В общем, ему было понятно, что, во-первых, армия оторвалась от своих тылов, обтрепалась и износилась, во-вторых, что дисциплина у них шатается, и в-третьих — что солдаты Великой Армии полные болваны, использующие хорошие деньги на раскур и растопку.
Борис Тененбаум
Три эссе о Наполеоне
Эссе третье. Сей муж судьбы…
(окончание. Начало в №3/2018 и сл.)
I
8 августа 1805 года командующему императорской гвардией Бессьеру было Наполеоном отправлено следующее письмо, в котором было, в частности, следующее:
«…Мой кузен,
Я всегда писал Вам, приказывая сделать различные поручения относительно моей гвардии и прислать часть ее в Булонь. Если кто-нибудь из них уже выехал, пусть едут, но теперь я хочу, чтобы Вы задержали остальных и были готовы ко всему, ожидая моих приказаний…».
Письмо это нуждается в пояснениях.
Во-первых, Жан-Баптист Бессьер не был внезапно обнаруженным двоюродным братом Наполеона Бонапарта, отнюдь нет.
Ho 19 мая 1804 г. Бессьер стал маршалом Империи. И, согласно установленному этикету, с этого дня император обращался к нему как к своему кузену, что было чрезвычайно высоким отличием, разве что чуть ниже братьев императора, считавшихся «имперскими принцами».
Во-вторых, следует обратить внимание на день, которым письмо датировано. До официального приказа об уходе армии из Булони оставалось еще 17 дней — он был отдан 25 августа, а письмо датировано 8 августа.
По-видимому, это был первый или один из первых шагов, готовивших этот важный шаг — уход из Булони. Талейрану император написал:
«…к 17-му сентября я рассчитываю быть в Германии во главе 200 тысяч человек…»
Но Талейрана он известил уже позднее, только тогда, когда решение было принято. В тот же день из ставки ушли приказы, объявлявшие, что Английская армия в Булони распускается и получает другое назначение. А еще немного погодя ее части были сведены в новую организацию, получившую название «Великой Армии». 28 августа армия получила приказ сосредоточиться в Страсбурге, но сам император оставался в Булони до 3 сентября, когда передовые части его войск уже далеко ушли вверх по течению Рейна.
Принимались самые серьезные меры безопасности для того, чтобы внушить англичанам, что в императорской ставке ничего особенного не происходит и все идет как обычно.
У Наполеона уже вошло в обычай действовать так, как он сделал в ходе Второй Итальянской кампании, окончившейся сражением при Маренго, — срываться с места в последнюю минуту и «исчезать» в направлении, не известном никому, кроме лиц его ближайшего окружения. Он прекрасно знал, что за ним следили, и не хотел выдавать свои намерения вплоть до последней минуты.
А намерения у него были чрезвычайно серьезные.
Он собирался повторить легендарный, столетней давности маневр английского полководца, герцога Мальборо: перебросить армию с побережья Атлантики на Дунай.
II
Надо сказать, что за 100 лет после Мальборо многое изменилось. В частности, успехи картографии сделали возможным координированные действия гораздо большей массы войск, чем в его времена.
Сейчас, в 1805-м, в поход отправлялось не 35-40 тысяч человек, а впятеро больше. Тем не менее все было подготовлено так, что войска двигались быстро, согласованно и такими дорогами, что они и друг другу не мешали, и снабжение добывали без особых проблем, и всегда находились друг от друга на расстоянии не больше одного-двух дневных переходов.
Армия была разделена на семь корпусов, устроенных так, что каждый из них имел и собственную кавалерию, и собственную артиллерию, и собственную администрацию — и вообще все учреждения, нужные для независимого ведения военных действий.
Вдобавок к корпусам имелся так называемый Кавалерийский резерв под командой Мюрата, куда была собрана главная масса конницы, и Артиллерийский резерв, которым командовал Мармон.
Оба резерва, и Кавалерийский, и Артиллерийский, так же, как и гвардия под командой Бессьера, были подчинены непосредственно императору. Целью похода была Бавария — Наполеон стремился опередить развертывание войск Третьей Коалиции на Рейне.
