СЕМЬ ИСКУССТВ

Тут есть сразу два интересных момента, даже три. По сообщениям Нахимова, бывшего не так уж далеко, к вечеру 8 ноября разыгрался шторм и сильнейший ветер дул с юго-запада. Вряд ли он мог прекратиться к утру следующего дня и перейти в штиль. Далее, бой шёл ночью поздней осени и закончился очень рано утром, когда заря еще не занялась. Тут надо быть особо зорким, чтобы разглядеть детали одежды офицеров и прочих лиц на мостике вражеского корабля.

Юрий Кирпичев

СИНОП — ПИРРОВА ПОБЕДА

(продолжение. Начало в № 11/2023 и сл.)

 Глава 5. Бой фрегата «Флора»

Теперь, когда паруса Османа-паши растаяли на горизонте, всё зависело от Нахимова. Попутно вспомним, что лишь вечером 3 (15) числа ноября, когда море немного утихло, адмирал смог передать кораблям своей эскадры приказ о начале боевых действий: «Не имея возможности за крепким ветром и большим волнением два дня передать на суда вверенного мне отряда копии с манифеста объявления войны Турции, я передаю их теперь и предлагаю гг. командирам приказать священникам прочесть их при собрании всей команды. Имею известие, что турецкий флот вышел в море с намерением занять принадлежащий нам порт Сухум-Кале и что для отыскания неприятельского флота отправлен из Севастополя с шестью кораблями генерал-адъютант Корнилов. Неприятель не иначе может исполнить свое намерение, как пройдя мимо нас или дав нам сражение. В первом случае я надеюсь на бдительный надзор гг. командиров и офицеров; во втором — с Божьей помощью и уверенностью в своих офицерах и командах, я надеюсь с честью принять сражение. Не распространяясь в наставлениях, я выскажу свою мысль, что в морском деле близкое расстояние от неприятеля и взаимная помощь друг другу есть лучшая тактика.

Уведомляю гг. командиров, что в случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверен, что каждый из нас сделает свое дело». (П.С. Нахимов, Документы и материалы. / Составители: Спиридонова Л.И., Фёдорова Г.Н. — СПб.: Петербургский институт печати, 2003. С. 269).

Что любопытно, в издании этого сборника документов за 1954 год последней фразы нет! (П.С. Нахимов. Документы и материалы. Под редакцией полковника А.А Самарова. Военное издательство министерства обороны Союза ССР, Москва — 1954, Т I, С 269). Почему же советский полковник Самаров, редактор многотомника, осмелился купировать приказы самого Нахимова? Не потому ли, что Нахимов фактически повторяет сигнал Нельсона перед Трафальгарским сражением? По легенде, перед его началом сэр Горацио приказал поднять на своём флагмане «Виктори» флажный сигнал: «Англия ожидает, что каждый исполнит свой долг» (England expects that every man will do his duty). Мало того, пожелание держаться ближе к врагу это также апелляция к Нельсону — через адмирала Кодрингтона, под чьим верховным началом Нахимов дрался в Наварино, и чьи приказы конспектировал.

Да, отечественные историки высоко оценивают этот «краткий, определённый, полный решимости и достоинства, но в то же время скромный приказ» (Зайончковский, ibid.). Но что касается скромности, то слишком уж буквальны у Нахимова повторы приказов Нельсона и Кодрингтона, хотя и оправданы хорошей морской практикой. А во-вторых, всего лишь через три дня после отдания сего приказа неприятель таки «исполнит свое намерение, пройдя мимо» буквально под носом у мощных русских эскадр!

Пароходы Мустафы-паши

После чего всё пришлось начинать сначала. Проводив эскадру Новосильского в Севастополь и заключив, что раз Османа-паши не оказалось на западе моря, то он проскочил на восток, Нахимов направился к Синопу. Пленные с захваченного «Бессарабией» парохода сообщили, что в гавани этого города уже стояли два турецких фрегата и два корвета, теперь же следовало ожидать, что и упущенная турецкая эскадра зайдёт в Синоп. Шторм в любом случае загнал бы её туда. Для наблюдения со стороны Босфора оставили фрегат «Кагул».

Увы, комедия ошибок продолжалась, и теперь пришел черёд Нахимова. По всем резонам, если Новосильский сообщил ему об эскадре, виденной Корниловым на юге (а Новосильский обязан был это сделать и я не сомневаюсь в том, что он это сделал), следовало немедленно идти, нет, мчаться, лететь туда и уже к вечеру адмирал получил бы возможность дать желаемое сражение и одержать викторию. Теперь же он уходил на восток, нечувствительно для себя преследуемый по пятам… Османом-пашой.

Хотя насчёт Синопа Нахимов не ошибся: 7 (19) ноября в гавань города вошли пароходофрегаты Мустафы-паши. Они возвращались в Стамбул после рейда в Батум и на кавказское побережье, где имели бой с русским фрегатом «Флора» — первый бой пароходов с парусником! На следующий день Нахимов даже видел корабли Мустафы. Непогода и громадное волнение не помешали ему различить через Синопский перешеек рангоуты четырёх турецких судов, стоявших в южной бухте.

Но шторм унёс его корабли на северо-восток, причинив такие повреждения, что пришлось отправить «Святослав», «Храбрый» и «Коварну» в Севастополь. Туда же 22 (10) ноября отправилась и «Бессарабия» — для починки и пополнения запасов угля. Таким образом, у Павла Степановича осталось только три корабля и бриг, с каковыми недостаточными силами он и вернулся 11 (23) ноября к Синопу, не застав там уже Мустафы, но найдя эскадру Османа-паши, а также фрегат «Каиди Зафер» из египетской эскадры Хассана-паши, который загнало сюда тем же штормом.

