©"Семь искусств"
  январь 2020 года

Loading

Однако остается непонятным, как же Лысенко без серьезных научных работ из младших агрономов превратился в академика трех академий — в 1934 году был избран тайным голосованием академиком Украинской АН, был назначен решением Советского правительства в 1935 году академиком Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина (ВАСХНИЛ) и был избран академиком АН СССР в 1939 году? В двух академиях его избирали тайным голосованием.

Валерий Сойфер

ВАВИЛОВ И ЛЫСЕНКО

Выдвижение младшего агронома Лысенко в разряд ученых

Валерий СойферПочти во всех случаях, когда сегодня вспоминают имя Трофима Денисовича Лысенко, его представляют выдвиженцем партии большевиков и проводником чисто большевистских установок в науке. Так же часто говорят о трагической роли, которую Лысенко сыграл в судьбе академика Николая Ивановича Вавилова, который, подобно Лысенко, был выходцем из семьи в недалеком прошлом крепостных крестьян, агронома по специальности, не защищавшего ни кандидатской, ни докторской диссертаций, но, в отличие от Лысенко, прославившегося своей образованностью, знанием нескольких языков и плодотворно трудившегося в науке, а не около нее.

Однако остается непонятным, как же Лысенко без серьезных научных работ из младших агрономов превратился в академика трех академий — в 1934 году был избран тайным голосованием академиком Украинской АН, был назначен решением Советского правительства в 1935 году академиком Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина (ВАСХНИЛ) и был избран академиком АН СССР в 1939 году? В двух академиях его избирали тайным голосованием. Значит, кто-то выдвигал его в члены этих академий, публично агитировал за него, и громко называл выдающимся ученым. Из ниоткуда, как черт из табакерки, он выскочить не мог, а, следовательно, прежде чем обвинять лично Лысенко в криминальных или аморальных действиях, нужно понять, каким был генезис его внедрения в ареопаг лучших ученых, и кто персонально ответственен за его продвижение в ученые. Ведь это факт, что при выдвижении малообразованного человека, ничем науку не обогатившего, а лишь занимавшегося обманом и саморекламой, ученые нарушили правила научной этики, отвергли моральные запреты и сами способствовали административному взлету шарлатана, каковым Лысенко несомненно был.

Снимок Лысенко из советских газет (1931). Видно, с каким трудом он управляется с ручкой и листком бумаги. Из книги В. Сойфера "Власть и наука", 4-е излание, стр. 170)

Снимок Лысенко из советских газет (1931). Видно, с каким трудом он управляется с ручкой и листком бумаги. Из книги В. Сойфера «Власть и наука», 4-е издание, стр. 170)

Печально, что таких, как Лысенко, в советской науке было немало, но другие «лысенки» не «засветились» так ярко, поскольку они, видимо, умели прятаться за спины своих талантливых сослуживцев, приписывались к ценным работам, часто отодвигая на задний план истинных авторов открытий. Если присмотреться более пристально, то можно заметить, что и сегодня в российской действительности можно найти случаи, когда кое-кто из академиков протаскивает в члены этого престижного клуба своих деток и родственников, или же угодных им прилипал и подхалимов, открывая путь к высоким званиям академиков или членов-корреспондентов (и ко все еще притягательной академической кассе). Ставшие квази-академиками создают разные препятствия для успешных в науке, а не в карьере, людей.

Таким образом, анализ данной темы — далеко не праздное занятие и вовсе не только дань прошлому. Из уроков прошлого вытекают вполне актуальные выводы, существенные для сегодняшнего дня. Поэтому роль в продвижении Лысенко в верхи советской науки, которую когда-то сыграл Н.И. Вавилов, показательна и поучительна. В моих работах в разные годы (начиная с издания в 1969–1970 году книги «Арифметика наследственности», и в более полном виде во «Власти и науке» в 1988 году) эта тема рассматривалась, но многое из того, что творилось в сталинские времена, повторяется сегодня. Это заставляет обращаться к казалось бы рассмотренным событиям заново. Уместно начать обсуждение этой непростой темы с рассказа о судьбе и научной работе самого Н.И. Вавилова.

Первые шаги Н.И. Вавилова в науке

Дед будущего академика Николая Ивановича Вавилова был крепостным крестьянином, отец Иван Ильин мальчиком пел в церковном хоре, отличался прекрасным голосом, был послан в Москву учиться дальше пению, а там вырос в успешного предпринимателяя, миллионера, принявшего фамилию Вавилов. После захвата власти в стране большевиками он уехал в Европу, оставив семью в России. Еще пока он жил в России, его сын Николай стал учиться на агронома в Московском сельскохозяйственном институте. Его дип­лом­ная ра­бо­та «Го­лые слиз­ни (улит­ки), по­вреж­да­ю­щие по­ля и ого­ро­ды Мос­ков­ской гу­бер­нии», за­слу­жи­ла в 1910 году пре­мию име­ни А. Бог­да­но­ва Мос­ков­ско­го по­ли­тех­ни­че­с­ко­го му­зея. В сле­ду­ю­щем го­ду Николай за­кон­чил ин­сти­тут, по­лу­чил дип­лом уче­но­го-аг­ро­но­ма 1-й сте­пе­ни и по ре­ко­мен­да­ции од­но­го из лю­би­мых им пре­по­да­ва­те­лей, ос­но­ва­те­ля оте­че­ст­вен­ной аг­ро­хи­мии Дми­т­рия Ни­ко­ла­е­ви­ча Пря­ниш­ни­ко­ва, был остав­лен при ка­фе­д­ре ча­ст­но­го зем­ле­де­лия, как тогда говорили, “для при­го­тов­ле­ния к про­фес­сор­ско­му зва­нию”. Од­на­ко, бук­валь­но че­рез не­сколь­ко ме­ся­цев недавний выпускник из­ме­нил спе­ци­а­ли­за­цию и на­чал ра­бо­тать у про­фес­со­ра Ди­о­ни­сия Ле­о­поль­до­ви­ча Руд­зин­ско­го, ор­га­ни­зо­вав­ше­го еще в 1903 го­ду пер­вую в Рос­сии се­лек­ци­он­ную стан­цию[1]. Эта ра­бо­та, впрочем, так­же не удов­ле­тво­ри­ла мо­ло­до­го ис­сле­до­ва­те­ля. 18 ок­тя­б­ря 1911 го­да Ва­ви­лов обратил­ся с пись­мом к Ро­бер­ту Эду­ар­до­ви­чу Ре­ге­лю (1867–1920) с прось­бой при­нять его прак­ти­кан­том в Бю­ро по при­клад­ной бо­та­ни­ке, созданное в 1894 году при Ми­ни­с­тер­ст­ве Зем­ле­де­лия и Государственных­ Иму­ществ царского правительства в Санкт-Пе­тер­бур­ге «с це­лью по­ста­вить де­ло изучения воз­де­лы­ва­е­мых рас­те­ний с точ­ки зре­ния аг­ро­но­ми­че­с­ких зна­ний, а так­же, что­бы ра­бот­ни­ки аг­ро­но­мии мог­ли бы об­ра­щать­ся за справ­ка­ми, разъяс­не­ни­я­ми и т. д.» (1). Ре­гель, за­кон­чив­ший сна­ча­ла в 1888 г. Пе­тер­бург­ский универ­си­тет по спе­ци­аль­но­с­ти бо­та­ни­ка, а за­тем в 1890 г. в Германии Пот­сдам­скую Выс­шую Шко­лу Са­до­вод­ст­ва под руководством Адоль­фа Эн­г­ле­ра — со­зда­те­ля фи­ло­ге­не­ти­че­с­кой систе­мы цвет­ко­вых рас­те­ний, на­чал ра­бо­тать в Бю­ро с 1900 го­да. Бюджет организации был достаточно большим, со­труд­ни­ков бы­ло около полусотни (2). В пись­ме Регелю Ва­ви­лов пи­сал:

«…к ус­т­рем­ле­нию в Бю­ро /ме­ня/ по­буж­да­ет и то об­сто­я­тель­ст­во, что соб­ст­вен­но при­клад­ная бо­та­ни­ка поч­ти не пред­став­ле­на у нас в ­ Институте, да и во­об­ще в Моск­ве.

За­да­ни­я­ми ста­вил бы се­бе бо­лее или ме­нее подроб­ное оз­на­ком­ле­ние с ра­бо­та­ми Бю­ро, как един­ст­вен­но­го уч­реж­де­ния в Рос­сии, объединяю­ще­го ра­бо­ту по изу­че­нию систематики и ге­о­гра­фии куль­тур­ных рас­те­ний; большую часть вре­ме­ни хо­тел бы по­свя­тить сис­те­ма­ти­ке зла­ков, в смыс­ле оз­на­ком­ле­ния с глав­ней­ши­ми ли­те­ра­тур­ны­ми ис­точ­ни­ка­ми, выяс­не­ния затруд­не­ний в оп­ре­де­ле­нии культурных зла­ков и про­смо­т­ра кол­лек­ций Бюро. Весьма цен­ным по­чи­тал бы для се­бя всякие ука­за­ния ра­бот­ни­ков Бю­ро и разрешение пользо­вать­ся Ва­шей биб­ли­о­те­кой.

Со­зна­вая яс­но за­гро­мож­ден­ность Бю­ро работой, лич­но по­ста­рал­ся бы быть воз­мож­но мень­ше в тя­го­ту ра­бот­ни­кам Бю­ро. Не­об­хо­ди­мый инструмен­та­рий (лу­па, ми­к­ро­скоп) за­хва­тил бы с со­бою. С все­воз­мож­ны­ми не­удоб­ст­ва­ми мирюсь за­ра­нее.

 На Харь­ков­ском Се­лек­ци­он­ном съез­де я получил от Вас на­деж­ду на со­дей­ст­вие, и теперь сно­ва ре­ша­юсь то­рить свою боль­шую прось­бу о раз­ре­ше­нии за­ни­мать­ся в Бю­ро…

 В ожи­да­нии бла­го­с­клон­но­го от­ве­та
   С со­вер­шен­ным ува­же­ни­ем

Ник. Ва­ви­лов» (3).

Че­рез 10 дней от Регеля был по­лу­чен положительный от­вет. Ва­ви­лов бы­с­т­ро со­брал­ся и в но­я­б­ре 1911 го­да ока­зал­ся в север­ной сто­ли­це.

В Пе­тер­бур­ге Ва­ви­лов так­же ста­жи­ро­вал­ся в Бю­ро по ми­ко­ло­гии и фи­то­па­то­ло­гии у А.А. Ячев­ско­го, где знакомил­ся с ме­то­да­ми изу­че­ния гриб­ных за­бо­ле­ва­ний рас­те­ний. «В 1912 го­ду он /в ка­че­ст­ве ас­си­с­тен­та/ вел лет­ние за­ня­тия по ча­ст­но­му зем­ле­де­лию со сту­ден­та­ми Мос­ков­ско­го сель­ско­хо­зяй­ст­вен­но­го ин­сти­ту­та и со слуша­тель­ни­ца­ми Го­ли­цин­ских сель­скохозяйст­вен­ных кур­сов» (4), а в 1913 го­ду от­пра­вил­ся за границу. Он пробыл 14 ме­ся­цев в Ан­г­лии, в Кем­б­ри­д­же в лаборатории од­но­го из ос­но­во­по­лож­ни­ков ге­не­ти­ки Уиль­я­ма Бэт­со­на, про­слу­шал кур­сы лек­ций Ре­д­жи­нал­да Пен­не­та по зо­о­ло­гии и Роулэн­да Бюф­фе­на по бо­та­ни­ке. Кро­ме то­го по нескольку не­дель он ра­бо­тал в Гер­ма­нии, в Йене, стажируясь у крупнейшего биолога Эрнста Геккеля, и во Фран­ции под руководством известнейших специалистов в области селекции культурных растений де Вильморенов.

После почти двухлетней европейской стажировки, в связи с началом Первой мировой войны, он вернулся в Россию.

В ию­не 1916 го­да он был послан в Пер­сию (Иран) — в полувоенную, по­лу­на­уч­ную экс­пе­ди­цию. Шла вой­на России с Турцией, и Ва­ви­ло­ву бы­ло пред­пи­са­но разобрать­ся, по­че­му рус­ский «экс­пе­ди­ци­он­ный кор­пус» стра­да­ет от за­га­доч­ной бо­лез­ни. Съев даже не­боль­шое ко­ли­че­ст­во хле­ба, вы­пе­чен­но­го из ме­ст­ной му­ки, солдаты впа­да­ли в со­сто­я­ние, близ­кое к опь­я­не­нию. Здесь и пригоди­лись Ва­ви­ло­ву бо­та­ни­че­с­кие знания. Он оп­ределил, что «пья­ным» хлеб ста­но­вит­ся от по­па­да­ния в му­ку спор гри­ба фу­за­ри­у­ма и се­мян опь­я­ня­ю­ще­го плевела. А затем он получил разрешение отправиться в Индию, где начал собирать коллекцию различных растительных семян. Потом он добрался до горных районов Та­д­жи­ки­с­та­на, оттуда до Пами­ра. побывал в Северном Иране и Фергане:

 «… обо­брал весь Аф­га­ни­с­тан, про­брал­ся к Ин­дии, Бе­лу­д­жи­с­та­ну, был за Гин­ду­ку­шем, — пи­сал он свое­му дру­гу П.П. Подъ­я­поль­ско­му. — Око­ло Ин­дии до­б­ре­ли до фи­ни­ко­вых пальм, на­шли пра­рожь, видел ар­бу­зы, ды­ни, ко­ноп­лю, яч­мень, мор­ковь. Четы­ре ра­за пе­ре­ва­ли­ва­ли че­рез Гин­ду­куш, один раз по пу­ти Алек­сан­д­ра Ма­ке­дон­ско­го… Со­брал тьму ле­кар­ст­вен­ных рас­те­ний» (5).

