СЕМЬ ИСКУССТВ

В глазах самых выдающихся ученых того времени в мире не было никого, кто заслуживал бы Нобелевской премии по физике больше, чем Эйнштейн. Однако Нобелевский комитет и в 1920 году, как и в предыдущие десять лет, решил премию Эйнштейну не давать. Этот исторический казус до сих не получил убедительного объяснения. Довод, который приводит биограф Эйнштейна Абрахам Пайс,  выглядит скорее наивным, чем серьезным.

Евгений Беркович

НОБЕЛЕВСКИЕ ПРЕМИИ ПО ФИЗИКЕ В КОНТЕКСТЕ ИСТОРИИ. ПЕРВАЯ ЧЕТВЕРТЬ ХХ ВЕКА

(окончание. Начало в №6/2024)

Отступление. Служили два товарища…

После того, как в 1919 году две экспедиции британских астрономов под руководством Артура Эддингтона получили во время солнечного затмения в Южном полушарии экспериментальные доказательства справедливости ОТО, популярность Альберта Эйнштейна взлетела на немыслимую высоту, его портреты помещали на своих первых страницах многие газеты и журналы. В письме другу Марселю Гроссману от 12 сентября 1920 года Эйнштейн писал:

«Мир сошел с ума. Сейчас каждый кучер и каждый официант спорят о том, справедлива ли теория относительности. Убеждения зависят от принадлежности к какой-либо политической партии» [CPAE-10, 2006 стр. 428, Doc. 148].

Это письмо было ответом на предупреждение Гроссмана в письме от 9 сентября о том, что во франкоговорящем регионе Европы набирает силу движение против теории относительности. Противники Эйнштейна группируются вокруг физика Эдуарда Гийома (Édouard Guillaume), давнего коллеги Эйнштейна по Патентному ведомству в Берне. Гийом стремился «улучшить» теорию относительности, внося в преобразование Лоренца дополнительный параметр «абсолютного, или универсального, времени». Переписка по этому поводу между Эйнштейном и Гийомом началась еще в 1917 году, они обменялись несколькими письмами, Эйнштейн терпеливо и вежливо пытался объяснить Гийому ошибочность его подхода, а тот старался доказать свою правоту. Наконец, в коротком письме от 9 октября 1917 года Эйнштейн прямо пишет: «Такого параметра t просто не существует» [CPAE-10, 2006 стр. 528, Doc. 387].

На этом их переписка оборвалась, но в 1920 году Гийом снова возобновил ее, сообщив в письме от 25 января, что обнаружил у Эйнштейна существенную ошибку. Вначале он дипломатично поздравил автора теории относительности с успешными результатами экспедиции Артура Эддингтона в прошлом году:

«Мне не нужно Вам говорить, какую радость доставило мне экспериментальное подтверждение Вашей прекрасной теории. То, что я высоко ценю Вашу теорию, следует уже из того, что я обстоятельно работал над ней в течение двух лет. Но теперь я достиг таких результатов, которые для развития теории столь важны, что я считаю своим долгом немедленно их Вам сообщить. Мое изучение пространства и времени привело меня к ключевому выводу, что в теории скрыта одна существенная ошибка, связанная со временем» [CPAE-9, 2004 стр. 379, Doc. 280].

Для Эйнштейна нелепость попыток Гийома примирить преобразования Лоренца с существованием абсолютного времени и сделать скорость света переменной для различных инерционных систем отсчета, была ясна еще в 1917 году. Но все попытки убедить своего бывшего коллегу по Патентному ведомству в ошибочности его подхода были неудачны. А усилия Эйнштейн приложил немалые: только с сентября по декабрь 1920 года он написал пять писем Гийому, до этого было письмо в феврале того же года и три письма в 1917-м [CPAE-10, 2006 стр. 430, Doc. 148, note 4]. Теряющий терпение Эйнштейн в письме от 9 февраля 1920 года даже назвал Гийома озорником, мошенником (Spitzbube), «каким Вы всегда были» [CPAE-9, 2004 стр. 419, Doc. 305]. Обидевшийся Гийом ответил 15 февраля:

«Я рад, что несмотря на трудные времена Вы сохранили хороший юмор. Но не стоит слишком упрощать ответ мошеннику» [CPAE-9, 2004 стр. 430, Doc. 316].

И снова Эйнштейну идут длинные письма от Гийома с требованиями публично откликнуться на его статьи во франкоязычном физическом журнале: «В этом Вы не можете отказать своему давнему коллеге» [CPAE-9, 2004 стр. 326, Doc. 68] (Гийом во времена Эйнштейна работал математиком в Патентном ведомстве в Берне и даже участвовал вместе с ним в одном научном проекте в 1909 году). Тем не менее, Эйнштейн отказался, ссылаясь на то, что не может понять логику Гийома, имея в виду полную бессмыслицу его текстов. Чтобы такой отказ не выглядел слишком невежливо, он поясняет: «Бессмыслицей называют то, что невозможно понять, другого критерия нет» [CPAE-9, 2004 стр. 331, Doc. 71].

Несмотря на все аргументы Эйнштейна, Гийом, начиная с 1917 года, одну за другой публикует в женевском франкоязычном журнале «Archives des Sciences Physiques et Naturelles» статьи по «исправленной» им теории относительности. Эти статьи не встречают возражений профессионалов, никто не пытается осудить или хотя бы высмеять ошибки автора, которые были с самого начала видны Эйнштейну. Более того, вокруг «теории Гийома» начинает складываться круг последователей. Марсель Гроссман в упомянутом письме от 9 сентября 1920 года, называет этот круг «сектой Гийома», которая считает, что мировоззрение Эйнштейна должно быть во многих пунктах скорректировано [CPAE-10, 2006 стр. 421, Doc. 142].

В ответе Гроссману Эйнштейн называет Гийома «самым потешным». В этом же письме от 12 сентября 1920 года он поясняет:

«Он тут годами перед просвещенными специалистами несет на наукообразном жаргоне самую унылую бессмыслицу, и никто его за это не накажет, даже выговор не сделает. Отсюда очень четко видно, на каком тонком базисе компетентных голов покоятся приговоры и оценки стада овец, называющих себя учеными (выделено Эйнштейном – Е.Б.)» [CPAE-10, 2006 стр. 428, Doc. 148].

Гроссман опасался, что из-за активности противников Эйнштейна весь франкоговорящий регион будет убежден, что теория относительности неверна и против ее автора может быть развязана такая же антисемитская кампания, которая в то же время разворачивалась в Германии, где как раз в августе 1920 года началась серия антиэйнштейновских публичных докладов-лекций, организованных проходимцем, выдававшим себя за ученого Паулем Вайландом [Беркович, 2018 стр. 49–68]. Поэтому Марсель предложил другу написать опровержение в тот же женевский журнал «Archives», в котором публикуются Гийом и его последователи. Гроссман брался перевести заметку Эйнштейна на французский и помочь с публикацией.

Эйнштейн принял совет своего верного товарища, но подчеркнул безнадежность еще одной попытки:

«Опровержение мало поможет, если человек не в состоянии понять соображения другого. Я приложил все усилия, много об этом думал, долгое время с Гийомом переписывался, но столкнулся только с математическими символами без смысла; о предметном возражении нечего и думать, разве что об обмене мнениями» [CPAE-10, 2006 стр. 428, Doc. 148].