Что ж, пока гонимые жестоким штормом русские корабли летят на восток, а Осман-паша, которого они ловят, мчится вслед за ними, вспомним об эскадре, которая вышла из Босфора еще 21 октября, на два дня раньше, чем Нахимов отправился из Севастополя в своё последнее крейсерство. Турецкий историк Бесим Йозкан в своей докторской диссертации (Besim Özcan. Rus donanmasinin. Sinop baskini (30 Kasim 1853), Erzurum, 1990) приводит таблицу с данными о пароходах эскадры патрона (вице-адмирала) Мустафы-паши. Её отправили для связи с восточным побережьем Черного моря, для подвоза материалов и боеприпасов на Кавказский фронт и для охраны судоходства в местных водах.

Под командой Мустафы состояли шесть пароходов. Это четыре новых, больших по тем временам, но построенных не в Англии, как русские пароходы, а в отсталой как-бы Турции, в Стамбуле, на верфи «Терзане и Амир», почти однотипных пароходофрегата по 1445 тонн. Флагманский «Фейз и Бахри» (командир Ахмед Бей), «Меджидие» (двухтрубный, командир Мустафа Бей), «Саик и Шаде» (Тюрк Исмаил Бей) и «Таиф» (запомните имя его командира — египтянин Арап Яхъя Бей). Плюс «Эрегли» и винтовой 36-пушечный фрегат «Мубир и Сюрюр». Однако последний остался в Стамбуле, а «Эрегли» застрял в Синопе.

Geminin ismi	Komutan	Top adedi
Feyza-I-Bahri vapuru (Sandcak gemisi)	Patrona Mustafa Paşa Kapudan Ahmed Bey	12
Medcidiye vapuru	Kapudan Mustafa Bey	12
Saik-I-Şadi vapuru	Türk Ismail Bey	12
Taif vapuru	Arap Yahua Bey	12
Ereğli vapuru	—	10
Muhbir-i Sürur firkateyni	Izzet Bey	36

Мощные английские машины позволяли данной четвёрке развивать скорость до 9 узлов, хотя под пером российских авторов она доходит до 10 и даже до 11 узлов. Что касается вооружения, то историков флота давно волнует разнобой данных в различных источниках. Согласно таблице, «Таиф» и его систершипы имели по 12 орудий. Разумная цифра.

Так, некий русский наблюдатель также пишет о 12 орудиях: «Двухтрубный 3-х мачтовый пароход-фрегат в 450 л.с. Меджидие; в деке имеет по 10-ти и на верхней палубе по 6-ти портов со стороны, но стоит в деке только по 5-ти медных длинных орудий; на верхней палубе орудий не видно, но вероятно на носу и на корме стоит по одной 10-ти дюймовой бомбической пушке». (Записка о составе и состоянии турецкого флота в Босфоре и Золотом Роге. Март 1853 г., 177. РГАВМФ. Ф. 16. Oп. 1. Д. 276. Л. 3 — 21 об.). Вспомните, что именно в марте того года в Стамбуле появилось посольство князя Меншикова, в составе которого находился Корнилов.

Но сведения разнятся. Лейтенант Попов в записке от 4 июня 1853 г. сообщает: «Пароходы Меджидие и Тоиф одного чертежа, бомбовых пушек поднять не могут, в батарее по 10 портов на стороне, но орудий только по 7-ми, около 24-фунтового калибра, на верху по 4-е на стороне большого калибра (около 36-ф.). Другие два парохода также одних размерений между собою; число бортовой артиллерии одинаковое с первыми двумя и сверх того они имеют бомбовые орудия на носу и на корме по одному; калибр полагать можно 8 дюйм (пароходы называются Сайд Ишаир и Феизи Бахри).» (РГАВМФ. Ф. 13. Оп. 1. Д. 2. Л. 243-249 об.).

Нахимов в рапорте о Синопском бое пишет о 20-пушечном пароходе. Жандр о 20-22 орудиях. Он пишет о двух бомбических и четырёх 32-фунтовых, а также о 16-ти 24-фунтовых орудиях на «Таифе», и по 14 таковых на «Саик и Шаде» и «Фейз и Бахри».

Справочник по турецкому паровому флоту (B. Langensiepen and A. Guleryuz “The Ottoman Steam Navy. 1828-1923”, 1995) утверждает, что пушек было 30. Кстати, справочник сей (он устарел и полон ошибок) едва ли не единственный западный источник, в котором упоминается бой фрегата «Флора» с этими пароходами, да и то приводится совершенно невозможная дата — ночь на 7 (19) ноября, к чему мы ещё вернемся. Он сообщает о двух 10-дюймовых бомбических орудиях на поворотных платформах, четырёх 32-фунтовках на верхней палубе плюс ещё 24 таких пушки в батарее (на 1847 год).

Данные кажутся завышенными. Трудно представить себе 30 орудий на корабле, едва ли не треть которого занята машиной с объёмистыми высокими трубами с вантами и с огромными гребными колесами. Даже на самом крупном из пароходофрегатов, английском «Террибл» (водоизмещение 3189 т, в два раза больше, чем у «Таифа») имелось всего 19 орудий. Похоже, что это рекламная информация, рассчитанная произвести впечатление на вероятного противника. Что и удалось. Добавляется затем, что в 1857 г. число орудий в батарее «Таифа» уменьшено до 12, а на «Меджидие» даже до 4.

Отличаются и данные А. Кроткова («Повседневная запись замечательных событий в русском флоте», 1893): 2 — 10-дм., 4 — 36-ф. (видимо, опечатка — на турецких кораблях стояли английские пушки, и аналогом русской 36-фунтовки являлась 32-фунтовая), 14 (Taif — 16) — 18-ф. Встречались и другие варианты вооружения, но кажется, ближе к истине Б. Йозкан.

