Вообще надо сказать, что Стаут очень бережно относится к возникающим в его творчестве мотивам, характерным ситуациям — словом, к своим художественным находкам. Он не даёт им пропасть, заглохнуть, он повторяет их в изменившихся условиях и с другими персонажами, зачастую доводя мотив «до логического конца».
НЕОЖИДАННЫЙ РЕКС СТАУТ
Введение
Двадцатые и тридцатые годы прошлого века были временем расцвета детективного жанра в Великобритании (Агата Кристи), Франции (Жорж Сименон) и США (Рекс Стаут) — мы назвали лишь самых ярких и известных мастеров. В частности, в 1934 году началась публикация серии романов и повестей Стаута о работающих в паре сыщиках: Ниро Вулфе и Арчи Гудвине. Этой серии и будет посвящена данная статья.
А в Советском Союзе эти годы были не слишком благоприятны для проникновения в страну западных детективов, и как раз в 1934-м железный занавес опустился окончательно. В докладе на Первом съезде советских писателей Максим Горький объявил:
«Ловкостью воров, хитростью убийств буржуазия любовалась с таким же наслаждением, как и проницательностью сыщиков. Детективный роман до сего дня служит любимейшей духовной пищей сытых людей Европы, а проникая в среду полуголодного рабочего, этот роман служил и служит одной из причин медленности роста классового сознания, возбуждая симпатию к ловким ворам, волю к воровству … способствует росту убийств и других преступлений против личности».
Примерно то же утверждала позднее, уже в послевоенные годы, Большая Советская энциклопедия (второе издание, статья «Детектив»): «Нагромождение ужасов, опасностей, убийств, дешевых эффектов, сексуальных извращений, характерное для сюжетов детективной литературы, придает ей бульварный характер, рассчитанный на удовлетворение самых низменных интересов».
После двух таких зубодробительных ударов уместно будет привести цитату «обратного смысла», из [3]: «Справедливо утверждают разные авторы (Р. Мартен во Франции, Т. Кестхейи в Венгрии, Г. Анджапаридзе в СССР), что детектив «плохо сочетался» с тоталитарным режимом. Действительно, основные мотивы произведений, утверждавших торжество закона над беззаконием, примат гуманистических ценностей, право и волю человека бороться с несправедливостью, из каких бы сфер она ни исходила, — не вписывались в социально-политическую систему, царившую в нашей стране. Справедливости ради надо только подчеркнуть, что отлучение народа от мировой культуры происходило по всем направлениям, и детектив в этом ряду еще не самая большая потеря.
Возвращение, а лучше сказать — второе рождение зарубежного детектива на русском языке пришлось на период «оттепели» и ознаменовано было публикацией сборника рассказов Честертона (1958) и романов Сименона (1960)».
Продолжим: первая «русская публикация» Агаты Кристи состоялась в 1963-м, Рекса Стаута — в 1967-м. Казалось бы, справедливость восстанавливается?
Ну, более или менее. Однако относительно Стаута о справедливости можно говорить лишь с очень большой натяжкой. Читая в [3], в разделе «PERSONALIA», перечни публикаций «детективных авторов», за период с 1960-го по 1989-й годы, мы видим, что количество публикаций Сименона — свыше ста, Кристи — приближается к ста, а Стаута — двенадцать.
И нетрудно понять причину этого перекоса: Стаут был антикоммунистом, и не скрывал этого. Антикоммунистами — и борцами с коммунистическим режимом на их родине, в Югославии — были и герои Стаута: Ниро Вулф и его друг Марко Вукчич.
Но коммунистическая эпоха отходила всё дальше в прошлое — и вот, где-то на рубеже минувшего и нынешнего веков, Стаута бросились переводить и издавать … и в спешке забыли о качестве переводов. Стаут снова пострадал, но теперь не прямо из-за своего антикоммунизма, а как бы рикошетом.
Но как бы то ни было, сейчас Стаут на русском представлен достаточно полно (и не только цикл о Вулфе и Гудвине), и даже недостатки переводов не могут нам помешать наслаждаться знакомством с одним из величайших мастеров детективного жанра. Было бы желание.
«Дети разных народов»
Америка — страна иммигрантов, представителей разных рас и национальностей. У Стаута это очень заметно.
Ниро Вулф и Марко Вукчич — уроженцы Черногории, их родной язык — сербско-хорватский. В доме Вулфа живёт повар Фриц Бреннер — франко-швейцарец, а приходящий цветовод Теодор Хорстман — немец.
В «Слишком много поваров», где действие в основном происходит в Западной Вирджинии, Вулф имеет долгую беседу с четырнадцатью чернокожими поварами и официантами павильона «Парадиз», а один из них, Пауль Уиппл, окажется впоследствии действующим лицом в «Праве умереть».
