СЕМЬ ИСКУССТВ

Я долго не мог понять, почему в развитой Америке всё так просто, а в недоразвитой России всё так величественно сложно. Наверно, эта загадка мучила бы меня до конца жизни, если бы однажды в Америку не приехал в составе какой-то профсоюзной делегации или какого-то общества за мир и дружбу мой старый знакомый Костя, с которым мы когда-то работали вместе.

Александр Матлин

ПРОКЛЯТИЕ СЕРЫХ КОЛГОТОК

Автор этих записок — неизвестный инженер-строитель, проживший первую часть своей жизни в России (которая тогда была Советским Союзом), а вторую — в Америке. События, которые здесь описываются, происходили или могли происходить в действительности. Не известно только, где и когда, и существовал ли на самом деле автор этих записок или его выдумал другой автор, который к описываемым событиям отношения не имеет. Тут вам надо решать самим.

1.

Когда я поступил на работу, мой босс мистер Плотски сказал так:

— В твои обязанности входят две задачи: первая — делать то, что я тебе говорю, и второе — не делать ничего, что я тебе не говорю. Вопросов задавать поменьше. Понятно?

Он произносил слова медленно и громко, зная, что я плохо понимаю английскую речь. Но старался зря. Его наставления были мне гораздо понятнее, чем он мог себе представить. Мне бы в голову не пришло делать что-нибудь такое, чего не было приказано.

Меня взяли инженером на комбинат по изготовлению железобетонных деталей для промышленного и гражданского строительства. Комбинат назывался «Сборные горизонты». Он производил невероятное количество всяких балок, плит, колонн — всё, из чего строились современные города. Я им понадобился потому, что комбинат выиграл большой заказ на строительство целого комплекса промышленных зданий для корпорации «Метрозон». Эта победа была предметом гордости компании и зависти её конкурентов. Она позволила инженеру комбината мистеру Плотски нанять себе дешёвого помощника — меня, после чего он стал называться главным инженером, в отличие от меня, просто инженера.

Отдельного кабинета для меня не нашлось, и меня посадили в приёмной директора комбината, мистера Загрудски. Это была просторная комната, уставленная диванами и книжными стеллажами. Секретарша Линда сидела рядом с дверью в кабинет директора, а я — в противоположном углу. Тут я никому не мешал, и меня никто не замечал. Босс обучил меня, как пользоваться программами, заложенными в калькулятор, и я приступил к исполнению обязанностей.

На четвёртый день службы я, стесняясь и краснея, спросил у секретарши, где находится туалет. Это её несказанно удивило.

— А куда же ты делал это все три дня? — спросила она с тревогой.

Вопроса я не понял, но, на всякий случай многозначительно улыбнулся. В дальнейшем я научился улыбаться всякий раз, когда не понимал вопроса, и потому прослыл за парня дружелюбного, хоть и неразговорчивого.

Через полчаса после моего короткого разговора с Линдой ко мне подошёл мистер Плотски, тронул меня за плечо и сказал вполголоса:

— Зайди ко мне.

Я зашёл. Мистер Плотски предложил мне сесть, закрыл дверь кабинета и сказал!

— Я видел, ты о чём-то спрашивал Линду. О чём?

— Где находится туалет. А что?

— Видишь ли, — сказал мистер Плотски, — ты должен помнить, что я твой босс. Все вопросы, которые у тебя возникают, ты должен задавать мне, а не кому-то ещё. Ты думаешь, я не мог тебе показать, где находится туалет?

— Я… я не знаю — забормотал я в растерянности. — Я просто думал… Я извиняюсь…

— Ничего страшного — успокоил меня мистер Плотски. –. Не беспокойся. Я просто хотел, чтобы ты понял…

Я всё понял и с тех пор ни к кому, кроме мистера Плотски не обращался. И даже, на всякий случай, ни с кем не здоровался первым.

Комбинат, куда я поступил на работу, при всех его внушительных размерах, был всего лишь одним из полутора десятков таких же и даже ещё более крупных комбинатов, разбросанных по всей стране. Все вместе, плюс многочисленные каменоломни и песчаные карьеры, они составляли гигантскую корпорацию под названием «Джозеф Бетонелли Инк.» Штаб-квартира этой железобетонной империи находилась в городе Альбукерке, штат Нью-Мексико, и занимала восьмиэтажное стеклянное здание с видом на реку Рио Гранде. Весь верхний этаж — пентхауз — представлял собой кабинет мистера Бетонелли с примыкающими к нему приёмной и залом заседаний. Самого мистера Бетонелли никто из моих сотрудников, включая директора комбината, никогда не видел. Время от времени мистер Плотски и мистер Загрудски вместе или по отдельности летали в Альбукерке и встречались там со всякого рода менеджерами и директорами, но не с мистером Бетонелли.

2.

