Первая докторская степень была предпосылкой, но не первым шагом академической карьеры. А первый шаг – это получение звания приват-доцент и лицензии на чтение лекций студентам (на латыни эта лицензия называется venia legendi или venia docendi). Для этого необходимо было защитить вторую докторскую диссертацию (этот процесс называется хабилитацией) и прочитать пробную лекцию.
АЛЬБЕРТ ЭЙНШТЕЙН: СЧАСТЛИВЫЕ ГОДЫ В БЕРНЕ*
Как всё начиналось?
После четырех лет обучения в цюрихском Федеральном политехническом институте, который обычно называют Политехникумом, Альберт Эйнштейн получил наконец 28 июля 1900 года диплом «преподавателя-предметника в области математики». В выпускном свидетельстве записано: «Diplom als Fachlehrer in mathem. Richtung» [CPAE-1, 1987 стр. 50, Doc. 28], дословно «в математическом направлении».
В то время Политехникум составляли семь отделений (в других вузах они называются факультетами). Эйнштейн поступил в отделение VI, которое готовило преподавателей по математике и естественным наукам для средних школ Швейцарии. Отделение состояло из двух секций: математической секции VI-A, объединяющей математику, физику и астрономию, и естественно-научной секции VI-B, куда входили другие естественные науки, включая геологию, агрономию и лесное хозяйство. В 1899 году, незадолго до окончания Эйнштейном Политехникума, секция VI-A была переименована в физико-математическую. Руководителем секции VI-A был математик Адольф Гурвиц, а секции VI-B – геолог Альберт Хайм.
Во времена Эйнштейна в Политехникуме учился 841 студент, из них в секции VI-A – 23 студента, из которых 11 – десять юношей и одна девушка – поступили вместе с Эйнштейном в 1896 году [CPAE-1, 1987 стр. 43]. Девушку звали Милева Марич, она была единственной студенткой во всей секции VI-A.
В отличие от других отделений, студенты отделения VI не имели заранее предписанного общего учебного плана. Каждому студенту его учебный план составлял руководитель отделения. При составлении планов для Эйнштейна и Марич профессор Гурвиц учитывал их тяготение к проблемам физики. Вот и выпускные экзамены Альберт и Милева сдавали по другой программе, чем их однокурсники секции А физико-математического отделения VI Политехникума. Экзамены Эйнштейна и Марич состояли из таких предметов: теоретическая физика, физический практикум, астрономия, теория функций. В то же время «математики» – Якоб Эрат (Jakob Ehrat), Марсель Гроссман (Marcel Grossmann), Луи Коллрос (Louis Kollros) – сдавали пять экзаменов: теория функций, геометрия, арифметика и алгебра, теоретическая физика, астрономия. Эйнштейн имел право называть себя преподавателем математики и физики, как он указал в анкете для получения муниципального гражданства в октябре 1900 года [CPAE-1, 1987 S. 269, Doc. 82], так как физика и астрономия в то время входили в «математическое направление», указанное в дипломе.
Результаты выпускных экзаменов у Эйнштейна были далеко не блестящи – из четырех сокурсников его группы, получивших в тот год диплом в Политехникуме, будущий автор теории относительности оказался худшим. Он набрал 10 баллов из 12 по теоретической физике и физическому практикуму, 11 баллов из 12 по теории функций, 5 баллов из 6 по астрономии. Дипломную работу Эйнштейна экзаменаторы оценили в 18 баллов из 24 возможных. Средняя оценка весьма посредственная – всего 4,91 балла. Хуже оценки только у Милевы Марич – средний балл 4,0 – и она не получила диплом. Для сравнения укажем, что Коллрос получил средний балл 5,45, Гроссман – 5,23, и даже Эрат, который всегда боялся экзаменов, набрал 5,14 баллов. А ведь всего полтора года назад, на промежуточных контрольных испытаниях, Альберт был лучшим из всей мужской компании однокурсников. Тогда вся группа «А» отделения VI сдавала пять экзаменов: дифференциальные и интегральные уравнения, аналитическую геометрию, начертательную геометрию, механику и физику. Эйнштейн по аналитической геометрии и механике набрал высший бал «6», а по остальным предметам оценки были всего на полбала хуже. В итоге средний балл Эйнштейна 5,7, что больше 5,6 у Гроссмана и Коллроса и 5,4 у Эрата.
Современники Эйнштейна, окончившие какой-нибудь университет, как правило, завершали свое обучение защитой докторской диссертации. Такой путь прошли Макс Планк, Нильс Бор, Макс Борн, Джеймс Франк, Вернер Гейзенберг, Вольфганг Паули и многие, практически все, физики — коллеги Эйнштейна. Эйнштейн сам выбрал себе другой путь. Покинув, недоучившись, мюнхенскую гимназию и не поступив в другую, он закрыл себе дорогу в любой университет, ибо от поступающего непременно требуется свидетельство о сдаче выпускных гимназических экзаменов — абитур. Успешно окончив кантональную школу в Аарау, Альберт получил право поступить без экзаменов в Политехникум, а в нем тогда не было возможности выпускнику защитить докторскую диссертацию. Такого права руководство Политехникума добилось только в 1908 году, а первые десять докторских диссертаций были защищены в 1909 году, среди них одна по естествознанию.
Эйнштейн к этому времени уже защитил докторскую диссертацию в Цюрихском университете в 1905 году (документ о присвоении титула «доктор» получил в январе 1906 года). Как это часто с ним бывало, защита прошла «не как у людей». Первую докторскую диссертацию Эйнштейн закончил в ноябре 1901 года и представил ее для защиты в Цюрихский университет 23 ноября 1901 года, заплатив при этом специальный диссертационный взнос в 230 швейцарских франков. Однако дело до защиты не дошло. По рекомендации профессора Кляйнера, который должен был стать научным руководителем соискателя, Альберт забрал диссертацию 1 февраля 1902 года и получил назад свои 230 франков [CPAE-1, 1987 стр. 331, Doc. 132]. Если бы диссертация была официально отклонена университетом, то сто франков Эйнштейну не вернулись бы. Причина, по которой защита первой диссертации не состоялась, разбирается в моих статьях в журналах «Семь искусств» [Беркович, 2022] и «Наука и жизнь» [Беркович, 2022a].
Вторую попытку защитить докторскую диссертацию Альберт Эйнштейн предпринял в 1905 году, написав одну из пяти гениальных работ того года, названного по этому случаю «годом чудес». Докторская диссертация называлась «О новом методе определения размеров молекул» [Einstein, 1905b]. Закончена она была 30 апреля 1905 года, но представлена декану философского факультета Цюрихского университета (секция II) только 20 июля. В этот раз факультет принял диссертацию довольно быстро, и Эйнштейн стал, наконец, доктором философии. Существует легенда, не подтвержденная документально, что факультет вначале сделал замечание диссертанту, что его работа слишком коротка. Тогда Эйнштейн добавил одну фразу, и работа была принята [Пайс, 1989 стр. 90].
Стать доктором философии еще не означало начать академическую карьеру, предполагающую чтение лекций в университете и постепенный рост по карьерной лестнице до должности полного, или ординарного, профессора. Первая докторская степень была предпосылкой, но не первым шагом академической карьеры. А первый шаг – это получение звания приват-доцент и лицензии на чтение лекций студентам (на латыни эта лицензия называется venia legendi или venia docendi). Для этого необходимо было защитить вторую докторскую диссертацию (этот процесс называется хабилитацией) и прочитать пробную лекцию перед профессорами того университета, в котором защищалась вторая диссертация, чтобы получить звание приват-доцента. И здесь у Эйнштейна поначалу всё пошло наперекосяк. Хабилитация с первой попытки провалилась и только со второй удалась. Но расскажем обо всем по порядку.
«Преподавание может доставлять радость»
Два года после окончания цюрихского Политехникума в июле 1900 года до устройства на работу государственным служащим в Патентном ведомстве Швейцарии в Берне в июне 1902 года были самыми трудными в жизни Альберта Эйнштейна. Всё это время он безуспешно искал место ассистента хоть в каком-нибудь университете или институте. Вначале он был уверен в успехе, но постепенно терял присущий ему оптимизм. В письме Милеве от 4 апреля 1901 года он с горькой иронией сообщает: «Скоро я удостою своим предложением всех физиков от Северного моря до южной оконечности Италии» [CPAE-1, 1987 стр. 285, Doc. 96]. Всюду он получал отказ, или его письма вообще оставались без ответа.
