Отношения Высоцкого с коллективом театра были напряжёнными, потому что он часто не являлся на спектакли и репетиции в связи со своим пристрастием к алкоголю, принимавшим тяжёлые формы. Высоцкий пробовал лечиться, но безуспешно. Ситуация драки на ножах — это метафора происходившего на собраниях, и поведение капитана, который молчал, «не пробуя сдержать кровавой свары», сходно с позицией Любимова, предлагавшего актёрам самим предъявлять претензии к Высоцкому.
ПЕСНИ О ПИРАТАХ, СОЧИНЕННЫЕ ЗНАМЕНИТЫМИ БАРДАМИ (КОГАН, ВЫСОЦКИЙ, ОКУДЖАВА),
КАК СПОСОБ ОПИСАНИЯ РЕАЛЬНОСТИ В УСЛОВИЯХ ЦЕНЗУРЫ
Пираты испокон веков упоминались в истории, литературе и фольклоре всех приморских народов, в том числе и населяющих Россию. Вспомним об ушкуйниках Нижнего Новгорода и «расписных челнах» Стеньки Разина. Упоминания о пиратах можно найти у древних греков, и у римлян — и у Шекспира. Пираты существуют и сегодня, нанося колоссальный ущерб мировой торговле, а их, как и в прошлом, преследуют военные корабли. Пиратская тема стала частью европейской беллетристики с лёгкой руки английского писателя Даниэля Дефо, опубликовавшего в первой половине 18 века книгу об истории пиратства и до сих пор читаемый приключенческий роман «Робинзон Крузо». После Дефо пираты появились у Вольтера и у других авторов. Дальнейшее широкое распространение пиратской темы отвечало читательскому спросу: во многих странах Европы и Америки в это время значительно увеличился круг читателей развлекательной литературы, принадлежащих к растущему среднему классу. Приключенческая литература как жанр нуждалась в захватывающей интриге и красочных конфликтах, а пиратская тема открывала большие возможности для их создания. В первой половине 19 века были опубликованы романы Фенимора Купера на пиратскую тему — «Лоцман» (1823) и «Красный Корсар» (1828). Расцвет этого жанра приходится на вторую половину 19-го и начало 20-го века. Корсарская тема была использована в таких произведениях, как «Остров сокровищ» (1883) — приключенческий роман шотландского писателя Ричарда Стивенсона, в котором идёт речь о поисках спрятанных пиратами сокровищ, и «Чёрный корсар» — приключенческий роман итальянского писателя Эмилио Сальгари о «золотом веке» пиратства в Карибском море. (1898). Самый плодовитый автор приключенческих романов на пиратские темы Рафаэль Сабатини написал несколько бестселлеров о корсарах: «Морской ястреб» (1915), цикл романов «Капитан Блад» (1922), «Буканьер его величества» (1932). Потом появилось большое количество подражаний этим сочинениям. С точки зрения популярности у читателей книги о приключениях пиратов соперничали с такими романами Дюма-отца, как «Три мушкетёра» и «Граф Монте-Кристо». Многие из этих произведений были экранизированы уже в эпоху немого кино, а затем и звукового.
Что касается европейской поэзии, то в ней пиратская тема стала популярной благодаря Байрону, который сделал пирата Конрада главным героем своей поэмы «Корсар», переведённой на многие языки. Поэма «Корсар» широко обсуждалась в российских литературных кругах, а четырнадцатилетний Лермонтов написал первое стихотворное произведение (поэму) на современном русском языке о пиратах под названием «Корсар». Автором второго стихотворного произведения о пиратах стал А.В. Тимофеев. Оно появилось в 1835 году. Тимофеев вошёл в историю русской культуры как автор текстов для песен и романсов первоклассных композиторов. Позже о пиратах упоминали в своих стихах многие русские поэты, среди них Миллер, Цветаева, Гумилёв, Брюсов, Маяковский, Поплавский, Мандельштам и другие. Если говорить о произведениях Серебряного века, то ярче всего пиратская тема проявилась в четырёхчастном стихотворении Гумилёва «Капитаны», в котором присутствуют как и пиратские образы, так и другие приключенческие мотивы (1909), а вслед за ним «Песня о пирате Оле» Георгия Иванова (1910) целиком посвящённая пиратству. Ко времени появления «Капитанов» литературные описания деятельности пиратов с их бригантинами и парусами уже утратили прямую свою связь с реальностью, и пиратство превратилась в романтическую метафору разрыва с обществом и основой для многих приключенческих фильмов.
Начиная с 1908 года в Европе и Америке были поставлены сотни фильмов о пиратах. Первым пиратским звуковым фильмом в СССР был «Остров сокровищ». Он вышел на экраны в 1937 году. Не исключено, что поэт Павел Коган был знаком с песней пиратов из фильма «Острова сокровищ» (музыка — Никита Богословский, слова — Василий Лебедев-Кумач), и, возможно, эта песня способствовала появлению «Бригантины» (слова П. Когана, музыка Г. Лепского (1937). [i]
Бригантина
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза…
В флибустьерском дальнем море
Бригантина поднимает паруса…
Капитан, обветренный, как скалы,
Вышел в море, не дождавшись нас…
На прощанье подымай бокалы
Золотого терпкого вина.
Пьем за яростных, за непохожих,
За презревших грошовой уют.
Вьется по ветру веселый Роджер,
Люди Флинта песенку поют.
Так прощаемся мы с серебристою,
Самою заветною мечтой,
Флибустьеры и авантюристы
По крови, упругой и густой.
И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза.
В флибустьерском дальнем море
Бригантина поднимает паруса…
Вьётся по ветру весёлый
Роджер, Люди Флинта песенку поют,
И, звеня бокалами, мы тоже
Запеваем песенку свою.