История, повлиявшая на мою дальнейшую карьеру на комбинате «Сборные горизонты» началась месяцев через семь после моего поступления туда в качестве инженера. К тому времени я освоился с проектированием и расчётами железобетонных деталей, изучил проект, над которым мне предстояло работать, и чувствовал себя вполне комфортно. Мой убогий английский не сильно меня стеснял, так как я разговаривал редко, только со своим непосредственным боссом, и только на тему железобетона. К счастью, мистер Плотски хорошо понимал мой мучительный выговор, а сам говорил мало и медленно. В общем, всё складывалось прекрасно. Зарплата, конечно, была мизерная, но это меня не огорчало; я помнил, что до поступления на работу её вообще не было.

В тот памятный день мой босс мистер Плотски и его босс мистер Загрудски были на корпоративном совещании в Альбукерке. В приёмной директора стояла необычная тишина, Линда мирно красила ногти, а я, борясь со сном, работал над проектом, который недавно выиграла моя компания. Так продолжалось до тех пор, когда в приёмную вошли двое мужчин, один высокий, худощавый с узкими седыми усиками, другой пониже, полноватый, смуглый и безусый. Они приблизились к Линде и стали о чём-то с ней говорить, сначала спокойно, но потом всё более и более раздражаясь и повышая голос. Они явно чего-то требовали, на что бедная Линда с мольбой разводила руками. Я не прислушивался к разговору, а если бы и прислушался, всё равно ничего бы не понял. Единственное, что я уловил — это имена моих боссов, мистера Плотски и мистера Загрудски.

Наконец, Линда встала из-за стола и подвела двух незнакомцев ко мне.

— Это ваш инженер? — спросил безусый, брезгливо ткнув пальцем в мою сторону

— Да, это наш инженер, — отвечала Линда. — Его зовут Алекс. Он плохо говорит по-английски, но зато понимает ещё хуже.

И, повернувшись ко мне, добавила:

— Эти господа из корпорации «Метрозон». Они хотят видеть мистера Плотски или мистера Загрудски. Я им объяснила, что мистер Плотски и мистер Загрудски в отъезде и вернутся через два дня, но они этого слышать не хотят. Они требуют инженера, который знаком с проектом и может…

— Вы знакомы с проектом? — перебил её худощавый, обращаясь ко мне.

— Знаком, — пролепетал я, холодея от страха. — Я на нём работаю.

— Прекрасно. Линда, отведите нас в зал заседаний.

В середине зала заседаний стоял стол величиной с футбольное поле, на котором мы разложили чертежи и приступили к обсуждению проекта. Когда дело касалось инженерной тематики, мне становилось легче. Профессиональный язык мне был хорошо знаком, его словарь ограничен, так что я почувствовал себя в своей тарелке.

— Алекс, — сказал тощий с усиками, — ваш проект — дерьмо. Знаете, что такое дерьмо? Если не знаете, посмотрите, оно перед вами. Понимаете?

Я кивнул головой. В душе зашевелилось тихое злорадство. Когда я поступил на работу, предварительные эскизы проекта были готовы, и они мне не понравились. Следует пояснить, что в задачу нашего комбината входило не только изготовление железобетонных изделий, но и планировка их расположения в зданиях. Здесь размеры и конфигурация помещений, расположение колонн и лестничных клеток пролёты перекрытий — всё было спроектировано бездарно и явно преследовало единственную цель — чтоб было как можно дешевле. Но я боялся об этом сказать своему боссу. Я должен был подчиняться указаниям.

Тощий с усиками оказался главным архитектором заказчика, корпорации «Метрозон». С первых слов я почувствовал в нём профессионала, который знал о чём говорил. Специальность другого мне была не ясна; он явно не был ни инженером, ни архитектором, скорее всего сейл-менеджером, но вёл себя довольно агрессивно, громко участвуя в технических дискуссиях.

— Посмотрите на планировку этой части здания, — сказал Архитектор. — То, как это здесь нарисовано, не лезет ни в какие ворота. Но я не знаю, как решить эту проблему. Я пробовал много вариантов, но всё не годится. Получаются слишком большие пролёты перекрытий, а это вызывает увеличение веса и высоты сечения балок.

Я взял чистый лист бумаги и задумался. Я думал долго, а мои собеседники молча ждали. Наконец, меня осенило.

— Может быть, так? — сказал я и в течение минуты набросал эскиз.

Архитектор и Менеджер долго вглядывались в мой эскиз, а потом переглянулись. На их лицах засветились улыбки.

— Отлично! — сказал архитектор. — Алекс, кажется, вы решили проблему! Теперь давайте посмотрим другой участок…

Наше совещание продолжалось весь день. В середине дня мои гости попросили Линду заказать для нас сэндвичи и кока-колу, чтобы не отрываться от работы. К концу рабочего дня они спросили, согласен ли я продолжать работу. Я согласился. Когда мы закончили, за окном была полночь, и во всём здании стояла гробовая тишина. Архитектор и Менеджер поднялись из-за стола, расправили затёкшие плечи и стали по очереди трясти мне руки. Они не просто улыбались. Они сияли. Я никогда раньше не мог представить, чтобы такие важные люди могли так непосредственно проявлять свою радость.

— Алекс, — сказал Архитектор, продолжая сиять, — вы просто находка. Вы настоящий инженер. Вы решили все проблемы. Я напишу об этом вашему руководству. Надеюсь, вам повысят зарплату.