По воз­вра­ще­нии из Пер­сии в 1917 го­ду он по­дал до­ку­мен­ты на кон­кур­сы, объ­яв­лен­ные сра­зу в нескольких выс­ших учеб­ных заведе­ни­ях, и был из­бран адъ­юнкт-про­фес­со­ром ча­ст­но­го земледелия в Воронежском ин­сти­ту­те Пе­т­ра I и пре­по­да­ва­те­лем Сара­тов­ских Выс­ших сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных кур­сов. Воронежским при­гла­ше­ни­ем он не вос­поль­зо­вал­ся и летом 1917 го­да ре­шил перебрать­ся в Са­ра­тов. Пер­вая же его лек­ция, про­чи­тан­ная там в сентяб­ре 1917 го­да на курсах и оза­глав­лен­ная «Со­вре­мен­ные за­да­чи сельскохо­зяй­ст­вен­но­го рас­те­ни­е­вод­ст­ва», про­шла блестя­ще. Од­на из слу­ша­тель­ниц, Э.Э. Ани­ки­на, вспо­ми­на­ла поз­же:

«Вре­мя от вре­ме­ни Ни­ко­лай Ива­но­вич де­ла­ет две–три ми­ну­ты передыш­ки, «пе­ре­кур» для слу­ша­те­лей и вре­мя во­про­сов. Или так: идет лек­ция о мяг­ких пше­ни­цах… Ряд во­про­сов, за­дан­ных слу­ша­те­ля­ми, отводит от пше­ниц к яч­ме­ням или к ти­пам ржи. Нико­лай Ива­но­вич сна­ча­ла объ­яс­ня­ет, за­тем переки­ды­ва­ет­ся дву­мя сло­ва­ми со сво­и­ми многочисленными ас­си­с­тен­та­ми и со­вер­шен­но незави­си­мо от рег­ла­мен­та объ­яв­ля­ет пе­ре­рыв. И вот мы ле­тим с чет­вер­то­го эта­жа на од­ном кон­це зда­ния вниз, на вто­рой этаж дру­го­го кон­ца зда­ния, где стены ла­бо­ра­то­рии ка­фе­д­ры сплошь за­ня­ты стеллажа­ми с кол­лек­ци­я­ми на­ту­раль­ных объ­ек­тов, фо­то­гра­фи­я­ми, ри­сун­ка­ми, кар­та­ми и кни­га­ми» (6).

Через месяц после приезда в Са­ра­то­в Ва­ви­лов по­лу­чил при­гла­ше­ние от Ре­ге­ля за­нять пост по­мощ­ни­ка (заместите­ля по те­пе­реш­ней тер­ми­но­ло­гии) за­ве­ду­ю­ще­го Отделом при­клад­ной бо­та­ни­ки Ми­ни­с­тер­ст­ва зем­ле­де­лия Рос­сии. У Ре­ге­ля как за­ве­ду­ю­ще­го бы­ло в шта­те 14 помощ­ни­ков, каж­до­го из них ут­верж­дал ми­нистр царского правительства, и по­мощ­ни­ки вме­с­те с их шефом долж­ны бы­ли, по­ми­мо все­го про­че­го, присутствовать на за­се­да­ни­ях Уче­но­го Ко­ми­те­та Министер­ст­ва зем­ле­де­лия, в ко­то­рый вхо­ди­ли крупнейшие уче­ные Рос­сии.

В ар­хи­ве Всесоюзного Института Растениеводства (ВИР) со­хра­ни­лась ко­пия пред­став­ле­ния, на­прав­лен­но­го Регелем в Со­вет За­ве­ду­ю­щих От­де­ла­ми Сельскохозяйствен­но­го Уче­но­го Ко­ми­те­та, в ко­то­ром он на пя­ти стра­ни­цах ма­ши­но­пис­но­го тек­с­та об­сто­я­тель­но перечислял до­сто­ин­ст­ва пред­ла­га­е­мо­го им кан­ди­да­та, весь его по­служ­ной спи­сок, на­уч­ные ра­бо­ты, выполненные в сту­ден­че­с­кое вре­мя, и по­сле­до­вав­шие за­тем ис­сле­до­ва­ния. Регель объяснял, что Вавилов

«…еще во вре­мя пре­бы­ва­ния сту­ден­том в те­че­ние по­лу­го­да со­сто­ял прак­ти­кан­том Пол­тав­ской опыт­ной стан­ции, где впер­вые в Рос­сии по­ста­вил проверочные опы­ты по вы­яс­не­нию во­про­са о борьбе с сор­ны­ми рас­те­ни­я­ми пу­тем оп­ры­с­ки­ва­ния /яда­ми — В.С./, вы­яс­нив­шие, как и сле­до­ва­ло ожидать, не­при­год­ность этой ме­ры… Ре­зуль­та­том этих опы­тов бы­ла пер­вая его на­уч­ная ра­бо­та «Оп­ры­с­ки­ва­ние ядо­ви­ты­ми ве­ще­ст­ва­ми, как ме­ра борь­бы с сор­ны­ми рас­те­ни­я­ми», опуб­ли­ко­ван­ная в 1910 го­ду, ка­ко­вой год и сле­ду­ет счи­тать на­ча­лом его на­науч­ной де­я­тель­но­с­ти» (7).

Ва­ви­лов не ос­та­но­вил­ся пе­ред за­труд­не­ни­я­ми поез­док в во­ен­ное вре­мя, от­ча­с­ти да­же и непосредст­вен­но на пер­сид­ском те­а­т­ре во­ен­ных дей­ст­вий, и со­вер­шил в 1915 го­ду по­езд­ку по Пами­ру и по­гра­нич­ным ча­с­тям на­шей За­ка­с­пий­ской об­ла­с­ти и по Се­вер­ной Пер­сии вплоть до Ха­ма­да­на и Кар­ман­ша­ха, сде­лав при этом вер­хом свы­ше 5000 верст» (8).

Ха­рак­те­ри­зуя ре­зуль­та­ты, до­стиг­ну­тые Ва­ви­ло­вым в изуче­нии про­бле­мы устойчивости рас­те­ний к заболевани­ям, Ре­гель да­л им чрез­вы­чай­но вы­со­кую оцен­ку:

«По во­про­сам им­му­ни­те­та ра­бо­та­ли за по­след­ние 20 лет уже очень мно­гие и вы­да­ю­щи­е­ся уче­ные поч­ти всех стран све­та, но мож­но сме­ло ут­верж­дать, что еще ни­кто не под­хо­дил к раз­ре­ше­нию этих слож­ных во­про­сов с той ши­ро­тою взгля­дов при все­сто­рон­нем ос­ве­ще­нии во­про­са, с ка­кою под­хо­дит к не­му Вавилов» (9).

За­тем Ре­гель с ува­же­ни­ем от­ме­тил ин­те­рес Ва­ви­ло­ва к изу­че­нию ли­те­ра­ту­ры, при­чем осо­бо под­чер­кнул постоян­ное стрем­ле­ние мо­ло­до­го уче­но­го со­ста­вить всесто­рон­нее са­мо­сто­я­тель­ное мне­ние об изу­ча­е­мых про­бле­мах, зна­ко­мить­ся с ра­бо­та­ми пред­ше­ст­вен­ни­ков в ори­ги­на­ле, а не по ре­фе­ра­там или свод­ным об­зо­рам. Регель отмечал, что кандидат способен об­ду­мывать пробле­мы

«не толь­ко с точ­ки зре­ния си­с­те­ма­ти­ки форм, ге­не­ти­ки и ги­б­ри­до­ло­ги­че­с­ко­го ана­ли­за, т.е. с раз­ных ес­те­ст­вен­но-ис­то­ри­че­с­ких то­чек зре­ния, но да­же и фило­ло­ги­че­с­ки, для че­го ему при­хо­ди­лось у луч­ших специ­а­ли­с­тов вос­точ­ных язы­ков оз­на­ко­мить­ся с основами фи­ло­ло­гии пер­сид­ско­го и ин­дий­ско-санскритских язы­ков» (10).

В за­клю­чи­тель­ной ча­с­ти пред­став­ле­ния Ре­гель пишет бук­валь­но про­ро­че­с­кие сло­ва о пред­ла­га­е­мом кан­ди­да­те:

«Не под­ле­жит ни­ка­ко­му со­мне­нию, что не­смо­т­ря на срав­ни­тель­ную краткость соб­ст­вен­но на­уч­ной де­я­тель­но­с­ти Ва­ви­ло­ва (8 лет) и на отсутствие еще фор­маль­но­го на­уч­но­го цен­за (ма­ги­с­т­рант, еще не магистр), он про­шел уже с из­быт­ком стаж для на­зна­че­ния на долж­ность в по­ло­же­нии экс­тра­ор­ди­нар­но­го про­фес­со­ра, что и ­доказыва­ет­ся тем, что он из­би­рал­ся уже неодно­крат­но на ка­фе­д­ру в Во­ро­не­же и в Сарато­ве. В лице Ва­ви­ло­ва мы при­вле­чем в Отдел при­клад­ной бо­та­ни­ки мо­ло­до­го талант­ли­во­го уче­но­го, ко­то­рым еще бу­дет гор­дить­ся русская на­ука. Как че­ло­век Ва­ви­лов принадлежит к чис­лу лю­дей, о ко­то­рых Вы не ус­лы­ши­те дур­но­го сло­ва ни от ко­го решительно. Для От­де­ла при­клад­ной бо­та­ни­ки осо­бен­но цен­ным яв­ля­ет­ся то, что Ва­ви­лов, буду­чи по на­уч­ной деятельнос­ти естественником с об­шир­ной эру­ди­ци­ей в са­мом ши­ро­ком смыс­ле, яв­ля­ет­ся по об­ра­зо­ва­нию агро­но­мом, а сле­до­ва­тель­но сов­ме­ща­ет в се­бе имен­но те сто­ро­ны на­уч­ной под­го­тов­ки, совмеще­ние ка­ко­вых требу­ет­ся в От­де­ле по суще­ст­ву его за­да­ний…» (11 ).

По­сле та­ко­го от­зы­ва Ва­ви­лов без пре­пят­ст­вий (единоглас­но) про­шел си­то от­бо­ра. Он был ут­верж­ден в долж­но­с­ти с 1 ок­тя­б­ря 1917 го­да. Извещая об этом успехе, Ре­гель в пись­ме, да­ти­ро­ван­ном 25 ок­тя­б­ря 1917 го­да, до­бав­лял:

«Со­жа­лею, что это ра­до­ст­ное со­бы­тие для нас нель­зя сей­час под­кре­пить со­от­вет­ст­ву­ю­щи­ми по­же­ла­ни­я­ми, про­гла­ты­вая при этом под­хо­дя­щую жидкость за об­щим сто­лом или сто­ли­ком»

(день, в который Ре­гель от­прав­лял пись­мо с меч­той по­си­деть за сто­лом или сто­ли­ком, во­шел в ис­то­рию как один из са­мых мрач­ных дней Рос­сии: имен­но 25 ок­тя­б­ря по ста­ро­му сти­лю боль­ше­ви­ки за­хва­ти­ли власть в Пе­т­ро­гра­де, аре­с­то­вав Вре­мен­ное пра­ви­тель­ст­во в Зим­нем двор­це). Разгон Вре­мен­но­го Пра­ви­тель­ст­ва за­дер­жал­ прохождение бу­маг, и лишь 4 ян­ва­ря 1918 го­да Ре­гель на­пра­вил в Са­ра­тов сле­ду­ю­щее пись­мо:

“Ми­ло­с­ти­вый Го­су­дарь
Ни­ко­лай Ива­но­вич.

На­сто­я­щим уве­дом­ляю Вас, что со­глас­но извещению Пред­се­да­те­ля Сель­ско­хо­зяй­ст­вен­но­го Уче­но­го Ко­ми­те­та Вы на­зна­че­ны По­мощ­ни­ком Заведу­ю­ще­го От­де­лом при­клад­ной бо­та­ни­ки с 1 октя­б­ря 1917 года. Ок­лад в раз­ме­ре пя­ти ты­сяч /5000/ руб­лей Вам при­чи­та­ет­ся с 1 ян­ва­ря 1918 года.

