©"Семь искусств"
  декабрь 2022 года

Loading

Полагаю, что рассказы дочери и племянника Т.Л. относятся к разряду анекдотов и всерьёз Чехова в качестве жениха никто и не рассматривал (ко всему прочему невозможно всерьёз говорить про замужество с человеком, с которым двух слов не сказала)!

Борис Рушайло

КАК ДОЧЬ ТОЛСТОГО ЧЕХОВА ЛЮБИЛА, А ОН ЕЕ НЕТ

Старшая дочь Толстого Татьяна с детства вела дневник, который после смерти Татьяны Львовны (Т.Л.) в 1950 году был издан в сокращенном виде на английском (1950) и французском (1953) языках, а в 1979 году издан почти целиком в СССР [1] и с тех пор вошел в «золотой фонд» книг о Толстом, без которого не обходится ни одна книга о писателе.

Не прошли мимо него и биографы Чехова, хотя упоминаний о нем в дневнике Толстой всего несколько строк

«Папа сегодня читал новый рассказ Чехова „Дом с мезонином». И мне было неприятно, что я чуяла в нем действительность и что героиня его 17-летняя девочка. Вот Чехов — это человек, к которому я могла бы дико привязаться. Мне с первой встречи никогда никто так в душу не проникал. Я ходила в воскресенье к Петровским, чтобы видеть его портрет. А его я видела только два раза в жизни» Запись от 19 апр. 1896.

[Далее мы будем неоднократно ссылаться на этот текст — БР].

На первый взгляд, ничего особенного, но в умелых руках эти строки развернулись в целую микроновеллу — М. Громов [2] так описывает отношения Чехова с Т.Л.:

«…познакомился в Ясной Поляне в 1895 году; весною 1899 года она навещала его в Москве, писала ему о своем восприятии его рассказов: «В «Душечке» я так узнаю себя, что даже стыдно. Но все-таки не так стыдно, как было стыдно узнать себя в «Ариадне» (Литературное наследство. Т. 68. М., 1960. С. 872).

Опубликована также дневниковая запись Т. Л. Толстой:

«Вот Чехов — это человек, к которому я могла бы дико привязаться. Мне с первой встречи никогда никто так в душу не проникал», и рассказ ее дочери Т. М. Альбертини (Сухотиной): «Мама так увлеклась Чеховым, что думала выйти за него замуж. Она сказала об этом бабушке, которая воскликнула: «Это партия не для тебя!.. У тебя не будет даже подушки под головой, самое большее — валик из красного ситца». Мама не говорила больше о Чехове и некоторое время спустя, в 1899 году, вышла замуж за Сухотина» (в кн.: Жиллес Д. Чехов. Париж, 1967. С. 255).» [ссылка на Жиллеса Громова, выделения мои-БР]

Похожий текст написал и Д. Рейфилд [3]:

« … в имении Ясная Поляна дочь Толстого Татьяна 19 апреля записала в дневнике сокровенные мысли»[далее следует текст, выделенный выше жирным, после чего следует] «Татьяна поделилась переживаниями с матерью. Графиня, забыв о том, что сама родом из семьи врача и теперь жена борца за равноправие сословий, возразила, что Чехов слишком беден и не знатен, чтобы годиться ей в мужья. Татьяна расспрашивала об Антоне общих друзей. «Скажите, он очень избалован? Женщинами?» — пытала она М. Меньшикова, а самого Чехова настойчиво зазывала в гости. Однако обескураживающее мнение матери и отсутствие интереса со стороны Антона привели к тому, что она увлеклась женатым человеком, Сухотиным, и впоследствии стала его женой.» [выделено мной — БР]

Книги Громова и Рейфилда написаны в конце ХХ века, но вот в недавно изданной отличной книге о дочерях Толстого Надежды Михновец [4] история эта изложена похоже, хотя и не столь экзальтированно:

«… в тридцать один год Татьяна Львовна встретила тридцатипятилетнего Антона Павловича Чехова, и между ними возникла взаимная симпатия. 8 и 9 августа 1895 года Чехов посетил Ясную Поляну и в письме к А. С. Суворину отметил: «Дочери Толстого очень симпатичны. Они обожают своего отца и веруют в него фанатически» [273]. Через полгода Чехов побывал в гостях у Толстых в Москве и записал о Татьяне и Марии: «Обе они чрезвычайно симпатичны, а отношения их к отцу трогательны» [274].» и далее последует приведенная выше запись о чтении «Дома с мезонином» и комментарий Михновец «По-видимому, Татьяна Львовна восприняла этот рассказ как то, что пережил сам автор, и ей захотелось быть причастной к его жизни.…Татьяна Толстая и Антон Чехов переписывались [280], однако их взаимная симпатия так и не переросла в нечто большее.» (ссылки 273, 274,280 принадлежат Михновец, курсив мой – БР)

