Благодаря воображению мы творим. Открываем другого человека — и дотягиваем его до своей мечты о нем… Если он дотягивается, конечно… Унамуно пишет: «Мир создан Богом через воображение, и человек — настолько человек, насколько он может вообразить чувства, страдания, страхи, желания другого. И именно отсутствие воображения и есть источник отсутствия милосердия и любви»
[Дебют]Юлия Чернявская
ЛИФТ
Пьеса в двух действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
АННА НИКОЛАЕВНА.
ДИМОН.
ИГОРЬ, муж Анны Николаевны.
АНДРЕЙ, сын Анны Николаевны.
МАТЬ ДИМОНА.
ЛЕНА, подруга Димона.
ДЯДЯ КОЛЯ.
ГОЛОСА.
МЕХАНИЧЕСКИЙ ГОЛОС.
МАРЬЯ ДЕМЬЯНОВНА.
Сцена разделена на две части: левая моделирует квартиру Димона, правая — Анны Николаевны. Посередине сцены — лифт.
Квартира Димона — «однушка», обставленная по меркам райцентровского вкуса и достатка. Она состоит из комнаты и кухни. Комната перегорожена роскошной «стенкой» восьмидесятых годов. Стенка заставлена «парадной» посудой. За стенкой — кресло-кровать Димона.
Квартира Анны Николаевны состоит из двух комнат. Большая комната заставлена книжными полками. Общее впечатление запущенности. Стена (задник сцены) — балконная дверь. Намек на городской пейзаж за ней. Соседняя комната (можно показать лишь ее угол) меньше. Постеры, компьютер (гораздо более современный, чем в соседней комнате), незастланная постель, вещи разбросаны на полу. Это комната Андрея.
Между комнатами кабина лифта. Авансцена превращается то в лестничную площадку, то в аллею и т. д.
Примечание: когда действие происходит на одном участке сцены, в остальных гаснет свет.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
В правом углу авансцены появляется Анна Николаевна, в левом — Димон. Димону восемнадцать лет, он ничем не примечателен. Курит. Анне Николаевне — сорок пять. Она высокая, ярко накрашена и броско одета. Однако ее пальто и сапоги немодны, скорее всего, были куплены в second hand. На первый взгляд она выглядит эффектной, на второй — слегка смешноватой. Отдуваясь, ставит на пол два набитых пакета — из одного высовывается батон. Вынимает мобильник, набирает номер, слушает.
Анна (в зал). Пусто. Не подходит? Видит, что я, и не подходит. Ладно, сама дотащу. (Близоруко щурится в зал, доверительно сообщает). В последнее время я полюбила говорить сама с собой. А что? Главное, никаких тебе сюрпризов. Только вот люди, конечно, шарахаются.
Идет к лифту. Димон гасит сигарету, идет за ней. В лифте Анна опускает пакеты на пол. Димон нажимает кнопку. Звук тронувшегося лифта. Затем — другую. Звук остановившегося лифта.
Димон (вынимая из кармана нож). Тихо. Ограбление.
Анна расстегивает сумочку, вынимает кошелек, выгребает деньги.
Димон. Валюта есть?
Анна. Вот валюты нет, извини. Всё, разобрались? Можем ехать?
Димон нажимает на кнопку. Лифт не движется. Димон жмет на другие кнопки — без результата.
Димон. Бли-и-ин.
Анна. Нижнюю нажми, там лифтерша. Если не ушла еще.
Димон (бормочет). Ага, лифтерша… Нашли лоха.
Анна. Ну что ж, тогда сидеть нам здесь до второго пришествия.
Вынимает мобильник.
Анна (поясняя). Я — в аварийку.
Димон (истерически). Уберите!
Приставляет нож к животу Анны.
Анна. Хорошо-хорошо. (Убирает мобильник в сумку). Видишь, я чиста.
Димон. Вы, главное, в сумку не лезьте.
Анна. Хорошо.
Димон. Вот так номер. Кино и немцы (жмет на кнопки).
Анна. Он сам не пойдет. Я-то уж знаю. Надо аварийку. (Пауза). Я пальто сниму — душно. Ты только меня не пырни ненароком.
Анна снимает пальто, бросает на пакеты.
Димон. А вы чего, реально не боитесь?
Анна (усмехнувшись). Реально-реально. Чисто и конкретно.
Димон (веско). Другие — боялись. Может, вы думаете, что это так все, что я как бы просто пугаю?
Анна. А ты не пугаешь?
Димон. Я не пугаю. Я могу.
Анна. А-а-а. Ну моги-моги.
Димон. Я реально могу.
Анна (успокаивающе). Да знаю я, знаю.
Пауза. Димон вынимает сигареты.
Анна. Не советую. Тут вентиляция нулевая. Задохнемся.
Димон прячет сигареты. Пауза.
Димон. Не, а кроме шуток…Вы чё? Совсем не боитесь?
Анна (разводит руками). Совсем.
Димон (встрепенувшись). Не вошкатейсь!
Анна. Что-что?
Димон. Не двигайтесь. (После паузы). А почему? Не боитесь почему?
Анна. Может, потому что учу таких, как ты.
Димон. Так вы… это… училка?
Анна. Что-то вроде.
Анна выходит на авансцену, смотрит в зал.
Анна. … благодаря воображению мы творим. Открываем другого человека — и дотягиваем его до своей мечты о нем… Если он дотягивается, конечно… Нет, этого записывать не надо. (Диктуя). Унамуно пишет: «Мир создан Богом через воображение, и человек — настолько человек, насколько он может вообразить чувства, страдания, страхи, желания другого. И именно отсутствие воображения и есть источник отсутствия милосердия и любви»… Это понятно? (Молчание). Ну ладно, допустим, что понятно.
Возвращается в лифт.
Димон. И как они… это… учатся?
Анна. По-разному. Да ты меня никак светской беседой развлекаешь?
Димон (развязно). А что? Зачехлиться, что ли?
Анна. Зачехлиться?
Димон (поясняет). Ну типа заткнуться.
Анна. А-а-а. Да нет, отчего ж … зачехлиться? Можно и не… чехлиться.
Пауза.
Анна. Ты, кажется, хотел поговорить?
Димон (мрачно). И ничего не хотел.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Димон выходит в свою комнату. В кухне хлопочет мать.
Мать. Димулька, это ты?
Димон. Кто ж еще?
Мать входит в комнату. Полная, рыхлая, но не без провинциального обаяния. На голове — пергидролевая «хала», синие тени. При этом она в халате старушачьей расцветки, расходящемся на груди и на бедрах.
Мать. Что, холодно там? Не замерз?
Димон мотает головой.
Мать. Все форсишь. Смотри — дофорсишься до пневмонии (слово «пневмония» она произносит с некоторой гордостью). И хорошо бы не было чего одеть. Так ведь прошлый год покупали. На синтипоне. И ботинки. (Начинает себя накручивать). У меня вон шуба была, с восьмого класса, так еще тобой ходила в той шубе… А у него корона с головы свалится…
Димон. Есть хочу.
Мать. Сейчас-сейчас. У нас сегодня макарошки. По-флотски.
Уходит в кухню. Димон подбегает к шкафу, вынимает куртку, вытаскивает из кармана деньги, несколько купюр засовывает обратно в карман, остальные сжимает в кулаке. Подходит к своему креслу-кровати, открывает отделение для постельного белья, засовывает деньги в наволочку и следует за матерью. В кухне:
Мать. Вот так, так, кушай. (С надеждой). А может, по рюмашке? По одной, для разговора.
Димон (закипая). Не понял. Какая рюмашка, блин? Ты кони двинуть решила? Тебе, блин, что твой псих сказал?
Мать. А что он может сказать, когда я от этого самого лечиться пришла? (Щелкает себя по горлу). Я так думаю, что это он для денег все. Взял семьдесят тыщ и готово: закодировал. Прыгал на меня и рычал. Темнота, значит, хоть глаз, а тут здоровый конь такой, скок на меня и давай шипеть: не будешь пить, не будешь пить… Так я и сама умею… Скакать. Токо стыдно. (С надеждой). Он, может, ваще перепутал: раз пришла — так значит, больная. А я, может, просто хотела, чтоб меньше, а не чтоб совсем.
Димон. Харе. Все харе. Про рюмашки! И про коня. Тыщу раз слышал.
Мать. Димулечка, так кому же мне еще… Я ж тебя целый день жду. И где тебя носит, это ж уму невообразимо… Не, я понимаю, как счас с работой. Одного в ум не возьму: чего было к Тетьвале не пойти… Медом будто намазано в том городе … А Тетьваля, она говорит: Света, давай своего Димку, нам работники во как нужны, а он в город, медом там намазано…
Димон (встает). Ну я пошел.
Мать. Димулечка, сына, ты же только пришел…
Димон (утвердительно). Надо мне отдохнуть, я тебя спрашиваю.
Димон проходит в комнату, снимает с «плечиков» куртку, обувается. Переходит в лифт. Квартира Димона погружается во тьму.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Димон и Анна в лифте.
Димон (вяло, без надежды, тычет в кнопки). Не, ну я прям не знаю …
Анна. Могу подсказать. Сейчас мы звоним лифтерше. Или в аварийку. Они нас открывают, и мы расходимся. Деньги себе оставь. Тебе они нужней.
Димон (бурчит). Нашла лоха… Гонит тут… «Тебе нужней…»
Анна. А как же? Я ведь не хожу по подъездам с ножом.
Димон смеется.
Димон. Не, ну это ж можно в штаны накласть: вся такая — и с ножом.
Анна. Насчет штанов — это интересная мысль. Кстати, о такой вероятности ты подумал? В случае, если еще здесь покукуем часок-другой. Естественные нужды, так сказать. Не станем же мы тут прямо…
Димон (твердо). Надо будем — станем.
Анна. Хозяин — барин. Значит, будем с печальным шумом обнажаться.
Димон (настороженно). Прикалываетесь?
Анна. Немножко… Ничего личного. Это у меня манера такая — ёрничать. Муж говорил, что я родилась с раздвоенным языком.
Димон (смеется). Класс! Это как у змеи, что ли? А где он, ваш муж?
Анна (пожимает плечами). Надо думать, на работе.
Димон: А чего вы про него в прошлом числе? Он живой как бы?