Некоторой отдушиной стала временная работа преподавателем техникума в городе Винтертуре (Winterthur), расположенном в 25 километрах к северу от Цюриха, где он два месяца – с 19 мая по 15 июля – замещал уехавшего на военные сборы учителя математики профессора Ребштейна (Rebstein)[1]. Неожиданно преподавание оказалось вполне привлекательным видом деятельности. В письме от 8 июля 1901 года профессору Йосту Винтелеру, в семье которого он прожил год, пока учился в кантональной школе в Аарау, Эйнштейн признается:
«Я никогда не думал, что преподавание может доставлять такую радость, как это оказалось в действительности. Если я утром провожу 5 или 6 часов занятий, то остаюсь еще полностью свежим и повышаю после обеда в библиотеке своё образование или работаю дома над интересными проблемами. Не могу Вам выразить, как счастлив был бы я, получив подобное место работы» [CPAE-1, 1987 стр. 310, Doc. 115].
Но такое место работы найти Эйнштейну не удавалось, хотя он не упускал малейшей возможности устроиться на работу. В этом же письме он благодарит Йоста Винтелера за то, что тот обратил внимание родителей Эйнштейна на объявление о вакансии преподавателя сопротивления материалов в техникуме города Бургдорф кантона Берн. Эйнштейн сразу же послал заявление о приеме на работу, но выбрал неправильный адрес – направил письмо от 3 июля 1901 года не в департамент внутренних дел кантона, а дирекции техникума [CPAE-1, 1987 стр. 397-398, Doc. 113]. Через десять дней он заметил свою оплошность и 13 июля послал новое письмо, но снова ошибся адресом: вместо департамента внутренних дел направил заявление в департамент образования [CPAE-1, 1987 стр. 311, Doc. 117]. Тем не менее письмо попало в департамент внутренних дел, откуда он получил 16 июля подтверждение [CPAE-1, 1987 стр. 312, Doc. 118]. Однако 31 июля Эйнштейн и еще 23 неудачных кандидата на вакантную должность получили вежливый отказ [CPAE-1, 1987 стр. 313, Doc. 120].
После того, как 15 июля закончилась его временная работа в техникуме, он продолжал жить в Винтертуре на улице с примечательным[2] названием Шаффхаузерштрассе (Schaffhauserstr.), где продолжал работать над диссертацией и искать постоянную работу. Еще одно вакантное место – профессора в кантональной школе во Фрауенфельде (Frauenfeld) – досталось не Эйнштейну, хотя он и послал туда тоже необходимые документы, а его ближайшему другу и однокурснику Марселю Гроссману. В начале сентября 1901 года (ориентировочно шестого числа) Эйнштейн поздравляет товарища с назначением и сообщает, что сам тоже попытался получить это место, хотя и без малейшей надежды на успех. Попробовал он лишь для того, чтобы «никто не мог его упрекнуть в малодушии» [CPAE-1, 1987 стр. 315, Doc. 122)]. В этом же письме Эйнштейн сообщает другу, что получил предложение, которое по крайней мере на год избавит его от материальной нужды:
«С 15 сентября я начинаю работать репетитором у известного преподавателя математики в Шаффхаузене, доктора Нюеша, где я должен буду подготовить одного англичанина к сдаче швейцарского экзамена на аттестат зрелости. Ты можешь себе представить, как я счастлив из-за этого, хотя, конечно, такое место – не идеал для независимой личности. Однако я верю, что при этом у меня останется немного времени для моих любимых занятий, так что, в конце концов, я не должен слишком отстать[3]» [CPAE-1, 1987 стр. 315, Doc. 122].
Стоит отметить, что выбор Эйнштейна в качестве репетитора в интернате доктора Нюеша (Nüesch) произошел по рекомендации Конрада Габихта, ставшего близким другом Альберта еще во времена цюрихского Политехникума. Габихт, на два с небольшим года старше Эйнштейна, родился в Шаффхаузене и был там своим человеком, а учился сначала в Цюрихском университете, а потом в Федеральном высшем политехническом институте, студентом которого был и Эйнштейн. В университете Габихт изучал философию, а в Политехникуме – математику и физику. Эйнштейн считал Габихта близким другом до конца своих дней. В Шаффхаузене оба приятеля часто играли скрипичные дуэты, обсуждали научные работы, которые только планировали написать.
Внезапный отъезд
В неофициальной столице Швейцарии Берне Эйнштейн появился в самом начале февраля 1902 года: отъезд из Шаффхаузена, где он по договору с доктором Нюешем готовил ученика к поступлению в Политехникум, состоялся 30 января (дата отъезда в книге регистрации населения города), первого февраля он был в Цюрихе, где расписался в получении 230 франков, которые 23 ноября предыдущего года передал Цюрихскому университету вместе с докторской диссертацией, от защиты которой по совету своего руководителя профессора Альфреда Кляйнера отказался [CPAE-1, 1987 стр. 331, Doc. 132]. А четвертого февраля он уже пишет из Берна другу Конраду Габихту, изучавшему математику в Бернском университете:
«Дорогой Габихт, я отчалил от Н[юеша], чем вызвал фурор. Загляни ко мне, когда у тебя будет время, я расскажу тебе одну удачно закончившуюся историйку» [CPAE-1, 1987 стр. 331, Doc. 133].
С точки зрения обычной житейской логики такой поступок Эйнштейна трудно понять. Конечно, он еще в апреле 1901 года знал, что благодаря рекомендации отца Марселя Гроссмана своему другу Фридриху Галлеру (Friedrich Haller), служившему руководителем Патентного ведомства Швейцарии, Альберту Эйнштейну было обещано место сотрудника этого ведомства, когда там появится вакансия. За это Альберт благодарил Марселя в письме от 14 апреля:
«Когда я вчера получил твое письмо, то был действительно растроган твоей верностью и человеколюбием, которые ты не забыл обратить на своего старого друга и неудачника. Я действительно верю, что трудно найти лучших коллег, чем я нашел в тебе и в Эрате. Мне не нужно тебе много говорить о том, как я был бы счастлив, если бы смог обрести такое прекрасное поле деятельности, и я приложу все силы, чтобы не опозорить вашу рекомендацию» [CPAE-1, 1987 стр. 290, Doc. 100].
Однако точной даты, когда в Патентном ведомстве Швейцарии откроется вакансия, никто не знал, ее можно было ждать месяцы. Что такое быть безработным, Эйнштейн испытал на своей шкуре, именно поэтому он так настойчиво искал хотя бы временную работу, чтобы иметь минимальные средства для существования. Мы видели, как он был счастлив, когда договор с доктором Нюешем на целый год гарантировал ему твердый оклад. И вот, проработав всего три с половиной месяца, он разрывает договор со своим работодателем и снова оказывается в положении безработного преподавателя, ищущего частные уроки, чтобы не умереть с голоду. Ведь, казалось бы, ничто не мешало Эйнштейну продолжать работу в Шаффхаузене, спокойно ожидая, когда в Патентном ведомстве откроется вакансия. Тогда следовало подать заявление на новое место и пройти конкурсную комиссию. Вот когда все формальности будут выполнены и его зачислят в штат, тогда можно и прекращать договор с доктором Нюешем и переезжать в Берн. Но Эйнштейн поступил не так, как диктовала житейская логика. Что же заставило его поступить внешне нелогично?
С этим вопросом я обратился к профессору Роберту Шульману (Robert Schulmann), бывшему директору проекта «Документы Альберта Эйнштейна», автору множества книг о великом физике, одному из редакторов Собрания документов об Альберте Эйнштейне, человеку, который знает об авторе теории относительности практически всё. Шульман любезно ответил мне, перечислив возможные причины этого странного поступка:
«В середине декабря 1901 года стало ясно, что Эйнштейн был крайне неудовлетворен своей жизнью в Шаффхаузене: он чувствовал, что его эксплуатируют, он добился денег на оплату отдельного от Нюеша проживания и питания, он подумывал даже взять своего ученика Кейена (Cahen) в Берн (док. 127). Не случайно прощание с Нюешем в феврале 1902 г. совпало с известием о рождении Лизерль (док. 133, 134). Я полагаю, что независимого описания причин его отъезда нет, но на самом деле неудивительно, что комбинированное воздействие надвигающегося рождения ребенка и негативных чувств к Нюешу и его «чистой» жене ускорило его отъезд из Шаффхаузена» [Schulmann, 2023].
В этом коротком, но содержательном письме Роберт Шульман упомянул сразу несколько обстоятельств жизни Эйнштейна в Шаффхаузене. Поначалу доктор Нюеш поселил нового преподавателя в своем большом доме, где Эйнштейн должен был разделять стол со всей семьей своего работодателя.
Это напрягало молодого ученого, мешало его научной работе. Поставив вопрос ребром – или он будет жить и питаться отдельно, или прекращает преподавание – Альберт с трудом, но добился своего: он снял комнату у Цецилии и Карла Баумер (Cäcilia und Carl Baumer) и был в бытовом плане независим от Нюеша. В письме Милеве Марич от 28 ноября Эйнштейн пишет: «Если не считать потерю писем, у меня всё довольно хорошо и у меня почти постоянно хорошее настроение» [CPAE-1, 1987 стр. 321, Doc. 126]. Далее он продолжает:
«В новой комнатке очень уютно, даже когда я для украшения сижу под моим любимым красным абажуром, о чем госпожа Баумер сказала, что она такую ужасную работу своему Карлу не пожелала бы» [CPAE-1, 1987 стр. 321, Doc. 126].
