СЕМЬ ИСКУССТВ

В Одессу Гохман вернулся в 1883 году, но должности в университете не получил, а был назначен инспектором Житомирского еврейского учительского института, где преподавал также историю еврейского народа и «закон еврейской веры». По решению правительства директором и преподавателями института, кроме инспектора, учителей еврейских предметов и математики, могли быть только христиане.

Инна Рикун-Штейн

МЕХАНИК ХАИМ ГОХМАН: ПРОФЕССОРОМ ТАК И НЕ СТАЛ

Хаим Иегудович Гохман (1851–1916) — первый в Российской империи еврей-доктор прикладной математики. Профессорского звания не получил. Выпускник Новороссийского университета (1876). Ученик В.Н. Лигина. Преподавал в Новороссийском университете — приват-доцент (1887–1905, 1915–1916). В 1905 году стал свидетелем погрома, заболел тяжёлым нервным расстройством. В 1913 году выздоровел, через полтора года получил разрешение вернуться к преподаванию в университете. В 1887 году открыл частное училище, в 1894 году преобразованное в коммерческое (существовало до 1918 года). Один из основателей Математического отделения Новороссийского общества естествоиспытателей (1876), член Одесского отделения Русского технического общества, Общества взаимного вспомоществования учителей-евреев Новороссийского края и Бессарабской губернии (1895). Эсперантист.

«Архимед» из местечка

Хаим Иегудович Гохман родился 21 января (2 февраля) 1851 года в бедной еврейской учительской семье в местечке Дрогичин Кобринского уезда Гродненской губернии (ныне город Дрогичин, районный центр Брестской области, Беларусь). В местечке проживало около 2000 человек, треть из них евреи.

В автобиографической записке, помещённой в книге, которую подготовил историк А.И. Маркевич к двадцатипятилетию Новороссийского университета, Гохман рассказал о своём детстве:

«С самого раннего детства я питал любовь к математике и практической механике. Хотя об этих науках я ещё не имел тогда ни малейшего понятия и даже не знал их по названию, но меня всегда занимали вопросы, относящиеся к области математики, физики и практической механики. Так, всегдашней моей мечтой было изобрести повозку-самокат. В особенности любил я ручную работу: строил мосты через проходивший мимо нашего дома ров с водой, строил домики для кошек, которых я вообще любил, рыл ямы, которые я называл колодцами, и т.п., и производил все мелкие починки в доме, для чего имелись у меня детские инструменты.

Копал я ямы и для того, чтобы узнать, что делается внутри земли, на больших глубинах; но, так как я сознавал, что при помощи лопаты и заступа нельзя добраться до больших глубин, то я подумывал о том, как бы изобрести машину вроде бурава, чтобы буравить узкие, но глубокие каналы…

Меня занимали явления окружающей природы, и я старался объяснить их себе по мере своих сил. Помню, как на 10-м году жизни я пришёл к заключению, что шуба греет не потому, что она содержит в себе теплоту, а потому что она не пропускает внешнего холода, по-научному — потому что мех плохой проводник тепла. Пришёл-же я к этому заключению на основании следующего соображения: я заметил, что зимою, ложась в постель, я чувствовал холод от прикосновения к холодной постели, между тем как вставая я находил её очень тёплой; отсюда я заключил, что постель не есть источник тепла, подобно горячей печке, и причиной теплоты служу я сам. Я таким образом смутно сознавал разницу между греющей печкой и греющей одеждой.

Размышляя же об этом по дороге в училище (еврейское), я засунул руку за пазуху, под шубу, и почувствовал теплоту; приложив же руку к наружной стороне шубы, я почувствовал холод. Это наблюдение окончательно убедило меня в том, что шуба сама по себе не греет, а только не пропускает наружного холода.

Но мои стремления к положительному знанию долго не могли осуществиться, благодаря отсутствию в моём родном городе общеобразовательного училища и учителей. Я искал удовлетворения своей любознательности в тех еврейско-религиозных книгах, которые были у меня под рукой, но не находил его. Напрасно обращался я к взрослым за разъяснением своих вопросов; они не только не давали мне ответов, но и осмеивали меня, находя подобные вопросы не стоящими внимания…

На 12-м году совершился в моей жизни переворот: наше семейство переехало в Херсон, где три года спустя, в 1866 г., я поступил в третий класс гимназии. Тут сразу обнаружились как моя любовь, так и мои способности к математическим наукам. Уроки математики, в особенности геометрии доставляли мне величайшее удовольствие.

Как обыкновенно водится во всех учебных заведениях, ученики получают от своих товарищей прозвища; мне дали прозвище Архимед, под каким именем я был известен в Херсоне ещё долгое время»[1].

Гохман учился в Первой херсонской мужской гимназии. Это была одна из первых гимназий, открытых в черте оседлости, считалась одной из лучших в Херсонской губернии.

Учёба в Императорском Новороссийском университете

Далее в автобиографии Гохман пишет:

«По окончании гимназии я был в большом затруднении касательно выбора факультета. С одной стороны, любовь к математике влекла меня на физико-математический факультет; с другой-же материальное обеспечение требовало выбора другого факультета (юридического или медицинского), с либеральной профессией, так как известное правовое положение евреев исключает для них возможность государственной службы. Ввиду этого я как-бы для испытания себя поступил в Новороссийский университет на естественное отделение физико-математического факультета, с тем, чтобы потом перейти или на медицинский факультет, или на математический, смотря по тому, буду ли я в состоянии посвятить себя другой науке, кроме математики, или нет. На деле оказалось второе, а потому, пробыв год на естественном отделении и приготовившись за каникулярное время по математике, я перешёл на второй курс по отделению математических наук. В это время я изобрёл прибор для измерения глубины моря без помощи верёвки, который я демонстрировал в сентябре 1873 г. в заседании Общества естествоиспытателей при Имп. Новороссийском университете.

В 1876 году я окончил курс наук со степенью кандидата и был награждён золотой медалью за представленное мною на заданную факультетом тему сочинение. Сочинение это, озаглавленное «Аналитический метод решения вопроса о зацеплениях», было впоследствии напечатано в Московском математическом сборнике за 1877 г.[2]

В 1877-же году я был оставлен на 2 года стипендиатом при Новороссийском университете для приготовления к профессорскому званию при кафедре прикладной математики[3].

По выдержании магистерского экзамена я для той же цели был в 1881 г. командирован заграницу на два года»[4].

Кафедру прикладной математики возглавлял Валериан Николаевич Лигин, который на протяжении 25 лет читал лекции по всем разделам теоретической механики, теории механизмов, элементарной механики, гидравлики и др. Первым ввел в учебную программу университета курс начертательной геометрии, оборудовал кабинет механики, ввел практические и семинарские занятия по механике.

С 15 марта по 1 октября 1881 года Гохман был в научной командировке в Берлине. Он намеревался слушать лекции крупного механика Франца Рело в Королевском высшем техническом училище (ныне — Берлинский технический университет), однако, Рело был на Всемирной выставке в Мельбурне, и его заменил профессор Адольф Слаби. Гохман не только слушал его лекции, но и изучал коллекцию кабинета кинематических моделей, созданного Рело. Эта коллекция содержала более 800 моделей механизмов для обучения.

«Благодаря любезности Слаби я имел свободный доступ в кабинет, где я почти ежедневно проводил 2-3 часа»[5]. Затем Гохман слушал лекции Кристиана Отто Мора и Густава Антона Цейнера в Дрезденском политехникуме (ныне — Дрезденский технический университет). В Дрездене он написал работу «Точечное катящееся зацепление»[6], которая была продолжением студенческого сочинения «Аналитический метод решения вопроса о зацеплениях».

