Чтобы речи беспечной не дать прозябать,
Обладающий тьмою сокровищ,
Ты шутить позабудь и умей сознавать,
Что её сохранишь и укроешь.
ОТЗВУКИ ПРАЗДНИКОВ
(продолжение. Начало в №5/2018 и сл.)
ГРОЗА ВБЛИЗИ
Покуда нет ещё причин,
И надвигается нелепость
Рыбацких взмыленных путин
На Петропавловскую крепость,
Хоть видит око, зуб неймёт
И нет покоя Атлантидам,
Кому, скажи, на ум придёт
Внушить мигрень кариатидам?
Покуда срок, неукротим,
Вбирает вишен каротин,
Глотает выси витамины,
И львы лежат, неутомимы,
На страже доблести морской,
Зачем повеяло тоской?
Кому, скажи, душа моя,
Чужие грезятся края,
И растворяется в молве
Купанье тёмное в Неве,
И пересохших губ обман
Отринет нови атаман?
Кому там в голову взбрело
Всыпать по первое число,
Шифровкой пользуясь извечной,
Жаре совсем бесчеловечной?
Кому взорваться довелось?
Кому в азарте удалось
Пробраться в наши Палестины? —
Бумагой тихо шелестим мы,
Свои каракули щадя,
Внимая трепету дождя.
Для полноты его сначала
Одежда к телу прилипала,
Стоял собор Петра и Павла,
И кто-то кофе недопил,
Глупили, лязгая, трамваи,
Сигнал к восстанию срывая,
И, заговорщиков скрывая,
Июль волнение топил.
При полнокровии змеистом
Шаляй-валяй дарили листьям,
Цыплят для осени считали,
Шептали милые слова —
И просчитались, задыхаясь,
В объятьях дури чертыхаясь,
И убежали, спотыкаясь,
И не догнать их, — чёрта с два!
Не привередничая с нами,
Грядущий дождь играл челнами,
Шутил звонками, именами,
Колоду лени тасовал,
Бодрился в ревности бесплодной,
Читая всё поочерёдно,
И на концерты, что немодно,
Нам приглашенья раздавал.
Неуязвимые порядки
Теперь он сгрёб единой хваткой —
Лихая мгла его несла
От коромысла до весла —
И в подчинении невинном
Томиться нечего лавинам, —
От тучи к туче по цепочке
молний коготочки —
Грозе, пришедшей с посошочком,
По нраву города гранит, —
Разливы нильские милее,
Но царскосельские аллеи
Снесутся с влагою смелее,
Покуда Ладога темнит.
Гроза извилины вбирала,
Но никого не выбирала,
Мечи меняя на орала,
Ораву радости даря, —
Не так ли мы в пылу полночном,
Необъяснимом и бессрочном,
Вверяясь правилам неточным,
Бредём, судьбу благодаря?
Готовя давеча котомку,
Уже оплавленная кромка
Хотела в странствия податься
И в небосводе разобраться,
И горизонтом называлась,
И без резону раззевалась —
Волынил попросту закат,
Пока разлёживался полдень,
Покуда ртутный перепад
На шею ночи вешал орден,
И чушь несли на огород
Для бальных тапочек острот,
И всплеск хотел, неугасим,
Сравниться с ластами гусынь
Да кур нечётким отпечатком, —
Вином почёта непочатым
Чухонский привкус, перегрет,
Готовил вкусов винегрет,
Отождествляя понемногу
Нагую горестей подмогу
С недомоганьем новостей,
Оставив происки гостей, —
Любви несжатая полоска
Слепила пальцы, как извёстка,
Уже ни в чем не сомневалась,
Пологой влагой наливалась, —
Вовсю чинили ералаш,
Долготерпение упало,
И пятипалый прилипала
Разрушил Душенькин шалаш, —
Излишки слов перебродили,
Ему виски посеребрили
И, чтобы сдуру не отвык,
Вручили вычурный язык
Для пониманья побратима, —
Отсюда краткая картина,
Покуда сплыл и был таков, —
И отпущение грехов.
Уже отсюда в двух шагах
Колосс на глиняных ногах,
Уже забросил в Нагасаки
Глазное яблоко Исаакий,
Накал каналов расплескал
Неповторимый зубоскал,
Улыбку ладную скрепляя,
Как паруса при Николае,
И славен гул его лагун,
И сладок думе, кто не лгун.
Он из намерений благих
Придёт, весомее других,
Коль не забудем мы тогдашних
Умений выбраться из зряшных
Так называемых пригод,
Как говорят на Украине, —
Не приберечь ли окарине
Лады для лагоды и льгот?
Да наплевать! Не тот ли ход
Нам сообщал, чему поверим,
Чтоб не водились вы со зверем?
Уж не подземный переход
Придёт, весомее несметных
Передвижений несусветных,
Рассвета полчищ безымянных,
Напевов точных и желанных, —
И на земле, что вдаль легла,
Делам людским не помогая
И берега оберегая,
Зажжётся, может быть, другая
Адмиралтейская игла.