Другой турецкий специалист, Emir Yener, одним из пунктов диссертации которого является история фрегатов Мустафы-паши, пишет, что, по-видимому, на «Таифе» планировали поставить 12 британских 32-ф в батарее, а также четыре 42-ф карронады и две пушки Пексана на верхней палубе. Но из-за недостатка средств последние так и не установили. По этому поводу Эмир категоричен: бомбических орудий в турецком флоте не имелось! А те немногие, что удалось купить, установили на укреплениях Босфора. В итоге на верхней палубе стояли всего две 32-фунтовки.

И ещё о разнобое данных по вооружению колёсных фрегатов. Михаил Францевич Рейнеке, известный русский гидрограф, вице-адмирал, член-корреспондент Академии наук, провёл всю зиму и весну 1854 года в Севастополе и часто видел своего старого друга Нахимова. Описывая в дневниках визит английского пароходофрегата «Ретрибьюшн» в Севастополь, который привёз ультиматум, запрещающий русскому флоту выходить в море, Рейнеке сообщал, что тот имел четыре бомбических орудия на верхней палубе и 22 в батарее. (Нахимов. Материалы. 2003). Некоторые английские источники пишут о 28 орудиях на этом корабле и о том, что сразу после войны их число сократили до 10, хотя тоннаж фрегата (1641 т) был больше, чем у «Таифа». Согласно иным источникам, фрегат, спроектированный обер-сарваером британского флота У. Саймондсом, с самого начала имел 10 орудий.

Зато «Эрегли» вооружён гораздо сильнее, чем полагают Жандр или Кротков: 10 орудий, а не 2 и не 4 соответственно. Попутно выясняется, что певец сталинского флота Б. Зверев почему-то поставил командира «Саик и Шаде» Тюрк Измаил бея на мостик «Эрегли»: «Командир парохода «Эрекли» Измаил-бей, не решаясь на активные действия, держал свой пароход на старой позиции у мола почти до самого конца сражения. (Зверев Б.И. Синопская победа. — Симферополь: Крымиздат, 1954). Впрочем, какой спрос со Зверева…

В общем, отличными по тем временам кораблями были эти пароходофрегаты. А новый фрегат «Мубир и Сюрюр», оставшийся в Стамбуле, и вовсе был винтовым. Недаром русские адмиралы с завистью отмечали явное преимущество флота турок в паровых кораблях. Правда, турецкие командиры жаловались на плохое качество угля из Эрегли, а на хороший английский уголь у флота не хватало денег.

Состав эскадры Мустафы объясняется тем, что боевые действия Крымской войны начались в октябре, когда навигация парусных судов в Чёрном море заканчивается. Давно известно, что она ограничена определёнными датами и длится сравнительно недолго. В частности поэтому, а не только из-за свирепых тавров, море поначалу называлось греками не Понтом Эвксинским, то есть гостеприимным, но наоборот, Аксинским. Так, Жан Шарден отмечал, что «…в турецком флоте принято за правило выходить в море не иначе, как в день св. Георгия, в конце апреля, и входить в порт в день св. Димитрия, который приходится в начале октября; научились они этому у греков, которые …обозначили днями их празднования конец и начало периода навигации». («Путешествие кавалера Шардена по Закавказью в 1672-1678 гг.», Кавказский вестник, № 6. 1900). Трудно парусникам в осеннем море. Что и подтвердили передряги эскадр Нахимова и Османа-паши. Пароходы продлили навигацию и даже сделали круглогодичной.

Но откуда же пришли в Синоп корабли Мустафы-паши? А пришли они от кавказских берегов, после боя с русским фрегатом, не снискав лавров. Чему необходимо посвятить отдельную главу.

Дата боя

Итак, в ноябре 1853 года военно-морские дела на Чёрном море вступили в активную фазу. Утром 5 (17) ноября пароходофрегат «Владимир» одержал первую в мире победу в бою двух пароходов, пленив египетский «Перваз Бахри». Увы, она оказалась слегка пирровой, и её результатом стало Синопское сражение, в свою очередь послужившее casus belli для Англии и Франции. Тот осенний день стал жарким, и если утром гремели пушки на западе, то заполночь они загрохотали на востоке моря. Утром впервые в мире сражались два парохода, а ночью произошёл не менее знаменательный бой русского парусного фрегата «Флора» с тремя турецкими пароходофрегатами. Но так ли это?

Как ни удивительно, освещена сия славная баталия в русских источниках настолько плохо, что стала общепринятой неверная её дата! Что, согласитесь, никуда не годится и внушает сомнения в достоверности прочих деталей. И сомнения эти обоснованы.

В книгах, статьях и на сайтах, включая Википедию, пишут, что 9 (21) ноября вскоре после полуночи на широте мыса Пицунда в 12 милях от берега 44-пушечный фрегат «Флора» под командой капитан-лейтенанта Скоробогатова атаковали три пароходофрегата. Он дрался с ними всю ночь и утро, но даже в условиях маловетрия, когда все преимущества были на стороне пароходов, не давал зайти себе с кормы или носа и свирепо огрызался. Он сделал 457 орудийных выстрелов, истратил 86 пудов пушечного пороху и 2 пуда 28 фунтов мушкетного (близко сошлись, раз дошло до ручного оружия!), но в итоге отделался парой надводных пробоин, тогда как вражеские пароходы получили серьёзные повреждения и бежали с поля боя. Флагманский корабль турок, нёсший адмиральский флаг, а им считают «Таиф», увели на буксире.

Дралась «Флора» с эскадрой вице-адмирала Мустафы-паши, действия которой якобы координировал англичанин Адольфус Слейд, контр-адмирал турецкого флота, Мушавер-паша, то есть главный советник. Турецкие корабли заметно превосходили по огневой мощи русский фрегат, так что битва славная, победа блестящая, ура, Скоробогатов!

