Говоря дальше о «понимании», будем иметь в виду, что под этим словом разумеют столь разные вещи, что для того, чтобы понять, что такое понимание, прежде всего придется разъять круг значений этого слова на несводимые друг к другу явления, а уж потом определять, каким образом они могут быть связаны.
ПОНИМАТЬ ПОНИМАНИЕ
«Моя профессия — не понимать»
Виктор Шкловский
1.
Когда мы объединяем одним словом разнородные явления, то кажется, что между ними непременно должна быть какая-то сущностная связь, и ее необходимо и можно постигнуть. Между тем связь может быть случайной, мотивированной чисто субъективными, внешними, лингвистическими основаниями (например, являться метафорой) или, на худой конец, представлять собой некое цепочечное образование, не имеющее глубинной структуры (то есть такое, где между звеном А и звеном В есть связь по одному основанию, между В и С — по другому, а между А и С — по третьему или вообще нет никакой связи). Возьмем, к примеру, слово «игра». Это и игра актеров, и игра в футбол, и сексуальные ласки, и детские занятия, и многое другое. Нелегко определить, что всё это объединяет. Игра не всегда стремление к победе, не всегда противостояние, не всегда действия по заранее обговоренным правилам. Можно попытаться определить игру через противопоставление не игре, под чем обычно понимается реальная жизнь, серьез, так сказать. Но ведь «Игры, в которые играют люди» Эрика Берна — это о жизни сказано, об обыденных бытовых масках. Мы говорим «нужно играть по правилам», имея в виду соответствие бюрократическим или иным процедурам. Словом, границу между игрой и не игрой провести нелегко. Так стоит ли доискиваться, что объединяет на онтологическом уровне в одно понятие такие различные явления?
Возьмем другой пример: Как известно, мифологическое мышление наших предков было не логичным, а метафоричным и обыкновенно строилось на основе так называемых бинарных оппозиций, в основе которых лежало как правило фундаментальное разделение мира на мужское и женское начала, Так, к мужскому относились космос, небо, дух, культура. А к женскому — хаос, душа, земля, природа, тело. Причем это разделение не лишено сексистской подоплеки, ведь с этой точки зрения женщины — страшные хтонические существа, поэтому они никогда не могут быть священниками, а вот ведьмами могут. Конечно, вещи, сгруппированные в каждой оппозиции, называются по-разному, но на уровне концепта они как бы одно и то же. Другими примерами бинарных оппозиций могут быть: «своё — чужое», «сырое — вареное» (по Леви-Строссу).
Предметы могут называться путем переноса значения слова на основе внешнего сходства, соседства по месту, функциональной близости и бог знает еще чего. Это не означает, что нужно всякий раз искать единство оснований, т.е. найти его, конечно, можно, но это будет уже упражнение из области дзен-буддистской медитации — постижение непостижимого, поиск несуществующего, попытки увидеть звук или услышать цвет. Люди отнюдь не всегда пользуются логическими основаниями для объединения разных явлений, они мыслят образно и, слава богу, не всегда предсказуемо. Задним числом объяснить можно всё что угодно, а вот предсказать не всегда… Так, человек, рассказывая, что его машина неисправна, говорит: «Я жму на газ, а она не «алё», используя слово «алё» в окказиональном значении «отвечает». Многозначность может использоваться для юмора. Вот, например, в русском языке наречие «ещё» среди прочих имеет значения «до сих пор, покамест» и «дополнительно, ещё раз». Отсюда шутка про пожилого мужчину: «он ещё может, но не может ещё».
Говоря дальше о «понимании», будем иметь в виду, что под этим словом разумеют столь разные вещи, что для того, чтобы понять, что такое понимание, прежде всего придется разъять круг значений этого слова на несводимые друг к другу явления, а уж потом определять, каким образом они могут быть связаны.
2.
Собственно, анализ того, что такое понимание, может быть, в первую очередь, лингвистическим, т. е. представлять собой описание круга значений этого слова и характера отношений между ними. Для слова «понять» в русском языке существует впечатляющее количество синонимов: «дойти, уяснить, уразуметь, осмыслить, постигнуть и постичь, познать, разгадать, сообразить, разобраться, взять в толк» и др.. Среди них много разговорных и даже просторечных: «раскусить, раскумекать, расчухать, допереть, дотумкать». И всё время появляются новые, например, современные словечки «въехать, догнать, просечь».
