Вырождение — вот вечная проблема всех знатных родов тогдашней Европы, и царь Иван Грозный был прекрасным тому примером. Но знал ли он об этом? Конечно, знал. И — знал, как всем этим пользоваться. Для начала надо было стать сатаной! А сатана — это не всегда рождение. Это — воспитание в определённой среде.
ИВАН ГРОЗНЫЙ
(продолжение. Начало в №6/2022 и сл.)
Родился сын…
Какой-то юродивый Домитиан говорил, что Елена родит сына по имени Тит, «великого ума» человека. Вот, все того и ждали. Но хоть на святой Руси к сумасшедшим и прислушивались, однако поступали в основном по-своему. 25 августа 1530 года, в понедельник, в седьмом часу вечера родился Иван Васильевич, будущий царь Иоанн Четвёртый, он же «Иван Васильевич, который меняет профессию». Он был немедленно, буквально бегом окрещён в Троице-Сергиевой лавре игуменом Иоасафом Скрипицыным — прямо у мощей преподобного Сергия Радонежского! — потом его представили «узкому кругу» и… всё, всякий народец дворцовый с радостью выдохнул, тайком откупоривая бутылки с наливками и настойками. Жив! Живёт! И на вид вполне здоровый… ближние боярыни мигом это заприметили опытным «женским» взглядом. Вот только отцы-бояре сидели чем-то недовольные и моргали, как филины! А за окнами деревянного дворца в Коломенском сверкали молнии, и шёл проливной дождь. Сверкало аж до самого позднего часа.
— Когда ж всё это закончится? — скучали боярыни.
Но внезапно в Москве что-то случилось и начался большой пожар. Ну а когда Москва не горела?!? Долго гудела сама собой колокольня Успенского собора. Черти там что ли резвились?!? А потом с колокольни оглушительно свалился колокол… вот такая приятная новость! Под утро из Москвы приехал придворный доктор-англичанин по фамилии Коллинз и компетентно подтвердил, что великокняжеский ребёнок действительно вполне жизнеспособен и теперь самое главное — ничего не забыть.
КАРАНТИН — проще сказать! И чтоб никто тут не шлялся!
А никого там и не было… Зачем было беспокоиться?
Однако в тот же день казанская ханша Нур-Салтан будто бы сказала боярину князю Ростовскому:
— Родился у вас царь, а у него двои зубы. Одними ему съесть нас, а другими вас…
Князь будто бы ответил:
— Что ж, чему быть, того не миновать…
Нам неизвестно, кто распоряжался на женской части дворца, однако к люльке с ребёнком тут же приставили надёжную охрану (уж не литовскую ли во главе с Казимиром Ляцким?), а внешний «контур» взяли под охрану так называемые дворцовые жильцы — молодые дворяне и младшие боярские сыновья с саблями и протазанами, составлявшие как бы личную гвардию государя. В России традиция особой дворцовой службы существовала с XIII века, но по-настоящему определилась только в правление того самого младенца, коего и охранял этот особый государев полк, — например, жильцы в правление Ивана Грозного получат крылышки и станут похожи на весьма знаменитую в те годы польскую панцерную гусарию! Только у поляков крылья — гусиные (отсюда и ГУСары, что, впрочем, созвучно и со словом «хузары»), а у этих — хоть тоже белые, но явно лебединые. Уже интересно, не так ли? В Западной Европе тоже существовала традиция формирования личных рот гвардии из дворян незнатного происхождения, — вы Александра Дюма читали? — но в той же Франции их было столько же, сколько и принцев, а это создавало множество скандалов и вооружённых конфликтов. В Москве тоже существовали «частные» роты, подчинявшиеся тем или другим знатным князьям и боярам, но они никогда не были в полной мере законными. В Кремле их воспринимали, как пережиток «старины» — тех времён, когда каждый князь был сам себе голова и формировал свои службы, как ему вздумается. Их всерьёз не воспринимали, однако боялись! Почему князья Шуйские были так значительны? А потому что они с Даниловичами — из одного «ствола» Рюрикова древа и имеют поэтому ранг, равный великокняжескому. И поэтому у них много людей на службе — самых разных! И у князей Старицких с Дмитровскими, последних на Руси удельных, везде сидели свои люди, и даже у будущих Романовых, а в те годы Захарьиных-Юрьевых, тоже могли найтись преданные слуги с ножами, ружьями и саблями! А недовольство Еленой Васильевной уже копилось, да копилось пополам с воистину русской завистью — не дай бог, если с государем что случится! На кого в этом случае подумают?