Во время зимнего семестра 1882/83 гг. Гохман слушал лекции по теоретической механике профессора Вильгельма Шелля в Политехникуме Карлсруэ (ныне — Технологический институт Карлсруэ). Кроме того, он изучал коллекцию моделей кинематического кабинета Политехникума.[7]

В Одессу Гохман вернулся в 1883 году, но должности в университете не получил, а был назначен инспектором Житомирского еврейского учительского института, где преподавал также историю еврейского народа и «закон еврейской веры». По решению правительства директором и преподавателями института, кроме инспектора, учителей еврейских предметов и математики, могли быть только христиане. В конце 1885 года император Александр III утвердил указ о закрытии Житомирского еврейского учительского института «за ненадобностью».

Научная карьера. Борьба за получение профессорского звания

Во время пребывания в Житомире Гохман написал магистерскую диссертацию «Теория зацеплений, обобщённая и развитая путём анализа»[8]. В январе 1887 года он был назначен приват-доцентом по кафедре механики Новороссийского университета, в мае следующего года защитил магистерскую диссертацию и получил степень магистра прикладной математики. В 1890 году Гохман защитил докторскую диссертацию «Кинематика машин»[9], которую посвятил Рело, и был удостоен степени доктора прикладной математики. Оппонентом был В. Н. Лигин, который «заявил в диспуте, что этот труд представляет собою ценный вклад в науку»[10]. С января 1887 года до января 1906 года Гохман читал следующие курсы: практическая механика, черчение и начертательная геометрия, по поручению факультета — теория притяжения, гидростатика и гидромеханика.

Следует отметить, что Гохман прошел все необходимые этапы для получения профессорского звания: он был оставлен при университете профессорским стипендиатом, командирован за границу для усовершенствования знаний, защитил не только магистерскую, но и докторскую диссертацию. Однако он оставался приват-доцентом. Приват-доцент был внештатным преподавателем, не считался состоящим на государственной службе, вознаграждение за чтение лекций получал из «специальных сумм» университета.

Гохман не хотел мирится с таким положением:

«Я лично хлопотал у покойного министра Народного Просвещения графа И.Д. Делянова о назначении меня профессором, так как по уходу покойного В.И. Лигина, избранного в городские головы, остался один только профессор по кафедре механики, И.М. Занчевский, читавший теоретическую механику. По действующему уставу полагается кафедре теоретической и практической механики один профессор для теоретической механики, один — для практической. Выслушав меня внимательно, Делянов сказал: «Да, вы имеете полное право на занятие кафедры, вы достойны этого, тем более, что на всю Россию имеется всего 8 докторов прикладной математики. Я поговорю об этом с другими». Когда через неделю я зашёл к нему за ответом, между нами произошёл такой диалог. Мин[истр}: «Вы математик?» — Я: «Математик». Скажите, по— Вашему 2 ×2 = 4? И у меня 4; но что же делать, когда у всех выходит 5. Не могу я идти против всех. Подождём, когда 2 ×2 будет 4, тогда Вы получите кафедру». Но если моё ходатайство о профессуре потерпело неудачу по независимым от Делянова обстоятельствам, то моё ходатайство о назначении мне постоянного жалованья, увенчалось успехом. Распоряжением Делянова мне было назначено постоянное жалованье в размере 1200 р. в год из сумм Министерства независимо ни от числа читаемых мною лекций, ни от их обязательности (это было ещё до поручения мне читать отдел теоретической механики). Это постоянное жалованье, выдававшееся мне помесячно, я получал при всех преемниках Делянова до 1906 г., когда я прекратил чтение лекций по болезни. У каждого нового министра Народного Просвещения я безуспешно хлопотал о профессуре. Наконец в 1905 г. министр Глазов дал ход моему прошению, которое, пройдя все инстанции, дошло до ректора Занчевского. Последний собирался было уже дать благоприятный для меня ответ министру, но наступившая в октябре месяце смута и моя болезнь помешали дальнейшему движению дела»[11].

В отношении намерения И.М. Занчевского дать В.Г. Глазову благоприятный ответ Гохман заблуждался. Об этом свидетельствует следующий документ:

«В ответ на предложение Вашего Превосходительства по вопросу о назначении приват-доцента Новороссийского университета Х.И. Гохмана профессором сего университета честь имею представить нижеследующее мое мнение.

Х.И. Гохман, как это можно видеть из его магистерской и докторской диссертаций, человек несомненно талантливый и при нормальном направлении его деятельности был бы, по всей вероятности, хорошим учёным и профессором. Невозможность получить профессуру и нужда заставили, однако, отклониться от первоначально намеченного пути. Он открыл в г. Одессе частное учебное заведение, которому и посвятил всё свободное время и которому отдал всю свою энергию. Таким образом, в настоящее время Х.И. Гохман вряд ли мог бы удовлетворить тем требованиям, какие математический факультет мог бы требовать от второго профессора по механике.

С другой стороны, принимая во внимание, что уклонение Х.И. Гохмана от пути служения науке в сторону практической деятельности произошло не по его вине, и что не назначение его в своё время профессором связано с его вероисповеданием, что само Министерство не всегда по этому вопросу держалось одинакового взгляда, что доказано фактом оставления г. Гохмана при университете к приготовлению к профессорскому званию, что г. Гохман чтением лекций по прикладной механике устранил таким образом пробел, который без его участия существовал бы в преподавании университетского курса по механике, я полагаю, что было бы справедливым, если бы отпускаемое Гохману вознаграждение из сумм Министерства просвещения было увеличено до 2000 р. в год и чтобы по окончании 25 или 30 лет службы была оказана Высочайшая милость назначением ему и его семейству на общем основании пенсии»[12].

Совершенно непонятно, почему Занчевский увидел в создании Гохманом частного училища уклонение от пути служения науке, если это не помешало тому девятнадцать лет читать на факультете курсы, которые без него бы не читались, написать и защитить магистерскую и докторскую диссертации, опубликовать ряд научных статей, участвовать в работе VIII (Санкт-Петербург, 1890), IX (Москва, 1894) и XI (Санкт-Петербург, 1902) съездов российских естествоиспытателей и врачей. Ученый был одним из основателей (1876) и активнейшим членом Математического отделения Новороссийского общества естествоиспытателей, членом Одесского отделения Российского технического общества, читал там доклады по механике[13].

Кроме того, Гохман принимал участие в лекционной деятельности Новороссийского общества естествоиспытателей, публичные лекции по математике и естественным наукам привлекали большое количество слушателей. Гохман читал высшую математику — осенью 1895 года (150 слушателей), аналитическую геометрию — весной 1896 года (72 слушателя), механику — осенью 1896 года (78 слушателей).

Кстати, Иван Михайлович Занчевский, тоже ученик В. Н. Лигина, был на десять лет младше Гохмана, окончил Новороссийский университет на шесть лет позже него, за тринадцать лет прошёл весь стандартный путь университетского преподавателя: профессорский стипендиат, командировка за границу, приват-доцент, экстраординарный профессор, ординарный профессор. В сентябре 1905 года был назначен ректором университета.

Обратим внимание: Занчевский считал, что Гохман не был назначен профессором в силу его иудейского вероисповедания.

Об антисемитизме, с которым пришлось столкнуться Гохману в университете, свидетельствуют воспоминания астрофизика В.В. Стратонова, который учился в Новороссийском университет в 1887-1891 годах: «Был еще приват-доцент по механике, Хаим Иегудович Гохман. Этот с циничной откровенностью смотрел на свою службу как на доходный промысел. Мы, студенты, были, например, шокированы его неожиданным заявлением во время лекции по поводу сдачи им в книжные магазины для продажи своей диссертации по 4 рубля за экземпляр:

— Мне таки, положим, она ничего не стоит. Мне дали казенные средства на ее напечатание. Ну, а кто же об этом знает? Скажите, ну почему бы мне и не заработать?