При­ми­те уве­ре­ние в со­вер­шен­ном мо­ем ува­же­нии и та­ко­вой же пре­дан­но­с­ти» (12).

В со­про­во­ди­тель­ном пись­ме го­во­ри­лось

«Фор­маль­но­го при­ка­за пра­ви­тель­ст­ва о на­зна­че­нии и рас­пуб­ли­ко­ва­ния его не мог­ло еще быть вви­ду сме­ще­ния Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ст­ва. Его при­дет­ся ждать до ус­та­нов­ле­ния в Рос­сии при­знан­но­го прави­тель­ст­ва» (13).

Ва­ви­лов при­гла­ше­ние Ре­ге­ля при­нял, но с од­ним условием, что он вре­мен­но со­хра­нит за со­бой долж­ность и в Са­ра­то­ве, где пре­об­ра­зу­ет от­ве­ден­ное ему там опытное по­ле в од­ну из баз От­де­ла и бу­дет ра­бо­тать и в сто­ли­це, где рас­по­ла­гал­ся От­дел, и в Са­ра­то­ве. Его прось­ба бы­ла удов­ле­тво­ре­на. Поль­зу­ясь сво­им положени­ем го­су­дар­ст­вен­но­го чи­нов­ни­ка до­воль­но высо­ко­го ран­га, Ни­ко­лай Ива­но­вич су­мел по­лу­чить средст­ва для рас­ши­ре­ния са­ра­тов­ско­го от­де­ле­ния, и, благо­да­ря та­кой на­ход­чи­во­с­ти, за­ру­чил­ся со­гла­си­ем универ­си­тет­ских кол­лег, что Сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ные курсы, на ко­то­рых он пре­по­да­вал, бу­дут при­со­е­ди­не­ны к уни­вер­си­те­ту в ка­че­ст­ве аг­ро­но­ми­че­с­ко­го фа­куль­те­та. В ре­зуль­та­те во­круг Ва­ви­ло­ва в Са­ра­то­ве на­ча­ли группиро­вать­ся мо­ло­дые ис­сле­до­ва­те­ли-аг­ро­но­мы, он сам по­дру­жил­ся со мно­ги­ми са­ра­тов­ски­ми ­селекционерами, некоторые из них (такие как Г.К. Мейстер) поз­же ста­ли ав­то­ра­ми вы­да­ю­щих­ся сор­тов.

Фото Н.И.Вавилова, распространенное среди членов Королевского общества Великобритании при избрании Н. И. Вавилова в члены общества. Хранится в архиве Королевского общества в Лондоне.

Фото Н.И. Вавилова, распространенное среди членов Королевского общества Великобритании при избрании Н.И. Вавилова в члены общества. Хранится в архиве Королевского общества в Лондоне

Первые книги Н.И. Вавилова

В 1918 году он закончил книгу “Иммунитет растений к инфекционным заболеваниям” и издал её в 1919 году (14). Автор посвятил свой труд И.И. Мечникову, получившему в 1908 году вместе с Паулем Эрлихом Нобелевскую премию за учение об иммунитете человека. Вавилов описал в книге устойчивость растений к инфекциям, изучавшуюся учеными всего мира. Он цитировал данные, содержащиеся в 206 публикациях на разных языках, приводя в тексте фамилии авторов на их родных языках и показывая этим, что проанализировал исследования на нескольких европейских языках. Опыты самого Вавилова по скрещиванию более устойчивых линий растений с менее устойчивыми, описанные в книге, привели его к мысли, что можно за счет прививок добиться повышения резистентности растений к грибам и бактериям. Он объяснил противостояние форм, ставших более устойчивыми к инфекциям после скрещиваний, наведением иммунитета у этих растений. В середине 1930-х годов он еще раз напечатал более краткую книгу по этому запросу. Десятилетиями позже было установлено, что у растений нет иммунной системы, как нет и взаимодействия антител с антигенами, описанного Эрлихом. Реакция растений к неблагоприятным факторам основана на активности специфических генов устойчивости, в клетках которого просто “наведением” иммунитета добиться нельзя. Вопрос оказался много сложнее, но книга Вавилова убедительно показала высокий научный уровень автора.

В 1920 го­ду Ва­ви­лов ор­га­ни­зо­вал экс­пе­ди­ции в юго-восточ­ные гу­бер­нии Ев­ро­пей­ской ча­с­ти Рос­сии — Астраханскую, Ца­ри­цын­скую, Са­ра­тов­скую и Са­мар­скую — для изу­че­ния со­сто­я­ния по­се­вов и сбо­ра об­раз­цов семян, сам при­нял в них уча­с­тие и был сча­ст­лив тем, с каким ус­пе­хом экспедиции были за­вер­шены. В 1922 году в книге «Полевые культуры Юго-Востока» он обобщил полученные результаты.

В на­ча­ле 1920 го­да по пред­ло­же­нию Ва­ви­ло­ва груп­па эн­ту­зи­а­с­тов (в их чис­ле се­лек­ци­о­нер Ге­ор­гий Кар­ло­вич Мей­стер, рас­те­ни­е­вод и селекционер Ев­ге­ния Михайловна­ Пла­чек, бо­та­ник Вя­че­слав Ра­фа­и­ло­вич Зален­ский, врач Петр Пав­ло­вич Подъ­я­поль­ский и дру­гие, все­го 12 че­ло­век) под­го­то­ви­ла про­ект со­зы­ва в Са­ра­то­ве Все­рос­сий­ско­го съез­да се­лек­ци­о­не­ров. 4 ию­ня 1920 го­да съезд от­крыл­ся. В пер­вый день заседаний Ва­ви­лов пред­ста­вил ги­по­те­зу о па­рал­ле­лиз­ме на­след­ст­вен­ной изменчи­во­с­ти у близ­ких ви­дов. Об­ду­мы­вать эту идею Вави­лов на­чал пе­ред са­мым съез­дом. Пер­во­на­чаль­но она бы­ла вы­дви­ну­та в 1911 го­ду вы­да­ю­щим­ся не­мец­ким гене­ти­ком Э. Ба­у­ром, ко­то­рый развил высказанные еще Дарвиным представления о гомологичности изменчивости родственных в эволюционном развитии видов. Баур дал идее на­зван­ие «Го­мо­ло­ги­че­с­кие ря­ды му­та­ций» (15). Вавилов был хорошо знаком с Бауром и его работами, советовал своим сотрудникам, посещавшим Германию, встречаться с этим ученым, позже приглашал его в Ленинград, и тот, например, приехал в Ленинград в 1929 году на 1-ый Всесоюзный съезд генетиков и селекционеров вместе с несколькими другими выдающимися учеными Запада.

В счи­тан­ные дни, к 20 мая 1920 года, Ва­ви­лов на­пи­сал на эту те­му текст до­кла­да, на­звав его «За­кон гомологиче­с­ких ря­дов в на­след­ст­вен­ной из­мен­чи­во­с­ти». Ва­ви­лов ука­зал на факт па­рал­ле­лиз­ма из­мен­чи­во­с­ти одних и тех же род­ст­вен­ных си­с­те­ма­ти­че­с­ких групп. Скажем, у пше­ниц был за­ме­чен па­рал­ле­лизм в изменчиво­с­ти струк­тур ко­ло­са, у рас­те­ний се­мей­ст­ва тык­вен­ных — па­рал­ле­лизм в на­след­ст­вен­ной изменчивос­ти ор­га­нов пло­до­но­ше­ния и т. п. Это позволяло, как писал Вавлов, це­ле­на­прав­лен­но ис­кать в при­ро­де нуж­ные се­лек­ци­о­не­рам фор­мы. Кро­ме то­го, на ос­но­ва­нии этой идеи он считал возможным объ­е­ди­нить дан­ные опи­са­тель­ных раз­де­лов мор­фо­ло­гии, ана­то­мии и си­с­те­ма­ти­ки рас­те­ний, с од­ной сто­ро­ны, и ге­не­ти­ки, с дру­гой. Несколькими годами позже он издал свою работу о гомологических рядах изменчивости на английском языке. Однако, в конце 20 века возникла новая наука — геномика, которая объяснила гомологичность сходством геномов родственных видов организмов.

От Опыт­но­го от­де­ла Нар­ком­зе­ма, ру­ко­во­див­ше­го всей ис­сле­до­ва­тель­ской ра­бо­той по аг­ро­но­мии в стра­не, на съез­де при­сут­ст­во­вал про­фес­сор Ни­ко­лай Мак­си­мо­вич Ту­лай­ков. Он, как и Вавилов, был выпускником института, позже названного Тимирязевской Академией, но, кроме того, проучился в Калифорнийском университете в Беркли у создателя научного почвоведения Юджина Волдемара Хилгарда. Возвратясь в Россию, Тулайков в короткий срок стал ярчайшим ученым, разработавшим принципы системы засухоустойчивого земледелия, признанной в мире.

По окон­ча­нии съез­да Ту­лай­ков сде­лал до­клад в Опыт­ном от­де­ле Нар­ко­ма­та Зем­ле­де­лия в Моск­ве, об­ра­тив особое вни­ма­ние на вы­да­ю­щу­ю­ся ра­бо­ту Ва­ви­ло­ва, на­звал её автора «гор­до­с­тью со­вет­ской на­уки» и пред­ло­жил кандида­ту­ру Ва­ви­ло­ва на долж­ность ди­рек­то­ра Государст­вен­но­го Ин­сти­ту­та Опыт­ной Аг­ро­но­мии —центрального в со­вет­ской стра­не на­уч­но­го сельскохозяйст­вен­но­го учреж­де­ния.

Трудности российского сельского хозяйства при большевиках

Вскоре после захвата власти большевиками в России возникла проблема с продуктивностью сельского хозяйства. Нескрываемые ленинские угрозы в адрес лучших крестьян, которых он привычно обзывал кулаками, несли лишь беду, силовая экспроприация продотрядами всех продуктов, собранных крестьянами, не могла исправить ни положение жителей городов, ни отношение крестьян к новой власти. По стране прокатилось неслыханное число восстаний. Против крестьян были направлены войска для жесточайшего кровавого подавления несогласных. Начавшася Гражданская война погрузила страну в еще большие невзгоды, голод разразился в 1921–1922 годах в самом плодородном районе страны — в Поволжье и в других местах. Надо было спасать положение в сельском хозяйстве (прежде всего в производстве зерна).

Надежды на успехи Вавилова обнадеживали руководителей страны, эти успехи обещали помощь в едва ли не самом важном деле — снабжении пищей всего населения. Проблема улучшения набора всех сельскохозяйственных культур начала приобретать в России при большевиках всё более важное значение, хотя Россия до захвата ими власти вывозила в Европу огромное количество зерна и других продуктов.

Переезд Вавилова в Петроград

Кончина Регеля в конце 1920 года потребовала ускорения переезда Вавилова в Петроград. Пе­ред тем, как при­сту­пить в 1921 го­ду к ис­пол­не­нию но­вых обязанно­с­тей, Ва­ви­лов съез­дил в США, сде­лал крат­кую ос­та­нов­ку в Ев­ро­пе (в Бер­ли­не), там по­ви­дал­ся в декабре с от­цом, эмигрировавшим после октября 1917 года из советской России. К ис­пол­не­нию обя­зан­но­с­тей ди­рек­то­ра От­де­ла при­клад­ной бо­та­ни­ки Николай Иванович при­сту­пил с мар­та 1921 го­да и, про­явив упорст­во, тер­пе­ние и унас­ле­до­ван­ный от пред­ков органи­за­тор­ский та­лант, на­чал раз­ви­вать и рас­ши­рять От­дел. Те­перь он не­по­сред­ст­вен­но под­чи­нял­ся выс­шим ру­ко­во­ди­те­лям Нар­ко­ма­та зем­ле­де­лия, вза­и­мо­дей­ст­во­вал с круп­ны­ми го­су­дар­ст­вен­ны­ми ру­ко­во­ди­те­ля­ми в дру­гих ве­дом­ст­вах и дол­жен был ис­кать и на­хо­дить с ними об­щий язык.

Пе­ре­би­ра­ясь в Пе­т­ро­град, он от­чет­ли­во по­ни­мал, что его, как ког­да-то в Са­ра­то­ве, где он об­жи­вал­ся на пустом ме­с­те, ждут сно­ва труд­но­с­ти, да еще уси­лен­ные по­сле­ре­во­лю­ци­он­ной и по­сле­во­ен­ной раз­ру­хой, осутстви­ем са­мых не­об­хо­ди­мых ве­щей. 5 но­я­б­ря 1920 го­да он пи­сал сво­ей мо­ло­дой со­труд­ни­це Еле­не Ивановне Ба­ру­ли­ной, вско­ре став­шей его вто­рой же­ной:

«Си­жу в ка­би­не­те за сто­лом по­кой­но­го Ро­бер­та Эдуар­до­ви­ча Ре­ге­ля, и гру­ст­ные мыс­ли не­сут­ся од­на за дру­гой. Жизнь здесь труд­на, лю­ди го­ло­да­ют, нуж­но вло­жить за­но­во в де­ло ду­шу жи­вую, ибо жизни здесь поч­ти нет, ес­ли не труп, то силь­но боль­ной, в па­ра­ли­че. На­до стро­ить за­но­во все. Бессмерт­ны­ми ос­та­лись лишь кни­ги да хо­ро­шие тради­ции.