Император оставлял за собой Францию, находившуюся не в лучшей форме.
Гигантские затраты на Булонский лагерь совершенно расстроили финансы, казна была пуста, и пришлось прибегнуть к серьезным займам, чтобы покрыть самые необходимые расходы.
Еще будучи Первым Консулом, Наполеон учредил Французский Банк как единственное учреждение, имеющее право на выпуск банкнот, и он тщательно следил за тем, чтобы ценность этих бумаг соответствовала введенному им стандарту франков из серебра — пример времен ранней Республики и Директории сделал его очень осторожным в отношении денег, «…делаемых…» печатным станком.
Престол императора был непрочен.
В 1802-м он ликвидировал министерство полиции под замечательным предлогом того, что теперь Франция сплочена и надобность в нем отпала.
По-видимому, одним из главных факторов для принятия такого решения было отстранение Фуше, который забрал себе уж очень много власти и влияния. Министр полиции был награжден синекурой сенатора, огромным даром в добрых два с половиной миллиона франков — и отправлен на покой.
В 1804-м его пришлось вернуть — оказалось, что императору все-таки было нужно министерство полиции, а на посту министра, возглавляющего это важное учреждение, ему был нужен самый лучший специалист, которого только можно было найти. Наполеон верил в то, что в случае нужды он сумеет с ним сладить.
Наконец, не был улажен существеннейший для всякого монарха вопрос — вопрос о преемнике.
III
Еще до того, как консулат Наполеона стал пожизненным, Жозефина просила супруга:
«Ах, Бонапарт, ну не делайся королем, это тебе все негодный Люсьен твердит, не слушай его…»
У мадам Бонапарт была установившаяся привычка звать мужа по фамилии, а что до ее нежелания того, чтобы он стал «…королем…», то у нее были на этот счет свои соображения. Конечно, если можно назвать таким веским словом — соображения — те немудрящие мысли, которые составляли содержание ее головы.
Больше всего она боялась, что Наполеон ее бросит.
По теперешним понятиям она была отнюдь не старой женщиной, в 1804-м ей было чуть больше 40 (она родилась в 1763 г.), но в те времена девушки начинали взрослую жизнь рано. Мать Наполеона вышла замуж в 14 лет, а по воспоминаниям людей, знавших Жозефину на Мартинике, ухаживать за ней начали, когда ей только минуло 12.
Она знала, что любому «…королю…» нужен наследник, и вела прямо-таки стратегическую кампанию, в трех направлениях сразу.
Она доказывала, во-первых, что наследник супругу совершенно не нужен, потому что ему незачем становиться королем, во-вторых, что в отсутствии у них детей она не виновата, потому что родила же она двух детей своему первому мужу, виконту де Богарнэ, и в-третьих, что в отсутствии детей у Наполеона Бонапарта виноват сам Наполеон Бонапарт, потому что, несмотря на все свои победы, в отношении производства детишек он как-то все-таки в жизни не преуспел.
Всякая супружеская пара — в какой-то степени тайна.
Что именно притягивает двух людей друг к другу и почему они не расстаются (или, наоборот, расстаются), зависит от множества обстоятельств, возможно, неизвестных и им самим.
Почему Наполеон держался за свою неумную и стареющую супругу, со стороны не понять. Ее прямо-таки ненавидел весь клан Бонапартов, включая сюда и «мадам Матушку», как именовалась Летиция Бонапарт. Родить ему детей она уже определенно не могла. Какие бы сомнения в его способностях иметь детей его супруга ему ни внушала, он знал, что по крайней мере одна из его временных пассий из числа фрейлин Жозефины сына ему все-таки родила, и он вряд ли имел основания сомневаться в своем отцовстве — ребенок был похож на него.
Кое-что можно понять из мемуаров Констана — их тщательно проанализировал Фредерик Массон, написавший целый труд под названием: «Наполеон как муж и любовник».
И если почитать все это вместе, то складывается впечатление, что простые привычки Наполеона Бонапарта в отношении еды и вина (Констан пишет, что его хозяин редко проводил за столом больше 15—20 минут и не замечал того, что ему подавалось) распространялись и на женщин. Он старался обставить эту сторону своей жизни по системе: «…побыстрей, попроще и без осложнений…».