— Кстати, откуда у вас акцент? — спросил Менеджер. — Вы из Польши?

— Из России.

— Понятно. Мой дядя со стороны матери был однажды в Чехословакии. Это, где-то недалеко?

— Точно не знаю. Смотря как считать.

— Небось, скучаете по родине?

На этот вопрос я предпочёл не отвечать. Я слабо улыбнулся и сделал такой неопределённый жест плечами, который можно было истолковать как «нет, нет, нисколько!» или «как же, как же, конечно!»

Мои важные гости попросили провести их к копировальной машине, скопировали все эскизы, которые я нарисовал в процессе совещания, и мы расстались друзьями.

3.

Следующие два дня я был в эйфории. За окном благоухала ранняя весна, смешиваясь с запахом сырого бетона, и я полной грудью вдыхал этот волнующий аромат. Я парил в небесах от своего успеха.

Вы, мой дорогой читатель, наверно, думаете, что меня привела в экстаз похвала заказчика. Отчасти вы правы, но я уверяю вас, что это было не главное. А главным был упоительный восторг оттого, что я нашёл красивое техническое решение задачи, которое явилось, как озарение свыше. Да, читатель, представьте себе: техническое решение инженерной задачи может быть красивым и даже элегантным.

Подозреваю, что у многих из вас сочетание понятий «элегантное» и «техническое» может вызвать брезгливое недоумение. Фу! Как только у автора поворачивается язык смешивать изысканное понятия эстетики с железобетоном! Да, господа, наверно, для вас, особенно если вы гуманитарий, для которого мир состоит из музыки, живописи, поэзии, балета и т.п., это выглядит кощунством.

Ах, дорогие мои гуманитарии! Вам, наверно, не приходит в голову, что на самом деле мир создаётся не вами, а где-то там, за пределами вашего прекрасного мира, и создают его ординарные, унылые инженеры, которых вы снисходительно называете словом «технарь». Вы этот мир всего лишь украшаете. Конечно, без вас он был бы сух, бездуховен и отвратительно пуст. Но он бы существовал. А без этих презренных технарей его бы просто не было.

Впрочем, я заболтался.

На третий день поздним утром появился мой босс мистер Плотски, вернувшийся из Альбукерке накануне вечером. Я подождал полчаса, чтобы дать ему возможность выпить кофе и проверить почту, а потом постучал в дверь его кабинета.

— Садись, — приветливо сказал мистер Плотски. — Что скажешь?

— Тут такое дело, — заискивающе сказал я. — Когда вас не было, приходили два джентльмена из «Метрозона».

Мистер Плотски выпрямился на стуле и напрягся, как человек, почуявший опасность.

— Надеюсь, ты с ними не разговаривал?

— Разговаривал. — Я потупился. — Мы совещались весь день. Обсуждали их проект.

— Что-о? — взревел мистер Плотски, вскакивая из-за стола. — Как ты посмел! Я тебе говорил!.. Я тебя предупреждал, чтобы ты без меня …Никогда!.. Ни с кем!..

От душившей его ярости он никак не мог закончить фразу. Я тоже встал со стула и замер, онемев от страха перед гневом начальника. Тут, на моё счастье, в кабинет заглянула Линда.

— Он, — она качнула головой в направлении босса, — вызывает вас обоих.

Мистер Загрудски предложил нам сесть. Он выглядел озадаченным.

— Алекс, — сказал он, — что тут произошло в наше отсутствие?

— Я извиняюсь, — заблеял я. — Я не виноват. Линда сказала, что я должен…

— Я его предупреждал, — гневно перебил мистер Плотски, — чтобы он без меня ни с кем не вступал в разговоры, когда дело касается проекта, а он…

— Я получил письмо от генерального директора «Метрозона», — сказал мистер Загрудски. — Он требует, чтобы мы полностью переделали проект на основании результатов совещания их представителей с нашим инженером. Он понимает, что это может увеличить стоимость проекта и просят прислать новую смету на утверждение. Он пишет… Слушайте дальше. «В случае, если ваша компания будет настаивать на сохранении проекта в его настоящем виде, мы будем вынуждены разорвать контракт…»

Мистер Загрудски оторвался от письма, посмотрел на мистера Плотски поверх очков и, выдержав театральную паузу, сказал:

— Вы знаете, что значит потерять проект «Метрозона»? Это значит, что надо будет закрывать комбинат. Мы все останемся без работы. Вот что ещё он пишет: «В заключение хочу выразить признание и глубокую благодарность вашему инженеру Алексу, предложившему эффективные технические решения.»

Я поймал на себе злобный взгляд мистера Плотски и затаил дыхание.

— Алекс, — сказал мистер Загрудски, — то, что ты вступил в контакт с заказчиком через голову своего босса, недопустимо. Ты заслуживаешь наказания. Но то, что ты решил проблемы проекта, удовлетворив требования заказчика, заслуживает похвалы. Так что, в среднем ты ничего не заслуживаешь. Понятно? Кстати, откуда у тебя акцент? Ты из Турции?

— Он не понимает по-английски, — сказал мистер Плотски с плохо скрываемым отвращением. — Он откуда-то из Восточной Европы. Они там все такие умные.

