Еще в Харькове кто-то дал мне газету, не помню чью, опять-таки, с интервью, где Бахыта в конце беседы спросили, примерно так: с кем бы ему хотелось побеседовать о чем-то важном для него и возможно выпить? И, если память мне не изменяет, он ответил: хорошо бы с Пушкиным, а из современников, пожалуй, с Чичибабиным.
«НИЧЕГО КРОМЕ ПАМЯТИ…»
(О Бахите Кенжеева и не только…)
Имя Бахыта Кенжеева мы узнали довольно поздно. Может быть потому, что Борис Чичибабин мало интересовался современной поэзией, особенно концептуальной, в лучшем случае она его раздражала. Есть стихотворение, посвященное Ефиму Бершину, начинающееся словами: «Что-то стал рифмачам Божий лад нехорош…». Правда, к Бахыту это не имело отношения.
В очередной приезд в Москву в 1992 году мы остановились у Шаровых. После кончины Александра Израилевича в доме была другая жизнь, но Анна Михайловна по-прежнему гостеприимно принимала нас. Хочется вспомнить былое время, когда при входе в дом нас встречал Шера (так называли его близкие) с вопросом: «Как дела, старик?» (Хотя Борис был намного младше Шеры). «Плохо», — обычно отвечал Чичибабин.
«Неправда, пока есть женщины и дети, не всё потеряно!» Такая установка была у этого замечательного писателя, сказочника и философа. Борис любил Шеру, и тот отвечал ему взаимностью. На похоронах Шарова в 1984 году Борис, бледный, как стена, прочитал стихотворение, написанное после страшного известия. Там есть такие строки:
Зато и нам не знать мгновений лучших,
чем те, когда — бывало, повезет —
и к нам на миг его улыбки лучик
слетал порой с тоскующих высот.
После прощания Фазиль Искандер, не знавший ранее Чичибабина, подошел, чтобы познакомиться и поблагодарить, хотя поначалу испугался, услышав про стихи. На поминках они много говорили о Шере, обо всем…
И вот мы снова в этом доме…
«Борис, наши друзья Ефремовы дали нам “Независимую газету” от 22 апреля 1992 года, где поэт Бахыт Кенжеев хорошо отозвался о Вас в интервью». Это говорит Анна Михайловна, для нас, золотоволосая до старости, Анечка, посвятившая себя целиком оформлению многотрудного архива писателя Шарова.
Читаем большое, на всю страницу, интервью с Бахытом Кенжеевым и на вопрос, кто, по его мнению, из поэтов советского времени наиболее полно отразил эпоху, он называет Бориса Чичибабина. Не помню точно как сказано в тексте, но оказалось, что Бахыт знаком с писателем Юрием Милославским, который тоже придерживается такого же мнения. Юра, бывший харьковчан, один из самых талантливых участников литературной студии Чичибабина.
Немного о студии: она просуществовала недолго, но оказала большое влияние на формирование литературного вкуса молодых студийцев. Как говорил сам Борис Алексеевич, его целью было привить студийцам любовь к литературе. О студии и самом Чичибабине написано довольно много воспоминаний, и, в частности, самим Милославским.
Примерно в эти же годы в Харькове при музыкально-театральной библиотеке им. К.С. Станиславского было создано общество творческой интеллигенции «Круг». Ирина Слета, организатор и идейный руководитель общества, начинает приглашать известных писателей и поэтов из Москвы, Петербурга, в какой-то степени «заманивая» именем Чичибабина. У нас побывали Наум Коржавин, Бенедикт Сарнов, Александр Кушнер. От кого-то она узнала, что поэт Бахыт Кенжеев хочет познакомиться с Чичибабиным. (Не могу не упомянуть Евгения Рейна и Ефима Бершина, но их приезд, по несчастью, совпал с последними днями жизни Бориса. Его не стало 15 декабря 1994 года.)
Бахыт Кенжеев
Бахыт приехал со своим другом, поэтом из Петербурга. Познакомились мы на вечере. Выступления проходили обычно в нашем удивительном, сказочно оформленном необыкновенными растениями и живностью Кукольном театре. На сцене за столом перед Бахытом поставили небольшой чайник, якобы с чаем, в котором, по его просьбе, был налит коньяк, и он его понемногу пил. Особенного впечатления его выступление не произвело, потому что это были стихи не для публичного прочтения, а для тайного, личного. После вечера мы были приглашены на фуршет к директору издательства «Фолио» Александру Красовицкому. За столом Борис Чичибабин и Бахыт сидели рядом и о чем-то разговаривали. Сохранилась фотография.
Остальные случайные встречи были без Бориса Алексеевича. Первая встреча произошла в Москве в Литературном музее на вечере памяти Александра Сопровского. Наверно, это было в 1997 году. Я спускалась по лестнице, а Бахыт заходил в помещение в окружении молодых поклонников, я его окликнула «Бахыт»! А что он сделал! Бухнулся на колени и стал восклицать: «Вы знаете, кто это!», показывая на меня. Конечно, он был подшофе. Я даже удивилась, что он вообще узнал меня. А тут еще спускается по лестнице Инна Лиснянская — он и к ней с этим вопросом. Произошла некоторая неловкость. Я неожиданно для самой себя сказала: «Как мог Семён Липкин написать так о Чичибабине? Ведь у меня есть его письмо к Чичибабину, где он высоко отзывается о нём?» Инна сразу поняла, что я имела в виду. «Я его просила не писать о Чичибабине, но Вы знаете, какие упрямые эти старики!» Дело в следующем: в журнале «Знамя» была напечатана хвалебная статья Липкина о Валентине Катаеве, где он в примечаниях уничижительно вспоминает о Чичибабине, в связи с его стихотворением «Сожаление» (Собрание стихотворений, Харьков, Фолио, 2009, стр.172. Между прочим, это стихотворение Евтушенко поместил в антологию «Строфы века»).