В ком­на­те хо­лод­но и не­у­ют­но. За не­сколь­ко ча­сов вы­слу­шал ра­порт о тя­го­с­тях жиз­ни. Хо­лод, го­лод, же­с­то­кая жизнь и ли­ше­ния. Здесь до 40 че­ло­век шта­та. Из них мно­го хо­ро­ших, пре­крас­ных работников. По нуж­де не­ко­то­рые со­би­ра­ют­ся уходить. Они ждут, что с мо­им пе­ре­ез­дом все изменит­ся к луч­ше­му.

 Ми­лый друг, мне страш­но, что я не справ­люсь со всем. Ведь все это за­ви­сит не от од­но­го. Пай­ки, дро­ва, жа­ло­ва­нье, одеж­да. Я не бо­юсь ни­че­го, и труд­ное дав­но сде­ла­лось да­же при­вле­ка­тель­ным. Но бо­язнь не за са­мо­го се­бя, а за уч­реж­де­ние, за со­труд­ни­ков. Де­ло не толь­ко в том, что­бы направить про­дук­тив­но ра­бо­ту, что я смо­гу, а в том, чтобы ус­т­ро­ить лич­ную жизнь мно­гих. Все труд­нее, чем ка­за­лось из­да­ли…» (16).

Словом, с пер­вых же дней ра­бо­ты он столк­нул­ся с финан­со­вы­ми и ор­га­ни­за­ци­он­ны­ми труд­но­с­тя­ми. В его публикаци­ях и пись­мах тех лет мож­но най­ти ука­за­ния на то, что в на­чаль­ные го­ды пре­бы­ва­ния на государсвенной служ­бе он испыты­вал к боль­ше­ви­кам чув­ст­ва, да­ле­кие от по­чте­ния. До­воль­но ча­с­то в 1922–1923 го­дах в письмах кол­ле­гам на За­пад (осо­бен­но ча­с­то Д.Н. Бородину[2]) или тем из эми­г­ран­тов, с кем он установил де­ло­вые кон­так­ты, он се­то­вал на труд­но­с­ти жиз­ни в большевистской Рос­сии:

«…на те­ле­грам­му Вам у нас де­нег нет» (18).

«На­ши став­ки уже дав­но не бы­ли так низ­ки, как теперь» (19).

«Каж­дый рубль здесь да­ет­ся с боль­шим тру­дом» (20).

«Ес­ли бы Вы пред­став­ля­ли се­бе тот ужас финансово­го по­ло­же­ния, ко­то­роый мы чув­ст­ву­ем на каж­дом ша­гу» (21).

«Ра­бо­тать в Рос­сии мож­но, хо­тя и очень труд­но… все-та­ки пе­ре­жи­ва­ет­ся здесь очень труд­ное вре­мя: учи­те­ля в сред­них и выс­ших шко­лах бед­ст­ву­ют из-за ни­чтож­ных ок­ла­дов. В го­ро­дах Моск­ве и Петрогра­де силь­ная без­ра­бо­ти­ца» (22).

В ком­мен­та­рии к след­ст­вен­но­му де­лу Ва­ви­ло­ва Я.Г. Роки­тян­ский (см. прим. /23/) при­вел ва­ви­лов­скую ци­та­ту из пре­дис­ло­ви­ия к кни­ге Ре­ге­ля «Хле­ба в Рос­сии», вы­шед­шей в 1922 го­ду (при ци­ти­ро­ва­нии тек­с­та Рокитян­ский внес в не­го ис­ка­же­ния):

«Со­бы­тия по­след­не­го 7-ми­ле­тия от­ра­зи­лись на Ре­ге­ле, сде­ла­ли его край­ним пес­си­ми­с­том, гото­вым к смер­ти в лю­бой час.

Ря­ды рус­ских уче­ных ре­де­ют день за днем, и жут­ко ста­но­вит­ся за судь­бу оте­че­ст­вен­ной науки, ибо мно­го зван­ных, но ма­ло из­бран­ных» (24).

Ро­ки­тян­ский правильно указывает, что «в ней /ци­та­те — В.С./ по­сле­о­ок­тябрь­ские со­бы­тия пред­ста­ют от­нюдь не в ра­дуж­ном све­те» (25). Правда, эле­мен­тар­ный ариф­ме­ти­че­с­кий под­счет по­ка­зы­ва­ет, что, упо­ми­ная о се­ми­ле­тии тя­же­лой жиз­ни уче­ных, Ва­ви­лов го­во­рит в том числе и о жиз­ни в цар­ское вре­мя, т.к. Регель скончался в 1920 году, и к то­му вре­ме­ни со­вет­ское го­су­дар­ст­во просущест­во­ва­ло около трех лет.

Фи­нан­со­вые труд­но­с­ти за­ста­ви­ли Ва­ви­ло­ва даже задумать­ся над тем, не по­ра­бо­тать ли не­ко­то­рое вре­мя в бла­го­тво­ри­тель­ном фон­де — Ев­рей­ском Объ­е­ди­нен­ном Ко­ми­те­те Рас­пре­де­ле­ния По­мо­щи» (Jewish Joint Distribution Committee). Ко­ми­тет был сфор­ми­ро­ван в 1914 го­ду и су­ще­ст­ву­ет до сих пор на ча­ст­ные пожертвова­ния. На­чи­ная с 1920 го­да, Ко­ми­тет (и на Запа­де, и в Рос­сии его ча­с­то име­но­ва­ли про­сто Джойнт) на­чал си­с­те­ма­ти­че­с­кую бла­го­тво­ри­тель­ную по­мощь в РСФСР пу­тем вы­да­чи не­боль­ших сти­пен­дий на обу­че­ние но­вым про­фес­си­ям, за­куп­ки ли­те­ра­ту­ры для учеб­ных и на­уч­ных за­ве­де­ний Рос­сии, оплаты преподавателей и т.п. Толь­ко в 1921–1923 го­дах Джойнт пе­ре­вел в Со­вет­скую Рос­сию ог­ром­ную по тем вре­ме­нам сум­му — 24,5 мил­ли­о­на дол­ла­ров (26). В чис­ле уче­ных, со­гла­сив­ших­ся под­ря­дить­ся на ра­бо­ту в Джойн­те, ока­зал­ся близ­кий в бу­ду­щем со­труд­ник Ва­ви­ло­ва В.В. Та­ла­нов (ра­бо­тав­ший до ре­во­лю­ции в Ста­в­ро­по­ле и Ека­те­ри­но­сла­ве, в 1919–1922 гг. в Ом­ске, а за­тем пе­ре­брав­ший­ся в Моск­ву; с 1926 го­да — со­труд­ник Ва­ви­ло­ва). Воз­мож­но­с­ть приработ­ка в Джойн­те об­суж­да­лась в трех опубликованных вавиловских пись­мах. В од­ном из них (от­прав­ле­но 10 фе­в­ра­ля 1923 го­да) Ва­ви­лов пи­сал:

«Ли­те­ра­ту­ра, при­слан­ная че­рез Джойнт, на­прав­ле­на в Пе­т­ро­град­скую ака­де­мию и бу­дет там распределена. Та­ла­нов уже со­сто­ит на служ­бе у Джойн­та. По­жа­луй, и я го­тов пой­ти бы на это. Платят в Моск­ве 150 дол­ла­ров, что со­от­вет­ст­ву­ет по на­ше­му 10 мил­ли­ар­дам в ме­сяц. Мой ок­лад с совмес­ти­тель­ст­ва­ми око­ло 600 мил­ли­о­нов. Согласитесь, пой­дешь при та­ких ус­ло­ви­ях на службу в уч­реж­де­ние по­чи­ще Джойн­та, на­при­мер ака­де­мик Бо­ро­дин — бо­та­ник — чи­та­ет на ста­ро­сти лет лек­ции по бо­та­ни­ке в Ком­пар­тии. Но в об­щем мы все же не ув­ле­ка­ем­ся со­труд­ни­че­ст­вом с Джойнтом» (27).

Как ви­дим, о том, что Бо­ро­дин чи­та­ет лек­ции коммунистам, Ва­ви­лов отзывается с явной издевкой.

Такая неле­ст­ная ха­рак­те­ри­с­ти­ка, не­со­мнен­но от­ве­ча­ла ре­пу­та­ции, ко­то­рую боль­ше­ви­ки за­слу­жи­ли в то вре­мя в сре­де уче­ных.

Взаимодействие с большевистскими властями

 Тем не ме­нее Ва­ви­ло­ву при­хо­ди­лось с пер­вых же дней го­су­дар­ст­вен­ной служ­бы не про­сто кон­так­ти­ро­вать, но тес­но вза­и­мо­дей­ст­во­вать на­пря­мую с ру­ко­во­ди­те­ля­ми Нар­ко­ма­та зем­ле­де­лия большевистского правительства, Пе­т­ро­град­ско­го со­ве­та большевиков, с другими чинами цен­т­раль­но­го пра­ви­тель­ст­ва. На­до за­ме­тить, что в то вре­мя в Нар­ко­ма­те зем­ле­де­лия вид­ную роль всё еще игра­ли та­кие круп­ные уче­ные как А.В. Ча­я­нов и С.К. Ча­я­нов, Н.Д. Кон­дра­ть­ев, Н.М. Ту­лай­ков, с ко­то­ры­ми у Ва­ви­ло­ва сло­жи­лись де­ло­вые от­но­ше­ния. Его от­но­ше­ние и к вла­с­тям во­об­ще и к большевикам в ча­ст­но­с­ти на­ча­ло ме­нять­ся к лучшему по ме­ре вне­д­ре­ния во всё бо­лее высо­кие сфе­ры ад­ми­ни­с­т­ра­тив­ной си­с­те­мы, о чем говорят от­рыв­ки из его пи­сем тех лет:

«Ра­бо­тать в Рос­сии мож­но, хо­тя и труд­но» (28).

«Жи­вем вну­т­рен­не удов­ле­тво­ри­тель­но. Со­бра­лась боль­шая груп­па, друж­ная. И ес­ли бы не бы­ло трудно­с­тей внеш­них ус­ло­вий, мож­но бы­ло [бы] рабо­тать» (29).

«Ус­ло­вия здесь не та­кие пло­хие, ка­ки­ми они бы­ли не­сколь­ко лет на­зад. Жизнь труд­на, но улуч­ша­ет­ся. На­ша экс­пе­ри­мен­таль­ная ра­бо­та раз­ви­ва­ет­ся помалень­ку, и мы ско­рее оп­ти­ми­с­ти­че­с­ки настроены» (30), «Все­со­юз­ный ин­сти­тут (име­ет­ся в ви­ду Всесоюз­ный ин­сти­тут при­клад­ной бо­та­ни­ки и но­вых культур — В.С.) как буд­то ста­но­вит­ся на ноги» (31).

«Ны­неш­ний год силь­но по­ста­вил нас на но­ги. Опытные стан­ции раз­вер­ты­ва­ют боль­шую ра­бо­ту как на­уч­ную, так и прак­ти­че­с­кую…

По­ло­же­ние о Все­со­юз­ном ин­сти­ту­те… ут­верж­де­но А.И.Ры­ко­вым» (32).

«Жизнь Ин­сти­ту­та идет пол­ным хо­дом. Поч­ти лихора­доч­но раз­вер­ты­ва­ет­ся сеть опыт­ных уч­реж­де­ний Ин­сти­ту­та. Мы рас­тем, и, мо­жет быть, в некото­рых ча­с­тях сво­их слиш­ком по­спеш­но. Нехвата­ет лю­дей. На­ла­жи­ва­ем ла­бо­ра­то­рии: химиче­с­кую, фи­зи­о­ло­ги­че­с­кую, ци­то­ло­ги­че­с­кую» (33).

Вплоть до кон­ца 1924 – на­ча­ла 1925 го­дов в пись­мах, от­прав­лен­ных за гра­ни­цу, в осо­бен­но­с­ти рос­сий­ским эми­г­ран­там, Ва­ви­лов не­ред­ко под­чер­ки­вал свою дистанци­ро­ван­ность от по­ли­ти­ки (см., на­при­мер, /34/). Так, в пись­ме М.Б. Кор­ме­ру от 31 ав­гу­с­та 1925 го­да в Нор­ве­гию Ва­ви­лов пи­сал (уместно от­ме­тить, что в личной пе­ре­пи­с­ке Ва­ви­лов в ред­чай­ших слу­ча­ях обращал­ся к ад­ре­са­там «на ты», а се­бя часто на­зы­вал в мно­же­ст­вен­ном чис­ле: «мы»):

«Как ты зна­ешь, я ни­ког­да по­ли­ти­кой не занимался… Я со­стою ди­рек­то­ром Го­су­дар­ст­вен­но­го институ­та опыт­ной аг­ро­но­мии, долж­ность вы­бор­ная и в то же вре­мя ут­верж­да­е­мая пра­ви­тель­ст­вом» (35).