Лектор он был нудный, но вечно носился с проектами прибыльных предприятий, связанных с его специальностью. Один из профессоров ему высказал:

— Бросайте, Хаим Иегудович, лучше преподавание в университете, а открывайте публичный дом!

Общий хохот. Гохман не обиделся. Под конец он открыл частную еврейскую гимназию, широко использовав для этого свое ученое звание» [14].

Коммерческое училище Х.И. Гохмана

7 августа 1887 года[15] Гохман открыл не гимназию, а частное училище, в 1894 году преобразованное в коммерческое, находившееся в ведении Министерства финансов. В апреле 1896 года было утверждено разработанное министерством «Положение о коммерческих учебных заведениях». Положение явилось первым законодательным актом, ранее каждое из училищ действовало на основании собственного устава. До 1896 года в Российской империи существовало всего восемь коммерческих училищ, из них четыре — в Одессе: Коммерческое училище имени Николая I (1861-1918), Коммерческое училище Х.И. Гохмана (1894-1918), Коммерческое училище Г.Ф. Файга (1894-1918), Женское коммерческое училище Е.А. Бухтеевой (1876-1916).

Училище было сначала семиклассным, затем восьмиклассным с подготовительным классом и пансионом. Ученики носили форму, единую для всех коммерческих училищ, отличались только гербы на фуражках. Программа преподавания была та же, что в казенном Коммерческом училище имени Николая I. Преподавались следующие общие предметы: еврейский Закон Божий, русский, французский и немецкий языки, математика (арифметика, алгебра, геометрия, тригонометрия), физика, химия, история, география, естественная история, чистописание, рисование и пение; а также специальные: товароведение, коммерческая арифметика, бухгалтерия, коммерческая корреспонденция, коммерческая география, статистика, политическая экономия и законоведение. В качестве необязательных предметов за отдельную плату преподавались один из языков — английский или итальянский, стенография, гимнастика и танцы.

В училище принимались дети с 10 лет всех сословий нехристианских вероисповеданий. Успешно окончившие училище получали аттестаты и удостаивались звания личного почётного гражданина. Окончившие полный курс с отличием удостаивались звания кандидата коммерции. Имя и фамилия ученика, получившего золотую медаль, изображались на мраморной доске. Выпускники могли поступать в высшие специальные учебные заведения, успешно окончившие полный курс имели право преподавать в низших торговых школах и классах.

Интересные воспоминания об училище оставил учившийся там историк и экономист С.Я. Боровой: «Коммерческое училище Гохмана имело выдающийся состав преподавателей. Математику читал [Самуил Осипович] Шатуновский[16], приват-доцент, после революции профессор, — выдающийся педагог и очень крупный математик»[17]. Математику преподавали также Михаил Моисеевич Иглицкий[18], Исидор Аронович Гибш[19] (1909-1914), Григорий Михайлович Фихтенгольц[20] (1911-1913). В 1887-1901 годах Иван Владиславович Слешинский[21], основатель одесской логико-математической школы, читал в училище логику.

«Химию читал [Израиль Осипович] Габер, историю Исидор Михайлович Розенталь, очень претенциозный и кокетливый человек, марксист, проталкивавший на уроках истории основы исторического материализма. Марксистом был преподаватель политической экономии Иосиф Исаакович Герлих [1882-1970]. Это был блестящий, замечательный методист и лектор. После революции он стал ведущим профессором политической экономии в Одессе… Примечательной фигурой среди педагогов был преподаватель русского языка и словесности Лев Рудольфович Коган[22]… Прекрасно образованный, свободно владеющий основными европейскими языками, он готовился в студенческие годы к научной деятельности, написал и опубликовал «медальную работу» о французском романтизме, но для него, как еврея, академическая карьера была закрыта… Основной сферой приложения энергии стала для него педагогическая деятельность и работа в области библиотечного дела…

В первые годы установления советской власти он приложил свою незаурядную энергию к библиотечному делу, стал библиотечным инспектором Политпросвета. Он проявлял необычайную активность, организаторский талант, объединял библиотечных работников, создал коллектор, издавал бюллетень и т.д. Годы его инспекторства были золотым веком библиотечного дела в Одессе. Энергичный и деловой, очень благожелательный к людям, он проявил себя как замечательный руководитель. В те же годы Лев Рудольфович опубликовал большую книгу о десятичной системе и много статей по библиотечному делу.

Примерно в 1925 г. он переехал в Ленинград, стал профессором библиотечного института, вернулся к преподаванию истории русской литературы, издал «Летопись жизни и творчества А. Островского», сблизился со многими писателями, в частности, с А.Н. Толстым и Шишковым, с которыми он одно время жил по соседству в Детском Селе (Пушкине). Он мужественно перенес бедствия, которые ему принесла война (гибель дома, тяжелая инвалидность дочери в результате ранения на фронте). Но он оставался самим собой, таким же «легким», живым, склонным к фантазии. Последний раз я его видел незадолго до его смерти, примерно в 1950 г.

Следует рассказать о преподавателе природоведения Абраме Александровиче Зусмане[23]. Он был по образованию «ученый-агроном», одержимый одной страстью: спасением еврейского народа через возвращение к земледелию. Поэтому он избрал такую необычную для еврея специальность. По окончании института он организовал еврейскую учебную земледельческую ферму под Одессой. Но потом он пришел к убеждению, что в России для еврейского земледелия нет почвы, и стал страстным палестинофилом. Отказывая себе во всем, Зусман каждое лето отправлялся в Палестину, где создал, при небольшой материальной поддержке соответствующих организаций, сельскохозяйственную испытательную станцию, мечтал навсегда переселиться туда, что и осуществилось после революции…

Специальные предметы (бухгалтерию, коммерческую арифметику и т.д.), а также французский язык в младших классах вел Мордко Иоселевич Зейлингер. Он же был инспектором и вел все хозяйство училища. Это был опытный педагог, великолепный методист… Немецкий язык и коммерческую корреспонденцию преподавал Карл Осипович Фальк[24]. Родом из Риги, инженер по образованию, он был полиглотом, страстным пропагандистом изучения иностранных языков.

Вторым не евреем среди педагогов училища был преподаватель французского языка Павел Алексеевич Пересветов. Это был человек очень высокой культуры, холостяк и бонвиван. Он был влюблен во Францию. С необычайным воодушевлением любил рассказывать о своих французских впечатлениях»[25].

Физику в 1913–1918 годах преподавал Зиновий Исаакович (Зейлик-Абрам Ицкович) Приблуда[26], он также заведовал физическим кабинетом.

В училище преподавал брат Гохмана — Моисей Иегудович. Предмет установить не удалось.

«Директором училища был Илья Рафаилович Рапопорт [Раппопорт][27]. Не знаю, как это случилось, но он имел чин статского советника — весьма редкий случай для еврея. Это был единственный из преподавателей училища, пользовавшийся правами государственного служащего.

Он почти всегда ходил в вицмундире, был суховатым, строгим и требовательным начальником, но корректным и справедливым и пользовался неподдельным авторитетом и уважением.

Он преподавал русский язык, больше всего обращал внимание на чистоту произношения. Ему представлялось, что спасение еврейского народа наступит, когда он начнет чисто говорить по-русски. Общественно-политическая позиция И.Р. Рапопорта мне неясна. Он, надо думать, сознательно избегал участия в каких-либо даже легальных общественных организациях.