Анна. В смысле — в прошедшем времени? Живой… Живее всех живых.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Анна выходит на авансцену. Теперь это аллея вечернего парка. Вяло горят фонари. Анна ходит вдоль авансцены, нагибается, что-то подбирает. Появляется высокий красивый человек, излучающий оптимизм. Это Игорь.
Игорь. А я говорю: «Андрюха, она, наверно, в парке. Схожу-ка я за ней». Пацан сказал — пацан сделал. А ты и правда здесь. Как же я тебя знаю!
Игорь пытается приобнять ее за плечи. Анна отстраняется.
Ну-ну… ну-ну… Ежик. Всегда была ежиком.
Анна. А что, я уже умерла?
Игорь. Раздвоенный язычок! (Благодушно). Все вы, женщины, — язвы.
Анна (закипая). И давно ты стал экспертом по всем женщинам?
Игорь. Не дури, а? Все равно ближе тебя у меня никого нет. (Патетически). Это то, что мы не имеем права утерять. Как говорится, ни при каких независящих от нас.
Анна. А при зависящих тоже? При зависящих мы имеем право утерять?
Игорь. Ну, Ань… Я ж тебе говорил… Это было как будто вне меня. Налетело. Как самум. Или хамсин? Вечно я их путаю. Главное, знаешь что…
Анна. Знаю. Главное — что она тебе сначала не понравилась. Сережки. Афрокосички. Пупок пирсингованный. Впрочем, предполагаю, что как раз пупок тебе пришелся по вкусу. Неужто он не задел нежных струн твоего сердца? И они не запели небесною арфой? Нет, ты не романтик…
Игорь молчит.
Но ближе меня у тебя никого нет. Потому последний месяц я только и делаю, что выслушиваю оды и панегирики. Оды моему большому сердцу и панегирики ее прелести… Это потому что ближе меня никого нет. Интересно, а с нею ты говоришь обо мне? Вряд ли… Она недостаточно близка. Потому с ней ты говоришь о ней. О Майкле Джексоне. О беременной кошке. С этого же у вас тогда разговор начался, да? Кошатники среди нас. Ну, о чем там она еще умеет говорить? Я-то, в отличие от некоторых, вижу ее без розовых очков. Просто девочка. Тринадцатая на дюжину. Пришла с курсовой, ушла с мужем. Ты хоть краешком мозга… если есть такой, где я еще присутствую … понимаешь, в какой постыдный банал меня втянул?
Игорь. Ты злая.
Анна. Ну да, раздвоенный язычок.
Пауза.
Игорь. Помнишь, когда мы сюда переехали, так радовались, что парк напротив. Ты говорила: ничего, что три литейки, каштаны — наши спасители.
Анна (поднимает к нему лицо). Да.
Игорь: Это же в тот год мы ездили в Юрмалу, верно ведь? Андрюха заснет, а мы — на танцы… Столько всего было! А ты от меня в парк драпаешь.
Анна отодвигается, молчит.
Анна. Я не драпаю. Я воздухом дышу. Каштаны собираю.
Игорь. Ну да, сложный период, кто же спорит. У меня, можно подумать, не сложный… Ведь ты для меня… Думаешь, не понимаю, каким я тогда был, на первом курсе? Общажный щенок. (Передразнивает себя прежнего). «Ло-жить, бегит» (с неприязнью). Ты меня всего сделала…
Анна (медленно). А тебе это неприятно? Настоящий пацан делает себя сам. Расслабься! Ничего я не сделала. Ты хороший был — сильный и добрый.
Игорь (задушевно). Нюшенька моя…(обнимает ее).
Анна. Мы же справимся, правда?
Игорь. Ты, главное, не думай об этом. Живи сегодняшним днем…Вот знаешь, чем я сегодня занимался? Не поверишь! Котят из пипетки выкармливал! У них еще глазки не проклюнулись, потешные такие…
Анна отстраняется.
Ну вот… что ни скажи — все тебе не нравится.
Анна (медленно, спокойно). Окотилась, значит. С прибавленьицем.
Игорь. Вот! В этом ты вся! Все с подъелдыковкой, все с подковыркой! Мне еще мать говорила: кого ты, сына, выбрал, она ж не нашего кроя… Она, мол, нас презирать будет. А я-то глаза растопырил, уши развесил… я же таких никогда не видел… ну и кто ты сейчас? Кандидат наук, блин, болтологических? Так и я тоже… Что, вспомнишь, может, как ты за меня диссер написала? И про диплом не забудь! Ты скажи! Ну что, что за гордыня такая? Правильно мать тогда… не нашего, мол, кроя.
Анна. Я любила Софью Степановну.
Игорь (накручивая себя). Любила… Да что ты в этом понимаешь!
Анна. Ты зато понимаешь…
Игорь. Теперь понимаю! Это когда тужиться не надо, из себя выскакивать! Когда просто живешь! И не думаешь — «класть» или «ложить».
Анна. Я тебя когда-нибудь поправляла?
Игорь. Ну да, как можно, это же неинтеллигентно… Ты не поправляла… Только фразы через две вворачивала это поганое «класть»! Дескать, я с деревни Тузлы, а ты со столицы. Фря! Вот ты кто — фря!
Анна (медленно). Бедный ты мой бедный… Двадцать пять лет с фрёй.
Игорь. И бедный! И с фрёй!
Анна. Слушай…Уходи, а?
Игорь (виновато). Ладно, я и правда пойду. Тебя ждать или ужинать?
Анна. Ты совсем уходи. К ней. Поужинай — и уходи. Я погуляю пока.
Игорь (медленно). Ага. Вот мы как. Фэйсом об тэйбл. Ничего-ничего… (дурашливо напевает) неудачу эту мы переживем.
Анна. Вне всяких сомнений.
Игорь уходит. Анна присаживается на корточки, подбирает каштаны. Движения нервные, каштаны вываливаются из карманов, она снова подбирает. Телефонный звонок. Анна поспешно вынимает трубку.
Анна. Игорь! (Упавшим голосом). Зачем старое? Возьми новое. Там два комплекта, желтый и в ромбики… Что? Конечно, бери, когда мне слушать? Ну и диски, да… зачем мне они без центра… Ну, поставь пока к Андрюшке, он и не заметит, у него и так бардак… завтра заберешь… да, завтра я поздно буду, дела… (Доверительно сообщает залу). Какие дела, ну какие дела? Я просто хожу. Тепло. И каштаны… И знаете что? На улицах полно женщин за сорок. У них тоже вены. И с весом не очень. Я когда смотрю на них, почему-то думаю: «Братья вы мои братья». Смешно. По логике же, сестры… Нет, в «сестрах» что-то мелодраматическое… Братья вы мои… А он… Он вообще-то добрый. Он правда не понимает: просто ось сместилась, и меня стало не видно. Меня надо воображать … отсутствие воображения и есть источник отсутствия милосердия и любви… Заемные слова! Все заемные слова! (Раздается звонок). Да, Андрей. Я знаю, что поставил. Да. Это же только на день, он завтра забе… Ну, прими ее в моей комнате… Часа три можешь чувствовать себя в безопасности… Хорошо, четыре… Не наглей… Потому что это пока и мой дом тоже. Кстати, тебя не волнует, что мать полночи одна по улицам? Ладно. Слушай, отец там далеко? Как, уже? (Прячет телефон в карман). Ну вот. (Кричит.) Пацан сказал — пацан сделал! Пацан сказал…
КАРТИНА ПЯТАЯ
Свет зажигается. Лифт. В нем Анна и Димон. Оба сидят на полу. Димон вздыхает, поглядывая на сумки с продуктами.
Анна. Да возьми уже…
Димон. Что, реально? Можно?
Анна. Реально-реально. Чисто-чисто и конкретно-конкретно.
Димон отрывает кусок батона, заталкивает в горло. Икает.
Анна. Там минералка есть.
Димон вытаскивает бутылку, заглатывает полбутылки, кашляет.
Анна. А вот с этим пооосторожнее…Естественные надобности, они, товарищ мой крылатый, не дремлют. А вот этого я уж точно не вынесу.
Димон. Вы, извиняюсь, не ссыте…
Анна. Именно. Я-то продержусь, а вот насчет тебя…
Димон (смеется). Да не, я не в том смысле … я как бы хотел сказать, не бойтесь. Ик!.. Я.. ничего… по здоровью крепкий. Могу долго… ик!
Анна. Что ж, понадеемся на твой юный организм. Глотни еще…
Димон. Вроде, все уже. Такой, извиняюсь, отстой этот ваш боржом.
Анна. Там колбаса. Нарезка. Удобно.
Димон (тянется к сумке. Останавливается). Не. Колбасу не буду.
Анна. Непостижимый нравственный закон.
Димон. Чего-чего?
Анна. Это Кант. Видишь ли, у современного человечества были прадедушка и дедушка. Прадедушку звали Кант, а дедушку — Фрейд.
Димон (оживляясь). Фрейд? Я Фрейда знаю. Он — про секс.
Анна. Ну да. В общем и целом… Так вот, Кант все удивлялся тому, что есть небо.
Димон. А чему удивляться? Есть Бог, значит, и небо есть. Без проблем.
Анна. Выходит, ты умнее Канта. У него-то как раз с проблемами… Он, видишь ли, удивлялся и тому, что Бог есть. То есть, даже не удивлялся, а удивленно радовался… Благоговел… Ладно, что это я лекцию тебе читаю?
Димон. Не, вы говорите. Это ничего, прикольно. Радовался, значит?
Анна. Прикольно? М-да. Можно и так сказать. В общем и целом…
Димон. А что за закон?
Анна. Нравственный. Он, этот самый, прадедушка-Кант, больше всего дивился двум вещам. Есть небо. До того соразмерное, до того гармоничное, что ясно: оно не само возникло, оно создано.
Димон. А вторая вещь?
Анна. А вторая — нравственный закон. Что люди откуда-то знают, как правильно поступать. Даже если очень и очень хочется — неправильно…
Димон. Лох ваш прадедушка. И ежу понятно: из-за Бога, ессно.
Анна. В точку.
Димон. А я тут, извиняюсь, каким боком? Ну вы сказали: нравственный закон… Не… непа… Какой-то… Про меня.
Анна. А-а-а. Непостижимый. По лифтам промышляешь? С ножичком играешься? А колбасу брать стесняешься. Непостижимый и есть.