Какова этимология слова «понимание»? «Понять» связано, согласно словарям, со словами «взять» и «отнять, отнимать» (корень -(н)им-), и в конечном счете — со словами «иметь», «объять, обнимать», т. е. сделать своим. То же и в немецком языке:
begreifen — схватить, постичь
erfassen — охватить, усвоить
aneignen — усвоить, присвоить, сделать своим
verstehen — понимать, простоять (связь с глаголом stehen намекает на устойчивое понятие, сравните немецкое vorstellen с русским «представить»)
Есть, однако, и различие в русском и немецком подходах. У немцев в этом чувствуется несколько агрессивный и воинственный оттенок. Greifen — «хватать», angreifen — «грабить, атаковать, захватывать». У русских «понять» — «поймать», а также «постичь» — т. е. «нагнать, догнать» (ср. новейшее «ты не догоняешь» в смысле «не понимаешь») — мотив охоты, ловли, в конечном счете «понять» — это «поиметь, использовать, усвоить», т. е. «съесть, выпить» и даже «оприходовать» в сексуальном смысле. Недаром слово «отведать» связано словообразовательно с «ведать» («знать»), но с приставкой от— означает то же, что «откусить, попробовать, вкусить». А библейское «познать» может употребляться в значении «переспать с женщиной».
Итак, добрались куда нужно. «Понять» значит «потребить». Вот так и обнаруживается единство физиологии и духа. Во всяком случае, одно поясняет другое. «Понять» значит «сделать своим, соотнести с собой, со своим телом, бытием, сопрячь с уже известным, измерить человеческой меркой».
Интересным является также употребление слова «понять» в сочетаниях типа «я этого не понимаю» вместо более откровенного «не принимаю, отвергаю». Или такое «Вот это я понимаю!» в противоположном смысле. Здесь, конечно, речь идет не о понимании как операции мышления, а о выражении одобрения или неодобрения (приятия/неприятия) каких-то вещей. Заметим, что слово «принимать» имеет всё тот же корень -ним-, что и «понимать».
3.
Прежде всего необходимо определить понимание как распознавание объектов, узнавание их. Применительно к языковой коммуникации это будет, например, понимание фразы на иностранном языке. Я понял сказанное в том смысле, что узнал все слова и сумел реконструировать, собрать из них фразу, и я способен переформулировать сказанное. Я понял значение сказанного. Совсем другое дело — понимание смысла фразы или текста. Расшифровка смысла или приписывание смысла фразе, поступку, явлению — это совершенно особая процедура, отличная от распознавания значения. Смысл сказанного не совпадает со значением уже потому, что не вербализован (по крайней мере, вслух), спрятан между словами, отсылает нас к контексту и к общей картине реальности. Значение фразы «Что-то душновато стало!» совершенно очевидно и складывается из значений составляющих ее слов. А смысл может быть различным. Это и скрытая просьба открыть окно, и предложение пойти погулять или искупаться и еще что угодно — в зависимости от обстоятельств, причем интересно, что вербализация смысла (вслух) не устранит проблемы несовпадения значения и смысла, ибо у фразы «Открой окно» появится новый смысл.
Англо-американский философ и лингвист Пол Грайс указывал, что на вопрос: «Не могли бы вы закрыть дверь?» нормальным ответом, не нарушающим правила коммуникации, будет встать и закрыть дверь, а не отвечать, мол, мог бы, ибо в этом и содержится смысл вопроса (на самом деле просьбы). Обратное выглядело бы троллингом. Существует рассказ о том, как Марк Твен, будто бы исследуя природу юмора, решил на выступлении перед публикой рассказать старый анекдот, и повторил его 8 раз с небольшими перерывами. Первый раз публика вежливо посмеялась, второй раз поменьше, потом молчание, нарастающее недоумение и возмущение, потом небольшие смешки, дальше — больше и наконец громовый хохот. Конечно, анекдот нисколько не изменился, но смысл этой акции менялся с каждым повторением. Вывод: смысл и значение не одно это же, смысл — это имплицитно выраженное содержание высказывания. Способность к экспликации смыслов есть очень важное условие понимания.
