К двенадцати годам великий князь Московский Иван окончательно стал тем, кого в нём ожидали увидеть, — ему весьма понравилось убивать собак и кошек. Бедные кошки — они-то в чём виноваты?!? Впрочем, карьера французского короля Людовика Пятнадцатого тоже началась с того, что его научили убивать кроликов. Ему как раз исполнилось пять годочков. Вы представляете себе картинку — сидит дошколёнок и режет ножом кролика?!?
ИВАН ГРОЗНЫЙ
(окончание. Начало в №6/2022 и сл.)
Мать Елены — Анна Якшич осталась также «почти» единственной и неповторимой воспитательницей маленького великого князя. Так ей велели опекуны-бояре, — те, что ещё уцелели в придворных «разборках». Старый князь Василий Васильевич Шуйский, когда-то главный воевода, собрал всех своих родственников на тайное совещание — теперь надо было определить внутреннюю политику на ближайшие годы. А клан Шуйских становился ведущим при русском дворе. Главная заноза — Бельские. Они у Елены Васильевны не «котировались», хоть и горой стояли за неё, а теперь самого страшного из них — бывшего дружку на великокняжеской свадьбе — конкуренты из числа опекунов избавили от преследования и он уже гастролирует по всему Подмосковью, предлагая боярам да дворянам «встать против всевластия боярского». А тут ещё убили «оперуполномоченного» дьяка Мишурина. Кто это сделал? Нет, так просто не понять. «Начинается замятня», — предостерёг Шуйский.
Слово «замятня» использовалось в значении «большая драка».
Но и князьям Шуйским было чему удивляться. В самый разгар этой «замятни» старый князь Шуйский внезапно умирает — герой многих походов и обороны Смоленска в Смоленской войне, человек очень авторитетный и женатый, к тому же, на царевне Казанской Анне, государевой племяннице. Он ещё как-то уберегал свой клан от хамских «разборок» и насильственного захвата власти, однако после его смерти всё пошло наперекосяк. Во главе клана встал Иван Васильевич Шуйский, брат покойного, человек, напоминающий боярина из мультфильма «Летучий корабль» — «Построишь?» — «Куплю!» — помните? Это как раз на него Иван Грозный всю жизнь хранил глубокую обиду — хамло он был первоклассное! Вот уже зверски убит князь Иван Фёдорович Бельский, главнокомандующий войсками на южной границе, — троюродный брат будущего царя, пытавшийся собрать свою «партию» — а потом в Москве грязно хозяйничают «личные» войска Шуйских — 300 «рыцарей» и до 1000 «боевых холопов» с ружьями и даже пушками. В стране буквально государственный переворот. Народ собирается в митинги, на которых звучит одно и то же громкое требование — «СОБИРАТЬ ОПОЛЧЕНИЕ ПРОТИВ ИЗМЕННИКОВ!» Это против КАКИХ изменников, остаётся узнать. Это против «тех», или ЭТИХ?!? Зато ночами по всем посадам звенят сабли и гремят перестрелки. То и дело в храмы затаскивают раненых в полной боевой амуниции, снимают помятые и простреленные доспехи, спрашивают, как зовут и «за какую правду стоишь». Оппоненты из личных «гвардий» свергнутых опекунов ещё успевают покинуть столицу и закрепиться кто в Серпухове, кто Коломне, кто в Дмитрове, а кто в Вязьме, однако Шуйские смело садятся на Москве и не пускают их обратно. Да и Москва тоже ведь неладна. В одном посаде засели одни отряды, в другом — другие. Везде и всюду лежат трупы, зияют раны, а всяких дворян и бояр месят кулаками и рубят саблями прямо на глазах у маленького ребёнка — княжича Ивана — и не стесняются.
Этот кошмар Иван Грозный на всю жизнь запомнит.