Димон (обиженно). Не буду я колбасу.
Анна. Зато я буду. Дай мне пакетик, будь любезен. И оторви батона. Странно, я почему-то есть захотела…
Димон шарит в пакете, вынимает пакетик колбасы, отрывает кусок батона, протягивает Анне. Едят.
Димон. А Фрейд?
Анна. Пытливый же у тебя ум, братец-Кролик…
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Высвечивается квартира Димона.
Слышен скрежет ключа в замочной скважине. Входят Димон и Лена. Лене лет 17, но выглядит она старше из-за обилия косметики. Она представляет собой уменьшенный и суженый в объемах двойник Матери Димона. Лена садится в кресло, нога на ногу. Димон садится напротив.
Лена (лениво). Так я не поняла, она, как бы, не придет?
Димон. Не. Она в деревне, у бабки. Картоху собирает. А я соскочил.
Молчат.
Димон. Чаю? Кофе?
Лена. А у тебя растворимый или заварной?
Димон. Растворимый.
Лена. Тогда чаю. А у тебя черный или зеленый?
Димон. Черный.
Лена. Тогда не надо.
Димон. Может, конфет? Ассорти.
Лена. Можно.
Димон вытаскивает из буфета большую коробку, открывает.
Лена. Тут только «Ромашка» осталась. Я «Ромашку» не люблю.
Димон (с надеждой). Лен, ты, может, выпить хочешь?
Лена. Ага, я выпью, а ты потом приставать будешь.
Димон мотает головой.
Лена. Тогда можно.
Димон идет к буфету, вынимает бутылку, два хрустальных фужера.
Лена (оглядев бутылку, мечтательно). Недавно португальское пила, пинто. Такое розовенькое… Прямо с Португалии. А еще французское. Такое красненькое. Прямо со Франции (вздыхает). Ну ты чего? Наливай.
Димон поспешно наливает. Пьют.
Димон. Музыку включить?
Лена. Можно.
Димон щелкает магнитофонной клавишей. Раздается рэп. Лена начинает подтанцовывать, сидя в кресле. Димон выходит на середину комнаты и начинает плясать. Танцует он хорошо. Уходит его скованность, топорность. Сейчас он кажется почти красивым.
Лена (хлопает в ладоши). Прикольно! (Потом вспоминает о райцентровских хороших манерах, сдержанно). Типа, ничего так, умеешь.
Димон запыхавшись садится, залпом допивает вино из фужера, наливает еще, пытается налить Лене.
Лена. Куда? Не видишь — у меня нОлито.
Димон. Так я же только освежить…
Лена. Освежить можно.
Димон. Слыхала, двадцатого «Прибамбасы» выступают.
Лена. В городе?
Димон. В городе. Может, съездим?
Лена. Так дорого же, наверно.
Димон. Мои проблемы. Съездим?
Лена. Можно.
Димон (ободренный). Тогда я завтра смотаюсь, куплю билеты.
Лена. Слушай, Димон, а как там с работой? В городе…
Димон. Нормально.
Лена. Я вот думаю. Может, менеджером?
Димон. Это вряд ли. Менеджеров там, как грязи. И все с высшим.
Лена (со вздохом). Тогда секретаршей.
Димон. Там этих секретарш, и все…
Лена. Тогда официанткой.
Димон. Официанткой?
Лена. А чего?
Димон (мрачно). Сама знаешь.
Лена (запальчиво). А здесь нет? Я когда со смены иду, так вечно какой-нить хмырь… А между прочим, темно, все дрыхнут, а если и не дрыхнут, так кто выйдет? Ори — не ори. А он прицепится типа банный лист… Вчера вон пришлось реально драпать. Хорошо — накирнутый был, отстал.
Димон. Я тебя провожать буду.
Лена. Ты? Да они тебя в два раза ширше. И выше — тоже в два.
Димон. Ну и что… Я ловкий как бы. Не был бы ловкий — фиг бы устроился. Там знаешь какие нужны ловкие?
Лена. А не боишься? Что сорвешься.
Димон. С чего бы это?
Лена. На высоте же… Это ж пока ее повесишь…
Димон. Кого?
Лена. Дурак ты какой-то. Да рекламу твою!
Димон (с облегчением). А-а-а… Да нет, вроде. А чего бояться? Нас навыкам обучали. Промышленного альпинизма.
Лена (по-бабьи сочувственно). А все равно. Трудные это бабки.
Димон. Ну в общем …
Лена. И много выходит?
Димон. По-разному. За прошлую неделю почти что на мартенсы… Завтра еще… это… малек подработаю и как раз.
Лена. Круто! А все равно. Опасные это бабки.
Димон (хорохорится). Кто не рискует, тот не пьет. Выпьем?
Пьют. Лена внезапно смеется.
Димон. Ты чего?
Лена. Спомнилось. Как ты в третьем классе через козла прыгал. И застрял. Ловкий!..
Димон (мрачнеет). Это не я был.
Лена (смеется). Ты-ты…
Димон хватает Лену, прижимает к себе.
Лена. Отпусти, дурак!
Димон (сквозь зубы). Говоришь — ширше? Говоришь — выше?
Обрушиваются на пол.
Димон (бормочет). Ну и пусть — ширше! Ну и пусть — выше! Ну и пусть — застрял. Этот козел вообще-то… я тогда мелкий был…
Лена. Дурак! Пуговку оторвал.
Становится на корточки, ищет пуговицу. Димон присоединяется.
Лена. Ужас. Типа как дети. Как в пятом классе… Дурак-дурак!
Димон (бормочет). Умный-умный… Если б ты только знала, Ленка, до чего я умный… Думаю. Рассчитываю. Ночи не сплю — рассчитываю.
Лена. И чего ты рассчитываешь?
Димон. Ну… это… все. Будущее.
Лена (умудренно). Будущего не рассчитаешь.
Димон. Почему это?
Лена. Потому что карма!
Димон. Чего-чего?
Лена. А говоришь — умный. Умный-умный, а дурак! Кармы не знаешь!
Димон. Ум… Лен, гляди, нашел!
Потрясает пуговицей, зажатой в руке. Лена — тоже на коленках — ползет к нему. Оказываются на середине сцены.
Димон. Скажешь, не умный? Фиг ты увидишь тогда твою пуговку…
Лена (смеется). Да ладно, умный! Особенно по алгебре.
Димон. Все напутала. По геометрии. У меня мышление стерео… как там? Лен, как там математичка говорила: у тебя мышление стерео…
Лена (упрямо). По алгебре. Я у тебя алгебру скатывала. А геометрию — у Васьки Ждана. Он тоже в городе. На матфаке.
Димон. Да ну его, Ваську! За папкины деньги любой дурак умный.
Лена. Он такой хаер отпустил, длиньше моих…
Димон (хмуро). Гомосятина.
Лена (сурово). Фу! Чтобы я таких слов никогда!..
Отодвигается. Пауза.
Димон. Лен…Знаешь, что мне в тебе нравится? Что ты строгая.
Лена (польщенно). А я строгая?
Димон. А то…
Целует Лену.
Лена. Мне тоже как бы… Что ты серьезный… Рассчитываешь все… Думаешь.
Входят Мать Димона и Дядя Коля, он очень грязен.
Мать (радостно). Ой! Детки!
Лена. Здрасте, теть Свет! Здрасте, дядь Коль!
Димон. Ты же говорила — завтра.
Мать (смеется). А меня дядя Коля подвез… Думаю: а и впрямь, чего там ночь куковать! Прокачусь, как говорится, с ветерком… Вот и прокатились… с ветерком. Завязли мы (Смеется). Тросом нас тащили!
Дядя Коля (Лене). А ты чьих-то?
Мать. Да Рыхлых же! Не узнал? Это Ленка, Пети Рыхлыха дочка. (Веселится, хлопает в ладоши). Не узнал! Не узнал!
Димон (хмуро). Опять?
Мать (виновато). А я что? Я ничего, я только пива маленько…
Лена. Пойду я.
Мать. Ну ты что! Куда? Раненько-то еще. Я сейчас картошечки, только с-под земли… Сальца… Огуречики вскрою. Посидим по-людски.
Дядя Коля. А что? Мать дело говорит…
Димон (гордо). Ты погоди, Лен. Я тебя на такси отвезу.
Лена. Ой… Дим, ты чего? Тут ходу пять минут.
Димон. Сказал — отвезу, значит — отвезу…
Идет за шкаф, поднимает сиденье кресла-кровати, шарит в наволочке, вынимает деньги, отсчитывает несколько купюр, опускает сиденье. Лена неторопливо одевается. Димон надевает куртку, уходят.
Дядя Коля. Вот так так!
Мать. А что?
Дядя Коля. Воли понабрались…
Мать. А и что с того, что воли? Большие уж… Самообеспеченные…
Нагибается к журнальному столику, убирает фужеры. Дядя Коля подходит сзади, обнимает ее.
Мать. Ой, Коль… Срам какой…
Дядя Коля (бурчит). И чего срам? И ничего не срам…
Мать (неуверенно). Старички мы уже.
Дядя Коля. Какие, блин, старички? Ты это брось… Ты, Светк… для меня все равно, как в восьмом классе, на последнем звонке. Помнишь?
Мать (кокетливо). Не-а.
Дядя Коля. А я не забыл, блин. Это ж тридцать лет, а я … Такое мини-мини. И ноги-ноги… И бантик, как у первоклашки. Бантик-то хоть помнишь?
Мать. Бантик, вроде, помню… Белый?
Дядя Коля. Розовый…
Рывком переворачивает Мать лицом к себе, прижимает.
Мать. Ну ты чего, Коляш? А, Коляш… Ну давай по-людски. Ты руки помоешь. Я картошечки пожарю, сальца… огуречики открою…
Свет в квартире Димона гаснет.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Освещается кабина лифта. В лифте Димон и Анна.
Димон. А вы на такси часто ездите?
Анна. Бывает, а что?
Димон (гордо). А я часто.
Анна. Что ж… Ясненько, куда мои деньги пойдут.
Димон. И ничего не пойдут… И никуда не туда…
Анна. А куда?
Димон. Вам дело?
Анна. А кому же? Деньги-то мои. В том числе.
Димон. В каком еще числе?
Анна. Не первую же ты меня… окучиваешь.
