Его, дорогой читатель, невозможно было вообразить (в отличие, скажем, от тоже очень не заурядного Михаила Козакова) ни в какой телерекламе. Или — в модной «тусовке». Или — раздающим откровенные интервью про личную жизнь: «Душевный стриптиз мне кажется постыдным и бессмысленным»…
ОН МОГ СЫГРАТЬ ВСЁ!
Вспоминая Сергея Юрского
В прошлом году он всего лишь месяц не дожил до своего 84-летия. Что ж, возраст весьма почтенный. И всё же — как странно… Хотя отлично знаю, что мы — ровесники, но всё равно странно. Очевидно, потому, что помню, каким он был на заре жизни, в нашей университетской «Драме»: Оргон, Хлестаков, Труффальдино — пятнадцать главных ролей за три года! Могу, дорогой читатель, даже прихвастнуть: мол, однажды вместе с самим Юрским играл в «Ревизоре» (изображал какого-то купчика). Да, уже в ту пору Сережа на сцене воистину блистал. А в жизни был «своим парнем», хохмачём — с веселыми глазами и всклокоченной прической.
В школе его знания были оценены золотой медалью, и в ЛГУ, на юрфаке, преуспевал тоже, но после третьего курса природа всё ж взяла свое: поступил в Театральный. Там профессор Макарьев мигом разглядел в питомце острохарактерного актера. Причем успехи этого юноши были столь впечаляющи, что им заинтересовался сам Товстоногов.
Июль 1957-го остался памятным для Сергея на всю жизнь: 8-го скоропостижно скончался его очень еще молодой отец — в должности художественного руководителя «Ленконцерта», в звании заслуженного артиста республики (Юрий Сергеевич Юрский был человеком большой эрудиции, порядочности и культуры), а 17-го на показе худсовету БДТ сын оказался удостоенным самой высокой оценки. И вот уже только что закончивший второй курс студент — в труппе театра, который как раз тогда обретал грандиозную славу…
***
АХ, как он был великолепен — во всех амплуа, во всех жанрах: юный бунтарь Олег из злободневной розовской пьесы и абсолютно для того времени необычный, почти мальчик, Чацкий; эксцентричный, юный Адам и грузинский старик Илико; бездельник-сынок синьора Марио по имени Пино и фашист Дживола; неврастеничный правдолюбец морской лейтенант Часовников и барон Тузенбах; король Генрих IV и Эзоп в новой версии «Лисы и винограда»; американский полицейский Виктор Франк и профессор Полежаев… Еще благодарю Бога за то, что во время генеральной репетиции посчастливилось мне увидеть его (опять — главная роль!) в зоринском «Дионе» (который у нас назывался «Римской комедией» и был тотчас запрещен обкомом партии). Товстоногов справедливо считал: «Юрский может сыграть всё!»
Несмотря на молодость, он скоро стал вровень с главными тамошними артистами, причем оказывал сильнейшее влияние не только на зрителя, но и на самую атмосферу внутри знаменитого коллектива. Одновременно был хорош на киноэкране — в «Повести о молодоженах», «Человеке ниоткуда», «Республике ШКИД» и других фильмах. Ну а в швейцеровском «Золотом теленке» — из всех сыгранных до и после него Остапов Бендеров — безусловно, до сих пор остается самым лучшим… Параллельно всему этому росла и ширилась его концертная деятельность: когда Юрский читал Чехова и Зощенко, Гоголя и Бабеля, Пушкина и Пастернака, Мандельштама и Шукшина, — залы были переполнены. Не говоря уж про традиционные актерские «капустники», в которых имел успех просто бешеный…
***
ПРИЗНАЮСЬ, дорогой читатель, людей, которые в жизни обходятся без газет, считаю ущербными. Да, книга (настоящая литература, а не всякие Донцовы и Робски) умному человеку необходима в первую очередь, но и газета (не «желтая» пошлятина, а серьезное периодическое издание) ему тоже не помешает, ибо (говоря «высоким штилем») позволяет ощущать Время, так сказать — «держать руку на пульсе событий». Во всяком случае, для меня перелистать рано утром несколько газет — это как почистить зубы. Увы, даже среди коллег сие убеждение разделяет абсолютное меньшинство, чего уж требовать с остальных простых смертных… Вот и в артистическом мире многие годы наблюдаю подобное. Однако Юрский…
Однажды (тому уже лет сорок с лишним, но кассета диктофона наш диалог сохранила), когда я по старой дружбе заглянул в его гримёрку, чтобы задать несколько вопросов, Сергей вдруг предложил на сей раз поговорить не про театр, а про что-нибудь другое: «Ну, хотя бы, про журналистику, про газету»… Так я узнал, что для давнего моего знакомца чтение прессы обязательно:
— Не потому, что надеюсь найти что-нибудь совсем новое. Чаще там информация, уже известная по вчерашней ТВ-программе «Время». Просто люблю читать газеты, люблю вынимать их из ящика, разворачивать, смотреть, как расположили материал…
Я подивился: мол, большинство твоих коллег считает «настоящее искусство» выше «злобы дня». Он усмехнулся:
— Дело не в том, скажем, что в пьесе «Дачники» отразятся нынешние события где-нибудь в Португалии или Анголе, а в том, что актер будет говорить слова роли с е г о д н я, для людей, с е г о дн я получивших определенную информацию, что он будет жить на уровне этого «фона»…
Его впечатления от личного общения с журналистами были чаще всего удручающими:
— Увы, доводилось встречать среди корреспондентов людей, которые просто ничего не умеют. Получает такой редакционное задание — взять интервью, и уже через пять минут у него готовы те самые вопросы, что может мне задать любой человек, оказавшийся рядом, допустим — в очереди за сигаретами: «А как вы начинали играть?.. Так… А чем нас в скором будущем порадуете?..» И всё. И больше спросить не о чем… Журналистская работа всё-таки требует точно и кратко излагать мысль, то есть — не быстро спрашивать, а быстро мыслить. Для этого требуются, как минимум, чрезвычайно широкие знания хотя бы в одной области жизни. Вспоминаю корреспондента одной периферийной «молодёжки», на чьи вопросы отвечать мне было нелегко и очень интересно. Человек заставил меня мыслить! Вот в этом и обязанность журналиста — создать атмосферу, в которой мысль собеседника заработает, будет присутствовать в о з д у х р а з г о в о р а.