Ана­ло­гич­ная фра­за встав­ле­на им в пись­мо от 7 мар­та 1926 го­да, ад­ре­со­ван­ное во Фран­цию В.И. Вер­над­ско­му, ко­то­ро­го Ва­ви­лов про­сит под­дер­жать его прось­бу о по­лу­че­нии въе­зд­ной ви­зы в аф­ри­кан­ские стра­ны че­рез фран­цуз­ский МИД (Вер­над­ский в 1923–1924 го­дах жил во Фран­ции, был хо­ро­шо из­ве­с­тен в этой стра­не как круп­ней­ший уче­ный и мог по­спо­соб­ст­во­вать в этом вопро­се): «К по­ли­ти­ке я ни­ког­да не имел ни­ка­ко­го отноше­ния» (36).

Од­на­ко в те же 1920-е годы Ва­ви­лова вво­дят во мно­гие важ­ные ко­ми­те­ты как пол­но­прав­ного члена. В 1922–1923 го­дах он был вклю­чен в орг­ко­ми­тет 1-ой сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ной вы­став­ки в Моск­ве, про­ве­де­нию ко­то­рой большевист­с­кие вла­с­ти при­да­ва­ли боль­шое зна­че­ние и ко­то­рую по­се­тил Ле­нин и дру­гие ру­ко­во­ди­те­ли пра­ви­тель­ст­ва. В 1923 го­ду он был из­бран чле­ном-корреспонден­том Рос­сий­ской (бывшей Петербургской) Академии наук в отделении физико-математических наук Ака­де­мии на­ук (по разряду биологическому), в 1926 при­суж­да­ют выс­шую в те го­ды в СССР Пре­мию име­ни В.И. Ле­ни­на за ра­бо­ты по им­му­ни­те­ту рас­те­ний, в том же го­ду его вво­дят в со­став за­ко­но­да­тель­но­го ор­га­на всей стра­ны — Цен­т­раль­но­го Ис­пол­ни­тель­но­го Ко­ми­те­та (ЦИК СССР), а че­рез год в ана­ло­гич­ный ор­ган Рос­сий­ской ре­с­пуб­ли­ки (РСФСР) — Все­рос­сий­ско­го ЦИК (ВЦИК). В 1929 го­ду из­би­ра­ют ака­де­ми­ком АН СССР и Все­ук­ра­ин­ской Ака­де­мии на­ук, на­зна­ча­ют пре­зи­ден­том Все­со­юз­ной Акаде­мии Сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных На­ук име­ни В.И. Ле­ни­на (ВАСХ­НИЛ), чле­ном кол­ле­гии Нар­ком­зе­ма.

Эти продвижения вверх помогали вы­би­вать сред­ст­ва из цен­т­раль­ных фи­нан­со­вых ве­домств, встре­чать­ся и взаимо­дей­ст­во­вать с ру­ко­во­ди­те­ля­ми пар­тии в Моск­ве (в се­ре­ди­не 1930-х го­дов он, в ча­ст­но­с­ти, не­ред­ко дружески по­се­щал Л.П. Бе­рию до­ма; этому способствовало то, что жена Берии работала в лаборатории Д.Н. Прянишникова в Тимирязевской академии), с нар­ко­ма­ми (ми­ни­с­т­ра­ми) Со­ве­тов На­род­ных Ко­мис­са­ров (или Сов­нар­ко­мов) СССР и РСФСР и чле­на­ми Цен­т­раль­но­го Ис­пол­ни­тель­но­го Ко­ми­те­та, или ЦИК (подо­бие за­ко­но­да­тель­но­го ор­га­на стра­ны). Вы­со­чай­шие де­ло­вые ка­че­ст­ва Ва­ви­ло­ва в со­че­та­нии с его образован­но­с­тью, эру­ди­ци­ей, уме­ни­ем нра­вить­ся женщи­нам и за­во­е­вы­вать их серд­ца, мяг­ко­с­тью в общении с близ­ки­ми людь­ми в не­фор­маль­ной об­ста­нов­ке со­зда­ют ему ре­пу­та­цию от­лич­но­го ад­ми­ни­с­т­ра­то­ра и в выс­шей сте­пе­ни при­ят­но­го че­ло­ве­ка, они выделяли Вавилова на фоне многих. Нет ни­че­го уди­ви­тель­но­го, что уже че­рез пол­го­да по­сле пе­ре­ез­да из Са­ра­то­ва в Пет­ро­град его вво­дят в со­став Уче­но­го Со­ве­та Государствен­но­го Инсти­ту­та Опыт­ной Аг­ро­но­мии, на который в ав­гу­с­те 1922 го­да на съез­де опыт­ни­ков «бы­ло воз­ло­же­но объ­е­ди­не­ние на­уч­ной ис­сле­до­ва­тель­ской деятель­но­с­ти в опыт­ной аг­ро­но­мии в Рос­сии» (из пись­ма Ва­ви­ло­ва Бо­ро­ди­ну от 29 ав­гу­с­та 1922 г. /37/). Председа­те­лем Ин­сти­ту­та (то есть пред­се­да­те­лем ученого со­ве­та) был из­бран Ту­лай­ков, а то­ва­ри­ща­ми пред­се­да­те­ля (его за­ме­с­ти­те­ля­ми) эн­то­мо­лог В.П. Поспелов из Са­ра­то­ва и Вавилов. Ди­рек­то­ром институ­та (од­но­вре­мен­но по­чет­ным пред­се­да­те­лем Совета) стал В.И. Ко­ва­лев­ский — аг­ро­ном, рас­те­ни­е­вод и редактор «Эн­цик­ло­пе­дии сель­ско­го хо­зяй­ст­ва» Деврие­на. В 1923 году Вавилов был избран председателем совета Государственного института опытной агрономии, а в кон­це ян­ва­ря или в пер­вые дни фе­в­ра­ля 1924 го­да — ди­рек­то­ром ин­сти­ту­та.

«По не­сча­с­тью, я в на­сто­я­щее вре­мя из­бран директо­ром Го­су­дар­ст­вен­но­го ин­сти­ту­та опыт­ной аг­ро­но­мии и фак­ти­че­с­ки при­хо­дит­ся при­ни­мать ближай­шее уча­с­тие в ор­га­ни­за­ции все­го опыт­но­го де­ла», — пи­сал Ва­ви­лов Бо­ро­ди­ну в США (38).

В Питере на него обратили внимание руководители страны, заседавшие в Смольном. Им заинтересовался личный секретарь Ленина, а чуть позже секретарь СНК Н.П. Горбунов — химик по образованию[3]. Он не мог по личной прихоти тратить время на потусторонние занятия с ботаниками, поэтому выражавшаяся им поддержка Вавилова была не случайной. Вряд ли без его содействия в 1924 году Отдел прикладной ботаники и селекции был реорганизован в исследовательский центр с характерным и многообещающим названием — Всесоюзный институт прикладной ботаники и новых культур (ВИПБиНК), в котором Горбунов был утвержден председателем ученого Совета. Слова НОВЫЕ КУЛЬТУРЫ в названии института были для новой власти многообещающими и исключительно важными.

Митинг в Кремле по случаю открытия вавиловского института

Объявление об от­кры­тии но­во­го на­уч­но­го уч­реж­де­ния с таким названием бы­ло об­став­ле­но в выс­шей сте­пе­ни тор­же­ст­вен­но. Хо­тя ба­зи­ро­вать­ся институт дол­жен был в Ле­нин­гра­де, це­ре­мо­нию от­кры­тия при­уро­чили к пер­во­му за­се­да­нию уче­но­го со­ве­та ин­сти­ту­та, и состоялась она ле­том 1925 го­да в Моск­ве, при­чем не­по­сред­ст­вен­но в Крем­ле. Вот что пи­са­ла «Прав­да» об этом экс­тра­ор­ди­нар­ном со­бы­тии:

 «20 ию­ля, в 3 ча­са дня, в Крем­ле, в за­ле за­се­да­ний Сов­нар­ко­ма РСФСР, от­кры­лось пер­вое тор­же­ст­вен­ное за­се­да­ние ИПБ и НК [Ин­сти­ту­та при­клад­ной бо­та­ни­ки и но­вых куль­тур — В.С.]…

На за­се­да­нии при­сут­ст­во­вал весь цвет сельскохо­зяй­ст­вен­ной на­уч­ной мыс­ли СССР.

Пред­се­да­тель ЦИК СССР т. Чер­вя­ков охарактери­зо­вал зна­че­ние ин­сти­ту­та, являющего­ся пер­вым зве­ном в де­ле со­зда­ния все­со­юз­ной ака­де­мии сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных на­ук им. В.И. Ле­ни­на.

Со­вет ин­сти­ту­та об­ра­зо­ван в сле­ду­ю­щем составе: пред­се­да­тель со­ве­та — Н.П. Гор­бу­нов, ди­рек­тор ин­сти­ту­та — Н.И. Ва­ви­лов, два замести­те­ля — В.В. Та­ла­нов и В.Е. Пи­са­рев. Кроме то­го, в со­став со­ве­та вхо­дят председатели нар­ком­зе­ма со­юз­ных ре­с­пуб­лик, пред­се­да­тель ЦК Все­ра­бот­зем­ле­са т. Ан­це­ле­вич и пред­ста­ви­тель Сель­ско­со­ю­за.

Ин­сти­тут име­ет шесть ос­нов­ных опыт­ных станций, шесть… опыт­ных уч­реж­де­ний, 5 лабора­то­рий, 55 ге­о­гра­фи­че­с­ких пунк­тов, предста­ви­тель­ст­во в Нью-Йор­ке.

Ос­нов­ной за­да­чей ин­сти­ту­та яв­ля­ет­ся повышение уро­жай­но­с­ти всех ви­дов сельскохозяй­ст­вен­ных и лес­ных уго­дий СССР… т. Гор­бу­нов со­об­ща­ет, что… Сов­нар­ко­мом бы­ло ас­сиг­но­ва­но 4 мил­ли­о­на руб­лей на ввоз первокласс­но­го (се­мен­но­го ма­те­ри­а­ла)… и около 3 млн. руб­лей на рас­ши­ре­ние се­мен­ных по­се­вов. Это долж­но дать к осе­ни мил­ли­он пудов ис­клю­чи­тель­ных по ка­че­ст­ву отечественных се­мян, пре­вос­хо­дя­щих луч­шие за­гра­нич­ные об­раз­цы.

Ин­сти­тут в сво­ей ра­бо­те пре­сле­ду­ет практический ук­лон» (39).

Вера большевистских властей в то, что новые культуры помогут улучшить дела в производстве продуктов

Слова о но­вых куль­ту­рах не могли войти в название института без одобрения вла­с­ти­те­лей страны. Гор­бу­нов как че­ло­век, ра­бо­тав­ший лич­ным се­к­ре­та­рем Ле­ни­на вплоть до его смер­ти, оз­ву­чил, выступая в Кремле, те­зис о том, что учреждение ВИПБиНК было обусловлено вовлеченностью Ленина в вопрос получения новых культур. Горбунов сказал, что, со­зда­вая этот инсти­тут, пра­ви­тель­ст­во ис­пол­ня­ет во­лю Ле­ни­на, яко­бы выраженную им за год до смер­ти, в де­ка­б­ре 1922 го­да:

«Все де­ла­ет­ся… во ис­пол­не­ние за­ве­та об­нов­ле­ния сель­ско­го хо­зяй­ст­ва на­ше­го Со­ю­за, дан­но­го Владими­ром Иль­и­чом Ле­ни­ным…» (40).

Да­лее, пред­став­ляя со­брав­шим­ся ру­ко­во­дя­щее яд­ро инсти­ту­та, он заявил:

Ди­рек­тор ин­сти­ту­та — про­фес­сор Ни­ко­лай Иванович Ва­ви­лов, уче­ный ми­ро­во­го мас­шта­ба, …поль­зу­ю­щий­ся гро­мад­ным на­уч­ным ав­то­ри­те­том как в на­шем Со­ю­зе, так и в За­пад­ной Ев­ро­пе и Амери­ке.

За­ме­с­ти­тель ди­рек­то­ра — про­фес­сор Вик­тор Викторо­вич Та­ла­нов… Ему Со­юз обя­зан вы­ве­де­ни­ем луч­ших сор­тов ку­ку­ру­зы, су­дан­ской тра­вы и дру­гих кор­мо­вых трав. За­ме­с­ти­тель ди­рек­то­ра — Вик­тор Евгра­фо­вич Пи­са­рев… один из круп­ней­ших рус­ских се­лек­ци­о­не­ров…» (41 ).