Например, из женщин, служивших его супруге, он часто выбирал себе ее чтиц — в их обязанности входило читать мадам вслух, иногда отворять двери в ее покои гостям и посетителям ее салона, и они считались рангом ниже всех прочих фрейлин, разве только на шаг повыше горничных. Кроме того, все они были молоды и в браке не состояли, что снимало проблему ревнивых мужей.
Поэтому такого рода романы шли по накатанной колее: девице предлагалось внимание хозяина дома, свидание проходило примерно в том же темпе, в котором он обедал, то есть на всю процедуру отводилось от силы 20 минут — а потом он возвращался к своей работе. После того, как эти отношения Наполеону надоедали, девушке делался значительный подарок, и она оставляла его резиденцию.
Но с проблемой наследника надо было все-таки что-то делать.
IV
В 1801 году Наполеон предпринял попытку как-то решить проблему — он устроил брак своего младшего брата, Луи, и своей падчерицы, Гортензии де Богарнэ.
Молодожены друг друга не любили, невеста стояла перед алтарем вся в слезах, но брак их состоялся и принес детей — в 1802-м Гортензия родила сына, которого назвали Наполеон Луи Шарль, по-видимому, имя ребенка указывало на его деда, Карло Буонапарте (или, если по-французски, Шарля Бонапарта), на его отца, Луи Бонапарта, и на его великого дядюшку, Наполеона Бонапарта.
Наполеон к ребенку необыкновенно привязался.
Когда он подрос достаточно, чтобы мог ходить, ему случалось навещать Наполеона даже в его рабочем кабинете, и ради такого визита прерывались заседания — всесильный император усаживался на пол и начинал играть с мальчиком, доводившимся ему одновременно и племянником, через его брата Луи, и внуком, через Гортензию, которую Наполеон удочерил еще в 1796-м.
Злые языки поговаривали, что ребенок доводился ему еще и сыном — они, по общему признанию, были очень похожи друг на друга.
Констан такое предположение отвергает на корню — он говорит, что хозяин и правда очень хорошо относился к своей падчерице, но любил ее как заботливый отец, а не как пылкий любовник, слухи же шли из источников, недоброжелательных к ребенку и к его матери.
Конечно, хороший слуга не станет ворошить на людях грязное белье семьи, главе которой он преданно служит, так что показания Констана можно легко списать как предвзятые. Но, по-видимому, в данном случае он ничего не покрывает, а говорит вполне искренне.
В самом деле, Наполеон, на цыпочках крадущийся в комнату самой незначительной из компаньонок своей супруги и настолько озабоченный тем, чтобы не попасться на глаза кому-то из служанок на женской половине дома, что высылает Констана вперед «…на разведку местности…», — и Наполеон, забирающий себе в постель юную дочь своей супруги — той самой, которую он так боится огорчить, — это все-таки два разных человека.
Констану в данном случае для того, чтобы соврать, надо было бы пригладить и все остальное, написанное им о хозяине, и он этого не сделал.
Кстати, про чисто отеческую любовь к падчерице говорит то же самое, слово в слово, и другой «…домашний человек…» Наполеона, его секретарь, Бурьен. А уж у него были огромные основания для обиды — когда он захотел уйти в отставку, не выдержав сумасшедшего темпа работы с Наполеоном, тот выгнал его, обвинив в воровстве.
Обвинение было, скорее всего, вздорным — у Бурьена даже и доступа не было ни к каким фондам, кроме как к мелочи на непредвиденные расходы.
Но Наполеон разгневался, обвинил секретаря в краже шкатулки с бриллиантами (явный и совершеннейший вздор) и не только лишил всякой пенсии или пособия, но и не позволил ему претендовать ни на какую другую должность в государственном аппарате. Это практически полностью закрывало Бурьену и работу у частных лиц — кто же захочет навлекать на себя подозрения в симпатии к опальному служащему из личного кабинета императора?
