И кураж какой у мистера Фейнмана! Книжку написал, там всё рассказал. Наверное, признания искал. Как самый ценный шпион двадцатого века. Человек, определивший историю после Второй мировой. Не оценили. Тысячи прочитали его биографию, а самого главного не увидели. А ведь там реально — бомба. Фейнман же хотел в СССР приехать. В Туву рвался. Интересно, с кем там встречаться думал?
[Дебют] Леонид Лялин
ВЫ, КОНЕЧНО, ШУТИТЕ, ТОВАРИЩ ГЕНЕРАЛ?
— Павел Андреевич, вставайте! — чья-то рука трясла за плечо.
Павел открыл глаза. После вчерашнего всё было зыбко. Мутило.
Минуту он соображал, где сейчас находится. Оказалось — дома. Тогда странно было наличие в квартире постороннего.
— Вы кто? — спросил Павел. И тут же похвалил себя за способность в таком состоянии задавать уместные вопросы.
Незнакомец стоял примерно в полуметре от кровати. Ростом под метр девяносто, широкоплечий. В темно-синем костюме офисного сидельца.
— Разрешите представиться — Семенов Сергей Сергеевич. Майор Федеральной службы безопасности. Прикрепленный офицер генерала армии Башаршинова Константина Егоровича.
— А что Вы здесь делаете? — новая похвала за способность удержаться в спокойном, вежливом тоне разговора. Не смотря на идиотизм ситуации. Хорошо было, что вчера завалился на кровать не раздеваясь.
— По поручению Константина Егоровича приехал за Вами. Он ждет Вас у себя как можно скорее. Дело, не терпящее отлагательств.
— Какой-то плохой детектив. Как вы сюда попали? Вы правда майор? Как в анекдотах?
Сергей Сергеевич не разделил перехода к шутливой тональности. С каменным лицом он достал и показал удостоверение:
— Вы когда вчера вернулись, видимо, дверь в квартиру не закрыли.
— Допустим, ну а зашли Вы зачем?
— По поручению Константина Егоровича…
— Это какая-то рекурсия — улыбнулся Павел своей памяти на малопонятные слова.
Вслух сказал: «Мне надо собраться, привести себя в порядок».
— У Вас двадцать минут. — И тут майор неожиданно дружелюбно продолжил, — Я понимаю ваше состояние. В рамках парадигмы — подобное лечи подобным — пятьдесят грамм водки и бутерброд ждут Вас на кухне.
Павел, пока плёлся на кухню, вспоминал сцену пробуждения Стёпы Лиходеева: «Парадигма — тоже богатое слово. Майоры знают. В Ялте, как Стёпа, тут не очнешься. Может быть куда хуже». Тем не менее, водка была выпита, душ принят, чистая одежда найдена.
У подъезда ждала неброского цвета «Камри». Сергей Сергеевич сел рядом с водителем. Павел устроился на заднем сиденье. Поехали.
Минут через двадцать свернули с Ленинского проспекта в один из дворов номенклатурного дома. Зашли в подъезд, поднялись на этаж. Майор открыл дверь квартиры своим ключом и пригласил Павла войти. Проводил в комнату.
Павел Андреевич осмотрел просторную квартиру, наполненную роскошью эпохи позднего Брежнева. Импортная стенка, хрусталь. Мягкая мебель, накрытая покрывалами с восточным орнаментом. Фотографии на стенах. Одна из них была знакома. Одногруппник Павла по МГУ. Они дружили когда-то, но потом крепко поссорились. Из-за девушки, как бывает. История глупая, обычная. Лобов ненадолго приобрел жену, но друга потерял навсегда. Он университет бросил и исчез со всех радаров. Павел и не искал его никогда, и не спрашивал никого.
Хозяин сидел в кресле в дальнем углу комнаты. Перед ним на столике лежала стопка журналов. У столика стоял пуфик-табуретка. Хозяин привстал, поздоровались за руку. Сесть Павлу Андреевичу предложил на пуфик.
