Мой свет, былых страданий с нами нет,
Былых любовей дальняя дорога
Заметена, и видно только Богу
Куда ведет и исчезает след.
ЕЛЕНА МИНКИНА-ТАЙЧЕР
БЕСЕДУЯ С БРОДСКИМ
Вместо предисловия
Как и все советские дети, я познавала жизнь исключительно по книгам — училась, влюблялась, путешествовала, выбирала профессию, воспитывала детей. Всегда находился прототип и руководство к действию, пока волна не унесла на другой глобус, где впервые случилось не только читать, но и реально жить.
Но к тому времени у меня успели сложиться дружеские и даже панибратские отношения с любимыми писателями. Льва Николаевича я тихо уличала в любви к Анне Карениной — сколько ни обличал, а более всего хотелось стать на нее похожей и завитками, и легкой походкой, и отчаянной страстью. Чехова укоряла за поездку на Сахалин (одна потеря здоровья!), Бунину советовала меньше любоваться молодыми руками и плечами девушек, чтобы не выдавать собственный пожилой возраст, Набокова бурно хвалила за язык, но не могла простить жестокости сюжета, особенно в «Камере обскура». С поэтами дело обстояло еще хуже. Мало того, что большинство я тихо презирала и делила на две группы — тех, кто рассуждает в рифму и тех, кто пишет прозу в столбик, но немногих любимых страстно рвалась усыновить — обнять Гумилева, обиженного глупенькой Аней Горенко, подарить охапку новых платьев Марине, приютить Анну Андреевну, заслонить от критиков Беллу.
А с Иосифом мне всегда нравилось разговаривать! Удивляться («В эту зиму с ума я опять не сошел»), посмеиваться над излишним пафосом, соглашаться, раскачиваться в такт музыке («плывет в тоске необъяснимой…»). Что говорить о рухнувшей на нас эпидемии, когда Поэт оказался чуть ли не единственным собеседником! Так и накопились «диалоги» — от мелкой пародии до полного восторга.
Не без поддержки нашего дорогого редактора Евгения Берковича, который прекрасно умеет как похвалить автора, так и спровоцировать, позволю себе представить сей наглый труд вашему вниманию.
Беседуя с Бродским
1.
«В эту зиму с ума я опять не сошел…»*
До апреля тянулась зима,
осень канула в лето и Лету,
и весна, холодна и бледна,
завершает невидимый круг.
Неизбежной природы цена —
Понемногу устанешь от света.
С новым временем года,
мой друг!
Мнемозина, несносная дама, который февраль
обещает вернуть
тот рисунок небрежный на крыше,
однозвучную песню, забытую где-то печаль
и негромкую нежность.
Ты слышишь?
2.
«На Прачечном мосту, где мы с тобой…»
Мне прислали стихи, где героем был питерский мост.
Главным словом, паролем, разгадкой, чужим ожиданьем
Не случившейся встречи, неловким последним свиданьем,
Запоздалым ответом на вечный ненужный вопрос.
О прошедшей любви, и опять, и в стотысячный раз.
Верить в Прачечный мост как в последний укор и в разлуке
Предъявлять одиночество горьким упреком, и руки
Не подставить. Найти утешение в сумраке фраз
О реке, рыбаке, позабытом его поплавке,
О пространстве и времени в хрупкой земной оболочке.
Словно зеркало в доме чужом, поселяются строчки
В новой теме и дальше живут, и плывут налегке.
Утомилась душа в ожидании, короток путь,
И незваный поэт сочинил уже песню другую,
На прощанье вздохни, обними меня, мост Поцелуев,
От любви и разлуки легко умереть и уснуть.
3.
«Шум ливня воскрешает по углам…»
Шум ливня не нарушит тишины,
деревья неподвижны и темны,
Не спится, ночь тревожит и знобит.
В такую пору
Слова глухи, и старые стихи
уносит по течению реки
Как мелкий мусор суетных обид
И споров.
Не вспоминай, не трогай прежних фраз,
Грядет зима и связывает нас
На мокрой пристани забытое навек
Ведро тюльпанов,
Смеются два чугунных толстяка,
И речь легка, и только облака
Беззвучные как самый первый снег
плывут с экрана.
4.
«Ничто не стоит сожалений…»
Зачем пустые сожаленья
Тебя тревожат и томят,
Без божества, без вдохновенья
Не простоять, мой милый брат.
Январь, бесцветный и жестокий,
Былого легкого вина
Не принесет. Ушли до срока
Единственные имена.
И не слышны, едва хранимы
В душе. Ах, что нам черный снег,
Когда любимые любимы,
И не расстанутся вовек!
Сверкает на домашней елке
Твоя картонная звезда,
Давай обнимемся надолго,
Нет, лучше просто навсегда.
5.
«Тогда, когда любовей с нами нет…»
Я продолжаю говорить с тобой,
рассказывать о мелочи любой
не потому, что многое случилось
За год, и два — в ближайшем январе
Начнется третий. Мне сегодня снилось
Что выпал снег, неслыханная милость —
Луна, и снег, и тени фонарей.
Скажи, зачем та прошлая зима,
Не зная и не ведая сама,
Была такой беспечной и прозрачной,
Что с одного увидеть семь мостов
Нам удалось. И словно день вчерашний
Исчезли имена, дома и башни
И купола. Все сорок сороков
Слепое время падает во тьму,
И некому ответить, почему
Нам выпало такое злое время
Поверю, что сегодня далеко
Твоя душа от страхов и сомнений,
Но, знаешь, не бывало поколенья,
Прожившего беспечно и легко.
Мой свет, былых страданий с нами нет,
Былых любовей дальняя дорога
Заметена, и видно только богу
Куда ведет и исчезает след.
