Есть лирика суровая, военная,
Где свой глубокий, внутренний трагизм,
И даже в нашу бытность повседневную
Отсутствует ура-патриотизм.
[Дебют] Сергей Филиппов
НАШЕ СТАРОЕ КИНО
хххххх
Два старых московских кольца
В моей, и не только, судьбе,
Одно называется «А»,
Другое, чуть большее, «Б».
Узнать их, увидев в кино,
Достаточно пары минут,
В бульварах и скверах одно,
«Садовым» другое зовут.
И ты мне в тот миг не мешай
Смотреть, как по старой Москве
Ползёт деревянный трамвай,
Троллейбус с эмблемою «Б».
Вдруг время задумает вспять
Свернуть, там где детство, и где
Пути их сойдутся опять
В моей, и не только, судьбе.
Где скверы, сады и бульвары
Сливаются в общий поток,
И очередь в дуровский старый
И вправду живой уголок.
хххххх
Сергею Лихову
Пусть кто-то посчитает психом,
Так называя всех подряд,
Но я спешу всё в тот же Лихов,
На Трубную, Каретный ряд.
Чтоб вновь, ни много и ни мало,
Не скрыв ни от кого лица,
Пройти — лиха беда начало —
Весь путь с начала до конца.
По новой вжиться в ту же бытность,
Лететь вперёд на всех парах
И ощущать и ту же лихость,
И тот же беспробудный страх.
Как Амундсен, искать свой полюс,
Сверяясь с собственной мечтой,
И как и в первый раз готовясь
Всё снова пережить с лихвой.
хххххх
Не сносить, не сносить непременно
Нам, как видно, с тобой головы?
Родились на задворках Вселенной,
Но зато в самом центре Москвы.
В нас с тобою московские корни,
А отсюда столичная спесь,
И вселенная наша, запомни,
Началась и закончится здесь.
Развивалась, росла неуклонно,
Не щадя ни врагов, ни друзей,
Не согласно вселенским законам,
А по воле великих князей.
Превращаясь из вялой и сонной,
Не идущей врагу на поклон,
Белокаменной, Первопрестольной,
В Третий Рим и второй Вавилон.
В «вечный» город, которому впору
Ожидать, как и всем нам, конца
По примеру Содома с Гоморрой,
Рассердивших когда-то Творца.
хххххх
В пылу, средь общей суеты,
Мы каждый Божий день
С тобою слышим гул толпы,
Гудки и вой сирен.
И несмотря на нашу лень
И косность, мы с тобой
Почти что каждый Божий день
Сливаемся с толпой.
Направив бренные стопы
Вслед чьим-либо стопам,
И все волнения толпы
Передаются нам.
Вельможа, кесарь или князь
И прочие столпы,
Над миром гордо вознесясь,
Не слышат гул толпы.
Не вняв ему. И каждый раз
Вельможа, кесарь, князь,
Не уловив народный глас,
Решают всё за нас.
Презрев гудение толпы
И не беря в расчёт,
Забыв, что только до поры
Безмолвствует народ.
хххххх
Похож на жалкого пигмея,
Пытаясь выдать на-гора
Хоть что-то, мученик идеи,
Ретивый труженик пера.
На одинокого страдальца,
В стакане бурю породив,
Проблему высосав из пальца
И ею всех ошеломив.
И с одержимостью своею,
Не доводящей до добра,
С никчёмной в сущности идеей
Носясь аж с самого утра.
Несокрушимым, грозным танком,
Бульдозером пройдя по всем,
Чтоб возвести её до ранга
Почти что мировых проблем.
Одну и ту же воду в ступе
Всю жизнь без устали не прочь
Пигмеи с карликами вкупе
С утра до вечера толочь.
На пресловутую потребу
Свою и нашу день за днём
Пока «Атланты держат небо»
И Прометеев ждут с огнём.
хххххх
Всё глуше смех, всё тише споры,
Всё громче клич: «Маэстро, туш!»
Почти не ставят «Ревизора»
И не проходят «Мёртвых душ».
Сатириков пора забыть бы
И зачехлить свой острый кий,
Хотя играется «Женитьба»,
И страшно популярен «Вий».
И вновь по Невскому проспекту,
Отчаявшись и впав в психоз,
В толпе прохожих бродит некто,
В запарке потерявший нос.
Однако, строить параллели
Бессмысленно, их просто нет.
Ведь тех, кто вышел из «Шинели»
Давным-давно растаял след.
И мчится наша птица-тройка
Куда-то, набирая ход,
Как и при Гоголе, да только,
Куда ответа не даёт.
ПО-НЕКРАСОВСКИ
« — Ну, пошёл же, ради бога!
Небо, ельник и песок — »
Это всех теперь дорога,
Все в Москву спешат, дружок!