Умению анализировать значение высказывания можно научить и искусственный интеллект (ИИ), другое дело — понимать смысл. Я спрашивал ИИ: «Как следует отреагировать на фразу: «Пожалуйста, не могли ли бы вы открыть окно?» и получил такой развернутый ответ: «Ваша реакция на этот вопрос будет зависеть от контекста и ваших возможностей. Вот несколько вариантов ответа: Позитивный ответ: «Конечно, я могу открыть окно. Хотите, чтобы я это сделал(а)?» Извинение: «Прошу прощения, я сейчас занят(а) и не могу подойти к окну. Объяснение: «К сожалению, это окно нельзя открыть, так как оно закрыто из-за [причины]». Юмористический ответ: «Конечно, но только если вы не хотите, чтобы все бумаги улетели на волю ветра!» Предложение: «Если вам нужно, я могу помочь вам открыть окно». Как видим, куча вариантов, некоторые из которых могли бы быть использованы, но ясно, что ИИ отвечает на вопрос, а на самом деле мы имеем дело с просьбой в форме вопроса. Если вопрос, задаваемый ИИ, будет содержать некоторую ошибку, с которой человек легко бы справился, то ИИ здесь будет буксовать. Пример: «Джо всегда проигрывает дяде в теннис, хотя он на 30 лет старше». (Следовало бы сказать «тот» вместо «он».) «Вопрос: кто старше?» ИИ отвечает: «Из вашего утверждения следует, что «Джо» старше «дяди» на 30 лет». Плоховато у ИИ и с чувством юмора. На вопрос: «Может ли повязка сползти с головы на ногу?» получаем ответ, что всё зависит от фиксации, и в стандартной ситуации такое не должно происходить. Возможно, под нестандартной ситуацией подразумевается одноногий пациент. В общем, у ИИ плохо с юмором, потому что для понимании шутки недостаточно владеть структурным анализом языкового высказывания, нужна перцептивная картина мира.
Понимание языка подразумевает понимание окружающего мира, а компьютер, работающий только с языком, на понимание мира не способен.
4.
За понятием «понимание» скрываются совершенно разные когнитивные операции.
Понимание в сфере лингвистической отличается от, скажем, умения ориентироваться в пространстве или от понимания устройства какого-то явления, механизма его действия. Понимание как вскрытие структуры некоего образования не то же самое, что понимание функции или способа порождения, т. е. знание того, «как это делается». Всё это совершенно разные вещи. Понять человека часто означает посочувствовать ему, спроецировать на себя его проблемы («понять значит простить»). В немецком языке есть глагол nachvollziehen, являющийся синонимом verstehen («понимать»), но имющий также значения «соглашаться, воспроизводить». Если вы можете воспроизвести чувства, которые кто-то испытывает, вы можете сказать: «Ich kann sehr gut nachvollziehen, was du durchmachst» («Я очень хорошо понимаю, через что ты проходишь».
Понять художественный текст может означать восстановление вложенной автором интенции, обстоятельств его жизни или осмысление в рамках современной актуализации, но понять текст — это еще и понять его истоки, прототипы, традицию, влияние других текстов и влиятельность его самого.
Понимать значит предвидеть и уметь использовать свои знания практически. Но понимание — это и способность к рефлексии, отстранению, умение взглянуть на вещи беспристрастно, со стороны. Словом, трудно и перечислить всё, что может входить в область понимания. Попытаться разобраться во всём этом нагромождении, определить каждому феномену свое место и характер взаимоотношения с другими — это и будет означать «понять понимание».
5.
Когда-то моя двухлетняя дочка на вопрос: «Почему наступает ночь?» получила ответ от мамы: «Оттого что солнышко спать ложится» и была полностью удовлетворена ответом. В четыре года ее подобный ответ уже не устраивал. «Солнышко спать не может», — знала она. В этой истории очень ярко раскрывается природа человеческого понимания, первичное объяснение через метафору — аналогию с функциями человеческого организма, тела. И необходимая смена различных типов объяснения, вечная неудовлетворенность старыми объяснительными схемами, беспокойство человеческого духа. В истории науки этот момент тоже был — отказ от человеческого тела как мерила мышления, перевод знания на абстрактные понятия, формальную логику (Декарт, XVII век). В обыденном сознании, однако, вовсе не произошло полного отказа от мышления «через тело», да это и невозможно. Тело — это образ пространства: «перед», «зад», «право», «лево» — это крест, образуемый основными направлениями: север, юг, запад, восток. Если представить себе некое совершенно шарообразное существо — вряд ли оно могло бы ориентироваться в пространстве. Для человека же до сих пор утренняя и вечерняя звезда — это разные вещи, хоть бы мы сотни раз знали что это одна и та же Венера. Но применительно к нашему бытию это навсегда останутся двумя разными звездами как знак упрямого человеческого сопротивления бесплотному абстрактному мышлению.