Но вспоминается такой эпизод. В марте 1917 г., когда Временное правительство издало манифест об отмене национальных ограничений, были прекращены занятия и всех учащихся собрали в актовом зале. Илья Рафаилович выступил перед учениками, хотел что-то сказать по этому поводу, но был так взволнован, что потерял сознание»[28].

В 1912-1920 годах Рапопорт был также владельцем и директором частной еврейской гимназии (бывшей Иглицкого). Целый ряд преподавателей совмещали должности в училище и гимназии.

«Контингент учащихся был представлен преимущественно детьми из средне— и мелкобуржуазных семейств. Детей из семейств дипломированной интеллигенции почти не было. Их стремились обучать в общих школах. Сравнительно высокой была плата за учение. Она в несколько раз превышала плату в казенных гимназиях (там установлена была плата в 60 руб. в год). В старших классах она доходила до 250 руб. Для многих родителей своевременная оплата была очень трудна»[29].

Со слов Борового может создаться впечатление, что такая высокая плата была исключительным явлением. Однако, во всех частных учебных заведениях она составляла 250-300 рублей в год, т.к. они не состояли на государственной дотации.

Велики были траты на содержание училища, например, в 1910 году они составляли 14845 руб.[30]

Самым известным выпускником училища был поэт Саул Черниховский[31], учившийся там в 1893-1896 годах.

Одесский погром. Болезнь. Выздоровление

В годы Первой русской революции, 18-21 октября 1905 года, в Одессе произошел самый кровавый погром в истории города: было убито около 400 человек, включая женщин и детей, десятки тысяч остались без крова. Еврейская самооборона и студенческая милиция пытались остановить погром, но против них были брошены войска. Часть солдат также приняла участие в грабежах квартир, домов и магазинов, принадлежащих евреям.

Гохман считал, что он не получил должность профессора из-за болезни. Что же послужило ее причиной? Гохман на этот вопрос отвечает вполне определенно:

«Причиной моей болезни послужил еврейский погром, от которого я пострадал душевно и материально. Вид убитых и раненых евреев и разорённых и ограбленных их имуществ крайне тяжело подействовали на мою нервную систему. Кроме того, я в течение нескольких месяцев боялся за свою жизнь и жизнь семьи, пока я с семьёй не переехал в Дрезден, опасаясь повторения погрома. Материально я непосредственно не пострадал (на дом, где я жил, не было сделано нападение толпы), но от погрома сильно пострадало моё училище, составляющее главный мой источник дохода. Тогда в училище было около 200 учеников, из которых более половины составляли иногородние. Само собою разумеется, что все они бежали домой, спасаясь от погрома; для учения они совсем были потеряны. Но и из местных учеников большинство уехали заграницу — училище осталось без учеников. Так как это было почти в начале учебного года, то многие, которым я дал отсрочку во взносе платы за учение, не уплатили мне. Училище было в опасности закрытия по недостатку учеников. Так, в подготовительном классе из 40 учеников осталось двое. Всё это привело меня в страшно угнетённое состояние. Дрезденские врачи определили мою болезнь неврастенией. Насколько моё состояние было тяжёлым видно из того, что при всём своём желании я не мог посетить дрезденский политехникум, в котором я слушал лекции целый год (1881/2), будучи в командировке, и в котором было много знакомых профессоров, с которыми я близко сошёлся. Из Дрездена я послал ректору заявление о невозможности вследствие болезни продолжать чтение лекций, при этом я приложил медицинское свидетельство, заверенное дрезденским русским консулом. В марте 1906 г. я вернулся в Одессу, но читать я не мог. Угнетённое состояние продолжалось несколько лет, в течение которых я не выходил из дому, проводя всё время в полусонном состоянии и в полнейшем бездействии»[32].

Болезнь длилась семь лет. По мере того, как число учеников училища стало возрастать и его материальное положение улучшалось, улучшалось и состояние здоровья Гохмана. В годы болезни директором училища был И.Р. Рапопорт.

Выздоровление наступило в 1913 году благодаря… пасхе. Вот как об этом рассказывает сам ученый:

«Окончательно выздоровел я в 1913 г. благодаря ранней григорианской пасхе и поздней еврейской (григорианская пасха была 23 марта нового стиля = 10 марта старого стиля, а еврейская пасха была месяцем позже). Я был немного знаком с еврейским и православным календарями (в отношении празднования пасхи), но совсем не знал правил григорианской пасхи. Зная, что православная пасха всегда бывает после еврейской, я полагал, что григорианская пасха также всегда после еврейской, и если она ранее православной, то только на неделю. Такое предварение григорианской пасхи и опоздание еврейской меня крайне заинтересовало. Я взялся за изучение календарей всех народов, празднующих пасху… Я занялся изучением оригинальной древнееврейской литературы по точным наукам, в особенности по астрономии. Но и там я не нашёл ответа на интересующий меня вопрос. Разбирая эти вопросы… при помощи теории непрерывных дробей, я пришёл к заключению о неправильности цикла, по которому все три пасхи (еврейская, православная, григорианская) вычисляются. Я увидел, что все календари, даже в солнечной своей части неверны, так, как и григорианский календарь даёт ошибку в целый день в течение 3200 лет. Я доказал также неверность общепринятых формул Гаусса для вычислений григорианской пасхи. В это же время в газетах появились известия, что Императорская Российская Академия Наук возбудила вопрос о реформе календаря, причём, однако не было сказано, в чём заключается реформа. Ввиду всего этого я и задал себе задачу изобрести совершенно новый календарь, основанный на теории непрерывных дробей. Теория этого нового рационального календаря не должна зависеть от частных значений времени обращений небесных тел и должен годиться для всех планет. Как частные случаи получатся календари 1) солнечный, для григорианской системы, 2) лунный для евреев и 3) лунно-солнечный для евреев и для празднования христианской пасхи. Для достижения этой цели мне пришлось усовершенствовать теорию непрерывных дробей. Кроме того, я нашёл полезным обработать и упростить вычисление существующих календарей»[33].

Интерес к календарной проблеме возник у Гохмана далеко не в 1913 году, еще в 1880 он опубликовал работу «Полный вечный календарь старого и нового стилей» (Одесса. — 26 с.). В 1887 году на заседании Математического отделения Новороссийского общества естествоиспытателей ученый прочитал доклад «О механическом международном вечном календаре».

Результатом исследований, начатых в 1913 году, стал обширный труд «Новая математическая теория календарей. Рациональный календарь», который Гохман сумел опубликовать лишь частично[34]. Публикация была расширенным вариантом одноименной статьи, напечатанной в «Вестнике опытной физики и элементарной математики» (1914. — № 607. — С. 191–198; № 608. — С. 224–233).

В этом же журнале были опубликованы еще две статьи, посвященные календарной проблеме: «Новая формула предела L григорианской Пасхи и неправильность формулы Гаусса (1914. — № 614—615. — С. 55–58) и «Вечный календарь» (1915. — № 632. — С. 192–195).

Кроме того, Гохман написал работу «Усовершенствованная теория непрерывных дробей», которую передал для напечатания в «Записках Императорского Новороссийского университета» (напечатана не была). Доклад об этой работе был прочитан на заседании Математического отделения Новороссийского общества естествоиспытателей[35].

Не пущать!

Успешная научная деятельность стала для Гохмана доказательством его полного исцеления, и он решил вернуться к деятельности преподавательской.

«Поэтому я в начале весны 1914 года вышел в факультет с ходатайством к допущению меня к возобновлению чтения лекций. Факультет единогласно удовлетворил мою просьбу и сделал об этом представление попечителю округа Смольянинову»[36].