Опровержение Эйнштейна было приложено к письму Гроссману:

«Для журнала «Archives»

В последние годы господин Э. Гийом публикует в этом журнале свое мнение о теории относительности и особенно старается ввести в теорию новое понятие (универсальное время). По настоятельным требованиям автора этих статей, а также других коллег, я посчитал необходимым заявить следующее.

Хотя я приложил много усилий, я не смог связать с результатами Гийома хоть какой-то здравый смысл. Со всем терпением проведенная с ним переписка тоже не смогла достичь этой цели. Особенно неясным для меня остается, что понимает автор под «универсальным временем». Моего профессионализма недостаточно, чтобы я был способен к какому-то предметному возражению. Я могу только выразить моё убеждение, что в основе рассуждений Гийома нет никакого ясного хода мыслей» [CPAE-10, 2006 стр. 429–430, Doc 148].

К этой записке Эйнштейн прибавил: «Высказывание жесткое, но другого пути я не нахожу; идиотизм слишком силен» [CPAE-10, 2006 стр. 430, Doc. 148]. Гроссман не стал рисковать и вместо опровержения Эйнштейна, написанного на грани приличия, опубликовал в «Archives» собственный комментарий к работам Гийома.

К теме нашей статьи это небольшое отступление привязывает тот факт, что Эдуард Гийом – типичный противник теории относительности, хотя и из числа близких знакомых Эйнштейна. Кузен «потешного Гийома», Шарль Эдуард Гийом (Charles Édouard Guillaume) получил Нобелевскую премию по физике за год до Эйнштейна – в том же 1920 году, в котором завершилась утомительная для Эйнштейна переписка с его родственником о теории относительности. В решении Нобелевского комитета эта теория не упоминалась, премию дали «в знак признания услуг, которые он оказал точным измерениям в физике своим открытием аномалий в сплавах никеля и стали». В полемику своего кузена с Альбертом Эйнштейном будущий нобелевский лауреат не вмешивался.

***

Противники Эйнштейна

Против теории Эйнштейна выступали и нобелевские лауреаты. В Германии последовательным противником теории относительности был один из первых немецких Нобелевских лауреатов по физике Филипп Ленард. Бескомпромиссный сторонник классической физики, он не мог смириться с тем, что в теории Эйнштейна не было места светоносному эфиру, на котором покоилась вся электродинамика и оптика XIX века.

Поначалу отношения между Ленардом и Эйнштейном были вполне уважительными, в статье о квантах света 1905 года Эйнштейн цитировал работу Ленарда, а тот присылал юному коллеге оттиски своих статей. Но с годами их позиции всё больше отдалялись друг от друга, и к 1920 году напряжение между ними достигло кульминации. Особенно остро Ленард стал критиковать Эйнштейна после 1919 года, когда автор теории относительности стал всемирно известной личностью. К Ленарду примкнул другой немецкий Нобелевский лауреат по физике – Йоханнес Штарк, в начале ХХ века бывший с Эйнштейном в нормальных деловых отношениях. Штарк создал и в течение девяти лет был главным редактором «Ежегодника радиоактивности и электроники» («Jahrbuch der Radioaktivität und Elektronik»). В 1907 году он предложил Эйнштейну написать для него большую обзорную статью по теории относительности, в ходе работы над которой Эйнштейн впервые пришел к мыслям об общей теории относительности. Врага в Эйнштейне Штарк увидел значительно позже. Важную связующую роль среди профессиональных противников Эйнштейна сыграл физик-экспериментатор Эрнст Герке, с 1902 по 1946 годы работавший в Национальном физико-техническом институте в Берлине, с 1926 года возглавлявший там отдел оптики.

Герке активно участвовал в различных мероприятиях, направленных на дискредитацию теории относительности и ее автора. Так, в августе 1920 года его доклад стоял вторым после доклада Пауля Вайланда на первом антиэйнштейновском собрании, устроенном в Большом зале Берлинской филармонии. Герке состоял в переписке со многими противниками Эйнштейна, как физиками Филиппом Ленардом, Людвигом Глазером, Германом Фрике, Йоханнесом Штарком, Отто Люммером, так и с философами Оскаром Краусом, Мельхиором Палагием, Леонорой Фробениус-Кюн и другими.

Перечисленные имена – только малая часть ученых-профессионалов, выступавших против Эйнштейна в защиту представлений классической физики, отброшенных или измененных им в ходе революции в науке. Помимо этой большой группы существовала также огромная армия непрофессиональных любителей науки, инженеров, адвокатов, врачей, юристов – благодаря чтению научно-популярных книг овладевших азами физики, но не понимавших сути предложений автора теории относительности. В XIX веке в Германии наблюдался расцвет научно-популярной литературы, прежде всего по физике. Книги Георга Бюхнера «Сила и материя», Юлиуса Бернштейна о «народном естествознании», Эрнста Геккеля «Загадки Вселенной» издавались огромными тиражами и находили очень внимательных читателей среди людей, далеких от физики. Кстати, по таким книгам начинал свой путь в науку и юный Эйнштейн. В отличие от Эйнштейна, полуобразованные по популярным книгам «физики»-любители брались решать загадки Вселенной на основе своего скудного научного багажа. Главным признаком «правильной» модели для них была наглядность. Теории Эйнштейна были сильно формализованными, непонятными людям без необходимого математического образования. Это в равной степени отталкивало от теории относительности как традиционных физиков-экспериментаторов типа Ленарда, так и всех физиков-любителей, не владевших нужным аппаратом.

Требования наглядности и простоты теории легко смыкались с политическими и националистическими претензиями к мировоззрению автора теории относительности. У Ленарда и его последователей крепла идея о том, что отмеченные черты теории Эйнштейна связаны с его происхождением. Отсюда уже только шаг к делению физики на немецкую (арийскую), основанную на ясности и простоте законов природы, и на еврейскую, переполненную формализмом, математикой и далекую от понимания «простым человеком». В этом пункте к Ленарду охотно присоединились многие антисемитски настроенные критики, для которых важнее всего было то, что Эйнштейн – еврей.

И, наконец, правое крыло журналистов, публицистов и политиков раздражали либеральные и демократические взгляды Эйнштейна. Многие видели в широком признании теории относительности результат всемирного еврейского заговора. Эйнштейна вознесла на пьедестал всесильная пресса, находящаяся почти полностью в руках еврейского капитала.

Задачу разобраться в этой запутанной и многослойной сети противников Эйнштейна, атакующих его со всех направлений в двадцатых годах двадцатого века, поставила себе Милена Вацек (Milena Wazeck), талантливый молодой исследователь, ныне сотрудник Института общества имени Макса Планка истории науки в Берлине. Она исследовала фонд документов об Эйнштейне и теории относительности, собранный в течение десятилетий скрупулезным Эрнстом Герке. В этом фонде было более пяти тысяч вырезок из газет, писем, заметок и так далее, часть из них пропала в годы войны. В настоящее время сохранилось около 2700 документов. Результатом исследований Вацек стала ее диссертация и книга «Противники Эйнштейна» [Wazeck, 2009], вышедшая на английском и немецком языках и получившая несколько престижных литературных и академических премий.

Оказалось, к мнениям противников теории относительности, описанным в книге Милены Вацек, прислушивались шведские академики, от решения которых зависело, получит ли Эйнштейн Нобелевскую премию.