Димон. Во класс сказала! Окучиваешь…
Анна (задумчиво). Отсутствие воображения и есть источник отсутствия милосердия и любви. Ты не обращай внимания. Это я себе.
Димон. А зачем?
Анна. Может затем, что тогда я уверена в том, что меня слышат?
Димон. А это тоже, что ли, прадедушка? Про отсутствие любви.
Анна. Какой прадедушка?
Димон. Ну этот, Кант.
Анна. Нет, это другой.
Димон. Много их у вас. Трудно запомнить, навернОе. Учите, что ли?
Анна. Учу.
Димон. Наизусть?
Анна. Бывает, и наизусть. Но это само запомнилось.
Димон. А почему?
Анна. Как бы тебе объяснить…
Димон. Да лёгко! Я вам не баран. Я межпрочим, умный. Математичка говорила, что у меня мышление стере… стерео… забыл.
Анна. Стереоскопическое?
Димон (радостно). Ну!
Анна. Тогда ты поумней меня. У меня стереоскопическое — нулевое.
Димон (недоверчиво смеется). Пургу метете?
Анна. Правда. Я по стереометрии лишь одну задачу могла решить. Ту, что после теоремы, на одно действие. А ту, что на два, уже не могла.
Димон. Ну да?! Как же вы в институт поступили?
Анна. Выбрала тот, где математику не надо было сдавать.
Димон (покровительственно). Ничего. У меня есть одна знакомая, так у нее с математикой тоже кранты. А ваще-то она умная.
Анна. Значит, не все еще потеряно. Значит, и у меня есть надежды.
Димон. Ну!
Анна. Слушай, тебе еще не надоело тут сидеть? Давай в лифтерку позвоним. А насчет денег ты не волнуйся. Я же пообещала…
Димон. Нет.
Анна. Не пойму, на что ты надеешься? Что само как-нибудь рассосется?
Димон (раздраженно). Сказал — нет, значит — нет.
Анна. Понятно. Пацан сказал — пацан сделал?
Димон (смеется). А вы правда прикольная!
Димон. Небось, у учеников научились? Говорить по-нашему.
Анна. Почему у учеников? У меня сын есть… Впрочем, это не от него… Если ты на предмет пацана.
Димон (удивленно). Сын? А сколько ему?
Анна. Восемнадцать.
Димон. Как мне… Во даете!
Анна. Да в чем дело-то?
Димон. Вы… это… не обижайтесь. Только непохожие вы на мать.
Анна. А что? Матери обладают характерными внешними отличиями? Постой, дай догадаюсь… Матери, они такие… объемные (разводит руками). И волосы у них белые. Или желтые? И прическа вот такая (показывает), да? И одеты иначе, верно? Пальто пуховое, серое или зеленое.
Димон. И ничего не серое… Голубое.
Анна. И шапка из песца.
Димон. Нету у нее песца.
Анна. Что ж, спишем на допустимые погрешности.
Димон (мрачно). Сносила она песца, в деревню отвезла. А откуда…?
Анна. А это, как раз оно и есть. Воображение. Отсутствие которого — источник отсутствия милосердия и любви.
Димон. Это как?
Анна. Да просто. Когда ты в два часа ночи под чужими окнами, напившись, орешь…
Димон. Не ору я!
Анна (успокоительно). Орешь-орешь. Орешь — и мысли не возникает, что там такие же мамы с бабушками, как у тебя самого. У тебя бабушка есть?
Димон. Ну. Токо она в сельской местности.
Анна. Что и требовалось доказать.
Димон (мрачно). Я не пью.
Анна. Ага. Только выпиваешь.
Димон. Я не ору. Я спокойный.
Анна. Ну, ладно. Изберем другую систему доказательств. Когда ты ножом в меня пихал, у тебя же в голове, вот той, что под шапкой, даже не шелохнулось: а может, она тоже чья-то мать? Как твоя…
Димон (упрямо). Не похожие вы на мать.
Анна. Ага. Тогда, значит, можно и ножом?
Димон. А как его звать? Сына вашего…
Свет в лифте гаснет.
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Зажигается свет в квартире Анны. В комнате Анны пусто. Андрей сидит в своей комнате у компьютера. В ушах наушники. На экране какая-то игра.
Андрей. А если я так? Ага… У-у-у, морда, вот ты как! А я тебя, урод…
Анна входит в свою комнату: спина сгорблена, на лице выражение спокойной привычной безнадежности.
Анна (зовет). Андрей! (Повышает голос). Андрей!
Андрей (в своей комнате): Вот падла, выкрутился…
Анна встает со стула, открывает дверь в комнату Андрея, входит. Андрей щелкает клавишами. Анна подходит, снимает с него наушники.Андрей. Блин!
Анна. Вот и я говорю: здравствуй.
Андрей. Ну?
Анна. Может, поедим?
Андрей. Я ел уже.
Анна. Что ты ел? Не было же ничего. Я только сейчас принесла.
Андрей. Я в кафе ел.
Анна. Ну что ж, у богатых свои причуды. А деньги откуда взял?
Андрей. Украл! Ограбил швейцарский банк!
Изображает, как натягивает маску, выхватывает воображаемый автомат, стреляет из него… Последней очередью «расстреливает» Анну.
Анна. Вот она, твоя подкорка в действии. Шут. Шут гороховый.
Андрей (раскланивается). Приятно познакомиться. Андрей.
Анна. Вернемся к нашим баранам. Так откуда?
Андрей. От верблюда!
Анна. У отца попросил?
Андрей молчит.
Анна. Ага. Значит, у отца. У папика… так вы сейчас говорите?
Андрей. Темная ты. Папик — это пожилой хахаль. А отец — это батон.
Анна. Неплохо ты устроился, как я посмотрю… У матери деньги кончатся, так ты — не будь дурак — к отцу.
Андрей (с вызовом). А что, нельзя?
Анна (горько). И что, не стыдно? Ни капельки?
Андрей. Не понял.
Анна. Объяснить?
Андрей. Не-а. Я лучше пешком постою.
Анна. У тебя-то свои слова имеются? Или все из фильмов?
Андрей. А у тебя? Или все из книжек?
Анна. Детсад какой-то. Маркиз Детсад… Тебе сколько лет? Пять?
Андрей. Я так и думал, что ты не помнишь.
Анна (растерянно). Почему это — не помню? Помню.
Андрей. И это тебя положительно характеризует.
Анна. (Тщательно проговаривая слова, отчетливо артикулируя, как на лекции). Неужели непонятно, что всякий раз, когда ты идешь к отцу клянчить деньги, этим ты говоришь: папочка, мы без тебя совсем никуда — обнищали, стали сирыми, убогими, облезлыми…
Андрей (передразнивает ее интонацию). А что, скажешь, неправда? Может, ты завидуешь, мутер?
Анна. Что ж у тебя за язык, что за грязный такой язык…
Андрей. Да вот такой уж я получился. Выродок! Или, может, покруче сказать? Я могу: выб…
Анна. Замолчи!
Андрей. Вот-вот. Приступим к испытанным мерам (передразнивает). Замолчи! Займись делом! Не видишь, мама работает! Сам разбирайся, большой уже! Не мешай: мама пишет лекцию! Не мешай: мама пишет диссертацию! Не мешай: мама пишет книгу!
Анна (беспомощно). Ну как же так можно? Мы ведь ни разу без тебя в отпуск не съездили. Да что там — в отпуск… В кино без тебя, может, только раз или два сходили. И за столом ты всегда был со взрослыми, когда гости…
Андрей. Ага … музеи эти долбаные, походы дебильные, байдарки… Комарье! Феллини-шмеллини, Бергман-шмергман… Гости-шмости…
Анна. Ну да, тебе клубы подавай.
Андрей (с уничижительной жалостью). Мать, ты меня прости, плз. Но ты какой-то раритет. Мастодонт. Хорошо — папец соскочил, теперь с ним хоть поговорить можно по-человечески… В нормальной обстановке.
Анна. Это уже интересно. И где же это вы… по-человечески? «Рок-Хаус кафе»? «Бронкс»? Что там еще?
Андрей. А хотя бы и «Бронкс». Тебе дело?
Анна. Дела нет, так, праздный интерес. Неужели отец…
Андрей. А что? Если ты на себя лейбл нашила «Не влезай, убьет», и для студиозов живая страшилка, так и отцу, что ли… Он, между прочим, еще жить хочет. Ему, как бы, пока не сто лет. Реально человек плечи расправил…
Анна. Что не может не радовать. И хорошо посидели?
Андрей (с вызовом). А что, тебе зАвидно?
Анна (машинально). ЗавИдно.
Андрей. Вот-вот. Именно об этом он мне и…
Анна. Понятно. Вечнозеленая тема моего снобизма продолжает куститься и пахнуть. Во всяком случае, в сознании твоего… как это… батона. И про бабушку рассказывал — ну насчет «не того кроя»? И про ударения небось вспомянул…И как всю жизнь со мною мучился, с холодноносой интеллектуйкой, и об этом тоже беседовали?
Андрей молчит.
Анна. Ты хоть понимаешь, что это оправдания? Просто оправдания…
Андрей молчит.
Анна. Ладно, поговорили.
Собирается уходить, потом резко поворачивается.
Погоди, погоди… А в этом… в «Бронксе» вы вдвоем были?
Андрей молчит.
Анна. Или… втроем?
Андрей (с вызовом). А если и втроем. Что, нельзя?
Анна. Да нет, отчего же? Можно (Кричит). Теперь все можно!
Андрей (отшатываясь). Тебе что, башню сорвало?
Анна. И сорвало! И башню!
Андрей. Слушай, мать… С тобой же стало невозможно, блин… Ты же совсем… того, съехала, блин… Мать, я с тобой живу, как на порохой бочке…
Анна. Ах, блин? Ах, на бочке? На пороховой? (Бьет его по щеке).
Андрей (потрясенный). Мам, ты что?
Анна выбегает из комнаты, открывает балконную дверь. В комнату врывается шум вечернего города. Свет постепенно гаснет. Виден лишь силуэт Анны на фоне городского зарева, спиной к зрителю — трясущиеся плечи, сгорбленная спина. В комнате Андрея горит только компьтер; на его фоне фигура Андрея — трясущиеся плечи, сгорбленная спина.