А теперь от общепринятых славословий перейдём к фактам. М. Богданович и Сергеев-Ценский, Б. Зверев и Н. Скрицкий, А Жандр и А. Кротков пишут, что бой состоялся в ночь на 9 (21) ноября 1853 года. А.Е. Богданович в книге «Битва славная… Ура, Нахимов!» пишет даже, что в ночь с 9 на 10 ноября.

Но этого никак не могло быть. И порукой тому адмирал Нахимов. Он пишет в рапорте: «Обозревши сего числа в самом близком расстоянии порт Синоп, я нашёл там …семь фрегатов, два корвета, один шлюп и два больших парохода… я положительно останусь здесь в крейсерстве и буду их блокировать до прибытия ко мне двух кораблей, отправленных мной в Севастополь для исправления повреждений. Тогда, несмотря на вновь устроенные батареи, … я не задумаюсь их атаковать». (Нахимов. Материалы и документы, из рапорта № 274 от 11 ноября).

Что это значит? Упустив эскадру Османа-паши, Нахимов вечером 5 (17) ноября пошёл на восток, желая проверить бухту Синопа, но с полночи на 8 (20) ноября задул сильный ветер, а к утру разразился мощный шторм, пронёсший его мимо города на северо-восток. Однако он разглядел через перешеек полуострова рангоуты четырёх турецких судов, стоявших в южной бухте. Это были пароходофрегаты Мустафы-паши. По турецким данным они вошли в гавань 19 ноября, то бишь 7 ноября по старому стилю, идя в Стамбул после рейда в Батум и на кавказское побережье. Вернувшись к Синопу 11 (23) ноября, Нахимов уже не застал их там, но нашёл эскадру Османа-паши, оставленный Мустафой «Таиф», а также фрегат «Каиди Зафер» из египетской эскадры Хассана-паши, который загнало сюда штормом.

Как видим, «общепринятая» дата боя 9 (21) ноября не согласуется с турецкими данными. Но, может быть, туркам не стоит верить, ведь известно плохое состояние их архивов? Может быть, Мустафа, покинув поле боя утром 9 ноября, успел проскочить в Синоп до прихода Нахимова? Максимальная скорость его пароходов составляла 9 узлов, значит, на 250 миль от Пицунды до Синопа требовалось чуть более суток хода, мог и прошмыгнуть?

Нет, не мог. Скоробогатов пишет в рапорте о бое: «…я приказал преимущественно целить в адмиральский пароход и с удовольствием заметил, что он был повреждён гораздо более прочих и видел также, что, отойдя от меня на довольное расстояние, пароход был взят другими на буксир».

И Ценский пишет о буксировке. Мол, Нахимов 11 ноября видел в Синопской бухте «… два парохода — один большой, чёрного цвета, другой — малый. Большой пароход был тот самый «Таиф», который более двух других потерпел при столкновении с «Флорой». Доведя его на буксире до Синопа, где можно было ему чиниться (здесь были доки), его товарищи ушли в Босфор». (С. Ценский «Синопский бой». Собр. соч. в 12-ти томах. Том 4. М. 1967).

Скорость буксировки зависит от многих факторов, но в любом случае она далека от максимальной скорости корабля. Мешал и встречный ветер (повторю, 8 ноября сильный шторм неудержимо нёс эскадру Нахимова на северо-восток, и вернуться она смогла только через три дня), и хорошо известное встречное циркулярное течение, поэтому скорость турецкой эскадры была заведомо меньше 9 узлов. Намного меньше. И если бой состоялся в ночь на 9 (21) ноября, то прибуксировать «Таиф» в Синоп могли в лучшем случае вечером 10-го — прямо в мышеловку! Не знаю, что помешало Ценскому сие сообразить…

Есть и ещё одно но. При таком ходе дел получается, что эскадра Мустафы-паши от Батума дошла до Пицунды (утверждают даже, что он поднимался выше, к Вардану, в район нынешнего Сочи, сгружая там бочонки с порохом и свинцом), имела там многочасовый манёвренный бой с «Флорой», затем ушла в Синоп и оттуда, не бункеруясь, в Стамбул. Но пароходофрегаты имели несовершенные и прожорливые машины. Им требовались частые бункеровки и заправки котельной водой, да и в ремонте они нуждались после боя, раз уж получили повреждения. Это подтверждается тем, что «Таифу», сумевшему вырваться из Синопа, не хватило угля, чтобы дойти до Стамбула, несмотря на долгую стоянку. Пришлось жечь корабельное дерево.

Об этом говорит и тот факт, что «опасение не иметь достаточно топлива до Севастополя заставило адмирала отказаться от свидания с П.С. Нахимовым… и взять курс на Севастополь, куда он и прибыл 28 октября». (А.М. Зайончковский, «Восточная война 1853-1856», Т. 2 Гл. V). Адмирал — Корнилов, вышедший 25 октября на «Владимире» в рекогносцировку к Стамбулу. Полагаю, его корабль подготовился к дальнему и опасному походу, так что имел полные угольные ямы. Тем не менее топлива хватило всего на четыре дня. Притом, что пароходофрегаты несли полное парусное вооружение.

Ещё пример: идя к Синопу, эскадра Нахимова догнала 7 (19) ноября купеческое судно, нагруженное английским углем. Оно также шло в Синоп, где, как мы видим, этот груз очень пригодился бы пароходофрегатам адмирала Мустафы-паши. Уголь становился важнейшим товаром для флота! Вот Нахимов и приказал пароходу «Бессарабия» взять судно к борту и нагрузиться им, выдав квитанцию. Оказалось, кстати, что цены на него в Турции гораздо ниже, чем в Николаеве и Севастополе…

Но, несмотря на эту бункеровку в море, уже через три дня, 10 (22) ноября Нахимов пишет в рапорте М.Н. Станюковичу, командиру Севастопольского порта и исправляющему должность военного губернатора в Севастополе: «Донесение моё доставит в. пр-ву пароход «Бессарабия», который … израсходовал весь уголь. Но как пароход при отряде крайне необходим, то я имею честь покорнейше просить, несмотря на карантин, немедленно приказать его нагрузить углем и прислать ко мне». (Нахимов, Документы и материалы. 1954. С. — 271).