Стоит сказать несколько слов о дочери Альберта и Милевы Лизерль, имя которой упомянул в своем письме профессор Шульман. Поначалу Эйнштейн был уверен, что у них родится мальчик. В письме Милеве от предположительно 28 мая 1901 года, в начале ее беременности, он интересуется: «Как у тебя дела, любимая? Как ведет себя мальчик?» [CPAE-1, 1987 стр. 304, Doc. 111]. Милева, напротив, уверена, что родит девочку и имя ее уже определено. В письме Альберту от 13 ноября 1901 года она утверждает, что ее подруге Хелене Савич они «ничего не говорили о Лизерль» [CPAE-1, 1987 стр. 318, Doc. 124]. На долю Милевы выпали тяжелые испытания, моральные и физические. Она становилась матерью ребенка, не имея мужа, что в то время решительно осуждалось обществом. Диплом Политехникума ей не удалось получить даже со второй попытки. К тому же беременность протекала нелегко, боли в животе заставляли много времени проводить в постели. Эйнштейн однако был настроен оптимистично. В письме от 12 декабря 1901 года он еще раз намекает, что ждет сына:
«Я получил твое дорогое письмецо, в котором ты пишешь о болях в животе. Ты была так любезна, что написала его мне в постели. Но я не беспокоюсь, так как вижу, что ты в хорошем настроении и недуг не так уж силен. Береги себя и жди с нетерпением нашу дорогую Лизерль, которую я в тайне (чтобы не заметила Доксерль[4]) охотнее представляю себе Гензерлем[5]» [CPAE-1, 1987 стр. 322, Doc. 127].
В том же длинном письме от 12 декабря Альберт снова возвращается к мыслям о Лизерль:
«Осталось решить только один вопрос, как нам забрать нашу Лизерль, я не хочу, чтобы нам пришлось ее отдавать. Спроси у папы, он опытный человек[6] и знает мир лучше твоего зажатого непрактичного Йохонцеля[7]. Коровьим молоком ее не нужно пичкать, от этого глупеют (твое должно быть много полезнее, я так думаю, а что думаешь ты?!)» [CPAE-1, 1987 стр. 324, Doc. 127].
Точной даты рождения Лизерль мы не знаем, ясно только, что она родилась в январе 1902 года. О рождении дочери Эйнштейну сообщил отец Милевы. Альберт был потрясен. Он только-только начал обустраиваться в Берне после скоропалительного побега от ненавистного Нюеша. В тот же день 4 февраля, когда он сообщил Конраду Габихту о «фуроре», вызванном его стремительным отъездом из Шаффхаузена, он пишет своей Милеве, тяжело приходящей в себя после родов:
«Бедная голубушка, как же тебе приходится страдать, что ты мне ни разу не смогла написать! И наша любимая Лизерль должна познавать мир с этой стороны. Если бы ты только снова была свежа и весела, когда мое письмо придет к тебе. Я от потрясения чуть не упал, когда получил письмо от твоего отца, так как подозревал что-то ужасное. Всё внешнее по сравнению с этим ничего не значит. Я готов еще два года быть репетитором при старом Н[юеше], если это тебя могло бы сделать здоровой и счастливой. Вот видишь, действительно появилась Лизерль, как ты хотела. Здорова ли она и кричит уже как положено? Какие у нее глазки? На кого из нас она похожа? Кто дает ей молочко? Она голодна? Кричит и совершенно лысая. Я ее так люблю и совершенно не знаю! Кто-то мог бы ее сфотографировать, пока ты снова не станешь здоровой? Сможет ли она скоро на что-то обратить свой взор? Сейчас самое время делать наблюдения. Я бы хотел сам посмотреть на Лизерль, это было бы очень интересно. Она может уже плакать, но смеяться научится много позже. В этом есть глубокий смысл» [CPAE-1, 1987 стр. 332, Doc. 134] .
Дальнейшая судьба Лизерль покрыта тайной. Есть сведения, что в 1903 году она болела скарлатиной, но поправилась [CPAE-1, 1987 стр. xxxviii]. По некоторым намекам можно составить мнение, что Лизерль отдали на удочерение в какую-то семью знакомых Марич. Но никаких серьезных документов, подтверждающих эту версию, найти не удалось. Эйнштейн так никогда и не видел свою Лизерль.
Но вернемся в 1901 год, когда он упорно ищет постоянное место работы. В уже цитированном письме от 28 ноября 1901 года Эйнштейн упоминает об ожидаемом с апреля месте в Патентном ведомстве: «Бернское место всё ещё не объявлено, так что я действительно прекращаю на него надеяться» [CPAE-1, 1987 стр. 321, Doc. 126].
Но уже через две недели настроение круто меняется. В письме Милеве от 12 декабря Эйнштейн сообщает, что он вчера получил письмо от Марселя Гроссмана, в котором говорится, что вакантное место в Патентном ведомстве будет объявлено в ближайшие недели[8], и что Эйнштейн определенно это место получит [CPAE-1, 1987 стр. 323, Doc. 127].
Но пока Эйнштейна заботят текущие дела. Во-первых, молчит его научный руководитель профессор Кляйнер, хотя диссертация передана в Цюрихский университет ещё 21 ноября 1901 года. Как мы знаем, эту диссертацию Эйнштейну по совету Кляйнера пришлось 1 февраля следующего года забрать без защиты, так что доктором философии он стал только через пять лет – в январе 1906 года. Вторая проблема, беспокоившая Эйнштейна в декабре 1901 года, состояла в том, что план уехать со своим учеником Луи Кейеном в Берн, подальше от доктора Нюеша, провалился: мать Луи была категорически против этого. Несколько месяцев назад её муж неожиданно сошёл с ума, и она боялась за здоровье сына [CPAE-1, 1987 стр. 322-323, Doc. 127]. Поразмыслив, Эйнштейн был даже рад этому, так как план был слишком рискованным: в случае неудачи Кейена его преподаватель оказывался в весьма неловком положении.
То же письмо от 12 декабря 1901 года фиксирует новое обострение отношений Эйнштейна и его работодателя. Вот как его описывает сам молодой репетитор:
«В общем, я решил, насколько возможно, поуютнее оборудовать свое жилище. Поэтому я пошёл к Н[юешу] и сказал ему, что он должен бы мне давать денег на еду, чтобы я мог бы по возможности сделать какие-то сбережения. Он сказал, при этом став красным от гнева, что он это обдумает. После чего он держал совет со своей чистой[9] супругой. Когда я вечером снова пришел, был он немного не в себе и сказал с важной миной: „Вы знаете наши условия, нет никаких оснований от них отклоняться. Вы можете быть довольны тем, как с Вами обращаются“. Тогда я сказал: „Хорошо, пусть будет по-вашему, в данный момент я должен согласиться – я буду знать, как найти условия существования, которые подходят мне лучше“. (Представляешь, какая наглость в моем положении!). Он понял и сразу смягчился. Он сообразил, что экономия денег для меня менее важна, чем нежелание питаться с ним и его чистой семьей, проглотил свой гнев и сказал по возможности нежным голосом: „Были ли бы Вы довольны, если бы я оплатил Ваше питание в каком-нибудь ресторане?“ Я сразу понял, почему он этого хотел – чтобы нельзя было подсчитать, сколько он украл из причитающихся мне 4000 фр. Я с радостью согласился и попрощался с замечанием, что он должен устроить это как можно скорее, своей цели я достиг. Эти люди кипят от гнева на меня, но теперь я свободен, как и любой другой человек» [CPAE-1, 1987 стр. 323, Doc. 127].
Этот эпизод неплохо характеризует твердость характера Эйнштейна и его настойчивость в достижении поставленной цели. Но главное в этом письме всё же сообщение о послании Марселя Гроссмана и вновь ожившая надежда получить в ближайшие месяцы желанное место в Патентном ведомстве. Тогда наступит счастье:
«Через 2 месяца мы вдруг окажемся в блестящем положении и могли бы прекратить борьбу за существование. У меня кружится голова, когда я об этом думаю. Я рад за тебя ещё больше, чем за себя. Мы вместе были бы самыми счастливыми людьми на свете, это точно. Мы оставались бы пока живем студентом и студенткой (horribile dictu[10]), и наплевать на целый мир. Но мы никогда не забудем, что всем мы обязаны доброму Марселиусу[11], который неустанно думал обо мне. Вот и я буду постоянно помогать одаренным юношам, насколько это в моих силах, даю в этом торжественную клятву» [CPAE-1, 1987 стр. 323-324, Doc. 127].