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза…
В флибустьерском дальнем море
Бригантина поднимает паруса…
В тексте этой песни сливаются две традиции. Прежде всего, в ней продолжена романтическая поэтическая линия, представленная «Корсарами» Байрона и «Капитанами» Гумилёва.
О сходстве «Бригантины» и первой песни «Корсара» с точки зрения образной системы писал Б. Рогинский в своей статье «Через трепетный туман» [ii]. Большинство образов, используемых автором «Бригантины», можно найти в поэме Байрона. Уже в первой части первой главы «Корсаров» присутствуют море, пираты, сильные духом в противоположность безвольным, храбрые, не страшащиеся смерти в бою, в противоположность трусам. В этом относительно небольшом отрывке поэмы есть и тост.
П. Коган хорошо знал русскую поэзию, особенно модернистскую. Строка из «Бригантины» «И любить усталые глаза» похожа на оборот «пленяет мои усталые глаза» в стихотворении Н. Бурлюка «Я изнемог и слитно реет…». А Павел Коган, как и его друзья, увлекались поэзией футуристов, к которым принадлежал Бурлюк. А словосочетание «усталые глаза» присутвует у многих с середины 19 века. Кроме того, «дальнее море» из «Бригантины» отсылает к Лермонтову: «Как в дальнем море ветерок,/Свободен вечно мой челнок» («Венеция»), и «Но упал он в дальнем море/На неведомый гранит» (Два великана). В бытующем варианте «Бригантины» поют «в флибустьерском дальнем синем море». Это изменение, как и несколько других, вероятно, принадлежат Визбору, который сделал «Бригантину» популярной в молодёжной среде. В исполнении Г. Лепского (соавтора П. Когана), доступном в Интернете, в авторском тексте поётся «в дальнем море». Ещё одним источником поэтического влияния на «Бригантину» представляется уже упомянутое стихотворение Гумилёва «Капитаны», в котором собраны все основные образы пиратской поэзии: «шелестящие паруса», «флибустьеры, хранившие золото в темном порту», «огни святого Эльма», бесстрашные капитаны. Есть в нем и такие строки: «И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет, / Кому опостылели страны отцов».[iii]
Приключенческая составляющая «Бригантины» пришла из «Острова сокровищ» Стивенсона. Присутствующий в «Острове сокровищ» и упоминаемый Коганом Весёлый Роджер — чёрный флаг с улыбающимся черепом и перекрещенными костями — реальная часть пиратского антуража. Пираты поднимали этот флаг для того, чтобы деморализовать команду преследуемых кораблей. Конечно же, П. Коган мог рассчитывать на то, что в его окружении литературные источники его образов будут узнаны.
В своей песне П. Коган запечатлел мечту своих ровесников о жизни, полной приключений и риска, действий, а не разговоров, и отразил их готовность пожертвовать мещанскими (в их понимании) ценностями ради исполнения этой мечты. Ее олицетворением в глазах Когана является пиратская Бригантина с капитаном Флинтом. Поскольку действие романа «Остров сокровищ» происходит в далёком прошлом, в песне поётся: «Капитан, обветренный как скалы,/Вышел в море, не дождавшись нас…». Для героев песни Бригантина — вымысел, литературный образ: подразумевается, что Стивенсона они читали. Конечно же, люди Флинта не дождались реальных современников автора песни, желающих к ним присоединиться. Визбор в своём варианте исполнения заменил «не дождавшись нас…» в тексте Когана на «не дождавшись дня» и тем создал иллюзию недавнего отбытия Бригантины, что расходится с намерением автора песни. А «мы»: «Пьём за яростных, за непохожих, / За презревших грошовой уют». Здесь прямая перекличка с первой частью первой главы «Корсаров» Байрона. Далее: «Вьётся по ветру весёлый Роджер, / Люди Флинта песенку поют». Естественно, что в описанные в романе Стивенсона времена у пиратов были свои песни. Далее в «Бригантине»: «Так прощаемся мы с серебристою, /Самою заветною мечтой». Что касается эпитета «серебристая» по отношению к Бригантине как к кораблю, то он, возможно, отсылка к стихам Б. Корнилова, которые знали все его современники: «Яхта шла молодая, косая,/серебристая вся от света —/ гнутым парусом срезая/ тонкий слой голубого ветра» (1935). В этом куплете Коган еще раз подчеркивает иллюзорность Бригантины. «Мы» должны распрощаться с надеждой увидеть ее, хотя мы по природе «флибустьеры и авантюристы/ По крови, упрямой и густой». Но вот, что мы можем сделать, когда нам захочется помечтать: «… Только чуточку прищурь глаза. /В флибустьерском дальнем море/ Бригантина поднимает паруса…/». И в своих мечтах мы видим как «Вьётся по ветру весёлый Роджер,/ Люди Флинта песенку поют. / И «… звеня бокалами, мы тоже/Запеваем песенку свою».
Есть в этой песне и скрытый упрёк действительности, в которой идеалистам не находится места и которые вынуждены свои мечты о будущем подменять сказками о пиратах. Коган и его друзья жили в обществе, в котором реальность резко расходилась c лозунгами, и они осознавали трагичность этой ситуации. Приведённое ниже стихотворение «Монолог» [iv] свидетельствует об этом.
Монолог
(Май 1936)
Мы кончены. Мы отступили.
Пересчитаем раны и трофеи.
Мы пили водку, пили «ерофеич»,
Но настоящего вина не пили.
Авантюристы, мы искали подвиг,
Мечтатели, мы бредили боями,
А век велел − на выгребные ямы!
А век командовал: «В шеренгу по два!»