Да ясен-пень на родню Елены Васильевны — на того же князя Михаила Львовича! Ведь он теперь — родственник! Раньше был соправителем в Вильнюсе, при глуповатом и вечно пьяном гетмане Александре Ягеллоне, а теперь как бы принц на Москве. Почти соправитель… И литовцев полно при дворе! Фу, мерзость.
Ну, да ладно! Бояре вертели носами, хлопали глазами, но покамест помалкивали. Главное, что после великого князя Василия Ивановича московский «стол» не опустеет. Другое дело — откуда сын-то взялся?!? Все уже как-то попривыкли, что у государя Василия Ивановича детей не бывает, а тут — целый наследник, да ещё здоровый. Нет, думали «отцы отечества», и здесь нечисто! И снова вертели носами в недовольстве и непонимании и моргали, как филины на болоте. Не прошло и недели, как вся Москва стала гадать: какой хорёк тут навонял? Наш это или какой литовский?
А, может, это Глинские какого своего к ней подложили — то есть нормального молодого мужика — чтобы потом вместо Рюриковичей править? А всех бояр московских с крыльца посталкивать, соответственно. Но кто это?!? Нет, москвичи замечали: что-то Каземир Ляцкий слишком уж ус свой крутит польский, гусарский! Ляцкие — они ж люди полурусские-полунерусские, поэтому им везде хорошо. А тут ещё князь Иван Васильевич, его родственник однофамильный, внезапно в рост пошёл, воеводой стал, и бородка на ём кудрявится красивая. Они же родня самих Захарьевым-Юрьевым, тоже происходят от боярина Фёдора Андреевича Кошкина, весьма близкого к великому князю Дмитрию Донскому. А те только и мечтают ведь, как бы им с Рюриковичами сродниться — они ж истинные, «старомосковские»! Вот те же Бельские — они ж через рязанских удельных князей троюродные родственники княжичу Ивану, и поэтому близки к «семье» — почти «порфироносные». А бояре Захарьины-Юрьевы разве «дальше»?.. А там ещё наблюдается воевода, князь Иван Фёдорович Телепнёв-Оболенский по прозванию «Овчина»! Он тоже «близок» или, во всяком случае, борется за «близость». Крепкий молодой мужчина — «альфа-самец», одним словом… В общем, раньше великого князя заносили в евнухи, а теперь причисляли к рогоносцам. А государыня Елена Васильевна и вовсе считала себя дурой, — потянулась, типа, за короной на Москве, а получила статус великокняжеской дырки от бублика, в которую кто угодно суётся — хоть Ляцкие, хоть Бляцские! Хорошо хоть сын есть. Если с ним ничего не случится, то станет он государем, а кривые мнения так и останутся кривыми мнениями. Мало ли, о чём мышки шуршат ночью в вениках?
Правильно? А если с ним что случится, то порвут всю семью. В принципе, потом так и получилось. Когда княжу Ивану стукнуло тринадцать, какой-то московский добродей стукнул в вечевой колокол, и целая стая убийц бросилась «конкретно» резать тех Глинских, которых не успели передушить-передавить в краткое правление Елены, их племянницы. А причиной бойни был «брех» о колдовстве Елениной мамы — Анны Якшич. А ведь боярыня Анна была настоящей опорой и защитницей маленького принца — его бабушкой. А эти — как бросились-то, как накинулись!?! «Волки позорные», как бы их сейчас назвали. Увы, такие «разборки» были обычным делом в годы детства царя Ивана Васильевича.
А тогда он был пока совсем маленьким и ещё ничего не понимал. В мамки ему была выбрана ближняя боярыня Аграфена Челяднина, вдова умершего в литовском плену боярина-воеводы и сестра «того самого» князя Ивана Федоровича Овчины-Телепнёва-Оболенского — мамашка, между прочим, весьма опытная. У неё было шестеро детей. Другой мамкой стала родная мать Елены Глинской — это всё-таки её внук, притом почти единственный! А великий князь, тем временем, «гулял». Боярин Захарьин-Юрьев не устал ему наливать — гудел он, как шмель на всё Коломенское! Анна Якшич была женщина знатная королевского рода и совсем ещё не старая (в те годы детей заводили рано, а то и очень рано), поэтому с сорока семилетним государем Московским Василием она общалась без особых церемониалов — просто толкала его, дюже пьяного, в плечо и говорила:
— Вижу, нравится тебе мой внук…
И ещё б не нравился! Сколько лет великий князь прожил душа в душу со своей Соломонией, а детей так и не было. А тут — сын!
И — плевать на шуршание мышек в вениках!