Конец первого действия
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Анна и Димон в лифте, сидят на полу. Димон тоже снял куртку. На полу бумажки от еды, полиэтиленовые пакеты, пустая бутылка из под минералки. Речь Димона и Анны заторможенная: им не хватает воздуха.
Димон (трясет бутылку, отставляет). Может, еще есть?
Анна мотает головой.
(С наигранной бодростью). Ничего! Человек без еды три дня может выдержать. А без воды сутки. Я по телеку видел, там один йог ваще ничего не ест-не пьет, слюной питается.
Анна молчит.
Димон. А еще бывают такие, они солнечной энергией кормятся… и поятся… А я как-то два дня не ел. Реально, не ел. Постился.
Анна (голос у нее слабый). Ты меня развлекаешь?
Димон (обиженно). И ничего не развлекаю.
Димон снова — вяло, без надежды — начинает нажимать на кнопки.
Анна. Не пойдет. У него срок эксплуатации восемь лет как вышел.
Раздаются удары. Димон подскакивает.
Димон. Чего это?
Анна. Соседи… Жаждут лифта. Видно, второй тоже встал.
В дверь лифта опять колотят. Голоса: «Прекратите держать!», «Отпустите лифт наконец!»
Димон. Чего это они?
Анна. Думают, что мы специально лифт держим. Для каких-то собственных целей. Слышат — разговариваем. Думают: если б застряли, мастера вызвали бы. Или орали бы, на помощь звали. Логично?
Димон. Тсс!
Голоса: «А ну их! Пошли», «Нет уж, я этого так не оставлю».
Анна (шепотом). Это первые ласточки. Сейчас сколько? Полшестого? Вот-вот, все как раз с работы… Пора, мой юный друг, звонить лифтерше.
Звонок.
Димон. Не рыпайтесь!
Анна. А чего мне рыпаться? Это тебе звонят.
КАРТИНА ВТОРАЯ
На авансцену выходит Лена. Она прижимает к уху телефон. Димон смотрит на трубку. Поколебавшись, нажимает клавишу.
Димон (тихо). Але.
Лена. Как дела?
Димон. Нормально.
Лена. А ты где сейчас? В городе?
Димон. Ну. Лен, я сейчас… это… занят.
Лена. Так рабочий день же кончился.
Димон. У меня ненормированный.
Анна негромко смеется. Димон смотрит на нее сердито.
Лена. Бедненький! Ой, так ты, может, счас как раз вешаешь?
Димон. Вешаю.
Лена. А на каком этаже-то?
Димон. На шестнадцатом.
Лена. Темно же!
Димон. Ничего, справлюсь.
Лена. Ой! Тогда все. Ты, Дим, поосторожней, да? Ты береги себя, да?
В дверь лифта внизу опять стучат, судя по звуку, пинают ногами.
Димон (торопливо, тихо). Ладно, Лен, тут этот… бригадир…
Лена (после паузы, нежно). Пока.
Димон. Пока.
Лена. Целу…
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Димон прячет трубку в карман.
Димон (с гордостью). Знакомая.
Анна. Та, у которой с математикой нелады?
Димон. Ну. А откуда вы?…
Анна. Тоже мне, теорема Ферма… На высоте, значит? На безымянной?
Слышится стук: он менее гулкий, более громкий. Стучат явно здесь же, на том этаже, где стоит лифт. Димон быстро вынимает нож, молча показывает его Анне. Молчание. Мужской голос: «Никого нету». Женский голос: «Какого никого? Только что же… Ты как хочешь, а я сейчас же в аварийку позвоню. Безобразие. Обрыдло». Хлопает дверь.
Димон. Фффу!
Анна. Ты каждый раз собираешься в меня ножом тыкать?
Димон. Это чтоб вы молчали.
Анна. А вербально нельзя?
Димон (зло). Вы как на иностранном языке говорите. Ни словечка в простоте. Строите тут из себя.
Анна. Надо же! Какое совпадение!
Звонит мобильник Анны. В квартире Анны зажигается свет. Андрей стоит с трубкой.
Анна. Не бойся. Я не сниму.
Димон (шипит). Выключите звонок!
Анна. Не выключается: модель допотопная.
Димон. Телефон отрубите!
Анна. А как? Я никогда… я с техникой, знаешь ли, не ахти…
Димон выхватывает у нее трубку, тычет в кнопки. Потом, напрягшись, ломает его. Телефон замолкает. Голос снаружи: «Слышал, звонило?» Второй голос: «Вроде». Первый голос: «Ну вот, опять…» Второй: «Не, точно, кто-то там… ну счас я им интим порушу». Топот.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Андрей в комнате набирает номер.
Андрей. Привет! Слушай, ты к нам когда собирался? А-а… А мутер в курсе? Когда ты с ней гово… Да вот, пошла в магаз и нет ее. Да давненько. Тесто поставила, оно уже по столу расползается. Я знаю? Может принять тебя хочет по-человечески… Дорогой гость все-таки. В первый раз за четыре месяца… Что? Да звонила она, звонила, я не поднял. Занят был… Я потом набирал ее, она не отвечает… Звонила зачем? Откуда я… Слушай, да убери ты эту свою от трубки, что она там с тобой делает, щекочет, что ли? А то уж сильно тебя на «хи-хи» пробило… Упс! Допёр. Знаешь, зачем мутер, наверно, звонила? Она звонит, когда много наберет, я тогда спускаюсь — дотащить. Нагребет, а нести не может, у нее спина болит… Чего? Кому я должен был сказать? Тебе? С чего бы? Очень тебя ее спина волнует. Да ты и не обязан. Ты, па, человек сторонний… Ладно, па. Пойду по магазу пробегусь.
Хватает куртку, выходит.
КАРТИНА ПЯТАЯ
В лифте. Димон протягивает Анне замолкнувший мобильник.
Анна. Сын звонил. Андрей.
Щелчок.
Механический голос (прерываясь). Лифт, ответьте. Лифт, вы на месте?
Анна тихо смеется. Димон показывает Анне нож.
Механический голос (в сторону). Молчат. Может, там никого нет?
Голос. Говорю же, есть. Шебуршится там кто-то. И мобильник звонил.
Анна пытается жестами объяснить Димону, что ситуация тупиковая, Димон мотает головой. Щелчок: микрофон отключился.
Анна. Слушай меня. Внимательно слушай. Это только начало, а вот сейчас будет ой-ой-ой что. Потому что второй лифт тоже остановился. У них, у лифтов наших, загадочная кровеносная система. Одна на двоих. Как у сиамских близнецов. Они предпочитают попарно… Если бы второй действовал, все на нем бы ездили и никто ничего сто лет не заметил бы. Мы бы с тобой тут истлеть успели. Ты, кстати, похоже, этого и добивался…
Димон. Ничего я не добивался.
Анна. Тогда позволь полюбопытствовать, а на что ты надеялся?
Димон. Ни на что я не надеялся.
Анна. Ну вот. А говоришь, мышление стереоскопическое…
Димон. При чем тут?
Анна. Совершенно не при чем. Это я так. Ради красного словца.
Димон. Как у змеи.
Анна. Что?
Димон. Язык раздвоенный.
Анна. А-а-а. Ну да. Что-то в таком роде. Так вот…
В дверь лифта колотят далеко снизу. Голоса неразличимы.
Анна (тихо) … тебе не повезло. Истлеть мы не успели. Да к тому же всем уже ясно, что кто-то здесь есть. Так выход один: легализоваться.
Димон. Чего?
Анна. Позвонить лифтерше. Или просто заорать. Они услышат: их там, снизу, хватает. И с каждой минутой все больше будет.
Димон. Ну, допустим, заорем. Ну, допустим, откроют они. А вы потом… А они меня потом…
Анна. Я же тебе обещала.
Димон. Знаю я… Обещали тут разные…
Анна. Ну что ж, тогда подождем. У моря погоды.
Димон. А если я вас, как заложницу?
Анна. Как ты себе это представляешь? Пешком меня поведешь?
Димон (с надеждой). А может, у вас машина…
Анна. Муж говорит, что я даже на пешеходном переходе аварийную ситуацию создаю. Хожу кругами, что-то объясняю… Куда мне машину?
Димон. Дрянь дело.
Анна. Да уж, чего хорошего. Кстати, не мог бы ты ответить мне на один праздный вопрос: а почему ты сразу не согласился?
Димон. На что?
Анна. На разумный выход. Как я тебе с самого начала предлагала.
Димон. Потому, что кончается на «У».
Анна. Вот и мой сын так же.
Димон. Не слушает?
Анна. Не слышит.
Димон. Это ничего. Просто у нас счас возраст такой.
Анна. Надо же… Ты меня, что ли, утешаешь?
Димон (нагловато). А чего — нельзя?
Анна. Почему нельзя? Можно.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
На авансцене появляется Андрей в расстегнутой куртке и в шарфе. Он запыхался. Набирает номер.
Андрей. Па, нет ее нигде… Что? Дышу? Как дышу? А-а-а, это я по магазам забегался. А что? Может. Сейчас гляну. Как взлечу, так сразу и перезвоню. Ну, минут через пятнадцать. Да опять стоят, заразы… Ну да, оба. Как всегда. Мать говорит, у них общая кровеносная система. Достало уже, зависалово это… Поднимусь — наберу тебя. А? Ну ладно. Давай. Жду.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Зажигается свет в квартире Димона. Мать входит из кухни. Она нарядно одета — в обтягивающую красную кофту с масштабным рисунком на груди, в узкую юбку с разрезом сзади, обута в узконосые лакированные туфли. Мать Димона пританцовывает и напевает: «Пять минут, пять минут…» Становится перед зеркалом, оттягивает кофту вниз, смотрит на себя в профиль, недовольно присобирает кофту на животе. На журнальном столике накрыт ужин на двоих, в центре букет из пластмассовых цветов, стоят несколько салатов в хрустальных вазочках и подсвечник со свечами. Мать снимает с куклы, сидящей на спинке дивана, розовый бантик, снова подходит к зеркалу, прикалывает бантик сбоку на волосы. Садится в кресло боком, спускает ноги через подлокотник, покачивает туфлей. Лениво берет телефонную трубку, набирает номер.
