СЕМЬ ИСКУССТВ

В 1937 году Бек и Шейн покинули СССР. «Я пробыл там два года, пока ситуация не стала настолько напряженной, что мне снова захотелось выбраться. Я не думаю, что, оставаясь там, в Одессе, я бы вышел живым», — таково мнение Бека, высказанное в интервью.

Инна Рикун-Штейн

ДВА ОДЕССКИХ ГОДА ГВИДО БЕКА

В начале 90-х годов прошлого века я поняла, что быть библиографом мне недостаточно. Оставшийся в прошлом мехмат и непреходящий интерес к людям, особенно к незаслуженно забытым, привели меня в историю науки, точнее, в биографистику. Так появились мои справочники, посвященные одесским математикам, механикам, физикам и астрономам. Биографии многих из них были написаны впервые. Следует отметить, что в свои справочники я включала только тех ученых, которые преподавали в одесских высших учебных заведениях хотя бы год. Человек, которому посвящена эта статья, физик Гвидо Бек, соответствует этому критерию: он возглавлял в 1935-1937 годах созданную им кафедру теоретической физики в Одесском государственном университете, а также в 1936-1937 годах — кафедру теоретической механики Одесского института инженеров водного транспорта, который по сей день в нашем городе называют «Водным». Но никаких подробностей его пребывания я не знала. Долгое время имя Бека в истории науки в Одессе не упоминалось вовсе.

Поиск информации — занятие чрезвычайно увлекательное (чем сложнее, тем интереснее!), на этом пути случаются и чудеса. Ищешь годами факты биографии, нет ничего, как будто человек и не жил на свете, как вдруг… Как вдруг находятся родственники и ученики. Чаще всего за морями-океанами.

Одного из учеников Бека и особо искать не пришлось: Владимир Владимирович Маляров был в Одессе человеком известным — физик-теоретик, профессор, создатель одесской научной школы по ядерной физике. И жил он не за морями-океанами, а гораздо ближе — на Французском бульваре, в дачном домике кооператива «Научный работник». Встреча состоялась в 1994 году, восьмидесятилетний Маляров был в здравом уме и твердой памяти.

Предоставленных сведений об одесском периоде жизни Бека хватило на один абзац в биографии для справочника. Кроме того, Маляров отдал мне свой перевод статьи ученика Бека Герша Мозеса Нюссенцвейга, посвященной 70-летию учителя (Acta Phisica Austriaca, 1973. Vol. 38, № 2. Р. 97-100: phot.), оттиск статьи Бека об Эйнштейне (A personalidade de Albert Einstein // Ciência e cultura. 1979. Vol. 31. P. 1426-1433: phot.) и оттиски нескольких научных статей Бека с инскриптами «С сердечном привете» [так в оригинале].

Но главное, Маляров отдал мне фотографии, свидетельствующие, что в конце 1970-х — начале 1980-х Бек посетил Одессу. Значит, город не изгладился из его памяти. А ведь провел он здесь всего два года. Вот о них я сейчас и расскажу.

Как же так случилось, что в 1935 году молодой, но уже известный физик Гвидо Бек начал преподавать в Одессе? Именно этот вопрос задал ему американский историк физики и астрономии Джон Хейлброн, во время интервью, которое состоялось 22 апреля 1967 года[1].

Приведу ответ Бека с пояснениями и уточнениями:

«В 1933 году в Германии начались проблемы, и стало ясно, что в Чехословакии будущего нет [в 1932-1934 годах Бек преподавал в Немецком пражском университете], поэтому пришлось искать работу. Я получил приглашение в Канзас, но мне написали, что оно будет только на один год и что его нельзя будет продлить. Так что я испугался. И поскольку я был в России в 1933 году, я знал тамошних людей».

Бек принимал участие в Первой всесоюзной ядерной конференции, организованной Ленинградским физико-техническим институтом, которая состоялась 24–30 сентября 1933 года. На эту конференцию А. Ф. Иоффе пригласил нескольких иностранных физиков. Доклады читали Фредерик Жолио-Кюри и Поль Дирак, Бек принял участие в дискуссии по докладу Дирака «Теория позитрона»[2].

Во время конференции Бек познакомился с советскими физиками, в частности, с А. Ф. Иоффе и Я. И. Френкелем. 21 октября 1933 года Френкель писал Эдварду Ли Хиллу:

«В связи с 15-летием со дня основания Физико-технического института мы недавно организовали конференцию по атомному ядру, в которой приняли участие иностранные физики, среди них — Дирак, Жолио, Перрен, Бек. Было очень интересно…»[3]

Ли был помощником Я. И. Френкеля в Миннеаполисском университете, где тот был в годичной командировке (1930-1931) и читал курс лекций по квантовой механике для студентов, аспирантов и преподавателей.

Далее в интервью Бек сообщает:

«Я не хотел ехать, но у Марселя Шейна, находившегося в Цюрихе, были проблемы, и он хотел уйти. Так что я решил, что буду в Одессе вместе с Марселем Шейном».