В частности, обращаясь к этим четырнадцати, Ниро Вулф говорит: «…Но гораздо важней индивидуальных различий различия расовые, национальные и племенные. Я имел в виду именно это, говоря о своем ограниченном опыте общения с черными. Я веду речь о черных американцах… Вы, джентльмены — американцы; многие больше американцы, чем я, ибо я не здесь родился. Это ваша родная страна. Вы и ваши братья, черные и белые, позволили мне приехать сюда и жить здесь. Надеюсь, вы мне разрешите сказать, не впадая в сентиментальность, что я вам благодарен за это».
Там же, в «Слишком много поваров»:
— Констанция Берин ‒ каталонка; стало быть, и её отец Джером Берин, один из пятнадцати знаменитых поваров, тоже каталонец;
— другой из пятнадцати, Сергей Валенко из Квебека — русский;
— Лиа Кейн, жена Лоренца Кейна — китаянка.
Но отвлечёмся, наконец, от романа о поварах.
Лили Роуэн, подруга Арчи Гудвина — ирландка по отцу.
Фред Даркин (сквозной персонаж: сыщик, временами помогающий Вулфу и Гудвину) — ирландец, его жена — итальянка (последнее обстоятельство оказывается важным в «Острие копья» — первом романе цикла). Симпатичный профессор Саварезе («И быть подлецом») и несколько менее симпатичный мистер Робилотти («Бокал шампанского») — тоже итальянцы.
Вудро Степанян в «Смерти хлыща», владелец и хозяин «Дворца культуры» (штат Монтана) ‒ армянин.
Чистильщик обуви Пит Вассоз — грек («Убей сейчас — заплатишь потом»), как, по-видимому, и посол Теодор Келефи и советник Спирос Паппс в «Иммунитете к убийству». Если судить по звучанию фамилий, то мальчик Пит Дроссос, безвременно погибший в «Золотых пауках», официант ресторана «Рустерман» Пьер Дакос (также погибший: «Семейное дело») и секретарша Сара Дакос («Звонок в дверь») — имеют греческое происхождение.
Упрямый Мак-Нэр («Красная шкатулка») — шотландец.
Мать Черри Квон («Рождественская вечеринка») — голландка, а отец — полуиндус и полукитаец.
Конечно, Стаут (или, может быть, Арчи Гудвин, от лица которого написан весь цикл о Ниро Вулфе?) старается к героям всех рас и национальностей относиться одинаково — хотя, приглядевшись, нетрудно увидеть, что у него есть свои предпочтения и симпатии. Интересно, например, проследить его отношение к представителям национальности, которая почти никогда не называется напрямую, и её приходится угадывать по звучанию имён и фамилий, и изредка — по речевым и иным особенностям персонажей.
«Когда человек убивает»: «В манхэттенском отделе (полиции — И.К.) по расследованию убийств я надеялся попасть к лейтенанту Роуклиффу, поскольку мне не терпелось попытаться еще разок вывести его из себя, да так, чтобы его заколотило от злости. Но вместо него я попал к выпускнику колледжа, некоему Айзенштадту, который не представлял для меня никакого интереса. Единственное, чего он хотел, − это фактов». Действительно, странный тип.
В «Деле о скрученном шарфе» (в другом переводе: «Маскарад для убийства») под началом инспектора Кремера в доме Вулфа действуют несколько полицейских, среди них Леви — и против него ни Гудвин, ни Вулф ничуть не возражают, хотя в целом поведением Кремера Вулф очень даже недоволен. А в «Игре в бары» в беседе с Гудвином (без Вулфа) Кремер, сообщая о проводимом полицией расследовании убийства, с похвалой отзывается о полицейском Ауэрбахе — так что Гудвин даже восклицает: «— О, этот парень далеко пойдет и в один прекрасный день может занять ваше место». На что Кремер отвечает: «— Он был бы рад сделать это и сейчас».
Обильно представлены люди этой национальности в химических (полицейских) лабораториях. «Приглашены на встречу со смертью»: «Арчи, позвони мистеру Вайнбаху в лабораторию Фишера».
Во «Втором признании» Вулф звонит по телефону «мистеру Лоунфельду, из полицейской лаборатории».
В «Погоне за матерью» (в другом переводе: «Разыскивается мать») упоминается лаборатория Натана Хирша; по-видимому, тот же Хирш действует и в «Кровь скажет»: «А через двадцать минут я уже … разговаривал с человеком за стойкой.
− Это лично для меня, мистер Хирш, не для мистера Вулфа, но не исключено, что в скором времени он тоже воспользуется этими сведениями».