Мать. Валька, прЮвет. Это Светка звОнит. Валь, ты помнишь, говорила, что у тебя есть мастер по ногам. Ну. А что он делает? Броет? А еще? Еще массажит? А с венами может? Спроси, а, Валь. Я вот еще хотела, может, знаешь, а чулки бывают «пятерочка», а то все «двойки» с «тройками»… И чтобы сверху кружево. Черненькие. (Смеется). Дурная ты, Валька. Не те наши годы, чтоб взамуж. А может, мне еще погулять охота… Не допытывай. Разведенный. Пить не пьет, разве выпивает маленько… Валь, ну ты чё, разве ж об таком спрашивают? Так то когда было! Дуры мы были тогда, одно слово — дурынды… Я, помню, тебя все допытывала, а больно, а больно? А ты мне: не-а, как комарик укусил. Комарик… (Смеется). Ну, конечно, знаешь, а кто тут у нас кого не знает? Может, на новый год к тебе завалимся, сама тогда увидишь… Сурприз будет. А что Димка? В городе Димка. Он сегодня в ночную. Ой, не спрашивай, ну сколько он там получает, без разряда-то, ученик фрезеровщика… Вроде, на фрезеровщика его двигают, на повышение. Да лучше бы у тебя, конечно же, лучше, я ему сто раз… Ну не хочет он к тебе. В город хочет: им там медом намазано…
Звонок в дверь.
Все, Валь, звОнят. Ну наверно, кому ж еще-то? (Смеется). Комарик!
Кладет трубку. Открывает дверь. Входит Лена. Весь следующий разговор — в быстром темпе: мать хочет поскорее его завершить.
Лена. Здрастье, тетя Света!
Мать. Здравствуй, Леночка. А Димочки нету. Димочка на работке еще.
Пытается вытеснить Лену из квартиры. Лена сопротивляется, пытается просочиться в комнату.
Лена. Я вот как раз насчет работы евоной. Не страшно вам, теть Свет?
Мать. А чего страшно-то? И ничего не страшно.
Напирает на Лену бедром. Лена хватается за косяк.
Лена. Ну что он на высоте.
Мать. Ну не на такой еще покамест… Но подымается потиху. Начальство его ценит … Прости, Лен, что не приглашаю, неубрано у меня…
Лена. Ничего, нормально, у нас тоже бывает… Хотя редко. Мы с мамкой стараемся… это… чистоту.
Мать. Правильно тебя мамка-то рОстит. Девушка должна в чистоте.
Подталкивает Лену к выходу.
Лена. И не страшно вам, что он такую тяжесть на себе таскает…
Мать. Ну, таковая жизнь, Лен, всяк свою тягость таскает… Я вон одна Димульку-то подымала, думаешь, легко одной-то?
Лена. Трудно. Но это не в прямом смысле, оно жизни не грозит.
Мать. Еще как грозит! Вон будешь одна рОстить, так узнаешь …
Лена (упрямо). Это же не в физическом смысле. Упасть некуда.
Мать. Много ты знаешь, некуда или куда. Можно так упасть, ниже нижнего. Если женщина себя не смотрит, разве ж она дитё углядит?
Лена. Ой, теть Свет, я с вами чего-то запуталась.
Мать. Ничё-ничё… Ты приходи-то завтра, посидим, все распутаем …
Выпихивает Лену бедром. Лена исчезает из виду.
Голос Лены. Ой, дядь Коль, здрасьте.
Голос Дяди Коли. Здрасьте-мордасьте. Ты чьих будешь?
Мать (торопливо). Рыхлых она, Коляша. Пети Рыхлыха дочка.
Дядя Коля (появляется в дверях). Привет, мой Свет.
В руках у Дяди Коли торт и бутылка, заткнутая газетным комком. Он в белой рубашке, галстуке, в сером костюме. На ногах — белые носки.
Мать. Ой, Коляша! Какой ты парадный! И с тортиком! Зачем только тратился? У меня к чаю есть, вон конфеты!
Вынимает из «бара» коробку, которую выставлял на стол Димон.
Правда, початая. С моих именин. А потом еще и Димкины были.
Дядя Коля. Полный у нас комсостав получается. Торт с конфетами. А наготовила-то, наготовила, что прямо мама дорогая…
Мать. Ой, Коляша, да ничего я не готовила. Так, на скорую руку. Что попалось. Что успелось… Ну что, Коль? Сядем, Коль?
Дядя Коля. Можно и сесть.
Садятся.
Мать. Ты кушай, Коля.
Дядя Коля. Крабовые палки… Люблю крабовые палки. Хоть и красителей там, извиняюсь, как грязи.
Мать. А ты вон тот кушенькай, печень трески, натуральный продукт.
Дядя Коля. Можно и печень. И с палками тоже наложи. И оливье.
Разливает самогон по рюмкам, встает.
Ну, как говорится, за встречу.
Мать. Да, Коляш. За нашу позднюю встречу.
Дядя Коля. И ничего не позднюю. Мы еще, слава Богу. Вот ушел я от тебя давеча, пришел домой, телик включил, а не смотрится… закрою глаза — там ты, на последней линейке в бантике стоишь, в розовом… Боевая такая… Давай-ка, лучше Светка, за первую любовь. Правду люди говорят, первая, она и есть первая. Всему начало. Судьба. За тебя, Свет, за судьбу мою…
Выпивает стоя.
А ты чего ж это?
Мать. Не употребляю я, Коляша.
Дядя Коля. Правильная ты Светка. Одно слово — комсорг.
Мать (смеется). Ох, Коляш, напутал ты все. Я старостой была, а комсоргом у нас Валька была Щучкина.
Дядя Коля. Валька? Ты чё?… Вот так номер.
Выпивает. Едят.
Мать. Давай теперь я скажу.
Встает с бокалом минералки. Говорит волнуясь:
Только от нас зависит,
Чем любовь наша станет:
Ярким солнцем в выси,
Или камнем в ущелье канет.
Я хочу, чтоб любовь стала песней!
Чтобы любовь стала гимном!
Жизнь будет чудесной
Только при чувстве взаимном!
Пьют.
Мать. Что-то ты, Коляш, погрустнел.
Дядя Коля. Да нет, Светка, ничего. Так, причуды жизни.
Мать. Жизнь — это да.
Дядя Коля. Игра случая.
Дядя Коля выпивает.
Мать. Ты не думай, Коль, что я так с любым. Я не с любым так. Я вообще-то себя строго смотрю. Не то что бывают, у которых дети заброшенные, а сами алкоголизмом увлекаются.
Дядя Коля. Да знаю я, знаю.
Мать. Ты, Коль, не думай, что раз характер у меня веселый, так и натура легкомысленная… У меня, Коль, нутро верное.
Дядя Коля (с застывшим взглядом, жует). Угу.
Мать. Случилось что, Коль?
Дядя Коля. Нет-нет, ничего такого особого.
Мать. Ты, Коль, всегда неразговорчивый был. А вчера таких слов нашептал, что спомню — так прямо жарко в лицо делается. Аж расцветаю вся.
Дядя Коля молчит.
Что же ты не кушаешь, Коляша?
Дядя Коля. Так сытый я уже.
Мать. Тогда я счас, Коль. Я только подушку. Чтобы по-людски.
Открывает секцию, вытаскивает из ящика наволочку, бежит в закуток Димона, вынимает из кресла-кровати подушку, вытряхивает ее из наволочки. По полу рассыпаются деньги. В это время Дядя Коля одевается.
Мать. Ой! Что это?
Собирает деньги, считает.
Откудова это? Откудова столько?! Димка, где ж ты… что ж ты…
Выходит из-за секции, видит Дядю Колю, наматывающего шарф.
Коль… ты чего?
Дядя Коля. Пора мне, Свет.
Мать. Ох…
Падает в кресло В руке — деньги.
Дядя Коля. Ты… это… прости, Свет. Только не могу я так… Я, такой… все у меня всерьез. Долгоиграющий … Я, если хочешь, по душе романтик…
Мать (равнодушно). Чем же я романтику твою порушила, Коляша?
Дядя Коля. Не при чем ты, Свет. Сам виноват. Роковая ошибка.
Мать (с пустым от потрясений лицом). Какая ошибка, Коля?
Дядя Коля. Ты староста была, так?
Мать. Ну.
Дядя Коля. А я комсорга любил, понимаешь, комсорга!
Свет в комнате Димона гаснет. Зажигается свет в лифте.
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
В лифте Димон и Анна. Димон привычно держит нож у бока Анны. Слышны голоса: «Зачем скорую?», «А может, плохо там кому?»,»А аварийку вызвали?». Слышен умоляющий голос Андрея: «Ма, ты там? Ты там, ма? Мама…». Потом голоса замолкают. Уходящие шаги. Становится тихо.
Анна (устало). Ушли. Будь любезен, убери эту тыкалку, надоело.
Димон (пряча нож). Как ушли, так и придут.
Анна. Что не может не радовать.
Димон. Вас-то, понятное дело.
Анна. Успокойся. Не сдам я тебя. Сто раз говорила.
Димон. Харе свистеть. И этот еще ваш: ма, да ма. Заладил, как малой…
Анна. Да перестань ты дергаться. Я же пообещала.
Димон. Ага. Так вот взял и уши развесил.
Анна. На твое усмотрение. Можешь не развешивать. Можешь их в трубочку скатать. Или вообще к черту выбросить.
Димон. Ну ладно. Допустим, не метете… А какой тогда ваш интерес?
Анна. Что-то я тебя не понимаю, братец Кролик.
Димон. Заложите, тогда понятно — вам денежки вернут. А если не распрягетесь — тогда шиш вам с маслом.
Анна. Твоя правда. Я заложила б. Или как ты говорил, распряглась бы. Но я не умею. Дед воспитал. Он долго в тюрьме сидел, а там с этим строго.
Димон. В тюрьме? Ваш дед? Гоните! За что?
Анна. За политику.
Димон. За какую еще политику?
Анна. За нормальную. Нет. За совершенно ненормальную политику.
Димон. Ёлы-палы! Не, ну с какой радости я должен вам верить?
Анна. А ни с какой. Просто так. Верят всегда просто так. Женщин только жаль. Покуда поймают тебя — успеешь еще народ попугать.
Раздается жужжание — виброзвонок.