Марсель Шейн (1902-1960) был профессором кафедры рентгенофизики Одесского университета в 1934-1937 годах, следовательно, его биография вошла в справочник «Физики. Астрономы». Для того, чтобы написать биографическую статью, я нашла сначала ученика Шейна, почетного профессора Чикагского университета Виктора Ингве (1920-2012), а через него и сына Шейна, почетного профессора Массачусетского технологического института Эдгара Шейна (1928-2023).

Понятно, что в чужой стране, работая в одном учебном заведении, два физика (правда Бек — теоретик, Шейн — экспериментатор), еврея, практически ровесника (Шейн старше Бека всего на год), родившиеся в одной империи — Австро-Венгерской, с общим языком — немецким (а, может, и идиш?), не могли не общаться, но, что идея работать в Одессе принадлежала Шейну, а, следовательно, они были знакомы до приезда в Одессу, я не знала. Скорее всего, они познакомились в Венском университете, где Бек учился в 1921-1925, а Шейн — в 1921-1922 годах.

Затем Бек говорит, что инициативу переезда в Одессу взял на себя Я. И. Френкель.

Да, но почему Френкель решил, что именно Одесса нуждается в физике-теоретике Беке? С экспериментальной физикой в Одессе все обстояло благополучно, Институт физики, возглавляемый Е. А. Кирилловым, был авторитетным научно-исследовательским учреждением, недаром на его базе в 1930 году состоялся Первый всесоюзный съезд физиков, а в 1934 — Третья всесоюзная конференция по полупроводникам. А вот с теоретической физикой на тот момент дела обстояли хуже, кафедра теоретической физики была основана в Одесском университете только с приездом Бека.

Френкель был прекрасно осведомлен о таком положении дел. Впервые одесские физики познакомились с ним в 1930 году на съезде, затем он приезжал в Одессу ежегодно, читал лекции в одесских вузах, работал над книгами и статьями, отдыхал. Недаром в книге «Я. И. Френкель: воспоминания, письма, документы» Одесса упоминается неоднократно.

Читаем интервью дальше:

«Итак, Шейн уехал в Одессу, а я на год уехал в Канзас. Поскольку я не знал ситуации в Штатах, я не знал, что будет потом. Так что я приехал в Одессу и был с Шейном — нет, это было до того, как Шейн был там. И я договорился с ними, что приеду в 1935».

Надо разобраться и с этим абзацем. Шейн приехал в Одессу в ноябре 1934 года. Из слов Бека следует, что еще до приезда Шейна он был в Одессе, чтобы наверняка обеспечить себе работу в университете.

Подтверждение этому я нашла в одесской прессе. Считаю газеты чрезвычайно ценным источником информации. До полной их оцифровки не то что в мировом, даже в одесском масштабе, мне точно не дожить, так что приходится просматривать большие массивы de visu. Это занятие на любителя, а я как раз любитель. Очень много интересного, неожиданного, годами скрытого я нашла в старых одесских газетах.

Итак, читаем публикацию от 27 апреля 1934 г.:

«Ученик прославленного физика Гейзенберга — одного из создателей новой квантовой механики — проф. Бек принадлежит к тем ученым, которые подверглись репрессиям немецкого фашистского правительства. Основная научная работа проф. Бека прошла в Лейпцигском университете, а, кроме того, он читал лекции в Вене, Берне, Копенгагене и других университетских центрах Европы. Проф. Бек является автором многочисленных научных работ на немецком, французском и итальянском языках. В этом году его пригласили прочитать цикл научных лекций в штате Канзас (Северная Америка). Вчера в физическом институте проф. Бек прочитал для научной и студенческой аудитории доклад на немецком языке о развитии наших знаний о фотоэффекте. 28 апреля состоится вторая лекция проф. Бека о теории радиоактивности. В Одессу проф. Бек прибыл ознакомиться с работой Одесского научно-исследовательского физического института и физико-математического факультета Одесского университета. Проф. Бек является одним из наибольших знатоков проблемы фотоэффекта, в области которого работает именно одесский физический институт»[4].

После года преподавания в Канзасском университете, Бек через Пасадену, где встретился с П. Дираком, Р. Оппенгеймером и Р. Э. Милликеном, отправился на корабле в Японию. Там он прочитал несколько лекций в Токийском университете, затем десять дней провел в Москве и, наконец, прибыл в Одессу.

Обратимся опять к публикации в одесской газете:

«Вскоре в Одессу должен приехать на постоянную работу в университете и в н.-и. институте физики выдающийся зарубежный физик проф. Бек… Последний год он преподавал в штате Канзас, откуда и приедет в СССР»[5].

А вот республиканские газеты уже сообщают о приезде Бека как о свершившемся факте:

«Для постоянной работы в Одесском государственном университете по приглашению директора Института физики Одесского государственного университета Е. Кириллова приехал выдающийся немецкий физик-теоретик проф. Гвидо Бек (Guido Beck)»[6].