Сокрушался по поводу материалов на так называемые «театральные темы»:
— Уровень рецензий обычно невысок. Даже просто излагать содержание спектакля — это ведь тоже искусство. Бывает: автор рецензии хочет, чтобы мы заинтересовались спектаклем, а нам уже от самих его слов тошно. Прочтет такое человек и решит: какое же все-таки занудство этот театр…
Поэтому сам «откликов прессы» особо не ждал:
— Я не очень тщеславен, так что не «всасываюсь» в статью, посвященную своей особе: «Ой, про меня! Как интересно!» Я только иногда проверяю, нет ли какой неожиданности… Но бывают исключения, когда сама статья — произведение искусства. Например, когда прочел в «Литературке» произведение Крымовой о своих концертных работах, тут уж было не до размышлений о себе, а просто хотелось поделиться с кем-то. Не тем, что про меня написали, а тем, что т а к написали…
Ну и уж, конечно, никакая газета не смогла бы ему помочь сыграть роль лучше:
— Я не помню факта и просто не могу себе представить, чтобы критик дал мне совет относительно той или иной сцены, а я бы завтра это выполнил. Товстоногов мог мне посоветовать: «Играйте эту сцену быстрее в три раза». Но вряд ли такую сугубо профессиональную вещь может сказать журналист…
***
ДА, Товстоногов был для него огромным авторитетом. Но артиста Юрского вдобавок всё больше тянуло в режиссуру, а Георгий Александрович конкурентов в своем хозяйстве не терпел. Поэтому не принял «Фиесту»: под таким названием Сергей роман своего любимого Хемингуэя «И восходит солнце…» сначала инсценировал, потом поставил. Тогда пришлось осуществить эту идею на телевидении. (Как великолепно играли там актеры БДТ и балетная «звезда» Мариинки Михаил Барышников! Но вскоре Барышников остался на Западе — и телеспектакль навсегда исчез)… И великолепно воплощенный им же на родной сцене булгаковский «Мольер» (в котором и сам постановщик блеснул в главной роли) восторга у «главного» тоже не вызвал, хотя шел потом с неизменным успехом… И превосходный спектакль «Фантазии Фарятьева» по пьесе Аллы Соколовой (которую Юрский очень ценил «за поразительное сочетание натуральности и высокой поэтичности языка, жесткой иронии и щемящей нежности») герой моего повествования смог «пробить» лишь с огромными усилиями… Однажды Товстоногов ему сказал: «Вокруг вас группируются люди. Вы хотите создать театр внутри нашего театра. Я не могу этого допустить».
Что ж, разлад между Товстоноговым и Юрским существовал, но — лишь, так сказать, «эстетический», который вполне мог быть преодолен, ибо без БДТ Сергей жизни не мыслил. Однако вот у КГБ к артисту оказались совсем иные претензии: не по-советски отозвался на наше вторжение в Чехословакию (так случилось, что это преступление артист застал там, в Праге); дружил с изгнанным из СССР профессором Эткиндом; да и вообще у любимца публики, если хорошо приглядеться, какой-то подозрительный профиль — вот и самому Григорию Васильевичу Романову этот его профиль тоже не нравится… И последовало распоряжение: «Отныне и навсегда «Ленфильм», «Ленконцерт», Ленинградское телевидение и Ленинградское радио для Юрского закрыты!»