— Разрешите представиться, Башаршинов Константин Егорович, генерал армии. Начальник Первого главного управления комитета государственной безопасности. Ныне в отставке.
— Лобов Павел Андреевич, блогер. А мы ведь знакомы Константин Егорович. Я одногруппником Дмитрия Вашего был. И в гостях здесь бывал.
— Этого не припоминаю. А так с большим интересом всегда читаю Вас, Павел Андреевич. Автор Вы непревзойдённый. Затейник слова, жонглёр смыслами. Восхищаюсь искренне. Сколько раз Вас в этом году уже задерживали?
— Пока два раза, Константин Егорович, но так сейчас только лишь март!
— Действительно, не будем торопиться с выводами, срокА по осени считают. Впрочем, Ваш опыт многочисленных задержаний помог Вам сегодня. По крайней мере, Вы не удивились, увидев у своей кровати нашего сотрудника.
— Нет, не удивился. Пара обысков, и способность удивляться уже не восстанавливается.
— Ну и хорошо, то есть плохо, конечно, но для нашей ситуации это хорошо. Так вот, Павел Андреевич, для начала у меня к Вам два вопроса. И оба для Вас вопросы не новые. Первый, как Вы относитесь к нашей Родине, а второй, не желаете ли повторить, то, что сегодня на кухне уже сделали.
— Я, Константин Егорович, Ваш незатейливый юмор принимаю. Начать хочу с ответа на второй вопрос. Да, желаю.
Долго ждать не пришлось. Сергей Сергеевич зашёл с подносом, на котором стоял графинчик с прозрачной жидкостью, пара стопок и тарелка бутербродов с вареной колбасой.
— Вы, Павел, простите, мои плебейские вкусы. До сих пор считаю, что нет ничего лучше докторской. — генерал налил себе и гостю.
Последовал и тост: «За несокрушимость и процветание нашей многострадальной Родины».
Лобов выпил, не поморщившись. Закусил. Подумал: «Не вкусы у тебя плебейские, а жадный ты до одури. Я ж помню».
Минуту сидели молча.
Павлу заметно похорошело.
— Что же касается ответа на Ваш первый вопрос, Константин Егорович, то Родину нашу я люблю беззаветно, без всякого сарказма скажу. Хотя и удивлен преизрядно, что Вы с этого вопроса начали. Шутите, товарищ генерал? Конечно, шутите. Это всё Ваши служебные приёмчики?
— Не без этого. Сами много раз слышали эту затёртую фразу о том, что в нашей службе бывших не бывает. И про шутки тоже сегодня поговорим. Беззаветно, значит, любите. Что ж, школа комсомола даром не прошла. А что Вы думаете о роли нашей страны в мире, её месте в нём? — Константин Егорович налил по второй, но выпить пока не предложил.
— Вторая стопка за правильный ответ? — съязвил Павел и продолжил. — Что ж, как говорили при царизме, извольте. Вот моё мнение — Родина наша совершенно напрасно себя среди великих держав числит. По уровню развития экономики, науки, социальной сферы до великих она не дотягивает. И единственное, что есть у неё, это пресловутый ядерный щит или ядерная дубинка. Это смотря с какой стороны смотреть.
Константин Егорович, к удивлению Лобова, этим неоригинальным ответом оказался очень доволен. Улыбнулся и поднял второй тост, «За подлинных творцов нашего ядерного оружия».
Павел Андреевич, закусив выпитое, переспросил:
— Подлинных? Ещё не всё известно? Тайной какой-то поделитесь?
Генерал подмигнул блогеру.
— Ну зачем же? Нет никаких тайн. Да и не вправе я тайнами делиться. Кроме того, дело уголовно наказуемое. Вы лучше почитайте. Очень популярное было в своё время издание.
С этими словами он отодвинул от себя стопку журналов, что лежала на столе.
Павел взял журналы в руки, посмотрел на обложки. «Наука и жизнь», три номера за 1986 год.