Об этом же пишет одесская газета:

«В Одессу на постоянную работу приехал известный заграничный ученый, специалист в области теоретической физики проф. Гвидо Бек. Он возглавит кафедру теоретической физики в государственном университете и будет руководить теоретическим сектором в научно-исследовательском институте физики. Профессор Гвидо Бек был изгнан фашистами из Германии, где работал в Лейпцигском университете»[7].

Итак, Бек приехал в Одессу в июне 1935 года. Официальное приглашение исходило от официального лица, директора Института физики ОГУ Е. А. Кириллова. С Френкелем его связывали «очень теплые взаимоотношения и взаимная симпатия»[8], именно он был инициатором первого приглашения Френкеля Одессу[9]. Елпидифора Анемподистовича Кириллова студенты называли Электрофором Анекдотистовичем.

Продолжая интервью, Хейлброн задает Беку довольно провокационный вопрос о работе в Одессе: «Вам не удалось там многого добиться, не так ли?». Вот ответ Бека: «Что я помню о двух годах: я был совершенно измотан. Я работал по 18 часов в день, потому что мне нужно было читать лекции». Бек упоминает, что у него было около 150 студентов.

Процитирую Малярова:

«Гвидо Жозефович Бек с 1935 по 1937 годы читал лекции по теоретической физике всем специальностям одновременно. Поскольку он не знал ни русского, ни украинского языка вместе с ним на каждую лекцию приходил его ассистент Векштейн Е. Г. и переводил на украинский язык то, что он говорил. Эти переводы немедленно печатались (ротапринт), и к концу чтения каждого курса (механика, термодинамика, электродинамика, оптика) студенты готовились к экзаменам по этим конспектам».

Эти оригинальные конспекты еще долго были основой преподавания теоретической физики в Одессе.

Кто такой Е. Г. Векштейн? Почему именно он стал ассистентом Бека? Совершенно невозможно писать о Беке, не упоминая все время Френкеля. Читаем у Скроцкого, что весной 1933 года

«Яков Ильич прочитало около 10 лекций студентам третьего и четвертого курсов, которые были посвящены избранным вопросам электродинамики. Эти лекции определили кружок молодых и инициативных людей с физико-математического факультета, которые в дальнейшем пользовались поддержкой Якова Ильича и консультировались у него. К их числу относились прежде всего Е. Г. Векштейн, Л. А. Манакин, И. Л. Ройх»[10].

Бек работал по 18 часов в день, потому что он возглавлял не только кафедру теоретической физики в университете, но в 1936-1937 годах еще и кафедру теоретической механики Одесского института инженеров водного транспорта (ныне Одесский национальный морской университет) и читал лекции в обоих этих учебных заведениях.

Далее Бек говорит: «Я не мог много работать самостоятельно. У меня не было на это времени. Мне нужно было присматривать за четырьмя или пятью мальчиками, и я заставлял их работать».

Мальчиков было шесть. Речь идет об учениках Бека Георгии Скроцком, Павле Немировском, Владимире Малярове, Марке Альперине, Якове Дашевском и Александре Кудине.

Совсем немного сообщил Маляров:

«Среди различных специальностей была группа теоретиков (6 человек), которые помимо лекций участвовали в семинаре (он происходил на территории физинститута), где обсуждались последние научные работы отечественных и зарубежных ученых, публиковавшиеся в приходящих журналах».

А это цитата из статьи о Скроцком, написанной его учеником и вдовой:

«На формирование умов студентов физфака огромное влияние оказал тогда приезд в Одесский университет в 1934 г. 30-летнего профессора из Пражского Немецкого университета Гвидо Бека. Он стал читать на 3 курсе лекции и вести семинары по теоретической физике сначала на немецком, а вскоре и на русском языке. Именно под его влиянием «звездная шестерка» всерьез увлеклась теоретической физикой. Им очень импонировал стиль Г. Бека, во многом напоминавший (по словам П. Э. Немировского) появившийся впоследствии стиль Л. Д. Ландау. Вся эта группа стала питомцами-теоретиками Гвидо Бека, который полностью завладел их умами. «Теоретики» после лекции провожали его домой. Споры-разговоры продолжались и там. Кому не хватало стульев, размещались на полу и домой добирались за полночь»[11].

По воспоминаниям Малярова, Бек жил на Французском (тогда Пролетарском) бульваре в доме напротив Одесской киностудии. Скорее всего, это был сданный в эксплуатацию в 1936 году Дом специалистов по адресу Французский бульвар 12/1 как раз напротив киностудии. В дальнейшем в доме проживало много известных одесских ученых. В 1985 году здание признали памятником архитектуры, градостроительства и истории.

Так на каком же языке читал лекции Бек? Воспоминания Малярова противоречат воспоминаниям Скроцкого. Сам Бек утверждает, что уже через полгода смог преподавать на русском языке:

«Видите ли, я по происхождению чех. Первым языком, который я выучил, был чешский, так что это было не так сложно для меня. В течение шести месяцев я пытался, и через год я без проблем говорил и читал лекции по-русски. Я думаю, если я вернулся бы на несколько недель, я бы выучил язык снова».