Пароходам турок требовалось задержаться в Синопе для ремонта и бункеровки. Значит, Мустафа появился там не 9 ноября, а раньше. И турецкие историки правы. Что и подтверждается откликом российского контр-адмирала Вукотича на рапорт Скоробогатова о бое «Флоры»: «Необыкновенное мужество, храбрость и искусство <…> при отражении трех больших турецких пароходов, шедших для нападения на Сухум-Кале, спасли редут сей, ибо в то время там был только один тендер «Скорый»; фрегаты же «Мессемврия» и «Сизополь», корветы «Пилад» и «Андромаха», бриг «Птоломей», пароходы «Херсонес», «Молодец», «Могучий» и «Боец» находились в экспедиции против укрепления Св. Николая под начальством Вице-Адмирала Серебрякова».

В какое «то время»? Известно, что 7 (19) ноября Николай Карлович Краббе, будучи в должности начальника штаба на эскадре вице-адмирала Серебрякова, участвовал в бомбардировании сей эскадрой занятого турками укрепления св. Николая. То есть, 6 и 7 ноября Сухум и впрямь нуждался в защите. Но не 9 ноября! Ибо Серебряков «…совершил крейсерство вдоль ближайших турецких берегов, результатом которого было известие о проходе из Трепизонда в Батум и далее к Сухуму четырёх неприятельских пароходо-фрегатов. Эти сведения вынудили адмирала Серебрякова повернуть обратно, и на рассвете 9 ноября он прибыл в Сухум». (Зайончковский, ibid.).

То есть 9 ноября сил в Сухуме вполне хватало, чтобы «спасти редут сей». Причем у Серебрякова имелись четыре парохода, которые легко могли выяснить, что это за канонада всю ночь гремела на горизонте. Но никакой канонады не раздавалось, и адмирал Вукотич отлично знал, когда на самом деле произошёл бой…

О дате можно справиться и у адмирала Слейда, несмотря на то, что ни он, ни западная историография в целом не упоминают об этом деле. Это выглядит странно, учитывая значение боя «Флоры» для выработки стратегии грядущих действий на море. Как-никак, а он показал, что пароход не всесилен и что у русского флота имелись шансы в борьбе с «просвещёнными мореплавателями». Та вот, Слейд отмечает в своей книге «Turkey and the Crimean war» (1859), что Мустафа-паша пришел в Синоп 19 ноября и оставил там «Таиф». «Эрекли» он оставил в Синопе в качестве пакетбота ещё раньше, по пути в Батум. Через три дня, 22 (10) ноября Мустафа ушёл в Стамбул, куда и прибыл 24-го.

Таким образом, согласно Нахимову, Слейду и Вукотичу, боя 9 (21) ноября не было. И быть не могло.

Соотношение сил

Более того, даже сам факт этого боя вызывает сомнения! Так, в книге The Ottoman Crimean War (1853-1856) Джандан Бадем ссылается (стр. 131) на письма великому визирю, в которых командующий турецким флотом обвинял Мустафу-пашу в том, что он не дошёл до Сухума. Мустафа оправдывался плохой погодой, но его капитаны показали, что погода стояла отличная, адмирал же просто не захотел рисковать идти так далеко. Далеко? Пицунда расположена севернее Сухуми! Получается, турки не дошли до неё?! С кем же тогда дрался Скоробогатов?

Мало того, сомнения закрадываются и после оценки соотношения сил. В самом деле, благодаря независимости от ветра и мощному вооружению (по русским данным в сумме на эскадре Мустафы имелось 62 орудия, в том числе мощные бомбические) турецкие пароходофрегаты просто обязаны были растерзать бедный фрегат. Стоило только зайти ему с носа и кормы и расстрелять губительным продольным огнем. Но вместо этого они сами получили тяжелые повреждения. Может быть, не умели маневрировать и стрелять? Однако вскоре «Таиф» покажет высший класс манёвра и артиллерийского боя, с пальбой прорываясь сквозь строй кораблей Нахимова. Так что если бой имел место, то его результат поразителен. Настолько, что внушает определённые сомнения…

Впрочем, ситуацию могут спасти иные источники. Мы уже писали о разнобое в данных по вооружению пароходофрегатов. Информацию о вооружении турок обычно заимствуют у Жандра, тот ссылается на показания турок, попавших в плен в Синопе, но показания эти весьма путаны и нигде не задокументированы.

Зато в докторских диссертациях Б. Йозкана «Русский рейд на Синоп» (Rus donanmasinin Sinop baskini. Erzurum, 1990) и А. Сойера «Русско-османские отношения. Рейды на Чесму и Синоп» (Ali Soyer. Osmanl-Rus ilişkilerinde Çeşme ve Sinop baskınları. Стамбул, 2007, тур.), а также в британских источниках сообщается о 12-пушечных пароходах (см. таблицу выше). Да и о том, что русский наблюдатель пишет о 12 орудиях на систершипе «Таифа» «Меджидие», мы уже упоминали, как и о том, что турецкий флот не имел на вооружении бомбовых орудий.

И тогда пафос боя резко снижается. Ибо 36 турецких орудий уступали 44 пушкам «Флоры», а гребные колеса представляли легко уязвимую мишень, после поражения коей грозные пароходофрегаты превращались в довольно слабые парусники. Боюсь, неравенство сил в бою действительно имело место и можно понять растерянность турок, которые ничего не могли противопоставить организованному и точному огню русских пушек.

