СЕМЬ ИСКУССТВ

Поварих одолевали две беды: вечно голодные, как волки, студенты и хроническая нехватка сна. Обычно в час дня первыми прибегали грузчики — забрасывание мешков с картошкой на грузовики способствовало отменному аппетиту. За ними подтягивались остальные студенты. После обеда кухня и столовая напоминали поле после битвы: беспорядочно сдвинутые столы и стулья, опустошенные подгоревшие кастрюли, горы грязной посуды, объедки и полчища мух.

Вера Сенченко, Марина Гуро

ПЕРВАЯ КАРТОШКА, ИЛИ ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ

Часть I

В сентябре 1972 года второкурсники химфака МГУ должны были ехать «на картошку» в деревню Шохово Можайского района. Три студентки не успевали на собрание по поводу организации важного воспитательно-трудового мероприятия. Они добирались до Москвы после летних каникул издалека: Вера — из Астрахани, Марина — из Алма-Аты, а Света — аж из Южно-Сахалинска. Их товарищи, вовремя явившиеся к началу занятий, дружно и быстро, к общей радости, проголосовали за назначение трех отсутствующих девчонок поварами. Так был решен важный вопрос и положено начало истории, в которой жертвам коллективного решения предстояло кормить больше семидесяти человек самого большого из четырех отрядов курса. Опоздавшие спокойно восприняли эту новость, абсолютно не представляя себе, что их ждет на самом деле…

ЧТО УМЕЛИ «ПОВАРИХИ»

В семье Веры еду всегда готовила бабушка. Приготовление супа на керосинке занимало всего-то несколько часов. Малограмотная старушка, прожившая трудную жизнь, считала, что образование — это главное в жизни; она трепетно относилась к учебе своих детей, а потом и внучек, ограждая их от кухонных забот. Поэтому Вера только помогала ей в приготовлении супов и заготовок на зиму, в основном в летние каникулы. В межсезонье и зимой девочка любила наблюдать за дедушкой, когда тот протапливал их большой дом — вот так, между делом, он и научил внучку топить русскую печь. Маринка жила в семье без бабушек и дедушек с работающими родителями и двумя братьями. И потому ее опыт был солиднее: мама научила ее варить кашу, суп, компот, мясной гуляш, однако не больше, чем на пять человек.

Мама Светы замечательно готовила, но тоже оградила своих детей от кухонных забот, сделав ставку на их образование. Результат говорил сам за себя — обе дочери поступили в лучшие вузы СССР, но были очень далеки от таких прозаических предметов, как кастрюли и тем более печь, которую надо топить.

ЛИЧНЫЕ КАЧЕСТВА ПОВАРИХ

Распределение обязанностей произошло как-то само собой. Вера, имя которой обязывало вести себя так, чтобы люди ей верили и доверяли, взяла на себя, выражаясь современным языком, обязанности менеджера. Она наладила контакты с колхозниками и руководством объединенного отряда для доставки продуктов и общей организации кухонного процесса. Вера где-то раздобыла настоящую стройотрядовскую куртку и, будучи при исполнении важных обязанностей, старалась не снимать ее ни днем, ни ночью. Провинциальную неуверенность в себе она скрывала с помощью напускной строгости и многим казалась неприступной, и даже загадочной. В колхозе Маринка и Света сразу признали старшинство Веры, да и по росту она была выше своих товарок, которые сначала побаивались ее требовательного тона. Но общее дело и преодоление постоянно возникающих трудностей быстро их сблизило, а потом и сплотило.

Самая молодая студентка курса Маринка ходила с туго заплетенной косой, носила подростковые рубашку и штаны, купленные в Детском мире, и кеды со стоптанными для удобства задниками, чтобы не заморачиваться со шнурками. Несмотря на юный возраст, она прочно заняла место «шеф-повара» — ведь только у нее имелся ощутимый кулинарный стаж, она изо всех сил старалась выглядеть взрослее, хотя была сущим ребенком. Инспектриса курса не зря считала ее весьма легкомысленной особой с непредсказуемым поведением. Веру смущали постоянно смеющиеся глаза Маринки, но та сразу прониклась ответственностью момента и быстро вошла в образ опытной колхозной стряпухи. Время от времени она выходила покурить на завалинку, сосредоточенно обдумывая текущий план работы. При этом лицо казалось страдающим от гнета повседневности, но глаза оставались по-прежнему отчаянно веселыми.