В той же «Погоне за матерью» упоминается фирма «Резник и Спиро», изготовляющая пуговицы; упоминается Эл Познер, совладелец «Посарт Камера». Фотоаппаратом этой фирмы, скрытно установленным в детской коляске, делается снимок разыскиваемой матери младенца.
Немало материала для размышлений над «еврейским вопросом» − а также и над «женским» — предоставляет роман «Слишком много женщин»: Эстер Ливси и её начальник Розенбаум; «Бенджамин Френкель, серьезный и целеустремленный молодой человек, был помощником начальника секции» ‒ то есть, Розенбаума.
− Извините, − сказал я. — Вы заняты?
Мистер Розенбаум, начальник секции металлоконструкций, был человеком среднего возраста, лысым, в очках с черной оправой. Он махнул мне рукой, приглашая в кабинет.
− Ну и что, − сказал он без вопросительной интонации. — Если я диктую письмо и меня не прерывают, я теряю ход мысли. Здесь никогда не стучат в дверь, прежде чем войти, а просто врываются. Садитесь».
Эстер Ливси (между прочим, жительница Бруклина) произвела сильное впечатление на Гудвина, а он — на неё. Их отношения — на грани перерастания в серьёзные.
Бенджамин Френкель, человек чувствительный, испытывает эффект леди Макбет: ему кажется (безосновательно), что он убил Уальдо Мура. «Подобные видения часто его беспокоили. Однажды его обуяла идея, что он на самом деле был фашистом, и ему пришлось поехать на встречу Бунда в Йорквиль, чтобы избавиться от нее».
Завершая разговор о «Слишком много женщин», отметим, что эффект леди Макбет впоследствии обнаружится, в своём самом полном и, так сказать, классическом исполнении — в «Пожалуйста, избавьте от греха».
Посмотрим теперь на трёх сквозных персонажей, без которых трудно себе представить цикл о Вулфе:
— детектив «Сол Пензер (Saul Panzer, поэтому в некоторых переводах: Саул — И.К.), который не вышел ростом, но по части ума даст сто очков вперед любому», и вот что он сообщает Вулфу и Гудвину в «Разыскивается мать»: «Я рад, что мой отец никогда не узнает о том, что я сделал. Я клялся на Новом Завете»;
— журналист Лон Коэн, сотрудник «Газетт», состоящий в дружеских отношениях с Гудвином и часто снабжающий его ценной информацией;
— адвокат Натаниэль Паркер, к чьим услугам нередко прибегает Вулф — например, чтобы вызволить Гудвина из-под ареста.
Паркер, может быть, и не задумывался Стаутом как еврей, но, независимо от воли автора, этот «триптих» — адвокат-Натаниэль-Паркер — обретает отчётливую, хотя и не стопроцентную, еврейскую коннотацию (особенно с учётом того, что среди американских (и особенно нью-йоркских) адвокатов евреи составляют значительный процент). И не стоит забывать, что под началом Паркера, в его офисе, работает некий Сол Эрлих («Не позднее полуночи»).
Если насчёт национальности Паркера ещё можно сомневаться, то относительно двух других адвокатов, Джулиуса Эдлера («Лига перепуганных мужчин») и Л.А.Шварца («Прежде, чем я умру») — вряд ли.
А вот, скажем, Рейчел Эйбрамс (Rachel Abrams, т.е.: Рашель, т.е.: Рахель), которую задушили и выбросили из окна седьмого этажа («Прочитавшему — смерть») — на её счёт надо ли сомневаться?
А насчёт её сестры Деборы? Или насчёт Гулды Гринберг — подруги Рейчел?
Или вот Берта Аарон, «с двумя «а» », её тоже задушили — галстуком Вулфа и в его доме («Вышел месяц из тумана») — с ней как быть?