Мы отступили. И тогда кривая
Нас понесла наверх. И мы как надо
Приняли бой, лица не закрывая,
Лицом к лицу и не прося пощады.
Мы отступали медленно, но честно.
Мы били в лоб. Мы не стреляли сбоку.
Но камень бил, но резала осока,
Но злобою на нас несло из окон
И горечью нас обжигала песня.
Мы кончены. Мы понимаем сами,
Потомки викингов, преемники пиратов:
Честнейшие − мы были подлецами,
Смелейшие − мы были ренегаты.
Я понимаю всё. И я не спорю.
Высокий век идет высоким трактом.
Я говорю: «Да здравствует история!» −
И головою падаю под трактор.
Стихотворение «Монолог» релевантно при обсуждении «Бригантины», поскольку обе песни — о людях «одной крови», по выражению Киплинга. Их связывают и убеждения, и душевный склад, и принадлежность к определенному поколению. К ним причисляет себя и Коган. «Монолог» сочинен в 1936 году, то есть годом раньше, чем Бригантина (1937). В «Монологе» герои определены как «авантюристы», «мечтатели», «потомки викингов», и «преемники пиратов». В «Бригантине» они же — «флибустьеры и авантюристы». То есть характеристики почти идентичны, но в «Монологе» описание более развернутое. В «Монологе» достаточно ясно сказано, что идеалистам, о которых и написано стихотворение, нет места в страшной реальности 1930ых. В тексте «Бригантины» есть строка «И в беде, и в радости, и в горе.» О каких бедах и горестях здесь идёт речь? Коган поэт гражданский. Можно предположить, что ответ на этот вопрос содержится в «Монологе»: «мы кончены» и «мы отступили», «нас» отвергло общество: «злобою на нас несло из окон». При этом «самых честных» из «нас» называют «подлецами», а «самых смелых» — «ренегатами». «Нам» уготована только смерть: «И головою падаю под трактор». Возникает интересная коллизия. Те, кто был знаком с «Монологом», поймут, о чем идет речь в этой строке «Бригантины», а не читавшие «Монолога» не обратят на перечисление внимания — ситуация, которая часто сопутствует применению эзопова языка. Тут можно заметить, что стихотворение «Монолог» стало известным массовому читателю только в 1965 году.
Возвращаясь к «Бригантине», можно сделать предположение, почему ее автор рекомендует «прикрыть глаза» на происходящее и развлечь себя сказкой о пиратах. Уход от неприемлемой реальности в мечту называется эскапизмом и является признаком внутреннего конфликта. «Монолог», где взгляд на жизнь предельно строг и трезв, составляет резкий контраст с «Бригантиной». «Бригантина» же — первая песня о пиратах, в которой используется эзопов язык. Автор «Бригантины» и «Монолога» дожил только до 24 лет. Когда началась война, Павел Коган пошел на неё добровольцем. В 1942 году он был убит во время разведывательного рейда, прикрывая отход попавших в засаду товарищей.
А песня «Бригантина» стала частью репертуара Визбора и других бардов. Трудно переоценить влияние «Бригантины» на несколько поколений молодёжи. Пиком популярности этого сочинения были 50-е — 60-е прошлого века. В частности, принадлежавший к кругу друзей Когана поэт Д. Самойлов увидел в «Бригантине» предшественницу песен Окуджавы.
В. Высоцкий. Пиратские песни
Высоцкий написал около 30 песен на морские темы, и среди них 3 песни о пиратах. Все «пиратские песни» появились в конце шестидесятых и начале 70-х годов. Это «Ещё не вечер» (1968) [v], «Пиратская» (1969) [vi] , и «Был развеселый розовый восход…» (1973)[vii]. В этот период многие современники Высоцкого, в том числе Окуджава, оказавший на творчество Высоцкого большое влияние, прибегали к иносказанию как к художественному приему. Использовал его и Высоцкий. И оно присутствует в этих трех песнях, как мы покажем ниже. Рассмотрим первую из них:
Ещё не вечер
Четыре года рыскал в море наш корсар,
В боях и штормах не поблекло наше знамя,
Мы научились штопать паруса,
И затыкать пробоины телами.
За нами гонится эскадра по пятам,
На море штиль и не избегнуть встречи,
Но нам сказал спокойно капитан:
«Еще не вечер, еще не вечер».
Вот развернулся боком флагманский фрегат
И левый борт окрасился дымами.
Ответный залп на глаз и наугад —
Вдали пожары, смерть — удача с нами.
Из худших выбирались передряг,
Но с ветром худо и в трюме течи,
А капитан нам шлет привычный знак:
«Еще не вечер, еще не вечер».
На нас глядят в бинокли, в трубы сотни глаз
И видят нас от дыма злых и серых,
Но никогда им не увидеть нас
Прикованными к веслам на галерах.
Неравный бой, корабль кренится наш.
Спасите наши души человечьи,
Но крикнул капитан: «На абордаж!
Еще не вечер, еще не вечер.
Кто хочет жить, кто весел, кто не тля
Готовьте ваши руки к рукопашной!
А крысы пусть уходят с корабля
Они мешают схватке бесшабашной.
И крысы думали: «А чем не шутит черт?»
И в тьму попрыгали, спасаясь от картечи,
А мы с фрегатом становились к борту борт.
Еще не вечер, еще не вечер.
Лицо в лицо, ножи в ножи, глаза в глаза,
Чтоб не достаться спрутам или крабам,
Кто с кольтом, кто с кинжалом, кто в слезах
Мы покидали тонущий корабль.
Но нет! Им не послать его на дно.
Поможет океан, взвалив на плечи,
Ведь океан — он с нами заодно,
И прав был капитан — еще не вечер.