Света взяла на себя дипломатическую миссию, выполняя своеобразную функцию public relations, в первую очередь, нейтрализацию претензий со стороны едоков. Ее точеную фигурку плотно облегали майка и треники, а из-под лихо завязанной косынки, выглядывала озорная челка. Даже в колхозе ей удавалось ходить в босоножках на высокой танкетке. Все, кто узнавал ее поближе, звали ее Светочкой. Только она могла так кокетливо хлопать всегда густо натушеванными ресницами, заливисто смеяться, а в особых случаях отшутиться, похлопать по плечу, сделать неожиданно «козу» или комплимент разъяренному от голода и ожидания студенту. Очаровательные приемы и непередаваемые ужимки Светочки действовали мгновенно и безотказно не только в достаточно безобидных, но и более трудных ситуациях, полностью обезоруживая оппонентов. Однако бывали редкие случаи неадекватной реакции с их стороны, тогда ей приходилось стремительно и изящно исчезать, чтобы избежать неприятностей.

И все же основным делом поварих было приготовление еды…

ТРУДОВЫЕ БУДНИ

Поварихам выделили угол в крестьянском доме на окраине деревни, далеко от столовой. Первые же дни кухонной практики показали, что вставать с первыми петухами, да еще куда-то идти в темноте крайне неудобно. Недолго думая, девчонки перебрались жить в столовую. Остальные товарищи-однокурсники разместились по деревенским домам и общались с поварихами, главным образом, во время еды. Колхозная столовая снаружи была покрыта шифером и состояла из четырех помещений: хлебной лавки, кладовки и кухоньки с большой печью-плитой, отгороженной деревянной перегородкой с раздаточным окошком от собственно столовой с грубо сколоченными столами, лавками и стульями.

Будильник заводили на 5 часов утра.

Ремарка Толи Гольдштейна (эта и последующие ремарки были сделаны участниками событий после прочтения воспоминаний):

«Помню, что в день дежурства по кухне я должен был встать в пять утра. Когда вечером накануне я завел будильник, то Миша Диков, который укладывался спать на соседней кровати, сказал, что этот тикающий монстр будет мешать ему спать и что есть научный факт — рыбки в аквариуме дохнут от тиканья будильника. На это я возразил, что мне необходим «подъемник», чтобы не проспать дежурство, и все-таки его завел. Теперь я уже давно не могу спать, если рядом тикают часы, и часто вспоминаю Мишу».

Для усиления звука Вера ставила его в большую кастрюлю, но ужасное тарахтение будило только ее одну. Она неимоверным усилием воли заставляла себя встать первой и сразу начинала будить своих подельниц, крепко спавших на стульях, приставленных к сохранявшей всю ночь тепло печке. Обычные методы побудки не помогали. Девчонки с закрытыми глазами, продолжая досматривать сны, умоляли оставить их в покое еще немного — всего пять минут, которые могли продолжаться сколь угодно долго. И тогда Вера шла на крайнюю меру — как можно громче и строже говорила убийственную фразу:

— Если вы прямо сейчас не встанете, я вас уничтожу!

Она говорила эти страшные слова как человек, имеющий многолетний астраханский опыт по уничтожению полчищ волжских комаров и новоприобретенный — в отношении тараканов, навсегда поселившихся в студенческих общежитиях. Светочка и Маринка с пониманием относились к проявлению такой «жестокости» Веры, признавая, что это самый эффективный метод. Они испуганно шевелились, затем вставали, а поскольку спали, не раздеваясь, сразу шли с еще закрытыми глазами в находящийся неподалеку колхозный сад, который называли, двусмысленно растягивая букву «с» — «ссад». По более серьезному поводу приходилось бежать до леса. После пробежки и водных процедур под сосковым умывальником поварихи уже готовы были начинать работу. Маринке и Вере требовалось еще несколько минут на укрощение разбросанных по их плечам русалочьих волн — у одной каштановых, а у другой — иссиня-черных, спутанных во сне от частых переворачиваний на неудобном ложе. Они лихо скручивали волосы в пучок или туго заплетали косы и прятали их под косынками. У Светочки была короткая стрижка. Для девчонок оставалось загадкой, каким образом в колхозе она умудрялась поддерживать свою прическу почти в идеальном состоянии.