Вопросы, вопросы… Лучше всего от них отмахнуться — и заняться, скажем, обновлением гардероба:
— «Смерть демона»: норковая шубка с ярлыком фирмы «Бергман»;
— «Не позднее полуночи»: ботинки от Фермана;
— «Вышел месяц из тумана»: английские туфли от самого Парвиса;
— «Слишком много сыщиков»: «Одета она (Теодолинда Боннер) была в отлично сшитый твидовый костюм, — видимо, приобретенный в магазине Бергдорфа, как и красовавшийся на ней норковый жакет»;
— и в «Праве умереть» тоже магазин Бергдорфа: «Позже Лили сказала мне, что коричневое шерстяное платье гостья (мисс Брук — И.К.), по всей вероятности, купила в «Бергдорфе» примерно за пару сотен баксов»;
— «Завещание»: «Одет он был в рубашку и галстук от Метцгера и костюм, который стоил полторы сотни баксов»;
— «Рождественская вечеринка»: «Костюм Санта Клауса (в который позднее облачился Ниро Вулф — И.К.) был продан в магазине «Берлсон», что на Сорок четвертой улице»;
— «Убийство полицейского»: побрившись в парикмахерской Голденрода, где управляющим — Джоэл Фиклер, Арчи Гудвин отправляется в универсальный магазин Альтмана, чтобы в его — магазина — многочисленных и многолюдных переходах оторваться от полицейской слежки;
— нечто подобное находим и в «Бокале шампанского»: Гудвин сообщает издателю Лейдло адрес компании канцелярских товаров Перлмана («The Perlman Paper Company»), куда тот должен зайти, чтобы избавиться от полицейского «хвоста»;
(Отметим, что фамилия «Перлман» встречается ещё в двух романах цикла. Первый — «Прочитавшему — смерть»: «… стенографистка Нина Пэрлман, довольно высокая и осанистая, с большими темными глазами» — одна из десяти женщин, работниц юридической конторы «Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс», которых Гудвин пригласил на ужин в доме Вулфа. Второй — «Пожалуйста, избавьте от греха», где Перлман — работник «Газетт», чьи соображения об убийстве Лон Коэн пересказывает Гудвину);
— и ещё раз находим подобное — в «Пистолете с крыльями», где Гудвин говорит Фреду Вепплеру: «Ступайте в бумажную компанию Федера, дом пятьсот тридцать пять по Западной Семнадцатой улице. В конторе спросите мистера Сола Федера (Sol Feder). Скажите ему, что ваша фамилия — Монтгомери. Он выведет вас через ход на Восемнадцатую улицу. Там у обочины увидите такси с носовым платком, привязанным к дверной ручке. Я буду в нем. Не теряя ни секунды, прыгайте внутрь»;
— «Золотые пауки»: владелец ювелирного магазина Джулиус Гирстер, сообщивший — хотя и под некоторым нажимом — ценную для расследования информацию;
— там же: владельцы магазина мужской одежды братья Б. и С. Левины. Показания одного из них позволили изобличить опасную преступницу. «Я открыл ящик своего письменного стола и извлек фотоаппарат. В конце концов, я был достаточно обязан Лону Коэну, чтобы «Газетт» первой поместила снимок Бернарда Левина в кабинете Ниро Вулфа»;
— и снова «Пистолет с крыльями»: доктор Абрахам Рентнер из больницы Маунт Синай, т.е. Гора Синай (!— И.К.). Предполагается, что он должен приехать (т.е., как бы спуститься с горы Синай) и осмотреть горло оперного певца Майона, при этом наверняка будет установлена ложность диагноза, ранее поставленного доктором Ллойдом. И этот ожидаемый «спуск с горы» вынуждает Ллойда совершить хитроумное убийство Майона — чтобы предотвратить осмотр. То убийство, которое будет успешно расследовано Вулфом и Гудвином — после чего двое влюблённых, Пегги Майон и Фред Вепплер, смогут, наконец, пожениться;
— «И быть подлецом»: Дебора Коппел оказывается первой, кто по-человечески заговорил с Гудвином в апартаментах Мадлен Фрейзер (ближе к концу романа она — Дебора — будет отравлена).
Можно бы и дальше приводить примеры «положительных» героев этой национальности, но предрасположенность к ней Стаута уже и так ясна. Присмотримся лучше к «отрицательным» героям — их всего два.
Первый — писатель Саймон Джекобс в «Смертельном плагиате». Он повинен в литературном мошенничестве (в которое его втянула Эми Уинн): обвинил писателя Ричарда Эколса в том, что его роман «Береги мою любовь» является плагиатом рассказа Джекобса «Все мое принадлежит тебе». Чтобы не доводить дело до суда, «Джекобсу выплатили девяносто тысяч долларов за отказ от всяких притязаний» — и этой суммой он поделился с Эми Уинн.
В действительности же Эми Уинн написала для Джекобса рассказ с теми же, что у Эколса, героями и тем же сюжетом — после того, как роман Эколса вышел в свет и имел успех. Написала Уинн, а обвинение выдвинул Джекобс.