ПЕТЕРБУРГСКОЮ НОЧЬЮ
Петербургскою ночью, где ульями спят
Не дома, но созданья такие,
По лепнине сквозит, где унынье скрепят,
Да латынью слетит летаргия.
Приоткрытые губы, дрожа на мосту,
Затяжную прохладцу вбирают —
И до боли опасно любить красоту,
Но убежища не выбирают.
Непомерное марево млеет вдали,
Потакая отринутым песням, —
И несносная сила туманной земли
Залегает невидимым перстнем.
Лишь лицо увидать, да ладонь протянуть,
Да поклон передать — потому ли,
Что в нетронутом иле устали тонуть
Беспокойства хромые ходули.
Да случайное счастье смущает подчас,
Да клубится Нева, понимая,
Что раздор не про нас и простор не приказ,
Понемногу глаза поднимая.
И тогда-то сложил я в уме про себя
Благодарности первую фразу
И беспошлинный город воспринял, скорбя,
Обручив его с верностью сразу.
Словно что-то подспудное тело знобит,
Чтобы славе не следовать строже, —
И душа не болит, и волна не рябит,
И ребристая мера дороже.
Пробуждая гаданье и дань не собрав,
Опровергнутый кров окрутили,
И дрожат провода, и попутчик мой прав,
И отвергнутый строй меркантилен.
Я и сам распоясаться часто бы рад,
Да не время мгновения тратить —
Мы и так наугад натворили утрат,
Но на всех и с избытком не хватит.
Никогда не хватало мне глуби ночной —
И покуда покров не распорот,
Ты шагаешь со мной, собеседник земной,
Приподняв огорчения ворот.
Предрассветную глушь мы в тиши сохраним —
Ан развеется здесь, понадеясь
На биенье в крови, на стремленье за ним,
На большую, как обморок, ересь.
Преуспевшие шорохи тронем багром,
И ведром нам не вычерпать сыри —
Сколько влаги в округе ни чую нутром,
А она только шире и шире.
Начинают отлынивать лень да полынь,
Чтоб не следовать слову простому, —
Оттого-то и холят в июле теплынь,
Что влекут ей молвы аксиому.
И за всё, что ни жжет, и за лист, что не жёлт,
И за жест беспокойного права
Не поставишь на вид, не возьмешь на учёт,
Не устроишь из чести забаву.
А пока опекай да пылись на виду,
Предрешённое наше кочевье!
Я и сам на беду утешенья не жду,
И участие тоже ученье.
Но в июле внемли мне, вниманье моё,
Рассуди, что ушло, что кошмарно,—
И Афины копьё, и кручины шитьё
Были гласу судьбы благодарны.
О предсказанном нам не судить второпях
И в подсказке нельзя разобраться —
Лучше розы в шипах или грозы в степях
Или за руки попросту взяться.
Из количества тучных, как тысяча туч,
Измерений чудных землемера
Разыграйся, горяч, и управься, могуч,
И во власти двойного примера.
Проповедуя то, что поведала даль,
Принимая как должное вычет,
Ты труды сохранил и бродить не устал,
И в груди восклицание кличет.
И бесчисленный перечень, чары вобрав
В сочетанье твоих соучастниц,
Вопреки очертаниям рек и дубрав,
Воздвигает, как лестницу, частность.
И наследуя чувства обрывистый брег
Да искусства искус непомерный,
Затянувшийся век да чужой человек
Стерегут над рекою, наверно.
Задремать бы сейчас, да покой не припас
И уют не без нас ли украшен —
Безуспешно как раз продлевается час
И, кичась, совершенно не страшен.
Уследить ли красу, распустить ли власы,
Неизведанной грустью владея,
Разбудить ли азы, подвести ли часы,
Чтоб запомнилась хлада Халдея?
Это гладь помогла, да игла не зажгла,
Что играло любым побужденьем,
Да мелодия зла и со мною пришла
Да с неведомым сопровожденьем.
Этот пламень ещё про запас не угас,
Заживут огорченья до свадьбы,
И сомненья бессмысленно смотрят на нас,
Словно статуи в старой усадьбе.
Чтобы речи беспечной не дать прозябать,
Обладающий тьмою сокровищ,
Ты шутить позабудь и умей сознавать,
Что её сохранишь и укроешь.
Неприступнее крепи придут, вопия,
Да услышится где-то тирада —
А согражданам скажем: простите, друзья!
Не напрасно вниманию рады.
По-цыгански дурманит братанье меня
С беспредельностью были беззвездной —
И шумят зеленя, ничего не храня,
Разбазарив дозор повсеместный.
Может, спрятано счастье не дальше ресниц
И темницу смутит прекословье —
Потому и страница не знает границ,
И денница стоит в изголовье.
Потому и томителен ток высоты,
Что незримо его продолженье —
Принимай же и ты золотые черты,
Возрождая помалу движенье.
