

Сам с собою я разговор веду,
В чуткой, трепетной тишине —
На забаву ль тебе, на свою ль беду
Вспомнил вдруг о Мейран-княжне.

Знаю сам, душа, ни причём тут ночь,
Знаю, пользы нет никакой,
Что в мечтах своих феодала дочь
Наделил твоей красотой.

Не давали спать мысли вздорные,
Видно, вправду, я так люблю,
Что возьму твои косы чёрные,
Заплету их, скручу в петлю.

В добрый, может быть, и в недобрый час,
На себе я, как в скиф в плену,
Твой аркан волос, не смежая глаз,
Крепко-накрепко затяну.

ПЕСНЯ КОШКАРЛЫ

Коней стреножив, бросив сёдла наземь,
Собрав сушняк и разведя костёр,
Сидели мы, забыв усталость разом,
Пленённые таинственностью гор.
Синели в лунном отблеске отроги,
Пел Кошкарлы, стеля для всех кошму,
И мы в какой-то трепетной тревоге
Биеньем пульса вторили ему.

Вершины скрыты облачной чадрой,
Тропинки зарастают резедой,
Ручей манит прохладою лесной —
Прекрасны вы всегда весною, горы!
Как крепости, стоят — скала к скале,
Эйлагов[5] нет красивей на земле.
Картошку, испечённую в золе,
И дым костра люблю душою, горы!
Орёл парит, довольный высотой,
Луна блестит над каменной грядой,
Когда я покидаю край родной,
Не нахожу себе покоя, горы!

Я столько лет не видел горных тропок
Среди стремнин и старых мшистых скал;
Припомнишь разве, где был шаг торопок,
Когда впервые брался перевал?
Нам было всё равно — жара ли, снег ли,
И был ли кров у кромки ледников —
В огне костров на небе звёзды блекли,
И утро пело цокотом подков!

Примечания

[1] Берегись

[2] Кто это?

[3] Женское имя, означает — русалка.

[4] В гостинице.

[5] Летние пастбища в горах Кавказа.