Похоже на Громова и Рейфилда, хотя есть отличие — в книге Михновец речь пойдет не о валике из ситца, а о «красной подушечке» и тираду произносит не С.А., а сам Толстой:

 “<…> племянник Татьяны Львовны, С.М.Толстой, счел необходимым уточнить историю ее отношений к писателю: «В качестве предупредительной меры против чувств дочери Толстой, восхищавшийся Чеховым-писателем и нежно относящийся к нему как к человеку, сказал ей, чтобы она представила себе их общую спальню, кровать и гору подушек, одна другой меньше в виде пирамиды, а наверху — красная подушечка без наволочки.», что дало возможность Михновец сделать вставку о взглядах Толстого на неравный брак, каковым он — солидарно с С.А. — считал брак дочери и Чехова.

Читая эти истории можно подумать, что Татьяна Львовна была готова нестись под венец за бедного сочинителя против воли родителей и так их этим перепугала, что пришлось прибегнуть к решительным мерам, а если включить воображение, то перед читателями развернется грустная история о погубленной любви — «а счастье было так возможно!» …

Или все это выдумки, фантазии, мираж?

***

На первый взгляд все верно — и цитата из дневника Т.Л. о Чехове, и то, что она расспрашивала М. Меньшикова, и то, что увлеклась женатым М. Сухотиным и что вышла за него замуж, однако вот незадача — о том, как Т. Л. видела Чехова в 1895 году в «Ясной Поляне» в ее дневнике ничего нет, как нет и о посещении Чеховым в феврале 1896 Толстого в Хамовниках, да и замуж Т.Л. выйдет аж через три года!

Да и писем Чехова к Т.Л. известно всего два — первое ответ на приглашение приехать, второе с адресом переводчика Толстого (такая вот “переписка, почувствовав симпатию”), да еще упоминание дочерей в письмах Суворину после поездки в Ясную Поляну и Шехтелю после визита в Хамовники от 15.02.1896 плюс запись в дневнике «В феврале проездом через Москву был у Л. Н. Толстого [далее у Чехова о споре Толстого с гостями о Ге] Татьяна и Мария Львовны раскладывали пасьянс; обе, загадав о чем-то, попросили меня снять карты, и я каждой порознь показал пикового туза, и это их опечалило; в колоде случайно оказалось два пиковых туза. Обе они чрезвычайно симпатичны, а отношения их к отцу трогательны».

Обычно «взаимная симпатия» это интерес, влечение, но увы — у Чехова ни малейшего, да и переписка его с Т.Л. сугубо деловая ( у Михновец даны лишь ссылки на письма Чехова, однако, для понимания реакции Чехова, далее мы подробно остановимся на их «встрече» в Москве, во время которой Толстой спорил с гостями о Ге, а дочери раскладывали пасьянс! и о любовных увлечениях Татьяны в это время).

Итак, о дочерях Толстого во время его посещений упоминает только Чехов, но ни первое, ни второе «виденье» Чехова в дневнике Т.Л. не отражены, а первое упоминание о Чехове относится к 5.02.1894 (задолго до личного знакомства), когда она ждёт письма от Е.И.Попова (“Жени”) и боится, что посланный за письмом передаст его во время чтения рассказа Чехова «Бабье царство» — это ее увлечение длилось года полтора; оно подробно описано в дневнике, откуда приведем только два отрывка, где мелькнет мысль о замужестве:

“12 марта 1894

Хочу ли я, чтобы он [Попов — БР] видел во мне женщину и увлекался мной, как женщиной? Иногда да, потому что я для него жалею и пугаюсь того, что я дурнею и старею. Иногда нет, напротив, боюсь страшно поймать в его взгляде что-нибудь не открытое, такое, что ему стыдно было бы признать.

30 июля

Я дошла до того, что думала, что если бы я могла воображать, что он был бы лучше со мной и ему было бы лучше, то я вышла бы замуж за него. И искала таких рассуждений, при которых выходило, что это было бы лучше. Но даже в эти сумасшедшие минуты я не могла этого себе сознательно сказать.»

