Но концепция в романе есть. Незаметно то, что оставлено на видном месте. Если булгаковская идея не видна, то это потому, что она не спрятана. И эта концепция далека от ортодоксальной в любом понимании этого слова.
ВЕЩИЦА БУЛГАЛТЕРА, ИЛИ И СМЕХ И ГРЕХ
Заметки о романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»
«…Булгаков, по-моему, мог выдумать что угодно, и это почти всегда оказывалось правдой».
А.М. Пятигорский
Не пора ли Воланду вновь посетить Москву и взглянуть в глаза москвичам и прочим россиянцам?!
«Пишу кое-что. Так, вещицу», — ответствовал Булгаков на вопрос соседа о том, что он сейчас пишет. А писал Михаил Афанасьевич в то время «Мастера и Маргариту».
Что до «булгалтера», то именно так, по собственному ироническому рассказу писателя, назвала его однажды почтальонша, переврав фамилию Булгаков. Чего-чего, а излишней серьёзности по отношению к собственной персоне у классика не наблюдалось, он обожал подобную путаницу.
Способность к самоиронии — вернейший признак настоящего мудреца и философа. Излишняя же, засушливая серьёзность, трепетная шаманская заботливость о собственной репутации (имидже, не эйдосе) свидетельствует скорее о натужной бездарности. «Быть знаменитым некрасиво» — и смешно, возможно, добавил бы Булгаков. Уже на смертном одре писатель шутил с женой, воображая: вот он умрёт, его станут печатать, все захотят узнать больше об авторе замечательных творений, соберутся в театральном зале. Вдова Елена Сергеевна — в чёрном бархатном платье — выйдет на сцену, заломит руки и воскликнет: «Отлетел мой ангел!» Оба хохотали, представив себе эту сцену.
Способность посмеяться над собой — свойство действительно свободного человека. И Булгаков обладал им в полной мере. Зато так называемые булгаковеды по большей части ужасающе серьёзны. У них — по формуле Б. Рассела: «Стоит только предположить, будто в речах определенного человека заключена абсолютная истина, как тут же появляется когорта специалистов по истолкованию его речей». Оказывается теперь, что у Булгакова не может быть ничего случайного, ошибочного, нечаянного, противоречивого. Его разгадывают, как некоего оракула. Ведутся серьезные споры, ходил ли трамвай на Патриарших прудах; устанавливаются эзотерические смыслы знаменитого романа, подтексты, прототексты, прототипы, маршруты героев, рассчитывают даже параметры полета Маргариты на Лысую гору; опровергаются одни мнения, утверждаются другие. Сквозь демонстративную эрудицию то и дело проглядывают натяжки интертекстуальности и криптографии, а то и пренебрежение здравым смыслом.
С другой стороны, когорта критиков романа с неменьшей серьёзностью обличает автора в сталинизме, сатанизме, антиправославии, а иные и в антисемитизме, объявляют роман романом-инициацией, масонской вылазкой, глумливой пародией на Евангелие или, наоборот, решительно защищают его от разномонетных подозрений.
Особенно комично выглядят выпады некоторых отдельно взятых священнослужителей. Удивительное дело: протоиерей Михаил Ардов сетует на то, что Булгаков наслал было на Москву нечистую силу, да испугался «органов», ограничился мелким (или крупным?) хулиганством. Дескать, жаль, что большевичков не скинули да над Сталиным не поглумилися. Вот, довольно-таки странно, изволите ли видеть, — священнослужитель, духовное, можно сказать, лицо — и вдруг такое! Батюшка сожалеет, что не в полную силу разгулялась на Москве чертовщина.
Многие интерпретации «Мастера и Маргариты» напоминают романную официальную версию о банде гипнотизеров, орудовавшей в Москве. Столь непротиворечивы, убедительно аргументированы и вместе с тем абсурдны их версии. Они как бы говорят не о настоящем романе «Мастер и Маргарита», а о том, который бы сами написали, если бы умели писать.