Поскольку Гор­бу­нов стал пред­се­да­те­лем на­уч­но­го со­ве­та ин­сти­ту­та, мно­гие ор­га­ни­за­ци­он­ные во­про­сы бы­ли быстро ре­ше­ны. Под обе­ща­ния Ва­ви­ло­ва не толь­ко обеспе­чить се­лек­ци­о­не­ров Со­ю­за ССР нуж­ным чис­лом ли­ний куль­ти­ви­ру­е­мых рас­те­ний, пер­спек­тив­ных для выве­де­ния улуч­шен­ных сор­тов пше­ни­цы, яч­ме­ня, ржи и дру­гих куль­тур, но и за­нять­ся по­ис­ком но­вых рас­те­ний для сель­ско­го хо­зяй­ст­ва, ин­сти­тут сра­зу же по­лу­чил огром­ные ас­сиг­но­ва­ния, не­со­из­ме­ри­мые ни с чем в на­уке в мас­шта­бах стра­ны. Можно повторить — отнюдь не случайно на­прав­ле­ние, свя­зан­ное с вве­де­ни­ем но­вых куль­тур, бы­ло вы­не­се­но в на­зва­ние ин­сти­ту­та. Ва­ви­лов брал на се­бя и сво­их со­труд­ни­ков ог­ром­ную ответственность: обе­ща­ния на­до бы­ло под­креп­лять резуль­та­та­ми.

По­мощь Гор­бу­но­ва пре­до­пре­де­ли­ла так­же столь важ­ное ре­ше­ние, как не­по­сред­ст­вен­ное ад­ми­ни­с­т­ра­тив­ное подчи­не­ние ин­сти­ту­та Пра­ви­тель­ст­ву государства:

«при Уп­рав­ле­нии де­ла­ми Со­ве­та На­род­ных Ко­мис­са­ров СССР бы­ло со­зда­но Уп­рав­ле­ние На­уч­ны­ми Уч­реж­де­ни­я­ми, в ко­то­рое вхо­ди­ли, кро­ме Ака­де­мии на­ук, Ин­сти­тут приклад­ной бо­та­ни­ки и но­вых куль­тур во гла­ве с Н.И. Вави­ло­вым — го­ло­вной ин­сти­тут бу­ду­щей ВАСХ­НИЛ, Мон­го­ло-Ти­бет­ская экс­пе­ди­ция под ру­ко­вод­ст­вом П.К. Коз­ло­ва[4] и Осо­бое тех­ни­че­с­кое бю­ро (Ос­тех­бю­ро)» (42).

Не мог­ло это знакомство с Гор­бу­но­вым и дру­гие свя­зи с высшими чинами не ска­зать­ся и на пе­ре­ме­не от­но­ше­ния Ва­ви­ло­ва к вла­с­тям и к большевикам: ис­че­за­ет из перепи­с­ки и из вы­ступ­ле­ний да­же на­лет кри­ти­че­с­ко­го к ним от­но­ше­ния. Сна­ча­ла это из­ме­не­ние про­ры­ва­ет­ся в стро­ках пи­сем о рас­цве­те на­ук в СССР. На­при­мер, в пись­ме к Б.П. Ува­ро­ву, эми­г­ри­ро­вав­ше­му в Ан­г­лию в 1920 г. и впос­лед­ст­вии (в 1950 го­ду) из­бран­но­му чле­ном Лон­дон­ско­го Ко­ро­лев­ско­го об­ще­ст­ва (ака­де­ми­ком по фран­цуз­ской и рос­сий­ской тер­ми­но­ло­гии), Ва­ви­лов пишет (пись­мо от­прав­ле­но 23 ян­ва­ря 1928 го­да):

«До Вас, ве­ро­ят­но, до­хо­дят из­ве­с­тия о боль­шом подъ­е­ме, ко­то­рый сей­час, не­со­мнен­но, на­блю­да­ет­ся в раз­ви­тии на­уч­ной ра­бо­ты…» (43).

 Разрастание вавиловской пирамиды власти

Ис­поль­зо­вал Ва­ви­лов пре­до­ста­вив­ши­е­ся ему возможности и для уп­ро­че­ния сво­ей лич­ной вла­с­ти. Внед­ре­ние, ин­те­г­ра­ция его в выс­шие на­уч­ные кру­ги и в ап­па­рат го­су­дар­ст­вен­ной вла­с­ти со­че­та­лись с упрочением са­мо­го «ДЕ­ЛА ВА­ВИ­ЛО­ВА», с при­вле­че­ни­ем к его де­ти­щу го­су­дар­ст­вен­но­го вни­ма­ния и, зна­чит, придания ему го­су­дар­ст­вен­но­го раз­ма­ха. Вос­соз­да­вая (воз­мож­но, не­о­со­знан­но) пи­ра­ми­даль­ную струк­ту­ру влас­ти в сво­ей об­ла­с­ти, Ва­ви­лов ста­ра­тель­но рас­ши­рял ос­но­ва­ние пи­ра­ми­ды, на­ра­щи­вал но­вые её яру­сы, и по ме­ре рос­та пи­ра­ми­ды воз­но­сил­ся сам все вы­ше и вы­ше. Так, он уве­ли­чи­вал чис­ло ру­ко­во­ди­мых им ин­сти­ту­тов, на­саж­дал ту­да сво­их уче­ни­ков и зна­ко­мых. Бла­го­да­ря ини­ци­а­ти­ве Ва­ви­ло­ва и при его не­по­сред­ст­вен­ном участии в СССР бы­ли со­зда­ны на­уч­но-ис­сле­до­ва­тель­ские ин­сти­ту­ты: Зер­но­во­го хо­зяй­ст­ва Юго-Вос­то­ка, Плодоводст­ва, Ово­ще­вод­ст­ва, Суб­тро­пи­че­с­ких куль­тур, Кор­мов, Ку­ку­ру­зы, Кар­то­фе­ля, Хлоп­ко­вод­ст­ва, Льна, Мас­лич­ных куль­тур, Ко­ноп­ли, Сои, Ви­но­гра­дар­ст­ва и чай­но­го де­ла и дру­гие. В Ле­нин­гра­де, кро­ме ВИР’а, был организован Ин­сти­тут за­щи­ты рас­те­ний. На ба­зе первокласс­ной ла­бо­ра­то­рии про­фес­со­ра Юрия Александро­ви­ча Фи­лип­чен­ко, ко­то­рая уже на­ча­ла развора­чи­вать­ся в ин­сти­тут (Ю.А. Фи­лип­чен­ко скон­чал­ся ско­ро­по­с­тиж­но и по не очень понятным причинам 19 мая 1930 го­да), был со­здан Ин­сти­тут ге­не­ти­ки АН СССР. Этот ин­сти­тут в 1933 го­ду пе­ре­ба­зи­ро­ва­ли в Моск­ву, и Вавилов, со­хра­нив за со­бой пост ди­рек­то­ра в ВИР’е, директорствовал одновременно в Ин­сти­ту­те ге­не­ти­ки, па­рал­лель­но ру­ко­во­дя как президент Все­со­юз­ной Академией Сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных На­ук име­ни Ле­ни­на (ВАСХ­НИЛ) ог­ром­ной си­с­те­мой институтов и баз этой академии. В результате, он был вы­нуж­ден те­перь разрывать­ся меж­ду Ле­нин­гра­дом и Моск­вой.

Ко­неч­но, он со­зда­вал но­вые ин­сти­ту­ты не без спеш­ки и вы­дви­гал в ру­ко­во­ди­те­ли, где мог, и так­же спеш­но, своих лю­дей. На­брать уй­му пер­во­класс­ных ис­сле­до­ва­те­лей на вновь об­ра­зу­е­мые долж­но­с­ти бы­ло не­от­ку­да. Поэто­му так по­лу­чи­лось, что во мно­гих из воз­ник­ших по во­ле Ва­ви­ло­ва ин­сти­ту­тах осе­да­ли лю­ди второстепенные, по­рой не­твор­че­с­кие, часть из ко­то­рых поз­же ста­ла ис­кать по­кро­ви­тель­ст­ва у Лы­сен­ко. Но что Ва­ви­лов де­лал ме­то­дич­но — на­ез­жал в эти ин­сти­ту­ты, при­дир­чи­во эк­за­ме­но­вал сво­их став­лен­ни­ков, ука­зы­вал им на про­сче­ты, на­тал­ки­вал на но­вые пу­ти ис­сле­до­ва­ний.

Бла­го­да­ря фан­та­с­ти­че­с­кой ра­бо­то­спо­соб­но­с­ти, Ва­ви­лов как мог, сле­дил за раз­ви­ти­ем те­о­ре­ти­че­с­кой мыс­ли в био­ло­гии и аг­ро­но­мии, вы­ка­зы­вая ши­ро­ту ин­те­ре­сов. Отсю­да же вы­те­ка­ло стрем­ле­ние из­да­вать как мож­но боль­ше сто­я­щих пе­ре­во­дов клас­си­ков ми­ро­вой на­уки. Под ре­дак­ци­ей Ва­ви­ло­ва вы­хо­ди­ли «Тру­ды по прикладной бо­та­ни­ке и се­лек­ции», переводы кни­г осново­по­лож­ни­ков ге­не­ти­ки, трех­том­ная свод­ка Теорети­че­с­кие ос­но­вы се­лек­ции рас­те­ний» (44) и дру­гие мно­го­том­ные из­да­ния. Он же был ос­но­ва­те­лем нескольких оте­че­ст­вен­ных жур­на­лов по сель­ско­му хозяй­ст­ву, вклю­чая «До­кла­ды ВАСХ­НИЛ».

Его уме­ние дей­ст­во­вать в лю­бых об­сто­я­тель­ст­вах поража­ло тех, кто знал его близко:

“Как Ва­ши де­ла, — пи­шет ему эми­г­рант из Рос­сии Яков Са­мой­ло­вич Хо­ро­вер, жи­ву­щий в Ис­па­нии. — На до­су­ге черк­ни­те. Ведь Вы ма­с­тер пи­сать открытки во всех по­ло­же­ни­ях: стоя, ле­жа, на хо­ду, в по­ез­де, в ав­то­мо­би­ле” (45).

Критика Вавилова коллегами

Но все-та­ки ор­га­ни­за­ци­он­ные и по­ли­ти­че­с­кие за­да­чи отни­ма­ли у не­го уй­му вре­ме­ни. Об этой ки­пу­чей сто­ро­не его об­ще­ст­вен­ной жиз­ни мно­гие из со­вре­мен­ни­ков отзыва­лись не­о­до­б­ри­тель­но (осо­бен­но от­кры­то Н.К. Коль­цов). Бы­ли кри­ти­ки Ва­ви­ло­ва и в его соб­ст­вен­ном ин­сти­ту­те, в осо­бен­но­с­ти из чис­ла глу­бо­ко образованных, пре­дан­ных на­уке уче­ных.

«… ста­рые до­ре­во­лю­ци­он­ной, ре­ге­лев­ской формации спе­ци­а­ли­с­ты… по­рою на­хо­ди­лись в тихой, «куль­тур­ной», оп­по­зи­ции к ди­рек­то­ру. Ее вызы­ва­ли тес­ная связь Н.И. Ва­ви­ло­ва с уп­рав­де­ла­ми Сов­нар­ко­ма Н.П. Гор­бу­но­вым, пред­се­да­те­лем Уче­но­го Со­ве­та ВИП­БиНК, вхож­де­ние ди­рек­то­ра в государ­ст­вен­ные струк­ту­ры, ак­тив­ная ра­бо­та в боль­шой и сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных ака­де­ми­ях, бесконеч­ные пра­ви­тель­ст­вен­ные, нар­ком­зе­мов­ские за­да­ния, от­вле­кав­шие кол­лек­тив от те­о­ре­ти­че­с­ких раз­ра­бо­ток, ос­мыс­ле­ния экс­пе­ри­мен­таль­ных резуль­та­тов, и в си­лу это­го все боль­ший крен в сторо­ну про­из­вод­ст­вен­ной, чи­с­то растениеведческой, аг­ро­но­ми­че­с­кой де­я­тель­но­с­ти — все это, как счи­та­ли они, ме­ша­ло нор­маль­но­му тру­ду уче­ных», —

пи­са­ли Ю.С. Пав­лу­хин и Ю.И. Ки­рил­лов в кни­ге «Соратни­ки Н.И. Ва­ви­ло­ва» (46).