Первым делом растапливали печь дровами, и вот тут Вере очень пригодился опыт, приобретенный благодаря ее дедушке. К шести часам утра приходили дежурные — два студента, в обязанность которых входило помогать поварихам: носить воду из колодца, пилить и колоть дрова, поддерживать огонь в печи, чистить картошку, разгружать продукты, рубить мясо, перебирать и мыть сильно засоренные крупы — работы хватало на всех с лихвой! Довольно быстро процесс был налажен.

А вот в поставке продуктов (их завозили через день — масло, крупы, макароны, концентраты, сахар и прочую бакалею) бывали сбои. Картошку в неограниченном количестве ребята приносили с поля. Мясо, обычно это была коровья нога, привозили несколько раз в неделю. Любимым лакомством было густое яблочное повидло в пятикилограммовых жестяных банках. До сих пор вкус серого буханочного хлеба, намазанного сливочным маслом, поверх которого лежит густой слой повидла, вспоминается как лучшее на свете пирожное. После вечерней дойки коров ежедневно привозили флягу молока с фермы. Холодильника не было и в помине, поэтому вечером снова растапливали печь и кипятили молоко. Чтобы оно не пригорало и быстро вскипало, его разливали из бидона ковшами сразу в несколько кастрюль и постоянно перемешивали, пока не закипит. Когда флягу привозили очень поздно, у поварих уже не хватало сил вскипятить молоко, и к утру оно обычно скисало, что было почти катастрофой. Но вскоре из скисшего молока девчонки наловчились готовить вкусный деревенский творог.

На завтрак обычно варили молочную кашу в двадцатилитровой кастрюле. Если кто-то полагает, что процесс приготовления каши на трех и семьдесят человек отличается только объемом кастрюли, тот глубоко ошибается. Самым главным в приготовлении огромного количества каши было перемешивание большой палкой или половником. Каша густела, руки быстро уставали, и девчонки по очереди сменяли друг друга. Кипящая густая масса плевалась во все стороны, могла сильно обжечь нежную девичью кожу и даже нанести серьезное увечье, например, ожог глаз. Кроме того, тяжелые кастрюли им приходилось ворочать на плите, чтобы регулировать их нагрев.

Ремарка Толи Гольдштейна:

«Из моего дежурства я помню громадную кастрюлю, по-моему, с манной кашей и Верин силуэт за этой громадой (помню, конечно, Свету и Марину, но поскольку Вера была выше ростом, то запомнилась лучше). Я помогал им мешать кашу половником и двигать кастрюлю (по существу, это был огромный котел), а горячий пар обжигал нам руки».

НЕ ХЛЕБОМ ЕДИНЫМ

В восемь часов утра прибегали едоки, и в первых рядах грузчики, отряд которых был сформирован из самых рослых и крепких ребят. На раздаче поварихи всегда стояли втроем и едва успевали метать проголодавшимся студентам в раздаточное оконце алюминиевые тарелки, наполненные кашей с маслом, кружки с горячим чаем, печенье или булки, или просто хлеб с тем самым повидлом.

После еды все члены отряда, кроме поварих, шли в поле. Каждый раз последним за столом оставался Миша. Через какое-то время появлялся скачущий верхом на коне командир отряда, всем своим видом демонстрирующий, какой огромный груз ответственности за порученное дело лежит на его командирских плечах. Студенты его сразу прозвали Барботёром¹ из-за свойственной ему суетливости. Завидев Мишу, он кричал уже издалека:

— Диков, ты почему еще не в поле?

И каждый раз Миша, неспешно поворачивая к нему голову, с невозмутимым видом медленно и достойно говорил одно и то же:

— Вот сейчас дожую и пойду.