Великий князь давно ждал этого события — рождения наследника! — но гороскоп новорожденного принца, любимца фортуны, был до такой степени нескладным и мрачно-удивительным, что придворный астролог немец Клаус фон Бюлов даже засомневался: а показывать ли его великому князю или не показывать? Натальная карта будущего государя напоминала «пьяную» паутину. Там такое количество «напряжённых моментов», что назвать её «счастливой» можно только при одном условии — если ты сам Квазимодо и живёшь на чердаке или ты граф Дракула и ночуешь в ящике. Отсюда и крайне обострённый интерес царя Ивана Грозного к колдовству, астрологии и ко всяческим небесным знамениям. Он уже в детстве знал о себе много больше, чем положено знать ребёнку, а, став взрослым, заметно переживал своё зодиакальное уродство. Если о многих подробностях его рождения мы ничего не знаем, то подробности его ухода из жизни нам известны весьма подробно. Царь Иван Грозный ни в чём себе не изменил и никак не изменился. Зимой 1584 года в небе «нарисовалась» какая-то комета в виде креста.
С одной стороны — да тьфу на неё, заразу небесную, а с другой-то… ну, царь Московский не на шутку перепугался, вылез, как был, в домашнем халате на Красное крыльцо, с которого обычно держал слово перед трудящимися Москвы и области, и пафосно произнёс своему приближённому Богдану Скуратову-Бельскому, торчавшему неподалёку в крайне сокрушённом состоянии духа:
— Вот оно, знамение моей смерти!
И примерно то же самое говорили жившие в особой кремлёвской избе волхвы и астрологи, половина которых привезли аж из Пруссии и Лапландии:
— Скоро придёт твой час, царь Московский»!
Во всяком случае, так гласит старинная легенда.
…Впрочем, опять всё по порядку!
Если вам кажется, что новый великий князь Московский родился Тельцом или Скорпионом, вы ошибаетесь. Он — Дева, а этот знак отличается, казалось бы, только брезгливостью, и к жестокости, в общем-то, склонен не очень. Психологический портрет Ивана Грозного тоже никак не свидетельствует о патологических наклонностях этого человека: гражданин, рожденный 25 августа, отличается строгой замкнутостью, рационализмом и большой скоростью мышления. Его правящая планета — Нептун. Но натальная карта Ивана Васильевича свидетельствует совсем об обратном:
«В натальной карте Ивана Четвёртого внимание привлекает обилие противостояний. Луна в соединении с Юпитером, затем соединяется с Венерой, а далее, перемещаясь по знаку Весов, делает тригон к Сатурну, управителю 8-го дома, и указывает на обилие брачных связей. Действительно, восемь официальных жён — не часто встречаемая ситуация, как для обычного человека, так и для царственной особы. Тяжёлый Плутон, в полутораквадрате к Солнцу, — это дополнительное указание на обновление брачных отношений, смерть как жён, так и противников, чаще всего мнимых. Сатурн, диспозитор Плутона, в квадратуре к Солнцу и Марсу вносит в общение с противниками и брачными партнёрами дополнительные неприятности».
Очень тяжёлый прогноз… а ведь по другому пророчеству государь Иван Васильевич должен был стать настоящим героем и освободить от турок Константинополь — «город на семи холмах» и даже «в нём воцариться». Возможно ли это, если уже в то время многие мало-мальски думающие люди отмечали, что в роду Рюриковичей что-то неладно, а самые умные стали кивать на ещё незабытую при дворе Софию Палеолог — она-де принесла «дурную кровь» из Константинополя! Следующий сын Елены, Юрий, родился глухонемым, что уже многим не понравилось, а здоровье первенца, княжича Ивана, было каким-то «сырым», несовершенным, будто порченным.
Сейчас Ивану Грозному смело ставят диагноз «паранойя» и даже более редкий — химическое поражение мозга, именуемое «болезнью Маймонида», а тогда многие наблюдали у него спазм сосудов головного мозга — так называемые «мальчики кровавые в глазах». Чем это объясняется? Неполадками в позвоночнике разве? Ещё одной аномалией царя Ивана (и его сына Федора) было то, что оба они имели позднюю смену зубов. Кроме того, современники отлично знали, что царь не может громко говорить, поскольку у него было генетически обусловленное искривление свода нёба, — от полной потери всех верхних зубов его уберегло только чудо, но от вечной «каши» во рту грозный царь вряд ли мог когда-либо избавиться. Личный врач царя, англичанин Арнольд Линдсей, ничего не мог с этим поделать. А ещё ярко выраженная левая асимметрия, — левый глаз, левое плечо и вообще вся левая половина тела была значительно больше правой. А каковы его дети?!…старший Иван никогда не брил бороды (она почему-то не росла), зато отличался патологической жестокостью. А другой сын, Фёдор, был истинным Палеологом по умственному развитию. В то время такие граждане обычно становились монахами. Некоторые из современных исследователей считают его вообще имбецилом. А младшенький его сыночек, Дмитрий, был бы в наше время вечным пациентом детской психиатрии. И мало кто из современников всерьёз сомневался в официальной причине гибели угличского царевича. Зато многие отмечали, что всё так и должно было закончиться — смертью его!
