В целом, на протяжении нескольких десятилетий Сталин упорно сохранял неверие в законы науки, старался административно запретить в СССР развитие исследований в разных областях и замещал их кустарными и некачественными поделками, а часто попадался в плен обманщиков и фальсификаторов. Причем это происходило не только с генетикой, а со многими дисциплинами.

Валерий Сойфер

И.В. МИЧУРИН, И.В. СТАЛИН, Т.Д. ЛЫСЕНКО
И «МИЧУРИНСКАЯ БИОЛОГИЯ»

Светлой памяти жены, Нины Ильиничны
Яковлевой-Сойфер, посвящаю

Пролетело 75 лет со времени знаменитой в СССР «Августовской сессии ВАСХНИЛ» (так сокращенно называли Всесоюзную Академию Сельскохозяйственных Наук имени Денина), на которой в 1948 г. её президент Трофим Денисович Лысенко объявил, что генетика — это буржуазная лженаука, повторяя определение Иосифа Виссарионовича Сталина (грузина Сосо Джугашвили), который обзывал генетику «продажной девкой империализма». Текст своей вступительной речи на сессии Лысенко до начала заседаний послал Сталину, и тот внимательно её изучил, отредактировал, и, убрав некоторые утверждения, написал на полях довольно обидные «Президенту ВАСХНИЛ» замечания, а кроме того, вставил собственные предложения и даже абзацы. (Библиография ко всем цитатам и сноскам на публикации, использованным в настоящей статье, можно найти в моих книгах «Власть и наука», издана в США на русском языке издательством «Эрмитаж» в 1989 г., перепечатана в России издательством «Лазурь» в 1994 г. и переведена на английский и напечатана с сокращениями под названием «Lysenko and the Tragedy of Soviet Science”, Rutgers University Press, 1994, издана в дополненном четвертом издании «Власти и науки», издательство ЧеРо, Москва, 2002, а также в книге «Сталин и мошенники науки», издательство «Добросвет» 2012 и 1016).

На этой сессии ВАСХНИЛ постоянно повторялось, что вместо генетики в СССР развита новая наука — мичуринская биология, но, как мы увидим, Мичурин к этому названию отношения не имел.

МИЧУРИН

Иван Владимирович Мичурин родился в 1855 г. в обедневшей дворянской семье, его мать скончалась, когда сыну исполнилось 4 года, а отец умер одиннадцатью годами позже. Их сын окончил Пронское уездное училище Рязанской губернии, был принят в Рязанскую гимназию, но после одного года учебы был из нее исключен «за непочтительное отношение к начальству» (в мороз он не снял шапку на улице перед директором гимназии). На этом формальное образование Мичурина завершилось. В 1872 году он переехал в город Козлов Тамбовской губернии, где прожил всю последующую жизнь до 7 июня 1935 года. Он работал в первые годы после переезда конторщиком, кассиром, чинил часы, но с 1877 года начал заниматься садоводством, усовершенствовал ряд технических приемов скрещивания, включая вегетативные прививки.

К 1920 году, используя в основном метод гибридизации, он вывел свыше 150 новых сортов яблонь, груш, вишни, черешни, крыжовника смородины, рябины, айвы, винограда, малины, земляники, ежевики, грецкого ореха, абрикосов и других культур.

С 1906 г. Мичурин начал публиковать статьи в российских сельскохозяйственных журналах, в которых объяснял свои подходы к выведению новых сортов и оспаривал положения других авторов. Его репутация как успешного селекционера росла. В 1912 г. царское правительство наградило его орденом Святой Анны 3-й степени, а в 1913 г. американский ботаник (голландского происхождения) Ф.Н. Мейер посетил Россию, встретился с Мичуриным и предложил ему от лица сельскохозяйственного департамента США переехать в Америку (он сообщил, что американское правительство готово платить ему огромные по тем временам 8000 долларов в год). Пришло ему и письмо от официального представителя Департамента земледелия США (то есть министерства сельского хозяйства). Но Мичурин отказался от выгодного предложения, сославшись на преклонный возраст (57 лет), проблемы со здоровьем и незнание английского языка.

Мичурин не чурался и общественной жизни. Как писал в 1986 г. В.П. Эфроимсон в замечаниях к рукописи моей книги «Власть и наука», Мичурин посылал телеграмму Царскому правительству с призывом к дворянству сплотиться вокруг трона против надвигающейся революции, а также был председателем Козловского отделения «Союза Михаила Архангела» (официальное название «Русского Народного Союза имени Михаила Архангела»). Союз Михаила Архангела, как сказано в ряде справочных изданий, был консервативной организацией, выступавшей «за сохранение исторических устоев России — православия и самодержавия, лишение евреев избирательных прав и ограничение представительства поляков и кавказцев в государственных органах». Воинственная риторика членов общества способствовала широкому разгулу антисемитских погромов в Российской империи и, как указано в «Википедии», «общее число евреев, убитых в погромах с 1918 по 1920 годы, оценивается в 100 тысяч человек. Суммарная еврейская эмиграция из России за период 1880–1928 годы составила 2,265 млн человек».

После прихода большевиков к власти Мичурин быстро перекрасился, приветствовал Советы, завязал дружеские связи с Н.И. Вавиловым, который, услышав об успехах Мичурина в выведении новых сортов плодовых деревьев и кустарников, посетил селекционера и проникся уважением к тому, что тот делает. Вавилов писал о своей роли в привлечении внимания к козловскому садоводу:

«В 1920 г. /я/ лично познакомился с Мичуриным. После этого неоднократно у него бывал. В 1923 г. составил докладную записку в Наркомзем РСФСР, а в 1924 г. подготовил первую книгу о Мичурине”.