Мне больше по душе честная позиция непонимания. Помнится, в 70-х гг. на спектакле по булгаковскому роману в Театре на Таганке в антракте сосед по ряду вдруг громко заявил: «Ничего не понимаю!» На что другой громко заметил: «А прежде чем в театр идти, неплохо было бы роман прочесть». В ответ бедолага откровенно признался: «А я читал. Всё равно не понимаю!» Многим же казалось тогда, что ключ к «Мастеру и Маргарите» у них в кармане, но роман и в самом деле нелегко понять, настолько он противоречив, парадоксален, мистичен.
Достаточно привести хотя бы выборочно список выявленных исследователями романа прототипов основных героев, чтобы понять, что ни герои, ни концепция произведения в целом не поддаются однозначной интерпретации.
Cкажем, Воланд — это:
- Сатана — глава, с позволения сказать, коминтерна чертей (так — в романе).
- Гётевский Junker Voland.
- Антихрист.
- Фольклорный чёрт (у него ведь была бабушка).
- Иудейский Бог, то ли просто Бог.
- Вторая ипостась Иешуа (принёс «не мир, но меч»), или иначе: Воланд — это постаревший на 19 веков Иешуа.
- Пародия на Иисуса: (на балу Воланд в грязной ночной сорочке как бы берет на себя грехи людей.
- Иудей из колена Данова (т. е. тот же Антихрист).
- «Проекция доброй способности человека совопрошать себя вместе с Богом» (версия священника Якова Кротова).
- Ленин (имеются указания на сифилис — разные зрачки, косоглазие, больное колено, указание на некую ведьму как источник болезни, — а также и реплика самого Воланда на вопрос, не немец ли он: «Пожалуй, что немец» — т. е. намёк на «немецкого шпиона»).
- Сталин (цитата: «Факт — самая упрямая вещь в мире» и сросшиеся пальцы на ноге («копыто дьявола») в одной из отброшенных по понятным причинам версий романа). Кроме того, существует версия, что псевдоним Сталин — это анаграмма имени Сатанаил.
- Маяковский (WM — это была монограмма собрания сочинений Маяковского).
- Нерон (Воланд наблюдает за пожаром Москвы).
- Папюс (оккультист).
- Американский посол Буллит, известный своими балами и дьявольскими шутками.
- Граф Калиостро.
- Фаллический символ (Фаланд).
И ещё бог знает кто и что… Сюда же следует присовокупить и версию о том, что Мастер и Воланд — одно и то же лицо (ведь «М» — это перевернутое «W»)…
Теперь Мастер — это:
- Сам М. А. Булгаков (роман был начат в 1929 г., когда писателю было 38 лет, как и Мастеру, оба подвергаются травле, оба принимают помощь «свыше», один от Сталина, другой — от Воланда, даже 100 тыс. рублей, выигранные Мастером, — сумма, совпадающая по размеру с премией на конкурсе на лучший учебник по истории, в котором собрался было участвовать и М. А. Булгаков).
- Н. В. Гоголь (оба сжигают рукопись, впрочем, как и сам Булгаков, сжегший первую версию своего романа).
- Фауст или доктор Вагнер из Гёте.
- И. Кант (в последнем полёте Мастер приобретает черты философа XVIII в.).
- Павел Флоренский.
- Лев Толстой, создавший свою версию Евангелия и Иисуса, очень напоминающего Иешуа в романе Мастера.
- М. Горький, подписывавший свои ранние произведения как Иегудиил Хламида (И.Х.) — явная пародия на Иисус Христос, — признанный мастер советской литературы, автор поэмы «Девушка и смерть», о которой «лучший друг писателей» сказал, что «эта штука посильнее, чем «Фауст» Гете: любовь побеждает смерть».
- Масон (мастерами у масонов именовались главные офицеры в ложе).
- Воплощение дьявола и проводник его идей.