… Евгений Иванович Попов был сотрудником Черткова по журналу «Посредник». Он часто бывал у них в доме по делам журнала, но увлечение дочери вызвало бурное негодование отца — Евгению Ивановичу было отказано от дома и последняя запись о нем в дневнике Т.Л. датирована 14 ноября 1895:

«Женю видела раз на улице. Он тоже хворает, худой, бледный, и жалкий, и милый. Перед нашим приездом сюда папа написал ему, чтобы он мне больше не писал, так что внешний последний способ общения уничтожен. К нам, вероятно, его тоже не будут пускать. Но внутренняя наша связь нисколько не нарушена, хотя нам вследствие многочисленных разговоров и переписки по поводу наших отношений не совсем ловко друг с другом».

То, что Толстая называет «отношениями» нисколько не совпадает с сегодняшним значением этого слова — они с Поповым читают дневники друг друга, долго беседуют — и все.

***

Михаил Сухотин появился в ее жизни много раньше Чехова (его отец был соседом и приятелем Толстого и Миша Сухотин в доме Толстого был своим человеком).

К 1896 году он давно уже был женат и имел шестерых детей, но, судя по дневнику Т.Л., давно был в нее влюблен и его объяснения Т.Л. были приятны; как бы то ни было, но к апрелю 1896 года про них стали сплетничать:

«5 апреля 1896 . Обедали Сережа с Маней [Маня — сестра Мария. БР] <…> Вечером пришли Сухотин и Е. И. Баратынская. Читали Герцена. Умно, живо, талантливо. Маня говорит, что про меня с Сухотиным сплетничают. Мне все равно, даже скорее забавно. У меня с ним отношения хорошие: простые и спокойные, изредка только un point de flirt {немножко кокетства (франц.).}, но мы оба этого не поощряем. И некоторая доля обоюдной привязанности» [выделено мной-БР].

Однако кроме “обоюдной привязанности” у Т.Л. были и другие поклонники, о чем далее в той же записи:

«Всю Святую и часть Фоминой провел тут Юрий, и мы очень много с ним виделись. И я вела себя нехорошо, возбуждая его любовь к себе и сама несколько ею заражаясь. Главное, что было гадко, это что я относилась цинично к этому, предупредив его, что я замуж за него не выйду, а вместе с тем подогревая в нем чувство ко мне разными воспоминаниями, ласковостью и не брезгая даже белыми кофточками и большими шляпами. [любопытно эти «белые кофточки» — уже написана «Чайка», где Аркадина, молодясь, носит светлые кофточки, так и Толстая “не брезгует” ими в 32 года!-БР] И все это спокойно и даже не стараясь это от кого-либо скрыть. А мой темный! Очень редко вспоминаю про него, но когда вспоминаю, то с хорошим чувством. Он часть этой зимы провел в Москве, но я мало с ним видалась. Раз только у Толстых провели вместе вечер и много говорили. Я спрашивала, почему он как будто избегает меня? Не сердится ли? А он говорил, что боялся за себя и что одно время действительно сердился. Мы объяснились за что, и я чувствовала, что я играла, и только в нем тоже не хотела дать заснуть привязанности к себе».

Очень по-женски — в одном из поклонников подогревала чувства «не брезгая даже белыми кофточками», про другого вспоминала очень редко, но при встрече запустила коготки «Я спрашивала, почему он как будто избегает меня?».

Но вернёмся к записи от 19 апр. 1896 и для начала приведем ее с небольшими сокращениями:

«19 апреля 1896 . Очень грустно. Жалко молодости. Хочется любви. Сегодня не чувствовала на себе ласки Сухотина, и мне этого недоставало. Последнее время он приучил меня к ней”.

Здесь надо оговориться, что “ласки” не имеют современного оттенка физической близости — даже накануне свадьбы с Сухотиным в дневнике появится запись, что «мы даже не целовались»!

Потом, после детальных описаний кто и что сказал, будет:

“Вчера Маня бранила меня за Сухотина. Говорила, что в Москве о нас сплетничают. Мне все равно [второе «сплетничают» за две недели — БР]. Маня предупреждала меня против него, но и это бесполезно. Мы оба слишком осторожны и, я думаю, холодны, чтобы забыться, а если он возьмет меня за руку и иногда в разговоре вставит ласкательное слово, что за беда? Нет, пожалуй, беда, потому что вот сегодня мне грустно. Трагедии не выйдет, но потерянное время на мысли и старания о том, чтобы удержать и усилить эту привязанность.»