Кто в этом бардаке процветает? Люди, похожие на афериста Андрея Шуйского. Тот когда-то оговорил перед Еленой удельного князя Дмитровского, из-за чего тот и погиб, а теперь он «вседозвольно» вёл себя в присутствии маленького государя, зыркал на него злобно — того и гляди зарежет «царёнка», козёл бородатый! И только Анна Якшич хватает мальчика в охапку и уносит прочь, чтоб никого не провоцировать. И ей ещё повезло, что в самом начале беспорядков была она с внуком во Ржеве… А шеф разведки Тучков-Морозов всё ищет, да ищет в вещах покойной государыни какие-то клады и письма — тыкает в них спицами, прощупывает пальцами, лезет за подкладку. А вдруг там «золото-брильянты»? Анна сказала ему, что бесчестно поступает он с памятью покойной государыни, но разве Тучков-Морозов стал её слушать?!? Но в один прекрасный момент — это было в пять утра — Шуйские ворвались в спальню Ивана Васильевича, вытащили его из койки и — как был! — понесли под мышкой в дворцовую часовню — петь псалмы во славу их княжеского клана. Иван не противился — только выл от дикого страха да вис у бабки на шее. Однако с этого позорного момента маленький княжич хотя бы приобрёл какой-то политический статус в представлениях Шуйских о государственной власти — он стал будущим правителем России!
А до этого он запросто мог бы стать случайной жертвой государственного переворота. Но почему князя Шуйские так поступили? Зачем они признали его? А потому что народ ходил толпами по Москве и рвался в Кремль — «Покажите нам государя!»
Тут того и гляди начнётся революция!
А князья да бояре не желали допустить настоящего народного бунта — с ненавистью, с социальными требованиями, тем более — с готовым списком «виноватых», в которых некоторые лица были бы пронумерованы числами 1, 2, 3, 4, 5 и до 100 включительно. В этом случае никому на Москве несдобровать и, тем более, им, князьям Шуйским, победившим в дворцовом перевороте 3 января 1542 года. А так они прикрылись малолетним княжичем и сделали вид, будто ничего не происходит. Народ же бухнулся на колени.
Вскоре князь Василий Шуйский объявил себя «наместником на Москве».
Началось боярское правление. Долгое…
Но время терпело.
К двенадцати годам великий князь Московский Иван окончательно стал тем, кого в нём ожидали увидеть, — ему весьма понравилось убивать собак и кошек. Бедные кошки — они-то в чём виноваты?!? Впрочем, карьера французского короля Людовика Пятнадцатого тоже началась с того, что его научили убивать кроликов. Ему как раз исполнилось пять годочков. Вы представляете себе картинку — сидит дошколёнок и режет ножом кролика?!? Или представьте себе несмышлёныша, швыряющего с крыши «тварь бессловесную» — кошек. Хороша картинка? Сейчас таких детей отправляют в школу для «особо талантливых», однако, как говорил царь Николай Второй, «государь — это ж персона, его в бедлам не упрячешь». А потом звёздный мальчик Ваня чуть подрос и присоединился к «золотой молодёжи» на «Гелендвагенах» — молодые дураки устраивали бешеные скачки на горячих конях с обязательным избиением всех встречных-поперечных, а некоторых «гражданских» они попросту ловили и грабили. Девицам, а то и взрослым женщинам разных сословий эти олухи царя небесного лезли под юбки, нагло и с диким хохотом щупали груди — мягко или жёстко? А, если получали отпор, шалуны, то тут же брались за плеть, а то и саблей — вж-ж-жик!!! — и всё, мы едем дальше.
Эх, горячо…
Зато как интересно!