- Пушкин… (ну куда же в России без него?).
Буква М, помимо того, что содержит намёк на масонство, является 13-й буквой еврейского алфавита и означает «любовь», Мастер появляется в романе именно в 13 главе.
Здесь необходимо сказать и об амбивалентности слова «мастер» в русском языке. С одной стороны, оно обладает безусловно положительной коннотацией, имеются свидетельства самого Булгакова о мастерстве как высоком определении писательского труда. Вспомним А. Платонова и его мастеров. С другой стороны, слово «мастер» намекает на ремесленника, мастерового, а не высокого творца. Мастер — тот, кто работает на заказ. (Сталин интересовался у Б. Пастернака, мастер ли Осип Мандельштам, его волновала, видимо, именно эта сторона вопроса.) В романе скрытым заказчиком Мастера по искажению Евангелия является Сатана — так, по крайней мере, полагают некоторые критики романа.
Маргарита — это:
- Елена Сергеевна Булгакова, последняя жена писателя (определенные черты Маргариты списаны и с Любови Евгеньевны Белозерской — второй жены М.А. Булгакова).
- Маргарита (Гретхен) из «Фауста» Гёте — грешница, прощенная за любовь и милосердие.
- Королева Марго.
- Сара Бернар.
- Мария Андреева — актриса, любовница М. Горького.
Иван Бездомный:
- Аналог фольклорного Иванушки-дурачка.
- Обобщенный образ советского поэта — Безыменского, Бедного и иже с ними.
- Сам Булгаков.
О Бездомном не смолкают споры, диапазон которых — от утверждения, что это пародийный персонаж, так ничего и не понявший из того, что с ним произошло, превратившийся в скучного советского профессора, который верит в версию о гипнотизерах, — и до утверждения, что это главный герой, единственный, кто меняется, переживает эволюцию, ради просветления которого, собственно, роман и написан, — истинно русский персонаж, приходящий к вере через пережитые потрясения.
Иешуа Га-Ноцри:
Восходит к Иисусу Христу Евангелий.
Исследователи романа Булгакова немало внимания уделяют разбору евангельских мотивов и личности Иисуса Христа. Приводятся самые разноречивые сведения из различных источников, якобы свидетельствующие об отходе Булгакова от евангельских традиций; однако к каким-либо результатам, хоть как-то приближающим к раскрытию булгаковского замысла, это не приводит.
С.А. Ермолинский утверждал, что имя христологического персонажа Булгаков взял из Талмуда. Другая версия: имя Иешуа Га-Ноцри Булгаков взял из пьесы Сергея Чевкина «Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины» (1922), а затем проверил его по трудам историков. Исследователь Священного писания Древс утверждал, что среди древних евреев существовала секта назореев, или назарян, почитавших как Бога Иисуса (Иошуа, Иешуа) «га-ноцри», т.е. «Иисуса-хранителя».
Имя Иешуа — подлинное имя Христа в арамейском языке; именно так Дева Мария назвала своего Cына. Означает оно на родном языке Спасителя «мессия», «тот, кто спасет». «Иисус» — версия этого имени в греческом языке, на котором писались Евангелия и в котором отсутствует звук, соответствующий русскому «ш», арамейскому и на языке иврит — «шин». Что же касается второго имени — Га-Ноцри, то оно действительно появилось в Талмуде, в т. н. «антилегенде о Христе», причем в нескольких написаниях — «Ноцри», «Нозери», «Носри». Это слово настолько распространено в иврите, что включается даже в самые маленькие по объему словари; более того, оно означает… «христианин». «Га» — определенный артикль в иврите. Относительно этимологии самого слова «ноцри» существует два мнения. Многие считают, что оно происходит от названия города Назарет в Галилее, где якобы родился Христос. Но всё дело в том, что, скорее всего, самого города с таким названием в новозаветные времена еще не существовало, на что указывают историки христианства. Некоторые из них весьма убедительно доказывают, что имя Га Ноцри происходит от названия секты назореев, а не города Назарет. Прозвище, которое дали Иисусу — Назорей или Назореянин, означает «чистый», «святой» или даже «отпрыск» — так назывались многие персонажи Библии. Лингвистическая связь между словами «Назореянин» и «Назарет» на семитской земле невозможна». Такой же вывод следует из анализа текста Евангелия от Иоанна, где наряду с упоминанием о городе Назарете о Христе говорится как о Назорее; из сопоставления текстов соответствующих стихов видно, что имя «Га Ноцри» происходит от слова «назорей», а не «Назарет» (и тем более не «Назарея»).
