Их отношения сложны, но в них есть динамика ловца и жертвы, и они постепенно меняются этими ролями. Если сначала Вронский ходит за Анной как тень, выпрашивая любовь, то после Анна постепенно начинает требовать этой любви, и оба они задыхаются в этих отношениях, ищут выход.
[Дебют] Ксения Чистопольская
«АННА КАРЕНИНА»: ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД
«Анна Каренина» — одно из самых популярных произведений Л.Н. Толстого. По мотивам книги снято больше фильмов и сериалов, чем по роману «Война и мир», а сюжет рождает бурю эмоций и противоречивых чувств у читателей и зрителей. Кто-то сочувствует Анне, кто-то мужу, кто-то злится на нее, кто-то на него. И на фоне этой яркой и неоднозначной истории, к которой сразу трудно найти ключ, полностью ее осмыслить и составить равновесное мнение, словно тускнеют другие персонажи. Между тем, автор написал полотно гораздо более насыщенное смыслами, чем просто повесть о женщине, которая некстати влюбилась и не выдержала осуждения общества (и дальше как хотите: вставайте на сторону любви или общественных устоев).
Л.Н. Толстой разворачивает повествование постепенно, в первом томе — даже медлительно, переходя от героя к герою, рассказывая историю с позиции каждого непосредственного участника событий, описывает их детство и молодость. Он даже знакомит нас с теми, кто, казалось бы, связан с героиней лишь весьма отдаленно и чья жизнь мало касается ведущих персонажей.
Во-первых, перед нами предстает общество широкое, раскинувшееся на два больших города, живущее весело и странно вмещающее в себя противоречия: кто-то устроился на две семьи, кто-то (как Стива) заводит постоянные интрижки, у кого-то любовники и поклонники, но все это не всерьез, в шутку, а потому и не представляет угрозы для более глубокого уклада. И при всех этих «грешках» (или возвышенных порывах, или просто правильном, уместном и одобряемом поведении), человек оказывается полностью проницаем для этого общества: все про всех знают, а о чем не знают, о том догадываются.
Мы знакомимся с Левиным, постоянно краснеющим и неловким, резким и подверженным едкому, острому чувству стыда, которое провоцирует его на необдуманные, порой даже алогичные поступки, но именно этот постоянный взгляд Левина на себя глазами других вызывает его знаменитое объяснение с Кити, когда он пишет первые буквы слов, и девушка его понимает. Многих читателей удивляет и даже злит эта сцена: длинные фразы, зашифрованные по первой букве, разве можно их понять? Но, во-первых, эта сцена имеет прототип в реальной жизни писателя, а во-вторых, у меня есть подозрение, что в то время и в том обществе понять эти фразы было гораздо легче, чем нам сейчас, и не только влюбленной девушке, которая думает и беспокоится примерно о том же, о чем и ее поклонник, но и большинству гостей Облонских, присутствовавших там. Эти буквы, призванные скрыть личное, по сути, делают его лишь более очевидным. Левин знакомится и с иной, более приятно ощущающейся стороной чрезмерной видимости себя, перед свадьбой: все вокруг знают, что ему делать, и благосклонно встречают его, а он, почти не сознавая происходящего и согласный на все, лишь подчиняется заведенным правилам и ритуалам. Настроение при этом у него почти маниакально приподнятое.
Чувство стыда испытывает Стива за обнаружение интрижки — с этого начинается роман, стыд переживает Каренин, начиная с момента, когда публика салона замечает чрезмерную вовлеченность его жены в разговор с Вронским. Карениной стыдно ощущать ухаживания человека, который вроде бы должен был вот-вот объясниться с ее родственницей. Вронский находит свое положение трудным и неловким на протяжении всего романа. Герои вообще редко остаются одни, автор часто описывает их глазами других людей, и им словно нужно присутствие посторонних, чтобы определить себя и свое положение в обществе через них.