Старшего из братьев Глинских — которого звали Иваном — репрессии Елены Васильевны никак не коснулись и теперь он был у Ваньки Грозного вроде как за отца. Прямой был малый, этот Иван Глинский, и честный, даже бесхитростный. Но что он мог поделать?!? Родители есть у всех детёнышей на планете — и у принцев тоже — но персонально этого детёныша судьба этим даром не наделила. Зато как он силён, а как он после 13 лет в рост пошёл — да просто загляденье! В зрелые годы рост Ивана Васильевича был почти 180 см, а в 13 лет он уже был не ниже 160. И, если б не тяжёлые проблемы со здоровьем, обусловленные генетическими дефектами, он мог бы считаться парнем вполне спортивным, у которого нет причин обижаться. Смущало, что Ванька Грозный почти не мог бегло разговаривать, — во рту «каша»! — но на тот момент никто от него не требовал выступать с речами. К власти-то его, разумеется, не допускали. А там, в Боярской Думе творилось то, что и должно было твориться, — реакция, то есть быстрый откат назад под весом обстоятельств.
Вот, где бы подрастающему правителю сыграть свою роль, да сказать слово — так нет же! Вместо Ивана своё веское слово говорили другие люди, куда более зрелые. За столько лет князья Шуйские, само собой, подустали грести во все вёсла, поэтому при дворе малолетнего хулигана появились новые (или, наоборот, старые?) люди, разумеется, заметные и популярные в народе. И, в том числе, родственники. Например, у престола стоит с саблей другой материн брат, князь Юрий Глинский. Он — мстителен. С Еленой-то Васильевной князь был заодно, тогда как с Шуйскими… не поладил. А ещё есть Воронцов по имени Михаил Семёнович, — кстати, один из уцелевших опекунов малолетнего государя. Боярин и воевода. Служил сперва при Иване Третьем, а потом при Василии Ивановиче. Все Воронцовы традиционно влиятельны на Москве, а их сородичи постоянно становились то воеводами при дворе, то тысяцкими. Чьи это отряды мушкетёров отстреливались по всем московским дворам да посадам во время переворота 1542 года? Да его отряды и его брата Ивана. Они свои позиции тоже не сдавали. Не даром же они варяжского рода, хоть и не Рюриковичи. Куда не глянь, они и стряпчие, они и стольники, и они же и окольничие в Кремле. К ним просто так не лезь, а ни то по роже получишь. Но ближе всех к княжичу оказался самый младший из братьев старого воеводы — Фёдор, управляющий Монетным двором. При малолетнем великом князе он был весом, как никто другой. Даже спикер боярской Думы и главный конюший Андрей Шуйский и тот с ним раскланивался, как с равным. Силён! И неудивительно: при нём держальщиков — с сотню (тех, которые коня его держат), поэтому боярин Фёдор Воронцов был, можно сказать, фигурой почти непробиваемой. Но способен ли огонь подружиться с дождём? Сложно им. Зато как назначили боярина в угличский удел дворецким (управделами), а там как раз «кубышка зарыта», ещё Елены Васильевны покойной, и — начал он там делами заправлять в стороне от Шуйских, ничего толком о его делах не знавших — так многие сразу и поняли, что этот муж так просто не удалится. Пробовали его смещать — и пару раз это у них даже получилось — но всякий раз юный княж возвращал его обратно — упрямился! В общем, начали некоторые сильненькие людишки потихоньку да помаленьку отбирать у Шуйских власть да влияние, да начали припоминать им тупые зверства во время переворота. А ну-ка к ответу, мразь такая!!
А те хоть и пятятся, да не уходят. И ещё бы. На их совести полузаконная «приватизация» всяких великокняжеских дворов и присвоение всяких хором, должностей и доходов (прожитков). И по всяким должностям тоже расселись, как сычи на болоте, — все толстые, бородатые, подлые, богатые до омерзения. У князей герб какой? Орёл с распростертыми крыльями, а над ним — корона. Ещё почти ни у кого на Руси герба не было (а у Романовых не было до самого Николая Первого!), а у них уже был. Они — нижегородско-суздальские Рюриковичи, и их — много. Семь родов с княжескими титулом и ещё 28 безтитульных родов, и до 50 фамилий, связанных с ними родством. А фамилия происходила от названия небольшого города в 30 верстах от Иваново — там и была их главнейшая вотчина. В Москве в древнем Подскопаевском переулке до сих пор стоят палаты 17 века, принадлежавшие их роду (т.н. дом князя Ивана Барятинского, их родственника), а где-то в самом центре находился Андреев двор — княжеская резиденция. Силищи они были невероятной — Шуйские!