О том, что словом «назорей» называли живших в пустынных местах иудеев-сектантов, не стригших волосы, не употреблявших вина и питавшихся акридами, написано немало.
Кроме того, Иисус у Иоанна — вовсе не сын девственницы, как у Матфея или Луки. Он назван сыном Иосифа из Назарета, о его матери и братьях Иоанну тоже было известно.
Многочисленные догадки строятся и по поводу такого отрывка из диалога Иешуа с Пилатом: » — Откуда ты родом? — Из города Гамалы». Поскольку само существование Назарета в 1 веке н.э. вызывает сомнения, Булгаков употребил название расположенного поблизости города, о котором упоминает, в частности, Ф. Фаррар.
Как установлено киевским исследователем М.С. Петровским, все присутствующие в романе исторические реалии евангельского периода были взяты Булгаковым из комментария к вышедшей до революции отдельным изданием знаменитой пьесы «Царь иудейский», написанной членом царской семьи Великим Князем Константином Романовым.
Левий Матвей:
- Евангелист Матфей (Матвей — Матфей).
- Лев Толстой — автор «Краткого Евангелия» (Левий — Лев).
Аннушка с Садовой:
- Соседка Булгакова Анна Павловна Горячева, более известная под прозвищем Чума. Доставляла писателю немало беспокойства. Перемещалась по Москве с бидонами, в которых могло быть и подсолнечное масло.
- Аватарка Анны Карениной.
Кроме того, по Бульварному кольцу курсировал трамвай «А» , который называли «Аннушкой».
Разумеется, писатель вправе использовать любые черты любых прототипов — как живых людей, так и литературных персонажей. Поэтому вполне правдоподобной можно считать и версию, что своего Кота Бегемота Булгаков списал с поэта Максимилиана Волошина, толстого и вальяжного человека, умевшего, бают, взглядом поджигать траву в предгорьях Карадага. Также кот Булгакова похож на прислужника дьявола Богемота из «Северной симфонии» Андрея Белого.
И всё же вопиющий разброс столь несовместимых трактовок основных персонажей требует как минимум своего объяснения. Та же картина — при попытках нащупать основную идею романа, (колеблющуюся у разных исследователей от апологии христианства до пародии на него), и жанра (от мениппеи, мистико-сатирического повествования до исторического романа или глубоко зашифрованного эзотерического послания). Стремление найти логически безупречную интерпретацию «Мастера и Маргариты» наталкивается, как видим, на серьёзные трудности.
К числу трудноразрешимых вопросов относятся: почему Мастер не заслужил света, а заслужил покой? Следует ли эпиграф из Гёте: «Я часть той силы…» понимать как намёк на обратное: «Путь в ад выложен благими намерениями» (намёк на коммунистическую авантюру)? Почему Левий Матвей пребывает возле Иешуа, хотя является исказителем его учения и вообще он недобрый и мстительный человек? Повествование о Иешуа и Пилате даётся из трёх источников (рассказ Воланда, сон Бездомного, роман Мастера), и все три удивительным образом совпадают. Что это? Намёк на существование некоей надмирной истины, открывающейся каждому в особом состоянии сознания, или внушение Сатаны? Но Левий Матвей реально является от Него в Москву, значит, это всё-таки не легенда. И зачем Воланду пропагандировать Иешуа? Каким образом роман Мастера может оказывать обратное влияние на события или по крайней мере на развитие их, т. е. на участь Пилата? Почему трусость, по Булгакову, самый большой грех? Почему столь бессердечна нечистая сила к иным персонажам за сравнительно небольшие прегрешения их (например, к Берлиозу или Бенгальскому) и сравнительно благосклонна к таким грешникам, как Босой или буфетчик Соков, не говоря уже об иных неназванных (палец вверх!) деятелей? Какое вообще место в романе имеет идея о том, что каждому воздастся по вере его?