Основательный во всем Миша считал, что все болезни от плохо прожеванной пищи, и охотно делился этой теорией с окружающими, а чтобы не болеть, каждую порцию, вносимую в рот, он пережевывал не менее сорока раз. И никто не мог оторвать его от этого полезного для здоровья процесса, даже пламенный борец за дисциплину Барботёр. Но не все было так просто. Вера была уверена, что у Миши есть еще тайный интерес оставаться за столом как можно дольше. Каждый раз он садился так, чтобы можно было незаметно глядеть на нее. Вера была почти на голову выше невысокого и худощавого юноши, с которым она успела подружиться, учась в одной группе. Таких поклонников, появляющихся в ее жизни, она про себя называла «мои маленькие друзья» и даже сочувствовала им, потому что ей нравились высокие ребята. Иногда безнадежно влюбленный «маленький друг» делал для Веры что-то необычное, надолго запоминающееся. Миша тоже оставил о себе яркое впечатление — он говорил ей самые замечательные комплименты. Увидев Веру как-то утром в затрапезном спортивном костюмчике, в косынке, закрывающей волосы и даже брови, и честно говоря, в помятом виде после тяжелого сна на стульях, Миша с неподдельным восхищением очень медленно и торжественно почти пропел:

— Ве-е-ра-а-а, ты сегодня умо-пом-ра-чи-тель-на-а-а-а…

Никто — ни до, ни после — не говорил ей таких слов! И теперь жуткая круговерть на кухне стала ей нипочем.

Поварихи, тем временем, пока Миша жевал, быстро завтракали, мыли и ополаскивали в тазиках посуду, отдирали пригоревшую кашу со дна огромной кастрюли. И тут же приступали к приготовлению обеда из трех блюд: супа на мясном бульоне, гуляша с гарниром и компота из яблок, собранных в колхозном ссаду, или киселя из концентрата.

ОПЕРАЦИЯ ПО СОКРЫТИЮ УЛИК

Самой важной и трудоемкой работой, безусловно, была разделка мяса, к которой поварихи, дежурные и тучи надоедливых мух приступали все вместе. Вначале ребята орудовали топором, разрубая мясо на куски, а потом принимались за дело девчонки с остро наточенными ножами. Мухи же неизменно участвовали на всех этапах. Кости шли в суп, мякоть — на второе. В отсутствие холодильника колхозники научили девчонок сохранять мясо народным способом — перекладывать куски листьями крапивы, капусты или хрена.

Непредвиденное обстоятельство осложнило трудовой порыв поварих. Их одногруппник Саша из Донецка с демонической внешностью, похожий на Григория Мелихова из кинофильма «Тихий Дон», словно комиссар продотряда, стал беспощадно допытываться — почему так мало готового мяса получается из большой коровьей ноги? Проще говоря: «Куда мясо дели?!» Сам он ответить на этот вопрос не мог. Ну и какие могли быть варианты? Немного, а точнее только два: втихаря продавать мясо местным жителям или самим есть его ночью, озираясь по сторонам, чтобы никто не увидел. Трем студенткам МГУ с высокими нравственными устоями эти подозрения казались возмутительно пошлыми, и даже унизительными, а с практической точки зрения — просто нереальными. Поварихи все время были на виду у всех с утра до поздней ночи. В первую очередь кормили полевых работников, а уж потом и сами могли доскребать остатки со дна кастрюль, что частенько и случалось, особенно в первое время, когда они еще не приловчились и легко ошибались с количеством еды и порциями. И вообще, что такое одна коровья нога на целый отряд, да еще на несколько дней? Хорошо, что вообще было свежее мясо, хоть и в недостаточном количестве, а не какая-то просроченная тушенка в консервных банках! Но Саша никак не мог успокоиться. И вот однажды, как назло, именно в день его дежурства Маринка обнаружила по дурному запаху завернутые в газету мясокостные остатки. Она подошла к Вере и тихо сообщила:

— После вчерашней разделки мяса в суматохе забыли выбросить обрезки с костями. Если Саша унюхает — будет страшный скандал!

— Спокойно, я все сделаю, только вы со Светочкой его отвлеките.