— Я из России, — сказал я. — Из Санкт-Петербурга.

— О, да? — удивился мистер Загрудски. — Я думал, Санкт-Петербург в Германии. Звучит по-немецки. Мой шурин был однажды в Болгарии. Это, где-то недалеко? Впрочем, неважно. Можете идти.

4.

Следующий месяц, а может, два, прошли в тишине. Я погрузился в проект и сидел, не разгибаясь, над чертежами и расчётами. Мистер Плотски со мной не разговаривал и только, проходя мимо, на секунду останавливался и заглядывал через моё плечо на разложенные на столе расчёты. Мистер Загрудски, который меня раньше вообще не замечал, начал иногда здороваться со мной кивком головы. Однажды он не только кивнул, но и пробурчал:

— Зайди ко мне.

Он предложил мне сесть, порылся в бумагах, заваливших его стол, и извлёк на свет довольно толстый конверт.

— Это тебе, — сказал он, продолжая держать конверт в руке. — Мистер Бетонелли лично приглашает тебя на ланч. Как ты можешь это объяснить?

Из всего этого я понял только одно слово «ланч». Было как раз время ланча, и я решил, что мистер Загрудски беспокоится, что я не успею съесть свой ланч в течение положенного времени. Поэтому я сказал:

— Ничего, ничего, я пока не голоден.

— Это хорошо, — сказал мистер Загрудски, не удивившись. — Ты знаешь, кто такой мистер Бетонелли?

— Нет.

— Мистер Бетонелли — генеральный директор корпорации. Чтобы ты понял, ему принадлежит наш комбинат и ещё двенадцать таких же комбинатов в Штатах и два в Канаде. Сам он находится в Альбукерке. Понятно?

Я кивнул, по-прежнему не понимая, какое отношение мой ланч имеет к великому мистеру Бетонелли.

— Ты говорил о нём с нашими заказчиками из «Метрозона»?

— Нет.

— Ты намекал им на то, чтобы… Хотя… что я говорю .. Как ты мог намекать или вообще разговаривать. Короче, мистер Бетонелли получил письмо от генерального директора «Метрозона», где тот благодарит наш комбинат за хороший проект, но, главным образом восхваляет тебя за эффективные технические решения. И теперь мистер Бетонелли в качестве награды приглашает тебя на ланч в следующую среду. Полетишь в Альбукерке во вторник, чтобы в среду не позже двенадцати быть в офисе мистера Бетонелли. Вернёшься домой в тот же день вечерним рейсом. Оба дня, вторник и среда тебе оплачиваются, можешь не беспокоиться.

Он, наконец, протянул мне конверт.

— Здесь приглашение, билет на самолёт и бронь в гостиницу Шератон на одну ночь. Вопросы есть?

Вопросов у меня не было, потому что я всё ещё не понимал, куда и зачем я должен лететь. Мистер Загрудски сказал:

— Прежде, чем ехать, пойди в Сирс и купи себе приличный костюм и ботинки. Я тебе повысил зарплату на тысячу долларов; теперь ты будешь получать не двенадцать, а тринадцать тысяч в год. Это прибавка больше восьми процентов. У нас никто таких высоких прибавок не получает. Можешь гордиться.

Вернувшись на место, я изучил содержимое конверта и всё понял, кроме того, почему надо было так далеко лететь, чтобы съесть ланч. Я вполне обходился бутербродом с колбасой, который мне делала жена, и который я съедал во время перерыва, не покидая своего рабочего места.

5

Вечером дома жена Зина посмотрела на меня с подозрением.

— Ты чего такой весёлый? Зарплату получил?

— Ещё лучше — прибавку. Тысячу долларов.

— Ну да! Целую тысячу?

— Это больше восьми процентов. Начальник сказал у нас никто такой высокой прибавки не получает.

— А он тебе не сказал какие зарплаты у этих людей, которые получают маленькие прибавки? Думаешь такие же, как у тебя?

С моей женой так: она обязательно должна испортить любую радость. Я промолчал. На столе остывал обед.

— Ладно, ладно, я ничего такого не сказала, — проворчала Зина. — Мой руки и садись за стол. Конечно, тысяча долларов — это очень хорошо. Мне как раз нужны новые колготки.

Доев суп, я сказал нарочито безразличным тоном:

— Во вторник я лечу в Альбукерке.

— Куда?

— В Альбукерке. Это такой город.

— Привези мне оттуда колготки. Я нигде не могу найти серые колготки моего размера. Зачем ты туда едешь?

— Меня приглашает сам мистер Бетонелли, генеральный директор корпорации. Завтра мы с тобой пойдём в Сирс покупать мне новый костюм.

— Зачем ты ему понадобился?

— Мистер Бетонелли приглашает меня на ланч.

— Не морочь мне голову. Он что, без тебя не может поесть?..

Господи, подумал я не в первый раз, зачем ты угораздил меня на ней жениться? Мысль эта была навязчивой, но кощунственной, и я быстро отогнал её от себя.

6

В понедельник мистер Загрудски опять вызвал меня к себе.