Вот что о нём известно: «Шестидесяти двух лет, худой и жилистый, грива, как у Марка Твена… Женился в 1948 году, когда ему уже, следовательно, был пятьдесят один год. В 1956 году с женой и тремя детьми снимал квартиру в большом доме на Западной Двадцать первой улице, где проживает и по сей день. В первую мировую войну сражался в Европе в составе американского экспедиционного корпуса, дважды ранен. В 1922 — 1940 годах написал сотни рассказов для дешевых журналов под четырьмя литературными псевдонимами. Во время второй мировой войны был зачислен в специальное подразделение, занимавшееся пропагандой; писал сценарии для радио на немецком и польском языках. После войны вновь принялся за рассказы, но продавать удавалось совсем немного: восемь или десять в год по три цента за слово. В 1947 году в издательстве «Оул пресс» опубликовал книгу «Огневой вал на рассвете», которая разошлась в тридцати пяти тысячах экземпляров, после чего он женился и снял апартаменты в Бруклин-Хайтс. С тех пор не вышло ни одной его книги, и вообще печатался он очень мало. В 1954 году перебрался на Двадцать первую улицу. В НАПД (Национальная Ассоциация Писателей и Драматургов — И.К.) — с 1931 года, взносы платил всегда аккуратно, даже во время войны, когда это было необязательно».
Не очень-то похож Джекобс на мошенника, а?
Гудвин считает, что «он пошел на это из-за крайней нужды: для семьи срочно требовались деньги. Сейчас Джекобс очень сожалеет и хотел бы облегчить свою совесть». Но ему не удаётся облегчить свою совесть: Эми Уинн, почуяв, что он готов обо всём рассказать, закалывает его ножом в Ван-Кортленд-парке.
Второй — один из помощников окружного прокурора Ирвинг Мандельбаум, действующий в нескольких романах из цикла о Вулфе. Надо сказать, что если Кремер и Стеббинс могут быть врагами Вулфа и Гудвина, а могут — соратниками, то Мандельбаум враг всегда. Но не потому, что он против них настроен (скажем, завидует их успехам в детективном бизнесе) — нет, просто он человек недалёкий и никогда не упустит случая ошибиться, занять неправильную позицию, проявить непрофессионализм.
Но! Мандельбаум вежлив, он никогда не повышает голоса, не стучит кулаком по столу, как это бывает с Кремером, а иногда и с Вулфом. И ещё одна важная деталь: Мандельбаум скромен и непритязателен. Читаем в «Когда человек убивает»: «Только двое помощников прокурора поважней занимали просторные угловые комнаты. Мандельбаум не входил в их число». Он сидел в «крохотном помещении».
Таковы эти два «отрицательных персонажа». Стаут честно старался сделать их отрицательными, но, кажется, не слишком преуспел.
(Отметим, что впервые у Стаута мотив узнаваемой, но не называемой национальности появляется в рассказе «Если он женится»), предшествующем серии о Вулфе и Гудвине).
Царица наук
Выше мы отметили, что эффект леди Макбет, впервые появившись в «Слишком много женщин», проявляется затем и разворачивается в полную силу в «Пожалуйста, избавьте от греха». Вообще надо сказать, что Стаут очень бережно относится к возникающим в его творчестве мотивам, характерным ситуациям — словом, к своим художественным находкам. Он не даёт им пропасть, заглохнуть, он повторяет их в изменившихся условиях и с другими персонажами, зачастую доводя мотив «до логического конца». Приведём несколько примеров.
— Двое влюблённых не могут соединиться, потому что не до конца доверяют друг другу: каждый из них подозревает другого в совершении одного и того же преступления. Ниро Вулф, раскрыв преступление и обнаружив истинного виновника, тем самым выводит их из этого эмоционального — и в то же время логического — ступора.
Эта характерная ситуация впервые возникает — в облегчённом виде — в «Требуется мужчина», где подозревают друг друга Джейн Гир и майор Дженсен, затем повторяется, усложнившись, в «Пистолете с крыльями» (Маргарет Майон и Фредерик Вепплер), затем, ещё более усложнившись (обвинением в убийстве и тюрьмой) — в «Знают ответ орхидеи» (Селма Моллой и Пол Хэролд, он же Питер Хейз);
— Ещё пример повторения ситуации: человек, которого все давно считают умершим, внезапно «воскресает», но через некоторое время оказывается убитым, на сей раз по-настоящему. Такое впервые происходит в «Ожившем покойнике» (Поль Найдер) и затем повторяется в «Когда человек убивает» (Сидни Карноу);
— Вулф отказывает потенциальному клиенту в просьбе организовать прослушивание частного телефона: «Всех, кроме пса, в полицию!» (в другом переводе — «Умри как собака») и «Последний свидетель» — или же не отказывает, о чём позднее горько сожалеет («Слишком много сыщиков»);
— Орри Кетер вбил себе в голову, что он как сыщик не уступает Гудвину и достоин занять его место. Оказываясь в кабинете Вулфа, Кетер норовит усесться в кресле Гудвина, что тому очень не нравится. Ситуация становится нестерпимой в «Если бы смерть спала», но разрешается очень просто:
«Я повернулся к Орри. — Ты опять будешь мной в шесть вечера, я здесь ничего не могу поделать, но сейчас ты не я.