Со свойственной Вавилову энергией он дал высокую оценку довольно путаному творчеству садовода из Козлова, направил через Н.П. Горбунова (личного секретаря Ленина) материалы о Мичурине непосредственно Ленину, а тот выделил время, чтобы ознакомиться с деятельностью Мичурина и распорядился позаботиться о козловском садоводе. В результате 18 февраля 1922 г. Тамбовский Губиcполком получил от ленинского Совнаркома телеграмму следующего содержания: 

«Опыты по получению новых культурных растений имеют громадное государственное значение. Срочно пришлите доклад об опытах и работах Мичурина Козловского уезда для доклада председателю Совнаркома тов. Ленину. Исполнение телеграммы подтвердите». 

С этого момента руководители страны постоянно напоминали всей советской общественности о работах Мичурина. В конце лета 1922 г. Мичурина посетил первый раз Председатель ВЦИК М. И. Калинин. Он, вернувшись в Москву, прислал Мичурину, посылку и письмо, в котором писал: 

«Уважаемый Иван Владимирович,

в напоминание о себе посылаю Вам небольшую посылочку. Не примите ее за акт благоволения лица власти. Это просто мое искреннее желание хоть чем-нибудь подчеркнуть уважение и симпатию к Вам и Вашей работе. С искренним приветом М. Калинин». 15/ХII-22 г.»

В томах вавиловской переписки есть несколько писем, посланных с начала 1922 года Мичурину, поэтому понятно, почему Мичурин с теплотой и признательностью относился к Вавилову, дарил ему фотографии с прочувствованными надписями,

Известность Мичурина росла год от года. В 1927 г. был снят кинофильм о его жизни и достижениях «Юг в Тамбове», в котором плодовод призывал любителей обратить внимание на растущее в Аджарии дерево аноны или азилины.

 В 1931 г. его наградили орденом Ленина (он получил эту высшую в СССР награду за №136), а вскоре и орденом Трудового Красного Знамени. В том же году Председатель ВЦИК М.И. Калинин еще раз посетил Мичурина, уже по приказу Сталина.

В 1933 году в газетах стали часто использовать термин «мичуринцы», которым называли последователей ставшего знаменитым «преобразователя природы». Но первоначально им пользовались только в отношении садоводов-любителей. Огромное их число скрещивали растения, стремясь легко добиваться огромных успехов, несмотря на отсутствие «казенного образования» (росту их числа способствовали выступления Сталина, который неизменно утверждал, что энтузиазм первопроходцев всё победит).

Сталину Мичурин нравился. Наверняка не без его одобрения во всех школах страны над сценой в актовом зале красовался лозунг с фразой Мичурина “Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у неё — наша задача». Это было главное идеологическое напутствие молодежи страны в сталинское время. Поэтому фамилию Мичурина прославляли и часто использовали.

В 1934 г. Сталин послал Мичурину личную телеграмму с поздравлениями по случаю 60-летия его селекционных работ и пожеланиями успехов. Телеграмму напечатали во многих центральных газетах. Популярность простого любителя, якобы добившегося никогда ранее не виданных успехов, стала огромной

Сталинские оценки не могли не признаваться решающими для всех в те годы и привели ко множеству важных последствий. Город Козлов, где находился питомник плодовода, еще при жизни Мичурина (в 1934 г.) был переименован в город Мичуринск. В том же 1934 г. проучившемуся в гимназии лишь один класс и не получившему высшего образования Мичурину было присвоено звание доктора наук и затем спешно звание Заслуженного деятеля науки и техники РСФСР. На следующий год он стал Почетным академиком Академии наук СССР и академиком ВАСХНИЛ, а также почётным членом Чехословацкой аграрной академии.

Тот, кто бывал на Воробьевых горах в Москве (с середины 1930-х годов до конца 20 века именовавшихся Ленинскими горами), видел в аллее перед высотным зданием МГУ бюсты выдающихся ученых России, таких как Лобачевского, Докучаева, Попова, Павлова и других. Есть среди них и бюст Ивана Владимировича Мичурина. Такое его включение в разряд великих ученых России было, скорее всего, сделано по приказу Сталина, который, как рассказывал мне позже Юрий Андреевич Жданов — знакомый близко со Сталиным со студенческих лет (Юрий Жданов учился на химфаке МГУ, затем стал зятем Сталина), следил за возведением высотного здания МГУ на Воробьевых горах и командовал всеми деталями проекта.

СТАЛИН

Иосиф Джугашвили (в будущем Сталин), как и Мичурин, не получил серьезного образования. Он успешно закончил трехлетнее Горийское православное училище (проучившись в нем почти шесть лет — с 1889 по 1894) и в сентябре 1894 г. был принят в православную Тифлисскую духовную семинарию, из которой его исключили на четвертом году обучения. Как в советское время, так и недавно утверждалось, что в обоих учебных заведениях он был отличником по всем предметам, даже таким как физика и арифметика. Например, А.В. Островский в книге «Кто стоял за спиной Сталина?» пишет, что в первые три года в семинарии Сталин в основном получал высокие оценки, что он неизменно сдавал все экзамены и только на четвертом году обучения снизил успеваемость. Однако опубликованные недавно фотокопии сталинских аттестатов за три года обучения в семинарии, свидетельствуют об обратном: его успеваемость была низкой.

В первый год он еще был относительно успешным студентом:

За второй год учебы (1895-1896 годы), оценки за каждые два месяца были хуже: он получил лишь одну пятерку и пять четверок, но двадцать семь троек и пять двоек, а годичные оценки за этот учебный год состояли из двенадцати троек и одной четверки; к тому же он не сдавал ни разу ни одного из положенных экзаменов, причем столбцы, соответствующие таким предметам, как нравственное богословие, словесность (то есть литература), логика, психология, гражданская история, библейская история, математика и физика остались полностью незаполненными (он то ли систематически пропускал занятия по этим предметам, то ли не смог получить никаких оценок). Словом, результаты были удручающе плохими.

В третьем академическом году (1897-1898) ему был выставлен одинаковый «экзотический» годовой средний балл «два с половиной» по двум предметам — Священному писанию и за сочинение, а по остальным предметам он заработал девять троек и одну четверку. Никаких оценок не было выставлено по 11 предметам.