А Горбатые-Шуйские, одна из старших ветвей фамилии, более других имевшая права на престол, звалась и вовсе по-нерусски — Barbatto. Просто какой-то флорентийский клан наподобие Медичи, а не русские князья в горлатных шапках наподобие английской шляпы-цилиндра. Почему они больше всех претендовали? А был у них долгожитель такой — Горбатый-Шуйский по имени Александр, который одну из своих дочерей выдал за воеводу и князя Ивана Мстиславского, а один Мстиславский знатнее Рюриковичей в три раза. Кстати, весь «большой террор» опричников, по сути, и начался с Горбатых-Шуйских — с Александра и сына его Петра, предполагаемого «царевича» на Москве. Им снесли головы в один день — 7 февраля 1565 года — притом сперва казнили сына, а уж только потом отца. А отец перед смертью поцеловал отрубленную «царевичеву» голову. Они двое были последними в своей фамилии.
Да, ненавидел Шуйских Иван Грозный. Люто ненавидел, притом всю свою жизнь. Да и как их было любить?!? За что? Когда у Ивана появился любимчик, Фёдор Семёнович Воронцов, то Шуйские прямо при «царёнке» бросались на фаворита с кулаками, как идиоты, и «биша его по ланитам, платье на нём оборваша, вынесли из избы и убить хотеши». Воронцова, пользуясь недосмотром охраны, схватили и чуть ли не в бочке вывезли из Коломенского — прямо в Кострому. Случилось это 9 сентября 1543 года, а 29 декабря 1543 года тринадцатилетний убийца кошек Иван Васильевич каким-то образом заманил на псарню спикера Боярской думы Андрея Шуйского и велел псарям Собственной царской охоты его зарезать, а труп бросить на самом видном месте — вон в ту грязную лужу! Они так и сделали. Был, кстати, среди них и челединец Васютка Грязнов, прежде служивший при охоте у кого-то из князей Пенинских-Оболенских, в главном старицком уделе. Уж он-то небось ножом работал злее всех, потому как сам был зверь. Летописец свидетельствовал: «от тех мест начали бояре от государя страх имети и послушание». Ну, что, зайцы? Допрыгались? Воронцова-то охрана немедленно вернула обратно, а все князья Шуйские уже тогда же говорили между собой об Иване:
— Волчонок показывает зубы…
А «волчёнок» всё слышал и запоминал. Вот они, враги!
И много их…
Однако не только умом и мушкетами хороши были Воронцовы, но и другими делами. Кто «царёнку» впервые голых баб в мыльне показал? Да он, Фёдор Семёнович, до баб очень охочий. Он же, небось, и «поближе» кое-которую из них «показал» юному «царёнку», но мы этого точно не знаем. Но знаем, что к 13 годам Ваня был этаким малолеткой-переростком, да с такими манерами, что хоть завтра его на кобыле жени! А князь Глинский не только мстителен, но и завистлив, как всякий русский. Он-то «царёнка», и без того дурного, всячески оберегает. Да и Анна Якшич только и делает, что окружает Ваню слугами своими да постельничьими, специально набранными в дальних владениях Короны — даже в Каргополе! А «царёнок»-то и по крышам скакал, и на конях носился, нацепив саван и дьявольскую «харю», и взрослых девок за все места щупал, и с мальчишками потом за них дрался, как литовский гусар. Во, как надо жить, правильно?