Но тогда возникает встречный вопрос: 2 пуда и 28 фунтов мушкетного пороху, истраченные доблестным экипажем «Флоры», это не чрезмерно? Там что, свирепый и долгий абордажный бой шел? Сколько пороху требовал мушкет на выстрел? Никак не более столовой ложки, то бишь унции. Менее 30 граммов. И то, если рассыпать половину в горячке боя. А тут полцентнера спалили — две тысячи выстрелов! Странно…

Об англичанах на борту «Таифа»

Как видим, неувязок в описании боя хватает. Но и это не всё. Есть ещё один нюанс, заставляющий сомневаться в самом факте боя. Как вы думаете, о ком это «не в турецких костюмах» на мостике «Таифа» с явным намёком пишет Скоробогатов в своём рапорте? Об английских советниках? Или об акулах пера из «Times» и «Moniteur»? Цитирую: «…в десять часов сделался штиль. Движения адмиральского парохода и управление его артиллериею, во все время сражения, было гораздо правильнее остальных двух. Замечено также, что люди у него были не в турецких костюмах».

Тут есть сразу два интересных момента, даже три. По сообщениям Нахимова, бывшего не так уж далеко, к вечеру 8 ноября разыгрался шторм и сильнейший ветер дул с юго-запада. Вряд ли он мог прекратиться к утру следующего дня и перейти в штиль. Далее, бой шёл ночью поздней осени и закончился очень рано утром, когда заря еще не занялась. Тут надо быть особо зорким, чтобы разглядеть детали одежды офицеров и прочих лиц на мостике вражеского корабля.

И, наконец, взгляните на фото Слейда времён его службы в оттоманском флоте. Как и полагается, он в форме турецкого адмирала, а она вполне европейская и ничем, кроме фески, не напоминает восточные одежды. В подобной турецкой форме ходили и немецкие офицеры во время Первой мировой войны, включая самого адмирала Сушона, когда «Гебен» и «Бреслау» присоединились к турецкому флоту.

А вот свидетельство адмирала Путятина, того самого, руководителя экспедиции в Японию на фрегате «Паллада», описанной Гончаровым. По завершении разведмиссии в Англии и Турции он составил рапорт «от 8 июля 1850 г. на имя начальника Главного Морского штаба Российской империи адмирала, генерал-адъютанта князя А.С. Меншикова». В Англии, куда Путятин вояжировал под предлогом заказа парохода для самого Николая I, он осматривал пароходофрегат «Фейз и Бахри», пришедший из Стамбула, (будущий противник «Флоры») и написал следующее: «За исключением красных фесок, носимых всеми на пароходе, в форме офицеров и матрозов нет никаких признаков обыкновенной турецкой одежды, которая кажется совершенно исчезла, как в сухопутных, так и в морских войсках Султана».

То есть, никого в неевропейских костюмах Скоробогатов видеть не мог. Не могло быть и Слейда на «Таифе», но об этом надо писать отдельно, это самый, пожалуй, яркий пример специфического подхода российских историков к истории. Возможно, объяснением сплетни про него послужит тот факт, что Мустафу-пашу, который семь лет отслужил в британском флоте и знал английский, турки называли ферик-ингилиз, английский адмирал.

Впрочем, британская газета «Taunton Courier, and Western Advertiser» в номере за 30 апреля 1851 г. (среда) сообщала, что в ночь на пятницу в Спитхед прибыл турецкий пароход «Фейза Бахри» под флагом вице-адмирала Мустафы-паши, капитан Сали Бей, и что это первый визит корабля в Англию, вопреки рапорту Путятина. Поражают данные о вооружении: две длинных 10-дюймовки Пексана на поворотных станках на верхней палубе и 42 бронзовых 32-ф в батарее! Что совершенно невозможно. Достаточно взглянуть на известное изображение корабля в газете «Illustrated London News» (Saturday 03 May 1851): у него всего 11 пушечных портов на борт и не факт, что во всех стояли орудия. Пишут, что ввиду большого количества грузов и высокопоставленных пассажиров в тот раз фрегат нёс только два пексановских орудия и восемь 32-ф.

О профессионализме историков и генералов

И так чего ни коснись в описании боя. Но батальную картину смазывают не только эти детали. Неловко читать «генерала от патриотизма», как называли Е.В. Богдановича: «Конечно, этим неимоверным успехом «Флора» была обязана хладнокровной распорядительности и мужеству Скоробогатова, храбрости и знанию дела его команды, а также робости и невежеству неприятеля, не умевшего воспользоваться: ни преимуществом пара для одновременной атаки фрегата с разных сторон — чтобы не дать ему одним маневром отделаться от продольных выстрелов всех трех пароходов, — ни огромными бомбическими пушками, коими он мог поражать «Флору», не имевшую орудий более 24-фунтового калибра, оставаясь сам вне ее выстрелов». (Богданович Е.В. «Битва славная… Ура, Нахимов!» Воениздат, 1994).

Экспрессивно. Патриотично. Но не профессионально, мягко говоря. В том-то и заключается урок боя, что преимущества колёсных пароходов перед фрегатом остались недоказанными. Кстати, будучи генералом, Богданович мог бы полюбопытствовать дальностью стрельбы бомбических пушек. Испытания, проведённые на Черноморском флоте ещё в 1836 г., показали, что она почти достигает таковой для 36-ф пушек. А те не отличались в этом от 24-фунтовок. Вот вам и «вне пределов досягаемости». К тому же бомбические пушки не слишком убедительно проявили себя в руках вышколенных русских комендоров всего лишь через двенадцать дней, в Синопском бою, хотя имелось их там не 6, а 76. Плюс четыре пудовых единорога.