Однако, как бы то ни было, вопрос о наследнике получил возможное решение — им мог быть объявлен маленький Шарль Луи Наполеон Бонапарт.
Проблема была тут только в том, что это очень огорчало его родственников, включая даже и его отца.
V
Луи Бонапарт саму идею того, что его сын может стать наследником императора, в то время как он, его отец, при этом из цепочки престолонаследия исключается, рассматривал как оскорбление.
Еще хуже чувствовал себя Жозеф Бонапарт.
Согласно старинной традиции он именовался «Месье» — не как обычное вежливое обращение, а как почетный титул самого старшего из братьев царствующего монарха Франции.
Проблема, однако, состояла в том, что по той же самой освященной временем королевской традиции монархом автоматически становился самый старший из братьев, a титул «Месье» следовал второму, следующему за ним по старшинству.
В императорской же Франции монархом был Наполеон I, младший брат «Месье», — и старшему это портило настроение настолько, что своим дочкам он велел называть дядюшку не «Сир», как полагалось, а «Первый Консул», как уже, безусловно, не полагалось.
А после коронации, прошедшей в декабре 1804-го, он и вовсе разобиделся, потому что сын его младшего брата Луи, маленький Шарль Луи Наполеон Бонапарт, получил полное преимущество по сравнению со всеми своими кузенами, потому что он, единственный из них, был не только племянником императора, но и внуком императрицы.
Кстати, о коронации.
Во-первых, Наполеон короновался не в Риме, а в Париже, буквально выписав туда для этой цели папу римского. Во-вторых, целился он явно повыше, чем просто в императоры Франции, потому что в дополнение к своему французскому венцу он добавил и второй — короля Италии. Не всей географической Италии, а северной ее части, примерно в границах лангобардского королевства, а в школах Франции стали уделять повышенное внимание изучению истории Карла Великого, правившего, как известно, чуть ли не всей Европой.
И, наконец, в-третьих: сестры императора закатили ему грандиозный скандал — нести шлейф его жены, императрицы, венчанной самим Наполеоном императорской короной, они отказались наотрез.
Сестры Бонапарт мадам Жозефину считали «…старой шлюхой…», и слухи о том, что отцом ребенка Гортензии был не их брат Луи, а их брат Наполеон, шли из их окружения.
Родственникам Наполеона многое сходило с рук.
Но в данном случае он проявил твердость. Сестрам было сказано, что либо они выполнят волю императора, либо им придется оставить Францию.
Прецедент был — Люсьен Бонапарт должен был действительно уехать в некое более или менее комфортабельное изгнание.
Так что они покорились.
Коронация прошла с необыкновенной пышностью. Правда, перед этой церемонией пришлось исполнить еще одну — Жозефина сообщила папе римскому, что ее брак с Наполеоном не церковный, а гражданский, и, следовательно, они не венчаны.
В общем, императору пришлось обвенчаться с супругой.
Восемь лет назад, перед заключением их гражданского брака, нотариус вдовы Богарнэ очень не советовал ей вступать в брак с молодым генералом Бонапартом, мотивируя это тем, что у генерала нет ни кола ни двора.
После коронации Наполеон не без юмора попросил жену спросить у нотариуса — все ли еще он придерживается своей тогдашней точки зрения? Если она и поинтересовалась точкой зрения старого законника, его ответ остался потомству неизвестным.
Император этот вопрос больше не задавал — осенью 1805 года у него были дела поважнее.
VI
Вопрос «Что такое гений?», по-видимому, ответа не имеет. Необыкновенная одаренность человека в какой-то одной области деятельности вовсе не предполагает, что он будет столь же успешен в чем-нибудь еще.
Наполеон Первый, именовавшийся в 1805 году императором французов, далеко не блестяще говорил на французском. Он, по-видимому, вообще не был способен к языкам — не зря его школьный преподаватель немецкого так в нем отчаивался, — но уж французский, казалось бы, он изучал с 10-летнего возраста? И тем не менее говорил с акцентом, и над его оговорками охотно потешались — потихоньку, конечно.