Его исключили из семинарии 29 мая 1899 года. В официальных биографиях Сталина в СССР неизменно повторяли, что он был исключен не за отвратительную успеваемость или дурное поведение, а за неявку на экзамены или за участие в революционных кружках, или «за пропаганду марксизма», как сказано в официальной̆ краткой биографии, изданной в 1939 году ОГИЗ-Политиздатом, на стр. 6.

О складывавшемся характере Джугашвили в годы его учебы в Гори и Тифлиси написал его соученик по обоим учебным заведениям Иосиф Иремашвили. Он долгие годы был близок со Сталиным, однако позже они разошлись по политическим вопросам. В 1932 году Иремашвили напечатал на немецком языке книгу «Сталин и трагедия Грузии». Он писал о Сталине:

«С детских лет целью его жизни стала месть, и этой цели он подчинил всё. … стал …жестоким и бессердечным … в нём выработалась глубокая неприязнь ко всем, кто был выше его по положению, … непрерывно и однозначно накапливалась ненависть… Триумфом для него было достигать победы и внушать страх».

Не раз после исключения из семинарии его могли за уголовные преступления арестовать, и он был вынужден часто менять места жительства, мигрируя между Тифлиси, Батуми, Кутаиси, Гори, Новороссийском, Чиатури или Баку. В 1901 году (в 23-летнем возрасте) он присоединился к тем, кто занимался криминально-бандитскими делами. В апреле 1902 года его арестовывают, осуждают и заключают на два года в тюрьму в Кутаиси, затем впервые его отправляют в ссылку Сибирь, откуда, по некоторым сведениям, он сбежал. В сентябре 1905 года с его участием был ограблен склад оружия в Кутаиси. Получалось, что священник из него не вышел, а получился бандит. А в 1905 г. он познакомился с Ульяновым (в будущем жившем под псевдонимом Ленин). В 1906-1907 годах он организовал банду из 75 человек (включая исключительно привлекательных грузинок, знакомившихся с банкирами и богачами и выведывавших от них нужные бандитам сведения). Вместе с ним в банде главенствовал красавец-армянин, отличавшийся небывалой силой и смелостью, Симон Аршакович Тер-Петросян, получивший кличку Камо. С рекомендацией Джугашвили Камо отправился в Финляндию к Ленину, с которым Джугашвили, как уже сказано, был знаком с 1905 года. Ленин вручил посланцу «несколько динамитных бомб (как было сказано в воспоминаниях жены Ленина Крупской, «македонского образца»), с ними посланец вернулся в Тифлис, и 13 мая 1907 года банда напала на карету казначейства. Джугашвили с крыши дома лично бросил бомбу под ноги лошадям. Из-за взрыва из кареты выбросило на улицу кассира Курдюмова и счетовода Головню, лошади понеслись, потом другой заговорщик бросил в конце улицы вторую бомбу им под ноги. Охранявших на лошадях казаков разметало в стороны, большинство из них были убиты. Камо, переодетый в форму офицера и гарцевавший в том же направлении на рысаке, соскочил с лошади, вбежал в облако пыли, выхватил мешок с деньгами из взорванной кареты и исчез. Во время этого теракта были убиты около 50 человек и около 100 ранено. Была похищена огромная сумма денег (375 тысяч рублей), только что присланных из Москвы. Значительная часть украденных средств была переслана Ленину в Европу. Тот считал, что криминальная природа денег не имеет значения.

Джугашвили, снабжавшего ленинских сторонников деньгами, регулярно приглашали на важные сборы руководства большевиков внутри Российской империи и за границей. Так, с 12 по 17 декабря 1905 года он присутствовал на 1-й Всероссийской конференции РСДРП в Таммерфорсе (сейчас Тампере, Финляндия), где впервые встретился с Лениным, с 23 апреля по 8 мая 1906 года был в Стокгольме (Швеция), где проходил 4-й съезд РСДРП, затем съездил в столицу Дании Копенгаген. С 30 апреля по 19 мая 1907 года он участвовал в 5-м съезде РСДРП в Лондоне как представитель Тифлисской организации большевиков, 1 июня 1911 года в Париже он был избран в состав Оргбюро ЦК РСДРП, 10 ноября 1912 года и в декабре того же года побывал в Кракове (Польша), где снова встречался с Лениным. Он прожил несколько месяцев в Кракове, и в январе 1913 года переехал в Вену, где снова принял участие во встречах большевистского руководства.

Сталина не признавали интеллектуалом при жизни Ленина. Широко распространилась фраза Троцкого

«Сталин — самая выдающаяся посредственность в нашей партии». Позднее Троцкий слегка модифицировал эту характеристику: «Сталин есть самая выдающаяся посредственность бюрократии… Сознание своей посредственности Сталин неизменно несет в самом себе».

Чтобы облегчить себе борьбу за власть в верхушке большевиков после смерти Ленина в январе 1924 г. и побороть роль интеллектуалов, Сталин сумел провести так называемый “Ленинский набор” рабочих «от станка». В 1923 году в партии состояло 386 тысяч человек, в конце 1924 года их число удвоилась и составило 735 тыс. чел., в 1927 году еще раз удвоилось до 1 млн 236 тыс., в 1930 году достигло 1 млн 971 тыс., в 1934 — 2 млн 809 тыс. членов. Если в 1917 году большевиков с высшим образованием было более половины (в целом 54%, из них 32% с законченным и 22% с незаконченным), то в результате сталинского «орабочивания» партии лиц с высшим образованием к 1927 году стало около 1%, причем более четверти членов партии (27%) не имели даже начального образования. «Промывка мозгов» этих людей примитивными лозунгами не представляла больших затруднений.