Концепция булгаковского романа напоминает телеграмму, якобы данную покойным Берлиозом своему дяде Поплавскому в Киев: «Меня только что зарезало трамваем на Патриарших. Похороны пятницу, три часа дня. Приезжай. Берлиоз». Парадокс на парадоксе. Но ведь «умные люди на то и умны, чтобы разбираться в запутанных вещах». Мы же знаем, что парадокс является спутником, тенью, шутовской изнанкой здравого смысла, а в христианстве он вообще сакрализуется. Существует ли более парадоксальная религия, чем христианство?! О «христианском парадоксализме» писал С. С. Аверинцев: «Мир христианина наполнен исключительно “чуждыми” и “новыми”, “невероятными” и “недомыслимыми”, “неслыханными” и “невиданными”, “странными” и “неисповедимыми” вещами». Парадоксальны христианские догматы о Троице, о непорочном зачатии, двуединой природе Христа. Парадоксальна Нагорная проповедь. Парадоксальна заповедь подставлять другую щеку обидчику, прописанная в евангелиях от Матфея и от Луки. Парадоксально, наконец: «Смертью смерть поправ». Но парадоксальность — это и часть эстетического. Рассказ И. Бунина «Легкое дыхание» (1916) за счет «перевернутой» хронологии превращает мрачную историю убийства гимназистки в чувственную историю о разлитом в мире «легком дыхании». Парадоксален «Дон Кихот», и «Лолита», и «Леди Макбет Мценского уезда»… несть им числа. Так что парадоксальность «Мастера и Маргариты» легко вписывается в этот литературный ряд и вполне конгруэнтна самой сущности христианства, хотя, возможно, объясняется просто множеством наложенных друг на друга не вполне совместимых замыслов. Так, по мнению некоторых авторов, первоначально был замысел, что в финале безбожная Москва будет полностью сожжена. А по версии Бориса Соколова, события романа приходятся на Страстную неделю перед Пасхой в Москве, куда Воланд со свитой прибыл после Вальпургиевой ночи на горе Брокен в Гарце, хотя нигде в окончательном тексте романа прямо это не указано, справляет свою «черную мессу» на бале, и всё должно по идее завершиться воскрешением Иешуа, отчего нечистая сила спешно покидает великий город.
Число 2 символизирует противоречивость и парадоксальность, противостояние света и тьмы. Это число чёрта (не его ли бабушка «надвое сказала»? И почему мы говорим «чёрта с два?»). Тут и парнокопытность и раздвоенный язык змеи. Черт начинает считать с двух, оттого 13 — чертова дюжина. Амбивалентность разлита во всем повествовании: роман в романе, Мастер и Маргарита, серьез соседствует с шуткой, Москва — с Иерусалимом, материальное с духовным, живое с мертвым, «вторая свежесть», не тот Берлиоз, не тот Стравинский (а тот ли Иешуа?), М/W, крест/меч, кровь/вино, солнце/ луна, Воланд как alter ego Мастера (но он же повторяет слова Иисуса из Евангелия: «Каждому по вере его»), раздвоение Ивана, 2 собаки: Банга и Тузбубен, плащ Воланда, похожий на плащ Пилата, 2 колена — левое (больное) Воланда и правое (которое целуют женщины на бале Сатаны) Маргариты, зеркала (одно из изобретений Азазела) и пруды в роли зеркал, зеркальность событий и двоение прототипов.