6.
Обычно думают, что при объяснении непонятное сводят к понятному. На самом деле сводят к еще более непонятному, но самый акт называния явления как бы подменяет собой понимание и потому способен устранять беспокойство. Например, почему яблоко упало? — это гравитация. А что такое гравитация? Сегодня это такое привычное слово, что никого не беспокоит, что оно совершенно непонятно.
Есть несколько уровней познания. Низший уровень — констатация эмпирических данных. Здесь, несмотря на различия языков, не так уж велики несовпадения в определении границ явлений — разве что цвета определяются чуть-чуть по-разному, различные состояния и качества предметов. Истинные разногласия начинаются на уровне генерализации знания, обобщения, и особенно на уровне философии. Здесь разнотолки неизбежны и даже необходимы. Практическую пользу приносят, как правило, теории среднего уровня, и их различия объяснимы той или иной практической направленностью.
Казалось бы, функция понимания — прояснение фактов, но именно философия, чья практическая роль мизерна и, стало быть, основная функция — именно способствовать ясному пониманию явлений, способна окончательно покрыть всё туманом. Вместе с отходом от фактов кончается и ясность. Как раз факты-то и наиболее ясны. Но если теоретическое познание не прибавляет ясности, то что же тогда такое понимание?
7.
Конрад Лоренц (австрийский зоолог, один из основоположников этологии — науки о поведении животных, лауреат Нобелевской премии 1973 г.) утверждал, что познание есть деятельность по разделению объективного и субъективного. Войдя с мороза в комнату и приложив ладонь к щеке ребенка, мы еще не думаем, что он заболел, оттого что его щека нам кажется огненно горячей… Мы знаем и учитываем свое состояние. Понимание невозможно без рефлексии. Значит, гуманитарное знание, т. е. знание человека о самом себе, неотделимо от знания «объективного», т. е. естествознания; их приращение может быть только взаимным. Развитие «Я» обусловлено уверенностью в объективности мира, что является двумя сторонами одной медали. Вот почему в два года гипотеза о солнышке, идущем спать, устраивала ребенка, а в четыре — уже нет: просто к этому времени сформировалась личность ребенка.
Не достижение ясности и простоты есть функция понимания, а обеспечение процесса очищения «Я» от «не Я». Интересно, что в истории науки это тоже повторяется: вначале знание было синкретичным, в XVII в. философия отделилась от естествознания, всё время идет дифференциация знания.
Итак, наше тело является инструментом познания, обуславливающим его (например, приписывание объекту определенного цвета есть не объективная реальность, а субъективная, на которую, конечно, влияют определенные физические, физиологические и психологические факторы). Осознание этого — и есть понимание. И, если хотите, в условиях сегодняшнего разделения знания по полочкам понимание есть необходимый инструмент преодоления этой дробности.
Сегодня, в условиях узкой специализации, каждый отдельный человек без понимания целого превратился бы в полного идиота. Вот вам функция философии, литературы, искусства в современном мире.
Высшее проявление понимания — осознание того, что категории мышления, логика не есть свойства самой реальности. Эйнштейн удивлялся тому, что мир познаваем. И вот это-то удивление и есть самое верное свидетельство его высочайшего интеллекта.
8.
Биологические корни понимания во многом раскрыл Конрад Лоренц в книге «Оборотная сторона зеркала». Исток понятийного мышления находится в абстрагирующей функции восприятия, причем именно зрительного и слухового. В основе его лежат паттерны, обеспечивающие узнавание зрительных и слуховых образов независимо от размеров, тона, освещения, громкости и т. п. Например, мелодию мы узнаем независимо от высоты тона и инструмента, отличать птиц от животных мы умеем еще до овладения речью и т. д. Эта функция есть даже у насекомых, например, пчел, которые должны узнавать цветок независимо от его размера, характера освещения и т. д. Часть паттернов, возможно, заложена в геноме, т. е. унаследована нами от предков, другая — формируется путем обучения, в частности, за счет импринтинга. Важно, что самая эта способность есть условие и зародыш понятийного мышления.