Вырождение — вот вечная проблема всех знатных родов тогдашней Европы, и царь Иван Грозный был прекрасным тому примером. Но знал ли он об этом? Конечно, знал. И — знал, как всем этим пользоваться. Для начала надо было стать сатаной! А сатана — это не всегда рождение. Это — воспитание в определённой среде.
21 сентября 1533 года Василий Иванович с женой и сыновьями отбыл в Троице-Сергиеву лавру. Побывав на всех религиозных мероприятиях, князь сел в седло и ускакал в свой охотничий замок, в селе Озерецкое. С ним была только свита и несколько бояр, среди которых снова наблюдался воевода князь Овчина-Телепнёв-Оболенский. Он считался большим специалистом по охоте на крупного зверя, включая женщин. Однако поохотиться как-то совсем не получилось. Вскоре на внутренней стороне левого бедра государя образовалась опухоль, с каждым днём она становилась всё больше и больше. Сейчас мы можем предположить (вероятность прогноза 90%), что это был гнойный периостит в сложной форме, но практические знания хирургов XIV века ограничивались только боевыми ранениями. 6 октября великий князь уже лежал пластом. Накануне он едва не упал с коня. В село Колпь, где государь застрял по причине недомогания, прибыли придворные врачи: Клаус фон Бюлов — врач, астролог и писатель — и некто Фиофил, хирург, а также недавно освобождённый из тюрьмы князь Михаил Львович Глинский. Между прочим, дипломатом и воеводой он был только по призванию, а образование у князя было медицинское, притом диплом он получил в Италии, а одним из его заграничных приятелей был знаменитый Максим Грек из византийского рода Триволисов, — тот самый, который будет впоследствии хранителем и переводчиком библиотеки царя Ивана Грозного — Либереи. Они родились в один год — в 1470, и когда-то вместе слушали речи легендарного флорентийца Савонаролы. И вместе учились в Падуанском университете — один чуть раньше, а другой позже. А примерно тогда же там учился не менее легендарный Христофор Колумб. Прошли годы и теперь один из них стал учёным монахом и писателем (а также церковным оппозиционером не хуже того флорентийца!), а другой — дипломатом и воеводой. Оба они родились за границей, но никто из них не был лишним в России.
Феномен, не так ли? Как говорил «русский» иностранец опричник Генрих фон Штаден, «дорога в эту страну бывает широкая-преширокая, а дорога обратно узкая-преузкая». А уж на стыке времён эта столбовая дорога вообще перекрывается полосатыми палками — и ни назад тебе, ни вперёд. Это — как США, Австралия или Бразилия — такая страна, которая засасывает человека навсегда и даже способна приблизить его к власти. А сыны и внуки приезжих людей становятся людьми государственными уже не по набору, а «по отчеству». Сейчас у князя Михаила Львовича Глинского была непростая и почти прожитая жизнь и уже взрослый сын, начинавший службу в Московском государстве. А ещё был умирающий государь, вызывавший чувства противоречивые. С одной стороны — пускай дохнет в отместку за не за что отсиженный тюремный срок, а с другой — что дальше-то?! То, что государь скоро умрёт, врач, князь Михаил Львович Глинский, прекрасно видел. При нём хирург Фиофил вскрыл ножом новообразование. Вытекло много гноя — «яко до полутаза». Такое количество означало, что пора звать священника. Понимая, что дело плохо, князь Глинский и дворецкий Кремля Шигона (хоть друг-друга и ненавидели) вместе распорядились постельничему Якову Мансурову готовить личные вещи великого князя к сдаче на склад, а дьяку князю Путятину — немедленно привезти из Кремля все завещания ветви Даниловичей, чтобы использовать их, как «образец» для написания нового завещания — сами понимаете, чьего именно.
26 октября срочно собрался совет, в который вошли Шигона, князья Курбский, Бельский, Глинский, ветеран придворной службы, князь Иван Васильевич Шуйский и дьяк по секретной части, князь Иван Путятин-стариший. Потом приехали члены «кабинета министров» — управделами дьяки Цыплятев, Курицын, Лебедев, Балабанов-Кувшинов и Тимофей Раков — в общем, почти все с «птичьими» фамилиями. А, может, не хватало Щукина? Был в правительстве государя Московского и такой дьяк — Матвей Иванович Щукин — но он оставался в Москве. Вскоре умирающего государя тайком привезли в великокняжеское село Воробьёво, — там, где сейчас улица Косыгина пересекается с проспектом Вернадского, в то время находилась загородная резиденция Василия Третьего. После этого переезда по всей столице начали бродить слухи — то такие, то другие, а то и вовсе удивительные… однако власть скорбно молчала, словно бы щуку проглотив. От москвичей и иностранных дворов болезнь государя старательно скрывали до самого последнего момента — когда пришла пора гроб заказывать!