Физико-математический факультет, в отличие от других факультетов и Совета Новороссийского университета, сохранил «высокую идейную атмосферу, которая традиционно сохранялась в этом университете прогрессивной группой профессуры до эпохи реакции, наступившей после поражения революции 1905 года, когда университет при поддержке царской администрации был захвачен реакционными элементами»[37].

В прошении, которое было подано в факультет 27 марта 1914 года, Гохман писал, что с 1906 года «курс практической механики и начертательной геометрии не читался, между тем, как многие студенты по окончании университета поступают в специальные учебные заведения и прослушанный ими курс приносит им пользу. Из дел факультета можно видеть, что у меня всегда было много слушателей по этим предметам, которые студенты выбирали как дополнительные предметы»[38].

18 апреля 1914 года факультет подал ходатайство о приеме Гохмана в число приват-доцентов ректору Д.П. Кишенскому, мотивируя это тем, что Гохман «уже 19 лет был приват-доцентом и с его уходом предмет практической механики не читался»[39].

22 апреля Кишенский передал это ходатайство попечителю Одесского учебного округа, сенатору и гофмейстеру В. Н. Смольянинову и 19 мая получил следующий ответ:

«Вследствие представления от 22 апреля, за № 3600, уведомляю Ваше Превосходительство, что, на основании распоряжения Министерства Народного Просвещения от 16 ноября 1898 г. за № 266 и разъяснения департамента народного просвещения от 30 марта 1905 г., за № 6783 (Цирк[уляры] по окр[угу] за 1905 г., стр. 256), в силу коего «лица нехристианских исповеданий к преподаванию в христианских учебных заведениях Министерства Народного Просвещения не допускаются», я не могу разрешить в благоприятном смысле ходатайство физико-математического факультета Императорского Новороссийского университета о принятии доктора прикладной математики Гохмана в число приват-доцентов этого факультета.

Вместе с тем на будущее время считаю должным предупредить Ваше Превосходительство, что на службу при Императорском Новороссийском университете мною не будут допускаться не только лица нехристианского вероисповедания, но и вообще инородцы, хотя бы они были и христианских вероисповеданий. Исключения я признаю допустимыми лишь в самых редких случаях, при совершенном отсутствии кандидатов русского происхождения и по отношению только к тем из инородцев, преданность которых русским государственным началам будет для меня несомненною»[40].

Документ настолько впечатляющий, что попал на страницы книги «Профессорско-преподавательский корпус российских университетов. 1884–1917 гг.: Исследования и документы». (Томск, 2012. — С. 255).

О дальнейших действиях после отказа Смольянинова расскажет сам Гохман:

«Тогда я обратился к ректору университета Кишенскому с просьбой исходатайствовать у Смольянинова отмену своего отказа. Ректор предложил мне подать ему об этом прошение, так как по собственной инициативе он не мог просить за меня. В поданном ректору прошении[41] я писал, что я полагаю, что попечитель отклонил ходатайство факультета только потому, что он, попечитель, не знает меня. Ввиду этого я предоставил свое curriculum vitae… Но ни мои права на преподавание, ни интересы науки, ни ходатайство ректора не могли перетянуть на свою сторону весы, на которых на другой чаше лежало националистическое направление ставленника Кассо: Смольянинов вторично отклонил»[42].

6 октября Смольянинов сообщил об этом ректору[43], через четыре дня тот уведомил Гохмана[44].

Политика министра народного просвещения Л.А. Кассо (1910–1914) была реакционной, направленной на ограничение либеральных уступок в области высшего образования, сделанных в годы Первой русской революции.

Но Гохман сдаваться не собирался:

«Тогда я решил перенести это в Министерство. Я, конечно, сильно сомневался в успехе, так как Кассо тот же Смольянинов и ещё в большем размере — это та река, которая уносит всё, что приносит ручей. Я медлил. Но, наконец, для очищения совести я всё-таки отправил жалобу… Жалобу я отправил 14 ноября 1914 г., а на следующий день газеты принесли известие о смерти Кассо. Моя жалоба осталась без движения в ожидании назначения нового министра. По вступление в управление министерством, граф Игнатьев послал мою жалобу в факультет на заключение. Факультет опять единогласно постановил допущение меня к возобновлению чтения. 20-го января 1915 г. постановление факультета было отправлено ректору[45], и тот уже 24 января отправил его в округ»[46].

Документ с грифом «Секретно», поданный ректором попечителю, гласил:

«Имею честь представить в копиях заключения физико-математического факультета Императорского Новороссийского университета от 20 сего января за № 6 и 18 апреля 1914 года за № 2 и копию формулярного списка о службе бывшего приват-доцента Императорского Новороссийского университета Х.И. Гохмана и доложить Вашему Превосходительству, что ввиду Вашего предложения от 19 мая 1914 г. за № 13860 я затрудняюсь присоединиться к ходатайству факультета»[47].

Гохман был уверен, что вскоре последует разрешение Министерства просвещения, но

«проходят месяцы, а от министерства нет ответа. Я отправился в округ для выяснения причины замедления. Оказалось, что дело моё без всякой надобности пролежало в округе 70 дней, от 24 января до 4 апреля. На заданный мною правителю канцелярии попечителя вопрос, он ответил, что дело не лежало, а было в производстве. На этот явный абсурд я возразил, что никакого производства не должно было быть, так как дело ясно, и округ является только передаточной инстанцией. Это только желание попечителя тормозить моё дело, чтобы я потерял ещё год — если не мытьём, то катаньем. Наконец 26-го августа декан факультета П.Г. Меликов [Меликишвли] получил из министерства уведомление, что я восстановлен в правах приват-доцента. В тот же день декан известил меня об этом. Телеграфное известие о назначении меня, еврея, приват-доцентом вопреки сопротивлению Смольянинова появилось не только во всех местных газетах, но и во многих столичных и провинциальных органах печати. Об этом мне писали мои знакомые из разных городов. Хотя моё допущение было получено в Одессе ещё 26-го августа, но в силу разных формальностей я смог приступить к чтению только 6-го октября, потеряв таким образом больше месяца. Смольянинов отчасти достиг цели: если я не потерял целое полугодие, то я всё-таки потерял треть полугодия. В настоящее время (ноябрь 1915 г.) я работаю над третьим томом своей «Кинематики машин». О найденных мною результатах я сделал доклад в Обществе Естествоиспытателей (математическая секция); подробнее я читал студентам»[48].

Смерть. Похороны

Итак, борьба за возвращение в университет, длившаяся полтора года, завершилась победой. Но пользоваться ее плодами Гохману довелось недолго: 17 (30) января 1916 года он умер.

В 10-е годы ХХ века еврейская Одесса пережила целый ряд потерь. В 1910 году умерли писатели и общественные деятели Мойше Лейб Лилиенблюм и Элханан Лейб Левинский. В конце декабря того же года хоронили сына М. С. Иглицкого Илью, убитого на студенческой сходке, через тринадцать месяцев отец покончил с собой на его могиле. В сентябре 1916 года умер поэт Семён Фруг. Через месяц после Октябрьского переворота умер Менделе Мойхер-Сфорим. Похороны этих людей были исключительны по числу провожающих и общественному резонансу, прощание с Дедушкой еврейской литературы С. Я. Боровой назвал последним всплеском еврейской Одессы. Проявлением национального чувства стали и похороны Гохмана.

Они подробно освещались в «Одесских новостях» и «Одесском листке», крупных российских провинциальных газетах либерального направления. 18 января на первой странице «Одесских новостей» был напечатан некролог:

«Приват-доцент Императорского Новороссийского университета, доктор прикладной математики Хаим Иегудович Гохман скончался в воскресенье, 17-го сего января, в 9 час. вечера, о чем с глубокой скорбью извещают жена и дети покойного. О дне похорон будет объявлено особо».