Она метнулась в лес, вырыла ямку и, бросив лопату, помчалась на кухню, чтобы незаметно унести улики в мешке из-под картошки. Тем временем Света с Маринкой увивались вокруг дежурного, занятого чисткой картошки, отвлекая его внимание. А Вера тщательно закопала кости и вернулась из леса в хорошем настроении, напевая слова из русской народной песни: «И никто не узнает, где могилка твоя….», спонтанно заменив слово «моя». Сигнал был понят, «операция» успешно завершена, а Саша оставлен девчонками наедине с картошкой. Опасность миновала!

А в следующее дежурство по кухне рьяный детектив и сам стал объектом претензий по поводу недобросовестной работы. В этот день навестить своих чад приехала компания мамаш из Москвы. Среди родителей оказались врачи и, наблюдая с возмущением и брезгливостью, как Саша мыл посуду в грязном ведре, вспоминали каких-то своих санитарок, которые умудрялись в любых условиях отмыть посуду до блеска горчичным порошком. Родители начали пенять ему на антисанитарию, но Саша стоически выдержал «минуту позора» и отдраил ведро. А Маринка, оказавшаяся рядом, наблюдала эту сцену со злорадством, помня обвинения Саши в адрес поварих по поводу количества мяса в супе, и ликовала:

— Ну что, котик, отлились тебе мышкины слезки?!

ТОЛЬКО НАЧНЕШЬ РАБОТАТЬ, ОБЯЗАТЕЛЬНО КТО-НИБУДЬ РАЗБУДИТ

Поварих одолевали две беды: вечно голодные, как волки, студенты и хроническая нехватка сна. Обычно в час дня первыми прибегали грузчики — забрасывание мешков с картошкой на грузовики способствовало отменному аппетиту. За ними подтягивались остальные студенты. После обеда кухня и столовая напоминали поле после битвы: беспорядочно сдвинутые столы и стулья, опустошенные подгоревшие кастрюли, горы грязной посуды, объедки и полчища мух. Вначале обессилившие поварихи сидели и тупо наблюдали за медленно жующим Мишей, потом обедали сами и сразу же начинали греть воду, чтобы вновь мыть посуду. После того как кухня была приведена в порядок, они буквально падали без сил на сухую траву неподалеку от столовой. И это была единственная возможность за весь день хоть немного отдохнуть. Однажды, когда поварихи уснули, пригревшись на солнышке, командир «застукал» их в этом «непотребном и антирабочем» состоянии. Крепко спящие девчонки не услышали топот копыт, но проснулись от грозного рыка:

— Что за безобразие? Днем во время работы спать?!

Более безопасным местом для отдыха была деревенская хлебная лавка рядом с кладовкой. К обеду буханки хлеба почти всегда раскупали, и продавщица уходила домой. Тогда можно было спокойно устроиться на освободившихся широких полках, которые, однако, имели существенный недостаток — были слишком короткими, где долго в скрюченном положении не пролежишь. Вера освоила кладовку и безмятежно спала иногда среди мешков с крупами. Но счастье длилось обычно недолго, вечер наступал бессовестно быстро, и на ужин вновь первыми прибегали грузчики, а во главе — колоритный Саша Бурков. Ожидая начала раздачи, он исполнял под гитару песни Beatlеs, Rolling Stones и главный хит сезона собственного сочинения «Ну дайте же мне пожрать!», обращаясь по очереди к каждой из поварих.

После ужина студенты отправлялись в леса и поля петь песни под гитару или просто погулять. Поварихам очень хотелось вырваться из кухонной карусели и присоединиться к ним, но горы грязной посуды ждали человеческих жертв. И только один Миша никуда не спешил, тщательно пережевывая ужин в пустой столовой. Кстати, эта его особенность оказалась не такой уж непоколебимой: военные лагеря после четвертого курса научили его быстро есть. В первый раз он успел прожевать только один кусок хлеба за время, отпущенное армейским нормативам на прием пищи. В следующий раз сильно проголодавшийся Миша уже и не думал о «правильном пережевывании пищи» и больше никогда не отставал от своих товарищей.

ПОХОД СТУДЕНТОК В БАНЮ

Всех девчонок, как и мальчишек, регулярно подвергали помывке. Их возили на автобусе в баню в центральную усадьбу — поселок Уваровка. Эта помещение с высокими потолками было похоже на промышленный цех, покрашенный внутри серой унылой краской, который трудно было назвать уютным и теплым словом «баня». Девчонки мылись в шайках, наполняя их водой, брызгающей с шипением во все стороны из трудно открывающихся ржавых кранов.