Как известно, Высоцкий посвятил несколько песен Юрию Любимову. Одна из них — «Еще не вечер». «Ещё не вечер» на первый выглядит типичной пиратской песней романтического плана. В ней представлены все атрибуты такого рода произведений: корсар, паруса, «строгий» капитан, фрегат, преследующий пиратов, перестрелка с преследователем, ущерб, нанесенный пиратскому кораблю, и абордаж. Правда, в ней нет типичного упоминания о добыче. Зато демонстрируется решимость стоять до конца. Для того чтобы понять эту песню, нужно обратиться к обстоятельствам её появления, и в частности, к судьбе Театра на Таганке, в котором играл Высоцкий, а режиссёром был Юрий Любимов. Новаторские постановки Театра на Таганке были очень популярны у зрителей и одновременно вызывали раздражение властей, которые запрещали спектакли и грозились закрыть театр. В своей автобиографической книге «Рассказы старого трепача»[viii] Ю. Любимов вспоминает об обстановке в Театре на Таганке. История каждого спектакля была связана с ситуациями опасными и драматическими. Ниже приведены фрагменты из книги Любимова, дающие довольно полное представление о жизни театра и режиссёра:
1965 год. Спектакль «Павшие и Живые». Авторы: Ю. Любимов, Д. Самойлов, Б. Грибанов
«Я в полном отчаянии сидел дома, когда закрыли «Павших и живых» с диким скандалом. Нависла угроза, что выгонят они меня. Телефон замолк. …» (стр. 253).
«…P.S. Все, что происходило с «Павшими и живыми», должны были бы описать Орвелл или Кафка». (стр. 254)
1966 год. Жизнь Галилея. Автор Б. Брехт Ю. Любимов вспоминает:
«Один раз был и такой эпизод — они играли «Галилея», а меня в это время молотили. Молотили меня часов шесть — насмерть. Они: — Вон!! Не место ему тут жить! Пусть катится, не отравляет атмосферу! — на полную железку, как в «старые добрые времена»». (стр. 258).
1968 год. Живой. Автор Б. Можаев
«Можаев написал свою повесть «Из жизни Федора Кузькина» в 1964—1965 годах, в 1967 ее напечатали в «Новом мире», мы сделали по ней спектакль «Живой», нам его закрыли». (стр. 266). «За «клеветнический» спектакль меня сняли с работы и исключили из партии. И тогда я написал письмо Брежневу. И он смилостивился, сказал: «Пускай работает»». (стр.269)
Но спектакль всё равно запретили. Надо напомнить, что летом 1968 года произошло вторжение в Чехословакию и сопровождающее его «закручивание гаек» в области культуры.
У Высоцкого были роли во всех упомянутых спектаклях, и понятно, что тяжелые для театра обстоятельства были ему полностью известны и должны были отразиться в его творчестве. И вот появилась песня «Еще не вечер». Первая строка песни — «Четыре года рыскал в море наш корсар». А написана она «к 4-летию Таганки и Ю. Любимову. Именно с таким посвящением она была представлена Высоцким коллективу театра. И это доказывает, что песня о пиратах описывает в аллегорической форме состояние театра начиная с того самого момента, как он появился.
Позже, вспоминая эти времена в апреле 88 года, Любимов в Штутгарте в беседе с главным редактором «Московских новостей» Егором Яковлевым сказал:
«Прежде я всегда делал вид, что все в порядке. Ко мне прибегали в панике, я успокаивал: “Ничего, бывает, ну «закрыли» спектакль, постараемся убедить, чтобы «открыли». Потому и пел Высоцкий: “И нам сказал спокойно капитан: еще не вечер”»
Строчка, которая используется как рефрен, — «Ещё не вечер» — принадлежит И. Бабелю и был использован в пьесе «Закат» (1928 год). Образ «капитана» в этой песне, очевидно, отсылка к знаменитому 4-частному стихотворению Гумилева, которое так и называется — «Капитаны». В нем «капитан» — центральная фигура, управляющая событиями. Кроме того, Высоцкий, несомненно, помнил и о Конраде из «Корсара» Байрона, и о капитане из «Бригантины», также похожем на гумилёвских капитанов. А строка «На нас глядят в бинокли, в трубы сотни глаз» у Высоцкого это почти точная цитата из стихотворения «Гамлет» Пастернака: «На меня наставлен сумрак ночи /Тысячей биноклей на оси», что является ещё одним подтверждением театрального происхождения песни.
Как известно, вся поэзия построена на влияниях и перекличках с предшественниками и современниками. И достоинств замечательного сочинения Высоцкого ничуть не умаляют ни эти сходства, ни маленькие неточности (например, кольтов во времена парусного флота ещё не было, они появились вместе с пароходами. Крысы обычно покидают обречённые корабли в гавани, а «Спасите наши души человечьи» — это переведенная на русский язык расшифровка аббревиатуры SOS (save our souls). Этот известный сигнал бедствия появился в начале 20 века). Пиратский антураж выглядит для нынешнего читателя (слушателя), воспитанного на приключенческих фильмах о пиратах, вполне правдоподобным. Текст воспринимается как вполне цельный даже теми, кто не способен увидеть в нем аллегорию. Ее, видимо, часто и не замечают наши современники. А предыдущее поколение слушателей в большинстве своем угадывало «второй» смысл сочинения Высоцкого. Тут можно напомнить о том, что с момента появления этой песни прошло 50 лет. Такой период времени достаточен для того, чтобы часть скрытых смыслов какого-либо произведения сделалась недоступной для читателя. Например, Ю.М. Лотман в своём труде, посвященном «Евгению Онегину», заметил: «Непосредственное понимание текста «Евгения Онегина» было утрачено уже во второй половине 19 века»[ix]. Тем не менее, основное содержание песни Высоцкого доходит до слушателя даже при потере информации о некоторых деталях.