18 и 19 января появились развёрнутые некрологи, знакомящие читателей с биографией Гохмана и с обстоятельствами его смерти:

«Кончина доктора прикладной математики Х.И. Гохмана последовала внезапно. По обыкновению, Х.И. после перенесенного тяжкого недуга (нервного расстройства после погрома) ежедневно ложился рано спать — около 10 час. вечера. И на этот раз Х.И. тоже лег спать в означенный час и сейчас же уснул. Семья в соседней комнате вдруг услыхала неестественный хрип Х.И. и бросилась в его спальню, где он, не проснувшись, скончался от удара. Следует указать, что покойный давно страдал астмой, и на прошлой неделе у него был припадок. Семья немедленно стала звать врачей и в то же время, чтобы оказать скорее помощь Х.И., обратилась к станции Скорой помощи, откуда явился врач, которому пришлось лишь констатировать кончину Х.И. Гохмана»[49].

19 января «в совете духовных правлений состоялось экстренное совещание членов, в котором постановлено похороны Х.И. Гохмана, ввиду его заслуг перед одесской еврейской общиной, принять на общественный счёт, предоставив родственникам покойного избрать место для погребения в почётном участке на Первом (Старом) или Втором еврейском кладбище»[50].

Местом для погребения было выбрано Второе еврейское кладбище, ныне не существующее, впрочем, как и Первое. Похороны состоялись в тот же день:

«С раннего утра у дома, где проживает семья скончавшегося д-ра математики Х.И. Гохмана [Новосельского, 66,], в ожидании похорон стал толпиться народ, преимущественно учащаяся еврейская молодёжь. Квартира покойного была переполнена людьми, явившимися отдать последний долг учёному, много потрудившемуся на пользу просвещения еврейского юношества. На заупокойном молении и выносе тела присутствовали: председатель Общества учителей-евреев В.Ф. Каган, и. д. тов. председателя о-ва «Труд» прис. пов. В.К. Гранов, педагогический персонал гимназии И.Р. Раппопорта, учебный персонал училища «Труд», представители духовного раввината и др. лица.

На гроб Х.И. Гохмана возложены были венки от жены и детей, от профессоров физико-математического факультета Новороссийского университета с надписью «Дорогому товарищу», от товарищей-математиков с надписью «Глубокоуважаемому товарищу», от педагогического персонала гимназии И.Р. Раппопорта, от педагогического персонала и учеников всех классов коммерческого училища, учреждённого покойным и многие другие. Ко времени выноса тела весь тротуар на расстоянии двух кварталов оказался запруженным народом. В 2 часа дня на квартиру прибыл обер-кантор Бродской синагоги и в сослужении хора исполнено было у гроба первое заупокойное моление, после чего гроб с останками покойного был вынесен на руках педагогическим персоналом училища покойного и гимназии И.Р. Раппопорта. Гроб понесли учащиеся и процессия направилась к зданию университета. Здесь, у входа в университет, для встречи останков вытянулась длинной шеренгой толпа студентов физико-математического факультета. После совершения заупокойного моления процессия, к которой присоединились и студенты, направилась к дому, где помещается коммерческое училище, основанное покойным [Малый пер., 7]. По совершении и здесь заупокойного моления процессия проследовала на Второе еврейское кладбище, где останки Х.И. Гохмана преданы были земле на одном из почётных участков»[51].

Уточняющие подробности находим в следующей публикации:

«При большом скоплении публики проходили вчера похороны скончавшегося популярного ученого, бывшего приват-доцента Новороссийского университета и учредителя коммерческого училища Х.И. Гохмана. Отдать последний долг покойному явились к 2-му часу дня на его квартиру многочисленные представители одесского педагогического мира, большая депутация воспитанников училища покойного и гимназии И.Р. Раппопорта, педагогический персонал обоих учебных заведений с директором И.Р. Раппопортом. Явились также многие профессора Новороссийского университета — П.Г. Меликов, И.Ю. Тимченко, В.А. Циммерман, С.О. Шатуновский, Н.М. Зеленецкий, М.И. Мандес, В.Ф. Каган, г. Боровиковский и другие юристы, старший врач Еврейской больницы, доктор медицины К.И. Пуриц и другие врачи, педагогический персонал одесской общественной торговой школы во главе с директором Г.Г. Бат, представители Коммерческого Императора Николая I училища и много учащейся молодёжи.

В 2 часа дня состоялся вынос тела. На отдельный катафалк возложены были многочисленные венки с прочувствованными надписями, в том числе от «профессоров физико-математического факультета — дорогому товарищу», «Педагогический персонал гимназии И.Р. Раппопорта — старшему товарищу и уважаемому учёному Х.И. Гохману», от педагогического персонала одесской общественной торговой школы — «Многолетнему работнику на поприще еврейского просвещения», затем было много венков от отдельных классов «Дорогому и незабвенному учредителю», от родных и друзей.

Многолюдная процессия двинулась по Новосельского к главному зданию Новороссийского университета на улице Петра Великого, где кантором Бродской синагоги П. Минковским совершено было заупокойное моление в сослужении хора той же синагоги. Гроб несли на руках по городу студенты и воспитанники коммерческого училища, а также бывшие ученики покойного и друзья. Процессия затем имела остановки возле училища покойного в Малом переулке и возле Новой синагоги в конце Екатерининской улицы, где также совершены были заупокойные моления. Затем процессия направилась на 2-е еврейское кладбище, где состоялось погребение. У могилы «последнее прости» своему старшему другу сказал директор коммерческого училища покойного И.Р. Раппопорт»[52].

Одесские журналисты умели писать художественно. Следующая публикация, подписанная псевдонимом А. Иновин, принадлежит перу преподавателя гимназии М.М. Иглицкого (И.Р. Рапопорта) Константина Борисовича Бархина, ставшего впоследствии крупным методистом русского языка: «Несколько кварталов сплошь залито народом. Он стоит неподвижно и чинно у квартиры, занимаемой семьёй доктора Гохмана; он движется мерно и плавно за белым серебристым гробом к последнему, тихому пристанищу всего живущего, обиженного, страждущего…

Что это за народ, молодой и старый, такой почтительный к печальному обряду и торжественной минуте?

Немногие из тысячной толпы знали лично покойного Гохмана, порвавшего в последние годы живые непосредственные связи с внешним миром. Самое большее, десяток или другой, понимали значение трудов «доктора прикладной математики», ищущего разрешения задач самых сложных и отвлеченных, которые не существуют для всякого, не сжигаемого недугом теоретических поисков и гложущей ненасытной мысли.

Самое название таких работ звучит для непосвящённых дико и странно, как царственные таинственные названия созвездий, имеющих свою непостижимую для нас и величественную судьбу.

Что такое был Х.И. Гохман для тысяч людей, пришедших отдать ему последний, самый трогательно-любовный и самый нежный долг?

Не чиновный это человек: не красовались на похоронах его ордена, покоясь на маленькой бархатной подушке; не богач-меценат, нежащий чужие таланты, не общественный деятель, ведущий за собой рать товарищей, союзников, сторонников — это был только ученый с одинокими муками мысли, с ее одинокими радостями, чуждый внешнему трезвому миру.

И здесь, на этих похоронах, сказалось глубокое уважение «народа книги» к чистому знанию, к духовным интересам, способным заполнить всю жизнь, осветить её как солнышком, согреть как радостью, как счастьем.

Не зная в сущности музы Х.И. Гохмана, его строгой взыскательной богини, народ верит, что она прекрасна и бессмертна. И вот траурный обряд становится праздником знания, которому пришли поклониться молодые и старые друзья Гохмана и чужие, совершенно неведомые ему люди.