Доклад Аррениуса о теории относительности 1920 года

Экспериментальное обоснование общей теории относительности (ОТО) базировалось, прежде всего, на трех явлениях, которые прекрасно этой теорией объяснялись. Первое явление: аномальное смещение перигелия орбиты Меркурия, известное астрономам с давних пор, но объяснить его с помощью законов Ньютона никому не удавалось. Второе явление: искривление лучей света от неподвижных звезд при прохождении вблизи массивного Солнца. Явление проверялось двумя экспедициями британских астрономов в 1919 году, нашедшими достаточно хорошее совпадение с данными теории. И, наконец, третье явление: гравитационное красное смещение спектра электромагнитного излучения, когда длина волны для наблюдателя увеличивается относительно длины волны излучения, испущенного источником. Экспериментально это явление подтвердилось только в 1925 году американским астрономом Уолтером Сидни Адамсом. Так что отчет Аррениуса касался, главным образом, первых двух явлений. И автор отчета постарался оба представить в самом невыгодном для Эйнштейна свете.

Сообщая о работе британских астрономов в 1919 году, Аррениус встал на сторону скептиков, считавших точность проведенных измерений недостаточной. Он заявил, что результаты измерений не могут быть признаны доказательствами справедливости ОТО, так что этот аргумент в пользу Эйнштейна отпадает.

Для первого явления – аномалии перигелия Меркурия – Аррениус опирался на мнения откровенных противников Эйнштейна. Расскажем о них чуть подробнее.

За четыре военных года, с 1915 по 1918, Эйнштейн опубликовал более тридцати статей, полностью обосновав свой главный труд – общую теорию относительности (ОТО). В статье «Объяснение движения перигелия Меркурия в общей теории относительности», опубликованной в Трудах Прусской академии наук в 1915 году, Эйнштейн «качественно и количественно объясняет открытое Леверрье вековое вращение орбиты Меркурия, составляющее около 45‘‘ в столетие» [Эйнштейн, 1965 стр. 439]. Такой феноменальный успех не смогли так просто снести непримиримые противники Эйнштейна – Эрнст Герке, заведующий отделом оптики Национального физико-технического института из Берлина, и нобелевский лауреат Филипп Ленард, директор института физики университета из Гейдельберга. Они попытались снизить, а то и просто отменить триумф новой теории. В 1916 году Герке сообщил в статье «К критике и истории новой гравитационной теории», что проблема аномалии орбиты Меркурия уже давно была решена учителем гимназии Паулем Гербером (1854–1909) в статье 1898 года, напечатанной в журнале «Zeitschrift für Mathematik und Physik» [Gerber, 1898].

Гербер привел формулу для смещения перигелия Меркурия, которая давала такое же хорошее совпадение с результатами наблюдений, как и теория Эйнштейна. В следующем году Герке организовал перепечатку статьи Гербера в журнале «Annalen der Physik». Филипп Ленард решил развить успех и рассказать о статье Гербера в «Ежегоднике радиоактивности и электроники», который издавался его единомышленником – Йоханнесом Штарком. В письме издателю «Ежегодника» от 10 июля 1917 года Ленард просит:

«Одновременно я хотел бы узнать, возможна ли быстрая публикация моей небольшой оригинальной заметки (менее одного листа) об эфире и гравитации (в связи с работой Гербера, которая по моей инициативе появилась в „Анналах“)» [Kleinert, и др., 1978 стр. 323].

Штарк ответил через четыре дня (14 июля):

«Ваше исследование об эфире и гравитации я охотно приму в издаваемый мною Ежегодник. Конкретно я хочу, чтобы оно появилось уже в четвертой тетради этого года. То, что Вы инициировали прием работы Гербера в «Анналы», я приветствую. Она физически хорошо продумана и мне симпатичнее, чем некоторые теоретические работы наших дней, которые с помощью дидактически-математического волшебства успешно симулируют решение сложных физических проблем» [Kleinert, и др., 1978 стр. 323].

Через два дня (16 июля) Ленард поблагодарил Штарка за принятие материала в «Ежегодник» и еще раз уточнил, какие цели он преследует своей новой публикацией. Помимо того, чтобы отстоять приоритет Пауля Гербера и показать, что без общей теории относительности можно обойтись, профессор Гейдельбергского университета мечтал дать объяснение гравитации, основываясь на понятии «мирового эфира», так как «оно столь простое, что для всего подходит».

Но мечтам Ленарда не суждено было сбыться: произошло то, чего он никак не ожидал. В следующем номере «Анналов» были опубликованы сразу две работы, остро критикующие статью Гербера. Одна из них – астронома Хуго фон Зелигера, другая – физика-теоретика Макса фон Лауэ. Оказалось, что Гербер допустил ошибку в математических расчетах, что обесценивало его результаты. Пришлось Ленарду срочно отзывать свою статью из “Ежегодника” Штарка и на время притихнуть с восхвалением Гербера (более подробно в моей статье в журнале «Семь искусств» [Беркович, 2014] и книге [Беркович, 2018 стр. 13–74]).

Готовя семистраничный доклад для Нобелевского комитета о работах по теории относительности, Сванте Аррениус был в курсе «казуса Гербера» и использовал его, чтобы бросить тень на Эйнштейна и его ОТО. Аррениус кратко упомянул возможность теории Эйнштейна объяснить те особенности движения перигелия Меркурия, которые были недоступны теории Ньютона, но далее пространно пересказал претензии Герке к Эйнштейну в связи с работой Гербера. Об опровержении работы Гербера и беспочвенности критики Герке Аррениус членам Нобелевского комитета по физике не сказал ни слова!

Аррениус завершил доклад 17 августа 1920 года. А через неделю, 24 августа, он мог воочию наблюдать, как Герке присоединился к проходимцу Паулю Вайланду на митинге против теории относительности, проходившем в самом большом помещении города – зале Берлинской филармонии. На этом митинге присутствовал и сам Эйнштейн. Это было первое из двух десятков задуманных Вайландом публичных собраний, осуждавших Эйнштейна. В программе стоял доклад Пауля Вайланда «Теория относительности Эйнштейна как научный массовый гипноз». Со вторым докладом, названным «Критика теории относительности», выступил доктор Герке.

В фойе филармонии продавали новую брошюру Ленарда «О принципе относительности, эфире и гравитации». Хотя Филипп Ленард не присутствовал на митинге, Вайланд столько раз ссылался на его авторитет, что у слушателей создалось твердое убеждение, будто Ленард во всем является единомышленником Вайланда, в том числе и в его открыто антисемитских взглядах. Это убеждение лишь отчасти соответствовало действительности, Ленард еще не высказывался открыто о национальности Эйнштейна и не высказывался против евреев. Это потом усилиями Ленарда в Германии расцветет болезненное направление в науке под названием «арийская физика». Пока же для упреков Ленарда в антисемитизме не было никаких оснований.

Благодаря своим многочисленным контактам в Германии, а также сообщениям шведской и немецкой прессы Аррениус мог следить и за дальнейшим развитием событий, включая и слишком острую реакцию Эйнштейна на оскорбительный митинг в зале Берлинской филармонии. Провокация Вайланда удалась, Эйнштейн не сдержался и написал в газету «Berliner Tageblatt» обширную статью, в которой главный удар направил не на мелких исполнителей типа Вайланда и Герке, а на самого нобелевского лауреата Филиппа Ленарда. В полемическом задоре Эйнштейн, поверив Вайланду, незаслуженно оскорбил Ленарда, думая, что тот дал согласие выступить на следующих митингах против него. На самом деле Ленард ничего не знал о планах Вайланда и не давал согласия на выступление. Эйнштейну пришлось потом извиняться, но Ленард извинения не принял.

