В семье Франк считался чем-то особенным — за что ни брался, всё делал лучшим образом: блестяще учился в школе, играл на скрипке, писал стихи. Быстр, лёгок, порывист — ветер, а не человек. Однако, не шторм, не тайфун, но и не лёгкий бриз. Это был молодой, свежий, крепкий ветер — рядом с ним Мальмё всегда хотелось поёжиться, а вот женщины… тех его порывы сбивали с ног.
ОДНОЙ ВЕСНОЙ МЕНЬШЕ
Бузину перед домом Людвига Мальмё посадила наилучшая из домработниц, толстушка Клот. Славная женщина верила, будто ветви ее защищают от напасти.
И на самом деле, всё протекало ладно в маленьком хозяйстве. Но так случилось, что одним не очень добрым мартовским утром Мальмё встал с левой ноги. На то было две причины: во-первых, болела правая нога, особенно больно было наступать на пятку, во-вторых, он хворал уже несколько дней, потому проснулся не в духе и встал с левой ноги.
Мальмё не умел хворать. За всю жизнь пришлось ему обратиться к врачам три раза: в юности у него случился аппендицит, лет в сорок впервые разболелся зуб, потом произошла ещё какая-то ерунда — не вспомнить даже. Для субъекта, благополучно завершающего седьмой десяток, был он достаточно крепок.
Ежедневно в любую погоду бравый господин направлялся в парк Тиамат, где совершал послеобеденный моцион.
От пруда с утками до гавани мили три в одну сторону.
«Эх, лю-юди» — в такт шагам Мальмё отсчитывал мысли — «никак вам не понять, что старость — удел ленивых, что весел и бодр лишь тот, кто подвижен! А нужно то? Всего ничего! Тёплая куртка и башмаки!».
У Мальмё были замечательные башмаки! Уже не новые, но удобнейшие — за пять лет носки эта пара стала ему второй кожей.
Энергия и молодой задор у пожилого господина не бывают случайны. Мальмё удалось хорошо сохраниться в силу благоприятного стечения обстоятельств: во-первых — умеренный достаток — никаких излишеств, но сухой дом и тёплый обед, во-вторых — спокойна работа — сорок лет чиновником в министерстве рыбного хозяйства, в-третьих — холостячество, беспечный досуг и никаких стихий в личной жизни.
Три раза в неделю его навещала Клот, состарившаяся вместе с хозяином. Работа по дому, палисадник, кухня стоили ей всё больших усилий, но Мальмё, верному своим привычкам, не пришло бы и в голову искать домработницу помоложе. Смогут ли современные девицы так печь и варить, как делает это его Клот?
Беда пришла в одночасье: во время прогулки Мальмё почувствовал острую боль в правой пятке, каждый последующий шаг давался с трудом. У Мальмё моментально испортилось настроение.
С того момента боль больше не отступала.
Одной левой творят чудеса только хвастуны. Реалист Мальмё, утеряв способность при ходьбе в равной мере использовать обе нижние конечности, понял, что чудес ждать неоткуда, нужно как-то себе помочь. Первым делом он решил отменить ежедневные прогулки. Дома боль беспокоила меньше. Три дня он берёг себя, подолгу сидел в кресле, прикладывал к больной пятке грелку. Казалось, дело идёт на поправку. К вечеру третьего дня, почувствовав себя вполне сносно, он решил возобновить моционы.
Утро четвёртого дня прошло благополучно. В обед Мальмё выпил чашку крепкого куриного бульона — Клот свято верила в его целебные свойства, обул свои наилюбимейшие самые удобные в мире ботинки и пустился в путь.
Боль возобновилась уже через несколько шагов. Она с такой силой пронзила пятку, что у бедняги брызнули из глаз слёзы. Конечно, можно было остаться дома, но он решил на сей раз не изменять привычке и преодолевая мучительное колотьё, направился в парк.
В ранние послеобеденные часы парк был переполнен. В это время тут гуляло много публики. Кое-кого Мальмё знал лично. Уже у входа встретились ему три знакомые пенсионерки. После обеда дамы имели обыкновение собираться на чашку кофе в павильон «Орхидея». Они как-раз направлялись туда, когда на пути у них появился прихрамывающий Мальмё. Такой встречи он совсем не желал, но куда денешься? Дамы уже заметили его и успели ужаснуться.
— Вам нездоровится? — участливо спросила щуплая особа в лиловом берете.
Насколько Мальмё знал, до пенсии она работала в профсоюзе шляпников.