Важным шагом в укреплении собственной власти стала замена профессиональных специалистов «красными специалистами», предпочтение которым отдавал еще Ленин, создавший специальные Институты красной профессуры (ИКП). Сначала срок обучения в них был определен как один год, потом его довели до четырех лет. Возникли институты красной профессуры советского права, экономический, аграрный, литературы и т.п., а позже почти в каждой области были сформированы собственные (региональные) институты красной профессуры. После смерти Ленина Сталин поддержал эти институты, а когда в ноябре 1927 года обнародовал план индустриализации и тотальной коллективизации сельского хозяйства (несколькими годами раньше необходимость индустриализации страны провозглашал Троцкий), то заявил о необходимости срочно ускорить процесс формирования армии «красных специалистов». В институтах были созданы также рабфаки, прием в которые подскочил в несколько раз. В 1928–1932 годах более 140 тысяч выдвиженцев срочно получили дипломы об окончании краткосрочных рабфаков и были назначены на командные должности. Сталинское выражение, что «незаменимых нет», приобрело силу закона. Под его присмотром постоянный контроль за полутора миллионами руководителей и специалистов государственных учреждений вело ГПУ (Главное Политическое Управление, созданное Лениным под названием Чрезвычайная Комиссия — ЧК, позже ВЧК, НКВД, КГБ, сейчас ФСБ). Почти 138 тысяч из образованных специалистов были уволены и 23 тысячи арестованы и обвинены в преступлениях как «враги народа». Освободившиеся должности тут же замещали выдвиженцы. В целом за годы первого пятилетнего плана более 1 млн выходцев из «пролетарских классов» составили костяк «красной интеллигенции».

С момента назначения на должность Генерального секретаря ЦК ВКП(б) Сталин стал обращать пристальное внимание на работу научных организаций и институтов высшего образования в стране и на кадровый состав руководителей этих организаций. Сталинский присмотр за научной жизнью в СССР стал важной частью его усилий. Особенное внимание было обращено на контроль за деятельностью Академии наук СССР.

Установку такого контроля облегчило то, что 1 января 1926 года Сталину удалось выдавить из Политбюро Каменева и ввести в него Ворошилова (который с 7 лет работал то пастухом, то поденщиком в шахте и сумел закончить два начальных класса земской школы), Калинина (учился два года в земской трехлетней школе) и Молотова, который сдал экстерном экзамены в реальном училище и проучился лишь два года в Петербургском политехническом институте. Уже в феврале 1926 года новый состав Политбюро постановил ввести контроль за деятельностью Академии наук. На этом заседании (Сталин председательствовал на нем) был утвержден специальный орган для надсмотра за Академией Наук, названный для отвода глаз «Комиссией по взаимодействию с Академией наук СССР». С этого дня все сколько-нибудь важные изменения в академии должны были сначала рассматриваться «Комиссией по взаимодействию» и потом утверждаться на заседании Политбюро. Начиная с 31 марта 1926 года, Политбюро приступило к систематическому и детальному разбору действий Академии наук СССР. На заседании 15 апреля 1926 года члены Политбюро (Троцкий и Зиновьев еще оставались в составе главного органа большевиков, а Бухарин был кандидатом в члены) обсудили в деталях реорганизацию Академии наук. Затем пункты, касавшиеся работы Академии, стали появляться в повестках дня Политбюро регулярно: 30 апреля, 5, 6, 12 и 26 мая 1927 года, 19 января, 15 марта, 24 апреля в 1928 году и так далее.

В 1927 году Политбюро решило, что для Академии наук следует разработать новый устав, причем его составлением должны заняться «Комиссия по взаимодействию с Академией наук» и чиновники правительства, а не сами ученые. Главный упор в новом уставе был сделан на пункт, согласно которому ученые, выбранные в АН СССР, были обязаны проводить исследования, ведущие к «практическому применению в промышленности и в культурно-экономическом строительстве страны», как было сказано в решении. Отвлеченному теоретизированию был положен конец, стране были нужны лишь предложения для практики. Академии было также предписано исключать из нее тех, чья активность рассматривалась бы как «направленная явным образом во вред Союзу ССР».

Нетерпимое отношение большевиков во главе со Сталиным к специалистам науки и техники открыто проявилось в мае-июне 1928 года, когда в Москве прошел исключительно широко разрекламированный «Шахтинский процесс» по обвинению большой группы руководителей и специалистов угольной промышленности во вредительстве и саботаже (спустя годы было установлено, что все обвинения были основаны на фальсификациях).

В том же 1928 году наступило время выбора новых членов АН СССР на вакантные места. Сталин решил, что в Академию необходимо продвинуть не тех, чьи научные заслуги были весомее в глазах академиков, а тех, кто был ближе большевикам по своим убеждениям. Комиссия по взаимодействию с АН СССР подготовила список рекомендуемых к избранию ученых. На заседании Политбюро 23 марта 1928 года (под председательством Сталина) этот список был утвержден, их предписывалось избрать в академики. Однако при тайном голосовании 12 января 1929 года большинство членов Академии не согласилось с диктатом. Все большевики не набрали нужного количества голосов. В ответ Сталин жестко показал, что принципы демократии и свободного волеизъявления для него пустые слова. Факт игнорирования ЕГО требований был представлен «контрреволюционной вылазкой «недобитков». Академии пригрозили разгоном, и на дополнительном (незаконном с точки зрения прежнего устава АН) заседании «кандидатов Политбюро» все-таки ввели в состав АН СССР.

Следующей волной унижения АН СССР стала кампания по «административной чистке советского государственного аппарата», начатая в июле того же 1929 года. В Библиотеке АН были найдены документы из личного архива царя Николая II. В «Правде» 7 ноября 1929 г. появилось сообщение о том, что Академия наук якобы незаконно прятала в своих архивах царские документы с целью восстановления в СССР самодержавия. Дальнейший осмотр фондов удивил агентов ГПУ еще больше. Оказалось, что в ней хранятся архивы Департамента полиции и секретных служб царского правительства и многие бумаги из личного архива царя. Это вызвало достаточно странную реакцию Сталина: он не скрыл своего волнения и приказал немедленно отправить в Ленинград представительную бригаду высших чинов сыска из аппарата госбезопасности (критики шептали, что он испугался находке документов о его личной завербованности в доносчики в далекие царские времена). Немедленно были арестованы многие сотрудники Академии, особенно из числа тех, кто в разные годы знакомился с бумагами Охранного отделения и департамента полиции царского правительства.