«Ноги босы, грязно тело,
И едва прикрыта грудь»,
Не стесняйся, что за дело,
Это многих нынче путь.
Не лежат в котомке книжки,
Не учиться ты идёшь.
Будешь матери, братишке
Отсылать последний грош.
Бросив край родной и поле,
Не во сне, а наяву
По своей (не божьей) воле
Снарядился ты в Москву.
«Не без добрых душ на свете»,
Кто сможет подсобить
Подхалтурить на объекте,
Просто пиццу разносить.
Раздавать в толпе открытки,
Ну а если повезёт,
То менять в столице плитку
И бордюры круглый год.
«Там уж поприще широко:
Знай, работай, да не трусь…»
И вздыхает одиноко
Остальная наша Русь.
«Не бездарна от природы»,
Но погиб, как видно, край,
«Что выводит из народа
Столько славных». Так и знай,
Нет уж больше «благородных,
Сильных любящей душой,
Посреди тупых, холодных
И напыщенных собой».
хххххх
Рязань горит. С природой, парень,
Не шутят. Змейкой по траве
Ползёт огонь, и запах гари
Мы ощущаем и в Москве.
Где по ночам въезжают фуры
Из самых отдалённых мест.
Меняют каждый год бордюры.
И где с лихвой хватает средств
И на бессмысленные траты:
Бордюры, плитку. Так что пусть
Горит и гибнет безвозвратно
В огне есенинская Русь.
И хоть «Москва слезам не верит»,
Землицу размешав с золой,
Зальём, как водится, потерю
Своей искусственной слезой.
Другой России нам не надо,
Ты только пафос не жалей
И чаще заливай в лампады
Благоухающий елей.
Но под одним живём все Богом,
И вот уж в утреннюю рань
Столица вся накрыта смогом:
За двести вёрст горит Рязань.
хххххх
Я опять в оцепененье,
Руки ходят ходуном.
Промежуточные звенья
Вижу только лишь кругом.
Могут что-то от кого-то
И куда-то передать.
Но при этом хоть за что-то
Не желают отвечать.
Без малейшего стесненья
Каждый день и каждый час
Промежуточные звенья
Отфутболивают вас.
Раз окошко, два окошко,
Докажи, что ты есть ты.
Размножаются, как кошки,
Прорастают, как грибы.
Перед ними пресмыкаясь,
Забываю об одном,
Что и сам я лишь являюсь
Промежуточным звеном
Между прежним человеком,
Что дожил до перемен,
И физическим субъектом
С многозначным ИНН.
хххххх
Подобно прочим пилигримам,
Скитаясь по земле большой,
Я видел, проходящих мимо
Меня людей с душой ранимой
И с грубой, чёрствою душой.
Да и в ближайшем окруженье
Моём встречались те и те,
И я по воле Провиденья
То проникался вдохновеньем,
То жил в духовной нищете.
С времён языческого Рима
Веками на земле большой
Живут и праведник гонимый
С душою тонкой и ранимой
И стражник с чёрствою душой.
И я, до лёгкой жизни падкий,
Как жалкий и презренный трус,
То теша совести остатки,
Ругаю нравы и порядки,
То стражи бдительной страшусь.
хххххх
«непоротое поколенье
не хочет, чтоб его пороли»
Е. Сливкин
Прочтёшь порядком хроник, но
не обнаружишь, к сожаленью,
за сотни лет, хотя б одно
непоротое поколенье.
Кого бы за любой косяк
рукою твёрдой и умелой
по малолетству или так
не драли бы для пользы дела.
За кем не шли бы по пятам.
За кем не наблюдали зорко,
чтоб вновь задать то здесь, то там
с утра торжественную порку.
Но молодёжи хоть бы хны,
«горячих» получив без звука,
надев и застегнув штаны,
«спасибо, — скажет, — за науку».
Чтоб на основе вековых
норм долга, права и морали,
драть вскоре отпрысков своих,
как их самих когда-то драли.
хххххх
Художник с самого начала
Творит и думает о том,
Как показать большое в малом,
Как малое узнать в большом.
За лесом виделись деревья,
Отдельно и наоборот.
За каждой областью — деревня,
За каждой личностью — народ.
ВСЮДУ ЖИЗНЬ
Будь ты в Лувре, будь ты в Эрмитаже,
Иль в любой из других галерей,
Прежде чем любоваться пейзажем,
Посмотри на страданья людей.
Кто-то впрямь их на дух не выносит,
А кому-то лишь вынь да положь
Левитана янтарную осень,
Золотистую Шишкина рожь.
Каждый сам выставляет оценку,
Только в силу различных причин
Для меня «Всюду жизнь» Ярошенко
Выше прочих известных картин.
хххххх
«В каждой музыке Бах».
И. Бродский
Не мыслю мысли без размаха.