Кстати, за гробом поехал Глинский.
23 ноября 1533 года на большом кремлёвском заседании были согласованы все статьи завещания — как и предполагалось, наследником престола становился трёхлетний сын государя, Иван Васильевич. А братья Ивана Васильевича — Андрей и Юрий получили шиш, а не власть! Им так и сказали — смирите-де гордость вашу и сами смиритесь! Притом князя Юрия Дмитровского с его детьми как брачными, так и не брачными заседавшие в отсутствии государя бояре и дьяки приняли с определённой враждебностью. В качестве необходимой компенсации князю Юрию Ивановичу Дмитровскому были переданы охотничьи владения государя в Волоколамске. А более уступчивый Андрей Старицкий получил в удел Углич. Смена вех произошла 4 ноября 1533 года.
Василий Иванович умер. Диагноз — заражение крови.
Последней его волей была передача престола сыну, а «жене Олёне с боярским советом… держать государство под сыном» Иваном до его возмужания. Тут же в узком кругу был обнародован список опекунов нового государя. Назначенные государем бояре-опекуны немедленно и абсолютной в тайне от всего света представили Ивана общественности — примерно на третий день после кончины Василия Ивановича. Кто это были? Это были князь Михаил Львович Глинский, воевода князь Дмитрий Бельский, наместник Московский и фактический правитель Московского государства князь Иван Васильевич Шуйский и окольничий боярин Михаил Тучков-Морозов, дипломат, а также шеф разведки Кремля. Этакий сэр Уилсингем Московского государства. Во всяком случае, за границей его так и воспринимали — как главного московского шпиона! Кстати, это его внук по линии младшего сына Михаила будет играть в «ножички» с угличским царевичем Дмитрием и станет свидетелями его случайной гибели. Также он был дедом князя Андрея Курбского — по линии старшей дочери Марии… Но пока до угличских событий было очень далеко, а угличского царевича в природе не существовало. Его мать, Мария Ногая, ещё не родилась.
Итак, на руках у бояр-опекунов находился маленький ребёнок, которого следовало и охранять, и любить, и даже прятать — в том числе друг от друга. А были ведь ещё и другие опекуны — те, которых почему-то не пригласили на «отчётное мероприятие». В регентский совет входил брат Ивана Шуйского Василий (тоже настоящий ветеран придворной службы!), ближний боярин Михаил Захарьин-Юрьев (командир артиллерии Московского государства; от него пошли бояре Романовы), новгородский и псковский (запомним — «псковский»!) воевода и наместник Михаил Семёнович Воронцов, главный хранитель государственной «кубышки» Пётр Матвеевич Головин, дворецкий Иван Шигона и два «оперуполномоченных» думных дьяка — князь Иван Путятин и Фёдор Мишурин. Последний был хранителем многих тайн государя Василия Ивановича, за что потом и поплатился — его предательски убили. Духовным опекуном малолетнего царя стал митрополит Даниил Куцый из княжеского рода Патрикеевых, человек авторитетный в кругах московских церковников, да и вообще людей простых и истово верующих.
Но его почему-то тоже «забыли». А ведь зря!
К сожалению, нам не известно, где состоялась представление Ивана общественности и как оно вообще выглядело. Мы даже не можем точно сказать где это было. Зато мы можем предположить, что это был шаг, полностью лишавший Елену Васильевну прав на престол. Теперь она была не государыней, а всего лишь матерью государя. А представили нового государя… нет, не в Москве, как это надлежало сделать, и не в Коломенском, а во Пскове. И город Псков (он самый!) первый присягнул новому правителю. Об этом событии свидетельствует местная легенда.
В книге В.Б. Кобрина «Иван Грозный» события, последовавшие сразу за смертью великого князя, излагаются так:
«Василий, умирая, особенно рассчитывал на князя Глинского. Обращаясь к боярам, он говорил, что, хотя князь Михайло — «человек к нам приезжий», бояре должны держать его «за здешняго уроженца», ибо он государю «прямой слуга». А самому Глинскому напоминал, чтобы он за малолетнего великого князя с братом и великую княгиню «кровь свою пролиял и тело свое на раздробление дал».