В тусклом свете сквозь пар все-таки можно было разглядеть фигуры однокурсниц, и Свету поразил ровный загар на всем теле у старосты группы Гали Рожковой. Она полюбопытствовала, где же так можно загореть «во всех местах». Оказалось, что Галя загорала, как она выразилась, на «медицинском» пляже в Прибалтике. Да, в советское время в некоторых санаториях были женские и мужские медицинские пляжи, в полном соответствии с заботой о советском человеке. Время от времени в помывочную заходил слесарь-сантехник подшофе² чего-то починять. Студентки при этом смущались и пытались прикрываться шайками, но мужик не обращал на них никакого внимания — «чего я, дескать, тут не видел».

КОНТАКТЫ С МЕСТНЫМИ

(смычка города и деревни)

Иногда по вечерам появлялись непрошеные гости — местные жители. В первый раз сельские ребята лет четырнадцати-шестнадцати с гиканьем и свистом влезли в столовую прямо через окна. Большого вреда от них не было, только понты. Один из них открыл крышку бидона только что привезенного молока и плюнул под хохот остальных, но на радость поварихам промахнулся. Маринка крикнула:

«Ты чё делаешь? Это же молоко с вашей фермы!». Он отступил. Но остальные вели себя все более нагло: уже отважились переворачивать лавки и лазать на четвереньках по столам. В тот вечер на кухне дежурил Коля Зайцев, который морально был готов к обороне и даже пытался словесно уязвить пришельцев. Его тонкая ирония была им непонятна, но они правильно оценили его интеллект и стали обращаться к нему не иначе как «ну ты, антилигент». Однако в отсутствие реакции со стороны девчонок энтузиазм местных стал ослабевать, и они ушли также внезапно, как и появились.

Второй тип «гостей» — помятые, подвыпившие колхозники, пришедшие то ли на городских красоток поглазеть, то ли с надеждой получить на кухне выпивку. Там, где только что было мирно и уютно от горячей плиты, хлебного «духа», развешанных по углам марлевых мешочков с творогом, обстановка стала напряженной от запаха перегара и «нехороших» слов.

Однако все закончилось неожиданно быстро. Светочка была слегка близорука, но очки не носила, объясняя это тем, что так она не видит многое из того, что ей не хочется видеть, да и люди при этом кажутся моложе и красивее, чем на самом деле. Не испугавшись, она очень дружелюбно обратилась к непрошеным гостям:

— Мальчики, у нас еще много дел, да и угостить вас уже нечем. Приходите завтра после обеда, мы вам нальем вкусного компотика — при этом она дружески хлопнула по плечу колхозника, стоявшего рядом.

— Какого такого компотика? Нам бы водяры или на худой конец самогонки, — брякнул обалдевший мужик.

Света категорически отрезала, покачав головой:

— Нету водчёнки, нам не положено. Мы при исполнении. Вера поспешила добавить:

— Сейчас командир придет нас проведать, как мы тут справляемся.

А Маринка, сидящая около кучи картофеля, и вовсе просила их о помощи:

— Нам надо три ведра картошки начистить на завтрашний обед. Подмогните, товарищи колхозники, а то мы одни до утра будем ее чистить!

Гости вмиг испарились. После этих случаев местные стали относиться к поварихам с уважением. Но иногда все-таки бывали проблемы у местных с нашими ребятами, поэтому на случай возможной драки в углу на кухне стояли жерди, и даже пару раз студенты прибегали за ними, но крупных драк, к счастью, так и не случилось.

(продолжение следует)

Примечания

¹  «Барботёр (от франц. barbotage — перемешивание) — аппарат для перемешивания жидкостей, нагревания их острым паром или охлаждения воздухом, а также для поглощения газа растворителем. При барботаже жидкость активно бурлит из-за пузырьков газа — барботирует.»

² Подшофе (от франц. chauffé — разгоряченный, подогретый) — подвыпивший, находящийся под хмельком, навеселе.