И только теперь последует текст о «Доме с мезонином» «Папа сегодня читал новый рассказ Чехова „Дом с мезонином» до «А его я видела только два раза в жизни», за которым сразу «Сегодня вечером Танеев играл…»

и далее как приехали гости и все, включая Сухотина, пошли гулять, а уже на следующий день о Чехове ни слова:

 «20 апр. … пришел Сухотин, которому я, сидя с ним на кургане, из кокетства рассказала свое настроение, чем немного испортила его. Потом понаехали гости… Какая я дурная, и все делаюсь хуже. Где мне взять чистоты, любви, прощения к другим, покорности?

Иногда я думаю, что мне надо выйти замуж. Девушкой может остаться только существо необыкновенно чистое и такое, которое сумеет найти и добросовестно отнестись к своим обязанностям без того, чтобы они прямо лезли бы под руку, как это случается, когда дети и муж требуют немедленной и неотвратимой ничем заботы и работы. <…>

Это удивительно – эта потребность нравиться все усиливается во мне, а я, я почти никому не даю никакой привязанности. К себе же с жадностью ее требую, и страдаю, когда ее нет.

Плохо, плохо. Что мне делать? Я думаю, следовало бы пожить подольше одной или с кем-нибудь, ко мне строгим и недружелюбным.»

7 мая снова Сухотин:

«Писала Сухотину ласковое письмо. Думала, как хорошо было бы его любить хорошей, верной, спокойной любовью сестры, как много это дало бы ему, могла бы даже быть ему полезной. А теперешнее отношение, если оно останется таким, как теперь, или обострится, наверное принесет что-нибудь тяжелое. И не только к нему я бы хотела так относиться, но и ко всем тем, с которыми у меня не простые братские отношения.»

***

Отношения Т.Л. с Сухотиным не стоят на месте и 1 ноября 1896 в ее дневнике появится запись «… я влюбилась в Сухотина, и так остро, как, пожалуй, никогда еще не влюблялась» — и дальше в дневнике отчаянные записи об их романе, хотя это слово вряд ли уместно, а затем в июне 1897 году жена Сухотина умерла от чахотки и спустя два года они поженятся, однако подробностей в дневнике нет — он прервется до записи уже замужней Татьяны Толстой, добавившей к своей знаменитой фамилии приставку «Сухотина»:

«19 мая 1900 г. Кочеты. Седьмой месяц, как я замужем. Никогда не считала, чтобы замужество обусловило бы счастье, и, выходя замуж, не рассчитывала на него и не ожидала его. А между тем жизнь сложилась неожиданно и незаслуженно счастливо. Как мне не быть оптимисткой, когда я вижу столько добра в людях! Миша, все дети, все родственники, все друзья, знакомые, вся прислуга — все стараются, чтобы в нашей семье был мир и согласие» —

и Сухотин в ее немногих записях после замужества станет просто «Мишей», о Чехове же никаких упоминаний, кроме одного делового письма — впрочем, почти через 30 лет Т. Л. хотела вставить главу о Чехове в свою книгу о посетителях «Ясной Поляны», о чем писала сестре Чехова с просьбой о материалах, однако глава о Чехове написана не была — впрочем, честно говоря, фактического материала было кот наплакал, да и бойкий Сергиенко фактически исчерпал тему…»

Про женитьбу Сухотина (50-летнего вдовца с 6 детьми на 36-летней дочери Толстого) и про отчаяние отца, будто хоронившего дочь, подробно написано в дневнике Софьи Андреевны — замечу только, что брак оказался на редкость счастливым и у них родилась дочь, а что до приемных детей, то отношения с ними Татьяны Львовны сложились вполне доброжелательные.

***

 А что же Чехов?

Вчитываемся в запись Толстой ещё раз «Папа сегодня читал новый рассказ Чехова „Дом с мезонином“. И мне было неприятно, что я чуяла в нем действительность и что героиня его 17-летняя девочка» — так почему «неприятно»? — не потому ли что художник, герой рассказа, влюбляется не в деятельную Лиду, так похожую своими делами на нее, а в робкую девочку, у которой только молодость — только, и этого достаточно».

А ведь Т.Л. привыкла нравиться, а тут, оказывается, все понимающий Чехов отдает предпочтение какой-то девчонке!

Между тем в доме Толстых Чехова не просто читали, а считали самым талантливым молодым писателем, и это в доме, где постоянно гостили самые-самые деятели культуры — и вдруг Толстой читает рассказ, автор которого осмеливается оппонировать идее служения народу! (к слову, будущий ее муж Михаил Сухотин тоже постоянно оппонировал Л.Н.), да ещё Т.Л. узнает себя в Лиде! — нет, это не копия, но столько знакомых черт!