Другим источником разума является так называемое «понимающее поведение», также роднящее нас с высшими животными. «Понимающее поведение» опирается на процессы кратковременного получения информации. Важную роль играет здесь оценка пространственной глубины и направления. Это достигается с помощью бинокулярного зрения и по обратным сообщениям глазных мышц. Временная последовательность движений глаз, прощупывающих пространство, есть аналог планирующего мышления, проигрывание процесса в голове. То, что именно пространственное мышление лежит в основе абстрактного мышления, доказывается тем, что человек с помощью языка переводит все не наглядные отношения в пространственные.
В «понимающем поведении» возрастает роль памяти, но она же может и мешать, подсовывая стереотипы, штампы поведения, и в случае изменения ситуации нас ждет неудача. Так что способность к «понимающему поведению» — это еще и способность к рефлексии и готовность к отказу от испытанного метода, открытость к переменам.
Итак, понимание пространства есть прообраз понимания вообще. Но понимание — это не просто некий пассивный процесс анализа зрительных восприятий (почему именно зрительных, а не слуховых? — потому что способность переработки информации, полученной зрительным анализатором, превышает аналогичную способность для слуховой информации во много раз), это активный когнитивный процесс, в котором участвует и тело человека, прежде всего руки (у антропоидов рука действует в поле их зрения, и видно, как она взаимодействует с объектом). В игре-диалоге взаимодействие усиливается. Ты видишь себя в другом (человеке, предмете). Собственное исследовательское любознательное поведение есть не только исследование объекта, но и акт самопознания одновременно. При этом очень важна формирующаяся способность осознавать ограничения возможностей воспринимающего и исследовательского аппарата.
9.
Переход от животного к человеку знаменуется революционным преобразованием: появился новый носитель информации. Кроме генома, генов появляется Язык, Слово. Духовная жизнь человека — новый вид жизни на планете. Язык как носитель информации делает возможным передачу и накопление приобретенного опыта, обусловливая тем самым лавинообразный прогресс знания.
Важной начальной стадией понимания является просто номинация, отыскание слова для явления. Слово формирует паттерн понятия, противопоставляет его другим понятиям, создает иллюзию понимания.(примерно как с «гравитацией» — от лат. gravitas — «тяжесть»).
Появление языка переводит проблему понимания в плоскость понимания текстов. Здесь на первый план выходит такое их качество, как связность, лишь одним из видов которой является логика. На место причинно-следственных связей, необходимых в природе, приходят ассоциативные, т. е. произвольные связи. Логика лишь в какой-то степени ограничивает этот произвол.
Понимание слова может подменяться подбором ему соответствующего гиперонима или гипонима. Например, что такое сокол? — Птица (гипероним). Что такое птица? — Например, сокол (гипоним). Понимание текстов есть приписывание текстам более низкого или более высокого уровня смысла — т. е. отыскание места отображения их в текстах других уровней. Отсюда неизбежность конфликта интерпретаций.
10.
Особенности того или иного языка накладывают отпечаток на характер восприятия действительности, отраженной в слове. Например, англ. happiness («счастье») — это чувство, нем. Glück — удача, везение, русское «счастье» — участь, судьба (от «часть» — «доля, удел»). Русское «счастье» ни в коем случае не английское happiness, это вообще не чувство, а смысл жизни. У слов в каждом языке есть своя особая внутренняя форма, мотивирующая производство данного слова, и это накладывает свой отпечаток, напр., согласно «Этимологическому словарю русского языка» М. Фасмера, «обидеть» можно разбить на «об-видеть» — т. е. обойти вниманием за столом, нем. beleidigen значит «причинить боль» (от „Leid“ — «cтрадание»)…
11.
Многократное умножение мира в знаковых системах также приводит к усложнению проблемы понимания. Она разбивается на ряд хотя и не переходящих друг в друга, но всё-таки не сводимых друг к другу фаз, аспектов. Например:
Понимание в естественных науках
Понять — значит перевести на язык описания, в конечном счете, свести к очевидному, зрительно представимому (отсюда особая роль метода моделирования). Кроме того, «понимать» значит «предвидеть». Ключевым здесь является как раз корень «вид». Вообще-то, природа не давала нам обязательств быть понятной. Наука пытается объяснять природу, хаос превратить в космос. В этом смысле понимание — это наведение порядка (прежде всего, в головах).