— Спешу предупредить Ваш удивленный вопрос, да именно «Наука и жизнь» и именно за 1986. Там печатались мемуары одного американского физика. Роберта Фейнмана. Нобелевский лауреат. Веселый был человек. Книгу свою назвал «Вы, конечно шутите, мистер Фейнман». Юморист был, как и мы тут. Незадолго до смерти своей издал. Трудно представить себе, насколько удивительная, потрясающая и вместе с тем лежащая на виду информация там содержится. Чтобы Вы не утруждались поиском, я расставил закладки и подчеркнул наиболее интересные места — генерал говорил с легким возбуждением чуть пьяного человека.
Лобов открыл журнал на первой закладке, начал читать:
«…в самом начале работы в Лос-Аламосе у нас были ужасно важные секреты — мы разрабатывали всякую всячину, касающуюся бомбы, урана, выясняли, как все это работает и тому подобное. Все эти вещи были в документах, которые хранились в деревянных шкафах с ящиками с самыми обычными маленькими, висячими замками на них. …И вот я обычно вскрывал всякие замки и всем демонстрировал, что это очень просто делается.»[i]
— Там секреты, а он любой шкаф спокойно открывает! Дальше! — генерала охватывал азарт.
«…я заранее договорился с моим другом по общежитию о том, что в экстренном случае возьму у него машину, чтобы быстро попасть в Альбукерки. Его звали Клаус Фукс. Он был шпионом и использовал свой автомобиль, чтобы передавать атомные секреты из Лос-Аламоса в Санта-Фе».
Константин Егорыч сиял:
— Надо же! Дружил со шпионом. Стоп. Не шпионом, а разведчиком! Ещё!
«Открывать замки научил меня парень по имени Лео Лавателли. Оказалось, что открыть обычный замок с барабанным механизмом, вроде английского замка, — проще пареной репы.»
— Умел открывать замки! Ещё!
Лобов читал дальше:
«… я спросил: «Можно мне повозиться с сейфом?» — «Ха-ха, конечно!» И я отправился к сейфу и начал колдовать.
…— ЩЕЛК! — сейф открылся. За 10 минут я открыл сейф, в котором были все секреты уранового завода. Все были изумлены. Сейф явно был не очень надежным. Это был ужасный удар: все эти бумаги «только для прочтения», «совершенно секретно» заперты в фирменном сейфе, и вдруг этот тип приходит и открывает его за 10 минут!»
— Это потрясающе! Он в любой момент мог получить доступ к этому отчету. Дальше!
«Я сказал себе: «Ну вот, теперь я могу написать книжку про взломщика, которая переплюнет все остальные книжки про взломщиков, потому что в ее начале я опишу, как я открыл сейфы, ценность содержимого которых больше ценности содержимого сейфов, открытых любым другим взломщиком, — кроме жизни, конечно, — и сравнима с ценностью мехов и золотых слитков. Я уделал всех их: открыл сейфы со всеми секретами атомной бомбы — технологией получения плутония, описанием процесса очистки, сведениями о том, сколько нужно материала, как работает бомба, как получаются нейтроны, как устроена бомба, каковы ее размеры, — словом, все, о чем знали в Лос-Аламосе, всю кухню!»
— Он имел доступ к ЛЮБОЙ информации! Любой! — генерал по-настоящему завёлся. — Но дальше еще безумнее, читайте.
«Итак, я нашел для себя развлечение, — порой один, а порой еще с одним парнем, — я просто создавал шум, играя на … барабанах. Я не знал никаких конкретных ритмов, однако индейские ритмы были достаточно простыми, барабаны хорошими, и я забавлялся.
Иногда я забирал барабаны с собой в лес, чтобы никого не беспокоить, и тогда я бил по ним палкой и пел».
— Барабаны! Он забирал барабаны с собой в лес! С ума сойти. Друг нашего разведчика, мог открыть любой сейф, имел доступ к любой информации — и такое милое хобби — ходить с барабанами в лес. В лес! И все знали, что он туда ходит. Читайте дальше.
Павел продолжил:
«Однажды ко мне подошел один парень и спросил:
— Где-то около Дня Благодарения ты ходил в лес и бил там в барабан, да?