Разве не могла бы она повторить вслед за Лидой «Самая высокая и святая задача культурного человека — это служить ближним, и мы пытаемся служить, как умеем».

И притом, что художник из рассказа, декларирующий ненужность аптечек и школ «Мужицкая грамотность, книжки с жалкими наставлениями и прибаутками и медицинские пункты не могут уменьшить ни невежества, ни смертности» не тождественен Чехову, строящему школы и принимающему больных в Мелихово (в том же августе Чехов пишет Меньшикову «я стал архитектором – построил школу и колокольню»), но что-то зацепило Т.Л. в рассказе, что вдруг высветило масштаб личности Чехова, что и отразилось в записи в дневнике…

Может «зацепили» слова матери Лиды из рассказа «Школа, аптечки, книжки — всё это хорошо, но зачем крайности? Ведь ей уже двадцать четвертый год [А Т.Л. 32! — БР], пора о себе серьезно подумать. Этак за книжками и аптечками и не увидишь, как жизнь пройдет… Замуж нужно» — а ведь по дневнику Т.Л. видно, как хочется ей нравиться, как время от времени думает о замужестве, как превозносит духовную близость взамен телесной; вот возможно и сказала что-то типа «вот за него бы вышла!», на что и последовала саркастическая реплика матери и/или отца о красной подушечке, о которой не следует рассуждать всерьёз — когда дело шло о серьезных увлечениях Т.Л. (Попов, Сухотин) родители реагируют бурно, пишут письма им и дочери — а тут полная тишина!

Думаю, что в этой дневниковой записи другое — узнавая свои черты в Лиде, Т.Л. задета полным к ней равнодушием А.П. в дни его пребывания в Ясной Поляне — это она может не обратить внимания, но не он!

***

Критики связывают холодное отношение Чехова к Лиде (“Дом с мезонином”) со скептическим его отношением к теории «малых дел», согласно которой долг интеллигенции перед народом «учить да лечить».

Возможно.

Но может быть холодное отношение Чехова к Лиде из рассказа, так похожей на дочерей Толстого, имеет другую причину?

В одной из критических работ отмечено, что Лида, гордящаяся тем, что живет на жалованье учительницы, живет в большом барском доме со слугами, ездит на «рессорной коляске», между тем как настоящая сельская учительница («На подводе», 1898) трясётся на телеге и думает не о борьбе с уездным начальством, а о дровах (заметим, что учитель из написанной чуть ранее «Чайки» также постоянно говорит о тяжести жизни на двадцатирублевое жалованье).

При этом «на коляске» у Чехова ездят немногие глубоко неприятные ему люди — княгиня из одноименного рассказа и Абогин («Враги») и Лида из рассказа, таким образом, попадает в тот же перечень.

А между тем пропасть между настоящей учительницей, живущей на скудное жалованье, и барыней, могущей в любую минуту оставить должность, как между, цитируя Чехова, «Государем и милостивым государем».

Неприязнь Чехова к Лиде имеет экзистенциальный характер неприязни выбившегося из низов врача к богатой барыне, для которой учение и лечение крестьян сродни модной игре, которую она вольна продолжать или закончить — тут уместно привести слова Софьи Андреевны о том, что когда дочь Мария захотела получить диплом учительницы, то ей была за большие деньги нанята лучшая гувернантка и Маша блестяще выдержала экзамен!

Конечно, сдача экзамена не равносильна покупке дорогой куклы, но все же такая подготовка никак не сравниться с беганьем по грошовым урокам для оплаты обучения, чего с избытком хлебнул юный Чехов!

…Попутно отметим еще один момент, совсем не выделенный критиками — художник, герой рассказа, пейзажист (как и друг Чехова Левитан).

Однако для Толстого живопись — как и все искусство — существовало только для исправления нравов (или воспитания), а потому Толстому по душе были религиозные картины Ге, но уж никак не Левитан (к слову, дочь Татьяну первоначально отдали учиться живописи передвижнику Перову!).

И хотя для Лиды поводов презирать художника достаточно и без того, его «бесполезная» живопись добавляет причин и уж совсем нестерпимо увлечение сестры таким бесполезным типом!

Между тем Мисюсь полюбила художника не за «добрые дела», не за «идеи», а за талант — как мысленно произносит герой

«Я нравился Жене как художник, я победил ее сердце своим талантом»

(попутно приведем фразу Немирович-Данченко о Чехове:

«Русская интеллигентная женщина ничем в мужчине не могла увлечься так беззаветно, как талантом… Он мог быть пленительным» — конечно Мисюсь еще девочка, но талант действует магически!»