Хейлброн спросил Бека, были ли студенты хорошо подготовлены к моменту поступления в университет.

«Нет, — ответил Бек, — но они были полны энтузиазма… Это был удивительный опыт… И как только они узнали меня лучше, эти мальчики начали жаловаться на философию и диалектический материализм, которым их учили в университете. Они боялись рассказать об этом кому-либо, но так как они были уверены во мне — как только они узнали меня лучше — они начали так говорить».

Еще интересный факт: Бек рассказывает, что он был очень строг при оценивании знаний, не шел на компромиссы, и у него были из-за этого проблемы с руководством университета. В статье о Скроцком читаем, что состав студентов физико-математического факультета был очень неоднородным, среди них были сельские ребята, с очень слабой подготовкой, и члены «звездной шестерки» без всякой превосходства терпеливо и вразумительно объясняли им содержание лекций.

Эта же шестерка постоянно общалась с Френкелем во время его приездов в Одессу, некоторые из которых освещала одесская пресса:

«На приглашение госуниверситета в Одессу приехал выдающийся советский физик — член-корреспондент Всесоюзной академии наук проф. Я. И. Френкель. Первая лекция «Квантовая механика и проблемы строения твердых тел» состоялась 29 мая. Лектор очень ярко осветил ряд проблем физики твердых тел, над которыми немало придется поработать и одесским физикам. Лекция вызвала большой интерес ученых, студентов и педагогов, заполнивших большую физическую аудиторию университета. Проф. Френкель возьмет участие в ряде работ научно-исследовательского института физики при Одесском госуниверситете»[12] .

Именно об этой лекции вспоминает Скроцкий:

«Особенно хорошо мне запомнился приезд Якова Ильича в Одессу в 1936 г. 29 мая в большой физической аудитории университета он прочитал публичную лекцию «Волновая механика и теория твердого тела», привлекшую многочисленных слушателей — студентов и преподавателей… После лекции мы (П. Э. Немировский, Я. Б. Дашевский, А. С. Кудин, В. В. Маляров, М. М. Альперин и я) провожали Якова Ильича в гостиницу «Красная»…

Во время наших прогулок Яков Ильич шутил и рассказывал нам массу интересного — исторические анекдоты, смешные истории… Все это перемежалось с обсуждением различных вопросов теоретической физики и решением неожиданно возникавших физических задач. Когда Яков Ильич уезжал из Одессы, мы дружной толпой всегда провожали его на вокзал. Обычно Пава Немировский нес футляр со скрипкой Якова Ильича, я — саквояж с бумагами, всякими щетками, стаканчиками и продуктами (поезд тогда находился в пути трое суток), а Шура Кудин или Володя Маляров — большой тяжелый чемодан»[13].

Бек поддерживал не только своих мальчиков, но и других талантливых студентов. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что будущий директор Института физики Абба Ефимович Глауберман отправился в Ленинград к Френкелю, заручившись рекомендательным письмом Бека[14]. Интересно, что Глауберман вошел не только в историю физики, но и в историю кино: в восьмилетнем возрасте он снялся в “Броненосце Потемкине”. Помните затоптанного толпой мальчика на руках у матери?

В 1930-е годы в СССР работало немало иностранных физиков. Как следует из интервью, привлечь некоторых из них Френкель попросил Бека:

«Я получил немного денег в Одессе, чтобы приглашать людей. Мне дали три тысячи рублей, чтобы я мог привести людей, и я пригласил Г. Плачека и Вайскопфа… Он приехал в Одессу, а я поехал с ним в Киев, чтобы показать ему место, но он отказался… Ну, конечно, Френкеля поддерживали ленинградцы, старая гвардия — Иоффе, Мандельштам и Тамм, и все они очень хотели помочь людям, устроив их на работу. Но основная инициатива была Френкеля».

Краткое пребывание В. Вайскопфа и Г. Плачека в Одессе подтверждает Ройх[15]. Вероятно, Бек возил Вайскопфа в Киевский институт физики АН УССР. Вайскоф ранее уже работал в СССР, он приезжал в Харьковский физико-технический институт в 1932 году, затем, отказавшись работать в Киеве, опять поехал в Харьков в конце 1936-го.

Плачек тоже ранее уже был в СССР, в 1933 году он девять месяцев работал в Харьковском физико-техническом институте, в конце 1936 года он приехал в Харьков во второй раз. Это было, мягко выражаясь, не очень удачное время для научной работы, в институте уже начались аресты. В дальнейшем репрессии, направленные против физиков этого института в 1935-1938 годах получат название «Дело УФТИ».

В 1937 году Бек и Шейн покинули СССР. «Я пробыл там два года, пока ситуация не стала настолько напряженной, что мне снова захотелось выбраться. Я не думаю, что, оставаясь там, в Одессе, я бы вышел живым», — таково мнение Бека, высказанное в интервью.

