В Париже шел дождь. Под струями воды расползались старые афиши на площади Опера. Стопка книг, полоска света под дверью ванной, два кресла, открытый чемодан и зеркало, похожее на стеклянный пруд. Все это с каждой минутой отдалялось все дальше и дальше…
Эстер Пастернак
ФОРМА ВРЕМЕНИ, или
ОКЕАН НЕ УМИРАЕТ ТАК БЫСТРО
בס״ד
Памяти Ш.-Т.Г.
За высокой скалой светлеет вода, а на ней выступают ребра крупной ряби. Помни, ты Ева, ты сделана из ребра. Я смотрю, как набравшись воды, тонут бумажные кораблики, — они сложены из белых листов бумаги, — и вспоминаю: на одной из встреч с Целаном, немецкий литературовед Ханнес Майер спросил его: «Белый шум в твоих стихах — что это?» — и Целан ответил: «Помнишь — мы передавали друг другу листы белой бумаги?»
Заключаю союз
С удивленными водами моря —
Жажду мою утолит океан.
Всю прошлую ночь эти волны
глаза не смыкали, шумели…
Волна за волною — сплошной караван.
Раскатав эту водную скатерть
Меж двух островов,
Жажду мою утолит океан
И, быть может, мой голод насытит,
Выйдя из берегов.
Эстер Пастернак
(Перевод с иврита автора)
В Кабур мы приехали утром. После завтрака пошли гулять по живописным улочкам города с частными домами в цветных верандах и аккуратных двориках. Потом спустились на набережную, названную именем Марселя Пруста, и заказали по чашке кофе на открытой веранде «talus de café».
— Пруст приехал сюда впервые в 1907-м году, и ему так понравилось, что в течение восьми лет он приезжал сюда отдыхать. Здесь, в одном из номеров «Гранд отеля», Пруст писал роман «Под сенью девушек в цвету». — сказала Шарлотта.
Неожиданно пошел мелкий дождь.
— Сейчас хорошо читать стихи. — Говорю я, и рассказываю Шарлотте, как сидя на скамье Люксембургского сада, в дождь, Ахматова и Модильяни в два голоса читали Верлена.
На безлюдном пляже пахло влажным песком и водорослями. Глядя на бегущие к берегу волны, Шарлотта сказала:» Залив Атлантического океана. Люблю его шум. — Помнишь у Ромена Гари: «Океан не умирает так быстро».
Небосвод прояснился. Было тихо, и даже ветер смолк, не закончив начатую фразу.
— После осенних праздников я обязательно приеду к вам, в последние годы мы редко видимся. — сказала Шарлотта.
В Париже шел дождь. Под струями воды расползались старые афиши на площади Опера. Стопка книг, полоска света под дверью ванной, два кресла, открытый чемодан и зеркало, похожее на стеклянный пруд. Все это с каждой минутой отдалялось все дальше и дальше…
После осенних праздников Шарлотта не приехала. Через два месяца после ее смерти она приснилась мне, ничего не сказав, в надежде, что я пойму ее без слов.
Смерть зажиточна, а время беднеет на фоне Вечности. Пересекая меридиан боли, молчание превращается в особую силу, а боль приобретает форму памяти. На иврите молчание:
דממה — дмама
а слезы:
דמעות — дмаот
В Последней, седьмой части эпопеи «В поисках утраченного времени», названной Прустом «Обретенное время», он пишет, что «хотел бы предчувствовать форму Времени, которая до сих пор остается для нас невидимой». В духовном мире времени нет. Витки его существуют в мире материальном, как единица отсчета, или, если хотите, вычета. Платон разделял мир на два мира: мир чувственный — конечный, и мир вечный, мир идей. Платон считал, что достаточно знать о том, что любовь существует — платоническая любовь. Память из этой же серии. Мы помним людей, ушедших из нашего конечного, чувственного мира. Это платоническая память.
Оранжевая лампа освещает письменный стол. — «Эта лампа сделана из особой соли, она ионизирует воздух, и если не транжирить, то может хватить на 100 лет». Я снимаю с полки книгу «Полторы комнаты», привезенную тобой из Петербурга, и думаю о том, что боль моя не вмещается в полторы комнаты. В мае 1980 года в Америке, в день своего сорокалетия, Бродский написал стихотворение, и там строчка: «Из забывших меня можно составить город». Сегодня твой день рождения. На этот раз я не смогу поздравить тебя, я не знаю куда тебе звонить, я не знаю, где ты. В этот раз я не смогу сказать тебе: «Знаешь, мне кажется, что вот уже год, как я не говорила, что люблю тебя и скучаю». — И не услышу в ответ твой радостный смех и не спрошу нетерпеливо: «Ну, когда ты уже приедешь к нам?» — и не услышу твое: «Да приеду я, приеду, куда денусь». Но, вот, делась же… и, знаешь, смейся, смейся радостным смехом там, где ты есть, правда, это лучше, чем то, что я плачу о тебе здесь.
Память — великая ценность, дарованная человеку Творцом. Я вспоминаю гальку на берегу залива, вижу, как медлят облака, изучая атлас фиолетовых вод, и тебя на фоне прозрачного, — до рези в глазах, — песочного берега. Помню наши поездки в городок Леонвиль, всегда в медовый месяц абрикоса, с его оранжевой свирелью, и беспричинной щедростью.
«Растолкуй мне теперь, отчего так сильно во мне желание вновь посетить места, оставленные мною? или воспоминание самая сильная способность души нашей, и им очаровано все, что подвластно ему?».1.
Февраль — 2022
Июль — 2023
Ариэль
Примечание
- Пушкин в письме к Д.; 4 декабря — 1824 г.
Я только прочитал «Форма времени».Во время чтения меня не оставляло ощущение, что Вы сидите в очень красивой комнате, с громадным окном, занавешенным прозрачной шторой и тихо говорите это женщине «из оттуда», стоящей у дверного проёма, Когда Вы закончили, она печально улыбнулась и растворилась в дверном проёме. На полу остался маленьки клочок бумаги со словами
דממה —
דמעות
Ваш очерк — маленькая жемчужина.
С уважением.
Эдуард В.
«Память — великая ценность, дарованная человеку Творцом. Я вспоминаю гальку на берегу залива, вижу, как медлят облака, изучая атлас фиолетовых вод, и тебя на фоне прозрачного, — до рези в глазах, — песочного берега. Помню наши поездки в городок Леонвиль, всегда в медовый месяц абрикоса, с его оранжевой свирелью, и беспричинной щедростью.»
«Растолкуй мне теперь, отчего так сильно во мне желание вновь посетить места, оставленные мною? или воспоминание самая сильная способность души нашей, и им очаровано все, что подвластно ему?».
Февраль — 2022 — Июль — 2023
Ариэль
———————————————————-
«в медовый месяц абрикоса,
с его оранжевой свирелью,
и беспричинной щедростью…» — Щедростью Поэзии…
Эстер, это прекрасно.
Глубина и поэзия. Как необыкновенен ваш Голос.
Так никто не писал о памяти…
Два ваших последних эссе — это книга поэзии…