Литературная мистерия не может обойтись без таинственности. Это как картинки из учебников по психологии, где увидишь или старуху, или молодую даму в зависимости от установки, то же в романе — всё двоится. Чертовщина вечно запутывает следы. Но, с другой стороны, всё просто: «А не надо никаких точек зрения, просто Он существовал, и больше ничего».
Забавно представление о Булгакове как об ученом-чернокнижнике, разбирающем средневековые рукописи и владеющем до тонкости предметом христоведения и демонологии. На самом деле он черпал свою эрудицию из «Фауста» Гёте (скорее всего, в оперной редакции), словаря Брокгауза и Эфрона (тогдашней Википедии), популярных комментариев к историческим пьесам, из книг по психиатрии и доступных в то время исследований по истории христианства (Ф. Фаррара, Э. Ренана и др.), а также книг по дьяволоведению, например, «Истории сношений человека с дьяволом» М. Орлова. (Всё-таки складывается не такая уж маленькая библиография!) Булгаковская эзотерика в восприятии читателей позднесовциалистической эпохи была основана на том, что подобного рода литература, а равно и вообще многие хорошие книги были выметены с полок советских книжных магазинов и библиотек. Именно потаенность придает апокрифу характер убедительности.
Особое место в круге чтения Булгакова занимает поэма «Альбигойцы» австрийского поэта Николауса Ленау (1802—1850). По мнению И.Л. Галинской, появлением в романе двух слуг Сатаны — Коровьева-Фагота и кота Бегемота — парочки, состоящей из одного длинного и тощего персонажа и другого, низкого и толстого, (что-то вроде Дон Кихота и Санчо Пансы или Пата и Паташона) мы обязаны именно этой поэме. Если вспомнить, что один из вариантов названия булгаковского романа звучал как «Жонглер с копытом», то ирония и сатира московских его глав вполне может быть осмыслена через призму истории альбигойцев и игровой эстетики провансальцев. (Жонглёрами (ст.фр. «потешник», «затейник») на юге средневековой Франции называли странствующих профессиональных музыкантов (Коровьев любит представляться бывшим регентом церковного хора). Жонглёры были, как правило, менее знатного происхождения, чем их коллеги-трубадуры, принадлежавшие к рыцарскому сословию.) Как рыцаря Коровьёва представляет буфетчику театра Варьете Сокову Гелла. В конце романа он предстаёт как «тёмно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом». (В некоторых манускриптах в фиолетовых платьях изображались как раз рыцари-альбигойцы.) Коровьёв-Фагот был одновременно и еретиком, и шутом. Еретиками рыцарей-альбигойцев называли, поскольку их учение было связано с дуализмом, идущим от манихеев и гностиков. Они противопоставляли мир духовный, небесный, царство добра и света миру земному, материальному, царству зла и тьмы. Манихейская традиция отчетливо проявляется в романе «Мастер и Маргарита». Как объяснил Воланд Маргарите причины наказания Фагота, «рыцарь этот когда-то неудачно пошутил… его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал».
С Коровьевым и котом больше всего связана смеховая стихия романа Булгакова. Прозвище Фагот, как объяснила И.Л. Галинская, кроме того, что обозначает музыкальный инстумент, входит в такие французские фразеологизмы, как etre habille comme une fagot («быть, как связка дров», то есть безвкусно одеваться) и «sentir le fagot» («отдавать связками для костра, отдавать костром», то есть отдавать ересью). Однокоренное французское слово «fagotin» означает «шут)». О шутовстве Коровьева свидетельствует и его нелепая внешность, неряшливая одежда, треснутое пенсне и глумливая рожа. Возможно также, что имена членов свиты Воланда связаны с древнееврейским языком. Так, например, Коровьев (на иврите «каров» — «близкий», то есть «приближённый»), «Бегемот» (на иврите «бехема» — «скотина»).