— Было дело, — сказал я.
— О! Тогда моя жена была права!»
Константин Егорович почти вопил:
— Какая умная жена! Где-то рядом с самым важным в истории человечества проектом происходит странное. Но это интересно только этому мужику и его жене!
Генерал наклонился вперед и взял из рук Павла один из журналов.
— А ведь как было: «В кабинете я был один, и обычно я открывал шкаф за несколько минут. Все, что нужно было сделать, — это самое большее 20 раз набрать первое число. После этого я брал журнальчик и минут 15-20 читал его. Не стоило показывать, что дело очень простое: кто-нибудь мог заподозрить, что что-то тут нечисто. Через некоторое время я выходил и сообщал: «Готово!»»
— Открытым текстом, черным по белому рассказывает, что 15-20 минут оставался наедине с секретными документам, а перед этим в тексте строка, что он брал для виду какие-то инструменты.
— Итак, мы имеем: человек с навыками медвежатника открыто вскрывал сейфы с секретной информацией, оставался с этой информацией наедине, не обыскивался, имел милую привычку ходить в лес с барабанами. Не флейтой, не с гитарой, а с объемным и закупоренным инструментом, звук которого для неспециалиста звучит одинаково — полый ли он или чем-то заполнен. А уже вовсю выпускаются портативные фотокамеры, используется микропленка.
— А еще повсюду наши разведчики. И заканчивается вся история тем, что в 49 году разоренный войной СССР взрывает свою атомную бомбу. И мир замирает в удивлении. Как? В стране нет асфальтовых дорог. Страна разрушена от западной границы до Волги и тут такое чудо. Чудо ли? Заводы были построены. Вдруг. А там одно проектирование заняло бы годы труда тысяч лучших инженеров. Сложнейшие технологические процессы запущены. А это был плод ума самых выдающихся гениев мира. А ведь с гениями, чтобы наша пропаганда не говорила, в СССР напряженка была. Особенно с гениями на свободе.
— А что американцы? Как дети. Разведчика Фукса разоблачили? А контакты его изучали? Чистили? Бардак хуже нашего.
— И кураж какой у мистера Фейнмана! Книжку написал, там всё рассказал. Наверное, признания искал. Как самый ценный шпион двадцатого века. Человек, определивший историю после Второй мировой. Не оценили. Тысячи прочитали его биографию, а самого главного не увидели. А ведь там реально — бомба. Фейнман же хотел в СССР приехать. В Туву рвался[ii]. Интересно, с кем там встречаться думал?..
Генерал налил ещё по одной и провозгласил: «За заместителя Председателя Государственного комитета обороны Берия Лаврентия Павловича, за его умение работать с кадрами внутри страны и за её пределами.». Константин Егорович выпил, не дожидаясь реакции совершенно обалдевшего Лобова.
Павел своим безукоризненным чутьем видел сенсацию мирового уровня. Впрочем, потенциал истории был бы очевиден любому. Великий физик — советский шпион. Предатель, сотворивший атомного монстра.
— Английский надо подтянуть. С BBC и CNN лучше на английском, конечно. — он в своих мечтах унёсся куда-то далеко-далеко, где светят софиты и расстелены красные ковровые дорожки.
Генерал успокоился:
— Вот что Павел, журнальчики возьмите! Всё в этом вашем интернете найти можно, конечно, но тут я подчеркивал — сэкономлю Вам труд. Почитайте дома. Подумайте. Уверен, Вы многое придумаете. Может не один пост будет, целая серия. На меня ссылаться разрешаю. Собственно, ничего я Вам не сказал такого. Можем фотографию совместную сделаем, да стану я популярным на старости лет.
Генерал подумал чуток, налил только себе. Выпил без тоста.
— Вы еще вот о чем подумайте, Павел. Ведь нам это оружие не для добра подарили. Мы с ним навсегда от мира отгороженные, и всегда власть наша теперь что хочет, то и может творить. Они это суверенитетом называют. Чуть власть подобрее — людям полегче, а если зверь какой к власти придет — так и не будет на него управы. Там-то они своим ядерным щитом закрыты. А у нашего народа щита от дубинки своего же государства нет. Вот и можно над ним изгаляться.