После того, как Эйнштейн выиграл схватку со своим работодателем доктором Нюешем, его положение улучшилось, и он сообщает своей любимой Милеве 17 декабря 1901 года:
«Моя новая еда в ресторане[12] мне очень нравится, в любом случае это огромный прогресс, так что переезд в Берн с моим учеником больше не нужен» [CPAE-1, 1987 стр. 325, Doc. 128].
На следующий день он подал официальное заявление в Патентное ведомство в Берне [CPAE-1, 1987 стр. 327, Doc. 129]. Эйнштейн понимал, что в случае приёма его на работу, ему установят минимальный из объявленных окладов – 3500 франков в год. По сравнению с тем, что он имел до сих пор, это были большие деньги, хотя его друг Эрат считал, что для семьи из двух человек этого недостаточно. Однако Эйнштейн был готов обходиться малым. В письме от 28 декабря 1901 года он писал Милеве:
«Я всё время радуюсь прекрасным перспективам, которые нас ожидают в ближайшем будущем. Говорил ли я уже тебе, какими богатыми людьми мы будем в Берне? 3500 фр. – это минимальный оклад той должности, что объявлена вакантной. Возможно повышение до 4500. Правда, Эрат считает, что человеку с женой не уложиться в 4000 фр. Но мы делом докажем, что прекрасно можно обойтись. Да, дорогая? Мы же в Цюрихе обходились почти половиной и были очень счастливы при этом. Мне кажется странным, как люди усложняют жизнь. Впрочем, в Берне должно быть дороже, чем в Цюрихе. Но это не страшно» [CPAE-1, 1987 стр. 329, Doc. 131].
Пока не видно никаких прямых причин прерывать наладившиеся отношения с доктором Нюешем, принявшем все условия Эйнштейна. И тем не менее, ровно через месяц и два дня Эйнштейн срывается с места, оставляя в Шаффхаузене постоянную работу, уютную комнату, налаженный быт и мчится в Берн, обрекая себя на нищенское существование, так как от оклада у доктора Нюеша он отказался. Наверно, профессор Шульман прав, и этот поступок можно объяснить эйфорией от ожидаемой выгодной работы в Патентном ведомстве, ухудшением отношений с доктором Нюешем, смятением чувств от рождения дочери…
Но смущают два словечка в письме Габихту от 4 февраля 1902 года: «фурор» (Knalleffekt), произведенный его отъездом, и связанная с ним «историйка» (Histörchen). Что это за «историйка», мы, наверно, так и не узнаем, а именно в ней прячется истинная причина внезапного отъезда из Шаффхаузена.
До окончательного приема на работу в Патентном ведомстве 19 июня 1902 года безработному преподавателю Эйнштейну нужно было ждать ещё почти полгода. Чтобы хоть как-то заработать на жизнь, недавний выпускник Политехникума дает объявление в городской газете «Anzeiger für die Stadt Bern», номер 30 от 5 февраля 1902 года:
«Частные уроки по математике и физике для студентов и школьников весьма обстоятельно дает Альберт Эйнштейн, обладатель диплома учителя-предметника Федерального Политехникума, Герехтигкайтсштрассе 32, первый этаж. Пробный урок бесплатно» [CPAE-1, 1987 стр. 334, Doc. 135].
Первым человеком, который откликнулся на объявление в газете, стал выходец из Румынии Морис Соловин. Он изучал философию в университете Берна и хотел пополнить свои знания физики и математики, так как считал, что философия должна опираться на достижения конкретных наук. Перед этим он прослушал лекции по экспериментальной физике профессора Айме Форстера (Aimé Forster – это имя нам еще придется вспомнить в связи с диссертацией Эйнштейна), по геологии профессора Р.А. Бальтцера (Baltzer) и по математике профессора Отта (Ott). Теперь он решил взять несколько уроков у дипломированного преподавателя физики и математики. Эйнштейн и Соловин сразу понравились друг другу, и скоро вместо обычных занятий новые друзья решили вместе читать и обсуждать серьезные книги. К ним присоединился Конрад Габихт, и эта троица стала называть свой кружок шутливым именем Академия «Олимпия». Друзья очень серьезно относились к выбору книг для изучения. Среди проштудированных авторов философы Платон, Эрнст Мах, Джон Стюарт Милль, Давид Юм, математики Анри Пуанкаре, Рихард Дедекинд… [Seelig, 1952 стр. 59].
В письме Соловину от 25 ноября 1948 года, почти полвека спусти, Эйнштейн вспоминает:
«Как хорошо было в Берне, когда мы собирались на заседания нашей веселой «Академии», которая была менее детской, чем те респектабельные Академии, с которыми мне довелось познакомиться позднее» [Эйнштейн–Соловин, 1967b стр. 560–561].
Через пять лет, за два года до своей кончины, Эйнштейн написал настоящий гимн Академии «Олимпия»:
«Бессмертной Академии «Олимпия».
В течение всего своего непродолжительного активного существования ты с детской радостью наслаждалась всем, что было ясно и разумно. Твои члены создали тебя для того, чтобы посмеяться над твоими более важными, старыми и чванливыми сестрами. Насколько им это удалось, я вполне могу судить по собственным тщательным и многолетним наблюдениям. Мы, все три твоих члена, оказались долговечными. Хотя сейчас мы уже немного одряхлели, но твой чистый и живительный свет все еще сияет для нас и служит нам путеводной звездой, ибо ты нисколько не постарела и не поникла, как выросший среди бурьяна росток салата.
До последнего высокоученого вздоха я останусь верным и преданным тебе!
Твой ныне всего лишь член-корреспондент А. Эйнштейн 3.IV.53» [Эйнштейн–Соловин, 1967b стр. 571].
В изначальном составе Академия «Олимпия» просуществовала недолго: уже в 1904 году Конрад Габихт получил должность учителя гимназии в городке Ширс (Schiers) на северо-востоке Швейцарии, Морис Соловин поехал в 1905 году в Лион повышать свое образование.
Вторым учеником Эйнштейна в Берне стал прилежный Люсьен Шаван (Lucien Chavan), родившийся в пригороде Женевы в городке Ньон (Nyon). Он оставил выразительное описание внешности своего учителя:
«Широкоплеч, немного сутулится. Его короткий череп кажется невероятно широким. Цвет лица матовый, смуглый. Над большим чувственным ртом черные усики. Нос с легкой горбинкой. Глаза карие, светятся глубоко и мягко. Голос пленительный, как звук виолончели. Говорит довольно хорошо по-французски, с легким иностранным акцентом» [Seelig, 1952 стр. 60].
Люсьен Шаван был на девять лет старше Эйнштейна и с весны 1900 года работал в Берне в Федеральном управлении почт и телеграфа. В здании этого Управления первое время располагалось Патентное ведомство, в котором трудился Эйнштейн.
Сотрудник Патентного ведомства
В «Автобиографических набросках», написанных в 1954 году, а опубликованных в книге «Светлое время – темное время» [Seelig, 1956], составленной Карлом Зелигом в 1956-м, через год после кончины автора, Альберт Эйнштейн называет бернские годы 1902–1909 счастливыми [Эйнштейн, 1967 стр. 353]. Я думаю, по-настоящему счастливыми они стали после 19 июня 1902 года, когда Эйнштейн получил долгожданное решение бундесрата Швейцарской конфедерации, принятое на заседании 16 июня, согласно которому Эйнштейн избран техническим экспертом III-го класса Патентного ведомства с временным окладом 3500 франков в год [CPAE-1, 1987 стр. 339, Doc. 141]. В тот же день Эйнштейн получил письмо из Патентного ведомства, в котором подтверждалось решение бундесрата и предлагалось приступить к работе не позднее 1 июля [CPAE-1, 1987 стр. 340, Doc. 142].
Государственных служащих в швейцарской столице Берне было не так уж много. По данным 1910 года в городе проживали 44% занятых в промышленном секторе, из 53%, занятых в обслуживании, только 4,7% – чиновники и служащие [Schwarzenbach, 2005 стр. 75]. По сравнению с интернациональным Цюрихом Берн был более однороден и консервативен: 90% горожан были протестантские швейцарцы, в то время как в Цюрихе иностранцы составляли почти 30%. Доля еврейского населения Цюриха – 1,8% – была вдвое выше, чем в Берне, где в 1900 году проживало всего 655 евреев [Schwarzenbach, 2005 стр. 75].