Антрополог Эрнест Беккер описывал в книге «Революция в психиатрии» чувство стыда через метафору спектра, на одной стороне которого расположена сфера публичного, а на другой — сфера личного. Чувство стыда, по его мнению, возникает, когда публичное начинает проникать в сферу личного, раскрывая его, трактуя по-своему и показывая, что личного не существует вовсе, что человек весь виден, словно на ладони. И это один из конфликтов романа: устанавливаемое обществом отсутствие у людей личных мотивов. Можно сделать из своей любви насмешку, уместить ее в рамках приемлемого, описать так, чтобы это было понятно окружающим, и это будет принято обществом. Конфликт возникает, когда главная героиня не соглашается с такими правилами, однако ситуация продолжает играть ею против ее воли.
Есть и другой важный смысловой пласт в этом романе, который пересекается с темой общественного контроля и личного стыда. Это отношение к смерти. Смерть разрывает привычную ткань социальной жизни. Это физическая неизбежность, показывающая хрупкость человеческого существования. События, связанные с ней, несколько раз кардинально меняют взгляды героев. Каренина не хотела менять своего положения до скачек, но после падения Вронского с лошади признается мужу в своем чувстве в самых резких выражениях. Каренин желал развода и даже смерти жены, но, увидав ее при смерти, прощает ей на время все. Самой Анне в близости к смерти вновь начинает казаться, что она любит и всегда любила мужа, а связь с Вронским была ошибкой. В конце романа мы узнаем, что смерть брата приводит Левина к ощущению бессмысленности жизни и даже к серьезным мыслям о самоубийстве (он боится оставаться наедине с оружием). Тяжелые роды Кити также провоцируют изменение мировоззрения Левина: он внезапно начинает молиться, а на ребенка смотрит почти с ненавистью.
Что это? Эти изменения мировоззрения хорошо объясняет теория управления страхом смерти (terror management theory). Почти теми же словами, что Левин описывает свое самоощущение после наблюдения за смертью брата:
«В бесконечном времени, в бесконечности материи, в бесконечном пространстве выделяется пузырек-организм, и пузырек этот подержится и лопнет, и пузырек этот — я», — авторы теории описывают чувства и мысли человека после столкновения со смертью: «люди были бы охвачены ужасом, если бы их постоянно преследовало осознание своей уязвимости и смертности — дергающиеся пузырьки биологической протоплазмы, пронизанные тревогой, неспособные эффективно отвечать на запросы непосредственной среды».
Они утверждают (и это эмпирически проверено в многочисленных экспериментах), что человек перед лицом смерти прибегает к бессознательным психологическим защитам: он ищет их в своей картине мира, или в самооценке, или в отношениях привязанности. В романе происходит именно это: Анна первый раз выбирает любовь, второй раз — мужа, семейные ценности, Левин колеблется между неверием и богом, которого раньше отрицал. Это ощущается парадоксально для самих людей, но именно так работает внезапное напоминание о смерти.
Интересно, что самой подготовленной оказывается маленькая Кити. Брошенная в пучину стыда (опять-таки!) после разрыва с Вронским, вырванная из ткани социальной жизни, она исцеляется близостью к смерти, пониманием чужих страданий, осознанием, как она может облегчить последние дни умирающих. И это помогает ей затем помочь Николаю, брату Левина, помогает выдержать тяжелые роды.
Еще одна важная тема, которую берется исследовать в романе Л.Н. Толстой, — самоубийство. При развернутом описании суицидальной траектории и острого суицидального кризиса Анны, который идеально ложится на современную нарративную модель суицида и суицидального кризиса (И. Галынкер), почти незамеченным проходит суицидальная попытка Вронского, суицидальные мысли Левина, уход на войну Вронского со своим эскадроном и тысячи добровольцев, едущих на сербо-турецкую войну. Любопытно, что эти четыре типа суицида разной степени завершенности можно описать через модель Э. Дюркгейма, который опубликовал свой труд «Самоубийство. Социологический этюд» в 1897 году. Роман «Анна Каренина» вышел в 1878 году (в книге), был переведен на французский в 1885 году, то есть потенциально ученый мог его читать и вдохновиться им.