Аррениус сожалел, что не смог принять участия в очередном Съезде членов немецкого физического общества, проводимом в 1920 году в курортном городке Бад-Наухайм, где ожидалось прямое противостояние Эйнштейна и Ленарда. Всё же в доклад Аррениуса попал его комментарий, что «на предстоящем Съезде готовится нейтрализация Эйнштейна от всех слоев всех естественнонаучных дисциплин. Главную роль здесь должны были играть Герке и Ленард» [Friedman, 2022]. Однако в тот год сражение закончилось победой Эйнштейна, обиженный Ленард вышел из состава Физического общества, а его членам запретил входить в кабинет директора Физического института в Гейдельберге. Впрочем, Ленард изложил свою версию происшедшего в Бад-Наухайме в личном письме Аррениусу, что несомненно указывает на доверительные отношения между двумя нобелевскими лауреатами (Аррениус получил премию в 1903 году, Ленард – в 1905-м).

Их духовная близость этим не ограничивается. Не случайно сразу после митинга, организованного Вайландом, Аррениус в интервью крайне правой шведской газете назвал теорию относительности Эйнштейна «чистой спекуляцией» [Friedman, 2022 стр. 4]. Трудно ожидать объективного доклада Нобелевскому комитету от автора с такими убеждениями. Но и это еще не всё. Аррениус привел в докладе ссылки на нескольких маргинальных противников теории относительности, которых и упоминать в серьезном академическом докладе не следовало бы. Большинство из них, как и Ленард, свято верили в существование эфира, а потому ненавидели теорию Эйнштейна, сделавшую эфир ненужным.

Одним из таких противников относительности, на которых ссылался Аррениус в докладе Нобелевскому комитету, был Герман Фрике, физик, сотрудник Патентного ведомства, выдвинувший свою собственную «вихревую» теорию эфира. Главным достоинством своей теории Фрике считал ее наглядность, так как она вся построена на гидромеханических аналогиях. Создатель теории напичкал ее кучей необоснованных допущений, обобщений и предположений, но в ней отсутствовало главное – хоть какой-то математический аппарат. С научной точки зрения, цена этой теории ноль, но шума вокруг критики Эйнштейна и даже Лоренца как предвестника теории относительности Фрике наделал немало. Как и Ленард, Фрике пришел в конце концов к идее «арийской физики». В тридцатые годы он стал одним из основателей «Немецкого общества исследований мирового эфира и наглядной физики» (DGWAP). Любопытно, что после падения Третьего рейха и Герке, и Фрике не отказались от антиэйнштейновской позиции. Более того, они ставили на одну доску национал-социализм и теорию относительности, Гитлера и Эйнштейна. По их словам, «теория относительности и национал-социализм были самыми большими заблуждениями ХХ века» [Wazeck, 2009 стр. 372]. Для Герке теория относительности была даже хуже национал-социализма. Одна из его послевоенных записей звучит так:

«Теория относительности к настоящему моменту является научным и политическим массовым гипнозом, оставляющим гитлеровский массовый гипноз национал-социализма далеко позади» [Wazeck, 2009 стр. 372].

Фрике написал после войны книгу «16 тезисов за и против Эйнштейна», первый тезис которой звучит так:

«Германия в этом веке два раза западала на фюрера: второй раз на Гитлера, а первый раз на Эйнштейна» [Wazeck, 2009 стр. 372–373].

Используя послевоенную риторику, Фрике снова и снова обвиняет Эйнштейна:

«Многими физиками теория относительности Эйнштейна признается полной бессмысленностью и преступлением против человечности. Только с недавно закончившимися политическими процессами можно сравнить исключительный террор, который обрушивают на любое иное мнение противники эфира» [Wazeck, 2009 стр. 373].

В том же трактате Фрике говорит о «железном занавесе», которым наука хочет окружить его открытие. За неделю до смерти, 9 сентября 1949 года, он пишет письмо своему научному кумиру Эрнсту Герке, в котором предлагает завязать отношения с русскими, ибо «диалектический материализм и субстанциональный эфир должны быть друг с другом хорошо связаны» [Wazeck, 2009 стр. 373].

Недалеко от Фрике ушли другие противники Эйнштейна, на которых ссылается в своем докладе Нобелевскому комитету академик Аррениус: Йоханнес Рим и Рудольф Мьювес. Рим, к примеру, боролся не только с теорией относительности, но и с материализмом, а заодно с евреями, в которых видел главный источник и того, и другого. Он писал в письме коллеге-единомышленнику:

«Бороться нужно в равной мере и с материализмом, и с теорией относительности, и что примечательно: и то, и другое связано почти исключительно с евреями» [Wazeck, 2009 стр. 292].

Активно участвовал Йоханнес Рим в очередной кампании обвинения Эйнштейна в плагиате – на этот раз в связи с предсказанием общей теории относительности отклонения лучей света вблизи массивных тел. Как Герке нашел в лице Гербера «предшественника» Эйнштейна в объяснении аномалии орбиты Меркурия, так и Филипп Ленард обнаружил старую работу баварского астронома Йоханна Зольднера (Johann Soldner, 1776–1866), опубликованную в 1801 году, которая якобы предвосхищала результаты ОТО. Статья Зольднера называлась «Об отклонении луча света от прямолинейного движения из-за притяжения небесного тела, мимо которого он проходит». Ленард добился перепечатки статьи Зольднера в журнале «Annalen der Physik» [Soldner, 1921]. Зольднер использовал ньютоновское представление о луче света как о потоке частиц и, применяя законы механики Ньютона, получил формулу, из которой следовало отклонение луча света вблизи Солнца на 0,84 угловой секунды. Общая теория относительности давала вдвое больший результат.

Перепечатанную в «Анналах» статью Зольднера Ленард сильно сократил и написал к ней большое предисловие. Цель Ленарда была ясной: использовать работу Зольднера в борьбе против Эйнштейна. Не устоял он и от намека, что теория относительности использовала результат Зольднера:

«Теория относительности привлекла большое внимание; но тогда и гораздо более раннее достижение Зольднера также заслуживает того, чтобы быть освещенным в общедоступной форме, тем более, что никто не может сказать, в какой степени старое достижение породило и было поддержкой более позднему рассмотрению того же предмета» [Wazeck, 2009 стр. 343].

Как и в случае со статьей Гербера, известие о давнем результате Зольднера вызвало новую волну упреков Эйнштейну в плагиате. При этом обвинения Эйнштейна раздавались не в специальных журналах, а на страницах обычных газет. Напрасно Макс фон Лауэ в статье в «Annalen der Physik», Давид Гильберт, Макс Борн в заметке в газете «Frankfurter Zeitung» убеждали читателей, что сравнивать работы Зольднера и Эйнштейна бессмысленно, что они построены на разных основаниях, и вопрос о приоритете здесь вообще не стоит. Но возможность снова обвинить Эйнштейна в плагиате возбудила его противников по всему земному шару. Особенно активным был тот самый Йоханнес Рим, на которого ссылался Аррениус в своем докладе Нобелевскому комитету. Рим писал:

«Этот Зольднер задал некоторую физическую основу, в то время как теория относительности есть не что иное, как построенная на весьма сомнительном основании невозможная как с естественнонаучной, так и с философской точки зрения спекуляция» [Wazeck, 2009 стр. 344].