Мы приведем ниже отрывок радио/телепередачи из программы «Культ Личности» от 7 Октября 2017 года, посвящённой столетию со дня рождения Ю. Любимова. Заметим, что название этой передачи — «Мы не хотели быть рабами на галерах» —отсылка к песне «Еще не вечер». Ведущий передачи — Леонид Велехов, его собеседник — Вениамин Смехов, актер, работавший вместе с Высоцким в Театре на Таганке. Вот их реплики, свидетельствующие об актуальности сочинения Высоцкого:
Леонид Велехов: Вот что значит, извини меня, гений! Как он пробивает в наше время, потому что образ раба на галерах это как раз очень современное. Но только Высоцкий поет, что мы не будем никогда рабами на галерах.
Вениамин Смехов: Один из главных здесь, конечно, образов это океан, который с нами заодно. Конечно, это питает надеждой и сегодня в самые грустные моменты…
Написанная в 1969 году «Пиратская» продолжает «пиратскую аллегорию» представления внутритеатральных дел Театра на Таганке. Очевидно, острота противоречий была экстремальной, если об участниках конфликта сказано: «они достали острые ножи», что овеществляет расхожую метафору «они на ножах» о людях в состоянии конфронтации. Видимо, речь идет о столкновениях между сотрудниками театра, возникших из-за денег. («… Вчера из-за дублонов золотых».). Песня скорее всего носит сатирический характер, демонстрируя, что формат «пиратской песни» вмещает и сатирические возможности.
Последняя песня Высоцкого о пиратах была написана в 1973 году. Она известна слушателям под разными названиями: «Юнга», и «Был развесёлый розовый восход».
Был развеселый розовый восход,
И плыл корабль навстречу передрягам,
И юнга вышел в первый свой поход
Под флибустьерским черепастым флагом.
Накренившись к воде, парусами шурша,
Бриг двухмачтовый лег в развороте.
А у юнги от счастья качалась душа,
Как пеньковые ванты на гроте.
И душу нежную под грубой робой пряча,
Суровый шкипер дал ему совет:
«Будь джентльменом, если есть удача,
А без удачи — джентльменов нет!»
И плавал бриг туда, куда хотел,
Встречался — с кем судьба его сводила,
Ломая кости веслам каравелл,
Когда до абордажа доходило.
Был однажды богатой добычи дележ —
И пираты бесились и выли…
Юнга вдруг побледнел и схватился за нож,-
Потому что его обделили.
Стояла девушка, не прячась и не плача,
И юнга вспомнил шкиперский завет:
Мы — джентльмены, если есть удача,
А нет удачи — джентльменов нет!
И видел он, что капитан молчал,
Не пробуя сдержать кровавой свары.
И ран глубоких он не замечал —
И наносил ответные удары.
Только ей показалось, что с юнгой — беда,
А другого она не хотела, —
Перекинулась за борт — и скрыла вода
Золотистое смуглое тело.
И прямо в грудь себе, пиратов озадачив,
Он разрядил горячий пистолет…
Он был последний джентльмен удачи,-
Конец удачи — джентльменов нет!
Анализ этой песни невозможен без знания контекстов, связанных с обстоятельствами её появления. В 1971 году на экраны страны вышла комедия под названием «Джентльмены удачи» с участием лучших комических актёров эпохи: Вицина, Леонова и Крамарова. Высоцкий, конечно же, смотрел этот фильм, и оборот «джентльмены удачи» в его сочинении — очевидный сигнал юмористической направленности последнего. Это многократно повторяющееся словосочетание соответствует сюжету и лексике, вызывающей в памяти душещипательные песни криминального шансона. Уже с первого куплета:
Был развеселый розовый восход,
И плыл корабль навстречу передрягам,
И юнга вышел в первый свой поход
Под флибустьерским черепастым флагом.
Или:
И душу нежную под грубой робой пряча,
Суровый шкипер дал ему совет:
Лексика и сюжет выдают намерения автора спародировать старые шансоны вроде широко известного «В Кейптаунском порту», в котором моряки дерутся за женщин, пуская в ход ножи и пистолеты.
В песне Высоцкого отражается также его положение в Театре на Таганке. Отношения Высоцкого с коллективом театра были напряжёнными, потому что он часто не являлся на спектакли и репетиции в связи со своим пристрастием к алкоголю, принимавшим тяжёлые формы. Высоцкий пробовал лечиться, но безуспешно. Ситуация драки на ножах — это метафора происходившего на собраниях, и поведение капитана, который молчал, «не пробуя сдержать кровавой свары», сходно с позицией Любимова, предлагавшего актёрам самим предъявлять претензии к Высоцкому. Справедливости ради надо отметить, что Любимов на этих собраниях не критиковал Высоцкого, поскольку очень ценил его артистический и поэтический дар. И в этой откровенно сатирической песне Высоцкий, посмеиваясь над самим собой, изобразил себя как пылкого и благородного юношу, павшего жертвой собственного идеализма. По нашему мнению, целью Высоцкого при написании песни «Был развеселый розовый восход…» было ещё раз пройтись с улыбкой по пиратским стереотипам и попрощаться с заезженной пиратской тематикой, используя знакомые читателям комические образы «джентльменов удачи».
Он был последний джентльмен удачи, —
Конец удачи — джентльменов нет.
И действительно, Высоцкий больше не писал стихов на пиратскую тему.