Лобову показалось даже, что генерал сейчас прослезится. Но тот взял себя в руки.
— Спасибо Вам Павел Андреевич за визит, больше Вас не задерживаю, но рад буду новой встрече. Вам как лучше, чтобы Сергей Сергеевич до дома доставил, или сами доберетесь?
Лобов взял журналы, поднялся с пуфика.
— Спасибо, доберусь, тут и метро не так и далеко, и проветриться мне надо. До свидания.
— Что ж, еще раз спасибо. До встречи.
Лобов вышел из подъезда, минутку покурил во дворе. Неброского цвета «Камри» была тут же неподалеку. Посмотрел по навигатору — до метро Ленинский проспект минут 10 пешком.
Пошел медленным шагом. По пути предвкушал, какой резонанс будет у его поста. Лайки, репосты, ролик в Ю-Тьюб. В метро было довольно людно. Он взял билет, спустился на платформу. Поезд уже выходил из туннеля, когда стоящий позади его мужчина несильно толкнул плечом в спину. Лобов не удержался, сделал шаг вперед, потом еще и, потеряв равновесие, упал на рельсы. Движение потом запустили только через два часа. В новостях передали, что оранжевая ветка была парализована из-за самоубийцы.
Как только Лобов ушел, в комнату к генералу зашел Сергей Сергеевич. Константин Егорович всё еще сидел в кресле. Вид имел довольный.
— Не сильно я про народ и страдания палку перегнул, а, майор?
— Всё, товарищ генерал, было идеально рассчитано и исполнено. Уровень у вас высочайший.
— Месть — блюдо, которое нужно подавать холодным. Знаешь же. Если бы не этот Паша, мог бы из Димы нормальный человек получиться. И никакой нарколог на нём рубля бы не заработал. Сейчас он год держится, но сколько это ещё продлится? Теперь квиты.
Генерал помолчал немного.
— Вот что Семенов, ты ведь и относительно меня получил указания. Как думаешь исполнять?
— Согласно инструкции, Константин Егорович. Контакт со скомпрометированным лицом. Покушение на разглашение. Сами понимаете.
— Исполняй родимый. Пистолетик свой из сейфа я вынул. В столе он, в верхнем ящике незакрытом. И ты совесть свою, если она в тебе к майорству твоему осталась, не изводи. Мне так легче. Сам знаешь, какие боли у меня. Как эта химия осточертела. Исполняй. На тебе всё равно грехов — не отмыться. На мне тоже. Вот и этот глупый Пашка туда же. В тот же список. Но самоубийства на мне не будет. Хоть и объявят о нём. Хитрый я способ придумал, и себя, и дурня этого уничтожить. Сам не замарался. Может, в котле моем на градус-другой холоднее будет.
Помолчал самую малость и добавил:
— И еще, Семёнов, не хочется дешевой драмой заканчивать, когда всё ещё дешевле. Не из-за Димы Пашку я ненавижу. Димка-то что? Обычный дебил. Весь в мать. А Лобов этот, когда они тут в моё отсутствие виски мой пили и сигареты курили, диван-то и прожег. Пьяный идиот. Я как дыру на диване увидел, со всеми, кто тогда был, переговорил. Сошлись показания. А Пашка отпирался, не признавался. Ну вот и зря не признавался. Не надо с генералами так. После этого ж пришлось всё покрывалами этими дурацкими закрывать. Нельзя так с нами.
Генерал налил себе последнее из графина. Выпил. Закрыл глаза и спокойно ждал. Но недолго. Так Паша Лобов еще и пережил его на семь минут.
Примечания
[i] Здесь и далее цитируется по книге “Ричард Ф. Фейнман. Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!”
[ii] Описано в книге “Ralph Leighton. Tuva or Bust!: Richard Feynman’s Last Journey”