Скорее всего, в романе М. А. Булгакова манихейские идеи нашли своё отражение в интерпретации Григория Сковороды, странствующего в подражание Христу философа, поэта и педагога XVIII века, «украинского Сократа» — булгаковского соотечественника . Уж с его-то творчеством автор «Мастера и Маргариты был знаком наверняка. Косвенным подтверждением этому служит, что в романе Мастер получает в награду покой, а это именно то, что всю жизнь искал Сковорода: «Взойди, о дух мой, на горы, где правда живет свята, Где покой, тишина от вечных царствует лет, Где блещет та страна, в коей не преступный свет».
Сковородинская теория «трёх миров» (макрокосм как мир небесный, микрокосм как мир земной и библейская история как связующее звено, всемирный код) представлена во всей полноте в романе Булгакова.
В какой степени Булгаков всерьез исповедовал эти идеи? Вероятнее всего, они просто служили ему строительным материалом. Как у Пушкина: «Из мелкой сволочи вербую рать» или Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…»
На самом деле и неважно, исповедовал ли или нет. Мы живем в контексте иудео-христианской цивилизации и хотим этого или нет, мыслим её категориями, ее терминами, и по законам интертекстуальности никуда деться из этого контекста не можем, несмотря на попытку большевиков подменить его своим новоязом. Булгаков, сын богослова и историка Церкви, сберег для нас этот дискурс, оттенив его своей смелой и гениальной пародией на советскую действительность.
Но концепция в романе есть. Незаметно то, что оставлено на видном месте. Если булгаковская идея не видна, то это потому, что она не спрятана. И эта концепция далека от ортодоксальной в любом понимании этого слова.
Стержнем учения Иешуа является утверждение, что все люди добрые. (Еще полшага и получим «Человек — это звучит гордо!») Мы можем сколь угодно много говорить, что как-то маловато у Булгакова сказано про учение бродячего философа, но на самом деле в этой фразе заключено всё. Странная теория Иешуа, что все люди добры, — просвещенческая теория человека (Жан-Жак Руссо, Лев Толстой), восходящая к ренессансному человеку как мерилу всех вещей и в какой-то степени к Канту с его нравственным законом внутри нас (Кант, правда, антиномичен, и его человек не только добр, но и зол). Собственно религиозная, церковная точка зрения обратная: человек греховен, грехопадение состоялось, а у Иешуа, наоборот… Именно так. Булгаков — человек ренессансного типа, и этот Иешуа — его Бог. Человек — мерило всех вещей. Но ведь Булгаков жил в XX веке и не мог не видеть всей утопичности этой идеи. Он был из первых, кто испытал отрезвление от философии, уходящей корнями в европейский гуманизм, отрезвление, за которым стоит травма ГУЛАГа, во что вылилась коммунистическая утопия, и идеализация народа (пролетариата), высмеянная им в «Собачьем сердце». Концепция Иешуа — не от мира сего. Еретическая, антицерковная идея о добром человеке ведёт к появлению дьявола (как тень появляется там, куда не попадает свет), поэтому он и способствует распространению этого апокрифа. Вместе с тем дьявол этот не столь уж и зол, а в чём-то даже конструктивен. Он не сеет зло, а разоблачает его. И вообще, добро и зло легко подвергаются инверсии.
Ни Дьявол, ни Церковь (в лице Левия Матвея), ни власть (Пилат) не считают человека добрым. Разница при этом между булгаковским дьяволом и церковной позицией заключается в том, что Церковь грешит дихотомическим черно-белым мышлением: Добро или Зло. Дьявол же своеобразный диалектик. Видимо, это и позиция Булгакова. И в этом она совпадает с другой концепцией Сковороды: человеку, как и миру в целом, присуща дуалистическая природа, У одних, как, например, у Мастера, главенствует свет, духовное начало, а у других проявляется их темная, низкая натура, в результате одни награждаются, а другие превращаются в животных (например, в борова). Свет и тьма — лишь две стороны одного и того же. В человеке намешано много всего: и милосердие, и жадность… Искупает же всё любовь, живое любопытство и открытость миру.