Для этого мнения были более, чем весомые основания. В книге о Р. Оппенгеймере, который симпатизировал коммунистам и СССР, читаем, что его взгляды изменились:

«Сначала, когда он прочитал про показательные суды, а затем, более кардинально, летом 1938 года, когда три физика, мнение которых он уважал, — Георг Плачек, Виктор Вайскопф и Марсель Шейн — рассказали ему о том, через что они сами прошли в России. Плачек, Вайскопф и Шейн были евреями из Центральной Европы; Плачек из Моравии, Вайскопф из Вены и Шейн из Богемии. Кроме того, все они были первоклассными физиками. Когда жизнь евреев в контролируемых нацистами районах Европы стала невыносимой, Соединенные Штаты оказались не единственной страной где понимали, что некоторые из этих евреев могут внести чрезвычайно ценный вклад в ее науку. Советский Союз тоже протянул руку помощи еврейским ученым, и ему удалось привлечь Шейна и Гвидо Бека в Одесский университет, а затем через Бека убедить Плачека и Вайскопфа приехать работать с русским физиком Львом Ландау в его новом институте в Харькове, недалеко от Киева.

К 1938 году все обернулось кошмаром для всех привлеченных. Во время Большого террора Ландау попал под подозрение, был арестован и заключен в тюрьму, а Бек, Шейн, Вайскопф и Плачек были вынуждены бежать, в ужасе от того, свидетелями чего они стали»[16].

Расстояние от Киева до Харькова почти 500 км, но меня гораздо больше смущает, что автор, похоже, не подозревает, что и Вайскопф, и Плачек уже работали в Харькове, миссия Бека состояла в том, чтобы убедить их приехать в СССР вторично. Желание помочь физикам-евреям было велико, 30 октября 1936 года П. Дирак пишет П. Л. Капице, предлагая Вайскопфа на должность руководителя теоретического отдела Института физических проблем:

«На мой взгляд, Вайскопф — самый для тебя подходящий человек…. К тому же он уже бывал в СССР, и ему там нравится, и он немного выучил язык… В любом случае он поедет в СССР, чтобы посетить Харьков, и он заедет к тебе, когда будет проездом в Москве. Я дал ему адрес твоего института…»[17]

В другой книге об Оппенгеймере Шейн не упоминается, зато упоминается Алекс Вайсберг:

«Летом 1938 года два физика, которые провели в Советском Союзе несколько месяцев, Георг Плачек и Виктор Вайскопф, гостили у Оппенгеймера на ранчо в Нью-Мексико. Они целую неделю вели разговоры о том, что происходило в СССР. «Россия не такая, как ты думаешь», — с ходу заявили они поначалу «скептически настроенному» Оппенгеймеру. Ученые рассказали о деле Алекса Вайсберга, австрийского инженера и коммуниста, которого внезапно арестовали всего лишь за связь с Плачеком и Вайскопфом. «Мы натерпелись страху, — рассказывал Вайскопф. — Начали звонить друзьям, а те говорят, что нас не знают». «Это намного хуже, чем ты можешь себе вообразить, — говорил Вайскопф, — Это — трясина»[18].

«— Айсберги! — говорил Митрич насмешливо. — Это мы понять можем. Десять лет как жизни нет. Все Айсберги, Вайсберги, Айзенберги, всякие там Рабиновичи».

Откуда цитата — понятно. Сноски не будет.

Вайсберг начал работать в УФТИ в 1931 году, был одним из основателей международного физического журнала «Physikalische Zeitschrift der Sowjet Union», построил исследовательскую станцию глубокого охлаждения, в 1937 был арестован. В защиту Вайсберга выступили известные европейские ученые, в том числе Альберт Эйнштейн (он написал письмо Сталину) и супруги Ирен и Фредерик Жолио-Кюри. Их хлопоты привели к тому, что в 1940 году Вайсберга под конвоем отвезли до границы и там передали в руки гестапо. Вайсберг выжил и после войны написал книгу о сталинских репрессиях, изданную в разные годы под разными названиями во многих странах. Она переведена на украинский язык и доступна по адресу https://coollib.com/b/362024/read

В книге он подробно рассказывает, как во время многочисленных и многочасовых допросов от него требовали дать показания на Плачека, называя того резидентом гестапо и троцкистским агентом. Вайсберг проявил большое личное мужество и никого не оклеветал.

И как теперь читать доклад первого директора УФТИ академика И. В. Обреимова на торжественном заседании ученого совета, посвященном 40-летию создания института?