С 1928 года Сталин также стал выражать претензии на ведущую роль в философии. Он встретился 9 декабря 1930 года с членами партбюро Института красных профессоров философии и естествознания и дал всеобъемлющие оценки задачам, будущей тактике и ожидаемым результатам новой политики в науке. (Стенограмма встречи была опубликована лишь в 2002 году, её содержание позволяет понять, почему документ так долго держали под замком, можно даже удивляться, почему Сталин не уничтожил запись, уж чересчур откровенно она показывают криминальный характер и манеру говорить, не стесняясь, именно таким языком с близкими по духу сподвижниками). Все те, кто выступал с недооценкой вклада Сталина в философию, были в скором времени квалифицированы как враги государства и уничтожены. Были расстреляны и другие философы, опубликовавшие статьи в защиту своих научных взглядов, и в их числе Г.С. Тымянский (распоряжение о его расстреле завизировали в 1936 году члены Политбюро ЦК ВКП(б) Каганович и Молотов; при этом Каганович приписал: «Приветствую»).

Хронология масштабных вмешательств Сталина в сферу науки говорит лучше, чем что-либо другое, о его безостановочном, до известной степени болезненном, стремлении вторгаться в те области, в коих он не разбирался. Приведу краткий перечень его усилий в этом направлении:

1925–1926 — Академия наук лишена автономии, её устав отменен.

1929 — Ученые обвинены в отставании от успехов практики.

1930 — На встрече с партбюро Института Красной Профессуры 9 декабря 1930 г. Сталин объявил, что не приемлет генетические принципы Вейсмана в эволюционном учении и предпочитает ламаркизм дарвинизму. Он сказал о не признавших его значения в философии специалистах:

«Они занимают господствующие позиции в философии, естествознании и в некоторых тонких вопросах политики. Это надо суметь понять. По вопросам естествознания черт знает что делают, пишут о вейсманизме и т.д. и т.п. — и все выдается за марксизм. Надо разворошить, перекопать весь навоз, который накопился в философии и естествознании. Надо все разворошить, что написано деборинской группой, разбить все ошибочное… вышибить можно; все разворошить надо. Для боя нужны все роды оружия… Ваша главная задача теперь — развернуть вовсю критику. Бить — главная проблема. Бить по всем направлениям и там, где не били …Я отнюдь не проповедую несмелость. Наоборот — нужна смелость…».

1930 —Школа философов во главе с Дебориным обвинена в «меньшевиствующем идеализме», около 200 учеников Деборина арестованы, десятки расстреляны.

1935 — Сталин аплодирует Лысенко в Кремле после того, как последний обвиняет ученых во вредительстве.

1935–1936 — Призывы американского ученого Германа Мёллера (будущего Нобелевского лауреата) поддержать медицинскую генетику отвергнуты.

1936 — Педология (педагогическая психология) запрещена.

1937 — Сталин запретил проведение в СССР 7-го Международного Генетического Конгресса.

1937 — Первый в мире Институт медицинской генетики закрыт. Директор института С.Г. Левит расстрелян

1936–1939 — Сталин руководил «из-за кулис» диспутами генетиков и сторонников агронома Лысенко, приказав своим клевретам Митину и Юдину ославить генетику и поддержать Лысенко и лысенковщину.

1935–1944 — Развернута кампания против теории относительности, космологии, квантовой теории и теории строения вещества.

1947 — Кампания против западноевропейской философии.

1948 — В июле и августе этого года Сталин приказал Лысенко объявить на сессии ВАСХНИЛ о полном запрете генетики в СССР. Тысячи специалистов по всей стране потеряли работу, а нескольких из них арестовали.

1948 — В декабре ЦК партии постановил провести Всесоюзное совещание по физике, на котором было приказано осудить якобы «враждебные марксистской идеологии буржуазные основы» теории относительности Эйнштейна, квантовой теории» и нескольких других областей. Только благодаря тому, что ведущие физики, вовлеченные в советский атомный проект (И.В. Курчатов, Ю.Б. Харитон, И.Е. Тамм), смогли объяснить куратору этого проекта от Политбюро Л.П. Берии, что успех в создании атомной бомбы может быть достигнут только на базе квантовой физики и теории относительности, погром в физике был отменен, но в ряде областей этой науки, таких как релятивистская космология, он был осуществлен.

1949–1950 — Политические ярлыки использованы против теории резонанса в квантовой химии, развитой американцем Лайнусом Полингом, получившем позже две Нобелевских премии (по химии в 1954 г. и мира в 1962 г.) и даже Ленинскую премию «За укрепление мира между народами» (1970).

1950 — По согласованию со Сталиным осуждена клеточная теория и заменена нелепой «теорией О.Б. Лепешинской о порождении клеток живым веществом».

1950 — По распоряжению Сталина проведена «Павловская сессия АН и АМН ССССР», на которой объявлено, что условные рефлексы наследуются человеком.

1950 — Опубликована статья Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», которая не внесла в языкознание чего-либо существенного и оригинального.

1952 — Опубликована дилетантская брошюра Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». В ней он попытался восславить созданную им в СССР хозяйственную систему.

Ничем иным как цинизмом можно объяснить, что гонитель АН СССР Сталин был безропотно избран почетным членом академии. Произошло это в самом конце 1939 года. Демонстрировавший подчиненность большевистским властям один из старейших по возрасту биохимик А.Н. Бах сыграл позорную роль. 22 декабря 1939 года члены АН СССР были срочно собраны на эпохальный митинг. В Академии наук хранится документ, подписанный собравшимися:

«ПРОТОКОЛ № 9
Торжественного Общего Собрания Академии Наук
Союза Советских Социалистических Республик, посвященного
развитию марксистско-ленинской теории в работах товарища И.В. Сталина

Академик А.Н. Бах, выражая волю всех членов Академии видеть в рядах почетных членов Академии Наук величайшего мыслителя и корифея науки товарища Иосифа Виссарионовича СТАЛИНА, теоретические работы которого знаменуют новую эпоху в развитии марксистско-ленинского учения, вносит предложение об избрании товарища И.В. СТАЛИНА почетным членом Академии наук СССР».