И за всё, что ни есть, что слепило, как весть,
Изумлённей бравады бурлеска,
Воскрешается песнь, пробуждается днесь,
Неизменнее невского всплеска.
Не шелохнется лад, не услышит рулад
Обезличенный улей пчелиный —
Безразличие врат, да величья обряд,
Да надменная близость Челлини.
Да белёсый, как леска, висит голосок —
То ли ангел слетел ненароком,
То ли некая тайна сдавила висок,
Первородным сменилась оброком.
Да флажок, помутнев от полдневной жары,
Изменяет окраску невольно,
И повальную спячку воспримут дворы,
Продлевая её произвольно.
Всё, что было вчера, что шептало: пора!
Оглянись-ка вокруг беспристрастно! —
И деревьев кора, и реформы Петра,
И парадные — так же опасно.
И как лезвие смутное где-то на дне,
Ожидая, что скажут другие,
Шевельнётся во мне от людей в стороне
Петербургских красот ностальгия.
УЖЕ СЕНТЯБРЬ
Откуда, скажи, эта радость души?
И встреча светла, и слова хороши, —
Откуда, скажи, эта верность душе?
И я погляжу — и не надо уже
Ни шелеста, скрывшего след, — ну и пусть! —
Ни фразы простой, что твердишь наизусть,
Ни времени позднего в доме ночном,
Где ветер колышет цветы за окном, —
И кто там колдует, где острова край?
Их вьюгою сдует, а нас не пугай!
Другая сноровка у нас на двоих —
Но как разобраться нам в мыслях своих?
Нам листья осаду устроили вдруг,
И спорить не надо, где Север, где Юг, —
Разлука южнее и северней путь,
Который, прошу, никогда не забудь, —
Очерчен ли круг и загадан ли хлад?
Ну что мне на это сказать наугад?
Я лучше глаза на тебя подниму —
А город простит, как прощаем ему
Минутную преданность, кров и ночлег,
Да этот пустой иль застроенный брег,
Да ключик нагретый в ладони твоей,
Да близость ушедших от нас кораблей.
Колеблется пламени гибкого знак,
Меняет созвездья старик Зодиак,
Надменная Дева над нами летит
В тумане высот и обмане обид, —
Склоним же на время пред нею главу,
Простим же заранее блажь и молву, —
Старинная рань, как рассохшийся бот,
В чужие моря перед нами плывёт,
И ропот отъемлет, как дань, пересказ,
И парус подъемлет для нас про запас.
Скорее же руку свою протяни —
Мы в этом краю совершенно одни, —
Сбегая к воде, заполнявшей канал,
Я что-то в себе для тебя изменял
И что-то казалось мне ясным совсем,
Но это но части честных теорем,
А я не мастак вычисленья сгребать —
Не лучше ли жить да листву собирать?
Не проще ль, где лёгкий сквозит холодок
Да людные окна влияют на слог,
Лететь — но куда? — уходить — но зачем? —
Неужто и вправду уже насовсем?
Не нами заранее высчитан шаг —
Нева между нами раскинулась так,
Что нет у неё до весны берегов,
Деревьев и кровель, друзей и врагов,
Что нет уж для нас ни мостов и ни врат,
И надо, расставшись, брести наугад,
И что-то, оставшись, как наигрыш спит,
Куда-то влечёт и по нам не скорбит, —
И слышит Елена сквозь листья, сквозь сон
Холодный, осенний, намеренный звон.
ПРЕД ОКТЯБРЁМ
По истеченью лет, прощаясь с Девой,
Готовясь глубь воздвигнуть на Весы,
Плутая в коридорах без оглядки,
Считает осень терпкие доходы:
Червонную монету осыпанья,
Лиловых астр разрозненные хлопья
Да едкого сквоженья желтизну.
Пусть жар костра так низко зачерпнёт
Пустая днём Медведица Большая —
И, семизначной гаммою владея,
Раскинет врозь не звёзды, так огни.
Дополнена Земли шарообразность
Округлостями скошенных полей,
Подарком Чертомлыцкого кургана —
Серебряной амфорою с вином;
Гуляет винодельческая праздность,
Хоть в месяцы другие перелей;
Вокруг голов — сгустившаяся прана,
Да таинства Перуна иль Корана
Распутывает ныне астроном;
Приманивают чаши, словно дном,
Как светлым днём, следишь благоговенье;
Кому — говеть, кому — благословенье
Зрачка прищуром дарит небосклон,
И сон не в сон, но истины наклон
Увиденное тянет под углом
Идущего к тебе стихосложенья;
Покуда строки плоть мою несут,
Я поднимаю найденный сосуд —
Простимся, ненарошное движенье,
Меня зовут, я весь как самосуд,
Во избежанье счастия хмельного,
Бесчестия, что в моде и не ново,
Беспечности невысказанных драм,
Сквозь жизнь, что не сложилась пополам,
Пылая сердцевиною понятий,
Тем более, что гож для вероятий,
Как солнечной эклиптики извечность, —
Храните нас за нашу человечность.
(продолжение следует)