«Если у меня есть серьезная заслуга перед страной, которая приносила и будет приносить плоды, — то эта заслуга одна: это то, что я культивировал теоретическую физику в Харькове и тем самым в СССР, как только получил такую возможность, и это оставило след в стране… Было сделано так, что в Харькове у нас все время гостили приезжие ученые, так что получался центр теоретической мысли… Начиная с весны 1930 года, когда мы уже въехали в свое здание, к нам приезжали: 3 раза (3 года) П. А. М. Дирак из Кембриджа, год работал теоретик Подольский из Принстона (США). Дважды приезжал П. С. Эренфест из Лейдена (на зимние каникулы)… Дважды приезжал Плачек… Два раза приезжал Вайскопф. Один раз приезжал Пайерлс. Все это превращало Харьков в столицу теоретической физики… Важно было то, что теоретики приезжали не как гости, на несколько дней, а длительно работали в течение нескольких недель… В 1934 году на три недели приезжал Нильс Бор и каждый день до обеда работал с теоретиками. Этого нигде в СССР не было»[19].

Как видите, Вайсберг в докладе не упоминается. Равно как тоже выданный гестапо Ф. Г. Хоутерманс. Равно как и пять расстрелянных в 1937 году (после отъезда Ландау в Москву) ведущих сотрудников УФТИ (Л. В. Шубников, Л. В. Розенкевич, В. С. Горский, В. П. Фомин и К. Б. Вайсельберг). Обреимов не упоминает собственный арест в 1938 году, одним из поводов которого было то, что он приглашал для работы в институте иностранных учёных.

Беку повезло. И как не привести крылатое выражение: «В нашем деле самое главное — вовремя смыться». Тем более, что первоисточником является один из титров к фильму «Праздник святого Йоргена», а авторами титров — И. Ильф и Е. Петров, уже присутствующие здесь в неявном виде.

«Для «шестерки» его отъезд был большой потерей, потому что именно на пятом курсе определялась дальнейшая судьба его учеников», — читаем в статье о Скроцком.

Успехи учеников Бека еще в студенческие годы были несомненны. Г. В. Скроцкий опубликовал в 1937 году в Трудах ОГУ свою первую работу «Вычисление фазы комплексной гамма-функции от комплексного аргумента»[20].

А вот заметка, свидетельствующая об успехах студентов Малярова и Дашевского:

«С 1 по 11 апреля, в университете проходила первая студенческая научная сессия. Враги народа, орудовавшие в университете, прикладывали все силы, чтобы развалить студенческие научные кружки, давая студентам в разработку никчемные, никому не нужные темы, и заглушая тем самым интерес к темам научным. Борьба за ликвидацию последствий вредительства требует коренного улучшения работы студенческих научных кружков и усиления участия студенчества в научной работе. Научная сессия мобилизовала студентов на активное участие в научно-исследовательской работе университета, которая ежегодно набирает все большие размеры.

Лучше всего сессия прошла на физико-математическом и биологическом факультетах. По физической секции отмечены сообщения студентов Малярова на тему «Аномальное рассеивание альфа-частиц» и Дашевского на тему «Обобщение формулы Френкеля на случай одноосного кристалла». Президиум секции рекомендовал работу тов. Малярова к печати»[21].

Прочитав первый абзац, понимаешь, насколько своевременно уехал Бек.

Итак, после отъезда учителя у его учеников оставался впереди последний учебный год. В воспоминаниях о М. М. Альперине читаем: «В 1937 г. Бек уехал в Данию, где находилась его семья. Опекать теоретиков остался доцент Леонид Александрович Манакин. В этом же году он преподнес теоретикам большой сюрприз, о котором потом часто вспоминал Марк Моисеевич: Л. А. Манакин организовал им поездку в Москву на вторую Всесоюзную конференцию по атомному ядру. По тем временам студентов на подобные конференции, вообще говоря, и не приглашали, и не пускали. Присутствие одесских теоретиков на конференции обеспечил Игорь Евгеньевич Тамм, благоволивший к Одессе, где во времена своей молодости он познакомился со своим будущим учителем Л. И. Мандельштамом.

В 1938 г. по окончании ОГУ М. М. Альперин и П. Э. Немировский получили рекомендации в аспирантуру (пятая графа не играла в этом случае никакой роли), а В. В. Маляров и Г. В. Скроцкий, как «бывшие», рекомендации не получили как раз из-за анкетных данных»[22].

Отец Малярова был владельцем частной мужской гимназии. Дед Скроцкого владел двумя шляпными магазинами, отец был бухгалтером Одесского городского кредитного общества. Род занятий отца до «несчастья» 1917 года в статьях о Скроцком не упоминается. Во время НЭПа отец попытался продолжить семейный шляпный бизнес, но в 1928 году был сослан.

Читаем далее в статье о Скроцком: «Когда в конце 80-х Гвидо Бек приехал из Бразилии в Союз, волнению его «студентов» не было границ. Все, кто был жив, «сбежались» на встречу с обожаемым с юных лет учителем. Удивительно, но он их всех помнил и был удовлетворен их судьбами».

Увы, двое из учеников Бека, Я. Б. Дашевский и А. С. Кудин, не дожили до встречи с учителем — они погибли во время Второй мировой войны. Не было на встрече и Немировского, причина, видимо, заключалась в том, что он был участником советского атомного проекта, сотрудником Института атомной энергии И. В. Курчатова.