Странным образом М.А. Булгаков, этот любитель классической ясности стал предтечей игрового постмодернистского смешения стихий.
Зловещий и глумливый спектакль, поставленный Булгаковым на Москве, есть на самом деле мистическое действо по преображению действительности, единственный доступный ему способ «поправить» личную судьбу и почувствовать наконец свободу. В нем своеобразно преломилась карнавальная мистика сталинской террористической эпохи с её зыбкими границами между жизнью и смертью, где легко сходятся противоположности, переходя друг в друга, где предмет не равен сам себе и всегда возможны парадоксы нетождественности, где скука и бессобытийность легко соседствуют с фантастикой и мифологией, а теория вытесняет живую жизнь, и литература в таком контексте не столько отражает реальность, сколько подменяет её.
Литература
Аверинцев С.С. «Поэтика ранневизантийской литературы», СПб.: Азбука-классика, 2004 (1977)
АрдовМих. «Улыбка и мурлыканье. Заметки читателя». М., «Собрание», 2007
Галинская, И.Л. «Загадки известных книг», М., «Наука», 1986
Золотоносов Мих. «Мастер и Маргарита» как путеводитель по субкультуре русского антисемитизма», Инапресс, С.-Петербург, 1995
Зеркалов Александр «Евангелие Михаила Булгакова. Опыт исследования ершалаимских глав романа «Мастер и Маргарита», М., «Текст», 2003
Кротов Яков «Христос под пером», Опубликовано в журнале «Иностранная литература», номер 5, 1998
Ленау Н., Поэма «Альбигойцы» (переведена на русский язык вконце 19 века П.И. Вейнбергом, а в начале 20 века основные эпизоды прозой пересказал А.В. Луначарский), в книге: Ленау «Фауст», Санкт-Петербург, 1904
Мягков Б. «Булгаковская Москва», М., «Моск. Рабочий», 1993
Николаев К. «Тайнопись «Мастера и Маргариты». Между строк великого романа», М., «Вече», 2006
Панков А. А. Религиозные взгляды Г. С. Сковороды и их влияние на российскую философию и литературу // Філософія і література. Матеріали ХІ Харківських міжнародних Сковородинівських читань.— Харків: Прометей-Прес, 2004
Романов К.К. «Царь иудейский», К.Р. Избранное, Составитель и автор предисловия Е. И. Осетров, М., «Советская Россия», 1991
Ренан Э. «Жизнь Иисуса» (Предисловие А. Веселовского), 1906
Орлов М. «История сношений человека с дьяволом», Изд-во «Велигор», 2013.
Сковорода Григорий, Сочинеиия в двух томах, АН СССР, «МЫСЛЬ», Москва, 1973
Соколов Борис «Тайны «Мастера и Маргариты». Расшифрованный Булгаков», М., «Яуза», 2006
Соколов Б.В. «Булгаков. Энциклопедия», Москва, «ЭКСМО», 2007
Смолин М. «Мастер и Маргарита». Коды, ключи, Символы»,
С-Пбг, Вектор, 2005
Толстой Лев «Краткое изложение Евангелия»,1892
Фаррар Ф. «Жизнь Исуса Христа», (Перевод Ф. Матвеева), Типография Современных известий, 1876
Химич В. «В мире Михаила Булгакова (монография), Еквтиринбург, Изд-во Урал. Ун-та, 2003
Чудакова Мариэтта «ЖИЗНЕОПИСАНИЕ МИХАИЛА БУЛГАКОВА», МОСКВА, «КНИГА», 1988
Чудакова Мариэтта «Архив М.А. Булгакова», Москва, Издательство «Книга», 1976