Б. Окуджава. Пиратская лирическая
Песня Окуджавы «Пиратская лирическая» впервые прозвучала в фильме о милиции «Из жизни начальника уголовного розыска,» вышедшем на экраны в 1983 году. До вмешательства цензуры это был боевик со стрельбой и погонями. В дальнейшем стрельбу и погони вырезали, а фильм превратился в скучную милицейскую историю про благородного милиционера и исправившегося преступника. Песни Окуджавы украсили этот банальный сюжет. Возможно, именно они обеспечили фильму место в истории кино. В фильме песни исполняет играющий «перековавшегося» уголовника актёр Театра на Таганке Леонид Филатов, которому Окуджава посвятил «Пиратскую лирическую». Интересно заметить, что в наиболее известном и полном собрании стихов Окуджавы — «Стихотворения» серии «Новая библиотека поэта» — эти песни отнесены к концу семидесятых, а их публикация к 1989 году. По данным В. Куллэ [x], в черновом блокноте Окуджавы «Пиратская лирическая» датирована 10-м апреля 1982 года. Как указал В. Куллэ, «Пиратская лирическая» впервые была опубликована (вместе с «Песней о дураках», также прозвучавшей в фильме — Е. Ш.) в альманахе «Часть речи» № 2/3 за 1981-1982 год, выходившем в Нью-Йорке. Первая реакция, возникающая у внимательного зрителя, — это то, что «Песня о дураках» никак не связана с сюжетом фильма. Невозможно даже предположить, чем эта песня, базированная на заметке из записной книжки Чехова, могла заинтересовать бывшего бандита, не демонстрирующего признаков начитанности. При этом понятно, что Окуджава хотел выразить в «Песне о дураках». В конце семидесятых и начале 80-х Окуджава написал целый куст стихов и песен гражданского содержания. В уже упомянутом издании «Стихотворения» сразу после «Песни о дураках» и «Пиратской лирической» напечатана откровенно сатирическая песня «Римская империя времен и упадка», а вслед за ней такие антисталинские стихи, как «Давайте придумаем деспота…», «Стоит задремать немного…», «Убили моего отца…», «Не слишком-то изыскан вид за окнами…», «Как время беспощадно…», «Проводы у военкомата» и другие. По содержанию «Песня о дураках» органично встраивается в этот ряд.
Можно смело сказать, что анализировать «Пиратскую лирическую» и «Песню о дураках» можно и не упоминая об их использовании в фильме. Мы сконцентрируемся на первой из названных песен.
Учитывая специфику пиратских песен, можно предположить, что появление в 1982 году песни Окуджавы с названием «Пиратская лирическая»[xi] было, как минимум, неожиданным для читателей. Скорее всего, им было трудно себе представить, что предполагаемая в названии тема песни могла интересовать Окуджаву. Окуджава редко писал песни от имени группы, используя местоимение «мы», а когда это имело место, «мы» были сообществом, с которым он себя ассоциировал. Это был весь народ в «Белорусском вокзале» или друзья в песне «Союз друзей» — всегда с положительным оттенком. И вот Окуджава пишет песню от лица пиратов. Это заставляет подозревать, что перед нами не героико-романтическая песня приключенческого жанра, а использование атрибутов пиратской песни для другого сообщения.
Приведём текст пиратской песни Окуджавы[xii]:
В ночь перед бурею на мачте горят святого Эльма свечки,
отогревают наши души за все минувшие года.
Когда воротимся мы в Портленд, мы будем кротки, как овечки,
да только в Портленд воротиться, нам не придётся никогда.
Что ж, если в Портленд нет возврата, пускай несёт нас чёрный парус,
пусть будет крепок ром ямайский, всё остальное ерунда.
Когда воротимся мы в Портленд, ей-богу, я во всём покаюсь.
Да только в Портленд воротиться нам не придётся никогда.
Что ж, если в Портленд нет возврата, пускай купец помрёт со страху.
ни Бог, ни дьявол не помогут ему спасти свои суда.
Когда воротимся мы в Портленд, клянусь — я сам взбегу на плаху.
Да только в Портленд воротиться нам не придётся никогда.
Что ж, если в Портленд нет возврата, поделим золото, как братья,
поскольку денежки чужие не достаются без труда.
Когда воротимся мы в Портленд, нас примет родина в объятья.
Да только в Портленд воротиться не дай нам, Боже, никогда.
В фильме эту песню поёт исправившийся уголовник, который рассчитывает на то, что общество примет его в свои ряды. Однако, песня, вопреки сценарию фильма, говорит о том, что эти надежды напрасны. Можно предположить, что у автора песни были какие-то другие (отличные от сценарных) соображения по её поводу.
Первая же строка песни отсылает нас к «Капитанам» Гумилёва: у Окуджавы — «святого Эльма свечки» и «Огни святого Эльма светятся» — у Гумилева. Окуджава с самого начала показывает читателям, что он собирается использовать известные образы «пиратской песни». Англоязычное название родного города пиратов Портленд адресует нас к англоязычным странам. В Англии города под названием Портленд нет, хотя в проливе Ла-Манш есть маленький островок Портленд, нынче соединённый с Англией дамбой. Гавань британского Портленда служила и служит убежищем кораблей во время бури. На этом островке была даже тюрьма, однако никаких сведений о присутствии на нем пиратов не сохранилось. В то время как в США два города носят название Портленд. Один и них расположен на Восточном побережье в штате Майн, а другой — на Западном в штате Орегон. Никаких упоминаний о связи города Портленд (Орегон) с пиратами найти не удалось. Скорее всего, Окуджава имел в виду Портленд на Восточном берегу, который был основан в 18 веке (1786) на базе колоний, основанных переселенцами из Англии и Голландии в начале 17 века. В Портленде (Майн) существует музей пиратства. Надо заметить, что составители вышедшего в 2001 году сборника «Стихотворения» серии «Новая библиотека поэта» в комментариях к стихотворению «Пиратская лирическая» ошибочно объявили упоминаемый в нем город Портлендом из Орегона.