— Да нет, ничего, — попытался он отвертеться.
— Вы выглядите отвратительно — постановила Лиловый берет, вероятно, в профсоюзе принято называть все вещи своими именами — расскажите нам, что случилось?
— Милая Ингрид, — перебила её подруга, рослая моложавая пенсионерка — не слишком ли ты любопытна?
О ней Мальмё знал, что до пенсии она играла на лютне в оркестре монашеской конгрегации.
Тут вмешалась в разговор третья, коротко остриженная особа в пиджачной паре. Эта, вроде, по сей день оставалась членом организации «Синий чулок вчера, сегодня, завтра»
— Подруги — обратилась к первым двум Синий чулок — почему мы вообще считаем своим долгом заботиться о господах-мужчинах? У них, также, как у нас, есть голова на плечах и язык за зубами.
Синий чулок охотно бы развила свою мысль, но профсоюзница перебила её:
— Даже слепому с клюкой ясно, что это правая нога. Вот Вам карточка моего ортопеда, господин Мальмё. Доктор Грён настоящий учёный. Если в городе кому-то можно доверить ноги, так только ему.
У Мальмё не было желания доверять кому-либо ноги, охотнее всего он проигнорировал бы рекомендации лилового берета, но на следующее утро — то самое, недоброе мартовское — необходимость врачебной консультации стала очевидной. Через несколько часов он находился в приёмной доктора Грёна и секретарша — дама с личиком строгой птицы — регистрировала его.
Ещё минут двадцать Мальмё провёл в тишине комнаты ожидания. На стенах висели обрамлённые части человеческого скелета. Кости стопы казались хрупкими трубочками, связанными тончайшей нитью — притронься и конструкция распадётся на части. Бедняга Мальмё ощутил неприятный холодок в животе, особенно усиливающийся при мысли о предстоящей встрече с доктором.
Доктор Грён, облачённый во всё белое — от ботинок до воротничка, оказался не самым разговорчивым субъектом. Задав два-три необходимых вопросов, он перешёл к осмотру. Многозначительно хмуря брови, доктор ощупал стопу, подвигал ею в разные стороны.
— Ничего особенно, скорее всего шпора — было его заключение.
Всё-же он счёл нужным сделать пациенту рентгеновский снимок.
— Удивительно здоровая стопа — заявил доктор, разглядывая изображение на тёмной плёнке — Нет никакой шпоры, думаю, мы вылечим Вас за недельку-другую. Вот рецепт на ортопедические стельки, вложите их в самую удобную пару обуви и терпеливо носите, всё пройдёт.
Ровно через два дня Мальмё категорически отказался от стелек, обнаружив что с ними любимейшие ботинки натирают оттопыренные косточки у пальцев. О покупке новой обуви не могло быть и речи. Да, изготовитель стелек предлагал ему несколько новых пар, но работники прилавка не пользовались у Мальмё доверием. Он хорошо знал этих прохвостов — им главное продать дороже. И вообще, как будет носится новая пара со стельками, будь они неладны, если разношенная жмёт? Да и не найти сегодня такой удобной обуви, как любимые его башмаки.
Через две недели он опять сидел перед доктором Грёном.
Хмуря брови и покашливая, тот заново щупал стопу.
— Необходима инъекция в пятку — заявил он — Вы достаточно терпеливы, Мальмё? Это болезненная процедура, если дёрнетесь, игла может сломаться, тогда понадобится операция по извлечению обломка.
— Нельзя без инъекции, доктор? — спросил пациент. Лоб страдальца и затылок покрылись испариной, сердце гулко стучало при мысли о возможной операции.
— Тогда только стельки — односложно ответил Эскулап.
— Со стельками жмут самые удобные ботинки — вздохнул Мальмё.
— Купите новые — отрезал Доктор.
Инъекция прошла удачно. Два дня, отдыхая в кресле, Мальмё наслаждался вернувшимся ощущением лёгкости в ноге. На третий день он безболезненно перемещался по дому, навёл порядок в тумбочке письменного стола, сыграл сам с собой партию в шахматы и даже починил давно вышедший из строя чайник со свистком. Про себя он хвалил медицину и думал, что наука немалого добилась за последние годы. Права была лиловый берет, посоветовав ему врача-учёного. На следующий день Мальмё вознамерился выйти на прогулку.
На улице боль возобновилась с прежней силой уже на третьем шаге. Раздосадованный и сбитый с толку, Мальмё развернулся на месте и заковылял к доктору.