— Завтра ты летишь в Альбукерке, — сказал он. — Я должен тебе кое-что объяснить. Мистер Бетонелли, который приглашает тебя на ланч, очень важная персона. Ты должен быть хорошо одет и причёсан. Возможно, он будет задавать тебе вопросы. Ты должен знать, как на них правильно отвечать. Скорее всего, он спросит, как тебе нравится работать в нашей компании, и ты должен сказать: спасибо, очень нравится; и потом добавить: мне повезло, что я попал в такую замечательную компанию, как «Сборные горизонты». Потом он может спросить: как ты расцениваешь технический уровень вашего руководства? Ты должен ответить: я считаю, что мистер Загрудски — весьма компетентный специалист, и я высоко ценю его чуткое руководство. Понятно?

Я кивнул и уточнил:

— А про мистера Плотски не надо говорить?

— Это — как хочешь. Слушай дальше. Вполне возможно, что на твоей встрече с мистером Бетонелли будут присутствовать другие важные люди. Кто-то из них или он сам может спросить, каковы твои дальнейшие планы. Ты должен сказать, что изготовление железобетонных панелей всегда было твоей мечтой, и что ты намерен посвятить свою дальнейшую жизнь работе в компании «Сборные горизонты». Тогда мистер Бетонелли или кто-нибудь ещё может спросить, считаешь ли ты, что ваша компания достаточно высоко ценит тебя как специалиста. На это ты должен ответить, что тебя очень высоко ценят и что ты высоко ценишь то, что тебя высоко ценят, и особенно благодарен главному менеджеру компании мистеру Загрудски. Понятно.

— Понятно, — согласился я. — А если не спросят, что я должен говорить?

— Если не спросят, не вздумай открывать рот! — Мистер Загрудски даже побледнел от испуга. — Сиди и помалкивай. В крайнем случае, можешь сказать что-нибудь про погоду. Если чего-то не поймёшь, всегда можешь сказать: я с вами совершенно согласен. Счастливого пути.

7.

На следующий день вечером я вышел из самолёта в аэропорту Альбукерке и стал оглядываться по сторонам, соображая, что делать дальше. Несколько человек стояли, держа перед собой плакатики с именами людей, которых, видимо, они встречали. Меня это удивило; люди обычно встречают близкого друга или родственника, но зачем надо объявлять его имя? В следующий момент я увидел на одном из плакатов своё имя и фамилию, а под ними «Бетонелли Инк.» Плакат держал смуглый мужчина средних лет. Поймав мой взгляд, он немедленно отреагировал:

— Вы Алекс? Здравствуйте. Меня зовут Роберто. Сейчас я отвезу вас в гостиницу. Завтра в одиннадцать утра я приеду за вами и отвезу вас в офис. Желаю приятного вечера.

В гостинице я съел заготовленный женой бутерброд с колбасой, потом извлёк из сумки русско-английский словарь и провёл остаток вечера, заучивая слова, которые завтра могли мне пригодиться в беседе с высшим руководством.

…Мистер Бетонелли оказался высоким худощавым господином лет шестидесяти, лысым и загорелым, со щедрой перламутровой улыбкой. При моём появлении он поднялся из-за стола и быстро пошёл мне на встречу, заранее протянув руку для рукопожатия.

— Алекс, рад вас видеть! — говорил он на ходу, не снижая качества улыбки. — Спасибо, что приехали. Как прошёл ваш полёт? Да вы садитесь, садитесь.

Он вернулся на своё место, и схватил трубку телефона, который звонил, не переставая, Следующие полчаса мистер Бетонелли говорил по телефону. Когда один разговор заканчивался, и он клал трубку, телефон в тот же момент звонил снова, и начинался новый разговор. В процессе этих разговоров в кабинет бесшумно вошёл и сел за стол напротив меня полноватый господин небольшого роста с пухлыми губами и сонным выражением лица. Мистер Бетонелли наконец расстался с телефоном, вызвал секретаршу и велел ей больше звонков не принимать. После этого он обратился к сонному господину и сказал, показав кивком головы на меня:

— Это Алекс из «Сборных горизонтов». Он принёс нам дополнительных два миллиона к существующему проекту и завоевал сердце «Метрозона». А это, — он кивнул в сторону сонного господина, — наш главный финансовый Бог и царь, мистер Маникотти.

— Очень приятно, — сказал мистер Маникотти.

Я ничего не сказал, но слегка улыбнулся и кивнул.

— Откуда у вас акцент? — поинтересовался мистер Маникотти. — Вы из Сербии? У меня там зять кузины моего соседа по даче.

Меня поразила удивительная способность мистера Маникотти по одной улыбке распознавать акцент.

— Я из России.

— А, из России, — подхватил мистер Маникотти. — Я так и думал. Это там пишут справа налево?

Я растерялся. Но тут в кабинет громко вошёл крупный непричёсанный улыбающийся субъект в светлом костюме и чёрном галстуке-бабочке. Он сразу направился ко мне и, протянув руку, громогласно представился:

— Джозеф Капелини. Зовите меня просто Джо.

— Джо заведует отделом людских ресурсов, — пояснил мистер Бетонелли. — Раньше это называлось отелом кадров.