Сталин к этому времени все чаще упоминал, что он полностью отрицает выводы генетики и даже не считает её наукой. Это верование возникло у него якобы гораздо раньше. В частности, при подготовке в середине 1940-х годов своего Собрания Сочинений в первый том была включена работа под названием «Анархизм или социализм?», скомпонованная из газетных статей, которые Джугашвили якобы напечатал в 1906 и 1907 годах на грузинском языке. В примечаниях в 1-м томе сочинений было объяснено, что статьи были помещены в газете «Ахали Цховреба». Они не были подписаны его именем Иосиф (или Сосо) Джугашвили, автор скрывался под именем «Ко» или «Коба». И сказано: «Руководителем газеты являлся И.В. Сталин». Далее утверждалось, что якобы Сталин отредактировал все статьи и перепечатал их в ряде других грузинских газет. В биографиях Сталина, опубликованных в последующие годы, он был назван руководителем всех этих газет, хотя в настоящее время в списке периодических изданий Грузии (на официальном сайте Грузинского правительства) приведены названия всех этих газет, сообщено, что все они представляли собой напечатанные на пишущей машинке листы и даны истинные имена редакторов-издателей: для «Ахали Цховреба» (Новая жизнь) Н. Ахметелашвили, для «Ахали Дроеба» (Новое время) Д. Гигиберия, для «Чвени Цховреба» (Наша жизнь), М.М. Квачадзе и для газеты «Дро» (Время) И. Цивцивадзе. Кроме того, в годы, когда эти статьи были напечатаны, Джугашвили был вовлечен в активную деятельность террористов и бандитов. Грабежами он якобы добывал оружие и деньги «для восстания рабочих» и для Ленина.

В опубликованных под шапкой «Анархизм или социализм?» статьях автор рассмотрел тему противопоставления идей социализма и анархизма. Эта тема стала в конце 19 века популярной. В 1892 году видный русский марксист Г.В. Плеханов опубликовал книгу «Социализм и анархизм», но в то время Джугашвили еще не знал русского языка и не мог её прочесть. Автор работы подробно описывал, как идея Ламарка о наследовании приобретенных признаков воспринята им. Он заявил, что эволюция идет за счет прямого восприятия организмами условий изменяющейся внешней среды. Этим он объяснял поступательный ход эволюции.

Обсуждение превращения количественных изменений в качественные, автор «Анархизма или социализма?» завершал утверждением, что существует корреляция между эволюционными и революционными переходами и отдавал предпочтение взглядам Ламарка, кого он не в силу хронологических причин, а по идеологическим соображениям ставил выше Дарвина. Он уверенно заявлял, что неоламаркизм выйдет победителем в борьбе с неодарвинизмом. Последний обречен, как он полагал и будет вынужден «уступить место неоламаркизму».

Одним из первых, кто ввел термин «неодарвинизм», был Август Вейсман. Сталин запомнил эту фамилию и, рассуждая о генетике, часто упоминал её первой в числе генетиков (анти-ученых по его утверждениям). В 1939 г. философ М.Б. Митин получил важный приказ от Сталина: укрепить позиции Лысенко и посрамить генетиков на диспуте в редакции журнала «Под знаменем марксизма», в котором с 1931 года Митин стал главным редактором. Дискуссия шла с 7 по 14 октября 1939 года. Лысенко на этом обсуждении вел себя вызывающе развязно. С неприкрытой злобой он заявил:

«Я не признаю менделизм… я не считаю формальную менделевско-моргановскую генетику наукой… Мы, мичуринцы, возражаем… против хлама, лжи в науке, отбрасываем застывшие, формальные положения менделизма-морганизма».

Завершая дискуссию, Митин обратился к Вавилову с оскорбительными замечаниями, которые должны были показать публике, что Вавилов не за науку ратует, он просто плохой патриот, он-де пресмыкается перед Западом и не хочет ввязываться в борьбу с презренными капиталистами:

«Вот выступал здесь акад. Н.И. Вавилов. Он говорил о мировой генетике. Он сделал обзор того, что имеет место теперь в этой области. Но что характерно для этого обзора? Я бы сказал, чувство преклонения перед толстыми сборниками, которые он нам здесь показывал, без малейшей попытки анализа содержания этих сборников. Неужели в этих сборниках, очень толстых, весьма солидных, напечатанных к тому же на хорошей американской бумаге, выглядящих так респектабельно, неужели там все правильно, неужели нет ничего в этих сборниках такого, что требовало бы к себе критического подхода? Простите, Николай Иванович, за откровенность, но, когда мы слушали вас, создавалось такое впечатление: не желаете вы теоретически поссориться со многими из этих, так называемых мировых авторитетов, с которыми, может быть, надо подраться, поссориться!»

Другой философ «сталинского набора» — П.Ф. Юдин тоже торопился воплотить на практике наказ Сталина разобраться с этими «отщепенцами на научном поле» и стремился представить генетику классово-чуждой наукой, а генетиков носителями не просто ненужных, но вредных взглядов, не имеющих права существовать в советской науке и советской стране вообще. В соответствии с таким подходом он потребовал:

«НЕОБХОДИМО ИЗЪЯТЬ ПРЕПОДАВАНИЕ ГЕНЕТИКИ ИЗ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ, А В ВУЗЕ ОСТАВИТЬ ЕЕ ПОСЛЕ ПРЕПОДАВАНИЯ ДАРВИНИЗМА, ЧТОБЫ УЧАЩИЕСЯ МОГЛИ ЗНАТЬ, ЧТО И ТАКИЕ, МОЛ, ЛЮДИ И УЧЕНИЯ БЫЛИ».