Особенно широко развернулась активность Йоханнеса Рима в 1922 году, когда новые измерения отклонения световых лучей при прохождении вблизи Солнца совершенно убедительно подтвердили правильность ОТО. Рим опубликовал несколько газетных статей, в которых настаивал на том, чтобы это явление рассматривалось как «эффект Зольднера», «даже если Альберт Эйнштейн через сто лет вывел тот же результат из своей теории» [Wazeck, 2009 стр. 344].

Формула Зольднера давала результат отклонения лучей вдвое меньший реального. Первая версия теории Эйнштейна, опубликованная в 1911 году, тоже давала такую же ошибку. В окончательной формулировке ОТО этой ошибки больше не было. Но противники Эйнштейна во всем мире ухватились за это совпадение, якобы доказывающее заимствование Эйнштейном результата Зольднера. И здесь Йоханнес Рим выделялся активностью:

«А теперь самое удивительное. Формулы Зольднера и Эйнштейна абсолютно идентичны. Ленард, который раскопал старую статью и опубликовал ее, указывает, что Зольднер в своем выводе формулы допустил небольшую ошибку. Он пропустил множитель 2, и через 110 лет случилось так, что Эйнштейн на там же месте ту же ошибку делает» [Wazeck, 2009 стр. 347].

Дебаты о «бедном Зольднере» и восстановлении справедливости еще долгие годы объединяли противников Эйнштейна в разных странах. Напрасно Макс фон Лауэ и Макс Борн настаивали, что ценность общей теории относительности в ее способности объяснить тяготение в целом, а не отдельную формулу. Противников Эйнштейна остановить было невозможно. Рудольф Мьювес, к примеру, написал даже в Прусское министерство культуры жалобу на плагиат Эйнштейна. Из министерства ему не ответили, что Мьювес отнес к влиянию евреев на всю Веймарскую республику. Новую жалобу он написал в Прусскую академию наук на «семитских профессоров А. Эйнштейна и Г. Минковского». Из Академии сначала сообщили, что письмо Мьювеса потеряли, а на второе его послание ответили, что вопросами плагиата не занимаются [Wazeck, 2009 стр. 351].

Рассказ о противниках Эйнштейна, их методах борьбы с автором теории относительности можно продолжить, но здесь мы подчеркнём только, что выбор авторитетов, на которых ссылался Аррениус в своем докладе Нобелевскому комитету, достаточно ясно характеризует и его личное отношение к герою доклада.

Открытым антисемитом, вроде Мьювеса или Вайланда, Аррениус, конечно, не был. Поэтому не совсем понятно его молчание, когда травля Эйнштейна в 1920 году, начало которой он наблюдал и отразил в докладе, приобрела после митингов Вайланда и съезда в Бад-Наухайме откровенно антисемитский характер. Аррениус не был и страстным противником теории относительности, как Ленард, Герке или Фрике. Поэтому непонятно, чем вызван явно антиэйнштейновский характер его доклада Нобелевскому комитету. Возможно, Аррениуса встревожил ответ Эйнштейна на его письмо сочувствия и солидарности, которое было отправлено многим немецким ученым в ноябре 1918 года, когда кайзер отрекся от престола, а Германия признала свое поражение в Первой мировой войне. Эйнштейн, вопреки ожиданиям Аррениуса, выразил радость по поводу конца кайзеровской империи и установления республики. Он объявил себя демократом и республиканцем, для которого на первом месте права человека. Ни Аррениус, ни его единомышленники в немецкой науке демократами или республиканцами не были.

После того, как Нобелевский комитет без возражений принял доклад Аррениуса о теории относительности, вопрос о присуждении Эйнштейну премии за 1920 год был окончательно закрыт.

Доклад Гульстранда о теории относительности 1921 года

Оглядываясь назад, можно уверенно утверждать, что каждая из выдающихся работ Альберта Эйнштейна 1905 года заслуживала Нобелевской премии по физике. Завершив в 1915 году создание общей теории относительности, Альберт Эйнштейн добавил к ним еще одно достижение, не имевшее себе равных в истории науки со времен Исаака Ньютона. Практически в одиночку он построил новую теорию тяготения, определившую наше современное представление о Вселенной. Авторитет автора ОТО среди коллег-физиков вырос чрезвычайно.

Первое экспериментальное подтверждение справедливости новой теории получил сам Альберт Эйнштейн, выведя в 1915 году из своей теории точные значения аномального смещения орбиты Меркурия, известные астрономам с давних пор, но не находившие объяснения в теории Ньютона. В 1919 году теория относительности получила новое подтверждение благодаря астрономическим наблюдениям английских ученых во главе с Артуром Эддингтоном во время солнечного затмения в Южном полушарии. Новость попала на страницы газет, Эйнштейн стал мировой знаменитостью, ничуть не желая этого. В послевоенной Европе, только-только приходящей в себя от ужасов Первой мировой войны, новость о теории, перевернувшей основы физики, стала символом возрождения к мирной жизни.

Вместе со славой у Эйнштейна объявились и враги. Не все коллеги сразу поняли и приняли новую теорию. Сторонники классической физики пытались опровергнуть теорию относительности, а если этого не удавалось сделать, обвиняли Эйнштейна в плагиате и научной недобросовестности. Многим не по душе были его демократические и либеральные взгляды, не последнюю роль играло и еврейское происхождение автора теории относительности. В Германии в 1920 году началась настоящая травля ученого со стороны антисемитских националистических кругов. Эйнштейн даже подумывал о том, чтобы покинуть страну.

Тем не менее в глазах самых выдающихся учёных того времени в мире не было никого, кто заслуживал бы Нобелевской премии по физике больше, чем Эйнштейн. Число предложений наградить его премией год от года росло.

Однако Нобелевский комитет и в 1920 году, как и в предыдущие десять лет, решил премию Эйнштейну не давать. Этот исторический казус до сих не получил убедительного объяснения. Довод, который приводит биограф Эйнштейна Абрахам Пайс со слов ученого секретаря Нобелевского комитета Бенгта Нагеля, будто «на Академию очень уж давили, требуя присудить премию Эйнштейну», выглядит скорее наивным, чем серьезным. На самом деле в отказе дать премию Эйнштейну важную и до сих пор недостаточно оцененную роль сыграли общественно-политические коллизии вокруг его имени, которые Пайс не принимал во внимание. Шведские академики, от которых зависело решение о присуждении Нобелевской премии, часто не только не понимали значение сделанного Эйнштейном в науке, но разделяли мнения его противников, атаковавших автора теории относительности по причинам, весьма далеким от физики.

В 1921 году авторитет Эйнштейна в научном мире еще больше вырос, его имя стояло в четырнадцати номинациях на Нобелевскую премию по физике. Вот как описывает выдвижение Эйнштейна в том году Абрахам Пайс:

«В краткой, выдержанной в решительных тонах записке Планк вновь выдвинул кандидатуру Эйнштейна. Того же мнения придерживались Хааз и Варбург. ОТО упоминалась в письмах В. Далленбаха (Баден), Эддингтоиа (Кембридж), Г. Яффе и Э. Маркса (Лейпциг), Г. Нордстрёма (Гельсингфорс), Ч. Уолкотта (Вашингтон) и О. Винера (Лейпциг). Ж. Адамар (Париж) предлагал кандидатуры либо Эйнштейна, либо Перрена. Т. Лиман (Гарвард) писал о вкладе Эйнштейна в математическую физику. По словам Эддингтона, «Эйнштейн так же возвышается над современниками, как когда-то Ньютон» [Пайс, 1989 стр. 480-481].