— Очень приятно, — сказал я. — Меня зовут…

— Я всё про вас знаю, — перебил мистер Капелини. — Как вам нравится работать в «Сборных горизонтах»?

— Спасибо, очень нравится, — сказал я. — Мне повезло, что я попал в такую замечательную компанию.

— Это хорошо, — одобрил мистер Капелини. — А как вы расцениваете технический уровень вашего руководства?

— Я считаю, — отвечал я, набрав в грудь побольше воздуха, — что мистер Загрудски — весьма компетентный специалист, и я высоко ценю его чуткое руководство комбинатом.

Мои собеседники переглянулись, и мистер Бетонелли заметил:

— Молодец Загрудски. Вот это дрессировка! Ему бы в цирке с морскими львами выступать.

Все расхохотались. Я ничего не понял, но тоже на всякий случай засмеялся, правда с некоторым опозданием. Это почему-то ещё больше развеселило моих собеседников и вызвало новый взрыв хохота. Отсмеявшись, Капелини сказал:

— Кстати, Алекс, откуда у вас акцент? Вы из Бразилии?

— Он из России — ответил за меня мистер Маникотти. — Это недалеко от Сербии. Там морские львы ходят по улицам.

Все снова засмеялись, и мистер Бетонелли, глянув на часы, сказал:

— Нам пора. У нас заказан кабинет на двенадцать тридцать. И, глядя куда-то в стол, добавил: — Мелинда, скажи Роберто, чтобы отвёз Алекса в «Бараний кишечник».

Все поднялись. В кабинет заглянула Мелинда и, поманив меня, велела следовать за ней…

8

В ресторане меня отвели в отдельную комнату, где за столом сидели, помимо моих знакомых, еще два человека: один — розовощёкий, моложавого вида блондин, другой — наоборот, толстый негр неопределённого возраста. При моём появлении они встали, и мистер Бетонелли объявил:

— Господа, разрешите мне представить вам Алекса, инженера из «Сборных горизонтов». Алекс принёс нам два миллиона долларов в дополнение к существующему бюджету проекта и заработал высшую похвалу «Метрозона», которая, как вы понимаете, стоит больше, чем два миллиона. А это, — он показал на блондина, — наш главный менеджер по развитию бизнеса, попросту говоря — продавец. А это, — кивок в сторону негра, — самый важный человек в корпорации. Он следит за соблюдением расового равноправия и диверсификацией в наших подразделениях.

Мистер Бетонелли назвал их по именам и фамилиям, но я этого не уловил. Он жестом велел всем сесть и указал мне место подле себя. Пришли три официанта и стали в шеренгу, заложив руки за спину. Один из них вышел из строя и стал выяснять кто что хочет пить. Меня это испугало; я понятия не имел, что я должен пить. На моё счастье, мистер Бетонелли произнёс странное слово «Перье», и я повторил за ним «Перье». Затем другой официант раздал всем книги в пухлых кожаных переплётах с золотым тиснением. Я опять испугался, подумав, что это библия, и что перед употреблением пищи мы должны будем вознести молитву, которую я не знал. Но это оказалось меню. В нём было страниц двадцать на толстой глянцевой бумаге. Всё наше застольное общество затихло и углубилось в изучение этой священной книги. Я тоже стал её листать, но не знал, на чём остановиться. Заглянув краем глаза в меню моего супер-босса, я открыл такую же страницу. Это были главные блюда. Описание каждого из них занимало несколько строчек, но я не стал их читать, потому что увидел цены. Это был шок. На стоимость одного такого блюда мы с женой могли питаться целый месяц.

Я понимал, что мне не надо будет платить, но у меня всё равно не хватило бы мужества заказать одно из этих безумных блюд. Я со страхом ждал приближения официанта, который записывал заказы. Настала моя очередь.

— Слушаю вас, — сказал официант, интимно склонившись ко мне. — Что вы выбираете?

— Спасибо, я не голоден, — сказал я

— Неужели? — удивился официант. — Может быть, всё-таки что-нибудь закажете?

— Нет, спасибо, я не голоден, — повторил я, пряча глаза.

— Может, хотя бы кофе?

— Хорошо, давайте кофе.

— Молоко? Сахар?

— Нет, просто кофе. Чёрный.

Официант пожал плечами и перешёл к следующему потребителю. Воцарилась пауза. Та особая вожделенно-томительная пауза, какая бывает только за столом в ресторане между заказом блюд и их поглощением.

— Алекс, — сказал мистер Капелини, нарушая счастливое молчание, — как давно вы работаете в «Сборных горизонтах»?

— Семь месяцев.

— Ну и каковы ваши дальнейшие планы?

Внимание общества разом сосредоточилось на мне. Я сказал, стараясь не выдавать лёгкую дрожь в области поджелудочной железы:

— Изготовление железобетонных панелей всегда было моей мечтой. Поэтому я намерен посвятить свою дальнейшую жизнь работе в компании «Сборные горизонты».

Общество одобрительно зашумело. Мистер Бетонелли иронически поджал губы, но ничего не сказал. В игру вступил молодой блондин, главный менеджер по развитию бизнеса.