При первом же прочтении этого стихотворения возникает вопрос: о чём оно? Конечно же, оно не принадлежит к числу произведений, романтизирующих пиратское ремесло, поскольку сама по себе пиратская линия в этом стихотворении совершенно тривиальна и Окуджава вряд ли бы стал писать произведение ради нее. Остаётся предположить, что в этом стихотворении возможно иносказание. Сразу видно, что тема возвращения на родину, которая обозначена в пиратской песне, сама по себе гораздо шире романтической «пиратской». Почему эта проблема могла заинтересовать Окуджаву? Вспомним о том, что происходило в тот момент в Советском Союзе. Это период конца семидесятых и начала восьмидесятых годов двадцатого века; период, который сопровождался закручиванием гаек и изгнанием за границу деятелей культуры, таких как Солженицын, Бродский, Галич, Некрасов, Войнович, Копелев, и других. Возвращение тогда было для них невозможно. Многие из высланных были друзьями Окуджавы. Тут можно вспомнить и о том, что тема возврата на родину в течение десятилетий была актуальна для миллионов выходцев из Советской России — сначала для тех, кто вынужден был уехать после Октябрьского переворота и во время Гражданской войны, а впоследствии для оказавшихся за границей в ходе Второй мировой войны. Конечно же, российский аспект темы возвращения на родину больше волновал Окуджаву, чем судьбы пиратов. О возвращении на родину многократно писали в своих произведениях поэты эмиграции, а также и сам Окуджава в стихах, сочинённых в тот же период, что и «Пиратская лирическая». Из них выберем одно — весьма показательное: «Как хорошо, что Зворыкин уехал», посвящённое Кириллу Померанцеву, поэту русского происхождения и французскому журналисту. Он был ближайшим другом замечательного поэта-эмигранта Георгия Иванова. Влияние творчества Г. Иванова на Окуджаву подробно анализируется в книге Е. Шраговица «Загадки творчества Окуджавы».[xiii] Окуджава подружился с Померанцевым во время своих первых гастролей в Париже. Приведём часть стихотворения Окуджавы, связанного с проблемой эмиграции[xiv]:
Как хорошо, что Зворыкин уехал
и телевиденье там изобрёл!
Если бы он из страны не уехал,
он бы, как все, на Голгофу взошёл.
И не сидели бы мы у экранов,
и не пытались бы время понять,
и откровения прежних обманов
были бы нам недоступны опять.
Как хорошо, что уехал Набоков,
тайны разлуки ни с кем не деля.
Как пофартило! А скольких пророков
не защитила родная земля!
…………….
А теперь сравним две последние строки из 3-й строфы стихотворения с последней строкой из «Пиратской лирической»:
Как пофартило! А скольких пророков
не защитила родная земля!
Да только в Портленд воротиться
не дай нам, Боже, никогда.
В пиратской песне Окуджавы «родная земля» 1982 года приравнена к Портленду, в который не нужно возвращаться.
Можно также смело считать, что Окуджава в 1982 году был уже знаком с песней Галича «Когда я вернусь», написанной в 1974 году в связи с отъездом автора в эмиграцию и песнями Высоцкого на пиратскую тему 1968–1973 годов с их иносказаниями. Далее мы покажем, что «Пиратская лирическая» — это отклик на песню Галича. Приведем её целиком [xv]:
Кода я вернусь…
Ты не смейся, — когда я вернусь,
Когда пробегу, не касаясь земли, по февральскому снегу,
По еле заметному следу — к теплу и ночлегу, —
И, вздрогнув от счастья, на птичий твой зов оглянусь, —
Когда я вернусь.
О, когда я вернусь!..
Послушай, послушай, не смейся.
Когда я вернусь,
И прямо с вокзала, разделавшись круто с таможней,
И прямо с вокзала — в кромешный, ничтожный, раешный —
Ворвусь в этот город, которым казнюсь и клянусь,
Когда я вернусь.
О, когда я вернусь!..
Когда я вернусь,
Я пойду в тот единственный дом,
Где с куполом синим не властно соперничать небо,
И ладана запах, как запах приютского хлеба,
Ударит в меня и заплещется в сердце моем —
Когда я вернусь.
О, когда я вернусь!
Когда я вернусь,
Засвистят в феврале соловьи
Тот старый мотив, тот давнишний, забытый, запетый.
И я упаду, побежденный своею победой,
И ткнусь головою, как в пристань, в колени твои!
Когда я вернусь…
— А когда я вернусь?!..
Есть основания предположить, что «Пиратская лирическая» — это случай переклички двух названных поэтов. Прежде всего бросается в глаза общность темы: обе песни написаны о возвращении на родину.
Анализ структуры обеих песен также обнаруживает их сходство. В обеих по 4 куплета. В каждом из куплетов повторяется с вариациями тема возможности возвращения. В случае Галича над такой возможностью размышляет сам поэт, в песне Окуджавы о ней говорят пираты. Проиллюстрируем сказанное, поместив рядом куплеты из этих песен:
У Галича в каждой из 4 строф: У Окуджавы в каждой из 4 строф:
Когда я вернусь …… Когда воротимся мы в Портленд
… (Идёт описание действий) … (Идёт описание действий)
Когда я вернусь. О, когда я вернусь!.. Да только в Портленд воротиться нам не
придётся никогда. (Курсив мой. Е. Ш.)