Мои руки бросились в бой, точно две дерущиеся в паре змеи, и сдавили его лодыжки. Рывок — и он вылетел из моего кресла и очутился животом вверх на ковре примерно в шести футах от места происшествия. Он удрал, а я занял свое место. Возможно, я не знаю, как вести себя с убийцей, зато уж с самозванцем расправиться сумею».
Но затем, в «Смерти потаскушки», ситуация приобретает уже уголовный оттенок: у Гудвина и Вулфа возникают серьёзные подозрения, что Кетер убил Изабелл Керр и попытался сделать так, чтобы подозрения пали на Гудвина. К счастью, подозрения оказываются неосновательными, и Вулфу удаётся доказать невиновность Орри. На сей раз — невиновен.
Но уже в «Семейном деле» Орри оказывается созревшим для преступления — и совершает его. Мотив зависти и неудовлетворённого честолюбия Орри Кетера получает полное логическое завершение;
— Двуступенчатое преступление: злоумышленник хочет устранить мешающего ему человека, которого назовём А. Для этого он убивает некоего другого человека, Б, — убивает таким образом, чтобы обвинение пало на А. Впервые в «Знают ответ орхидеи», затем в «Избавлении методом номер три» и, наконец, в «Гамбите». (Таким образом, в «Знают ответ орхидеи» соседствуют два криминальных мотива: Двуступенчатое преступление и упомянутый выше мотив Взаимные подозрения влюблённых).
Подобная повышенная роль логики заставляет задуматься о роли математики вообще в творчестве Стаута.
Т.Кестхейи пишет в [3]: «Дюпен и Холмс обладают многими родственными привычками: оба завзятые курильщики, любят ночные прогулки, самыми опасными врагами считают лиц с математическим складом ума, оба из хороших семей и оба убеждённые холостяки…».
Нас в этом перечне больше всего, конечно, интересует математика. Да, действительно: Дюпен — герой Эдгара По, отца-основателя детективного жанра, — предпочитал математике поэзию (если не сказать: отвергал первую ради второй; романтики вообще не доверяли точным наукам, побаивались их), а у Конан Дойла гений злодейства Мориарти был профессором математики.
В этом плане подход Стаута более «современен», более объективен. Правда, и у него в одном случае, в «Смерти потаскушки», преступником оказывается преподаватель математики. Но и разоблачает его Вулф — с помощью сведений из истории математики: о Фалесе Милетском. Подобное побивается подобным!
В «Знаке зеро» Лео Хеллер «преподавал математику в колледже Андерхилл» и «начал применять закон вероятности в повседневной жизни» — для предсказаний. И становится он не преступником, а жертвой. В ходе расследования Вулф сперва обращает особое внимание на часто возникающую в показаниях свидетелей цифру «6», но вскоре понимает свою ошибку. Не будем вдаваться в детали, но отметим, что повесть «Знак зеро», помимо своего литературного значения, может рассматриваться и как отличное «внеклассное пособие» при изучении темы «Роль нуля в позиционной системе счисления».
В повести «Отрава входит в меню» двенадцать официанток обслуживают двенадцать клиентов, каждая — своего. Но одна из них — злоумышленница, и порядок обслуживания нарушен, а один из клиентов получил отравленное блюдо.
Как вычислить преступницу? Вулф опрашивает официанток, выясняя реальный порядок обслуживания. «Все это сильно напоминало детскую считалочку, и кому-то было суждено остаться последним. От Вулфа требовалось лишь добраться до той, которой не хватило тарелки с блинами, и это изобличило бы ее». Однако таким способом решить проблему не удаётся.
Позже Гудвин и пять — из двенадцати — официанток безуспешно пытаются решить проблему, передвигая и комбинируя 24 клочка бумаги, из которых 12 обозначают клиентов, а другие 12 — официанток.
Задача — чисто логическая, но у неё нет логического решения, потому что в ней не хватает исходных данных. Позже Вулфу удаётся решить проблему с помощью блестящего трюка, не имеющего, однако, отношения к логике.
Роман «И быть подлецом» испещрён следами влияния математики. Начать с того, что в первых же абзацах — и даже в первых строках — появляются числительные и названия математических операций: «В третий раз я занялся сложением и вычитанием на последней странице формы 1040, чтобы окончательно во всем убедиться». И далее: «Это от тринадцатого марта. Четыре тысячи триста двенадцать долларов и шестьдесят восемь центов плюс четыре квартальных взноса». В 4-й главе приводится таблица: какие спонсоры и сколько (в долларах и в процентах) заплатят Вулфу за работу.