На Москве после смерти государя было кому «государить» — тут и удельные, и всякие двоюродные! Ладно уж, с удельными всё было решено. Каждый притих, получив свой «кусок». А как же князь Михаил Львович Глинский, только что короновавший Ивана, а прежде и сам претендовавший на престол в Литве — без должных, правда, оснований, но весьма настойчиво?!? Когда-то именно это обстоятельство и стало причиной его бунта и отъезда в Москву. Он-то как? Теперь Глинский стал опекуном, большим воеводой и царским родственником. Но в Москве он был человек посторонний, и именно с его внезапного свержения начинается та грязная борьба за власть, о которой с такой ярой ненавистью писал впоследствии царь Иван Грозный. Это борьба чуть ему самому не стоила жизни — царю! Что могло бы случиться, если б его не представили общественности, в тайне от всех?!? Да неизвестно! Иван Грозный и о своей матери был не самого хорошего мнения, законно, считая её самой последней сволочью на планете. Ведь не остыло ещё тело прежнего государя, как в московских «верхах» произошёл самый натуральный госпереворот — конюший князь Иван Фёдорович Овчина–Телепнёв-Оболенский, близкий родственник жены князя Глинского, получил под начальство отряд войск и выдвинулся с ним на реку Оку для того, чтобы встретить там конную банду какого-то мурзы, однако вскоре он вернул часть отряда обратно в Москву — абсолютно незаконно! — и арестовал удельного князя Старицкого со всей семьёй, Михаила Воронцова, и всю «партию» верных Елениных литовцев — Вельских, Ляцких, воеводу Воротынского и двух князей Трубецких. Государь Иван Грозный и сам был маньяком, но его особо бесило, что литовская княгиня Елена Глинская не пощадила никого из оппозиционеров, оставив его, маленького принца, в самом полнейшем одиночестве.
И своих литовцев она тоже посадила. Но их-то зачем?!?
А затем! Она им больше не доверяла.
Родственника своего князя Михаила Львовича она велела оковать многопудовыми цепями и надеть на голову железную шапку — хорошо, что не маску! Далее его усердно унижали и морили голодом. А потом ему вовсе выкололи глаза и заживо замуровали. В тюрьме он прожил два месяца. Чуть дольше прожил «под железой шапкой» князь Андрей Старицкий — сын Ивана Третьего и Софии Палеолог, между прочим! Погибла в тюрьме и почти вся его семья. Уцелел только его сын Владимир, последний удельный на Руси. Погиб и другой сын покойного государя Московского — князь Юрий Иванович Дмитровский, обладатель невероятного мехового гардероба. Его подмосковный удел считался наиболее старинным на Руси и престижным. На службе у Юрия состояли сыновья знаменитых дьяков и ближних бояр великого князя Василия, а в общем списке служивых людей князя можно найти немало знакомых фамилий — например, предки Пушкина и Дениса Давыдова числились именно по дмитровской службе. Так в чём же заключалась «вина» князя Юрия? Он претендовал на власть! Князь Юрий Дмитровский присылал своего дьяка Третьяка Тишкова к московским боярам — в частности, к известному провокатору князю Андрею Шуйскому — звать их к себе на службу. В конце концов, сын покойного государя был схвачен, посажен в тюрьму, где спустя два года его придушили по приказу всё того же князя Ивана Овчины-Телепнёва-Оболенского, фигуры почти демонической.
Но что это был за демон такой московский по прозванию Овчина, служивший своей прекрасной даме и не щадивший ни себя, ни других? Откуда вообще взялся этот «безжалостный инструмент» средневекового террора, тоже оказавшийся в числе удавленных?!?
Он — сын воеводы и сам воевода среднего командного уровня. В 1521 году он приводил в порядок Серпухов после того, как через него прошли в обратном направлении орды крымского хана Муххамед-Гирея, а потом преследовал во главе поместной конницы отдельные крымские отряды, надеясь отбить хотя бы часть «полона». Возможно, ему это не удалось, поскольку впервые имя фактического супруга Елены появляется в наградных документах только в 1530 году. В Казани произошёл очередной дворцовый переворот и Московское государство направило туда существенное войско под начальством воеводы Ивана Бельского и князя Михаила Глинского. «Судовая рать» с пушками и боеприпасами двигала на вёслах под реке, а конная (которую вели князь Глинский и его второй воевода князь Михаил Горбатый-Шуйский) шла в обход «тайным» маршрутом — это чтоб татар запутать. К тому же в Казань сильно спешила орда во главе с Сафа-Гиреем, только что разграбившая Рязань (как татары — в Рязань, так русские — в Казань!), так что у Глинского с Шуйским могла найтись «работа» и поважнее Казани. 12 июля 1530 года две рати встретились на реке Булаке, где Ивану Овчине-Телепнёву-Оболенскому, второму воеводе в кавалерийской дивизии (будем её так называть) князя Ивана Хабарова-Сицкого пришлось штурмовать во главе вверенного ему пехотного подразделения выстроенный татарами деревянный острог. Штурм завершился быстрой победой, а молодого князя заприметил «сам» Глинский, на тот момент верхний воевода. А Шуйский и Бельский решали, тем временем, кому из них входить парадом в столицу Казанского ханства — одному на «судовой рати» или другому впереди конной? Тяжёлая проблема, не так ли?