Творца без творческих потуг.
Не мыслю музыки без Баха,
Без баховских токкат и фуг.
Не мыслю ткани без основы,
Где нити прочно сплетены.
Литературы без Толстого
И без толстовской глубины.
Жизнь та же ткань, где звук и слово
Сплелись и вдоль и поперёк.
И непонятно, где основа,
А где связующий уток?
хххххх
На старой летней танцплощадке
Смятение и полумрак.
Следит дружинник за порядком
Для профилактики от драк.
У женщин на щеках румянец,
Они волнуются и ждут,
Когда объявят белый танец
Всего на несколько минут.
Стоят, оценивая взглядом
Потенциальных визави.
Им, в принципе, не много надо:
Покоя, счастья и любви.
Как раз того, что во Вселенной
Пусть и на несколько минут
Всем вместе и одновременно
Им даже в танце не дадут.
хххххх
Сняв с полки и отбросив мигом
Условность временных границ,
Откроешь жизненную книгу,
Прочтёшь десятка два страниц.
Потом заглянешь в середину,
Перемахнув десятки лет,
Не встретив больше половины
Героев, не узнав сюжет.
А лёжа в старческой кровати,
Уже почти что не жилец,
Но до поры ещё читатель,
Боишься заглянуть в конец.
Но всё же поздно или рано
Дойдёшь и до последних строк,
Узнав, что там в конце романа,
Не заглянув лишь в эпилог.
хххххх
На днях услышал от кого-то:
Литература — то же фото,
А каждый значимый фрагмент —
Удачно схваченный момент.
И потому так важен дар
Художника поймать всё в кадр,
Удачно подобрать натуру
И выбрать нужную фактуру.
А если автор лишь нечётко,
Как говорят сегодня: «сфоткал».
Нащёлкал кадров и тот час
Уже готов писать рассказ,
Нисколечко не беспокоясь
О качестве, а то и повесть,
То это, выражаясь ёмко,
Любительская фотосъёмка.
Покуда в поисках талантов
Искусство терпит дилетантов,
Любой, кому не подфартило
Пока что, пробует в нём силы.
Чтоб поначалу для разминки
Любительские сделав снимки,
Заняться по большому счёту
Уже художественным фото.
хххххх
Есть лирика суровая, военная,
Где свой глубокий, внутренний трагизм,
И даже в нашу бытность повседневную
Отсутствует ура-патриотизм.
А есть другая лирика — пейзажная:
Толстой, Тургенев, Шишкин, Левитан.
И плачет вся природа вернисажная
От стольких нанесённых нами ран.
А есть, ребята, городская лирика.
Покуда не разрушен по частям
Наш город, мы слагаем панегирики,
Грустя по полюбившимся местам.
И, наконец, есть лирика гражданская,
Почти что не читаемая вслух
Нигде в аудитории мещанской,
Пока не клюнул жареный петух.
И пусть в литературе всё условно,
Пусть в ней, как в жизни, всё диктует спрос,
Связь этих лирик с лирикой духовной
Больной, животрепещущий вопрос.
хххххх
Памяти Ю.Н. Пузырёва
Не надейся, артист, на погоду,
На удачу, волну и прибой.
А надейся на память народа
И «на парус надейся тугой».
Не теряйся в сегодняшнем мраке,
А пытайся и в нём напевать,
Как Ильюшин и как Коккинаки
Самолёты учили летать.
И пускай ты, как странник в пустыне,
Где попса торжествуют и рэп,
Где не виден серебряный иней
В проводах новостроек и ЛЭП.
Вновь тревожную молодость вспомнив,
Вдруг почувствуешь запах костра,
И Тайшет твою душу наполнит,
И вернётся к тебе Ангара.
хххххх
«Обучаю играть на гитаре
И учусь у людей доброте».
Из песни Ю. Визбора
Кто забыл, господа, тем напомню,
Как нас с вами в былые года
Сослуживцы, друзья и знакомые
Добрым словом встречали всегда.
В Воркуте, в Душанбе, в Нарьян-Маре,
На какой ни возьми широте,
Обучали играть на гитаре
И учили людей доброте.
Но приходит период распада,
И меняют окрас времена,
И уже недоверчивым взглядом
Вас встречает другая страна.
Все посулы, соблазны, все чары,
На поверку — одна суета,
И поёт, хоть и не под гитару,
О себе доброта, да не та.
Мы не впишемся в эти стандарты,
Хоть разрежьте всех нас на куски.
Слишком резво рванули со старта,
Слишком поздно включили мозги.
Улыбаются «звёздные» пары,
А внутри у них всех — пустота.
Замолчала надолго гитара,
И кричит о себе «доброта».
хххххх
«Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую»
Д. Самойлов
Собрав единым махом
Все скудные манатки,
Давай от наших страхов
Умчимся без оглядки.