Это увлечение талантом изобразил сам Толстой в “Крейцеровой сонате”; напомню, что импульсом к ее написанию по свидетельству С.А. послужил случай, произошедший в 1876 году (т.е. около 20 лет назад):

«Как-то раз летом приехал к нам И. М. Нагорнов, брат мужа племянницы Вари, рожденной Толстой. Этот Ипполит Нагорнов учился в Парижской консерватории, был пошлого, смазливого типа, который Лев Николаевич воспроизвел в скрипаче «Крейцеровой сонаты». Человек он был добродушный, совсем необразованный и до того духовно бедный, что не знаешь, о чем с ним говорить. Но когда он играл на скрипке, все приходили в восторг, начиная с Льва Николаевича. <…> Я люблю скрипку менее фортепиано, но не могла не быть под обаянием его игры. Начиная с маленькой, одиннадцатилетней моей Тани и кончая сестрой моей Таней, — Варя Нагорнова, гувернантки — все были чуть ли не влюблены в Ипполита Нагорнова в дни его пребывания в Ясной Поляне».

Для Лиды это увлечение младшей сестры нестерпимо, и потому она «спасает Мисюсь» — просто отсылает сестру с матерью подальше, и — добавим от себя, хотя у Чехова об этом ни слова, — это общий подход всех передовых людей, гонящих неразумный народ к счастью дубиной.

***

…Последний раз Чехов и Т.Л. могли встретиться в Крыму в 1902 году, когда Чехов навестил Толстого — С.А. 17 января записала в дневнике: “….Были Чехов и Альтшуллер. Тепло, ясно. Уехала Таня к мужу в деревню.” — правда, неясно уехала ли до визита или после, а до этого они разминулись в ноябре 1901, когда Чехов вместе с Горьким и Бальмонтом навестил больного Толстого в Гаспре, однако Т.Л. незадолго до того оттуда уехала и об этом визите сохранилась лишь короткая запись в дневнике ее мужа М.Сухотина от 12.11.1901 [7]:

«Три писателя были сегодня: Чехов, Горький, Бальмонт. Разговор долго шел с натужинкой. Было похоже на то, что молодые писатели приехали к maître засвидетельствовать свое почтение, но что у них с ним общего мало и что они на него смотрят снисходительно, уважая в нем прошлое, но воображая, что их настоящее ушло вперед. <…> Чехов мне понравился. Тонкий, с прищуренными ласковыми глазами, нервный и внимательный». 

***

…Но вернемся в август 1896 когда Толстого посещает М.Меньшиков, и, по просьбе Чехова, узнает о возможности его приезда к Толстому:

«Я собирался — пишет Чехов Меньшикову 11.08.1896, — в июне — в июле, но не было уверенности, что я не стесню. Судя по газетным известиям, Ясная Поляна запружена гостями — французами и американцами»

Меньшиков выполнил просьбу Чехова:

“… Стоило мне сказать, что я от Чехова, как все львицы, старая и молодые, выразили величайшее внимание: – «Отчего он к нам не приедет?»

Я, со свойственною мне, в качестве Вашего дипломата, тонкостью, заметил, что он, Чехов, страшно хотел бы к вам приехать, да боится стеснить: у вас-де столько гостей etc.

Львицы подняли вопль: Софья Андреевна, со свойственною ей тонкостью, заявила, что такое уж их несчастье, что целые толпы разной сволочи осаждают их дом, а люди милые и им дорогие стесняются приехать, «но скажите ему, что мы всем сердцем рады и примем его” <…> Татьяна «очень Вас любит, но чувствует какую-то грусть за Вас, думает, что у Вас оч<ень> большой талант, но безжизненное материалистическое миросозерцание и пр. Рассказом «Убийство», который мне так понравился, Татьяна возмущена.

– «Скажите, он очень избалован? Женщинами?» – «Да, — говорю, — к сожалению, избалован». — «Ну, вот, мы говорили об этом с Машей и советовались, как нам держать себя с ним. Эти дамы — противно даже — смотрят ему в глаза: — «Ах, Чехов вздохнул, Чехов чихнул!» — «Мы с Машей решили его не баловать», — прибавила Таня с прелестною откровенностью. Вы и представить не можете, как это мило было сказано. Я посмеялся и заявил, что непременно напишу Вам обо всем этом.” (Меньшиков – Чехову от 20.06.1896).