Понятно, что добровольцы и Вронский в конце романа совершают альтруистический суицид: они жертвуют собой ради «братьев-славян», и все общество приветствует их героический порыв. Это пример избыточной социальной интеграции по Э. Дюркгейму и создания героического по Э. Беккеру. Когда Катавасов решает пообщаться с добровольцами, мы узнаем, что на фронт идут люди, не нашедшие для себя устойчивой роли, которым нечего терять, и посредством этого поступка они пытаются испытать судьбу и повысить свой статус: вернуться героями или погибнуть. Все вокруг стыдятся это признать и тщательно стараются говорить об этом с одобрением. Вронский, мучимый зубной болью (физической) и воспоминаниями об Анне (моральной болью), едет на войну, потому что не может найти себе иного занятия и успокоения.
Левин размышляет о суициде и переживает «откровение», пиковое переживание по А. Маслоу: внезапно он сознает свои ценности (жить для людей и для бога, по правде), и это приводит его в состояние внутреннего равновесия. Он понимает, что не весь он открыт обществу, как в начале книги, что у него есть личный мотив, нечто священное, что знает только он и не может никому больше объяснить, но именно это примиряет его с окружающими. Он понимает, что будет как прежде «сердиться на Ивана-кучера… спорить… некстати высказывать свои мысли…» — он будет так же неловок в социальном плане, но это перестает его занимать, чувство стыда перестает иметь столь сильную власть над ним: он рождается как самостоятельная личность. Суицидальные переживания, предшествующие «откровению», на мой взгляд, соответствуют аномическому суициду по Э. Дюркгейму — ощущению отчужденности от общества, недостаточной социальной регуляции. Рождение личного мотива, который невозможно высказать, которым нельзя поделиться, но который парадоксально направлен на наведение мостов с другими людьми, на высшее благо, закрывает этот зазор, заново и неконфликтно вписывает Левина в общество, и тот уже не чувствует себя чрезмерно регулируемым им (стыд) или же, наоборот, не имеющим с окружающими никакой связи (одиночество, непонятость, суицидальность).
Суицид Анны, конечно же, фаталистический по Э. Дюркгейму: это пример чрезмерной регуляции общества индивидом. Формально она еще перебирает какие-то возможности: уехать заграницу или в деревню, но понимает, что общество, в котором она выросла, уже не примет ее. Автор много раз указывает, что ее положение становится невыносимо, и близкие общаются с ней скорее вопреки общественным настроениям, удивленно отмечая всякий раз, что она «красива», «умна», как будто это для них какое-то чудо, будто она со сменой своего статуса должна стать уродливой и глупой. Когда начинается ее суицидальная траектория? На мой взгляд, со встречи с Вронским в Москве, когда он увидел ее и решил преследовать, словно дичь. Их отношения сложны, но в них есть динамика ловца и жертвы, и они постепенно меняются этими ролями. Если сначала Вронский ходит за Анной как тень, выпрашивая любовь, то после Анна постепенно начинает требовать этой любви, и оба они задыхаются в этих отношениях, ищут выход. Но если Вронскому общество открыто и он может уйти, а потом вернуться и быть с ней ласковым, если она не окажется подвержена ревности и это позволит, то Анне некуда деваться от своих мыслей и чувств.
Л.Н. Толстой описывает эту пару с симпатией: это умные и тонко чувствующие люди, им есть чем заняться и заграницей (они путешествуют, Вронский начинает писать картины, пусть дилетантски и понимая это, но все же), и в деревне (Вронский строит больницу, Анна ему помогает, много читая и советуя), и в городе (Анна пишет книгу для детей). Вронский вспоминает на вокзале перед отъездом на войну, как прекрасна и свободна она была до начала их отношений, как «дарила любовь», и какой страшной и мстительной выглядела на опознании. Действительно, ее поступок — отчасти месть, последний бросок отчаявшегося загнанного существа, и мы, конечно же, понимаем, что отчасти виноват «ландшафт» этой «охоты». Могло ли все кончиться иначе? Мне кажется, эти отношения были обречены на неудачу отчасти из-за тактики Вронского, начавшего их с бодрой настойчивостью бравого офицера. Да, такой напор может дать отклик, но в случае Анны он привел к желанию обороняться через нападение, пойти навстречу и до конца сыграть отведенную ей роль. Из таких отношений можно только выйти усилием воли, как отходят от путей мчащегося на всех парах поезда. Это власть ситуации, которую важно осознавать и не преуменьшать. Только так можно от нее избавиться. Но Анна то выбирает тактику отрицания, не желая общаться с Карениным о разводе, то бравирует своим положением: «…какая тут неопределенность положения? Напротив».