Патентное ведомство, в котором начал работать Эйнштейн, было сравнительно молодо – Федеральное ведомство по защите интеллектуальной собственности, как оно официально называлось, основано в 1888 году. В списке сотрудников Патентного ведомства, являвшихся государственными служащими, Эйнштейн стоял под номером 42. А номер 24 принадлежал доктору Йозефу Заутеру (Josef Sauter), работавшему до поступления в Патентное ведомство ассистентом профессора Вебера в Политехническом институте Цюриха. Доктор Заутер одним из первых увидел необыкновенный дар Эйнштейна и старался ему помогать, где только мог. Близкий друг Эйнштейна Микеле (Мишель) Бессо тоже поступил в Патентное ведомство и стоял в списке госслужащих под номером 48. Эйнштейн часто возвращался с работы домой, сопровождаемый то Заутером, то Бессо. Они были первыми, кто услышал от автора выводы специальной теории относительности.
Первые два года, пока длился испытательный срок, оклад Эйнштейна оставался 3500 франков в год, и только 16 сентября 1904 года Эйнштейна утвердили в должности советника III класса и повысили годовой оклад на 400 франков [CPAE-5, 1993 стр. 29, Doc. 24]. В марте 1906 года его перевели на должность советника II класса с окладом 4500 франков в год [CPAE-5, 1993 стр. 38-39, Doc. 34].
Рабочий день Эйнштейна начинался в восемь утра и продолжался восемь часов. Суббота была тоже рабочим днем. Но такая нагрузка не пугала молодого ученого. Мы уже отмечали, что опыт преподавания в техникуме в Винтертуре показал ему, что после «5 или 6 часов занятий утром он остается вполне свежим», стало быть, остаются силы для научной работы. И эта работа не прекращалась ни на один день. Поначалу ее результаты были скромными: до 1905 года он публиковал одну, максимум две научных статьи в год. Через три месяца после приезда в Берн, 30 апреля 1902 года, он сдал в редакцию журнала «Annalen der Physik» свою вторую статью с длинным названием «О термодинамической теории разности потенциалов между металлами и полностью диссоциированными растворами их солей и об электрическом методе исследования молекулярных сил» [Einstein, 1902]. Она развивала метод межмолекулярных сил, рассмотренный в его первой статье. Две первые печатные работы Эйнштейн называл впоследствии бесполезными и не включал их в список своих научных статей.
Третья статья Эйнштейна «Кинетическая теория теплового равновесия и второго начала термодинамики» была закончена через несколько дней после его утверждения сотрудником Патентного ведомства – она поступила в редакцию журнала «Annalen der Physik» 26 июня 1902 года [Einstein, 1902a]. Работа открывала серию из трех статей, о которых Эйнштейн сказал в «Автобиографических заметках»:
«Не будучи знакомым с появившимися ранее исследованиями Больцмана и Гиббса, которые по существу исчерпывают вопрос, я развил статистическую механику и основанную на ней молекулярно-кинетическую теорию термодинамики» [Эйнштейн, 1967a стр. 275].
Следующая статья этой серии «Теория основ термодинамики» [Einstein, 1903] была закончена и передана в редакцию того же журнала 26 января 1903 года. И наконец третья статья серии «К общей молекулярной теории теплоты» [Einstein, 1904], посвященная статистической механике, пятая по счету всех статей Эйнштейна, была передана редакции журнала «Annalen der Physik» 29 марта 1904 года.
Вряд ли эти пять опубликованных работ Эйнштейна вызвали у научного сообщества большой интерес. Но они сыграли свою роль в становлении ученого и подготовили феноменальный взрыв его творческой активности в 1905 году. Перечисляя статьи Эйнштейна, нужно помнить и его неопубликованную первую диссертацию, поданную в Цюрихский университет в ноябре 1901 года и взятую без защиты назад 1 февраля 1902 года.
Уже в старости, вспоминая годы работы в Патентном ведомстве, он говорил о полезности «практических профессий» для молодых ученых. Но прежде он отдает должное помощи Марселя Гроссмана:
«Самое большое из того, что сделал для меня Марсель Гроссман как друг, было следующее. Приблизительно через год после окончания обучения он рекомендовал меня через отца директору Швейцарского патентного бюро Фридриху Галлеру, которое тогда еще называлось «Бюро духовной собственности»[13]. После обстоятельного устного испытания господин Галлер принял меня на службу. Благодаря этому в 1902—1909 гг., как раз в годы наиболее продуктивной деятельности, я был избавлен от забот о существовании. Кроме того, работа над окончательной формулировкой технических патентов была для меня настоящим благословением. Она принуждала к многостороннему мышлению, а также давала импульс для физических размышлений. Наконец, практическая профессия вообще является благословением для людей моего типа. Ибо академическая карьера вынуждает молодых людей производить научные труды во все возрастающем количестве, что приводит к соблазну поверхностности, которому могут противостоять только сильные характеры. Большинство практических профессий относятся, далее, к такому роду, что человек нормальных способностей в состоянии выполнить то, чего от него ждут. В своем житейском существовании он не зависит от особых озарений. Если у него есть более глубокие научные интересы, то, наряду со своей обязательной работой, он может погрузиться в свою любимую проблему. Его не должна угнетать боязнь того, что его усилия могут остаться безрезультатными» [Эйнштейн, 1967 стр. 353].
И работой, и окладом Эйнштейн был доволен, хотя умению читать чертежи ему пришлось специально научиться, в остальном его знание физики и умение анализировать сложные ситуации помогало быстро справляться с текущими заданиями. Со сложными случаями коллеги часто приходили к Эйнштейну, чтобы он разобрался и принял решение. Нередко он веселил сотрудников своим неповторимым юмором и удивлял находчивостью. О работе Эйнштейна в Патентном ведомстве рассказывают множество забавных историй. Вот одна из них.
Однажды в Патентное ведомство пришел крестьянин зарегистрировать патент на новую пробку от бутылки, благодаря которой можно разливать напиток порциями, ни капли жидкости при этом не теряя. Эксперт, который занимался этой заявкой, собирался отклонить ее, но пришел за советом к Эйнштейну. Сразу сообразив, в чем суть заявки, Эйнштейн не хотел обидеть коллегу и предложил вызвать крестьянина в офис, чтобы он продемонстрировал свое изобретение в действии. Появившийся хитрый изобретатель первым делом ловко нажал на пробку и на глазах изумленных экспертов налил каждому хорошо отмеренную рюмку аперитива. Изобретение, которое базировалось на эффекте капиллярности, было тут же признано и защищено патентом [Flückiger, 1974 стр. 61-62].
Часто байки об Эйнштейне рождались много позже описываемого в них времени, когда в мировом сообществе сложилось мнение о великом ученом как о рассеянном чудаке, живущем вдали от мирских забот. Из такой серии и рассказ, впервые опубликованный в книге Макса Флюкигера (Max Flückeger) «Альберт Эйнштейн в Берне», появившейся в 1974 году [Flückiger, 1974]. В нем повествуется, как Эйнштейн ходил на работу в домашних зеленых шлепанцах с вышитыми по краям цветочками:
«В субботу он обычно заходил перед работой на рынок с сеткой и сумкой и являлся на службу нагруженный овощами и фруктами и тут же брался за дело, как будто только что остановился. Сын тогдашнего бухгалтера Линдеггера, который стал знаменитым художником, сообщил отцу в обед: „Папа, я встретил сегодня в городе одного господина из твоего ведомства, но когда я его поприветствовал, он меня не узнал, он глубоко погрузился в размышления“. – „Кто же это мог быть?“ – поинтересовался удивленный отец. – „Это был господин в зеленых шлёпанцах“. – „А, тогда понятно, это мог быть только Эйнштейн» [Flückiger, 1974 стр. 62].
Доктор Заутер состоял членом бернского Общества естествоиспытателей и пригласил коллегу Эйнштейна осенью 1902 года посетить его заседание. Судя по всему, доклад, сделанный членом Общества, Эйнштейну понравился, так что в мае 1903 года он вступил в его члены. Согласно протоколу заседания 2 мая 1903 года в члены Общества принят «Альберт Эйнштейн, математик из Патентного ведомства» [Flückiger, 1974 стр. 71]. В тот день доклад делал доктор Пауль Грюнер (Paul Gruner), сыгравший важную роль в судьбе автора теории относительности.
Пауль Грюнер преподавал физику и математику в Свободной гимназии Берна, но в 1904 году перешел в Бернский университет на должность экстраординарного профессора теоретической физики. В 1913 году, уже после того, как Эйнштейн оставил Берн, Грюнер стал ординарным университетским профессором теоретической и математической физики. Это о нём написал Эйнштейн Бессо в письме от 6 марта 1952 года: «Грюнер всегда относился ко мне дружелюбно» [Эйнштейн–Бессо–3, 1980 стр. 43].
Членом Общества естествоиспытателей Берна Пауль Грюнер состоял с 1892 года. С 1898 по 1903 годы исполнял обязанности секретаря Общества, в годы пребывания Эйнштейна в Берне с 1904 по 1906 был избран вице-президентом, а с 1912 по 1914 – президентом Общества [Flückiger, 1974 стр. 72].