В результате боярского спора, быть может, очень «хитрого» и связанного с определённым недоверием к противнику, поход 1530 года завершился небольшим «афронтом», за который воеводам крепко влетело, однако победа всё равно была за московским войском. Что же касается хана Сафа-Гирея, то он, возвращаясь назад, очень быстро обнаружил, что его «ведёт» большой конный отряд русских — в том числе служилых татар-казаков. Сафа-Гирей забеспокоился и чуть было не приказал форсировать вплавь глубокую реку, однако ему повезло. Отряд, которым руководил князь Фёдор Телепнёв-Оболенский по прозванию Лопата — опять он! — подвергся внезапному нападению черемисов (современные марийцев). Нападение было отбито, и отряд даже взял пленных, но князь-воевода, рыцарь в итальянских доспехах, был ранен из засады и чуть не помер … повезло воеводе — врач быстро понял, что надо устранить внутреннее кровотечение, а потому взялся за хирургический нож … А хан добрался-таки до Казани, уже занятой русскими, и, потоптавшись в растерянности на Арском поле, повёл своё воинство в Астрахань.
Больше никогда казанские татары к Москве не ходили.
Теперь русские ходили в Казань. Когда им вздумается!
А в 1532 году князь Иван Овчина-Телепнёв-Оболенский вознёсся до небес, когда принял самое активное участие в разгроме войска крымского царевича Ислям-Гирея на реке Оке, а затем под Зарайском. Постниковская летопись гласит, что «летомъ 7041 августа (1532 год) Василий Ивановичъ хотелъ ехать на Волокъ Лъмский на охоту, но пришла весть 11 августа, что къ Рязани идуть крымцы во главе съ царемъ Сап-Киреемъ, съ нимъ Исламъ царевичъ Магметъ-Киреевъ царевъ сынъ, хотять воевать Московские земли». Царевич Ислям-Гирей — это был младший сынок Муххамед-Гирея, калга Крыма — «тогда же воеводы великого князя зъ берегу послашя за реку воеводу Ивана Федоровича Телепнева Овчину, а съ нимъ княжать и дворянъ великого князя и детей бояръскихъ. Князь Иванъ доеде сторожей татарскихъ и потопташе ихъ и побишя… татарове бежали… и туть князя Ивана навстретишя». Короче, «песец» пришёл крымскому калге. Набег не получился. На следующий год князь Иван Фёдорович Телепнёв-Оболенский был окольничий русского двора и наместник в Калуге.
Кстати, общее командование войсками в битве с Ислям-Гиреем осуществлял тот самый рыцарь в итальянских доспехах со свадьбы Василия и Елены — князь Телепнёв-Оболенский по прозванию Лопата, родной дядя Овчины. В 1535 году их общая родственница и старшая сестра Ивана боярыня Аграфена Фёдоровна Челяднина становится мамкой новорожденного Ивана, будущего Ивана Грозного. С того момента князь Овчина-Телепнёв-Оболенский становится «сильненьким» — дальше некуда. Сколько ему было лет, нам не известно. Мы знаем, что в 1511 году князь был ещё очень молод — 14 лет или чуть больше? Кто он был в тогдашнем феодальном обществе? Он относился к одной из ветвей знатного и старинного княжеского рода, основатель которой — тоже, видать, настоящий рыцарь! — никогда не расставался с телепнём — боевым кистенём особой формы. Кстати, собственное прозвище Телепнёв-Оболенский получил, по-видимому, из-за курчавой бороды. Такое вот, краткое описание этого интересного человека, ставшего самым первым фаворитом в истории Российского государства. Он был жесток до самой крайности, и, кстати, никак не стеснялся своего статуса. Что ж, страшный человек этот Овчина! Но разве в других странах никогда не было страшных фаворитов?!? Были, и даже не менее страшные. Или вам кажется, что все заграничные фавориты жили на деревьях и были дауншифтерами-вегетарианцами?
Увы, нет. В то время за вегетарианство платили трижды.