От боли, от досады,
От вечной лжи и фальши,
От криков до надсады
Сбежим, как можно дальше.
Не думая, не глядя,
От гнусного порядка,
От жизни только ради
Покоя и достатка.
От всяческих страшилок,
От бесконечных пугал,
От тех, кто сжав затылок,
Сидит, забившись в угол.
От постоянной мысли,
Что хватит нам с тобою
И остальным зависеть
От чьей-то паранойи.
От планов и решений,
От воли и поступков,
От ложных представлений
И вредных предрассудков.
Что двигают планету
Всё ближе к мёртвой зоне.
От каждого, кто в этом
Стремленье непреклонен.
От всех, кто выбрав средство
Для цели, не спасует,
Чьё не погонит сердце
«По жилам кровь живую».
От чувства, сколь опасно
Им так в конце увлечься,
Что Бог один лишь даст нам
И миру уберечься.
НАШЕ СТАРОЕ КИНО
-1-
(Летят журавли)
Опять звучит команда: «Тише.
Мотор!» И камера трещит.
Герой по лестнице всё выше
Летит и на излёте слышит:
«Ты ранен, Боря?» «Я убит».
И точно также, как и в первый,
И в сотый и в двухсотый раз,
Вонзаясь в облачные перья,
Над ним закружатся деревья,
И тело вновь осядет в грязь.
Есть масса фильмов, но иные
Волнуют с каждым днём сильней.
И вечно юные живые
Герои шлют нам позывные
Из стаи белых журавлей.
-2-
(Простая история)
Гектары колхозных угодий,
Колхозный, забытый уж, строй.
«Простая история», вроде,
О жизни отнюдь не простой.
А может напротив, несложной,
На чей-то поверхностный взгляд,
Но ты, председатель колхозный,
Умри, но достань концентрат.
И пусть недостаточен опыт.
Пускай не набрал ещё вес
В районе. Неведомо кто ты?
Пусть вновь подвела МТС.
Не знаешь, куда тебе деться?
И ночи не спишь напролёт,
Пока не оставишь здесь сердце,
Пока не поддержит народ.
И вот уже сердце заныло,
И выстрадан главный вопрос:
«Как сделать, товарищ Данилов,
Чтоб лучше народу жилось?»
Без всякой, заметь, укоризны,
Который, и в этом контраст
(Разительный) с новою жизнью,
Сегодня никто не задаст.
-3-
(Председатель)
Любой сторонний наблюдатель
Не мог бы лицезреть без слёз
Крестьянский быт. Вот Председатель
И прибыл поднимать колхоз.
Рыдали дети, бабы выли,
Штаны спадали с мужиков,
А в городах вовсю крутили
Фильм про кубанских казаков.
А наяву, хоть в хвост и в гриву
Власть погоняла мужика,
Успехов нет, лишь перегибы
Да беспросветная тоска.
С того и местный обыватель
Им долгий и живой укор.
Подумай, новый Председатель
Колхоза Трубников Егор
На что идёшь? Хоть думать поздно
И хлопотно. Не ровен час.
Ведь строй в стране давно колхозный,
И власть Советская у нас.
И пусть чиновник — прихлебатель,
В Кремле тиран иль сумасброд,
Толковым был бы Председатель,
И дело сдвинется, пойдёт.
Ведь надо только поднапрячься,
Потуже узел затянуть,
И как-нибудь на наших клячах
До коммунизма дотянуть.
Чудес на свете не бывает,
И власть Советская давно
Почила в бозе. Побеждают
Идеи наши лишь в кино.
Погас последний свет в окошке.
С эпохой новой не в ладах,
Бреду домой, кило картошки
Купив на фермерских рядах.
Устав от всех экспериментов
За более, чем тридцать лет,
Смотреть былые киноленты,
Где, хоть в кино, но был просвет.
-4-
(В круге первом)
У родины могучие резервы,
И дело всякий раз лишь только в том,
Что кто не удержался в круге первом,
Рискует оказаться во втором.
А то и в третьем, пятом и десятом,
Кому и как в итоге повезёт
В стране, где даже самый мирный атом
Обязан встать на воинский учёт.
Где всё, как при «усатом», но в которой,
Хоть власть всегда — единый монолит,
Название «шарашкина контора»
Нам до сих пор о многом говорит.
Где зарятся богатые соседи
На наши топи, хляби и луга.
Где цель одна: найти и обезвредить
По голосу заклятого врага.
Где органы не любят быть в накладе,
Но любят проявлять веками прыть,
И просят, умоляют христа ради
Вернуть им право всех подряд казнить.
Построив для последнего парада,
Забывших, (пусть на время), про испуг,
Прошедших все, что можно, круги ада,
Чтоб вывести на новый главный круг.