Альберт Эйнштейн оказался очень прилежным членом Общества естествоиспытателей Берна: он посещал почти все собрания и заседания, с большим интересом участвовал в обсуждении докладов. Уже в первый год своего членства в Обществе Эйнштейн начал собственные выступления в качестве докладчика. Во время заседания 5 декабря 1903 года он выступал вторым – первый доклад делал профессор Рубелли о проблемах лечения животных. Эйнштейн же рассказывал о теории электромагнитных волн – вот каков был диапазон интересов естествоиспытателей Берна! Особенно нравились Эйнштейну дискуссии после доклада – в научных спорах и диспутах он оттачивал формулировки, добиваясь предельной ясности в выражении мыслей.
Примечание
* Первая версия этой статьи опубликована в июльском номере журнала «Наука и жизнь» за 2023 год.
[1] Карл Зелиг в книге «Альберт Эйнштейн и Швейцария» ошибочно называет другое имя преподавателя, которого замещал Эйнштейн – профессор Адольф Гассер (Adolf Gasser) [Seelig, 1952 стр. 50].
[2] Если знать место следующей работы Эйнштейна – город Шаффхаузен.
[3] Эйнштейн использует образное выражение «заржаветь», «покрыться мхом» — einrosten.
[4] Так шутливо на швейцарский лад называл Альберт свою возлюбленную Милеву,
[5] Это переиначенное на швейцарский лад имя мальчика из сказки братьев Гримм «Гензель и Гретель»
[6] Милош Марич, отец Милевы, был венгерским чиновником в отставке.
[7] Так шутливо на швейцарский лад называла Милева Альберта.
[8] На самом деле объявление об открытии конкурса на замещение должности технического советника Патентного ведомства Швейцарии с окладом 3500–4500 франков в год было опубликовано в газете «Schweizerisches Bundesblatt» 11 декабря 1901 года. Срок подачи документов – 28 декабря. Однако Фридрих Галлер в письме Эйнштейну советовал не тянуть с заявлением [CPAE-1, 1987 стр. 328, Doc. 130].
[9] Что означает этот эпитет, не совсем понятно. По-видимому, это отголосок каких-то старых споров.
[10] страшно сказать (лат.)
[11] Марселю Гроссману
[12] Скорее всего, имеется в виду ресторан и гостиница «Кардинал» на Банхофштрассе. Этот адрес называет Эйнштейн в своем заявлении о приеме на работу в Патентное ведомство 18 декабря 1901 года [CPAE-1, 1987 стр. 327, Doc. 129].
[13] Термин «патентное бюро», использованный в переводе «Автобиографических набросков» в Собрании научных трудов Эйнштейна, в переводе книги Пайса и в ряде других биографий Эйнштейна на русском языке, не совсем точный. Лучше было бы перевести Patentamt как «Патентное ведомство», поскольку Федеральное ведомство по защите интеллектуальной собственности фактически играло роль государственного министерства.
Литература
CPAE-1. 1987. The Collected Papers of Albert Einstein. Vol. 1. The Early Years, 1879–1902. John Stachel (editor). Princeton: Princeton University Press, 1987.
CPAE-5. 1993. The Collected Papers of Albert Einstein. Vol. 5. The Swiss Years: Correspondence, 1902-1914. Martin J. Klein; A.J. Kox; Robert Schulmann (editors). Princeton: Princeton University Press, 1993.
Einstein, Albert. 1902. Über die thermodynamische Theorie der Potentialdifferenz zwischen Metallen und vollständig dissoziierten Lösungen ihrer Salze und über eine elektrische Methode zur Erforschung der Molekularkräfte. Annalen der Physik, B. 8, S. 798—814. 1902 г.
Einstein, Albert. 1902a. Kinetische Theorie des Wärmegleichgewichtes und des zweiten Hauptsatzes der Thermodynamik. Annalen der Physik, B. 9, S. 417—433. 1902a г., Т. 9.
Einstein, Albert. 1903. Eine Theorie der Grundlagen der Thermodynamik 1903, B. 11, S. 170— 187. Annalen der Physik. 1903 г.
Einstein, Albert. 1904. Zur allgemeinen molekularen Theorie der Warme. Annalen der Physik, B. 14, 351—362. 1904 г.
Einstein, Albert. 1905b. Eine neue Bestimmung der Moleküldimensionen (Inaugural-Dissertation. Zürich Universität). Bern: Buchdruckerei К. J. Wyss, 1905b.
Flückiger, Max. 1974. Albert Einstein in Bern. Bern: Verlag Paul Haupt, 1974.
Schulmann, Robert. 2023. Электронное письмо автору от 23 февраля. б.м. : В архиве автора, 2023 г.
Schwarzenbach, Alexis. 2005. Das verschmähte Genie. Albert Einstein und die Schweiz. München : Deutsche Verlag-Anstalt, 2005.
Seelig, Carl (Hrsg.). 1956. Helle Zeit — Dunkle Zeit. Zürich, Stuttgart, Wien: Europa Verlag, 1956.
Seelig, Carl. 1952. Albert Einstein und die Schweiz. Zürich, Stuttgart, Wien: Europa-Verlag, 1952.
Беркович, Евгений. 2022. Почему не состоялась защита первой диссертации Эйнштейна? Семь искусств, №12, с. 5-21. 2022 г., https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer12/berkovich/.
Беркович, Евгений. 2022a. На старте. История несостоявшейся защиты первой диссертации Альберта Эйнштейна. Наука и жизнь, №12, с. 60–75. 2022a г.
Пайс, Абрахам. 1989. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна. М.: Наука, Главная редакция физико-математической литературы, 1989.
Эйнштейн–Бессо–3. 1980. Переписка А. Эйнштейна и М. Бессо 1903–1955. В книге: У.И. Франкфурт (сост.). Эйнштейновский сборник 1977, с. 5-72. М.: Наука, 1980.
Эйнштейн–Соловин. 1967b. Эйнштейн, Альберт. Письма к Морису Соловину. В книге: Альберт Эйнштейн. Собрание научных трудов в четырех томах. Том IV, с. 546–577. М.: Наука, 1967b.
Эйнштейн, Альберт. 1967. Автобиографические наброски. Собрание научных трудов в четырех томах. Том IV, с. 350-357. М.: Наука, 1967.
Эйнштейн, Альберт. 1967a. Автобиографические заметки. Собрание научных трудов в четырех томах. Том IV, с. 259–293. М.: Наука, 1967a.
Я прочитал первоисточник — переписку Эйнштейна и Милевы за 1901 год, и мое недоумение рассеялось. Все стало ясно, получил ответы на все свои вопросы. 🙂 https://einsteinpapers.press.princeton.edu/vol1-trans/211
1. Весной 1901 года молодые люди (ему недавно 21, ей 24) виделись в основном по воскресеньям и, конечно, поддерживали романтические и интимные отношения. В воскресенье 5 мая они действительно отправились на пару дней на озеро Como и в горы. После этого, вероятно, виделись еще раз в Цюрихе в воскресенье 12 мая (Эйнштейн обсуждает это в письме 106 от 9 мая из Winterthur): «Я пока не знаю, смогу ли приехать в воскресенье, потому что это единственный день, когда я могу застать Гроссмана дома. Но я могу приехать к тебе рано утром, вместе пообедать и отправиться в Thalweil во второй половине дня. Я должен об этом подумать.»
Милева восторженно описывает поездку на озеро и в итальянские Альпы как романтическую в письме Хелене Савич (в том же мае): озеро Комо, затем поездка на корабле в Colico, после чего они останавливались в Cadenabbia нa Villa Carlotto («у меня нет слов описать ее великолепие») ехали на санях («там едва хватает места для двух влюбленных, а кучер стоит на мостке выше, и все время что-то болтает, называя тебя «синьора» — можешь ли представить что-либо прекраснее?») через заснеженный перевал Splugen («Непрерывно шел снег, только снег во все стороны насколько видят глаза, так что холодная белая бесконечность вызвала у меня мурашки и я крепко сжимала руками моего возлюбленного под пальто и платками, которые были на нас накинуты.») и так далее.
Эйнштейн в письме 107 Милеве от второй половины мая из Winterthur признается ей в любви и говорит фразу, которая может намекать на секс: «Auch mein leben hier hat erst durch den Gedanken an Dich einen wahren Inhalt. Wenn nur die Gedanken ein bisserl Leben und Flesch un Blut hatten! Wie schon war es letztes mal, als ich Dein libes Personchen an mich drucken durfte, wie die Natur es gegeben, sei mir innigst dafur gekusst, Du liebe gute Seele!» («Я восхищен тобой, моя маленькая девочка, и жду нашей новой встречи в воскресенье. Нам следует опять провести вместе чудный день. Лишь мысли о тебе дают моей жизни здесь настоящий смысл. Если бы мысли только были живыми из плоти и крови! Какой восторг был в прошлый раз, когда мне было позволено прижать твоего дорогого человечка к себе тем способом, который придумала природа! Дай мне нежно расцеловать тебя за это, дорогая моя душа!«)
Я перевожу с английского перевода. https://einsteinpapers.press.princeton.edu/vol1-trans/193
2. О том, что о рождении Лизерль сообщил ему письмом отец Милевы, пишет сам Эйнштейн в письме Милеве 4 февраля 1902 из Берна.