Приведем для иллюстрации цитату из превосходной биографии Наполеона, написанной А.З. Манфредом:
«…Он (Наполеон) допускал грубые фонетические и смысловые ошибки во французском языке. Он произносил слово «пехота» (infanterie) так, что оно звучало «ребятня» (enfanterie); он говорил «секции» (section), имея в виду сессии (session); он путал значение слов «перемирие» и «амнистия» (armistice et amnistie) и допускал множество иных грубых ошибок…».
Профессиональный военный, окончивший начальную Военную Школу в Бриенне, а потом еще поучившийся и в Париже, Наполеон Бонапарт не слишком хорошо сидел на коне. Картина Давида, изображающая его на вздыбленном скакуне, — чистая фантазия. Героический командующий Итальянской армией, генерал Бонапарт, с такого коня слетел бы немедленно.
Его верный слуга, Констан, сообщает, что всех лошадей императора объезжали самым тщательным образом. Их приучали без единого движения переносить и грохот пушек, и вспышки выстрелов, и гром военных оркестров, и вообще ни в коем случае не пугаться — конюшие Наполеона боялись за своего государя, который был не слишком искусным наездником.
Более того, Наполеон Бонапарт плохо стрелял.
Не в том смысле, что он не попадал в цель — тогдашние мушкеты вообще не гарантировали попадание в человеческую фигуру на расстоянии больше 50 шагов, а в том смысле, что он неправильно держал свое ружье. Констан неизменно встречал своего хозяина после охоты, и у него неизменно оказывалось отбитым правое плечо, потому что он не прижимал к нему приклад, как положено, а почему-то оставлял какое-то пространство свободным, и отдача столь же неизменно нещадно его била.
В итоге он оказывался в своих покоях с черно-синими огромными синяками, которые его верный камердинер с уже вошедшей в привычку неизменностью протирал одеколоном.
Но, в конце концов, Наполеон Бонапарт не был ни кавалеристом, ни пехотинцем, а был генералом. И в этом качестве он не имел себе равных.
Стремительный поход французской армии от Атлантики к Дунаю не был «…бессознательным потоком множества людей…», как определял такие вещи Л.Н. Толстой — в своем роде тоже односторонний гений, который любил веско порассуждать о предметах, в которых понимал очень мало.
Все военные эксперты, занимавшиеся изучением этого похода, отмечают превосходное планирование маршрутов — корпуса шли параллельными путями, не мешая друг другу.
Военная администрация ввиду отсутствия наличных «закупала» все необходимое по дороге посредством реквизиций — в обмен на продовольствие, повозки, лошадей и все прочее выдавались расписки, за которые теоретически можно было получить уплату, предъявив их в канцелярии тыловых учреждений армии.
Таким образом, создавался удобный для командования компромисс — с одной стороны, армия снабжалась в кредит, с другой — отпадала необходимость в задерживающем движение грабеже, который был необходим для пропитания революционных армий Республики.
К тому же это в восемь раз сокращало количество необходимого обозного транспорта.
В организационное устройство артиллерии было внесено новшество — погонщики упряжек перестали быть гражданскими, их «милитаризовали» и соединили в одну команду с расчетами орудий. Эта простая мера сильно повысила подвижность артиллерии, особенно на поле боя. Наконец, последнее и самое главное, — корпуса не только двигались быстро. Они были еще и прекрасно нацелены.
VII
Известно с давних времен, что «…сила коалиции меньше, чем сумма сил государств, ее составляющих…». Это, вообще говоря, очень понятно — каждый имеет свои собственные цели и приоритеты, a для того, чтобы действовать вместе, приходится действия координировать.
Это всегда нелегко, а уж когда государства-участники так далеки друг от друга, как составлявшие Третью Коалицию Англия, Россия, Швеция и Австрия, то трудности возрастают еще больше.
Перед кампанией 1805 года Наполеон и его штаб взвесили опасности, угрожавшие Франции. Нападение на нее было возможно на двух фронтах: французские войска в Королевстве Италии могли подвергнуться нападению с севера, из Тироля, и с юга, из Неаполя. Территории собственно Франции можно было угрожать на востоке, с верховий Рейна, через Баварию, и на западе, с побережья Голландии, где могли высадиться англо-русские десанты.