В общем, вопросов возникает так много, что вполне оправдан и такой: а имел ли место ли бой? Видимо, да. Иначе не появилось бы такое сообщение: «По доведении о сем деле до сведения Государя Императора, Его Величество повелеть соизволил: Командира фрегата «Флора» Капитан-Лейтенанта Скоробогатова произвесть в капитаны 2-го ранга; офицеров представить к наградам и всем объявить Высочайшее благоволение; нижним же чинам пожаловано: шесть знаков отличия Военного Ордена и по рублю серебром на человека.» («Морской сборник», 1853, № 12, с. 159–159).

Николай I порядок любил чрезвычайно, чинами и наградами не разбрасывался, службу понимал с детства и блюл до самыя смерти, так что вряд ли командир «Флоры» был неким флотским аналогом подпоручика Киже, «фигуры не имеющим». В данном случае награда, видимо, заслуженно нашла героя. Да и Жандр упоминает о роли Скоробогатова в обороне Севастополя, где он командовал тремя морскими батальонами, что говорит о многом. Погиб, как и полагается русскому моряку, смертью храбрых в окопах на Малаховом кургане, а «Флору» утопили на входе в Севастопольскую бухту ещё в сентябре 1854 года. Вечная им память.

И всё же сомнения остаются. Маяковский не зря подчёркивал чрезмерную пафосность русской истории: «Слава! Слава!! Слава героям!!!» За бряцанием кимвал и рёвом фанфар трудно расслышать шёпот вдумчивой музы. Не всех крылами осеняет Клио, а многие просто отмахиваются от нее. Трудно в это поверить, но по большому счету в деле «Флоры» все держится на тонкой ниточке. Лишь основательный Зайончковский в своей «Восточной войне» приводит правильную дату боя (ночь на 6 ноября) и ссылку на источник: «Рапорт капитан-лейтенанта Скоробогатова от 11 ноября 1853 г., № 623 (Архив Мор. мин. инсп. деп., II отд., 2 стр., 1853 г., д. № 600); вахт. журн. фр. «Флора» за 1853 г. (Николаевский центр. архив)…»

Книга опубликована давно, в 1907 году, она фундаментальна и, казалось бы, после неё уже нельзя раз за разом повторять невозможную дату боя «Флоры», как это делали Ценский, Зверев и пр. Однако и спустя 170 лет ничего не изменилось. Всё ещё утверждают, что бой произошёл в ночь на 9 ноября. И при этом звучат призывы не переписывать русскую историю…

О корнях ошибок

Откуда же возникла неверная дата? Как ни странно, она вышла из-под пера бывшего флаг-офицера Корнилова А. Жандра, современника событий. Вы скажете, что издал свои «Материалы для истории обороны Севастополя» он через шесть лет после боя, в 1859 году, занимая хлопотную должность вице-директора Кораблестроительного департамента, и не имел времени сверять даты сражений? Но позвольте, во-первых, не столь уж много побед числится за русским флотом, чтобы грубо ошибаться в их датах; во-вторых, как же тогда относиться к иным данным его книги, которая считается ценнейшим источником по Крымской войне, насыщена фактами и цифрами, датами, номерами и текстами приказов и схемами сражений? Каким верить, а каким нет?

Что-что, а официальная история в России всегда тщательно контролировалась и выверялась! Книги такого рода посвящались членам царствующего дома, и Жандр свою посвятил великому князю Константину Николаевичу, генерал-адмиралу российского флота. Они печатались в дворцовых типографиях («Материалы» Жандра «печатаны с высочайшего позволения в типографии второго отделения собственной Е.И.В. канцелярии»), особо важные темы освещались особо доверенными историками по прямому поручению самодержцев, каковые и выступали цензорами. Так что если самого Жандра, участвовавшего, между прочим, на борту «Одессы» в бою с «Таифом» и вручавшего незадолго до того Корнилову донесение о бое «Флоры», подвела память, то клерки, работавшие с архивами, не могли пропустить ошибок господина капитан-лейтенанта. Который аккурат после выхода в свет своей книги, 8 сентября 1859 года был произведён в капитаны 2-го ранга.

И всё же ошибка имеет место! Притом, что Жандр ссылается на официальное издание военно-морского ведомства: «Подробный рапорт Командира фрегата Флора напечатан в «Морск. Сборн. 1853 года, 3 12, стр. 155».

Рапорт можно найти в «Русском художественном листке» № 15 от 20 мая 1854 г., также со ссылкой на «Сборник». Читаем: «Рапорт Командира 44-х-пушечного фрегата «Флора», Капитан-Лейтенанта Скоробогатова, от 11-го Ноября 1853 года, Командующему отрядом судов, крейсерующих у восточных берегов Черного моря, Контр-Адмиралу Вукотичу 1-му.

6-го Ноября, в половине второго часа пополуночи … увидел впереди на ветре, в одной миле расстояния, три парохода, державшиеся соединённо».

Итак, сам Скоробогатов чёрным по белому указывает, что бой состоялся 6 ноября. Поразительно! Никто из многочисленных авторов, никто из создателей множества сайтов, цитировавших сих писателей, не удосужился заглянуть ни в рапорт командира фрегата, ни в труд Зайончковского! Им недосуг, им главное подвиг воспеть. Подумаешь, шестёрка перевернулась вверх ногами…

Но, как мы видели, мало ответить на вопрос о дате боя. Остаются иные вопросы. В том числе и об уровне российской историографии. Вот уж поистине, дети лейтенанта Шмидта. И в данном случае я не шучу и не злословлю. Мятежный лейтенант связан с нашей темой: он был сыном мичмана Шмидта, участвовавшего в бою «Флоры», и после гибели своего командира женившегося на его вдове…

P.S. Статью о бое «Флоры» я послал на ЦВМП, Центральный Военно-морской Портал (Flot.com), сайт ВМФ России. Там меня иногда публикуют и там же повторяют ошибочную дату боя. Неловко, думаю, солидному источнику морских знаний заведомую нелепость повторять. Ответ получил следующий: «Спасибо за информацию, но т.к. она опровергает общепринятую информацию, должны быть указаны конкретные источники откуда получена Ваша версия».