3. Ну и наконец письмо от 19 декабря 1901, где упоминается разговор об электродинамике движущихся тел с Клейнером в Цюрихе в тот же день, очень примечательно для истории Теории Относительности. Там говориться: «Он посоветовал мне опубликовать мои идеи об электромагнитной теории света и движущихся тел вместе с эксперимантальными методами. Он считает, что метод эксперимента, который я предложил — самый простой, подходящий и убедительный. Я был очень рад этому успеху. Я обязательно должен написать эту статью в ближайшие недели. Я остаюсь здесь на каникулы, но два рождественских дня проведу в Парадисе с сестрой, в зимнем уединении. Если бы ты только могла быть там со мной! Но и наш Парадис скоро наступит. Я абсолютно переполнен восторгом. Пока не ясно, последует ли англичанин [то есть ученик Э] со мной в Берн, но в этих обстоятельствах мне все равно. Гнусный старик [Нюеш] будет удивлен, когда я ему это скажу. Он несчастный скряга. Я слышал о нем вещи, от которых волосы встают дыбом. Обнимашки и поцелуи от твоего Иоханцеля» (Опять же, перевожу с английского — интересно вообще, есть ли русский перевод этих удивительных писем?)
Думаю, тут важно и поощренное Кляйнером желание Эйнштейна написать статью об СТО (которая вышла, как мы знаем, только в 1905) и то, как восторг по этому поводу способствовал его неожиданному отъезду в Берн в конце января. Что же произошло за эти недели с диссертацией, не вполне ясно.
«Не будучи знакомым с появившимися ранее исследованиями Больцмана и Гиббса, которые по существу исчерпывают вопрос, я развил статистическую механику и основанную на ней молекулярно-кинетическую теорию термодинамики. При этом главной моей целью было найти такие факты, которые возможно надежнее устанавливали бы существование атомов определенной конечной величины» [Эйнштейн, 1967a стр. 275-276].
Это очень удивительно. Ведь в те годы поток научной информации был еще очень слабым, статей печаталось немного, как же Эйнштейн пропустил работы Больцмана и Гиббса?
Насколько я понимаю, речь в основном идет о работе Гиббса «Elementary Principles in Statistical Mechanics», вышедшей в Нью-Йорке в марте 1902 году на английском языке. https://en.wikipedia.org/wiki/Elementary_Principles_in_Statistical_Mechanics
Она могла еще не дойти до швейцарских библиотек. Ведь в то время не было Архива и интернета, да и английским Эйнштейн, наверно, в те годы не владел.
Эйнштен вернулся в Берн и забрал диссертацию в начале февраля 1902 (тогда же предположительно родилась Лизерль — хотя вот майское письмо [CPAE-1, 1987 стр. 304, Doc. 111] Милеве про мальчика как то не очень вяжется по срокам с беременностью и родами в феврале, да и вообще я не совсем понял, если Эйнштейн писал Милеве письмо 28 мая, значит ли это, что она жила в Новом Саде, а не в Берне на тот момент?).
Я имею в ввиду, что если Лизерль родилась в конце января (или даже, как пишут, в начале февраля) 1902, то на 28 мая 1901 Милева была на первом, максимум — на втором месяце беременности. В те годы не было тестов на беременность и, извиняюс;ь, второй месяц означает просто задержку месячных примерно на две недели или чуть больше. Теперь представьте, неужели по поводу задержки на пару недель кто-то станет писать своей возлюбленной в другую страну «как там наш мальчик?»
Не то чтобы мне было интертесно разбирать постельные подробности личной жизни Эйнштейна (есть много гораздо более интересных загадок и вопросов в его биографии), но по поводу предполагаемой незаконнорожденной дочки Энйнштейна стали писать в последние 10 лет, и история эта какаяй-то мутная.
PS. Перечитал статью Е. Берковича «ПОЧЕМУ НЕ СОСТОЯЛАСЬ ЗАЩИТА ПЕРВОЙ ДИССЕРТАЦИИ ЭЙНШТЕЙНА?» https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer12/berkovich/
Обратил внимамние вот на это письмо от 19 декабря 1901 года:
«Сегодня всю вторую половину дня был у Кляйнера в Цюрихе и объяснил ему мою идею в электродинамике движущихся тел, поговорили и о других возможных физических вопросах.»
Кажется, это говорит о том, что идея специальной теории относительности («мою идею в электродинамике движущихся тел») уже была у Эйнштейна в 1901 году. Возможно, пока еще в незрелом, незавершенном виде.
Ясно, что из этих идей, которые он обсуждал в тот день, выросла статья 1905 в Annalen der Physik , которая так и называлась «К электродинамике движущихся тел» и положила начало ТО. Но три с половиной года потребовалось, чтобы идея созрела и была оформлена в виде научной статьи. Скорее всего, Эйнштейн обдумывал все это и раньше.
Все это интересно (по-моему), тем, что речь о молодом человеке. Эйнштейну было 22 года. Революционные идеи вряд ли придут в голову человеку сильно старше 20 лет.
Michael Nosonovsky
03.08.2023 в 11:18
PS. Перечитал статью Е. Берковича «ПОЧЕМУ НЕ СОСТОЯЛАСЬ ЗАЩИТА ПЕРВОЙ ДИССЕРТАЦИИ ЭЙНШТЕЙНА?» https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer12/berkovich/
Обратил внимамние вот на это письмо от 19 декабря 1901 года:
«Сегодня всю вторую половину дня был у Кляйнера в Цюрихе и объяснил ему мою идею в электродинамике движущихся тел, поговорили и о других возможных физических вопросах.»
Кажется, это говорит о том, что идея специальной теории относительности («мою идею в электродинамике движущихся тел») уже была у Эйнштейна в 1901 году. Возможно, пока еще в незрелом, незавершенном виде.
У Эйнштейна часто идеи появлялись задолго до того, как он их оформлял в виде статей. Например, идея первой защищенной в 1905 году диссертации о размерах молекул появилась у Эйнштейна еще в 1903 году. Он писал Бессо в том году, что уже умеет вычислять эти размеры и может его научить, если он еще не понял идею.
Про содержание диссертации Эйнштейна 1905 г интересно пишет Norbert Straumann https://arxiv.org/pdf/physics/0504201.pdf
Он же (в переводе на английский) приводит и письмо Бессо 1903 г. «Have you already calculated the absolute magnitude of ions on the assumption that they are spheres and so large that the hydrodynamical equations for viscous fluids are applicable? With our knowledge of the absolute magnitude of the electron [charge] this would be a simple matter indeed. I would have done it myself but lack the reference material and the time; you could also bring in diffusion in order to obtain information about neutral salt molecules in solution.»
То есть идею работы — использование коэффициентов диффузии для определения размеров молекул и числа Авогадро, он имел уже в 1903.
Сама же работа 1905 содержит относительно сложные технически (я бы сказал, на уровне курсовой работы по матфизике для продвинутых третьекурсников) математические выкладки (решение уравнений Навье-Стокса в частных производных для рассматриваемой задачи), и когда Эйнштейн к ее решил, думаю, доподлинно неизвестно. Собственно, злополучная ошибка в коэффициенте (1 вместо 2/5) была исправлена только в 1908 г.
Речь о том, что сегодня мы назвали бы смазкой с наночастицами (влияние твердых частиц в суспензии на коэффициент вязкости). Но для Эйнштейна это вычисление вязкости раствора сахара в воде (молекулы сахара — частицы) и, зная плотность сахара, определение среднего размера молекул.
Ясно, что Эйнштейн думал в 1901-1905 об определении числа Авогадро и размеров атомов путем наведения «моста» между механикой на микромасштабе и термодинамикой на макромасштабе, и способов сделать это несколько. Это в общем обычная (хотя в те годы новая и важная) работа по сложности и внутренней логике, которую много кто мог бы сделать. По современным меркам она вряд ли потянула бы на PhD диссертацию просто потому что небольшая.
А электродинамика движущихся тел (СТО) все же стоит совсем особняком. Идея, что скорости не складываются аддитивно, и что скорость света достичь невозможно, и понимание, что в таком представлении нет внутреннего противоречия, явно требовали совсем другого уровня ясности ума. И тут уж действительно речь о гениальности Эйнштейна.