— Как вы считаете, — сказал он, и в голосе его звучала провокация с лёгким оттенком ехидства, — вас там ценят как специалиста?

— Да, — уверенно отвечал я, ни на секунду не задумываясь. — Меня очень высоко ценят, и я очень высоко ценю то, что меня очень высоко ценят. Я особенно благодарен лично мистеру Загрудски за то, что он…

Тут я понял, что хватил лишнего, и смешался, не в силах сходу придумать, за что я особенно благодарен мистеру Загрудски. Мистер Бетонелли рассмеялся и дружески похлопал меня по плечу.

Подали еду. Блюда отличались одно от другого, и каждое из них выглядело, как произведение искусства. Я ничего подобного в жизни не видел. Да, это был Рубенс. Это был Брейгель. Это был Гойя пополам с Клодом Моне. Это была мучительная пытка, потому что я был по-настоящему голоден. Вцепившись в свою убогую чашку кофе, я старался не дышать, чтобы не вдыхать волшебные запахи, которые заполнили комнату.

Мистер Бетонелли покосился на меня.

— Алекс, — сказал он удивлённо, — почему вы ничего не заказали?

— Спасибо, я не голоден, — твёрдо соврал я.

В разговор неожиданно вступил важный толстый негр, которого, как выяснилось, звали то ли Гордон Джексон, то ли Джексон Гордон.

— Извините, пожалуйста, — сказал он, обращаясь ко мне, — я заметил у вас небольшой акцент. Вы из Австрии?

— Он из России, — хором ответили за меня несколько человек.

— Что вы говорите! — поразился мистер Джексон. — Алекс, это правда?

— Правда, — признался я.

— О, это прекрасно! — Восторг переполнял мистера Джексона. — Это замечательная страна! Русские — честный и вежливый народ.

На этот раз поразился я

— Что вы говорите! Вы там бывали?

— Нет, но я знаю: это прекрасная страна. Там лечат людей бесплатно. Там человек может получить образование в любом колледже по своему выбору — тоже совершенно бесплатно. Нам надо многому у них поучиться. Правда, Алекс?

Я вспомнил, как в молодости я, окончив школу, пытался сдуру поступить на мехмат и сдавал вступительный экзамен по математике. Абитуриентов с еврейскими фамилиями помещали в отдельную комнату и давали им задачи, посильные, разве что, доктору математических наук. Абитуриенты, конечно, экзамен проваливали, и их не принимали в институт «на законных основаниях». Абитуриенты называли эту комнату «газовая камера». Объяснить это доброжелательному мистеру Джексону я бы не смог, даже если бы безупречно владел английским. Я прибег к проверенному приёму, который выручал меня в подобных случаях: слабо улыбнулся и сделал неопределённый жест плечами.

— Кстати, — продолжал мистер Джексон, — как в России обстоит дело с диверсификацией? Я уверен, что лучше, чем у нас. А как идёт борьба с расизмом? Что вы можете нам об этом рассказать?

Я растерялся. Мне нечего было рассказать мистеру Джексону про борьбу с расизмом и про диверсификацию в Советском Союзе. Я уверен, что борьба была бы успешной, если бы там знали, с чем и за что надо бороться. Я стал опять слабо улыбаться и мычать что-то невнятное про дружбу народов (надёжный оплот), но тут, к счастью, появился официант и начал предлагать десерт, что отвлекло моего мучителя от проблем диверсификации в Советском Союзе. Десерт был последней надеждой приглушить мучивший меня голод, но все мои компаньоны от него отказались, и я не посмел отличаться от большинства. Ланч кончился.

Выходя вместе со всеми из ресторана, я сразу увидел Роберто, который ждал меня, прислонившись задом к машине. Мистер Бетонелли тронул меня за рукав и сказал вполголоса:

— Алекс, спасибо, что вы приехали. Приятно было познакомиться. Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, можете смело обращаться прямо ко мне. У вас есть вопросы?

— Есть, — так же вполголоса отвечал я. — Где можно купить серые колготки среднего размера?

— Колготки? Это то, что носят женщины?

— Да, оно самое.

— Боюсь, что я не могу вам в этом помочь. Спросите у Роберто. Если у вас ещё есть время до самолёта, он вас отвезёт куда надо. Прощайте.

Все стали подходить ко мне, чтобы пожать руку и пожелать безопасного полёта. Наконец, я сел в машину Роберто и с облегчением перевёл дух.

9

Говорят, что время течёт. Не верьте. Оно не течёт. Оно прыгает, как лягушка. Иногда оно хромает или застывает на месте, иногда начинает еле-еле ползти, как та же лягушка, которой отдавили задние лапы. О, время! О, это мистическое четвёртое измерение, этот неразгаданный антипод материи!

После моей поездки в Альбукерке время замерло. Моя жизнь застыла в своём однообразии. Числа и дни недели шуршали, не оставляя следов, и каждый следующий день не отличался от предыдущего. Я уезжал из дома в восемь и возвращался в шесть. Съедал обед и садился к телевизору смотреть новости. Жена не работала. Она учила английский и не хотела искать работу, пока не выучит его в совершенстве. Это значило, что она никогда не будет работать. Я с этим смирился. На еду и квартиру нам хватало.

