Краски на ее работах, выполненных еще в Медоне или в самом начале ее жизни в Монреале, а это начало 50-х, остаются такими же яркими, солнечными, живыми. А написанные ею портреты сравнивались искусствоведами с портретами кисти Сутина, находили в ее творчестве нотки Писарро. А это художники музейного значения, быть с ними в одном строю почетно.
СИНИЙ ЦВЕТ НЕБА
100 лет со дня рождения Н.Н. Первушиной-Лабрек
«Ветки-прутья,
Как линии сердца,
Нервов, вен и мудрых морщин,
Еще недавно обнимали, качаясь,
Небо бездонное».
Н. Первушина, «Ветки» (15 мая 1997)
Многие, даже те, кто были значительно моложе, называли ее просто по имени: Наташа, хотя родилась она в другом и не очень понятном нам времени — 1923-й год, а уж про необыкновенность места и говорить не приходиться — Шарлоттенбург, район Берлина, где древний замок и темно-бурая река Шпрее.
Однажды Наталья Николаевна Первушина показала мне старинную записную книжку с шелковой закладкой. В той книжке ее родители шаг за шагом описывали раннее детство своей дочери: ее смешные словечки, мимику, ее песенки, как ее баюкали и во что одевали. Записи сопровождались миниатюрными фотографиями, сделанными отцом и вклеенными в то жизнеописание маленького человека. В каждой записи было столько чувства, столько горячей родительской любви! И фотографии замечательные, если учесть, что делались они в середине 20 -х годов, и не в фотоателье, а дома.
В Германии оказались благодаря командировке отца. Молодой профессор-экономист Казанского университета Николай Всеволодович Первушин был родственником Ленина, внучатым племянником (об отце — см. «Пращуры и потомки по боковой линии). Значит, сама Наталья Николаевна — троюродная внучка вождя мирового пролетариата.
— Седьмая вода на киселе,— шутила она.
Ей было, наверно, лет пять, когда она побывала в гостях у собственного дедушки — Всеволода Прокопьевича Первушина — врача-невропатолога и профессора медицинского факультета в Перми. Там же в дедушкиной квартире одно из первых художественных впечатлений: она рисовала падающий снег.
Очарованная ее детскими рисунками мама — Ксения Львовна — вдохновляла на серьезные занятия живописью. Они жили тогда уже в Медоне — пригороде Парижа. Место это у Марины Цветаевой, которая какое-то время снимала там квартиру, ассоциировалось по звучанию с медом: «Мед — Медон». Но жизнь была далеко не медом. Отец отказался возвращаться в Советскую Россию, и жили они на его случайные заработки коммивояжера канцелярских и писчебумажных принадлежностей. Мама зарабатывала шитьем, а обрезки шелка шли дочери, на ее первые картины-ковры, сшитые из лоскутков.
В своей книге «Toute une vie en portraits» («Вся жизнь в портретах»), которая вышла в Монреале в 1999 году на русском и французском языках, Наталья Николаевна Первушина-Лабрек писала: «Почему я выбрала шелк?<…> Шелк своим переливчатым блеском придает таинственность сказочным образам и пейзажам».
Но чаще все же ее первые художественные работы были выполнены акварелью. И тому есть тоже объяснение: « Рисунок акварелью нельзя поправить и это вырабатывает умение концентрировать внимание, глазомер, безупречность рисунка (основы всякого художества) и точность удара кисти».
Среди ее первых преподавательниц живописи — одна с утерянным от времени именем — ученица Александра Бенуа, а другая с именем громким, известным, когда-то только в среде русской эмиграции, а сегодня и в русском искусстве вообще — монахиня сестра Иоанна Рейлингер — иконописица и основательница иконописной школы. Сестра Иоанна расписывала в Медоне русский храм. Она посоветовала своей ученице Наталье Первушиной использовать в живописных работах маслом не кисть, а мастихин — специальный нож, с лезвиями разной ширины. «А краски для писания образов бери свежие, незамутненные!»
Также и испанец — художник и скульптор Матео Гернандез, живший в Медоне в доме напротив, советовал к краскам не прибавлять льняного масла и терпентина — живопись не тускнеет. И, действительно, краски на ее работах, выполненных еще в Медоне или в самом начале ее жизни в Монреале, а это начало 50-х, остаются такими же яркими, солнечными, живыми. А написанные ею портреты сравнивались искусствоведами с портретами кисти Сутина, находили в ее творчестве нотки Писарро. А это художники музейного значения, быть с ними в одном строю почетно.