Раз уж я коснулся сомнительной темы личной жизни Эйнштейна и Милевы Марич в 1901 году, то сугубо для уточнения добавлю, что в интернете пишут, что 5 мая 1901 года они ездили на несколько дней на озеро Como в Италию, в результате чего Милева якобы забеременела. С 19 мая по 15 июля Эйнштейн жил в Винтертуре в 25 км от Цюриха. Очевидно, письмо 28 мая было направлено Милеве из Винтертура в Цюрих.
Возможно, фраза «Как ведет себя мальчик?» была просто шуткой. Знать о том, что Милева беременна, он не мог, но мог пошутить о такой возможности. Вряд ли могла об этом знать с увереннностью и она сама на сроке в три недели. Поэтому никаким подтверждением это письмо не является.
Я думаю, в этой истории немало домыслов. Например «О рождении дочери Эйнштейну сообщил отец Милевы»- но ведь никаких свидетельств этого нет? Сообщил, вероятно, письмом из Сербии? Но ведь письма такого не сохранилось?
В общем-то, всю это историю следует оставить ищущим сенсаций поп-историкам и прессе. Гораздо интереснее разбираться в истории идей, таких как вычисление диффузии, вязкости и прочих работ по физической химии.
По поводу же СТО и психологии научного открытия, интересно, насколько понимал тогда Эйнштейн, что его представление об электродинамике движущихсыа тел — что световую волну догнать невозможно, потому что скорости не аддитивны, а складываются с множителем sqr(1+v^2/c^2) — насколько он понимал, что такое поредствление внутренне непротиворечиво? Что подобное преобразование образует группу (Лоренца) и пространство с мнимой координатой (Минковского)? Понимал ли он это как-то интуитивно, благодаря своей гениальности? Или просто не боялся сделать ошибку и сказать глупость и потому наткнулся на правильное решение?
Рискнуть высказать подобную идею должно быть попросту страшно (потому что легко ошибиться). Но никаких свидетельств о сомнениях и колебаниях Эйнштейна вроде бы нет.
Добавлю, что эти идеи, как и многие идеи, преведшие к ОТО, были сформулированы во многом в Цюрихе, а не только в Берне. Я специально ездил в Цюрих лет пять назад и прошел по эйнштейновским адресам, чтобы представить для себя «декорации», в которых могли формироваться такие интеллектуальные представления.
Это интеллектуальный триумф европейской цивилизации, и он, вероятно, отражает какой-то германо-швейцарский дух места. Озеро, старые улочки. Вот моя запись в блоге о той поездке https://sites.uwm.edu/nosonovs/2019/06/10/einstein-in-1910/
Во многом это поразительно. В те годы никто не знал ни о существовании галактик, ни почему светит Солнце. И вот на кончике пера, руководствуясь странными идеями о сложении скоростей, об абстрактном пространстве и времени с мнимыми координатами, об относительном движении и о том, что ускоренное движение тоже должно бы быть относительным (а оно не хочет, сопротивляется!), предсказаны на кончике пера, например, чернэ дыры или гравитационные волны, которые экспериментально открыты только в XXI веке. Все это очень далеко, на миллиарды световых лет, за пределами того, о чем можно было подумать в Цюрихе 1910 года. Удивительно, что такая теория почему-то работает.
Michael Nosonovsky
04.08.2023 в 10:29:Я думаю, в этой истории немало домыслов. Например «О рождении дочери Эйнштейну сообщил отец Милевы» — но ведь никаких свидетельств этого нет? Сообщил, вероятно, письмом из Сербии? Но ведь письма такого не сохранилось?
Дорогой Михаил, действительно, не будем копаться так глубоко в личной жизни Эйнштейна, чтобы точно установить день зачатия Лизерль. Она родилась в январе 1902 года (не в феврале), поэтому вряд ли Милева забеременела во время поездки на озеро Комо в мае 1901 года. Скорее это произошло в апреле, а тогда в конце мая факт беременности мог быть вполне установленным. Что касается письма Милоша Марича, то, хотя оно и не сохранилось, но упоминания о нем в письме Эйнштейна от 4 февраля 1902 года является вполне достаточным основанием, чтобы верить в его существование. У нас нет никаких оснований сомневаться, что Эйнштейн говорит правду.
Спасибо за интерсный материал. Об Эйнштейне много кто пишет, часто поверхностно. Но все что пишет Евгений Беркович, отличается точностью и обстоятельностью. Если у Берковича что-то написано, то можно не сомневаться, что так оно и есть.
Поражает, что речь ведь практически о детях, которым в 1901 году было 21-22 года, закончивших четырехлетний курс технического университета. Да и диссертация в те годы, похоже, часто была небольшого объема, обычной статьей.
Правильно ли я понимаю, что отозванной первой диссертацией как раз и была та «бесполезная» статья 1901 г. про капиллярность, «Folgerungen aus den Kapillaritätserscheinungen»?
Интересна информация про дочку Лизерль. Я считал, что это слухи, основанные на одной туманной фразе в письме, но, похоже, на самом деле было.
Помимо оригинальных работ, Эйнштейн на рубеже 1904-1905 опубликовал несколько рецензий, включая рецензию на Николая Николаевича Шиллера, ныне забытого крупного русского физика и электротехника.
М. Носоновский
02.08.2023 в 18:35
Спасибо за интересный материал. Об Эйнштейне много кто пишет, часто поверхностно. Но все что пишет Евгений Беркович, отличается точностью и обстоятельностью. Если у Берковича что-то написано, то можно не сомневаться, что так оно и есть.
Поражает, что речь ведь практически о детях, которым в 1901 году было 21-22 года, закончивших четырехлетний курс технического университета. Да и диссертация в те годы, похоже, часто была небольшого объема, обычной статьей. Правильно ли я понимаю, что отозванной первой диссертацией как раз и была та «бесполезная» статья 1901 г. про капиллярность, «Folgerungen aus den Kapillaritätserscheinungen»?
Спасибо за оценку. Первая диссертация Эйнштейна была скорее основана трех последующих (после неудачных двух) статьях о статистической физике. В которых Эйнштейн, не зная работ Больцмана и Гиббса. Вот что он сам писал о них: ««Не будучи знакомым с появившимися ранее исследованиями Больцмана и Гиббса, которые по существу исчерпывают вопрос, я развил статистическую механику и основанную на ней молекулярно-кинетическую теорию термодинамики.» О первой диссертации Эйнштейна я подробно писал в предыдущей статье:
«ПОЧЕМУ НЕ СОСТОЯЛАСЬ ЗАЩИТА ПЕРВОЙ ДИССЕРТАЦИИ ЭЙНШТЕЙНА?» https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer12/berkovich/
Евгений Михайлович, большое спасибо за удивительно документальное и в то же время по-человечески тёплое описание периода становления Эйнштейна в Швейцарии. Я уже с нетерпением жду продолжения, где, может быть, Вы приоткроете и тайны рождения, развития и становления его гениальных, и в то же время безумных, идей.
Спасибо, Е. М.! Снова порция удовольствия. И снова попытка реконструировать реальность на деликатно-суховатом материале. Гурвиц, конечно, очень хороший математик (Знаком не понаслышке с критерием Рауса-Гурвица, красивая работа. Протягивал его на диффуры с отклоняющимся аргументом, было очень интересно), учиться у него было чему. Но имел ли он отношение к оценкам Э.? В одном абзаце слышна коллизия и знакомый непотизм (не хочется говорить антисемитизм, но м.б. и он). Вот цитата с пропусками:
«Результаты выпускных экзаменов у Эйнштейна были далеко не блестящи… Дипломную работу Эйнштейна экзаменаторы оценили в 18 баллов из 24 возможных. Средняя оценка весьма посредственная – всего 4,91 балла… Для сравнения укажем, что Коллрос получил средний балл 5,45, Гроссман – 5,23, и даже Эрат, который всегда боялся экзаменов, набрал 5,14 баллов. А ведь всего полтора года назад, на промежуточных контрольных испытаниях, Альберт был лучшим из всей мужской компании однокурсников… В итоге средний балл Эйнштейна [был] 5,7, что больше 5,6 у Гроссмана и Коллроса и 5,4 у Эрата.»
Конечно, перенос не корректен, но личный опыт откликается во всей полноте.
И да, это еще счастливые годы в Швейцарии. Цюрихский Политехникум — это, видимо, все тот же ETH Zurich (ныне т.н. европейский MIT)?
На самом деле Э. был швейцарский физик, все лучшее в его жизни произошло в Швейцарии, если не ошибаюсь. Под лучшим я понимаю, самые продуктивное 20-летие, учебу, науку. Обращает внимание еще и отсутствие у Э. научного руководителя, общения с коллегами и вообще любой серьезной референтной группы. Общество естествоиспытателей Берна, доктор Заутер, Пауль Грюнер, при всем уважении, это не совсем то, что надо. Да кто, впрочем, знает что надо?