Мы говорим «понятно», если объяснение логично, т. е. непротиворечиво. Но логическая связь не является причинно-следственной связью, многие логические противоречия снимаются переформулированием, т. е. являются лингвистической проблемой. Логическая связь — это анализ значений слов, высказываний и отношений между ними. Она в большей степени отражает законы мышления, чем реальности. «Логически правильно» не обязательно означает «истинно» (например, Аристотелю казалось логичным, что у женщины должно быть меньше зубов, чем у мужчин), это лишь немногим лучше, чем думать: «сказано в рифму — значит «истинно», «остроумно — значит «истинно», «красиво» — значит «истинно». В гуманитарных науках большое значение имеет логическая согласованность, в естественных науках, конечно, тоже, но первостепенное значение имеет выявление причинно-следственных связей, достигаемое с помощью наблюдений и экспериментов, в том числе мысленных (как известно, классическая физика началась с мысленных экспериментов Галилео Галилея). Результаты исследований должны быть представлены в логически выверенной форме.
Под пониманием часто также подразумевают сведение к нескольким фундаментальным законам или редукционизм (выведение сложного из простого). Но организм не выводится из свойств молекул; дом не поймешь на основе свойств кирпича, психологию не сведешь к рефлексам, нельзя всю физику свести к механике, всё разнообразие реальности — к минимальному набору видов взаимодействия. В рамках человеческого познания не существует абсолютной истины и не существует «сущности». Значит нельзя сводить понимание к этим категориям.
Теория является не обобщением фактов, а обобщением предложений об этих фактах. Что такое факт? Если факт — это реальность, то он независим от теории. Если факт — предложение, то это уже часть теории. На самом деле есть и то, и другое. Факты создаются человеком в процессе деятельности (слово «факт» происходит от латинского Factum — «сделанное, деяние, действие, поступок», далее из facere — «делать, производить»), в т. ч. теоретической. Теория задает значение терминам и в этом смысле влияет на лингвистический компонент факта, хотя основная часть фактов описывается на обычном языке. Вообще-то, понимание есть лингвистическое акционирование, первым шагом в котором является момент присвоения имени явлению — тогда явление входит в круг сознания. Любая, даже ошибочная, теория высвечивает какие-то факты. Группировка фактов (имен фактов) есть следующий этап. Теории вступают в противоречие не с фактами, а с предложениями о фактах и друг с другом. Но высвеченный однажды факт остается в сфере внимания, даже если теория отброшена, в этом проявляется кумуляция знания. Так что, чем больше теорий, тем лучше. Как невозможно удержать неподвижный предмет в поле зрения, так и процесс объяснения не может быть остановлен, отсюда роль непонимания, сомнения. Кто говорит «не понимаю», тот уже на пути к пониманию.
Понимание в гуманитарных науках
Объединение наук (естественных и гуманитарных) в систему наук есть просто результат соглашения, но это соглашение расширяет сознание, ибо приходится признать, что необходимость и закономерность не являются признаками научности.
В гуманитарных науках предсказание едва ли возможно. Историки (и лингвисты, и психологи) предсказывают назад. Мудрость — это крепость задним умом, то есть опыт: вы ничего не можете с «этим» поделать, но определенную мораль извлечь можно. Историк объясняет задним числом, т. е. приписывает событиям смысл. Чтобы концепция была непротиворечива, некоторые факты неизбежно оказываются отброшенными. В гуманитарных науках эксперимент или совсем невозможен, как в истории (вернее, подобные попытки, как мы знаем, ведут к крови, насилию), или не вполне достоверны и этичны. Кроме того, именно в гуманитарных науках наличие теории есть фактор, сильно влияющий на ход событий. История — наука с ограниченной ответственностью, а психология — с неограниченной безответственностью.
В естественных науках, конечно, важна прогностическая сила теории (теория — это гипотеза, получившая экспериментальное подтверждение). Гипотезы ad hoc вполне могут иметь место в гуманитарных науках..Но о каких законах истории, например, вообще может идти речь, о каком предсказании будущего, если и о прошлом-то никак договориться не можем.
В гуманитарных науках как с прогнозом погоды: общие предсказания очевидны, а конкретные — зачастую ошибочны. В реальной жизни предсказания носят не необходимый, а рекомендательный характер. Но мы как-то живем, приспособились.