Но был там, конечно, и другой «кружок» — общество сверстниц, к которому юного княжа по-тихому склоняли. Надо ведь парня женить, верно? А дело это серьёзное и требует времени. Как оно принято при дворе? Сегодня ты — чин, а завтра — пыль. Поэтому «царёнку» надо было найти подругу из круга высших бояр Московского государства — из старомосковских и «несменяемых». Одновременно с тем, нельзя было допускать внезапного триумфа какой-нибудь из сторон, вполне возможного, благодаря родству с государем. Хоть государь и один из Рюриковичей, однако он на престоле — единственный и неповторимый. Поэтому надо искать подругу из категории «уходищих». У кого тут из «сильненьких» положение непрочно? Кому пора на заслуженный отдых? Ну, начали смотреть, у кого… Можно было, конечно, и «конкурс красоты» устроить в лучших традициях Софии Палеолог — собрать невест со всей страны и выбрать самую-пресамую — но это тоже был вариант неудобный. Ведь один Бог знает, кто в этом случае может возвыситься. И ладно, если это будут какие-нибудь бежецкие помещики или костромские бояре — это ещё можно перенести. Невелики птички. А если литовские князя Милославские, которые с немногочисленными Глинскими, какие ещё остались, весьма добры и приветливы, всегда накоротке и даже секретничают о чём-то?!? По родовым записям они прибыли на Русь раньше всех — ещё в конце 1400 годов, и всё время находятся в тени, хоть и не худородны. Как бы не выметнулась из них ещё одна Елена Васильевна, хваткая и властная. Девы-то у князей Милославских умны да красивы. Или вдруг вынесет наверх клан Долгоруких, а они жадны, завистливы, все мелкого роста и на вид цыганисты. И есть у них несколько красивых девушек на выданье — все цвета «вороново крыло». Нет, это тоже нехорошо. Грозит переворотом.
Таким образом, надо искать лучшую кандидатуру, пришли к выводу князья Шуйские. Однако от опасных банальностей они тоже решили отказаться — плохо это… Наместник на Москве князь Василий Иванович Шуйский так и сказал на большом семейном совете:
— …и нашей кандидатуры тоже не будет. Помните!
Зато среди придворных красавиц есть несколько таких, которые нам не навредят даже при всём желании, рассуждал старый князь, зато могут очень сильно помочь, — например, дочь Романа Юрьевича Захарьина-Юрьева, хозяина больших хором на Дмитровке.
— Анастасия её зовут… видели же её?
Родня чуть призадумась. На неё был сляпан гороскоп (а родилась она 2 октября 1530 года под знаком Весов), из которого Шуйские с подручными своими дворянами Ларионовыми и Молокоедовыми быстро узнали, что юная Настя им ничем не угрожает, — она родилась в самый прекрасный день своего знака! Потом обратили внимание на личность её отца и матери. Воевода и окольничий Роман Юрьевич (прародитель династии Романовых) недавно умер. Шуйские хорошо его знали, но никогда не могли сказать, что человек он деловой и полезный. Невеликого ума человек и «злоупотреблял» больше некоторых … Настя — его дочь от второго брака. Её мать женщина неясного происхождения, но Шуйские на это только руками махнули. Многие из них тоже были женаты далеко не на принцессах. От первого брака (история не сохранила, с кем именно) были у покойного окольничего сыновья Никита и Данила, и дочь Анна, которую давно отдали за князя Андрея Сицкого. Данила Романович — младший дворецкий в Кремле и большой специалист по свадебным мероприятиям. Он — знаток традиций и придворного этикета. Кстати, а уж не он ли предложил кандидатуру своей сестры?!? Вполне возможно. А второй сын — это Никита Романович, в будущем отец Филарета Романова и дед царя Михаила Фёдоровича, — тот со всеми удельными в бане парился, а потом при малолетнем Иване Грозном заведовал рындами — то есть церемониальным сопровождением. Вот у него, у Никиты, как раз большой «изъян» имеется — он с Милославскими знаком, и прежде всего с самым первым из них, носившим дотоле фамилию князей Мстиславских — с «самим» удельным князем Михаилом Ивановичем Заславским-Мстиславским! А они по знатности превосходят всех на Москве — и даже государеву фамилию. Они и в Литве среди первых были. А князь Фёдор Милославский, он даже сродни Ваньке Грозному, поскольку женат на племяннице государя, на дочери казанского царевича Кудайкула. Довольно страшная получается кандидатура, не так ли? Может, всё-таки устроим смотр «лучших» девушек и в какую Ванька-царевич ткнёт пальцем — да хоть в Дуньку Кулакову! — та государыней и будет? Или впрямь давайте оборзеем всем семейством и какую-нибудь «свою» пихнём в государыни Московские? Ну а чё такого?!? У князей-то Шуйских дочерей немало, и девки-то всё знатные, такие по улицам не бегают.