Портрет Неизвестной, работы Н.Н. Первушиной-Лабрек (из коллекции автора)
«Автоматисты» — художественное направление, возникшее в конце 40-х годов из французского сюрреализма, сегодня в Квебеке — основа, на которую нанизываются современные течения. Среди художников, положивших начало направлению, была и Наталья Первушина, приехавшая в 1949 году со своим мужем — венгром Янчи в Монреаль. Основателем «автоматизма» был Поль Бордюас.
«Бордюас сильно повлиял на меня, — писала Наталья Николаевна Первушина в своей книге — Я стала все больше абстрагировать свои пейзажи, связывать их в динамичные массы и потоки». Бордюас в какой-то степени стал причастным и к переменам в личной жизни художницы. Поехав познакомиться с Бордюасом в Сент-Илер — место к югу от Монреаля — дверь открыл Пьер Лабрек — скульптор, товарищ Бордюаса, а с 1952 года — муж Натальи Первушиной. С тех пор художница стала носить двойную фамилию, одна часть которой исконно-русская, с уральскими корнями, — Первушина, а другая истинно-квебекская — Лабрек.
Среди друзей мужа был Пьер Трюдо — они вместе учились в гимназии. Тогда он еще не был премьер-министром Канады, а только начинал свою политическую карьеру. На предложение русской художницы нарисовать его портрет, он согласился, а портрет, который ему очень понравился, подарил своей матери.
Были у нее радости и несчастья, — все было, как у каждого. Натура художественная, с широким кругозором, она многим интересовалась: окончив Школу изящных искусств, прошла курс Архитектурной академии. Потом, по совету отца, поступила в университет, — занималась славистикой, французской литературой, а магистерскую диссертацию писала по истории искусств. Тема называлась так: «Алхимическая символика в триптихе Иеронима Босха «Сад блаженств». Докторат делала по русской иконе. Позднее диссертация вышла отдельной книгой. А еще подрастали двое сыновей — Николай и Юра.
Постоянно черпая ответы на мировоззренческие вопросы в философии Владимира Соловьева, она с не меньшей заинтересованностью говорила о французском философе и антропологе Тейяре де Шардане. Оба эти мыслителя влияли и на ее творчество.
В своих картинах Наталья Первушина часто использовала синий цвет. Как писала по этому поводу художественный рецензент из монреальского журнала «Madame» — «цвет, светлее райской лазури». Цвет этот, действительно, добавлял какую-то звонкую и необходимую ноту в ее картины и портреты. Это как бы кусок неба. Нет, космоса!
Обложка книги Первушиной с ее портретом
Ради творчества, ради живописи она оставила преподавательскую работу в колледже искусств. Деньги, вообще, для нее мало что значили. Как, впрочем, и все материальное, вещественное, недуховное. У нее дома был старый-престарый телевизор, купленный еще родителями, древний телефонный аппарат из литой черной пластмассы с крутящимся диском. Она не признавала компьютеров, автоответчиков, кухонных комбайнов. Могла надеть какую-нибудь старомодную шляпку, невыразимо-странный плащ. Но зато у нее всегда были новые идеи и новые книги на столе. Последним ее художественным увлечением были романы и сама судьба французской писательницы Маргерит Юрсенар. Она превосходно знала биографию этой писательницы — первой из женщин, избранной во Французскую Академию бессмертных, знала все извивы ее жизни, увлеченно об этом рассказывала.
Всегда интересовалась русской культурой и, вообще, всем русским. Любила фильмы Тарковского. Страдала душой за «несчастную Россию», как она выражалась. А язык Натальи Первушиной, выросшей во Франции, поражал своей старой дворянской правильностью. Например, она говорила «вырезывать», а не как по нынешнему — «вырезать» И сколько было образности, когда она писала по-русски стихи!
Она умерла в марте 2002-го. Ушла в свой синий Космос, чей цвет «светлее райской лазури». А мы, знавшие ее, увы, обеднели.
Повторю уже мною сказанное по прочтении предыдущей работы Бориса Неплоха: совсем, совсем не плох, более того — очень хорош как в выборе темы, так и в её лексико-стилистическом представлении. Спасибо.