В русле этой идеологии был его совет, обращенный к генетикам:

«Вы можете принести огромную пользу, неизмеримо больше пользы делу социализма, делу советского народа, если пойдете по правильному пути, если откажетесь от тех ненужных, устаревших, ненаучных предположений, от того ХЛАМА И ШЛАКА, КОТОРЫЙ НАКОПИЛСЯ В ВАШЕЙ НАУКЕ».

По окончании дискуссии Вавилов послал Митину письмо, в котором объяснил ему, что генетика — это вовсе не реакционная, а подтвержденная тысячами хорошо выполненных экспериментов наука, несущая очевидную пользу человечеству.

На заседании Президиума АН СССР в 1940 году П.Ф. Юдин, Ем. Ярославский и Б.А. Келлер обрушились на план готовившегося Вавиловым сборника статей. Они ждали, что генетики «разоружатся», признают свои ошибки и перестанут писать о генах. В августе 1940 года Вавилова арестовали, и он скончался в тюрьме через три года от истощения.

Уместно заметить здесь, что ставший членом АН СССР Ярославский с его двуклассным образованием не соответствовал ни по каким параметрам званию академика АН СССР, Митин за всю свою жизнь не смог выполнить ни одной серьезной научной работы, точно такими же анти-учеными были избранные в АН СССР Вышинский и Юдин. Юдин написал и знаменитую своей нелепостью и злобой статейку «Кибернетика» в «Кратком философском словаре».

После 2-й Мировой войны негативную роль Лысенко распознали даже некоторые члены Политбюро ЦК ВКП(б), но Сталин взял его под защиту, писал ему длинные письма, приглашал на встречи в Кремль и защищал от критики. Лысенко, поддакивая Сталину, требовал запретить генетику, обзывая эту науку сталинским штампом “менделизм-вейсманизм-морганизм”. В докладе Лысенко при открытии Августовской сессии ВАСХНИЛ было объявлено, что эту науку в СССР окончательно запретили. В следующем разделе данной статьи будет более подробно рассказано о том, как Сталин лично отредактировал текст доклада Лысенко.

Осенью 1949 года Сталин решил внедрить свое отрицательное отношение к законам наследственности в сферу формирования сознания советского человека. Вера в изменение наследственности живых организмов под влиянием внешней среды постоянно доминировала в его мыслях. Он был убежден, что правильное воспитание навсегда закрепит в мозгу людей поведенческие стандарты и что законы генетики тут работать не будут. Мировая наука отвергала такое предположение, но он считал, что мировая наука ошибается. Сталинский человек останется сталинским, и дети его будут сталинскими, а не какими-либо еще. Он распорядился использовать подходящий случай — столетие со дня рождения И.П. Павлова, который якобы первым высказал подобные идеи. Сталин вызвал своего зятя Ю.А. Жданова и приказал организовать «Павловскую сессию АН СССР» (Ю.А. Жданов не раз мне говорил о том, как Сталин объяснил задачу: использовать предлог — празднование столетия со дня рождения Павлова и наказать тех, кто ведет науку в неверном направлении, не признавая влияния среды на наследственность, или другими словами, наследования условных рефлексов). Жданову пришлось приступить к позорной и даже попросту грязной работе: сбору наветов на лучших ученых и поиску тех, кто не погнушается на такую грязь пойти.

Выполняя это поручение, Ю.А. Жданов отправил тестю 28 сентября 1949 года, накануне 100-летия со дня рождения И.П. Павлова, такое письмо:

«Товарищу Сталину И.В.

В эти дни по всей нашей стране широко отмечается столетняя годовщина со дня рождения академика Павлова. В статьях и выступлениях много говорится о значении его великого учения. Однако совершенно обходится вопрос: правильно ли у нас развивается павловское наследство? Факты свидетельствуют о том, что в этом деле у нас имеется серьезное неблагополучие. Около трехсот научно-исследовательских медицинских учреждений в той или иной степени занимаются физиологией, однако успехи медицины более чем скромны, они явно не соответствуют такой огромной трате сил и средств. Одна из причин этого, как мне кажется, заключается в слабом использовании идей Павлова, в целом ряде попыток отвергнуть и опровергнуть его учение.

Я просил бы Вас, товарищ Сталин, ознакомиться с моей запиской, посвященной этому важному вопросу».

В приложенной к письму записке Жданов назвал троих обвиняемых (наверняка предварительно получив от тестя указание, кого следует определить поименно): Леона Абгаровича Орбели (1882–1958), Лину Соломоновну Штерн (1878–1968) и Ивана Соломоновича Бериташвили (1875–1974). Все трое были людьми в советской и мировой науке видными и признанными.

Через неделю Сталин ответил Жданову, разослав копии своего письма еще нескольким членам Политбюро (грузина Бериташвили он именовал на русский манер Беритовым):

 “Товарищу Жданову Ю.А.

Получил Ваше письмо об академике Павлове и его научном наследстве.

Я рад, что Вы взялись за дело академика Павлова. У меня нет разногласий с Вами ни по одному из вопросов, возбужденных в Вашем письме. Ваша оценка теории великого русского ученого, как и оценка его противников, — совершенно правильны.

По-моему, наибольший вред нанес учению академика Павлова академик Орбели. Фарисейски именуя себя главным учеником Павлова, Орбели сделал все возможное и невозможное для того, чтобы своими оговорками и двусмысленностями, бесчестным замалчиванием Павлова и трусливо замаскированными вылазками против него развенчать Павлова и оклеветать его. Чем скорее будет разоблачен Орбели, и чем основательнее будет ликвидирована его монополия, — тем лучше.

Беритов и Штерн не так опасны, так как они выступают против Павлова открыто и тем облегчают расправу науки с этими кустарями от науки.