Таких только в каретах возят! Да с мигалками…
Но это всё равно нехорошее решение!
Бояре Воронцовы не поймут, и народ не оценит. К тому же, у Насти есть уважаемый дяденька — один из опекунов Михаил Юрьевич Захарьин-Юрьев. Его покойный государь весьма ценил, а при Елене Глинской он стал и вовсе небожителем. Покойная государыня знала, что он-то дядька спокойный — не продаст и не выдаст. Надёжный человек! И он-то, небось, уже знает, что Шуйские решили его племянницу сделать государыней на Москве. Вопрос-то обсуждался почти открыто, на общем сборе родни и ближних дворян. А Данила Романович всегда тут как тут, как кот Баюн под лавкой. И он тоже не просто так дворецкий в Кремле. Он служит наместнику на Москве и всем ему обязан. А обманывать ближних тоже как-то нехорошо. Не тот это человек, чтобы ему кукиш показывать из рукава боярской шубы. Но с окончательным решением князья Шуйские тянули чисто по-русски — целых два года. За это время произошло событие, которое уже окончательно определило кандидатуру в государыни — старый боярин Михаил Юрьевич Захарьин-Юрьев скончался. Теперь пора было срочно женить «царёнка». Но делать это в открытую Шуйские всё-таки не решились — нехорошо традицию нарушать… в день венчания на царство 16 января 1547 года по всем городам и вотчинам были разосланы грамоты к князьям и боярам с приказом представить дочерей или родственниц на смотр наместникам: «Когда к вам эта наша грамота придёт и которые будут из вас дочери-девки, то вы бы с ними сейчас же ехали чтоб в город к наместникам нашим на смотр, а дочерей-девок ни под каким видом чтоб не таили бы. Кто же из вас дочь-девку утаит и к наместникам нашим не повезёт, тому быть от меня в опале. Грамоту мою пересылайте меж собой сами, не задерживая ни часу». Вот тут и зашевелилась вся Русь и даже русская Литва! Вперёд, в Москву, за счастьем!
В Кремль на царское венчание приезжали, понятное дело, далеко не все, кого могли бы пригласить, но пропустить такое событие, как всероссийский «конкурс красоты», никто из знатных дворян, бояр да князей не решился. Особенно задёргались придворные дьяки. Им, имевшим и власть, и влияние, и большие деньги никак не терпелось увидеть своих дочерей в первых рядах русских красавиц. Надо ещё добавить, что многих из них «царёнок» знал с пелёнок, и многим обещал «достать луну» с небес — ну, всего лишь пару лет назад! И целовались, и обнимались… Да мало ли какие переживания бывают в совсем юном возрасте, правда?!? «Вдруг он НАШУ выберет? Мы ж помним, как он для неё лягушек ловил на Яузе!» — рвались к Шуйским придворные дьяки, но князя Шуйские молча запихивали ходатаев в общую толпу. В конце концов, наместники выбрали 1500 симпатичных девушек разной степени благородства и благосостояния и отослали их в Москву.