***
И ПРИШЛОСЬ этому воистину ленинградцу-петербуржцу вместе с Наташей Теняковой (не только верной женой, но и шикарной актрисой), а также — с маленькой Дашей, перебираться под небо Первопрестольной. В Театре имени Моссовета поставил «Тему с вариациями», где играл вместе с Пляттом. Потом — спектакль по Островскому «Правда хорошо, а счастье лучше», где его партнершей стала сама Раневская. Далее — «Орнифля» Ануйя… В ту же пору мы снова увидели его на экране. Особенно хорош был вместе с Наташей в фильме «Любовь и голуби» — помнишь, дорогой читатель, полных озорства и бесконечного обаяния дядю Митю и тетю Шуру? В трудные девяностые нас восхитили его — по Гоголю — на сцене МХАТа «Игроки-XXI», а в «Школе современной пьесы» — «Стулья» Ионеско, да и другие спектакли. Чаще всего рядом с ним на сцене были Наташа и Даша, чей талант (от папы! от мамы!) тоже для всех очевиден. Вот и в «Лысой певице» снялись втроем… На французском языке он полгода играл в парижском «Бабиньи», потом — в Национальном театре Брюсселя. Режиссировал в японском театре «Хаюдза». Его фильм «Чернов\Chernov» резко отличился от той чаще всего киногалиматьи, которая уже лет пятнадцать-двадцать является к нам в большом избытке… И на его чтецких концертах по всей стране (это в наш-то век попсы и вообще шоу-бизнеса) были по-прежнему — сплошные аншлаги!..
В нем навсегда сохранились университетская закваска и не показное достоинство. Никогда не был обласкан никакой властью, но всё же — «народный», к тому же — лауреат «Золотой маски», многих отечественных и международных конкурсов, даже кавалер некоторых орденов…
***
ПОМНЮ его — осунувшегося, с посеревшим лицом, — у гроба Георгия Александровича. Тогда мне подумалось: вот кто в родном БДТ должен продолжить дело Товстоногова!.. Поделился за кулисами сей мыслью, но услышал: «Что ты? Наши «старики» этого не позволят!»
Часто перечитываю его изящные и мудрые книги: «Кто держит паузу», «Безвременье», «Содержимое ящика», «Игра в жизнь»… Люблю его стихи, которые пишет с отрочества. Обожаю его искрометные перлы, которые сам автор называл «домашними радостями». Ну, например: «Известный просветитель Ганди/ Сидел однажды на веранде,/ Читал мораль своей команде,/ Весь отдаваясь пропаганде».
Его, дорогой читатель, невозможно было вообразить (в отличие, скажем, от тоже очень не заурядного Михаила Козакова) ни в какой телерекламе. Или — в модной «тусовке». Или — раздающим откровенные интервью про личную жизнь: «Душевный стриптиз мне кажется постыдным и бессмысленным»… Деревенька Михайловское, которая трепетно хранит пушкинские следы, ему была во сто раз дороже любых канар и куршавелей… И навеки в его душе сохранился изгиб Фонтанки, закат на Мойке, выход через Дворцовую к Неве… А насчет того, что нас ныне повседневно окружает, изъяснился — на примере «телеящика» — так: «Слишком много карнавала. Танцуют все, кроме тех, кому не до танцев. Я — из второй категории…»
В последний раз я увидел его в спектакле «Полёты с ангелом», который Сергей Юрьевич сам поставил и где сам же пронзительно сыграл девять ролей, включая главную — великого Марка Шагала…
***
КОГДА десять лет назад моему другу «стукнуло» семьдесят пять, поздравил его такими стишатами:
Байкал оставив за горами,
Я на Неве обрёл причал —
И в университетской «Драме»
Тебя, на счастье, повстречал!Была сурова та година,
Но ярче всяких маяков
Светили мне твой Труффальдино,
И твой Оргон, и Хлестаков!А дальше в нашей жизни адской
Взлетел ты очень высоко:
Как людям нужен был твой Чацкий,
И Тузенбах, и Илико!..Ты никогда не пёр нахрапом,
Не затевал пустячных ссор,
Зато нас радовал Остапом,
И был хорош твой ВикНикСор!Ты полон был огромных планов,
Был всё мощнее твой разбег,
Но вынудил подлец Романов
Тебя покинуть невский брег…Но твой талант настолько веский,
Что всех — от Плятта и Раневской
До Сахалина и Курил
Ты моментально покорил!Для всех, включая даже курда,
В искусстве ты — конечно, Бог!
К тому ж создал Театр абсурда —
И лучше выдумать не мог!Мы, твои зрители, — фартовы!
Милы нам все твои штрихи!
Читать без устали готовы
Твои рассказы и стихи!Ты в творчестве всегда неистов!
К тому ж «не прячешься в кусты»!
Интеллигентней всех артистов!
И всех мудрее — тоже ты!Вовек душа не станет узкой!
Оставишь ты великий след!
Мой дорогой Серёжа Юрский,
Живи без хворей тыщу лет!
Увы, это моё пожелание не сбылось…
Санкт-Петербург
Спасибо! Юрский — большой артист и петербуржец, так и не ставший москвичом.