Остальные ученики Бека стали профессорами. Скроцкий преподавал сначала в Уральском университете, затем в Уральском политехе, затем в МФТИ, защитил докторскую. Оставшиеся в Одессе Альперин и Маляров, хоть и защитили только кандидатские диссертации, однако возглавляли кафедры теоретической физики, первый в университете, второй в педине.

Маляров основал Всесоюзные (Одесские) симпозиумы по теоретической физике совместно с Институтом теоретической физики имени Л. Д. Ландау (1961-1989). Так утверждают одесские источники[23]. Версия И. М. Халатникова кажется более близкой к правде жизни:

«В 1961 г. мне на ум пришла идея провести в Одессе симпозиум по теоретической физике. За год до этого я отдыхал в Одессе и познакомился там с местным теоретиком-ядерщиком Владимиром Маляровым и директором местной астрономической обсерватории Владимиром Платоновичем Цесевичем… Лучшее место для проведения симпозиумов найти было трудно — сочетание европейского города и курорта на Черном море при наличии приличного университета обеспечивало решение всех практических задач… Мои одесские друзья Маляров и Цесевич помогли обеспечить минимально необходимые условия для работы»[24].

«С конца семидесятых и все восьмидесятые годы основная организационная нагрузка по проведению симпозиумов легла на доцента кафедры теоретической физики университета Григория Исааковича Салистру и заведующую лабораторией кафедры Галину Леонтьевну Павленко»[25].

Симпозиумы проходили на базе отдыха университета в Черноморке (Люстдорф).

«Майскую школу по теоретической физике в Одессе по сю пору многие теоретики вспоминают с ностальгическим всхлипом. Можно было приехать с женой. Если очень хотелось — с ребенком. Море, солнце, прогретый песок…»[26].

Теперь, на мой взгляд, интересное и не случайное: ученики стали учителями и захотели передать интерес к теоретической физике следующим поколениям, обобщив опыт преподавания в научных пособиях.

На основе лекций, читанных на физико-математическом факультете ОГУ, Маляров написал учебник: «Основы теории атомного ядра: учеб. пособие для физико-технических высших учебных заведений и факультетов. М.: Физматлит, 1959. 472 с.». В 1967 году увидело свет второе издание, переработанное и дополненное. «В расстановке акцентов и отборе материала этой монографии еще ощущалось влияние Г. Бека»[27].

Альперин в соавторстве с Манакиным написал учебное пособие: «Теоретична фізика. Фізика ядра і елементарних частинок. К.: Вища школа, 1979. 150 с.». Пособие для физико-математических факультетов педагогических вузов «Задачи и упражнения по теоретической физике» (178 с.) было написано Альпериным в соавторстве с Д. Н. Мазуренко и издано в 1978 году в Киеве издательством «Вища школа» на украинском и русском языках.

Думаю, правильно будет упомянуть и учебник: «Глауберман А. Ю., Манакін Л. О. Фізика атома та квантова механіка: навч. посібник. К.: Вища школа, 1972. 291 с.», а также учебное пособие «Векштейн Е. Г. Сборник задач по электродинамике. М.: Высш. шк., 1966. 288 с.».

Немировский написал книгу «Современные модели атомного ядра. — М.: Атомиздат, 1960. — 302 с.», которая, как утверждается в некрологе ученого, «с тех пор является настольной книгой для специалистов в этой области»[28].

Недаром Бек был удовлетворен судьбами своих учеников.

А теперь давайте рассмотрим переданную мне Маляровым любительскую фотографию, сделанную на кафедре теоретической физики физфака университета во время встречи с Беком.

Выдающий математик, основатель одесской школы функционального анализа, М. Г. Крейн в довоенные годы возглавлял в ОГУ созданную им кафедру теории функций. Факт его присутствия на встрече свидетельствует о том, что Бек и Крейн не просто встречались в университете, но и приятельствовали. Кстати, Крейн много лет не переступал порог учебного заведения, из которого был изгнан в 1948 году и сделал это только ради встречи с Беком.

На фотографии у двух человек лиц не видно, Альперина Маляров узнал, а сидящего слева от него — нет. Кто же это? У кого спросить? Умерли все.

Но ведь писала же я в начале статьи о возможных при поиске информации чудесах. Я стала искать и нашла сына Л. А. Манакина, Вадима Леонидовича, который много лет преподавал физику в ОГУ. Человеку далеко за 80, но он полон сил и учит физике умных детей в Ришельевском лицее, где мне была назначена встреча.

Вот тут и начались настоящие чудеса. Оказалось, что Вадим Леонидович, как сотрудник кафедры теорфизики, был на встрече с Беком, и на кафедре хранится фото, запечатлевшее всех участников этого события.

Неизвестный оказался Дмитрием Николаевичем Мазуренко (1905-?), уже упомянутым здесь соавтором Альперина. В 1935 году он окончил ОГУ и был оставлен в аспирантуре, так что его присутствие на встрече неслучайно. В 1938-1968 годах он возглавлял кафедру физики Полтавского педагогического института.