На работе я продолжал мусолить нескончаемый проект «Метрозона». Это меня предательски усыпляло. Когда бороться со сном становилось непосильным, я прибегал к проверенной хитрости. Склонившись к чертежам, я подпирал голову двумя руками и выключался на три-четыре минуты. Этого было достаточно, чтобы поддерживать жизнеспособность организма следующие два часа. Со стороны выглядело так, будто я сосредоточился на очередной проблеме проекта. Застать меня врасплох было невозможно, поскольку я сквозь сон слышал приближающиеся шаги и вовремя поднимал голову.

Иногда я выходил за пределы офиса прогуляться по полигону, где изготавливались железобетонные балки и плиты. Технология их изготовления с первого дня поразила меня своей примитивностью по сравнению с той, которую я знал по своему советскому опыту.

Рискуя вас утомить, мой дорогой читатель, я должен вам объяснить, что такое бетон. Это очень капризный строительный материал. В отличие от стали или дерева, это живой материал. Да, да, он живёт, и, как всё живое, рождается, взрослеет и умирает. Он рождается в виде этакой серой полужидкой каши, меньше всего похожей на прочный материал, которому суждено подпирать мосты и небоскрёбы. Как слабый новорожденный, он требует заботливого ухода. Он должен вызревать в тёплой, влажной атмосфере. Через четыре недели он достигает совершеннолетия, и тогда его можно считать пригодным материалом и дать дорогу в строительство.

И тут возникает проблема; кто хочет ждать без малого месяц, если эти злосчастные балки и плиты нужны уже сегодня, и если их изготовление требует места, а всякое место, как известно, стоит денег и потому не безгранично? В ответ человечество придумало решение: если эту ново-изготовленную балку поместить в горячую влажную атмосферу, то есть в обычную парную баню, то четыре недели можно сократить до одного дня. Вот такой фокус. Сегодня залили форму серой кашей, а назавтра это уже прочная балка, способная вынести колоссальную нагрузку.

Я помню полигон по изготовлению сборных железобетонных изделий, где я работал в Советском Союзе. Изделия фабриковали в специальных пропарочных камерах — огромных толстостенных сооружениях, как правило, заглублённых в землю. Они закрывались огромными толстыми, теплонепроницаемыми крышками, которые с трудом поднимал трёхтонный автомобильный кран. К камерам были подведены трубопроводы для подачи пара.

И вот оказалось, что в передовой, сверхсовременной Америке нет ни камер, ни толстых крышек, ни паропроводов. Всё до неприличия просто. Балки и плиты делают на открытой площадке, то есть ставят формы и заливают их серой кашей под названием бетонная смесь. Потом четыре мужика накрывают такую форму брезентом и подсовывают по него шланг, по которому идёт горячий пар.

Я долго не мог понять, почему в развитой Америке всё так просто, а в недоразвитой России всё так величественно сложно. Наверно, эта загадка мучила бы меня до конца жизни, если бы однажды в Америку не приехал в составе какой-то профсоюзной делегации или какого-то общества за мир и дружбу мой старый знакомый Костя, с которым мы когда-то работали вместе. Эта делегация побывала в нескольких городах и, в том числе в «областном» центре Х недалеко от моего города. Костя умирал от желания встретиться со мной. Его не останавливало то, что членам их делегации было строжайше запрещено вступать в контакт с кем бы то ни было, уж не говоря об эмигрантах из Советского Союза — предателях и врагах своей обожаемой родины.

Выкроив время, я поехал в Х. и там под покровом темноты встретился с Костей. Я увёз его подальше от возможности случайной встречи с его коллегами, мы зашли в бар и, наконец, обнялись, более не опасаясь неусыпной советской бдительности. Весь вечер мы обменивались рассказами о своей жизни и, конечно, о работе. Я рассказал Косте об американской технологии изготовления сборного железобетона, которая, несмотря на свою примитивность, достигает той же цели.

— Костя, — сказал я, — зачем в Советском Союзе используют эти громоздкие камеры с паропроводами, тяжёлыми крышками и подъёмными кранами? Почему не делают это проще и дешевле, как это делается в Америке?

— Мы пробовали, — отвечал Костя, вздохнув. — Нашим условиям это не подходит.

— Почему? Из-за климата?

— Нет, климат тут ни при чём. Всё дело в брезенте. Его воруют. А без укрытия и пропаривания бетон зимой замерзает, а летом высыхает, то есть и в том, и в другом случае оказывается непригодным. В результате эта дешёвая американская технология обходится дорого. Понятно?

— Не очень — признался я. — Почему нельзя приставить ночного сторожа?

— Тоже пробовали, — снова вздохнул Костя. — Сторожей спаивают и всё равно уносят брезент. Это очень дефицитный материал.

Так Костя простыми словами разъяснил мне базовые принципы советской экономики и её зависимости от реальных социальных условий. С тех пор я Костю не видел. Его преступное отсутствие в течение целого вечера было замечено. Костю допросили, он во всём признался и больше никогда не ездил за рубеж.

(продолжение следует)