Легко заметить, что обороты «Когда я вернусь» у Галича и «Когда воротимся мы» у Окуджавы не идентичны только благодаря местоимениям. Различие между песнями семантического плана. Галич в первых трёх куплетах повторяет как заклинание (один раз в начале куплета и в конце куплета дважды) «когда я вернусь». Он исключает этим саму мысль о том, что вернуться, может быть, и не удастся. Только в 4-м куплете утверждение «О, когда я вернусь!» сменяется вопросом «А когда я вернусь?!..» Этим ставится под сомнение оптимизм предшествующих куплетов. У Окуджавы ответ на вопрос о времени возврата во всех четырёх куплетах «никогда». В каждом куплете его песни заключительная строка, повторенная как припев, звучит как антитеза посылке в первой строке куплета: «Да только в Портленд воротиться нам не придётся никогда». В последнем куплете ощущение безнадежности положения и одновременно эмоциональный накал усиливаются: «Да только в Портленд воротиться не дай нам, Боже, никогда». Повторенное в конце всех четырёх куплетов «никогда» является ответом на вопрос в последней строке песни Галича. Тут можно вспомнить известное во множестве переводов стихотворение Эдгара По «Ворон» с его многократным повтором “nevermore” (никогда) в конце строф,[xvi] а также гумилёвское «Никогда не вернусь обратно» в стихотворении «Снова море» и «Никогда не вернёмся домой» в стихотворении Г. Иванова «Потеряв даже в прошлое веру …»[xvii].
Легко также заметить лексическую общность рассматриваемых песен. Галич использовал в своей песне глагол «вернусь» 13 раз: 4 раза в первом куплете и по 3 раза — в каждом из трёх оставшихся куплетов. У Окуджавы производные от слов «возвратиться» и «воротиться» встречаются 11 раз: 2 раза в первом куплете и по 3 раза — в каждом из трех оставшихся куплетов. «Вернуться», «возвратиться» и «воротиться» — это однокоренные слова. Очевидно, что Окуджава хотел сохранить сходство без прямого цитирования. Он написал свои стихи в 1982 году, уже после смерти Галича в 1977 году в Париже. Галичу не удалось вернуться в Москву, которую он так любил. Несомненно, Окуджава знал о смерти Галича, и это не могло не отразиться на его отношении к проблеме возвращения. Подытоживая наш анализ, можно констатировать, что тематическая, семантическая, структурная и лексическая связь между песнями «Когда я вернусь» и «Пиратская лирическая» доказана и она является не случайностью, а приёмом. Можно предположить, что Окуджава хотел, чтобы связь «Пиратской лирической» со стихотворением Галича «Когда я вернусь» была замечена внимательными читателями. По нашему мнению, есть все основания утверждать, что «Пиратская лирическая» — это перекличка Окуджавы с ушедшим товарищем по перу. То, что Окуджава использовал эзопов язык для своего стихотворения, не должно никого удивлять: он прибегал к этому приёмы много раз, в частности из-за цензурных ограничений. К примеру, песня «Старый пиджак» написана не о портняжной переделке, а о кризисе творческого метода автора. Или, например, «Шарманка-шарлатанка» тоже не о проблемах с ботинками. «Пиратская лирическая» — одна из таких песен.
Теперь становится ясным, что судьба пиратов, добывающих ром и «денежки чужие», вряд ли вдохновила бы Окуджаву настолько, чтобы он начал сочинять о них песню. Он использовал штампы пиратской песни для диалога с произведением высланного из Советского Союза Галича и — шире — скрыл за ними драму своих друзей, навсегда (как тогда казалось) покинувших родину.
Подводя итоги нашему исследованию, можно сказать, что пиратская тема в русской поэзии, возникшая в рамках героико-романтической школы с её стремлением улучшить мир, постепенно сделалась востребованной при описании разнообразных острых социальных конфликтов посредством эзопова языка. Она полностью потеряла связь c современной пиратской деятельностью.
Примечания
[i] Коган П. Бригантина //Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне. М.-Л., 1965. С.281.
[ii] Рогинский Б. Через трепетный туман // Звезда. 2001. №2. С.190–197.
[iii] Гумилёв Н. Капитаны. // Гумилев Н. Стихотворения и поэмы. Л., 1988. Стр. 152-156.
[iv] Коган П. Монолог //Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне. М.-Л., 1965. С. 275.
[v] Высоцкий В. Ещё не вечер// Высоцкий В. Сочинения. М., 2002. Т.1. С. 181.
[vi] Высоцкий В. Пиратская// Высоцкий В. Сочинения. М., 2002. Т.1. С.225.
[vii] Высоцкий В. «Был развеселый розовый восход…»// Высоцкий В. Сочинения. М., 2002. Т.1. С. 355.
[viii] Любимов Ю. Рассказы старого трепача. Воспоминания. М., 2001.
[ix] Лотман Ю.М. Комментарий // Лотман Ю.М. Пушкин. СПб., 1995. С. 476.
[x] Куллэ В. «Не пробуй этот мёд: в нём ложка дёгтя…»// Знамя. 2001. № 11. C.211–216.
[xi] Окуджава Б. Пиратская лирическая // Окуджава Б. Стихотворения. СПб., 2001. С.361.
[xiii] Шраговиц Е. Загадки творчества Булата Окуджавы. СПб., 2015.
[xiv] Окуджава Б. «Как хорошо, что Зворыкин уехал…»// Окуджава Б. Стихотворения. СПб., 2001. С.374.
[xv] Галич А. «Когда я вернусь…»// Галич А. Сочинения. М., 1999. Т.1. С.333.
[xvi] Рефрен в стихотворении «Raven» “nevermore” в переводе К.Д. Бальмонта присутствует как «никогда».
[xvii] Иванов Г. «Потеряв даже в прошлое веру …»//Иванов Г. Стихотворения. СПб., 2009. С.283.
Спасибо. Очень интересно!