Более того, сестра Вадима Леонидовича, Александра, тоже физик, прислала чрезвычайно интересную фотографию из семейного архива. Дело в том, что после многолетней работы в Каменец-Подольском педагогическом институте и выхода на пенсию Л. А. Манакин переехал к своей младшей дочери в Черновцы.

Давайте рассмотрим и эту фотографию.

Для меня очень важно, что теперь мы увидели лица погибших на фронте Дашевского и Кудина.

Крайний слева во втором ряду — Яков Юлианович Корпун, впоследствии доцент ОГУ (1947-1952), затем заведующий кафедрой физики Одесского медицинского института.

В каком же году Бек приезжал в Одессу для встречи с учениками? В статье о Скроцком указано, что в конце 1980-х. Это вряд ли. Бек умер в 1988 году, и есть фотографии, на которых он выглядит более пожилым, чем на одесских.

Маляров назвал 1978 год, В. Л. Манакин и многолетний заведующий кафедрой теорфизики ОГУ Вадим Мовсесович Адамян называют 1981-й. Этот вариант кажется мне наиболее достоверным. Убедиться не получилось: приезд Бека в Одессу местные газеты не освещали, не было публикаций даже в университетской газете «За наукові кадри». Судя по фотографиям, можно предположить, что встреча состоялась в апреле: на деревьях едва появились листочки, в вазе стоят тюльпаны.

Нелегко было сохранить тот высокий уровень преподавания и исследований по теоретической физике, который был установлен Гвидо Беком в Одесском университете. Были периоды упадка, к счастью, непродолжительные, и периоды высокой научной активности и весомых достижений, связанные с именами В. В. Малярова, И. З. Фишера, А. Е. Глаубермана, В. М. Адамяна.

Ученики Ришельевского научного лицея при Одесском национальном университете становятся победителями всеукраинских и международных ученических олимпиад по физике. Пусть не прервется связь времен.

Примечания

[1] https://www.aip.org/history-programs/niels-bohr-library/oral-histories/4500

[2] Атомное ядро. Проблемы новейшей физики: сб. док. I Всесоюз. ядерной конф. / под ред. А. Ф. Иоффе и др. — М., 1934. — С. 153-154.

[3] Я. И. Френкель: воспоминания, письма, документы. 2-е изд., доп. М., 1986. С. 373.

[4] Професор Празького університету Гвідо Бек в Одесі // Чорномор. комуна. 1934. 27 квіт.

[5] Закордонний фізик проф. Бек працюватиме в Одесі // Чорномор. комуна. 1935. 30 берез.

[6] Вісті. 1935. 16 черв.; Комуніст. 1935. 28 лип.

[7] Чорномор. комуна. 1935. 26 июля.

[8] Я. И. Френкель: воспоминания, письма, документы. 2-е изд., доп. М., 1986. С. 167.

[9] Ibid. С. 164.

[10] Я. И. Френкель: воспоминания, письма, документы. 2-е изд., доп. М., 1986. С. 165.

[11] Кокин А. А., Пушкина Л. Н. Кто он, Георгий Викторович Скроцкий? http://aakokin.chat.ru/skrocki.htm

[12] Б. Професор Я. І. Френкель в Одесі // Чорномор. комуна. 1936. 2 черв.

[13] Я. И. Френкель: воспоминания, письма, документы. 2-е изд., доп. М., 1986. С. 165, 167.

[14] Ibid. С. 168-169.

[15] Ibid. С. 160.

[16] Монк. Р. Робер Оппенгеймер. Жизнь в центре. М., 2002. С. 288.

[17] Воспоминания о Л.Д. Ландау. М., 1988. С. 173.

[18] Берд К., Шервин М. Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея. М., 2023.

[19] Обреимов И.В. Развитие естествознания за пятьдесят лет (доклад первого директора Харьковского физико-технического института Академии наук УССР на торжественном заседании Ученого совета, посвященном 40-летию создания института). Харьков, 1977. С. 23-24.

[20] Труди Одеського державного униіверситету. Фізика. 1937. Т.1. С.13-15.

[21] Фукс. Студентська наукова сесія в Одеському державному університеті // Чорномор. комуна. 1938. 9 трав.

[22] Клубис Я. Д. М. М. Альперин // Это было недавно, это было давно… / сост. И. А. Болдырев. — Одесса, 2006. С. 21-22.

[23] http://theorphys.onu.edu.ua/ru/history

[24] Халатников И. М. Дау, Кентавр и другие. Тор non-secret. — М., 2008. С. 132.

[25] http://theorphys.onu.edu.ua/ru/history

[26] Левинштейн М. Дух Физтеха // https://lib.misto.kiev.ua/NEWPROZA/LEVINSHTEIN/fti.p02.dhtml

[27] http://theorphys.onu.edu.ua/ru/history

[28] Памяти Павла Эммануиловича Немировского (07.06.16-31.01.2005) // Атомная энергия. 2005. Т. 98, вып. 4. С. 317.