И начался конкурс…
Участвовали в нём самые знаменитые московские красавицы, за которых бились на кулаках боярские сыновья, и дочери высших дьяков, воевод да окольничих, за которыми всегда ходила целая толпа женихов; холёные русские «лисёны» с хитрыми физиономиями и нежные теремные девы почти в пол-охвата толщиной, с косами до пола; наследницы огромных состояний и младшие дочери бывших удельных князей. А ещё в Кремль доставили всяких брюнеток — «цыганок-молдаванок» — и красавиц татарского происхождения, которых на Москве тоже было немало, и только где-то в самом конце этого «завоза» кремлёвские палаты широко распахнулись перед общей массой местячковых дворянок и провинциальных боярских дочек — милости просим! Но это уже было нечто вроде бала нищих в сказке про «Осиную шкуру». За ними оставались маленькие малонаселённые имения, полунищие промыслы, братья, служившие в «сыновьях боярских» где-нибудь на Волге, и отцы, в лучшем случае вторые воеводы где-нибудь на Севере или в татарской степи. В принципе, выбор был огромный, и почти любая из девушек с удовольствием стала бы царской женой — и, тем более, какая-нибудь бедная да незнатная, из провинции. Однако консервативное общество редко оставляет молодым право выбора, поэтому из толпы красавиц государь Иван Васильевич выбрал Анастасию Романовну Захарьину-Юрьеву. Ему было семнадцать лет.
Ей на несколько лет меньше.
3 февраля 1547 года Иван и Анастасия обвенчались.
Самую любопытную роль на их свадьбе сыграли люди новые, ранее незаметные — например, братья Адашевы. Один звался Алексеем, другой — Данила. Оба сыновья довольно успешного на службе провинциального «сына боярского», не попадавшего, впрочем, ни разу в официальные Разрядные записи. Один брат Адашев стлал новобрачным постель, а другой охранял под окнами — в шлеме и со старинным мечом в руке, словно всеми забытый князь Фёдор Телепнёв-Оболенский почти двадцать лет тому назад. Сколько лет прошло с той свадьбы, казалось бы, счастливой дальше некуда?!?
И чем всё закончилось…
Теперь не было ни с виду наивного Василия Ивановича, ни хитрой и обаятельной женщины Елены Васильевны. И не было многих бояр, что пировали на той свадьбе, — одни померли, другие по причине нездоровья не приехали, а третьи вроде как все были здесь, за столом, но складывалось впечатление, будто их здесь никогда и не было. Кругом командовали Шуйские — их тяжкая диктатура! А в той же великокняжеской спальне сидели, пия квасок ковшиками, уже совсем не наивный молодой государь и супруга его Настя, опрятная тихоня с каким-то очень странным взглядом. Что о ней сказать? Она не относилась к категории известных московских чаровниц и обольстительниц, — была небольшого роста, чуть даже полновата, по цвету волос шатенка, и, если уж и была чем-то знаменита, то это своими талантами швеи и вышивальщицы. До сих пор хранятся вышитые ею «воздухи» и перины. Но таких девушек на Москве было немало, и среди них встречались барышни и покрасивее Насти Захарьиной-Юрьевой. Однако будущий царь знал её с детства — этим и решили вопрос! К тому же, по одну сторону от трона стояли Шуйские, предложившие эту кандидатуру, а с другой — Глинские, смело её поддержавшие. Впрочем, бабка Ивана Анна Якшич с самого начала огласила некие другие планы насчёт внука — принцесса-де должна быть заграничная! — однако ещё 14 декабря государь сказал, выступая перед Боярской Думой:
«…сперва думал я жениться в иностранных государствах, у какого-нибудь короля или царя; но потом я эту мысль отложил, не хочу жениться в иностранных государствах. Если я приведу жену себе из чужой земли и в нравах мы не сходны станем, то между нами дурное жильё будет. Поэтому я хочу жениться в своём государстве, у кого Бог благословит…»
Вот Бог и благословил.