Значительная часть 8-й главы посвящена беседе профессора Саварезе с Вулфом, в присутствии Гудвина. «Первые двадцать минут он рассказывал нам с Вулфом, как интересно и важно было бы разработать набор математических формул для детективной деятельности. Его любимая область математики, сообщил он, связана с объективным числовым измерением вероятности. Прекрасно. А что из себя представляет работа детектива, как не объективное измерение вероятности? Все, что он предлагает сделать, — добавить слово «числовое»». Далее прямо в тексте приводится заковыристая многоэтажная формула.
Но самое главное — это наличие математической (вероятностной) идеи в самОм детективном сюжете романа. Шантажисты рассылают письма, в которых об известных в обществе и состоятельных людях сообщаются порочащие «сведения» — выдуманные, но правдоподобные. Например, о враче-гинекологе сообщалось, что в отношениях с пациентками он преступает границы этики. Вот что об этом говорит Вулф: «в письмах не рассказывалось и не содержалось угрозы рассказать о действительном секрете из прошлого жертвы. Даже если бы они знали такие секреты, они их не использовали. Но рано или поздно — мистер Саварезе может подтвердить это в качестве эксперта … — рано или поздно, по закону вероятности, они должны были случайно использовать реальный секрет. Рано или поздно изобретенное ими пугало должно было стать для жертвы реальным ужасом».
Так случилось с Мадлен Фрейзер, и она начала действовать.
Гудвин и женщины
На первый взгляд, в этой теме всё в порядке, всё безоблачно и даже лучезарно.
Действительно, Гудвин чувствителен к женской красоте, к женским чарам. И женщины чувствительны к его мужскому обаянию.
Оба эти обстоятельства и Гудвин и Вулф используют в своей работе. Сколько раз Гудвин приглашает девушку в клуб «Фламинго» или в ресторан, чтобы в ходе весёлой и вроде бы ни к чему не обязывающей болтовни — услышать, выудить какие-то крохи информации. А в «Прочитавшему — смерть» Гудвин с помощью Фрица и с согласия Вулфа устраивает в доме Вулфа вечеринку для прекрасных дам — вдруг какая-нибудь из них скажет что-то полезное для дела.
Бывает, что между Арчи и милой дамой завязывается нечто большее, чем просто симпатия. Бывает, но Арчи изо всех сил старается, чтобы его личные интересы не мешали «делу». И если окажется, что милая дама — преступница, Гудвин не станет её выгораживать.
Так что — всё в порядке. Можно даже кое-что добавить. Ведь Гудвин не только сыщик, но и «писатель»: все романы вулфовского цикла написаны от его лица. Так вот: он часто вставляет в самый конец романа (после того, как читатель «узнал, кто убийца») некий фрагмент, в котором завершается «любовная линия». Например, в «Убийстве на родео»: «Одним снежным январским утром я получил письмо от Кэла Берроу.
«Дорогой Арчи!
Сегодня я прочитал в газете о том, что Роджеру Даннингу вынесли приговор, и Лаура заявила, что я должен написать тебе. Я возразил, что это она должна. А она спросила, уж не хочу ли я, чтобы она писала письмо мужчине, за которого ей вместо меня следовало бы выйти замуж. Так и пошло. Мы живем в Техасе вполне сносно …
Лаура просит передать тебе свою любовь, но не верь ей.
Наилучшие пожелания,
искренне твой
Кэл» ».
Или в «Прочитавшему — смерть»: Гудвин звонит миссис Портер — в другой город, в другом штате — чтобы сообщить ей, что суд в Нью-Йорке вынес приговор убийце её брата.
— Пегги? Это Арчи. Я звоню из Нью-Йорка.
— Здравствуйте, Арчи. Я так и думала, что вы позвоните.
Я сделал гримасу. Я умышленно заговорил фамильярно (назвав её по имени, а не «миссис Портер» — И.К.), стараясь отыскать в ней хоть какой-нибудь изъян. Она могла, например, сделать вид, что возмущена, или, наоборот, прикинуться застенчивой, а то и притвориться, будто не знает, кто говорит. Ничего подобного. Она по-прежнему была сама собой — меньше ростом, чем следовало, полнее, чем следовало, и старше, чем следовало, но одной-единственной на свете миссис Поттер.
<Закончив разговор:>
Я повесил трубку и снова сделал гримасу. Какого черта, подумал я, лет эдак через двадцать её благоверный, может, помрет, и, несмотря на возраст и вес, она станет моей».
