отлаяли последние мигалки
ещё довольно будет амбразур
и пальцы сочиняют абажур
язычеству китайской зажигалки
[Дебют]Яна Юшина
Помалу май
Стихи
ползёт из темноты из тем на вы
трамварвар на мерцанье пахлавы
в глубокой средней чашке светофорной
помалу май черёмуха в мехах
и подворотни в матерных стихах
что носят содержание под формой
похоже там тебя поберегли
меж стен о разновидностях любви
и свой почти не чувствуешь пробег ты
а значит сам себе не надоешь
пока
пока в светлановскую брешь
подобно мыслям сходятся проспекты
угадывают чёрную дыру
гаишники забыли конуру
отлаяли последние мигалки
ещё довольно будет амбразур
и пальцы сочиняют абажур
язычеству китайской зажигалки
никто не сторож брату моему
и море начинается в дыму
когда юнона скидывает парус
авось считает звёзды в бороде
последние мы спим на животе
у мёртвой рыбы
словно не рождались
Одержимолость
одержимолость волчья ягода леденец лакричный
медный всадник из головы серебряный изо льда
иногда отправляешь письма на поиск пяти отличий
между нет и да
возвращаются износив прокуренные конверты
карфаген вавилон урук негашёные адреса
для кого-то великоваты для чего-то великолепны
sapienti sat
годный повод закрыть дыру ускользающим силуэтом
високосноязычной нежнавистью пресечь
метафизика твёрдых тел тимотилирика сила этого
ускорение на массу простых вещей
Водка с томатной кровью
водка с томатной кровью ave maria
не умирай от любви умирай от жажды
мы с тобой слишком долго не говорили
дважды
если глаза чернила достать и плакать
если писать пропало и жить впервые
что-то ползёт по шву обнажая мякоть
шёпот взрывающий связки голосовые
стрелка ножа чтобы север пришёлся крайним
якорем мытарем между колонн ростральных
в маленьком сердце компаса бьёт подстрочник
по широте души долготой восточной
и повышает голос её и градус
через родную кровящую ленинградость
самая соль никогда не забудет стали
сколько бы труб наверх её ни свистали
мы с тобой слишком долго не ожидали
мы с тобой слишком долго не оживали
По линии красной
I
стоглазы вагоны а на остановках стороты
и жмутся друг к другу железные дети-сироты
глотая цветные пилюли чужих саквояжей
никто их не любит никто им шнурки не завяжет
железные пешки не выйдут в железные дамки
им вечно скитаться а нам от кирзы до гражданки
по линии красной по длинным тоннелям венозным
где тусклые лампы похожи на вазы с мимозой
где можно смотреть на часы и не спорить с часами
едва улыбаясь как будто манту расчесали
II
затихла кирза выступавшая в полном составе
а мы опоздали и мир на минуту состарен
а мы не готовы совсем не готовы рождаться
туда где трамваи дрожащие твари кронштадтской
наверх из метро под дверную табличку [не выход]
сквозь чёрные дыры отличные от пулевых от
душевных карманных любых о которых не спорят
волнуя открытое чёрное-чёрное море
в бетонное сердце чей главный разрез поперечный
скрывает пути и трамвайный и верный и млечный
Чтобы мордор и тлен
возвращается поздно вечером с танцев бальных
гопоте под аркой небрежно заткнув хлебальник
наплевав что у них кураж и шарфы в зените
только в спину летит виноватое извините
не вчера из ребра и в принципе из ребра ли?
ей придворные бабки все косточки перебрали
перемыли с хлоркой в помоях прополоскали
и по кухням сидят одуванчики с колосками
каждый внутренний голос талдычит тебе:
вангую
ты придурок конечно полжизни искал такую
чтобы мордор и тлен измерялись рулеткой русской
в жестяном барабане с полной перезагрузкой
чтоб горело трясло и набатами колотилось
чтобы чистая совесть ушла и не расплатилась
может это любовь?
не бывает любви к ангине
говоришь про неё с одними молчишь с другими
а она минуя цели минуя средства
на меня приходит в зеркало посмотреться
Из первой и последней темноты
из первой и последней темноты
ну вот мы до неё и добрались
случайно взятых слов не превзойти
пока они не брошены на лист
пока они не брошены на мост
где каждый лев четырежды икар
а фонари спешащие домой
уносят соль земли в дробовиках
запомни их по светлым головам
матёрых стариков и салажат
под ними стынет чёрный караван
гранитными коленями зажат
но вечный блок за нас а не за них
в своём окне как будто даже рад
и тихо поправляет воротник
и открывает лунный доширак
От Спаса на Крови до Яблочного Спаса
от спаса на крови до яблочного спаса
болтаться языком дворов-колоколов
переводить старух по уличным лампасам
подмигивать бомжу что пьёт одеколон
и тоже иногда заглядывать под пробку
не в поисках тепла а чтобы не молчать
о нужном и простом касаясь подбородка
как будто по любви как будто у врача
и рта не вытирать и взбалтывать осадок
чтоб снег под фонарём сменяли мотыльки
чтоб ангел на скамье измайловского сада
читал для нас едва рождённые стихи
то грустно то кино хоть верь в единорога
сдирая со столба прикладывай ко лбу
такая карусель что кажется воронкой
и вылетает ночь в подзорную трубу
смотреть во все глаза раз рейс не отменили
и слушать как поют бездомные ветра
про нас про нас про нас на ледяном виниле
на золотой игле у павла и петра
Зарастают поля тетрадей не-тронь-травою
зарастают поля тетрадей не-тронь-травою
просто добрые злые дети ушли на волю
собирая живых в альбомы а мёртвых в стаи
против целого мира разбитый ни в грош не ставя
если джобс всемогущий однажды проверит сети
из глубин покажутся добрые злые дети
их глаза это чёрные дыры любой розетки
выключая свет понимаешь кругом лазейки
карусельная конница мчится в монтажной пене
водосбор колоколится
словно назло системе
в параллельной вселенной без никаких америк
каждый третий — дилан каждый четвёртый — эрик
злые яблоки стива в космических пальцах шивы
там запрет на апрели и все непременно живы