После разговора с Меньшиковым Т.Л. пишет Чехову любезное письмо с приглашением:

«Уважаемый Антон Павлович, Меньшиков, который теперь гостит в Ясной Поляне, сказал нам, что Вы собираетесь к нам и просите написать, если это неудобно, а если удобно, умолчать. А мне, напротив, хочется написать Вам, что мы очень рады Вашему намерению и будем Вас ожидать в Ясную Поляну с нетерпением. Моя сестра не без бескорыстия и готовит Вам целую толпу больных.

Если у Вас есть что-нибудь — не привезете ли прочесть нам. Итак, до свидания. Когда соберетесь, телеграфируйте на Козловку-Засеку, чтобы мы могли выслать за Вами»

Чехов отвечает — с извинениями — только 9 ноября

“… я не торопился отвечать Вам, так как был уверен, что не сегодня-завтра поеду в Ясную Поляну. Но стали приходить письма и телеграммы, настоятельно требовавшие меня в Петербург — готовилась к постановке моя пьеса [Чайка-БР]. Я поехал, пьеса, по-видимому, успеха не имела и вот я опять дома. На дворе снег, ехать в Ясную Поляну уже поздно”.

Пройдёт два года и Т.Л. снова возникнет в письме Меньшикова к Чехову, поводом для чего послужит оценка Чеховым повести Сергиенко «Дэзи» [Сергеенко П.А., соученик Чехова по таганрогской гимназии, толстовец, вел по поручению Чехова переговоры с изд. А.Марксом о продаже сочинений Чехова-БР]: «… необыкновенно умственное произведение; действуют в повести не люди, а все какие-то сухие пряники. С<ергеенко> юморист, комик, но вообразил себя великим писателем, стал серьезен и засох.» (Письмо от 9.12.1898 г).

Меньшиков ответит :

» <…> Кстати: Вы знаете, кто героиня «Дэзи» – Татьяна Львовна. <…> Теперь автор «Дэзи» вместе с героиней пишут драму [Сократ-БР]. Какая жалость, что таким хорошим, даровитым девушкам, полным жизни, как Татьяна Т<олстая>, вместо того, чтобы переживать поэмы, приходится писать драмы! Вся их семья на верху горы, все их видят, и не находится ни одного мужчины, чтобы дать счастье этой милой девушке.

Не подумайте, что я сватаю Вам ее – хоть она не перестает отзываться об Вас с самой искренней симпатией» (19.12.1898), но Чехов на это «не сватовство» не обратил никакого внимания.

Заметим, что Меньшиков, конечно, не знает о любви Т.Л. и Сухотина, и, разумеется, не знает, что уже год назад С.А. записала в дневнике “Пережила тяжелые, тяжелые испытанья. То, чего я так страшно боялась с Таней, — получило определенность. Она влюблена в Сухотина и переговорила с ним о замужестве” (от 10 июля 1897) и еще “Таня ездила на свидание с Сухотиным в Тулу, сидела с ним в гостинице и ехала с ним по железной дороге. Она ни на минуту (с моей точки зрения) не отказалась от мысли выйти за него замуж.” (от 16 авг. 1897) [6].

И последний штрих — неужели Софья Андреевна и/или Л. Н. именно так отвергли Чехова, как живописуют дочь и племянник Татьяны Львовны и как описывают Громов с Рейфилдом?

Полагаю, что рассказы дочери и племянника Т.Л. относятся к разряду анекдотов и всерьёз Чехова в качестве жениха никто и не рассматривал (ко всему прочему невозможно всерьёз говорить про замужество с человеком, с которым двух слов не сказала)!

Конечно, Толстой предпочел бы зятя родовитого — этим Чехов похвастаться не мог, но он кончил университет, лауреат Пушкинской премии, и, кстати, именно в 1896 году сын Толстого Лев женился на шведке, дочери врача, и Толстой прислал сыну тёплое письмо:

“13/25 февраля 1896 г. Л.Л. Толстой известил родителей о предстоящей женитьбе на Доре Вестерлунд, дочери врача, у которого Л.Л. лечился. 19 февраля Толстой писал сыну: «Я очень рад. Мне представляется это очень хорошим. Весь тон твоего письма порадовал меня. Передай ее отцу и ей мою радость за твой выбор» (т. 69, с. 43—44).”, а Софья Андреевна вместе с Татьяной ездили на свадьбу…»

О бедности Чехова говорить сложно — по его же собственным словам, приведенным Фидлером [5, запись 20 февраля 1895]

«Я пишу ежегодно не более десяти листов, это приносит мне две тысячи пятьсот рублей; шестьсот рублей ежегодно приносят мне мои водевили — итого три тысячи сто рублей». — «Ну, а Ваши книги?» — «Лишь теперь, когда я полностью рассчитался с Сувориным, они будут приносить мне около двухсот рублей ежемесячно»—

итого в сумме около пяти с половиной тысяч в год и когда сестра Чехова присматривается к роялю, Чехов советует взять инструмент получше — какая уж тут бедность!, да и сама Т.Л. не бесприданница.