Однако за хищничество — четырежды! Как известно, дольше всех живёт тот правитель, который знает во всём умеренность. В 1534 году истёк срок перемирия между Москвой и Литвой, подписанного ещё Василием Ивановичем, и литовский великий князь Сигизмунд Первый двинул войска на Русь, чтобы завоевать Смоленск. Но, столкнувшись с князем Овчиной, он начал терпеть одно поражение за другим, после чего фаворит государыни Елены Васильевны прошёл диким кавалерийским рейдом почти до самого Вильнюса — не всё получилось гладко, но всё же … немного на свете таких командиров! Сильный был парень князь Иван Фёдорович Телепнёв-Оболенский по прозванию Овчина. И абсолютно беспощадный. Он истребил своими руками всех противников правления литовской царевны и смог стать тем, кем, по существу, так и не успел стать государь Василий Иванович, — настоящим мужем этой женщины. Четыре года подряд они «встречались», благодаря посредничеству боярыни Агрефены Челядниной. Кстати, человек он был женатый, и достаточно выгодно — на смоленской удельной княжне Евдокии Дорогобужской — что тоже немало способствовало его сближению с великой княгиней Еленой Васильевной. Они были как бы ровней, если не ближе. Однако в ночь со 2 на 3 апреля 1538 года государыня Московская Елена Васильевна скончалась.
Абсолютно внезапно. И никто этой смерти не ожидал. Уж не отравление ли? Не исключено. Однако, с другой стороны, если бы современные парфюмеры поинтересовались химическим составом той косметики, которой пользовалась великая княгиня Московская, то они почти наверняка пришли бы в неописуемый ужас — это был не гигиенический продукт, а какая-то отрава на мышьяке! Да что там мышьяк! К примеру, в качестве помады и румян в те годы использовался сульфид ртути, а для отбеливания лица применяли всевозможные средства со свинцом. Нормально, не так ли? Королева Англии Елизавета Первая Тюдор — просто чудо, что не померла от этого варева — её лицо достигло такой степени белизны, что вошло в историю как «Маска молодости». Вечной молодости, какая бывает только у наштукатуренных покойниц. А самое знаменитое в те годы средство по уходу за кожей называлось «водой Сулеймана» — Сулеймана Великолепного, как вы понимаете — и содержало ртуть и серу. Это не косметика, а какие-то отрыжки нечистой силы. Сей импортной мерзостью торговали в Персидском гостевом дворе на верхнем Китай-Городе, и его регулярное применение гарантировало серьёзные проблемы с кожей, а также выпадение зубов. Ну, зубы у великой княжны были и так не совсем в порядке, зато мы находим в прочих останках этой красавицы эпохи Ренессанса столько мышьяка и ртути, что даже и сказать нечего. Любая женщина съедает за свою жизнь несколько пудов косметики — потому-то и существуют жёсткие производственные ГОСТы, любое нарушение которых может привести к массовому мору слабого пола! — однако в то время за качеством продукции никто не следил. И нечего поэтому удивляться, что, к примеру, первая супруга государя Ивана Грозного Анастасия, умирая, в прямом смысле слова заблевала все кремлёвские палаты — а она тоже сильно красилась!
Итак, в древней летописи было записано:
«В лета 7046 апреля 2 день преставилася великая княгиня Елена, со вторника на среду в 7 час нощи». На шестой день после её смерти, по решению Боярского совета, несмотря на плач и мольбы маленького княжича Вани, первый фаворит у престола Московского государства и всея Руси, конюший, боярин и князь Иван Фёдорович Овчина-Телепнев-Оболенский был схвачен неизвестно чьими челядинцами и брошен в тюрьму, в Набережную палату Кремля, где ранее сидел и умер Михаил Львович Глинский — «И тягость на него, железа ту же положиша, что и на Глинском была». По рукам и ногам закованный в кандалы и прикованный к стене цепью, Иван Овчина-Телепнев-Оболенский вскоре умер от голода. Вместе с ним была арестована и мамка великого князя Ивана — Аграфена Челяднина, усердно помогавшая сближению и любовным встречам Елены с её фаворитом. Её сослали на Крайний Север, в глухой и строгий Каргопольский монастырь, где против воли постригли в монахини. Ну, а как ещё могло быть?!? С одной стороны, за вегетарианство и правда платят трижды, иногда всей жизнью, но с другой — «умеренность доживает до седин, тогда как неумеренность умирает быстро». И ещё! Князь не знал, что надо следить за своими чувствам и свято им доверять. Этому его не учили, хотя данное правило является основным во всех рискованных занятиях — неважно фаворитизм ли, или подпольно-подрывная деятельность! По этому поводу есть очень хорошая шутка из опыта разведки и полиции — «если три раза шарахнуть ногой по коробке со следственными материалами, то в голове могут появиться полезные мысли».
Князь этого не знал, хоть и собирал компромат на противников.
Зато теперь на Руси был один правитель, а не сразу трое.
(окончание следует)