6.
«Поэта долг — пытаться единить
края разрыва меж душой и телом.
Талант — игла. И только голос — нить.
И только смерть всему шитью — пределом»
Поэта долг объединить слова
В мелодию, неведомую телу —
игла и нить сплетают кружева,
Не различая смерти и предела.
И не казнить. Не ведая беды,
Взойти над страхом, не заметить муки,
И не узнать награды за труды,
И не почтить потери и разлуки.
7.
«И наши пиджаки темны все так же.
И нас не любят женщины все те же»
Прекрасной женщины забытое лицо,
На дне шкатулки обручальное кольцо,
Слова уставшие, слепые в темноте,
Не полуночные, не главные, не те.
В пустом кармане тает звон минувших дней,
Мы не прощаемся, страшнее и больней
Не расставаться, не ронять неловких фраз,
Но помнить женщину, не любящую нас.
Кружит мелодия, беззвучная давно,
Плетется старое бесцветное кино,
Все тот же город, улыбаясь и скорбя,
Скрывает женщину, любившую тебя.
8.
«Только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперед:
не все уносимо ветром…»
Потому что есть дети, свои или у соседей,
И платан у входа, срезай его до упора —
Отрастает как ветер, живет себе три столетья,
Унести-то можно, но только вместе с забором.
Даже пепел дотла догореть не сумел в той печи,
Слишком полной детьми, нежной плотью, а не углями
Сколько пепла хранится в сердце моем навечно
Не измерить, пока не придут за вами и нами.
Перегноем остаться, окурком в обнимку с грязью,
Но еще словами смешной колыбельной песни
Моя внучка помнит прекрасно фразу за фразой,
А вот папа путал когда-то, но пел чудесно.
Стать пластом культурным без памяти, тела, боли?
Мне, пожалуй, понравилось бы такое.
Только в зеркало смотрит дитя упрямо
Колдовскими твоими глазами.
И маминой мамы.
9.
Маленькие города, где вам не скажут правду.
Да и зачем вам она, ведь все равно — вчера…
Пористый камень зданий в жарких полосках пыли.
Тот же ландшафт веками (вязы не пострадали),
В крашеных прежде ставнях окна надежно скрылись,
Горка угля в подвале. Правду? – это едва ли.
Тощего злого подростка или девы прелестной —
Дивная грудь упреком, тонких лодыжек стая —
Не разглядишь. Заросши тленом как старой сплетней,
Чахнут вокзал и площадь вовсе без расписаний.
Ратуша и часовня в ожиданье привета,
Молча звенят ключами в жалких теперь замках.
Будто заглянешь в зеркало – а никого там нету.
Только еще завесить не успели пока.
10.
Ни тоски, ни любви, ни печали,
ни тревоги, ни боли в груди,
будто целая жизнь за плечами
и всего полчаса впереди.
Даже время стареет. С трудом вспоминаешь с утра,
Сколько зим пробежало, которое нынче столетье.
Ничего нет скучнее! И вечное слово «пора» —
бесполезная жалость, не греет оно и не светит,
лишь за ухом звенит как несносная песнь комара.
Нам весна не случилась красна — без-оконна как трюм —
То пугала, то мелко дразнила тропой муравьиной,
Не любила сполна, не простила отчаянных дум.
Так и снилась бы, снилась, душила тугой пуповиной,
Но разбилась волна, разлетелся лукум-каракум.
Если зной, то стеной, впрочем, град ненамного милей,
Что глупей и смешней – горевать по ненастной погоде?
Ну, еще по одной! Приюти, обогрей и налей,
Наших прожитых дней, навсегда неподвластных природе,
Не считай, ангел мой, не проси, не зови, не жалей.
Пусть стемнело давно, и слепое окно, и печалит
Тишина за стеной, и случайной пощады не жди,
Но какая прекрасная жизнь улеглась за плечами,
И весна зелена. И еще полчаса впереди.
11.
И если я свой жалкий гений
хочу сложить у ваших ног…
Ах, этой легкости пера и разговоров до утра,
И вдруг упавшей тишины, когда внезапны и полны
Забытой негою слова. Звенит и кружит голова,
И звонкий утренний певец тебя запутает в конец –
Весна, рассвет, любовный бред? Ты жив ли, умер? Тонкий след
Былого трепета, и слов не подобрать, и манит вновь
Волненье ветреной души. Молись, надейся и спеши.
***
* все эпиграфы взяты из стихотворений Бродского разных лет
От редакции. Сердечно поздравляем Елену Минкину-Тайчер с выходом в свет первой книги стихов «И лучшие слова навек пребудут с нами…», – М.: Время, 2021. – 66 с. (Поэтическая библиотека)
Маленькие города, где вам не скажут правду.
Да и зачем вам она, ведь все равно — вчера…
(«Август»)
Пористый камень зданий в жарких полосках пыли.
Тот же ландшафт веками (вязы не пострадали),
В крашеных прежде ставнях окна надежно скрылись,
Горка угля в подвале. Правду? — это едва ли.
Тощего злого подростка или девы прелестной
(Дивная грудь упреком, тонких лодыжек стая)
Не разглядишь. Заросши тленом как старой сплетней,
Чахнут вокзал и площадь вовсе без расписаний.
Ратуша и часовня в ожиданье привета,
Молча звенят ключами в жалких теперь замках.
Будто заглянешь в зеркало — а никого там нету.
Только еще завесить не успели пока.
***
Ну, разве не замечательно?
В этой перекличке, в этом диалоге так много личного, пережитого, не до конца понятного читателю, но настолько искреннего, что поневоле завидуешь автору.