Если не рассуждать всерьёз о желании Татьяны Львовны выйти замуж за Чехова, то вероятнее всего после чтения рассказа она заявила, что Чехов «мог бы ее приручить», на что и последовала реакция матери или отца про подушку.

Впрочем, это будет потом, а 19 авг. 1896 заиграл Танеев, приехали гости, все пошли в сад и уже на следующий день о Чехове никто и не вспомнил.

***

А где мораль?

Может в том, что и солидные авторы не избежали соблазна и из мелкого эпизода накрутили сенсацию — дочь Толстого влюбилась в Чехова («…так увлеклась Чеховым, что думала выйти за него замуж» — Громов), но он ей пренебрег и она с отчаянья («отсутствие интереса со стороны Антона привели к тому, что она увлеклась женатым человеком» – Рейфилд) вышла замуж за вдовца с шестью детьми, разбив сердце отца!

Правда Чехов не узнал о своей победе, порхая между любовницами — но об этом лучше прочесть у всезнайки Рейфилда.

А если серьезно, то из публикаций об увлечениях и влюбленностях обитателей Ясной Поляны и их родственников, друзей и знакомых можно составить целую библиотеку — сестра С.А. Татьяна едва не стала женой брата Л.Н. Сергея, биограф Толстого П. Бирюков через всю жизнь пронес любовь к дочери Толстого Марии и на этом фоне отношения Чехова с Т. Л. можно назвать только доброжелательными.

Всего лишь.

Правда интерес к Чехову Татьяна Львовна сохранила, но не более — в ее дневнике есть запись о смерти дяди, произошедшей почти одновременно с кончиной Чехова, а вот о нем ни слова.

Как ни слова о мхатовской “Чайке”, которую Т.Л. смотрела 25 января 1899, что отметила в своём дневнике С.А. “Таня ездила с Треповой смотреть «Чайку» Чехова”.

… Увлечение Т.Л. Поповым было в 1894-5 гг, увлечение Сухотиным, переросшее в бурную любовь и замужество началось в 1896, но как же эти две истории отличаются от мимолетной записи о Чехове!

Отношение же Чехова к дочери Толстого лучше всего описано самим Чеховым в диалоге Елены Андреевны и доктора Астрова из «Дяди Вани»:

Елена Андреевна. Дело касается моей падчерицы Сони. Она вам нравится?

Астров. Да, я ее уважаю.

Елена Андреевна. Она вам нравится, как женщина?

Астров (не сразу). Нет.

Похоже, что так же и с Чеховым — дочери Толстого очень симпатичны, но обе! — и это сразу снимает все домыслы о «взаимной симпатии» между ним и Т.Л.

Вот и все о том, как дочь Толстого Чехова любила, а он ее нет.

Ноябрь 2022.


Примечания

[1] Т.Л. Сухотина-Толстая.Дневник. М.: Современник, 1979.

http://az.lib.ru/s/suhotinatolstaja_t_l/text_0030.shtml

[2] М. Громов. Чехов. Мол. Гвардия, сер. ЖЗЛ,1993.  http://maxima-library.org/knigi/knigi/b/281786

[3] Д. Рейфилд. «Жизнь Антона Чехова», гл. 51 https://kzref.org/donaled-rejfild.html?page=26)»)

[4] Надежда Михновец «Три дочери Льва Толстого». Коллибри, 2019. http://loveread.me/read_book.php?id=100479&p=30

[5] Ф. Ф. Фидлер. Из мира литераторов: Характеры и суждения. — М.: НЛО, 2008.

[6] Софья Андреевна Толстая Дневники. 1862—1910. https://coollib.com/b/552392-sofya-andreevna-tolstaya-dnevniki-1862-1910/read

[7] Сухотин М. С. Из дневника. Лев Толстой: В 2 кн. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Изд-во АН СССР,1961. — Кн. 2. — С. 148—224. http://feb-web.ru/feb/tolstoy/critics/ln2/ln2-148-.htm

Share

Один комментарий к “Борис Рушайло: Как дочь Толстого Чехова любила, а он ее нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.