Чтобы обезопасить себя от обвинений в предвзятости, Нобелевский комитет поручил двум своим членам – Альвару Гульстранду и Сванту Аррениусу – подготовить для комитета специальные доклады: по теории относительности и теории фотоэффекта соответственно. Аррениус остался верен себе: по его оценке, Эйнштейн, как и год назад, не заслуживает Нобелевской премии. Во-первых, в 1918 году премию за достижения в квантовой физике уже дали Максу Планку. Во-вторых, вклад Эйнштейна в фотоэффект был чисто теоретическим, а премию, в соответствии с желанием Нобеля, лучше давать экспериментаторам. После такого доклада вопрос о Нобелевской премии Эйнштейну за квантовую физику даже не ставился. Правда, оставалась еще теория относительности, где всё зависело от доклада Гульстранда.

Альвар Гульстранд – единственный человек, который получил Нобелевскую премию и отказался от Нобелевской премии. В 1911 году сразу два Нобелевских комитета выдвинули его на премии: по физике и по медицине и физиологии. От премии по физике Альвар отказался, и король Швеции Густав V вручил Гульстранду Нобелевскую премию по медицине и физиологии «за работы по диоптрике глаза». До Гульстранда у Швеции не было лауреатов по медицине и физиологии, поэтому авторитет первого Нобелевского лауреата был высок. С 1911 года по 1929 год Альвар Гульстранд состоял членом Нобелевского комитета по физике, а с 1923 по 1929 год был его председателем. В 1925–1926 годах его избрали президентом Шведской королевской академии наук.

Отдавая должное высокому профессионализму офтальмолога (Гульстранд – единственный врач, получивший Нобелевскую премию именно за офтальмологию), – современники отмечали его упрямство и высокомерие. Он не любил признавать свои ошибки и переоценивал свои силы. Совершенно не разбираясь в теории относительности, он взялся написать доклад о достижениях и провалах этой теории.

Доклад Гульстранда получился огромным, на пятидесяти страницах. По мнению историка науки, профессора университета Осло Роберта Марка Фридмана, внимательное чтение доклада оставляет впечатление, что все его выводы основаны на одной предпосылке: Эйнштейн не может быть прав [Friedman, 2022 стр. 4].

Хотя после прошлогоднего доклада Аррениуса произошло много событий, ясно показавших расистскую подоплеку травли Эйнштейна теми авторами, на которых Аррениус ссылался, Гульстранд без всяких оговорок принял все оценки и выводы его доклада. Работы сторонников Эйнштейна Гульстранд упрекает в субъективизме, в недостаточной обоснованности утверждений, в слепой вере в «учение Эйнштейна». Ни одного такого упрека нет в адрес противников Эйнштейна.

В докладе Гульстранда много нелепых с точки зрения физики утверждений. Например, об общей теории относительности он пишет:

«Эффекты, которые можно измерить с помощью физических средств, настолько малы, что в основном лежат в пределах погрешностей измерений» [Пайс, 1989 стр. 481].

Другими словами, эти эффекты не могут служить подтверждением или опровержением теории. Вопреки фактам Гульстранд считает, что «ситуация такова, что пока неизвестно, можно ли вообще теорию Эйнштейна привести в согласие с экспериментом (!) Леверье по смещению перигелия» [Пайс, 1989 стр. 481].

Гульстранд не повторяет доводы Герке, ссылавшегося на работу Пауля Гербера, якобы предвосхитившей результаты Эйнштейна. У Гульстранда на этот счет была своя версия, похожая на версию Герке, только роль Гербера у него играет упомянутый выше норвежский ученый Вильгельм Бьеркнес. Гульстранд ссылается на статью Бьеркнеса на норвежском языке [Bjerknes, 1920], в которой тот пытался получить результаты Эйнштейна методами классической физики.

В архиве Гульстранда сохранилась его переписка с недавно избранным шведским академиком Карлом Вильгельмом Озееном, сыгравшим важную роль в присуждении Нобелевских премий Эйнштейну и Бору (о чём речь впереди). Гульстранд обсуждал с физиком-теоретиком Озееном свои возражения против теорий Эйнштейна, и тот быстро реагировал, указывая на недостаточное физическое образование своего собеседника. Об этой стороне подготовки доклада Нобелевскому комитету Озеен рассказывал молодому Оскару Кляйну, ставшему в скором будущем ассистентом Нильса Бора. Озеен прямо писал Кляйну, что Гульстранд «мешает Эйнштейну получить премию» [Friedman, 2022 стр. 5].

Своему коллеге Арнольду Зоммерфельду Карл Озеен откровенно признавался, что Гульстранд взялся «негативно оценивать работу Эйнштейна, которую он не понимал» [Friedman, 2022 стр. 5].

Итоговый вывод доклада Гульстранда не сулил Эйнштейну ничего хорошего:

«Теории Эйнштейна лишены всяческого реального содержания и не имеют никакого отношения к физической реальности. Им не хватает того значения для физики, без которого присуждение Нобелевской премии невозможно» [Friedman, 2022 стр. 5].

Доклад Гульстранда был принят Нобелевским комитетом, который единогласно решил не присуждать Нобелевскую премию по физике за 1921 год никому. Только один член комитета – Карлхайм-Гилленшельд – заявил, что не согласен с докладом Гульстранда, но поддерживает идею зарезервировать премию на следующий год, чтобы получить дополнительные экспериментальные доказательства. Аррениус не высказал формального несогласия с докладом Гульстранда, хотя хорошо знал истинное положение вещей с теорией относительности Эйнштейна. В 1921 году Аррениус не раз бывал в Берлине, встречался с Эйнштейном, которому демонстрировал свою симпатию, в июне участвовал в работе Физического коллоквиума в Берлинском университете, в ходе которого Макс фон Лауэ разгромил безграмотную статью Гульстранда о теории относительности, написанную по мотивам его доклада Нобелевскому комитету. Но в Стокгольме Аррениус благоразумно молчал, хорошо понимая, что консервативные в научном и политическом смысле шведские академики не пойдут против мнения их уважаемого коллеги. Любое сомнение в справедливости доклада Гульстранда означало оскорбление первого шведского Нобелевского лауреата по медицине и физиологии.

Формально Академия могла не согласиться с докладом своего члена и с мнением своего Нобелевского комитета, как это было в 1908 году в случае выдвижения Макса Планка, тем более, что так много знаменитых номинаторов одобрили бы решение в пользу Эйнштейна. Но в 1921 году такой революции в Шведской королевской академии не случилось. Объяснение, которое дает этому Абрахам Пайс слишком простое, чтобы быть правдой. Он пишет:

«Почему же Эйнштейн не получил Нобелевскую премию за теорию относительности? Как мне кажется, в основном из-за того, что на Академию очень уж давили, требуя присудить премию Эйнштейну. Но множество писем с его кандидатурой не было результатом какой-то организованной кампании; ведущие физики и так понимали, кем он был. Понятно и то, что Академия не спешила присуждать премию за теорию относительности до проверки экспериментом сначала специальной, а затем общей теории относительности. К несчастью, среди членов Академии не было никого, кто в те годы мог бы компетентно оценить содержание теории относительности» [Пайс, 1989 стр. 483].

Однако пример Карла Вильгельма Озеена показывает, что такие люди, которые могли компетентно оценить содержание теории относительности, были. Но, во-первых, они не хотели портить отношения с коллегами по академии, настроенными против Эйнштейна, а во-вторых, они и сами не очень хотели отметить именно теорию относительности. По разным причинам, среди которых происхождение Эйнштейна было не последней.