Димон. Але. Ну. На работе. А что на работе? Работаю я на работе. Звонила? Куда? (Упавшим голосом). И что они тебе сказали? (Наглеет на глазах). И что? И свалил! Нашли лоха за копейки жопу рвать. Тебя не спросили! Где работаю — там и… Что?! Какого хрена ты туда полезла? Да чистые это бабки, чистые! Должен? Чего это я тебе должен? За прокорм даю? Даю. Выжималку купил? Вот и отвали! (Прячет мобильник).
Анна. Раскрылась, значит, твоя военная тайна…
Димон. Не ваше дело!
Анна (смеется). Ты это всерьез, что ли?
Димон (после паузы). Не, вы и вправду не боитесь. Не боитесь же ведь?
Анна. А тебе надо, чтобы боялась?
Димон. Ничего мне не надо.
Анна. Успокоил бы мать.
Димон. Чего вы лезете? Всюду вы лезете и лезете.
Анна. Ничего не поделаешь — издержки профессии.
Димон (успокаиваясь). А все-тки?
Анна. Что?
Димон. Почему не боитесь?
Анна. Видишь ли, так сложилось, что терять мне, судя по всему, нечего…
Димон. Почему это?
Анна. Долго объяснять. Долго и скучно. Как на уроке математики.
Димон. Не, это вы зря. Матика не скучная. Матику я люблю.
КАРТИНА ДЕВЯТАЯ
В комнате Анны. Входит Игорь.
Игорь. Ну что?
Андрей. Па, она, наверно, в лифте застряла.
Игорь (благодушно). Ну, это пустяки. Дело поправимое.
Андрей. Па, ты что, съехал? Она же лифта боится до усра… до ужаса! Она вообще закрытых дверей боится! Помнишь, тогда, в Крыму выломала защелку в хозяйском сортире, там заело защелку, так мать ее со страху и выломала? Ты еще переставлял эту долбаную…
Игорь. Спокойно, Андрюха, спокойно. А на каком этаже лифт?
Андрей. На седьмом.
Игорь. Стучал?
Андрей. А ты как думаешь?
Игорь. А она что?
Андрей. Молчит. Соседи грят, что там, вроде, голоса были, а после затихарились. Может, ей поплохело там?
Игорь. Аварийку вызвали?
Андрей (тяжело дыша). Вызвали. Ждем. Сто лет уже едет.
Игорь. Вот и ладушки.
Ходит по комнате, осматривает ее, как будто видит ее в первый раз. Снимает с полок безделушки, листает книжку.
Андрей. Ты с экскурсией здесь или с ревизией?
Игорь (благодушно). Эх, сына … Раздвоенный язычок, известно в кого.
Андрей (тоскливо). Па… До чего же ты мне надоел, па.
Игорь (по-прежнему благодушно). Ничего-ничего. Бывает. Ничего-ничего. (Напевает). Ничего, ничего, ничего / Сабля, пуля, штыки — все равно.
Андрей выходит в свою комнату, хлопнув дверью. Рывком придвигает к себе компьютерное кресло.
Игорь (появляясь на пороге, в спину Андрею). Чего-то я, видно, не понимаю, сын… Ты позвонил… заметь, взрослый мужик папке звонит, мамка, видишь ли, пропала… И что же я? Все дела коту под хвост, гоню, как бешеный, а гололед, и по радио предупреждали, чтоб не ездить без крайней… и это при том, что все равно я к вам вечером собирался, ну ладно… еду, а гололед, и предупреждали, чтобы без крайней…
Андрей (не поворачиваясь). Ты по второму кругу пошел…
Игорь. Ты повернись-то, повернись, когда с отцом разговариваешь.
Андрей поворачивается, сидит в кресле развалясь. Поза нарочито спокойная, расслабленная.
Андрей. Ну, повернулся. Дальше что?
Игорь. Приезжаю, пытаюсь внести здравую ноту… Успокоить, то-сё…
Андрей. Па… не начинай. Эти ноты твои… я раньше не понимал, чего мать заводится, а теперь понимаю… потому что у тебя всегда все просто, па… Все по сценарию, а сценарий, па, на все одинаковый. И люди в нем все тупые, и вопросы, и ответы… Ушла — и ушла. Лифт — это просто лифт…
Игорь. А он — не просто лифт… Жерло Везувия. Черная дыра. Чистилище. Ладно. Осознал. Где уж нам, дуракам, чай пить? А приморозит — так к папке? То деньжата, то психи: мамка, видишь ли, запропала…
Андрей. Прости. Больше не повторится.
Игорь (подскакивает к нему, трясет). Ах, не повторится?
Андрей (вырываясь). Ты чего? Ты в своем уме или в Мэри-Эннином?
Игорь (трясет его). Это еще что? Это что за хамство?
Андрей. Это Кэролл, па. Алиса в стране чудес.
Игорь (выпускает Андрея, задыхается). Идиотство это.
Андрей. А раньше тебе нравилось… Знаешь, что самое поганое, па?
Игорь. Что я не разделяю ваших с маман литературных пристрастий!
Андрей. Нет, па. Что так быстро все… Будто тебя выключили и включили где-то в другом месте. И ты все позабыл. Дверь за собой закрыл — и забыл на фиг. Помнишь, как на старой квартире Иван Петрович в ванную со своей лампочкой ходил? В комнате выворачивал, а в ванной вворачивал. И наоборот: в ванной выдернет, в комнате включит. Помнишь?
Игорь. Ну было что-то такое…
Андрей. Я, еще когда мы в «Бронксе», сидели, понял. Я как раньше думал: ну и фиг с ним, будешь ты в другом месте жить, но все равно и с матерью у вас не кот начхал, и я у вас еще… Как бы сын. А тут вижу: не-а, пролет. То ли тебе в один миг все стало параллельно, то ли ты такой чел… конкретный: лишь то, что у тебя перед глазами, видишь. А чего не видишь, того просто нет. Будто бы и не было никогда. И от этого такой в башке загон, ну, ощущение, что прошлое все — лажа. Что мы с матерью его насочиняли.
Игорь. Ну и воображение у тебя, сын!
Андрей. Наверно. А еще, знаешь что? Другой загон, обратный: что тебя нет. Вот тогда в «Бронксе»… Сидим, балдеем, трем темы разные, а тебя нет.
Игорь. И куда ж это я делся, скажи на милость?
Андрей. Не знаю. Понимаешь, ты же был, па, но точно так же там мог кто угодно сидеть. Любой другой мужик. То же перетирали бы. И ржали бы так же. И эта твоя… у него бы подмышкой мурлыкала…
Игорь. Вот ее, сын, не трожь.
Андрей. Все, понял-понял. Это святое.
Игорь (с грустью). Как будто для тебя может быть что-то святое… Подумаю иногда: кого мы с матерью вырастили, так прямо волосы дыбом…
Андрей (перебивает). А мать… Мать, знаешь что? Она не ест.
Игорь. В каком смысле?
Андрей. В прямом. Так, хлебнет кефира, бутер ухватит. С нее в день по кило сходит. Реально — словно стекает с нее вес. И еще. Она всю дорогу у окна стоит. Я думал, это она тебя ждет. А после понял: ни фига она не ждет. Просто стоит. Откроет окно — и стоит. И бормочет что-то себе, бормочет…
Игорь. Ты думаешь…
Андрей (зло). Ничего я не думаю. Говорю, что вижу — и все тут. (Резко). А ты сегодня зачем?
Игорь. Что?
Андрей. Ну к нам зачем собирался?
Игорь. Подарки принести, новый год же… (Растерянно). И деньжат хотел подкинуть.
Андрей. Ессно… Ты там, наверно, думаешь, что мы без тебя совсем обнищали… Облезлые, сирые и убогие…
КАРТИНА ДЕСЯТАЯ
Звонок в дверь. Оба бегом, толкаясь, выбегают. Скрываются за кулисой, выходят на авансцену справа. Сейчас это лестница. На авансцене соседка Марья Демьяновна — немолодая женщина во фланелевом халате.
Марья Демьяновна. Добрый денек, Игорек. Давно я тебя не видала. Добрый денек, Андрюша. Я вот чего хотела. Вы с дому сегодня выходить собираетесь или что?
Андрей. Ну.
Игорь. Собираемся.
Марья Демьяновна. А в магазин вам не нужно?
Андрей. Нет, Марья Демьянна. В магазин мать пошла.
Игорь. Ждем вот.
Марья Демьяновна. А-а-а… Ну ждите-ждите. А я думала, вы, может, собираетесь…Думала, вы пойдете, так я… это… думала, что…
Марья Демьяновна разжимает ладонь, в ладони деньги.
ЛифтЫ наши опять стоят. Спуститься-то спущусь, а вот подняться навряд ли. А мне вискаса надо… И полчерного. И картошки три кило.
Андрей. Ладно, выскочу. Только не сейчас. Попозже.
Дает Андрею деньги, собирается уходить, но внезапно останавливается. Видно, ей хочется поговорить.
А то моя Дуся мойву уж не жрет. Вискас трескает…
Игорь. И моя тоже…
Андрей. Па!
Марья Демьяновна. А тут еще такие дела… Уж и не знаю, как в магазин теперь-то ходить. Из-за душегуба.
Игорь. Какого душегуба?
Андрей. Па, пошли.
Марья Демьяновна. Да обычного. Говорят, рецен… рецендивист…
Игорь. Рецидивист, наверно?
Марья Демьяновна. Во-во. Я-то, трухлятина, новых слов уж и не выучу.
Игорь. И что же он делает, этот рецидивист? Убивает?
Марья Демьяновна. Насчет убивает, не говорили. Врать не стану. А хоть бы и убил, все равно той жизни осталось с гулькин нос.
Игорь (шутливо). Может, насилует?
Марья Демьяновна машет на него ладошкой, смеется.
Марья Демьяновна. Да ну тебя! Ну и сказанул! Кому я нужна, Игоряша, меня сносить? Это девки пускай боятся, чтоб их не сносили!
Андрей. Па, пошли!
Марья Демьяновна. Грабит он. С ножом во с такущим!
Показывает руками.
Игорь. Ну, это вы перегнули: это у вас уже не нож, а меч получается.
Андрей. Па, я пошел… А ты если хочешь бабьи ужаски слушать…
Марья Демьяновна. И ничего не ужаски. И ничего не бабьи. Вон по телевизору пЕрдупреждали, картинку показывали, робот… Страшный такой, неживой. И впрямь — робот. И главно дело, по нашему району шныряет… и хитрый, на мужчинок-то не нападает, женщину подкараулит…
Андрей, который было направился к кулисе, резко оборачивается.