Теоретически они могли атаковать и на юге, у Тулона, используя английский флот и войска Неаполитанского Королевства.
Наполеон принял решение сосредоточиться на одном направлении — на Баварии. Австрийцы выдвинули там авангарды под номинальным командованием эрцгерцога Фердинанда — на самом деле всем распоряжался генерал Карл Мак, его начальник штаба.
Его армия общей численностью в 72 тысячи человек должна была послужить прикрытием для подходивших русских войск под командой Кутузова. В качестве центра операций генерал Мак избрал город Ульм на территории союзника Наполеона, курфюрста Баварского, который и был вскоре занят.
Французская Великая Армия, проделав за 13 дней ускоренного марша едва ли не 400 километров, оказалась у Ульма быстрее, чем можно было предполагать.
К тому же подробности ее движения оказались австрийцам неизвестны.
Мюрат с назначенной ему императором задачей справился блестяще — армия была прикрыта плотной завесой французской кавалерии. В итоге левое крыло наступавших французских войск обошло Ульм и отрезало его от Вены.
В принципе Третья Коалиция могла располагать полумиллионом войск, с возможным добавлением 200 тысяч пруссаков, что превосходило Великую Армию больше чем втрое, — но благодаря скорости ее движения в одной точке, под Ульмом, у нее оказалось сил вдвое больше, чем у противника — около 150 тысяч человек против австрийских 72 тысяч.
Численный перевес дал Наполеону возможность «…раскинуть сеть…» — корпуса Великой Армии обошли Ульм со всех сторон, отрезая Маку отступление и к Вене, и в Тироль, на соединение с австрийскими войсками в Италии.
Попытка уйти была предпринята слишком поздно, и в итоге, вместе с гарнизоном сдавшегося 20 октября 1805 года Ульма, больше 60 тысяч австрийцев оказались в плену.
Огромная победа была достигнута почти бескровно благодаря скорости движения и точности маневров.
13 ноября Наполеон въехал в Вену. Буквально одновременно с этим Мюрату, Ланну и Бертрану (с ними был еще один офицер, полковник саперных войск Дод) удалось хитростью захватить огромный каменный мост через Дунай.
На левом берегу Дуная находились русские войска Кутузова в количестве 45 тысяч человек, защищенные рекой. Удача Мюрата и его товарищей обеспечила французской армии легкую и надежную переправу — и Кутузову надо было выбирать одно из двух: остаться на месте, как несчастный генерал Мак, и оказаться в окружении вдвое более многочисленного врага — или немедленно отступать.
Повторить судьбу Мака генерал Кутузов не захотел — началось поспешное отступление.
VIII
В 1704 году, в царствование великого короля Людовика Четырнадцатого, французская армия под командованием маршала Таллара в соединении со своим союзником, курфюрстом Баварии, нацелилась на Вену с целью нанести смертельный удар по Австрии, слабому звену антифранцузской Великой Коалиции.
Пришедшие на помощь Австрии английские войска под командованием Джона Черчилля, 1-го герцога Мальборо, спасли ее столицу, вдребезги разбив французов в Баварии, под Бленхеймом. Сам маршал Таллар попал тогда в плен.
В 1805 году, через 101 год после Бленхейма, французские войска вместе со своими союзниками-баварцами нанесли Австрии тяжелое поражение у Ульма. На этот раз они вошли в Вену, императорская ставка была учреждена в Шенбрунне, венском эквиваленте императорской резиденции в Тюильри.
И тем не менее к концу ноября 1805-го ситуация для французов выглядела мрачнее некуда.
21 октября 1805 года у мыса Трафальгар на Атлантическом побережье Испании около города Кадис произошло огромное морское сражение между английским флотом и союзными флотами Франции и Испании. Оно окончилось полным, страшным разгромом союзников — они потеряли 22 линейных корабля.
Англичане потерь в кораблях не понесли, но командующий их флотом, адмирал Нельсон, был убит в бою. Это была огромная потеря — он один стоил целой эскадры.