Наиболее верным и толковым последователем Павлова следует считать академика Быкова. Правда, он, кажется, несколько робок и не любит «лезть в драку». Но его надо всемерно поддержать и, если у него хватит мужества, нужно устроить дело так, чтобы он полез в драку, объяснив ему, что без генеральной драки нельзя отстоять великое дело Павлова.

Я согласен с Вашими выводами и даже готов возвести их в куб.

Теперь кое-что о тактике борьбы с противниками теории академика Павлова. Нужно сначала собрать втихомолку сторонников академика Павлова, организовать их, распределить роли и только после этого собрать то самое совещание физиологов, о котором Вы говорите, и где нужно будет дать противникам генеральный бой. Без этого можно провалить дело. Помните: противника нужно бить наверняка с расчетом на полный успех.

Хорошо было бы заручиться поддержкой Вавилова и других академиков. Также хорошо было бы иметь на своей стороне министра здравоохранения Смирнова. Недели две тому назад я имел беседу со Смирновым, и мне кажется, что он поддержит это дело.


6 октября 1949 г.


Привет (И. Сталин).

Бериташвили и Штерн, которых он обзывал кустарями в науке и поручал «бить» в первую очередь, прославили имя России на мировой арене, поэтому не было оснований называть их «кустарями от науки» и заявлять, что их никчемность «облегчает расправу с ними». Причисление Штерн к числу подлежащих разносу, было вообще необычным, поскольку она уже находилась в заключении — её арестовали в январе 1949 года вместе с другими членами «Еврейского антифашистского комитета» за мнимую антисоветскую деятельность, единственную не расстреляли, а присудили к трем с половиной годам заключения (Лина Соломоновна была мировой знаменитостью в медицине, изучала геронтологию — науку о старении, что, видимо, очень интересовало Сталина, отсюда и мог следовать «мягкий» приговор). Она приехала «строить в СССР социализм» в 1925 году из Швейцарии, где получила высшее образование, стала известной ученой, сделала много открытий в физиологии и биохимии, открыла фермент дегидрогеназу, стала соавтором учения о гематоэнцефалическом барьере и даже более — вообще первой из женщин получила должность профессора. В СССР она стала первой женщиной академиком АН СССР (в 1939 году), академиком АМН СССР (с момента создания этой академии в 1934 году), получила в 1943 году Сталинскую премию 2-й степени.

Поначалу было трудно понять и то, чем академик Орбели — прославленный советский ученый мог прогневать Сталина? Но объяснение существовало: Орбели стал раздражать тем, что Сталин называл высокомерием: не пропел дифирамбов Лысенко и Лепешинской и позволил себе перечить главному сталинскому тезису о возможности прямого изменения наследственности внешней средой. На состоявшемся 16–17 октября 1948 года общем собрании ученых, работавших в ленинградских институтах Академии меднаук СССР, он публично отказался признать, что условные рефлексы изменяют наследственность:

«Представьте, что все условные рефлексы, которые в течение нашей жизни вырабатываются, будут передаваться по наследству, — какие потребуются мозги для того, чтобы из поколения в поколение накапливать все условные рефлексы и наследственно передавать их дальше».

 Сталин много лет ценил Орбели и поручал ему всё новые задачи (получить «в обход Сталина» несколько орденов Ленина, звание Героя соцтруда, Сталинские премии и звания генерал-полковника и академика трех академий, стать вице-президентом АН СССР было невозможно). Теперь настало время развенчать «зазнавшегося» любимца.

Главный доклад на Павловской сессии сделал К.М. Быков. В кулуарах совещания в день его открытия стали говорить, что его доклад лично просмотрел Сталин и внес в него свои поправки. Быков вроде бы вслух ничего не подтверждал, но, когда его спросили в лоб, согласно покивал головой. Таким образом, как и во время проведения сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 года или сессии трех академий по живому веществу Лепешинской, он повел себя очень заинтересованно. Пустить на самотек эту «Павловскую» сессию он не мог.

В целом, на протяжении нескольких десятилетий Сталин упорно сохранял неверие в законы науки, старался административно запретить в СССР развитие исследований в разных областях и замещал их кустарными и некачественными поделками, а часто попадался в плен обманщиков и фальсификаторов. Причем это происходило не только с генетикой, а со многими дисциплинами. Он брался судить о вещах, в которых не разбирался, рушил судьбы талантливых людей, нередко проявлял не просто тиранию, а шел на криминальные преступления, когда посылал на смерть невинных людей. Умиляться его мудрости было нельзя, потому что её у него не было. Он был человеком хитрым и злопамятным, но неглубоким и предельно жестоким. Во всем мире наука и высшее образование развивались огромными темпами. Сталин пытался поспеть за темпами мирового прогресса, в стране поэтому появились новые университеты и институты, но несопоставимо меньше, чем в европейских странах, США или Японии. От диктатуры Сталина страна не выиграла. Россия была в начале 20 века бурно развивавшейся державой, способной вскоре выйти на передовые позиции в мире, но ленинская и сталинская диктатуры резко снизили темп развития, привили нездоровые тенденции в общественной жизни, морали и образовании. Те, кто готов сегодня восхвалять сталинские деяния и ждать их восстановления в стране, идут неверным путем.

В письме Ю. Жданову о Павловской сессии Сталин доказал еще раз, каким он был незаурядным мастером широкомасштабных интриг и политических провокаций. Пусть он писал не кому-то, а новому члену его собственной семьи и стесняться было не к чему, но ведь как ярко писал! Даже язык его поучений молодому политическому начальнику был чересчур откровенным: «собрать втихомолку соратников», «распределить роли», «бить противника наверняка, а не робко» и тому подобное. Для главы страны, человека, любящего представлять себя утонченным интеллигентом, якобы читающим в день по 250—300 страниц разных текстов, завсегдатая оперы, балета и театральных представлений, друга Федина, Симонова, Пастернака или Булгакова и прочая, и прочее — такой язык говорил о том, что он лишь «косил под рафинированного интеллигента», а был по сути злобным бандитом-уголовником.

(окончание следует)