Но я «отклонилась» от Бахыта. Его срочно отозвали, и я еле успела сказать, что мы собираем сейчас книгу статей и воспоминаний о Чичибабине, и у меня есть книга стихотворений, которую он собрал сам, но изданную после его кончины. Книга была в доме у Шаровых, где я продолжала останавливаться, приезжая из Харькова. Бахыт согласился прийти к ним завтра, довольно рано, часам к 10, но с условием, чтобы была водка. Он тоже пребывал в каком-то писательском доме возле метро «Аэропорт». Пришел он вовремя, познакомился с Володей Шаровым, уже известным писателем. Выпивка и закуска — все было приготовлено к его приходу.
Я подарила ему книгу, и это было основное, для чего Господь послал мне встречу с Бахытом. Он откликнулся на неё тёплой статьей, назвав «О самом главном», как бы продолжая главную мысль Бориса Чичибабина. Книга «Борис Чичибабин в статьях и воспоминаниях» («Всему живому не чужой…») вышла в 1998 году в издательстве «Фолио».
Мы неожиданно встретились на поэтическом фестивале в Коктебеле, в Волошинском доме. И как всегда, он был приветлив и обрадован встрече. Сели на скамейку на набережной и появившийся вовремя Саша Юдахин повел нас в ресторан, куда был запросто вхож. Когда вышли на набережную, Бахыт увидел свою знакомую, тоже обрадовался, и ушел с ней.
Теперь, когда Бахыта не стало, я решила посмотреть не говорил ли он что-нибудь о Чичибабине. Нашла в интернете сайт «Минск — Чикаго», где 21 ноября 2010 года опубликовано интервью с ним «Волшебству научить нельзя». Очень интересное интервью. В тексте приведено стихотворение Чичибабина «Красные помидоры…» ( «Кончусь, останусь жив ли…»), и Бахыт заключает: «На самом деле в этих шестнадцати строчках невероятные физические бездны» и «Борис Чичибабин — ешё один из моих любимых поэтов».
Обнаружила интервью с Бахытом в журнале «STORY»: «Написание стишков — это то, без чего невозможно жить» — цитата из текста. И опять о Чичибабине, как «одном из самых лучших поэтов ХХ века».
Еще в Харькове кто-то дал мне газету, не помню чью, опять-таки, с интервью, где Бахыта в конце беседы спросили, примерно так: с кем бы ему хотелось побеседовать о чем-то важном для него и возможно выпить? И, если память мне не изменяет, он ответил: хорошо бы с Пушкиным, а из современников, пожалуй, с Чичибабиным. Как обидно, что эти драгоценные факты я собрала только сейчас. Как говорил Борис Алексеевич, что самые близкие ему люди те, кто любят его стихи. А я перефразируя его слова, хочу сказать, что самые близкие мне люди те, кто любит Чичибабина.
Последний раз я виделась с Бахытом в Доме-музее Марины Цветаевой, на вечере памяти Бориса Чичибабина, наверно, в 2013-м году, когда исполнилось 90 лет со дня рождения поэта. Возможно, это помнит Павел Крючков, который пригласил Бахыта на вечер.
Я прочитала стихотворение «9 января 1983 года», написанное Чичибабиным на свое 60-летие: одновременно покаянное и возвышенное. А потом вышел Бахыт и прочитал нежное, лирическое стихотворение об осеннем вечере, осеннем городе…
Я поняла, что он хотел подчеркнуть противопоставление поэтических голосов, такое у него было настроение — и это было хорошо!
Знаменательно, что вечер проходил в Доме-музее Марины Цветаевой, где состоялся первый вечер памяти Бориса Чичибабина 29 марта 1995 года. Уже нет в живых Надежды Катаевой-Лыткиной, устроительницы того первого вечера. Теперь была директором Эсфирь Красовская, наша добрая знакомая, организатор первого чичибабинского вечера в библиотеке им. Н.А. Некрасова в 1987 году.
Хочу привести цитату из анкеты «Признания о Марине» Бориса Чичибабина, на которую он отвечал к 100-летию со дня рождения Цветаевой.
«…Недаром же она Марина. Единственный на свете поэт, которого мы, с покаянной и благодарной любовью принимающие ее дары, называем запросто по имени. Так называют царей и святых. И так зовут любимых и близких — друга, сестру. Скажешь: Марина, услышишь: Марина — и не нужно ни отчества, ни фамилии, каждый русский знает, о ком это».
Так мне кажется можно сказать и о Бахыте. Скажешь: Бахыт — и каждый знает, кто это!
В своих стихах он всегда с нами.
***
Ничего, кроме памяти, кроме
озаренной дороги назад,
где в растерзанном фотоальбоме
пожелтевшие снимки лежат,
где нахмурился выпивший лишку
беззаконному росчерку звезд,
и простак нажимает на вспышку,
продлевая напыщенный тост, –
мы ли это смеялись друг другу,
пели, пили, давали зарок?
Дай огня. Почитаем по кругу.
Передай мне картошку, Санек.
Если времени больше не будет,
если в небе архангела нет –
кто же нас, неурочных, осудит,
жизнь отнимет и выключит свет?
Дали слово — и, мнится, сдержали.
Жаль, что с каждой минутой трудней
разбирать золотые скрижали
давних, нежных, отчаянных дней.
Так давайте, любимые, пейте,
подливайте друзьям и себе,
пусть разлука играет на флейте,
а любовь на военной трубе.
Ах, как молодость ластится, вьется!
Хорошо ли пируется вам –
рудознатцам, и землепроходцам,
и серебряных дел мастерам?
3 июля 2024
Очень интересно. Спасибо.