Но ведь статья именно этому посвящена! Не думаю, кстати, что общепринятость является весомым аргументом в науке. А история, если к ней подходить серьёзно, это наука. И не так уж трудно доказать ошибочность общепринятой даты боя, тем более, что принята она не всеми. Что ж, ещё раз указываю на «конкретные источники»:

1. «Рапорт Командира 44-х-пушечного фрегата «Флора», Капитан-Лейтенанта Скоробогатова, от 11-го Ноября 1853 года, Командующему отрядом судов, крейсерующих у восточных берегов Черного моря, Контр-Адмиралу Вукотичу 1-му». Этим, собственно говоря, можно бы и ограничиться, не так ли?
2. Зайончковский A.M. Восточная война, 1853 — 1856. Часть II.
3. Знал об истинной дате боя и художник А. Боголюбов, автор серии картин о нем, одна из которых так и называется: «Ночное нападение на 44-пушечный фрегат «Флора» с 5 на 6 ноября 1853 года».

Должен кстати заметить, что после моих публикаций Википедия стала толерантнее и даже поместила в качестве иллюстрации к статье о бое «Флоры» указанную картину Боголюбова. Капля камень точит, даже такой крепкий, как российская историография. Впрочем, вскоре Flot.com также опубликовал этот мой материал.

P.P.S. Произведённый 25 ноября 1853 г. в капитаны 2 ранга Антон Никитич Скоробогатов в том же году за 18 морских кампаний награждён орденом Св. Георгия 4 степени. В кампании 1854 г. он командовал линейным кораблем «Ростислав». С начала обороны Севастополя воевал на Малаховом кургане, где и получил смертельное ранение. Боевой командир былых времен. Но связь времен тянется от него и к нам.

С окончанием войны на вдове Скоробогатова, Екатерине Яковлевне, женился бывший подчинённый командира фрегата «Флора», к тому времени капитан-лейтенант Пётр Петрович Шмидт, награждённый за храбрость и мужество в войне Орденами Св. Анны 3 ст. с бантом и Св. Владимира 4 ст. с мечами и бантом. Во время обороны Севастополя он был дважды ранен. (Это отец знаменитого мятежного лейтенанта). Старший же его брат, Владимир Петрович, будущий адмирал и сенатор, служивший во время героического боя старшим офицером «Флоры», тоже в некотором роде стал наследником покойного командира, последовательно командуя сначала самой «Флорой», а затем линейным кораблем «Ростислав».

П.П. Шмидт вышел в отставку контр-адмиралом. Пишут, что был он человеком честным, добропорядочным, простодушным, доверчивым, но чрезвычайно неуравновешенным и вспыльчивым до самозабвения, и при всём при этом, слабохарактерным. Это не самые лучшие качества для карьеры военного моряка. Впрочем, мнения могут быть разными. «Статный капитан с синими глазами», так по-доброму называли Шмидта-отца сослуживцы и дамы…

К Синопскому сражению дальнейшее не относится, но в ответ на публикации о бое фрегата «Флора» получил я письмо от Роберта Борисовича Семевского, старого питерского моряка, профессора, видного ученого-магнитолога, много плававшего и видавшего интересных людей. В частности, в Индийском океане он встречался с «Калипсо» Ива Кусто и подружился с прославленным океанологом. И даже летал в Каспийске, где бывал и я, на экранопланах, испытывая на них магнитометры.

Моряками в 18-20 веках были и его предки по обеим линиям: Семевские, Лепорские, Машкины, Головины, Тевяшевы, Лихаревы, Фустовы, Языковы, а на «Флоре» в начале 1850-х годов служил штурманом прадед, Родион Машкин. Любопытно, что в дальнейшем судьба потомков братьев Шмидтов, служивших мичманами на этом фрегате, тесно переплелась с судьбой предков Роберта Семевского!

Младший брат революционера Владимир Петрович, штабс-капитан флота, эмигрировал в США (в Сан-Франциско) в 20-е годы. А в конце жизни служил старостой прихода Христа Спасителя в Нью-Йорке, где священником был двоюродный дед Роберта Борисовича, о. Сергий Ив. Лепорский (1878–1969). Разумеется, в советские времена дед и бабушка, да и родители тщательно скрывали этот факт от Р. Семевского.

Ещё оказывается, что именно В.П. Шмидт опубликовал в газете «Новая Заря» (Сан-Франциско, за 1945, 11 октября), статью об о. Сергии: «35 лет в священном сане протоиерея Сергия Лепорского». О нем также появлялись статьи П. Дроздова «30 лет священнослужения протоиерея С. Лепорского» («Новая Заря». Сан-Франциско. 1949, Октябрь 26), и Прихожанина: «Протоиерей С. Лепорский: к его переводу в Лос-Анжелес» («Русская жизнь» 1942. Октябрь 11). В поисках этих материалов удалось связаться с редактором старейшей ныне русской газеты в Америке или даже вообще на Западе — «Русская жизнь» выходит с 1921 года! К сожалению, она хотя и смогла отпраздновать своё столетие, но угасает, контингент её читателей растворился в потоке времени.

Дальнейшие поиски архивных страниц привели в Гавайский университет — работающая там Людмила Финни, супруга известного Бена Финни, профессора антропологии, основателя Общества полинезийского мореплавания, подсказала адрес коллеги, известной собирательницы документов русской эмиграции первой волны, оттуда ниточка потянулась во Владивосток, куда перевезли часть этих документов, но это уже совсем другая история…

(продолжение следует)