Но есть еще одна сторона, господа. Все, кто знал Гохмана, и те, кто слышал только, прочел в газетном объявлении, что Гохман принадлежал к сынам «народа книги», ясно чувствовал, что жизнь этого ученого была суровой и мрачной трагедией, и пришел низко, до земли поклониться страданиям…

Трагедия еврея-учёного.

С раннего детства, от порога седой старушки-синагоги, приютившейся на краю глухого местечка, до большого университетского города с закрытыми для «посторонних» академиями — какой тяжёлый тернистый путь! Борьба за право знания, за право учиться и учить других; материальная необеспеченность; отсутствие поддержки и та страшная, зияющая пустота, что образуется и в профессорской среде вокруг человека, обреченного одним своим происхождением на увядание в тиши, бедности и неизвестности. Как вынести это, как сохранить и спокойствие, и бодрость, и ясность ума для большой и нужной работы!

Силой интеллекта, силой неимоверного нервного напряжения должно здесь преодолеть все препятствия, рвать и паутины клеветы, и стальную сеть искусственных преград…

Порвешь, преодолеешь и ты, сын «народа книги» — победитель! Но жизнь близится к роковому, преждевременному закату, и «кудри побелели» и потраченному богатству — молодости, здоровью, энергии нет возврата. Победителя добрые люди уносят с плачем на второе еврейское кладбище…

Пел хор. За гробом шли ученики, студенты, учителя, шел тысячный народ… Ясный солнечный день. Хорошие, добрые, честные, открытые лица детей, юношей.

Последнее признание заслуг, но всё-таки признание и венки тут же, хвалебная песнь цветов и сердец — знанию и мукам…

Процессия подошла к зданию университета. Тяжёлые, темные дубовые двери закрыты… Эти тяжёлые тёмные двери были закрыты для Гохмана и при жизни.

В тусклых окнах — безучастные лица сторожей. Гроб, высоко поднятый над головами провожающих, заколебался в воздухе, застыл на минуту перед серым каменным зданием строгой академии и снова поплыл под звуки песни-молитвы, которая в ясный солнечный день плакала о погасшем прекрасном огне»[53].

После смерти Гохмана владелицей училища стала его вдова, Дора Аркадьевна. Как свидетельствует запись в книге одесского раввината брак разведённого приват-доцента Новороссийского университета Х.И. Гохмана с учительницей, дочерью Маякского мещанина, девицею Дорой Аркадьевной Лиман был заключён в январе 1888 года[54]. Дора Аркадьевна преподавала чистописание в Одесском казенном еврейском девичьем училище.

Один из некрологов позволил установить состав семьи: «После Х.И. остались вдова и пять детей, в том числе старший сын-инженер в Петрограде, другой сын — воспитанник художественного училища, старшая дочь, окончившая гимназию и другие, продолжают в настоящее время своё образование»[55].

У автора имеются подробные сведения только о младшем сыне Гохмана — Элиазаре Хаимовиче (1903-1992), математике, преподавателе ряда одесских вузов[56].

Научный вклад

Во 2-й половине XIX века в России сложились три научные школы в области теории машин и механизмов: П.Л. Чебышёва в Петербурге, Н.Е. Жуковского в Москве и В.Н. Лигина в Одессе. Лигин, последователь М. Шаля и Ф. Рело, основные исследования посвятил кинематической геометрии, теоретической кинематике и кинематике механизмов. Исследования Лигина были продолжены его учениками X.И. Гохманом (1851–1916), И.М. Занчевским (1861–1928) и Д.Н. Зейлигером (1864–1936).

Основным направлением исследований Х.И. Гохмана была механика машин. Он заложил основы современной аналитической теории зацеплений, создал инженерные методы расчета и проектирования зубчатых зацеплений, разработал новые виды зацеплений, теории кинематических пар и цепей. Х.И. Гохман впервые дал современное определение механизма, исследовал структуру и вывел общие уравнения механизмов, наметил некоторые возможные методы синтеза механизмов. Первым классифицировал механизмы на основе объективных признаков, которые определяются уровнями структуры и движениями механизмов. Опираясь на идеи Рело, развил теорию кинематических пар, исходя из числа наложенных на них связей. Разработал аналитическую форму произвольных зубчатых колес.

Работы Х.И. Гохмана получили высокую оценку на страницах исследований по истории механики, он называется в ряду учёных, заложивших фундаментальные основы современной теории машин и механизмов[57].

Созданные Гохманом инженерные методы расчёта и проектирования зубчатых зацеплений и поныне являются основой теории и расчёта современных зубчатых механизмов. Крупный специалист в области общей теории зубчатых зацеплений Ф.Л. Литвин (1914-2017) в своих работах как советского, так и американского периодов называет Х.И. Гохмана, наряду с Теодором Оливье, основателем теории зубчатых зацеплений[58].

Мнение Литвина оспорил С.П. Радзевич[59]. На его приглашение к дискуссии о вкладе Гохмана в теорию зацеплений и о правомерности его причисления к основоположникам этой теории, ответил В.Б. Тарабарин[60], который проанализировав как все известные работы Гохмана по теории зацеплений, так и основные работы Оливье, пришёл к заключению, что Гохман является одним из основоположников теории зацеплений.

Сама такая дискуссия свидетельствует о современности идей Гохмана в области теории зацеплений.

Гохмана интересовала не только механика машин. На заседаниях МОНОЕ он сделал более 30 докладов (1876-1902, 1914-1915), посвящённых также высшей и элементарной математике, календарной проблеме, методике преподавания математики в средней школе.

21 февраля 1892 года на заседании МОНОЕ Гохман прочитал реферат «Математика в Талмуде», «в котором дал обстоятельный обзор математических познаний и космогонических воззрений древних иудеев на основании имеющихся в талмуде данных»[61]. Изучением древнееврейской литературы по точным наукам, в особенности по астрономии, Гохман занимался также при создании теории рационального календаря. Труд «Точная наука у древних евреев», составленный по подлинным источникам из древней еврейской литературы»,[62] не был напечатан.

Гохман был одним из пионеров эсперанто-движения в Российской империи, членом одесского филиала (1894-1910) петербургского клуба «Эсперо».

Примечания

[1] Маркевич А. И. Двадцатипятилетие Императорского Новороссийского университета: историческая записка. Академические списки. — Одесса, 1890. — С. 360-362.

[2] Мат. сб. — 1877. — Т. 8, № 4. — С. 399-497.

[3] Институт профессорских стипендиатов (аналог современного института аспирантуры) был основным механизмом пополнения университетских кадров в Российской империи. За два года следовало подготовится к магистерскому экзамену, который состоял из нескольких устных и письменных испытаний.

[4] Маркевич А. И. Двадцатипятилетие Императорского Новороссийского университета: историческая записка. Академические списки. — Одесса, 1890. — С. 362-363.

[5] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 4. — Д. 2861. — Л. 1.

[6] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 4. — Д. 2861. — Л. 2-13.

[7] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 4. — Д. 2861. — Л. 1.

[8] Записки Императорского Новороссийского университета. — 1887. — Т. 45. — С. 111-342, 2 л. черт.

[9] Кинематика машин. Т. 1. Основы познания и созидания пар и механизмов. — Одесса, 1890. — XVI, 248 с.: черт.

[10]ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 19.— Д. 18. Л. 19

[11] Биография приват-доцента Х. И. Гохмана во второе 25-летие Новороссийского университета // ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 19. — Д. 18. — Л. 10, 10 об.

[12] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 19. — Д. 18. — Л. 27-28.