Возьмем, к примеру, Гульстранда. Он не афишировал свои политические взгляды, но в декабре 1921 года на церемонии вручения премии Анатолю Франсу (литература) и Вальтеру Нернсту (химия) подчеркнул тесную связь между расовыми характеристиками нации и культурой и наукой, которые эта нация создает. Гульстранд, конечно, знал, что атаки на Эйнштейна в Германии вызваны не только научными разногласиями, но и антиеврейскими настроениями в обществе. Близкий друг Гульстранда Карл Озеен из письма ему Макса Борна от 26 октября 1921 года был информирован о том, что Эйнштейн даже был готов покинуть Германию из-за юдофобских нападок и угроз. Было бы странно, если бы Озеен не поделился с другом такой информацией. О том, как Озеен и Гульстранд относились к этой информации, можно только догадываться.

Карл Озеен выдвигал Эйнштейна на Нобелевскую премию два раза: в 1921 и 1922 годах. Оба раза не за теорию относительности, а за работы с квантами света. Хотя Озеен сам читал в 1919 году лекции по специальной теории относительности, общую теорию относительности он не жаловал. В нескольких письмах друзьям, написанных в конце 1920 года, Озеен прямо высказывается против награждения Эйнштейна за ОТО. Много лет спустя, уже во времена гитлеровского Третьего рейха, Озеен выражал восхищение расистскими взглядами Ленарда, очень хвалил его четырехтомный курс «Немецкой физики» [Friedman, 2022 стр. 5].

Парадокс истории: именно Озеен сделал в 1922 году всё возможное и невозможное, чтобы Эйнштейн получил наконец давно заслуженную Нобелевскую премию.

Тактика Озеена

В 1921 году Альберта Эйнштейна четырнадцать раз выдвигали на Нобелевскую премию по физике, в 1922-м – семнадцать. Основания для номинации указывались разные: чаще всего называли теорию относительности, но были предложения дать премию за работы по квантовой теории, особенно по теории фотоэффекта и теплоемкости твердых тел, а некоторые, в частности, Аррениус, отмечали работу по теории броуновского движения. И только один человек предлагал отметить Нобелевской премией открытый Эйнштейном закон фотоэлектрического эффекта. Слова «теория» в этой формулировке не было. Этим человеком был профессор математической физики университета в Уппсале Карл Вильгельм Озеен. Он умел подбирать нужные слова!

Озеен хорошо разбирался в теоретической физике и понимал значение работ Эйнштейна. Но что ещё важно, он хорошо чувствовал настроение шведских академиков и ясно видел, какое сопротивление вызывают в Нобелевском комитете и на общем собрании Академии чисто теоретические работы, не имевшие строгого экспериментального обоснования. Теорию относительности он сам считал «непроходной», а вот на работы по квантовой физике возлагал большие надежды.

До 1922 года Озеен был лишь одним из номинаторов и не мог повлиять на решение Нобелевского комитета и Шведской королевской академии наук. Но в 1922 году Нобелевский комитет обратился к Академии с предложением ввести в состав комитета Карла Озеена, так как отсутствие среди членов комитета физика-теоретика существенно затрудняло работу. При этом комитет указал, что Озеену будет поручено подготовить доклад для комитета о квантовой физике и строении атома. Так Озеен стал одним из активных членов Нобелевского комитета и приступил к реализации своего многоходового плана. При этом он преследовал несколько взаимно зависимых целей.

Во-первых, даже не очень симпатизируя лично Эйнштейну, Озеен понимал, что каждый отказ дать Эйнштейну Нобелевскую премию – это удар по репутации Нобелевского комитета и Шведской королевской академии в целом. Научный мир всё настойчивее требовал от Шведской академии по заслугам оценить достижения автора теории относительности. Но два авторитетнейших члена Нобелевского комитета – Аррениус и Гульстранд – были настроены не допустить этого. Озеен должен был обойти это препятствие.

Во-вторых, Озеену очень нравился Нильс Бор. В своей книге «Атомистические концепции в современной физике. Время, пространство и материя: пятнадцать лекций» Озеен называет модель атома Бора и ее успешные применения «величайшим достижением физики» [Oseen, 1919 стр. 105-136]. С Нильсом Бором Карл Озеен состоял в переписке более десяти лет. На известной фотографии с Боровского фестиваля в Гёттингене в 1922 году, на которой запечатлены организаторы фестиваля Макс Борн и Джеймс Франк, а рядом с ними молодой Оскар Кляйн, Озеен стоит плечо к плечу с Нильсом Бором. То, что Бор заслуживает Нобелевской премии, для Озеена было ясно, как божий день. Но по мнению Нобелевского комитета, квантовая теория атома противоречила физической реальности. Преодолеть это стойкое убеждение можно было только одним способом: переключить внимание комитета с умозрительных теорий, уязвимых с точки зрения их достоверности, на твердо установленные опытом физические законы, безотносительно к тому, из какой теории их вывели.

Закон фотоэффекта, связывающий энергию вылетевшего из металла электрона с частотой падающего света и работой выхода, Эйнштейн вывел из очень странного для того времени предположения, что свет – это поток особых частиц, квантов света. Эту «теорию» научный мир очень долго категорически не принимал, даже такие поклонники Эйнштейна, как Макс Планк, Вальтер Нернст, Генрих Рубенс и Эмиль Варбург, представляя Эйнштейна общему собранию Прусской академии наук, отмечая его большие заслуги в разных областях физики, теорию квантов света расценили как ошибочную. Правда, они подчеркнули, что ученый имеет право на ошибку, поэтому просили академиков снисходительно отнестись к заблуждению их молодого коллеги:

«Итак, можно сказать, что вряд ли есть хоть одна крупная проблема в современной физике, в решение которой Эйнштейн не внес бы заметного вклада. То, что иногда в своих рассуждениях он заходит слишком далеко, как, например, в случае его гипотезы световых квантов, вряд ли следует ставить ему в вину, так как даже в точных науках невозможно предлагать действительно новаторские идеи, не беря на себя определенного риска» [Пайс, 1989 стр. 366–367].

Даже Нильс Бор до начала 1920-х годов не верил в кванты света. Озеен понимал, что продвигать такую сомнительную теорию через Нобелевский комитет абсолютно бесперспективно. Что же делать? И это было Озеену ясно с самого начала: вместо теории нужно двигать закон природы – закон фотоэффекта, получивший абсолютно надежное подтверждение в эксперименте. Роберт Эндрюс Милликен, известный американский физик, ставший лауреатом Нобелевской премии в 1923 году за работы в области фотоэлектрического эффекта, писал в статье, посвященной 70-летию Эйнштейна:

«Я потратил десять лет жизни на проверку уравнения Эйнштейна 1905 г. и вопреки всем ожиданиям был вынужден в 1915 г. недвусмысленно признать его справедливость, несмотря на то, что оно казалось безрассудным, так как противоречило всему, что было известно об интерференции света» [Пайс, 1989 стр. 339].

В 1915 году Милликен выразился еще определеннее:

«Похоже, что уравнение Эйнштейна для фотоэффекта… каждый раз позволяет получить результат, в точности соответствующий эксперименту… Однако полукорпускулярная теория, при помощи которой Эйнштейн получил свое уравнение, представляется сейчас совершенно несостоятельной» [Пайс, 1989 стр. 339].