Рав­ным об­ра­зом не все ста­рые спе­ци­а­ли­с­ты в его институ­те при­вет­ст­во­ва­ли и прак­ти­че­с­кую устремлённость их ше­фа:

«… не­яв­но вы­ра­жен­ный ан­ти­ва­ви­лов­ский на­ст­рой ста­ри­ков, ра­бо­тав­ших еще в ре­ге­лев­ские вре­ме­на, про­тив го­ря­чей ув­ле­чен­но­с­ти ди­рек­то­ра слиш­ком, на их взгляд, праг­ма­ти­че­с­ки­ми де­ла­ми, про­тив тесной его за­ви­си­мо­с­ти от вла­ст­ных государственных и пар­тий­ных струк­тур, на­ст­рой, о ко­то­ром, не рас­кры­вая при­чин, го­во­ри­ла Е.Н. Синская в стро­ках ру­ко­пи­си «Вос­по­ми­на­ний о Н.И. Ва­ви­ло­ве»[5], не во­шед­ших в текст из­дан­ной кни­ги» (47 ).

Финансирование правительством работы Вавилова

Разъезды по миру с целью сбора образцов растений представлялись Вавилову исключительно важными, поскольку именно поиск в природе растений для скрещиваний открывал путь для получения новых культур, а руководители страны выделяли на эти экспедиции огромные средства не из любви к прикладному ботанику, но для решения труднейших продовольственных проблем. Они надеялись, что новые источники продовольствия будут найдены быстро, новые культуры введут в сельскохозяйственный оборот и что страна будет этим спасена от голода.

Уме­ло раз­рек­ла­ми­ро­ван­ные обе­ща­ния прак­ти­че­с­кой полез­но­с­ти его коллекции обес­пе­чи­ли та­кую финансовую под­пит­ку ­е­го де­ти­ща, ка­кой не име­ло ни одно дру­гое на­уч­ное уч­реж­де­ние стра­ны в те го­ды. Но ведь собранную Вавиловым самую большую в мире коллекцию семян (более 250 тысяч образцов, то, что позже было названо генетическим банком растений планеты) надо было поддерживать: высевать, выращивать, ухаживать за посевами, то есть следить за развитием проростков, потом растений, собирать все семена, передавать их на хранение в центральный институт и там оберегать собранное как величайшее богатство. Для этого требавалось огромное число сотрудников, почти две сотни экспериментальных станций в разных географических районах страны (благо страна была огромной, самой большой мире).

До­ста­точ­но ска­зать, что в его ин­сти­ту­те уже в на­ча­ле 1930-х го­дов ра­бо­та­ла поч­ти ты­ся­ча со­труд­ни­ков, а через пять лет она возросла до тысячи семисот человек. Эта ци­ф­ра бы­ла по тем вре­ме­нам не­во­об­ра­зи­мо большой. Для срав­не­ния — в ве­ду­щем в стра­не биологиче­с­ком на­уч­ном уч­реж­де­нии — Ин­сти­ту­те экспери­мен­таль­ной би­о­ло­гии (директор Н.К. Коль­цов) штат­ных сотруд­ни­ков бы­ло око­ло де­ся­ти, в глав­ном физи­че­с­ком ин­сти­ту­те стра­ны — Фи­зи­ко-тех­ни­че­с­ком в Ле­нин­гра­де, ру­ко­во­ди­мом ака­де­ми­ком А.Ф. Иоф­фе, — инсти­ту­те, где ра­бо­та­ли бу­ду­щие Но­бе­лев­ские ла­у­ре­а­ты П.Л. Ка­пи­ца, Л.Д. Лан­дау, Н.Н. Се­ме­нов и И.Е. Тамм (последний из упомянутых работал в институте в 1942–1946 го­дах), было сто штатных научных сотрудников. Но как много из этой сотни оказалось по-настояшему великих физиков[6].

Именно для поиска в мире растений для скрещивания и получения новых культур были профинансированы экспедиции Вавилова во все континенты, а он побывал всюду, кроме Австралии и Антарктиды. Во время до­про­са в НКВД 14 но­я­б­ря 1940 го­да он назвал 34 стра­ны, в кото­рых ему уда­лось по­бы­вать в 1913–1933 го­дах: Англия, Фран­ция, Гер­ма­ния, Иран, США, Гол­лан­дия, Швеция, Да­ния, Аф­га­ни­с­тан, Абис­си­ния, Ис­па­ния, Италия, Греция, Япо­ния, Ко­рея, За­пад­ный Ки­тай, Француз­ское Со­ма­ли, Ал­жир, Ту­нис, Ма­рок­ко, Си­рия, Пале­с­ти­на, Тран­си­ор­да­ния, Эритрея, Мек­си­ка, Гватемала, Пе­ру, Бо­ли­вия, Эк­ва­дор, Чи­ли, Арген­ти­на, Уруг­вай, Бра­зи­лия и Ку­ба (49). Он не на­звал Кипр, Трини­дад и Пу­эр­то-Ри­ко, ко­то­рые он так­же по­се­тил.

Поч­ти два ме­ся­ца в начале своих путешествий Ва­ви­лов про­вел в ма­лень­кой Па­ле­с­ти­не и тог­даш­ней Трансиордании, знакомился с древ­ними ев­рей­скими рели­ги­оз­ными тек­с­тами, «что­бы вос­ста­но­вить кар­ти­ну зем­ле­де­лия биб­лей­ских вре­мен» (50).

«Был два дня в пу­с­ты­не Ара­вий­ской. На­шел огу­рец про­ро­ков. Вы­ехал на юг, — пи­сал Ва­ви­лов же­не. — От­сю­да до­еду до Си­най­ской пу­с­ты­ни, за­тем в Иеруса­лим, в За­и­ор­да­нье, к Мерт­во­му мо­рю. Дальше Са­ма­рия, Га­ли­лея, сло­вом, весь За­кон Божий. Я люб­лю эту стра­ну. Она пре­крас­на с ее гора­ми, оли­ва­ми, мо­ря­ми, раз­но­об­ра­зи­ем ланд­шаф­тов, бес­ко­неч­ны­ми ру­и­на­ми, длин­ной ис­то­ри­ей» (51).

В пись­ме к сво­е­му дру­гу и за­ме­с­ти­те­лю Пи­са­ре­ву Вавилов со­об­щал об этом пу­те­ше­ст­вии:

«Па­ле­с­ти­на бу­дет пред­став­ле­на ис­чер­пы­ва­ю­ще. Собрал до 1000 об­раз­цов и ис­сле­до­вал 5000 киломе­т­ров. Это для ма­лень­кой стра­ны да­же мно­го» (52).

8 ок­тя­б­ря 1926 го­да он из Ие­ру­са­ли­ма написал же­не:

«В га­зе­те «Дни» вы­чи­тал о по­лу­че­нии пре­мии [имеет­ся в ви­ду пре­мия име­ни Ле­ни­на, ко­то­рой Вави­лов был удо­с­то­ен в чис­ле пер­вых пя­ти её лауре­а­тов — В.С.]. Са­ма по се­бе она ме­ня не интере­су­ет. Все рав­но про­ле­та­рии. Но за вни­ма­ние тро­нут. Бу­дем ста­рать­ся» (53).

Де­я­тель­ность Вавилова как пу­те­ше­ст­вен­ни­ка на­хо­дит при­зна­ние: в 1925 го­ду Рус­ское Ге­о­гра­фи­че­с­кое общество, от­ме­чая ре­зуль­та­ты экс­пе­ди­ции в Аф­га­ни­с­тан, на­граж­да­ет его ме­да­лью име­ни Н.М. Прже­валь­ско­го «За ге­о­гра­фи­че­с­кий по­двиг», а Ита­ль­ян­ское Ге­о­гра­фи­че­с­кое об­ще­ст­во ме­да­лью «За вы­да­ю­щи­е­ся от­кры­тия». В 1931 го­ду Ни­ко­лая Ива­но­ви­ча из­би­ра­ют Пре­зи­ден­том Всесоюз­но­го Ге­огра­фи­че­с­ко­го об­ще­ст­ва[7].

Пи­са­тель М.А. По­пов­ский — пер­вый ис­сле­до­ва­тель жизни Ва­ви­ло­ва — в сво­ей кни­ге “1000 дней академика Ва­ви­ло­ва” выска­зал мне­ние, что русский ученый исполнял в сво­их поездках двоякие функ­ции — исследователя и раз­вед­чи­ка, собирав­ше­го шпи­он­скую информа­цию. Про­тив это­го умозаключе­ния вы­сту­па­ли некоторые рос­сий­ские историки, заяв­ив­шие, что последне­го за­ня­тия быть не мог­ло. Меж­ду тем та­кое подо­зре­ние высказыва­лось мно­го рань­ше. Так, 26 декабря 1930 года Александр Фе­до­ро­вич Бух­гольц — сын из­ве­ст­но­го бо­та­ни­ка-мико­ло­га, эми­г­ри­ро­вав­ший в США и дру­жив­ший с Ва­ви­ло­вым, со­об­щал ему следующее:

«Рус­ская га­зе­та в Н[ью] Й[ор­ке] про­дол­жа­ет бессове­ст­ную трав­лю. Пе­ча­та­ют га­до­с­ти. Так недавно на­пе­ча­та­ли «из­ве­с­тие»: «Из­ве­ст­ный коммунист и че­кист Ва­ви­лов (про­из­ве­ден­ный в «ака­де­ми­ки» для вти­ра­ния оч­ков За­па­ду), о система­ти­че­с­ких ко­ман­ди­ров­ках на Вос­ток ко­то­ро­го для на­ла­жи­ва­ния аген­тур­ной се­ти ГПУ уже сообщалось, вы­ехал для этой же це­ли в Мек­си­ку и Юж­ную Аме­ри­ку. Ко­неч­но, ко­ман­ди­ров­ка эта проходит под фла­гом «изу­че­ния тех­ни­че­с­ких и эфир­но-мас­лич­ных суб­тро­пи­че­с­ких рас­те­ний» (54).

(продолжение следует)

Комментарии

1 Ци­ти­ро­ва­но по сте­но­грам­ме лек­ции К.А. Фляк­с­бер­ге­ра на пер­вом за­се­да­нии круж­ка при­клад­ной бо­та­ни­ки при В.И.П.Б. и Н.К. 14 де­ка­б­ря 1928 г., оза­глав­лен­ной «Ис­то­рия воз­ник­но­ве­ния Ин­сти­ту­та При­клад­ной Бо­та­ни­ки». Сте­но­грам­ма хра­нит­ся в Ар­хи­ве ВИР. Впервые опубликовано: T. Lassan. 1987. The Bureau of Applied Botany. Sveriges UtsКоdesfеrenings Tidskrift (Journal of the Swedish Seed Association), vol. 107, No. 4, ss. 221-224. Вы­ра­жаю также бла­го­дар­ность Т.К. Лас­сан, руководившей Архивом ВИР в течение нескольких лет, за пре­до­став­ле­ние ко­пии оригинальной сте­но­грам­мы на русском языке. Как утверждал Фляксбергер, по­сте­пен­но бы­ли сфор­му­ли­ро­ва­ны сле­ду­ю­щие це­ли Бю­ро прикладной ботаники и затем института: «иден­ти­фи­ка­ция куль­ти­ви­ру­е­мых и ди­ко­ра­с­ту­щих (как по­лез­ных, так и сор­ных) рас­те­ний, их бо­лез­ней, бо­та­ни­че­с­кое и фи­то­па­то­ло­ги­че­с­кое изу­че­ние куль­ти­ви­ру­е­мых сор­тов рас­те­ний и ис­сле­до­ва­ние мер по кон­тро­лю за бо­лез­ня­ми, сбор ин­фор­ма­ции о но­вых рас­те­ни­ях и по­мощь во вне­д­ре­нии их в куль­ту­ру, экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ние по их ак­кли­ма­ти­за­ции к но­вым ус­ло­ви­ях Рос­сий­ской Им­пе­рии».

2 Там же, , стр. 9-10.

3 Ар­хив ВИР, оп. 1, дело 4, листы 4 и оборотная сторона листа четвертого (далее оборотные стороны указаны как об.).

4 Из пись­ма Р. Э. Ре­ге­ля от 12 ок­тя­б­ря 1917 го­да, Ар­хив ВИР, опись 1, де­ло 4, лист 

5 Цитиров. по книге М. А. Поповского «Надо спешить» (Путешествия академика Н.И.Вавилова). Изд. «Детская литература», М.,1968, стр. 107.

6 Короткова Т.И. Н.И.Вавилов в Саратове (1917-1921). Документальные очерки. Саратов, Приволжское книжное издательство, 1978, стр. 12-14.

7 Из пись­ма Р. Э. Ре­ге­ля (см. Прим. /4/), Ар­хив ВИР, опись 1, де­ло 4, лист 5 об.

8 Там же, л. 6 об.

9 Там же, л. 7.

10 Там же.

11 Там же, л. 7 и 7 об.

12 Ар­хив ВИР, оп. 1, д. 4, л. 28.

13 Там же, л. 27.

14 Вавилов Н. Иммунитет растений к инфекционным звболеваниям. Известия Петровской сельскохозяйственной Академии (Annales de l’Academie agronomique Petrovsckoe (pres. Moscou), год 1918, выпуски 1-4, М., 1919, 246 стр.

15 Ба­у­эр Э. Вве­де­ние в экс­пе­ри­мен­таль­ное уче­ние о на­след­ст­вен­но­с­ти. 1911.