Узнав, что боль у пациента всё ещё не успокоилась, доктор Грён сразу постарел: резче обозначились морщины на лбу, щёки впали глубже обычного, а в глазах появилось выражение глубокой тоски, опытный эскулап быстро сменил его на сосредоточенность.
— Попробуем ударную волну — заявил Грён.
После ряда процедур, стоивших Мальмё половину пенсии, боль не успокоилась ни на йоту. Пересидев денёк-другой дома, он решил всё же опять ходить на прогулку, пусть лишь на короткое расстояние, метров на сто-двести.
Стоял чудесный мартовский день. Громко чирикали воробьи. Он шёл, тяжело волоча за собой правую ногу. Как и раньше, а может ещё сильнее, каждый шаг причинял невыносимую боль. Прилагая усилия, Мальмё доковылял до входа в парк.
От знакомых пенсионерок, бодро шагающих к павильону «Орхидея», он хотел было скрыться в соседней аллее, но поздно спохватился, лиловый берет уже заметила его и на всех парах устремилась навстречу. За нею поспешила дама-лютня, Синий чулок, недовольно поморщившись, двинулась за подругами.
— Ну что? — выкрикнула издалека профсоюзница — лучше?
— Где там! Ещё хуже — огрызнулся Мальмё.
— Ещё хуже! — хором ахнули Лиловый берет и Лютня, а Синий чулок скорчила самую презрительную из всех возможных гримас.
— Неужели наука бессильна? — упавшим голосом спросила Лиловый берет.
— Твоя наука, Ингрид, довольно часто бессильна — иронично заметила Лютня — Послушайте, друг, сходите к доктору Парабелло, моему специалисту — лютня вытащила из нагрудного кармана сиреневую визитную карточку — это врач от бога, настоящий искусник. В городе никто так креативно не лечит.
На следующее утро волоокая смуглянка-секретарь, с улыбкой, способной растопить даже вечные льды, вносила Мальмё в список ожидания Врача от бога. Ждать пришлось с добрый час, но зато на стенах его комнаты ожидания висели фотографии бабочек.
Мальмё принял добродушный толстячок с круглой лысиной. Ободряюще похлопал он пациента по плечу, усадил напротив и велел подробно рассказать историю болезни.
Не менее внимательно, чем Грён, ощупал он стопу, рассмотрел принесенный рентгеновский снимок.
Узнав, что не помогли ни стельки, ни инъекция, ни ударная волна, Парабелло попросил не расстраиваться,
— Поверьте, старина, есть ещё немало средств помочь человеку с болью. Сначала мы попробуем акупунктуру, метод, проверенный столетиями. Я занимаюсь иглотерапией минимум тридцать лет с тех пор, как изучил её в Китае, в знаменитой клинике Чинь-Джу-Бо. Вот на стене сертификат весит. Знаете, весьма эффективно!
После десяти курсов, усиленных применением сильно пахнущей полынной сигары, облегчения не наступило. Понурив голову, Мальмё сидел у доктора в кабинете.
— Не отчаивайтесь, дружище, — утешал Парабелло — мы с Вами ещё психоанализ не пробовали. Старина Фрейд брался лечить психоанализом все болезни: от бессонницы до импотенции. А боль, знаете ли, не всегда боль, а то, что мы от неё ожидаем. Психоанализ поможет Вам понять, где скрыт источник Вашей боли и как его искоренить. Я давно уже успешно применяю эту уникальную методику. Учился в Вене, в институте Карла Юнга, вот два сертификата.
Когда доктор на втором сеансе попытался углубиться в подробности интимной жизни бабушки пациента, тот самовольно прервал лечение.
Так ничего и не изменилось в истории болезни бедного Мальмё! Правая пятка, при попытке сделать несколько шагов вне дома, начинала безумно болеть, боль продолжалась некоторое время и дома и отпускала лишь на следующее утро или через день.
Клот, наблюдая страдания хозяина, решила помочь ему по-своему. Перво-наперво она проконсультировалась с подругой Бианкой. Все знали, что Бианка отлично разбиралась в медицине — супруг её уже лет десять страдал радикулитом.
За необходимыми ингредиентами для лечения пришлось плестись в хозяйственный магазин. Далековато он оказался, совсем в другой части города! Бедняжке пересадки с трамвая на трамвай нелегко давались, но зато Клот купила двести грамм отборных гвоздей. По дороге домой она прихватила уксусную эссенцию в супермаркете.
Гвозди вымачивались в эссенции сутки. Затем компресс с многообещающим настоем, точно так, как посоветовала Бианка, был приложен к больному месту. Ненадолго, всего на одну ночь.