Именно в таком направлении – от «совершенно несостоятельной» теории к твердо установленному закону природы – и начал действовать Карл Озеен, как только стал членом Нобелевского комитета. Отметим, что именно эту тонкость упускает из вида Абрахам Пайс, который просто пишет: «Озеен вновь предложил дать премию за фотоэффект» [Пайс, 1989 стр. 482], не уточняя, о чем идет речь – о теории или законе.

Еще до того, как Озеен приступил к обязанностям члена Нобелевского комитета, два других его члена – Аррениус и Гранквист – подготовили проект решения комитета, в котором награждение Эйнштейна связывалось с его вкладом в «квантовую теорию фотоэлектрического эффекта и теплоемкости твердых тел» [Friedman, 2022 стр. 6]. С приходом Озеена все подобные формулировки были переписаны. В итоговом докладе Нобелевского комитета, переданном Шведской академии, отдельной строкой отмечается, что «Озеен выдвигает Эйнштейна исключительно за открытие им закона фотоэлектрического эффекта» [Friedman, 2022 стр. 6]. Хотя в тексте доклада еще присутствовала фраза о том, что открытие этого закона стимулировало прогресс в квантовой теории, окончательная формулировка Шведской королевской академии наук звучала так: «за заслуги в области теоретической физики и, в особенности, за открытие закона фотоэлектрического эффекта» [Пайс, 1989 стр. 482]. Никакого упоминания квантовой теории больше нет.

Это не единственная тактическая хитрость, которую применил Озеен в своем докладе Нобелевскому комитету. Он помнил, что в прошлом комитет уже принимал отрицательное решение по фотоэффекту. В 1921 году Аррениус написал по этой теме специальный доклад. Тогда он отметил, что было бы странно давать Нобелевскую премию за фотоэффект, когда у Эйнштейна есть более значительные достижения типа теории относительности. Чтобы преодолеть прошлое решение, Озеен в своем докладе о работах Эйнштейна и Бора отвел специальный раздел сравнению различных достижений Эйнштейна. Главная мысль Озеена – нет никакой абсолютной иерархии научных работ, нельзя сказать, что одна статья по содержанию всегда стоит выше другой. Кому-то наиболее важным представляется один результат, а кто-то предпочтет иной. Например, для физиков-теоретиков наиболее интересны работы Эйнштейна по квантам, для математиков – общая теория относительности, а для физиков-экспериментаторов нет ничего лучше закона фотоэффекта, фундаментального закона природы, напрямую проверяемого измерениями.

Заключительная часть доклада Озеена посвящена квантовой модели атома Бора. Подчеркнув связь закона фотоэффекта, твердо обоснованного результатами опытов, с концепцией Бора, Озеен опроверг предыдущие обвинения Нобелевского комитета в том, что спекулятивная теория противоречит установленным законам физики.

Аргументы Озеена показались членам Нобелевского комитета убедительными, и комитет рекомендовал выдать две премии по физике – Эйнштейну за 1921 год, Бору за 1922-й. На пленарном заседании Шведской академии рекомендации Нобелевского комитета были приняты, но разгорелась жаркая дискуссия по формулировке обоснования премии для Эйнштейна. Конкретно обсуждалось, как упомянуть теорию относительности, без которой формулировка казалась неполной. Математик Миттаг-Лефевр, например, предлагал формулировку: за теорию относительности и закон фотоэффекта. Члены Академии решили, что это означало бы признание ошибочности прошлогодней оценки Гульстранда, к такому смелому шагу они не были готовы. В конце концов, было принято предложение академика Яльмара Хаммаршёльда, бывшего премьер-министра Швеции и отца будущего генерального секретаря ООН Дага Хаммаршёльда: вообще не упоминать теорию относительности в официальных документах Нобелевского комитета. Финита ля комедия, вопрос Нобелевской премии за величайшее открытие ХХ века был закрыт навсегда.

Литература

CPAE-10. 2006. The collected papers of Albert Einstein. Vol. 10. The Berlin Years: Correspondens, May — December 1920, Diana Kormos Buchwald et al (editors). Princeton : Princeton University Press, 2006.

CPAE-9. 2004. The collected papers of Albert Einstein. Vol. 9. The Berlin Years: Correspondence, January 1919-April 1920. Diana Kormos Buchwald et al (editors). Princeton : Princeton University Press, 2004.

Беркович, Евгений. 2018. Альберт Эйнштейн в фокусе истории ХХ века. М. : URSS, 2018.

Wazeck, Milena. 2009. Einsteins Gegner. Frankfurt/ New York : Campus, 2009.

Эйнштейн, Альберт. 1965. Объяснение движения перигелия Меркурия в общей теории относительности. Собрание научных трудов в четырех томах. Т. I. Работы по теории относительности 1905–1920, с. 439–447. М. : Наука, 1965.

Gerber, Paul. 1898. Die räumliche und zeitliche Ausbreitung der Gravitation. Zeitschrift für Mathematik und Physik, 43, S: 93–104. 1898 г.

Kleinert, Andreas и Schönbeck, Charlotte. 1978. Lenard und Einstein. Ihr Briefwechsel und ihr Verhältnis vor der Nauheimer Diskussion von 1920. Gesnerus. 1978 г., Т. 35.

Беркович, Евгений. 2014. Антиподы. Альберт Эйнштейн и Филипп Ленард в контексте физики и истории. Семь искусств, №7 и №8-9. 2014 г.

Friedman, Robert Marc. 2022. The 100th Anniversary of Einstein’s Nobel Prize: Facts and Fiction. Annalen der Physik. 2022 г., Т. 534.

Soldner, Johann. 1921. Über die Ablenkung eines Lichtstrahls von seiner geradliningen Bewegung durch die Attraktion eines Weltkörpers, an welchem er nahe vorbeigeht. Annalen der Physik, Bd. 370 Nr. 15, S. 593–604. 1921 г.

Пайс, Абрахам. 1989. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна. М. : Наука, Главная редакция физико-математической литературы, 1989.

Bjerknes, Vilhelm. 1920. Det nye optiske faenomen og Einsteins relativitetsteori. Naturen, 161-186. 1920 г.

Oseen, Carl. 1919. Atomistika Föreställingar i Nutidens Fysik. Tid, rum och Materia: Femton Föreläsnigar. Stockholm : A. Bonniers, 1919.

Pais, Abraham. 1991. Niels Bohr’s Times, in Physics, Philosophy, an Polity. New York : Oxford University Press, 1991.

Беркович, Евгений. 2022. Трудные времена. Как Альберт Эйнштейн искал место ассистента и ни одного не нашел. Семь искусств, №11. 2022 г.

CPAE-8. 1998. The collected papers of Albert Einstein. Vol. 8 Part A. The Berlin Years: Correspondence, 1914-1918. Robert Schulmann et al (editors). Princeton : Princeton University Press, 1998.

Calaprice, Alice, Kennefick, Daniel и Schulmann, Robert. 2015. An Einstein Encyclopedia. Princetone : Princetone University Press, 2015.

Friedman, Robert Marc. 1989. Text, context, and quicksand: Method and understanding in studying the Nobel science prizes. HSNS. 1989 г., Т. 20:1.

CPAE-1. 1987. The collected papers of Albert Einstein. Vol. 1: The Early Years, Stachel, John et al. (editors) 1879-1902. Princeton : Princeton University Press, 1987.

Беркович, Евгений. 2017. Революция в физике и судьбы ее героев. Томас Манн и физики ХХ века. М. : URSS, 2017.