Вскоре Наместник на Москве сложил с себя полномочия.
Шуйские ушли.
Теперь воцарились Глинские.
Интересно, а какие ещё события предшествовали венчанию на царство, а затем и бракосочетанию великого князя Ивана? Можно предположить, что между Шуйскими и Глинскими был заключён некий договор о ненападении — дескать, вы тихо уходите, а мы «тихо» остаёмся! Вот Шуйские и отступили в тень, как оборотни, а затем и вовсе перешли на полулегальное положение. Ведь несмотря на хулиганистый нрав и некоторую самостоятельность, государь Иван Васильевич оставался, как и прежде, лишь орудием в чужих руках. 26 июля 1547 года в Москве начались серьёзные беспорядки — понёсся «огонь пожарный», сгорели лавки в Китай-городе и два монастыря, в пепел обратились боярские дома и хоромы от самых Ильинских ворот и до Москвы-реки. В Кремле взорвалась башня, где хранились запасы пороха, — обломки стены и башни перекрыли пол-реки, как плотиной. А за Яузой-рекой все до одной сгорели улицы, где жили гончары и кожевники. Там не уцелело ни садов, ни огородов. И явственно слышались голоса, требовавшие расправы над Анной Якшич и её сыновьями, братьями Глинскими. И громче всех орал придворный поп Бармин, личность своеобразная, — этакий вечевой колокол клана Шуйских. Анну Якшич снова обвиняли в колдовстве, а это в те годы страшное обвинение. Во главе бунта оказался городской палач — этакий Каплюш московского разлива — а многие служилые перешли на сторону буйной толпы. Началось чёрт знает что! В Кремле держали оборону жильцы — государев полк с лебедиными перьями — держались, как могли! В конце концов, голова жильцов Арефьев всё-таки смог вытолкнуть из Кремля десяток возков с государем, государыней и полусотней охраны (можно предположить, что руководил ими бывший псарь и будущий опричник Василий Грязнов-Ильин — так полностью звучала его фамилия), но следом за возками пристроились какие-то жлобы и охлобысты «со щиты и со сулицами, яко к боеви обычай имаху» и так их провожали, в виде своеобразного быдло-эскорта, до самого великокняжеского села Воробьёво. Потом царь Иван Грозный не без волнения вспоминал, как он хмуро выглядывал из возка, держась за персидскую саблю.
Вот суки!
Убить вас мало!
Васютка Грязнов сидел, держал на изготовку пару пистолетов.
Тем временем, в городе горели дома Глинских. Убили князя Юрия Глинского — убили подло, в церкви, в Успенском соборе. Вместе со слугами и ближними дворянами. А тело его выбросили в Кремле на Лобное место. Позднее царь Иван Грозный признавался, что эта расправа была местью: князь был виновен в опале и гибели многих придворных деятелей — в том числе начальника Монетного двора Фёдора Воронцова, так нравившегося Ивану в детстве. Такой он был шибко занимательный, этот Фёдор Семёнович! Зато теперь никого не было — ни одного боярина, ни другого. Оба пали, став жертвами своих амбиций. И только дядя государыни Григорий Захарьин-Юрьев прибыл с новостью о смерти князя Юрия и рассказал, что в Успенском соборе лежит на полу шитый золотом охабень (жупан с длинными рукавами и с высоким твёрдым воротником) — весь в кровище! Вот и всё … значит, правда, что нет дяди Юры. Не врут люди. Он же сообщил, что буяны подожгли Кремлёвский дворец, набитый народом, как бочка селёдками. В Кремле сгорали заживо жильцы из Государева полка и не успевшие покинуть Кремль придворные, горели знатные дьяки и только что назначенные ближние боярыни великой княгини Анастасии Романовны — княгиня Тёмкина-Ростовская и боярыня Ефимия Нагая.
Кошмар этот Иван Грозный навсегда запомнил.