И всё же надо признать: в теме «Гудвин и женщины» не всё безоблачно. Ну, например, Гудвин иногда склонен переоценивать свою привлекательность, а это может привести к ошибке в расследовании, что и происходит в «Умри как собака». Из-за чего бравый сыщик получает чувствительный «щелчок по носу» от Ниро Вулфа.
Но это даже не главное. Выше мы сказали: «женщины чувствительны к его мужскому обаянию». А ведь это не всегда так. Далеко не всегда.
Вот, скажем, в «Требуется мужчина» Джейн Гир держит себя с Гудвином очень даже независимо. Может сложиться впечатление, что она как бы предчувствует свою скорую встречу с майором Дженсеном и не желает отвлекаться на Гудвина (уж там с обаянием он или без).
Допустим. Но вот Хильда Майклз, жена того гинеколога, настроена не просто на независимость, но на почти откровенную враждебность — ну, так она просто противная выдра… «гиена», как выражается Гудвин.
Так, уже два особых случая, две нетипичных женщины. А сколько их всего? И нельзя ли ускорить их перебор: перебирать не по одной, а группами? Ну, насчёт множественного числа — мы не уверены, что оно здесь уместно. Но одна группа точно существует — правда, очень специфическая: преступницы. Да! Оказывается, как это ни странно, что все женщины-преступницы (уже ставшие преступницами к моменту своего появления в тексте, или будущие — неважно) проявляют равнодушие к Гудвину как к мужчине, а некоторые — так даже и неприязнь (как миссис Робилотти в «Бокале шампанского»).
«Отрава входит в меню» начинается игривой беседой Гудвина с двенадцатью девушками-официантками. Одна из них, Кэрол Эннис, обладательница золотистых волос и тонкого профиля, держит себя с ним холодно. И именно она отравит одного из гостей.
В «Ловушке для убийцы» Эмми Торн говорит с Гудвином неприветливо, если не сказать — грубо: «Что вы там наплели про письма от Сары Йер?…
Я, пожалуй, неверно выразилась. Вместо «наплели» мне следовало сказать: «вешали лапшу на уши». Какое право вы вообще имеете приходить сюда и задавать вопросы?».
И, конечно, Эмми-то и оказывается убийцей.
В «Горьком конце» преступницей оказывается равнодушная (это — мягко говоря) к Гудвину Гвендолин Йейтс, в
«И быть подлецом» − таковая же Мадлен Фрейзер, в «Избавлении методом номер три» − миссис Ирвинг, во «Вместо улики» − Марта Пур (вообще мужененавистница), в «Смертельном плагиате» − Эми Уинн.
Может показаться, что Марго Дики в «Рождественской вечеринке» неравнодушна к Гудвину: они встречались, ходили танцевать… Да, но при этом все её помыслы были устремлены к Курту Боттвайлю. Обращаясь к Гудвину с просьбой добыть и заполнить разрешение на брак с нею, она не думает, что этим может ранить его чувства — или что такими вещами вообще не следует играть; она намерена показать разрешение Боттвайлю, думает только о его реакции. Гудвин для неё — лишь средство добыть это самое разрешение.
Теперь можно, пожалуй, сформулировать утверждение, звучащее, быть может, провокационно, но, как нам кажется, достаточно близкое к истине:
хотя не все героини Стаута, равнодушные к Гудвину, оказываются преступницами, но они, равнодушные, составляют «группу риска». Из них, и только из них, Стаут отбирает (подсознательно) тех, кого обратит в преступниц — как бы в наказание за это равнодушие.
Может показаться, что в «Последнем свидетеле» Хелен Вельц из этого ряда выпадает: она преступница, и в то же время неравнодушна к Гудвину. Но это лишь потому, что она, в отличие от Беллы Веларди и Элис Харт (своих коллег-преступниц), тяготится преступным промыслом и готова всё рассказать Вулфу, а если понадобится, то и выступить в суде. Она на пути к исправлению, вот почему она способна увлечься бравым сыщиком.
Так что: если Хелен Вельц и является исключением, то — подтверждающим правило.
Список литературы:
- Эли Корман «Заколдованный издатель», https://www.sunround.com/club/journals/11zak.htm
- Тибор Кестхейи «Анатомия детектива», https://knigoed.net/6493-anatomiya-detektiva.html
- Сергей Бавин «Зарубежный детектив ХХ века. Популярная библиографическая энциклопедия», https://litvek.com/av/51086
- Патракова А.Л. «Генеалогическая проблема как источник детективной интриги», http://nlr.ru/nlr_visit/dep/artupload/media/article/RA2423/NA18476.pdf