Между естественными науками и гуманитарными нет непреодолимой пропасти, просто объекты гуманитарных наук сложнее. В науках, где объект сложен, чаще используется метод моделирования. Что такое моделирование? Во-первых, способ понимания, потому что порой это единственная возможность визуального представления объекта. Во-вторых, это метод прогнозирования поведения сложной системы, метод, основанный на нелокальных связях. Именно поэтому некоторые виды моделирования напоминает магию. Это ведь не обязательно построение какого-то макета, точной копии объекта. (Карточная игра — тоже своего рода модель социальной и частной жизни. И картина звездного неба может послужить моделью реальности.) В-третьих, моделирование — это интерпретация, перевод на другой язык. Например, историю можно изложить в экономических терминах (марксизм), говорить об искусстве — в терминах психоанализа (фрейдизм) и т. д. Жизнь можно моделировать через текст, например, Ветхий завет, Евангелия.
Жизнь разума есть конфликт интерпретаций. Понимать — это процесс, синонимичный жизни, т. к. человек без интереса, заботы завершен — у него нет вопросов, он закрыт. Поэтому понимать значит быть открытым, т. е., как это ни парадоксально, не понимать.
Понимание за пределами науки
Понимание часто строится как ответ на вопросы «как это работает?», «как это сделано?» — по отношению к явлениям природы и к творениям рук человеческих, да и к самому человеку. Кажется, один человек всегда может понять другого, хотя, например, русский математик, лингвист и философ В. В. Налимов видел здесь величайшую проблему. Потому что есть “я” и есть “другие”. Почему «ад — это другие»? (Была такая пьеса у Жана-Поля Сартра.) Потому что человек видит себя изнутри, а другие его — со стороны. И это не совпадает. Потому что для себя он субъект, а для других — объект. Потому что другие судят его, используя трафареты и ярлыки, а он для себя уникальная личность, не такой, как все. Потеря субъективности равносильна утрате человечности. Слившийся с толпой индивид превращается в безликую единицу. На некоторые вопросы не отвечает никакая наука…”В чем смысл моей жизни?”, «Почему несчастье случилось именно со мной, почему именно мне выпала такая судьба?» Хорошая или дурная судьба — человек всегда найдет объяснение, создав собственную персональную мифологию. «Я», возведенное в степень «мы», ставит вопросы о замысле Творца и о смысле Творения. Здесь истоки религии, провиденциализма, веры в судьбу, карму и т. п. Понимать — это жить и приписывать смыслы. Но смыслом обладает лишь то, что имеет начало и конец. Мартин Бубер, рассматривал библейскую историю о нарушении Адамом и Евой Божественного запрета вкушать плоды с древа познания добра и зла как выражение стремления человека к познанию мира во всей его сложности. Люди сами выбрали жить в мире, где есть смерть и зло, отказавшись от плодов древа жизни. Потому что вечная беспроблемная жизнь лишена смысла, а человек выбирает смысл. Человек не может и не должен смотреть на себя объективно, понимать свою свободу как «осознанную необходимость». Человека никогда не удовлетворят выводы науки, если дело касается лично его самого. Поэтому наряду с научным, т. е. стремящимся к объективности, всегда будет существовать совершенно иной вид понимания. Возможно, когда-нибудь мы поймем законы субъективности как особой реальности. В сущности, мы ведь ничего не знаем, кроме собственной жизни, ведь и так называемое теоретическое знание — это лишь часть нашей биографии, поскольку мы где-то когда-то что-то узнали, усвоили, переняли. Только стихия языка наделяет нас сверхличной памятью, поскольку способна аккумулировать опыт целого народа.
Понять мир можно, только найдя точку обзора за его пределами. Язык иноприроден реальности, это другая реальность, поэтому понять мир и себя человек может только в языке. «Язык есть дом бытия» (по М. Хайдеггеру). Наше «я», видимо, тоже продукт языка и обретается в нем. Язык не изоморфен реальности, поэтому и неизбежна множественность конкурирующих интерпретаций, хотя каждая и претендует на универсальность. Как понимание текста — это вербализация смысла, т. е. в конечном счете создание новых текстов (процесс, стремящийся в бесконечность), так и понимание окружающего мира тем более не может быть установлением окончательного смысла, поскольку отражение мира в языке напоминает эффект японского сада 15-ти камней.
***
Единственный способ понять само понимание — это сомнение. Сомнение — это рефлексия сознания (если только этим словом не маскируют отсутствие любознательности или моральный релятивизм). Переиначив Декарта, скажем: «Я сомневаюсь, следовательно существую».