Суицидальная попытка Вронского — пример эгоистического суицида по Э. Дюркгейму — низкий уровень социальной интеграции. После родов Анны и ее изменившегося состояния Вронский ощущает себя неуместным в отношениях и не желает преследовать иные цели: карьера, военная служба кажутся ему бессмысленными. Пути перед ним открыты, но он отвергает их. Это импульсивный поступок, о котором он жалеет и который не хочет после вспоминать.
Действия Анны и Вронского, их связь, меняют и жизнь Алексея Каренина. Многие жалеют его. Но автор описывает этого героя хоть и с симпатией, но критически. Он не помышляет о смерти, найдя себя в отношениях с графиней Лидией Ивановной, экзальтированным персонажем, и утешившись ее странной трактовкой религии. Не выдержав такого удара по самооценке, как развод, он позволяет шарлатану Ландау решать за него (и в его пользу). Это полный отказ от ответственных решений в трудной ситуации. Такой тип религиозности — поверхностный, с поиском социальной поддержки — является одной из мировоззренческих защит в теории управления страхом смерти, а не сознательным выбором.
Таким образом, Л.Н. Толстой рисует для нас образ современного ему общества, исследуя занимавшую его тему отношения людей к смерти. Его описание общества критиковали, как чрезмерно плоское и пустое, но, на мой взгляд, эта проницаемость персонажей и открытость взглядам окружающих, на которую автор делает упор и которую противопоставляет откровению Левина, крайне важна, чтобы показать отсутствие осознания героями своих защит от страха, вызванного столкновениями со смертью. Все они движутся по траекториям, задаваемым извне, пока не достигают примирения со своей смертной природой, и только тогда им удается взять собственную судьбу в свои руки. На мой взгляд, этого достигают из главных героев Левин и Кити, возможно, и Долли. Каренин убаюкивает себя лестью графини Лидии и религией, Вронский и Анна, не в состоянии преодолеть закономерностей соединившей их ситуации, после отчаянного сопротивления движутся к смерти.
Литература
- Дюркгейм Э. Самоубийство: социологический этюд. М.: Мысль, 1994.
- Маслоу А. На подступах к психологии бытия. К.: PSYLIB, 2003.
- Толстой Л.Н. Анна Каренина. М.: Художественная литература, 1981.
- Чистопольская К.А., Ениколопов С.Н. Теория управления страхом смерти: основы, критика и развитие // Вопросы психологии. 2014; 2: 125–142.
- Becker E. The Revolution in Psychiatry: The New Understanding of Man. N.Y.: The Free Press, 1964.
- Becker E. The Denial of Death. N.Y.: The Free Press, 1973.
- Dechesne M., Pyszczynski T., Arndt J., Ransom S., Sheldon K., van Knippenberg A., Janssen J. Literal and symbolic immortality: The effect of evidence of literal immortality on self-esteem striving in response to mortality salience // Journal of personality and social psychology. 2003; 84(4): 722–737. DOI: 10.1037/0022-3514.84.4.722
- Galynker I. The Suicidal Crisis: Clinical Guide to the Assessment of Imminent Suicidal Risk. Oxford, UK: Oxford University Press, 2017. 328 р.
- Greenberg J., Pyszczynski T., Solomon S. The causes and consequences of a need for self-esteem: A terror management theory // Public self and private self / Ed. by Baumeister R.F. N.Y.: Springer-Verlag, 1986. P. 189–212.
- Solomon S., Greenberg J., Pyszczynski T. Tales from the crypt: On the role of death in life // Zygon. 1998; 33 (1): 9–43. DOI: 1111/0591-2385.1241998124