Наутро кожа вкупе со всеми подкожными слоями пятки аккуратно отслоились до мяса, розового, на вид вполне здорового, но всё же живого. Бианка уверила, что потом всё будет хорошо и посоветовала прикладывать на рану канифоль с борной кислотой. От последней рекомендации Мальмё категорически отказался: борной кислотой его бабушка травила тараканов в их старом деревенском доме. Решили обождать, пока само затянется.
Теперь уже было очевидно, что с прогулкой в парке так скоро ничего не получится. До чего же обидно, в апреле там каштаны цветут, а у берегов реки наверняка уже крокусы появились. Бедняге пришлось довольствоваться воспоминаниями о весне в парке, такой, как помнил он её с прошлых лет.
В мае позвонила племянница Флоранс, живущая в пригороде. В ближайшую субботу, сообщила молодая женщина, у неё важная встреча в Лессюрбе. Не позволит ли дядюшка оставить с ним на один вечер Оскара?
На свой лад Мальмё тепло относился к дочери младшего брата Франка, увы, ныне покойного.
Франк покинул их несколько лет назад. Брат был талантлив — все годы после окончания университета работал в науке, занимался элементарными частицами — разгонял их, что ли? Мальмё не знал, что он с ними делал.
В семье Франк считался чем-то особенным — за что ни брался, всё делал лучшим образом: блестяще учился в школе, играл на скрипке, писал стихи. Быстр, лёгок, порывист — ветер, а не человек. Однако, не шторм, не тайфун, но и не лёгкий бриз. Это был молодой, свежий, крепкий ветер — рядом с ним Мальмё всегда хотелось поёжиться, а вот женщины… тех его порывы сбивали с ног. Поклонниц у него числилось великое множество, и жён несколько. И детей осталось четверо — Флоранс, старшая и самая любимая племянница Мальмё, была от первой жены.
«Эх, слушался бы меня твой отец, чуть больше движения, вполовину меньше работы, на нет сигареты и коньяк — оставался бы ещё среди нас» — этим резюме он завершал все беседы с Флоранс, пусть и та делает выводы.
Желая в глазах молодой женщины оставаться здоровым и бодрым, Мальмё не стал рассказывать о своих бедах. И за Оскаром присмотреть обещал. Впрочем, не был в восторге от встречи с непоседливым племянником. Придётся на субботу вызвать Клот.
Мальчишка, оказавшись в скучной холостяцкой квартире, первым делом оглянулся по сторонам: чем-бы таким заняться. У порога стояли дядюшкины ботинки — вторая кожа — последнее утешение. Тут-же его осенила светлая мысль: почему бы не поиграть в калоши счастья? Накануне мама читала ему эту сказку. Оскар представил себя советником Кнаппом, который, по ошибке одел чужие калоши и оказался в ином времени. Мальчик улыбнулся, вспомнив как навстречу смешному господину под барабанный бой вышло средневековое факельное шествие. С факелом будет сложнее, но для барабана он одолжит у Клот кастрюлю и две ложки, получится достаточно громко. Решено, он будет одновременно и Кнаппом в калошах, и шествием.
Клот пекла на кухне яблочную шарлотку. К просьбе юного фантазёра она отнеслась с недоверием, но мальчик обещал не делать много шума, и добрая старушка уступила. Через несколько минут он входил в гостиную, на ногах — дядюшкины ботинки, в левой руке — кастрюля, в правой — ложки, их равномерные удары по металлическому боку имитировали барабанную дробь.
Мальмё, сидящий в кресле с пледом и грелкой под правой пяткой, хотел было громко возмутиться, но тут он обратил внимание, что племянник прихрамывает на правую ногу. Это было более, чем странно. Только что он скакал перед ним, как липпицианский жеребёнок. Дразнит дядюшку? Но откуда мальчишке знать о его страданиях? Ведь ни ему, ни Флоранс Мальмё ничего не рассказывал!
— Почему ты хромаешь, Оскар? — обратился дядя к племяннику, пытаясь перекричать барабанную дробь.
— У тебя в правом ботинке гвоздь торчит — прокричал в ответ юный выдумщик. Ложкой, изображающей барабанную палочку мальчик указал на правый ботинок. Прихрамывая и волоча за собой ногу, он продолжил игру.
Когда Мальмё выглянул в окно, он увидел, что ветви бузины покрылись множеством соцветий. Май был в разгаре, весна заканчивалась.