Она в лифт, и он за ей, на стоп жмет и нож к брюху — денюжки гони…
Игорь и Андрей переглядываются. Свет на авансцене гаснет.
Голос Марьи Демьяновны. Так ты, Андрюш, не забудь, черного половинку, вискас и картошки три кило. И молочка пакет…
КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ
Квартира Димона. Мать Димона сидит на полу. Вокруг раскиданы вещи. В руках у матери стакан.
Мать (скулит). Ой да что ж это такое… Хоссподи ты Боже мой! Я же старалась, я правда старалась… Я хотела, чтобы всё… ну в чем, в чем я, Хоссподи, а? Димочка, сынулька, как же это… Сыночка мой родненький, что ж ты со мной делаешь, а? Что ты делаешь со мной, падла? (Хватает трубку, нажимает на кнопку, ждет). Молчишь? Ну молчи-молчи. (Запускает телефоном о стену, ползет за ним, поднимает, опять нажимает). Гудит… (Поднимает с пола куртку, хвастливо). На антресоль запхал, а я все равно! Глаз-алмаз (Хихикает). Да где ж еще, в нашей габаритке? Ну чем, чем она лучше той, синтипонной? Бирка не такая? Та бирка тебе что, рылом не вышла? А штанов-то штанов! На три жопы! (Поднимает с пола джинсы). «Ли» с «Ливайсом», страшное дело… Скоко ж оно сейчас-то? Скоко сейчас, я тя спрашиваю? Валька должна… Валька, она во всем в теме (Берет трубку, но тут же бросает ее обратно на ковер). Не-а. Фигушки! Комсорг она, видишь. Комсорг, он чего? Строем ходит. Текст слов учит, ссука! А я-то, я… За всем пригляд, и журнал на мне, и дежурные (Всхлипывает). Все с дому тряпки перетаскала! Мама ругалась… ой мамочка, на кого ж ты меня покинула, и пусть бы ты дальше ругалась, мамочка, билась бы… Тряпки. И соду! Одного мыла хозяйского пуд перетягала… Хоссподи ты Боже мой, ну скажи ты мне неразумной рабе твоей … Ну зачем ты так устроил, чтобы одним все, а другим ничего, а? Чего? Как же-как же… Вечная награда. Ну на что мне твоя награда, скажи, на что, когда то не я буду, а душа? А здесь, здесь-то, на земле нашей грешной, что, а?
Мне же мало надо. Я ж никогда об большом… Бантик, вишь ты, белый. А ему розовый подавай (Смеется). Боевую ему подавай! Принципиальную! Я же тоже для чего-то нужная, Димочка, сына, хоть для тебя…
Неисповедимые, говоришь?… А мне бы, Хоссподи, мне бы хоть чуток, чтоб споведимые… (Пьет из стакана). Кошки с мышками… Поманит — кинет, поманит — и снова обратно кинет. Зачем? (Встает, спрашивает почти спокойно). Зачем дразнишься, Хоссподи? (Снова с размаху ударяется о стену, сползает на пол). Димка, сыночка, ответь… Молчишь, сволочь?
Входит Лена.
Лена. Теть Свет… Теть Свет, вы чего?… (Вздыхает, гладит Мать Димона по голове, обнимает ее, материнским голосом). А мы ничего, мы сейчас в душик сходим, после спатки ляжем, а я уберусь тут покуда…
Мать колотит кулаками по стене.
КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ
Освещена вся сцена. Мать Димона у стены. Лена тихо прибирает в комнате. Анна и Димон в лифте. Квартира Анны пуста. Мать Димона колотит кулаками по стене. В лифте в такт ее движениям — жужжание мобильника.
Анна. Ответь. Мать пожалей.
Димон. Ну чего, чего я ей скажу?
Анна. Что скоро приедешь домой. Что все объяснишь.
Димон. И чего я ей объясню?
Анна. Наплети то же, что и девочке. Ну той, у которой с математикой нелады. Как ее зовут-то?
Димон. Леной.
Анна. Хорошее имя. А мать?
Димон. Зачем вам?
Анна. Не знаю. Интересно. Я тут как-то с ними… сроднилась.
Димон. Светланой.
Анна. Я в детстве жалела, что меня Светланой не назвали. Хотя правильно. Какая я, в сущности, Светлана?
Димон. Так чего плести-то?
Анна. Ну, как я поняла… ты Лене сказал, что рекламу вешаешь.
Димон. С матерью не пройдет.
Анна. Почему?
Димон. Я высоты боюсь. Она знает.
Анна. А я — лифта.
Димон (оживляясь). Вы чё это? Серьезно?
Анна. Серьезней некуда.
Димон. А по вам не скажешь.
Анна. На том стоим.
Димон. Это потому что терять нечего?
Анна внимательно смотрит на Димона.
Анна. Наверно. Хотя… смешная вещь получается. Ведь ничего уже не боюсь. А лифта боюсь. Ты когда кнопку нажал, и он остановился, я подумала: все, конец. Не то, чтобы мне конец, а что вообще конец. Всему. Как радиация, понимаешь?
Димон. Не-а.
Анна. Ну да, со мной разве поймешь? Муж говорил, что я девочка наоборот.
Димон. А почему «говорил»? Чё, сейчас уже не говорит?
Анна. Потому, что кончается на «У».
Димон. Ясно.
Анна. Ну что, что тебе ясно?
Димон. Да все. Тут.. это… и ежику понятно… Непохожие вы на жену.
Мать Димона, до сих пор какое-то время сидевшая тихо, колотит по стене. У Димона жужжит мобильник.
Анна. Ответь.
Димон. Наш тоже свалил.
Анна. Давно?
Димон. Давно. А ваш недавно?
Анна. Недавно.
Димон. Приходит?
Анна. Иногда. Очень иногда.
Димон. Сына повидать?
Анна. Наверно.
Димон. Может, и подарки приносит?
Анна. Бывает.
Димон. И деньги?
Анна. И деньги.
Димон. Везет же некоторым.
Анна. Везет.
Механический голос. Лифт, вы на месте? Вы стоите там?
Димон (шепотом). Тупит тетка. Где ж нам еще…
Механический голос. Лифт, вы меня слышите? Аварийная приехала.
Димон. Оба-на…
Анна. Ты, главное, не бойся.
В квартиру Анны врываются Андрей и Игорь. Андрей прижимается ухом к стене, отгораживающей комнату от лифта.
Игорь. Ну что там?
Андрей. Вроде, шебуршится что-то.
Мать Димона колотит по стене. В лифте жужжит телефон.
Па, там трубка на виброзвонке.
В лифте Димон подносит к уху трубку.
Димон. Але.
Мать Димона (у себя в комнате). Димочка…
Димон. Ма, ты это… не волнуйся. Занят я. Приеду — все объясню.
Голоса. «Ага», «Ты держи ее, держи», «Тяжелая, блин», «Включай»… Скрежет, жужжание. Потом сильный металлический стук.
Анна. Ну, вот и все.
Андрей. Мама! Па, там мама! Голос ее… Мама!
Игорь. Что? Что говорит?
Димон (шепотом). Молчите!
Анна прижимается к стене, улыбается.
Игорь. Нюшка! Нюшенька!
Андрей (кричит). Мама! Аварийка приехала! Ма, ты слышишь?
Игорь. Нюша, ты там… одна? Или… не одна? Так вот, если не одна, так чтоб он там знал: мы милицию вызвали! Ми-ли-ци-ю!
Димон (вскакивает). Откуда? Как они?… Вы же говорили…
Анна (растерянно). Я не знаю…
Игорь. Ты не волнуйся, Нюша. Они едут уже, едут!
Анна (негромко, Димону). Ты погоди, я сейчас что-нибудь…
Димон. Молчите!
Мать Димона опять колотит в стену. Жужжит мобильник.
Андрей (бьет в стену). Ма, ты в порядке, ма? Ответь, ты в порядке?
Анна (Димону). Ты, главное, не бойся. Сейчас я что-нибудь приду…
Андрей. Мама!
Димон. Молчите!
Анна встает. На ее лице улыбка. Голос сильный, спокойный.
Анна (громко). Мои родные! Все хоро…
Димон сильно бьет Анну ножом. Анна вываливается из лифта, на мгновение удерживается на ногах, цепляясь за стену.
Анна. Все хорошо…
Падает. Свет гаснет.
КАРТИНА ТРИНАДЦАТАЯ
В темноте.
Голос маленького Андрея. Ма, а все умрут?
Голос Анны. Все.
Голос Андрея. А я?
Голос Анны. А ты нет.
Голос Андрея. Почему?
Голос Анны. Потому, что кончается на «У».
Голос Андрея. Ма, так нечестно… Ну почему?
Голос Анны. Потому что тогда уже изобретут лекарство от смерти.
Голос Андрея. А если не изобретут?
Голос Анны. Изобретут. Спи.
Голос Андрея. А для тебя тоже изобретут?
Голос Анны. Для меня? Для меня, наверно, не успеют.
Голос Андрея. И ты умрешь?
Голос Анны. Скорее всего.
Голос Андрея. Навсегда?
Голос Анны. Я не знаю.
Голос Андрея. А умирать страшно?
Голос Анны. Не знаю. Не думаю. Может быть, даже интересно.
Голос Андрея. А ты еще не завтра умрешь?
Голос Анны. Не завтра.
Голос Андрея. Не скоро?
Голос Анны. Не скоро.
Голос Андрея. Почти никогда?
Голос Анны. Почти никогда.
Голос Андрея. Ма, а когда ты умрешь, ты меня не забудешь?
Голос Анны. Не забуду. Спи. (Напевает).
Спи, младенец мой прекрасный, баюшки-баю…
К голосу Анны присоединяется еще один женский голос. Поют:
Тихо светит месяц ясный в колыбель твою.
Зажигается неяркий свет ночника. Из разных концов сцены идут Анна и Мать Димона с распущенными волосами, в ночных рубашках. Поют. Останавливаются посреди сцены. Сбоку подходят Димон и Андрей, потом Лена и Игорь, потом Дядя Коля и Марья Демьяновна.
Механический голос. Лифт, вы слышите меня, лифт? Сейчас вас запустят.
Звук трогающегося лифта.
Занавес