[13] Гохман Х. И. Уравнение определенной подвижности и вытекающая из него классификация механизмов // Записки Одесского отделения Императорского русского технического общества. — 1889. — Сент.–окт.; Гохман Х. И. Общий практический способ профилирования зубьев в некруглых и круглых колёсах. Доклад, читанный в общем собрании Одесского отделения Императорского русского технического общества 12 апреля 1890 г. — Одесса, 1890. — 63 с., 4 л. черт.; Записки Одесского отделения Императорского русского технического общества. — 1890. — Март-апр.

[14] Стратонов В. В. По волнам жизни. Т. 1. — М., 1919. — С. 39.

[15] Путеводитель по Одессе. 1901 год. — Одесса, 1901. — С. 120.

[16] Самуил Осипович Шатуновский // Рикун-Штейн И. Э. История книгоиздательства «Матезис», 1904-1925. — Одесса, 2020. — С. 55-68.

[17] Боровой С. Воспоминания. — М., Иерусалим, 1993. — С. 48.

[18] Михаил Моисеевич Иглицкий // Рикун-Штейн И. Э. История книгоиздательства «Матезис», 1904-1925. — Одесса, 2020. — С. 92-101.

[19] Вчені вузів Одеси: біобібліогр. довідник. Природничі науки. Вип. 1: 1865-1945. Ч. 2. Математики. Механіки / упоряд. І. Е. Рікун, за участю Л. З. Гроссмана. — Одеса,1995. — С. 36-38.

[20]https://ru.wikipedia.org/wiki/Фихтенгольц,_Григорий_Михайлович

[21] Вчені вузів Одеси: біобібліогр. довідник. Природничі науки. Вип. 1: 1865-1945. Ч. 2. Математики. Механіки упоряд. І. Е. Рікун, за участю Л. З. Гроссмана. — Одеса, 1995. — С. 103-106.

[22] https://uk.wikipedia.org/wiki/Коган_Лев_Рудольфович

[23]https://ru. wikisource.org/wiki/ЕЭБЕ/Зусман,_Абрам_Александрович; Зусман А. Ферма под Одессой // Мы начинали ещё в России: (воспоминания). — [Б. м], 1983. — С. 63-66.

[24] https://museum.itmo.ru/person/234/

[25] Боровой С. Воспоминания. — М., Иерусалим, 1993. — С. 48-51.

[26] Вчені вузів Одеси: біобібліогр. Довідник.Природничі науки. Вип. 1:1865-1945. Ч. 2. Фізики. Астрономи— Одеса, 2003. — С. 65-67.

[27] Илья Рафаилович Рапопорт [Раппопорт] // Рикун-Штейн И. Э. История книгоиздательства «Матезис», 1904-1925. — Одесса, 2020. — С. 379-380.

[28] Боровой С. Воспоминания. — М., Иерусалим, 1993. — С. 47-48.

[29] Там же. — С. 52.

[30] Слюсаренко Н. Соціалізація молоді в навчальних закладах Херсонської губернії кінця XIX — XX ст. // Історико-педагогічний альманах. 2006. — № 2. — С. 113.

[31] https://ru.wikipedia.org/wiki/Черниховский,_Саул_Гутманович

[32] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 19. — Д. 18. — Л. 10 об., 11.

[33] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 19. — Д. 18. — Л. 11 об., 12.

[34] Упрощенный метод календарных вычислений пасхалий и недельного дня: извлечение их рукописного труда. — Одесса, 1914. — 29 с., рис.+ прил. (8 с.).

[35] Лейбман Э. Б. Математическое отделение Новороссийского общества естествоиспытателей (1876-1928) // Историко-математические исследования. — М., 1961. — Вып. 14. — С. 432.

[36] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 19. — Д. 18. — Л. 12 об., 13.

[37] Ланге Н. Н. Воспоминания о жизни и деятельности профессора Петра Григорьевича Меликишвили // Новороссийский университет в воспоминаниях современников: к 135-летию Одесского университета. — Одесса, 1999. — С. 165.

[38] ГАОО. Ф. 45. Оп. 19. Д. 18. Л. 15.

[39] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 19 -. Д. 18. — Л. 7

[40] ГАОО. Ф. 45. Оп. 19. Д. 18. Л. 4., 4 об.

[41] ГАОО. Ф. 45. Оп. 19. Д. 18. Л. 19-20.

[42] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 19. — Д. 18. — Л. 13.

[43] ГАОО. Ф. 45. Оп. 19. Д. 18. Л. 17.

[44] ГАОО. Ф. 45. Оп. 19. Д. 18. Л. 16.

[45] ГАОО. Ф. 45. Оп. 19. Д. 18. Л. 5.

[46] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 19. — Д. 18. — Л. 13, 13 об.

[47] ГАОО. Ф. 45. Оп. 19. Д. 18. Л. 6.

[48] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 19. — Д. 18. — Л. 13 об., 14.

[49] К кончине Х. И. Гохмана // Одес. новости. — 1916. — 19 янв. (1 февр.).: фот.

[50] Доктор прикладной математики Х. И. Гохман // Одес. листок. — 1916. — 19 янв.

[51] Похороны д-ра прикладной математики Х. И. Гохмана // Одес. листок. — 1916. — 20 янв.

[52] Похороны Х. И. Гохмана // Одес. новости. — 1916. — 20 янв. (2 февр.).

[53] Иновин Ал. Знанию и мукам. (Похороны Х. И. Гохмана) // Одес. новости. — 1916. — 20 янв. (2 февр.).

[54] ГАОО. — Ф. 39. — Оп. 5. — Д. 39. — Л. 1.

[55] К кончине Х. И. Гохмана // Одес. новости. — 1916. — 19 янв. (1 февр.).: фот.

[56] Вчені вузів Одеси: біобібліогр. довідник.Природничі науки. Вип. 2: 1945-2010. Ч. 2. Математики. Механіки / упоряд. І. Е. Рікун. — Одеса, 2010. — С. 53-55.

[57] История механики с конца XVIII века до середины XX века / ред.: А. Т. Григорьян, И. Б. Погребысский. — М., 1972. — С. 200-201; Артоболевский И. И. Леонид Владимирович Ассур (1878-1920). — М., 1971. — С. 73-78, 187. Колчин Н. И. Механика машин. Т. 1. — 3-е изд., перераб. — М., 1971. — С. 7-8; Бабичев Д. Т., Волков А. Э. История развития теории зубчатых передач // Вестник научно-технического развития. — 2015. — № 5. — С. 25-42.

[58] Литвин Ф. Л. Теория зубчатых зацеплений. — М.: Физматгиз, 1960. — 444 с.

Ч. I. Теория зацеплении Глава II. Теория плоских зацеплений. § 12. Расчет плоских зацеплений по X. Гохману. — С. 42-44.

Гл. III. Теория пространственных зацеплений. § 29. Метод X. Гохмана определения линий контакта и огибающей поверхности. — С. 115-117.

Litvin, F.L. Development of Gear Technology and Theory of Gearing // NASA Reference Publication 1406, ARL-TR-1500. — 1997. — 114 p.

[59] Радзевич С. П. Опыт прочтения магистерской диссертации: Гохман Х. И. «Теория зацеплений, обобщенная и развитая путем анализа» // Теория механизмов и машин. — 2011. — Т. 9, № 1. — С.33-43.

[60] Тарабарин В. Б. Опыт прочтения одной статьи (на статью С. П. Радзевича «Опыт прочтения магистерской диссертации: обобщенная и развитая путем анализа») / Теория механизмов и машин. — 2015. — Т. 13, № 3. — С. 6 -17.

[61] ВОФЭМ. — 1892. — Вып. 135. — С. 64.

[62] ГАОО. — Ф. 45. — Оп. 19. — Д. 18. — Л. 20.