16 Цитиров. по (6), стр. 89.

17 Пи­сьма Д.Н. Бородину и другим российским эмигрантам приведены в книге «Н.И.Ва­ви­лов. На­уч­ное на­сле­дие в пись­мах. Меж­ду­на­род­ная пе­ре­пи­с­ка, т. I. Пе­т­ро­град­ский пе­ри­од 1921-1927», изд. «На­ука», М., 1994. Бо­ро­ди­ну бы­ли на­прав­ле­ны пись­ма №№ 6, 8—13, 15, 18, 27, 60—63, ,5—68, 70, 72. 74—76, 78, 81, 85, 89, 90, 95. 98, 99, 109, 124, 125, 128, 129, 137, 144—146, 149, 150, 156, 161, 162, 177, 182, 184, 189, 193, 197, 214, 224, 237.

18 Письмо Бородину, от­прав­лен­ное в ию­не 1922 г. См. прим. (17), письмо № 11, стр. 37.

19 Письмо Бородину, от­прав­лен­ное 1 ноября 1923 г. См. прим. (17), письмо № 81, стр. 87.

20 Там же, стр. 88.

21 Там же, стр. 89.

22 Письмо М.О.Ша­по­ва­ло­ву в Ка­ли­фор­нию, от­прав­лен­ное 4 февраля 1924 г. См. прим. (17), письмо № 96, стр. 100.

23 См. в кн.: Суд па­ла­ча. Ни­ко­лай Ва­ви­лов в за­стен­ках НКВД. Би­о­гра­фи­че­с­кий очерк. До­кумен­ты, Изд. Academia, Моск­ва, 1999, стр. 21.

24 Вавилов Н.И. Предисловие к книге Р.Э.Регеля «Хлеба в России», Петроград. 1922, приложение 22-е к тому 13-му «Трудов по Прикладной Ботанике и Селекции», стр. 6.

25 См. прим. (23), стр. 21.

26 См. прим. (17), стр. 466.

27 Письмо Бородину, см. прим. (17), письмо № 63, стр. 68. См. также

 письмо, от­прав­лен­ное ему в ию­не 1922 г., письмо № 11, стр. 37.

28 См. прим. (17), письмо № 96, стр. 100.

29 Пись­мо Д.Л. Руд­зин­ско­му в Ка­у­нас от 5 мар­та 1924 г. См. прим. (17), письмо № 112, стр. 108.

30 Пись­мо Л.В. Хэр­лэ­ну (Хар­ла­ну) в США от 14 ян­ва­ря 1925 го­да. См. прим. (17), письмо № 123, стр. 114.

31 Пись­мо Бо­ро­ди­ну от 5 фе­в­ра­ля 1925 го­да. См. прим. (17), письмо № 125, стр. 116.

32 Пись­мо Бо­ро­ди­ну от 4 ию­ля 1925 г., См. прим. (17), письмо № 144, стр. 128.

33 Пись­мо Бо­ро­ди­ну от 5 ноября 1925 г., См. прим. (17), письмо № 182, стр. 144.

34 Письмо З.М. Шаповалову от 8 декабря 1921 г. См. прим. (17), стр. 27.

35 Пиьмо М.Б. Кормеру от 31 августа 1925 г., см. прим. (17), стр. 140.

36 Письмо В.И. Вернадскому от 7 марта 1926 года, Архив АН, ф. 518, оп. 3, д. 218, л. 1 об., Цитировано по кн. Н.И.Вавилов. Документы. Фотографии, Изд. «Наука», СПБ, 1995, стр. 62.

37 См. прим. (17), стр. 47.

38 Письмо Бородину от 3 февраля 1924 г., см. прим. (17), стр. 98.

39 Информационное сообщение «Всесоюзный институт прикладной ботаники и новых культур (Расширенное заседание Совета института)». Газета «Правда», 22 июля 1925 г., №165 (3096), стр. 6.

40 Там же.

41 Там же.

42 Ака­де­мия на­ук в ре­ше­ни­ях По­лит­бю­ро ЦК РКП(б)-ВКП(б). 1922-1952, М., Изд. РОС­СПЭН, 2000, стр. 11.

43 Пись­мо Ю.П. Ува­ро­ву от 23 ян­ва­ря 1928 г., ци­тир. по кни­ге: Ни­ко­лай Ива­но­вич Ва­ви­лов. На­уч­ное на­сле­дие в пись­мах. Меж­ду­на­род­ная пе­ре­пи­с­ка. Том II, 1927 — 1930, М. Изд. «На­ука», 1997, стр. 22.

44 Теоретические основы селекции растений. Тома I, II и III. Под общей редакцией академика Н.И. Вавилова. Гос. Изд. сельскохозяйственной совхозной и колхозной литературы, М. — Л., 1935-1936.

45 В кн.: Н.И.Ва­ви­лов. Международная переписка, том 2, см. прим. (43), стр. 201.

46 Пав­лу­хин Ю.С. и Ю.А. Ки­рил­лов. В кн. Соратники Ни­ко­лая Ива­но­ви­ча Ва­ви­ло­ва. Ис­сле­до­ва­те­ли ге­но­фон­да рас­те­ний. Раздел ”Вла­ди­мир Алек­сан­д­ро­вич Куз­не­цов”. СПБ. Изд. ВИР, 1994, стр. 285.

47 Син­ская Е.Н. Вос­по­ми­на­ния о Н.И.Ва­ви­ло­ве, ру­ко­пись, хра­ня­ща­я­ся в ар­хи­ве ВИР, стр. 60—61, см. так­же стро­ки из кни­ги ана­ло­гич­но­го на­зва­ния, Изд. «На­уко­ва Дум­ка», Ки­ев, 1991, стр. 33-34.

48 См. прим. (46), стр. 287.

49 См. прим. (22), стр. 330.

50 Цитиров. по книге М.А. Поповского: Надо спешить (Путешествия академика Н.И.Вавилова). Изд. «Детская литература», М.,1968, стр. 107. См. также стр. 119-120.

51 Там же, стр. 139-141.

52 Там же, стр. 141.

53 Там же, стр. 100.

54 Ци­тир. по кн.: Ни­ко­лай Ива­но­вич Ва­ви­лов. На­уч­ное на­сле­дие в письмах. Меж­ду­на­род­ная пе­ре­пи­с­ка, том. II. 1927-1930. М., Изд. «На­ука», 1997, стр. 457.

Примечания

1. В 1922 году Рудзинский /Рудзинскаус, 1866–1964/ эмигрировал в Литву, где организовал и возглавил Дотновскую селекционную станцию.

2. Дмитрий Николаевич Бородин — энтомолог и ботаник, получил образование в России, а затем эмигрировал в США и стал исследователем культурных растений, в особенности интересовался их происхождением и интродукцией новых культурных растений (вопросами, которые становились и для Вавилова исключительно важными в те годы). Вавиловская переписка с Бородиным —наиболее обширная часть международной переписки Вавилова. За время с 19 апреля 1922 г. по 22 августа 1927 г. из 237 писем, включенных в 1-ый том «Международной переписки академика Н.И.Вавилова», 54 письма были направлены Николаем Ивановичем именно ему (см. /17/). Нередко Вавилов писал этому адресату по 2–3 письма в неделю, причем письма Бородину — самые длинные во всей вавиловской переписке и содержат его мысли на разные сюжеты, от научных вопросов до условий быта.

3. Николай Петрович Горбунов (1892–1937) окончил в 1917 году Петербургский технологический институт. С июля 1917 г. – зав. Информационным бюро ВЦИК, с ноября 1917 г. — секретарь Совнаркома и личный секретарь Ленина. В 1919-1920 годах — политработник в Красной Армии, за боевые заслуги награжден орденом Красного Знамени. С 1920 г. — управделами СНК РСФСР, с 1922 г. – управделами СНК СССР и Совета по труду и обороне (СТО). В 1923–1929 г. г. – ректор МВТУ, в 1924–1929 – председатель Ученого Совета ВИПБиНК (ВИР), в 1928–1936 – председатель Комиссии Комитета по химизации, в 1931-1933 г. г. – зам. директора химического института им. Л. Я. Карпова, в 1932–1935 возглавлял Таджикско-Памирскую экспедицию при СНК, лично участвовал в восхождениях на высочайшие горные вершины, с 1935 г. – академик АН СССР и ВАСХНИЛ, с того же года Непременный секретарь АН СССР. В 1937 году арестован, 7 сентября 1937 г. расстрелян (по другим данным эта дата неверна) Реабилитирован посмертно.

4. В ней Горбунов принимал самое активное личное участие.

5. Имеется ввиду рукопись книги Синской (48).

6. Помимо упомянутых выше, это и ставшие в скором времени руководителями атомного проекта И.В.Курчатов, Ю.Б.Харитон, Я.Б.Зельдович и А.П.Александров, выдающиеся ученые, избранные академиками и членами-корреспондентами АН СССР и УССР – А.К.Вальтер, С.Н. Вернов, В.П. Вологдин, С.В. Вонсовский, Б.М. Вул, Ю.В. Вульф, Г.А. Гринберг, С.Н. Журков, И.К. Кикоин, А.П. Комар, В.Н. Кондратьев, М.И. Корсунский, Т.П. Кравец, Ю.А. Крутков, Г.В. Курдюмов, Г.С. Ландсберг, В.Е. Лашкарев, Б.Г. Лазарев, А.И. Лейпунский, П.И. Лукирский, Л.М. Неменов, И.В. Обреимов, Н.Д. Папалекси, С.З. Рогинский, Д.А. Рожанский, К.Д. Синельников, Д.И. Скобельцын, А.В. Степанов, П.Г. Стрелков, М.А. Стырикович, Д.Л. Талмуд, Г.Н. Флёров, В.А. Фок, Г.М. Франк, Я.И. Френкель, А.В. Шубников, А.Н. Щукин, великий физик, эмигрироравший в США, Г.А. Гамов.

7. География, путешествия стали на всю жизнь сильнейшей страстью Николая Ивановича. В январе 1983 года его сын, Юрий Николаевич Вавилов, на заседании, посвященном памяти его отца, рассказал, что для него в детстве отец был прежде всего географом: дома у них стоял на полу огромный глобус, и отец часто усаживался в кресло перед глобусом и экзаменовал Юрия, указывая на ту или иную страну, море, горный хребет, реку, спрашивая их название. Мальчику тогда было меньше десяти лет. Страсть к путешествиям проявлялась и в многочисленных поездках Вавилова по стране, когда он посещал институты, опытные поля и станции. Юрий Николавевич повторил это и в январе 1988 года, когда я пригласил его на обсуждение моей статьи «Горький алод» в Дом актера в Москве.

Share

Валерий Сойфер: Вавилов и Лысенко: 2 комментария

  1. Маркс ТАРТАКОВСКИЙ.

    Лысенко рассуждал так. Любой организм приспособлен к условиям среды, в которой живет. Могло ли это произойти без влияния на него самой этой среды? Если приспособленность целенаправленна (кита — к водной стихии, птицы — к воздушной, пшеницы, ржи, клевера — к данному климату, к данной почве, освещенности, увлажненности…), следовательно, она направлялась конкретными условиями бытия — то есть извне. Изменяя эти условия, можно направлять развитие организмов. А так как потомки похожи на своих родителей, значит, приобретенные признаки передаются им тоже…
    Словом, Т.Д.Лысенко был приверженцем ламаркизма — теории ошибочной, но понятной тогдашним вождям; тогда как Н.И.Вавилов был представителем генетики — прогрессивного направления в биологии, гораздо более сложного, вождям непонятного. Лысенко не лгал, но ошибался; его деловые качества были, кстати, замечены как раз Вавиловым, пытавшимся направить его на путь истинный — вовсе тогда не очевидный даже специалистам. Всё последующее следует отнести не к вине Лысенко — но диктаторской власти, поднявшей его на подиум, сойти откуда можно было разве что ползком — с риском для собственной судьбы…

    То же, к примеру, со случившейся нелёгкой \»славой\» Лидии Тимашук в известном \»деле врачей\». Врач совершенно правильно определила состояние Жданова как инфаркт, настаивала на соответствующем лечении и режиме — от неё отмахнулись. И она чувствуя свою ответственность доложила, как и положено, по инстанции. Дальнейшее известно…

    Следуя логике нынешних \»правдорубов\» следует, может быть, обвинить Пастернака в трагической судьбе Мандельштама? (Я о судьбоносном телефонном звонке Сталина…) Слава богу, до этого как-то не доезжают. Всё же — Пастернак! — а не \»какие-то\» Тимашук с Лысенко…
    С нынешних прокурорских позиций очевидны ли нам время и место — обстоятельство \»дела\»?

    1. Valery Soyfer

      Ваши разъяснения, Маркс Самойлович, правильны лишь отчасти. Они прямы, а жизнь извилиста. Посмотрите, пожалуйста, продолжение, будет интересно узнать Вашу оценку по завершении всего рассказа.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.