Но его гибель оказалась не напрасной, Булонскому лагерю и национальной флотилии пришел конец, никаких надежд на успех вторжения в Англию больше не оставалось.
Французская же армия в Вене оказалась в крайне трудном и опасном положении. Кутузов сумел-таки уйти от погони и, потеряв 12 тысяч человек из тех 45 тысяч солдат, что у него были, все-таки привел свою армию на соединение с подходившими из России подкреплениями.
С армией был сам царь, Александр Павлович. Вместе с уцелевшими после ульмского разгрома австрийскими полками к нему присоединился и император Австрии Франц. Вместе у союзников было около 90 тысяч войска, а непосредственно против них стоял Наполеон, у которого под рукой было от силы 50-55 тысяч.
С итальянского театра военных действий на выручку Вены шла австрийская армия эрцгерцога Карла. Ожидался также подход подкреплений из России, но самое главное — российский и австрийский императоры получили известие, что в ставку Наполеона едет посол короля Пруссии, Гаугвиц, с ультимативным требованием немедленно очистить Германию.
В противном случае Пруссия была готова выступить всеми своими силами, до 200 тысяч человек, на помощь Третьей Коалиции.
Великая Армия Наполеона за время интенсивной военной кампании, проходившей с с конца августа 1805 года и по конец ноября, была утомлена и силой обстоятельств растянута по огромной дуге от Страсбурга до Вены — ей надо было защищать свои линии коммуникаций с Францией.
Было получено известие, что Наполеон предлагает перемирие и просит Александра Первого о личном свидании и о переговорах. Союзники согласились начать переговоры.
В личном свидании Наполеону было отказано.
IX
Последние дни ноября 1805-го описаны в первом томе романа «Война и мир», и описаны совершенно замечательно. Разговор не о литературном уровне, который выше всех похвал, а об историческом фоне. В мелких деталях, разбросанных тут и там, Л.Н. Толстой скрупулезно, документально точен. Вот, скажем, небольшая цитата:
«…Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, — повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. — Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю…»
Персонаж «Долгоруков», в подробности описания которого он не входит, — это князь Петр Петрович Долгоруков.
В 1805-м ему было всего 28 лет. Именно его царь и выбрал для ведения переговоров с Наполеоном. Того, как он их провел, Толстой тоже коснулся, и тоже — вскользь и слегка. Вот что говорит его персонаж, когда князь Болконский спрашивает его мнение об «…императоре французов…», которого он видел лично:
«…Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтоб я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, — отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина…».
Тут опять все точно, как мы знаем из мемуаров самого Наполеона, князь говорил с ним очень заносчиво. В какой-то степени его для этого и выбрали — у князя была репутация человека, который не побоится никого и ничего.
Е.В. Тарле описывает его разговор с Наполеоном следующим образом:
«…Александр отказал Наполеону в личном свидании и отправил к нему князя Долгорукова. Долго впоследствии издевался Наполеон над этим молодым придворным генералом; он его потом даже в официальной печати называл «reluquet». В этом непереводимом французском эпитете заключены два русских понятия, выражаемые словами «шалун» и «вертопрах».
Вел себя Долгоруков надменно, непреклонно и внушительно, обращаясь с французским императором, «как с боярином, которого хотят сослать в Сибирь», — так впоследствии острил Наполеон, вспоминая об этом свидании.
Продолжая талантливо исполнять ту же комедию, Наполеон прикинулся смущенным и расстроенным. И вместе с тем, зная, что не следует переигрывать и что все на свете, даже глупость князя Долгорукова, имеет предел, он кончил свидание заявлением, что не может согласиться на предложенные условия…».
Надо сказать, что, говоря о том, что «…даже глупость князя Долгорукова имеет пределы…», Евгений Викторович Тарле последовал за Наполеоном и ради красного словца представил полным дураком вообще-то очень дельного человека.
Александр использовал его услуги для дипломатических переговоров с королем Пруссии, да и в делах внутренних он был ему полезен, хотя бы тем, что не боялся высказывать свое мнение.
Он, например, резко разошелся с князем Адамом Чарторыйским, другом Александра Первого и его министром иностранных дел, в важнейшем вопросе о восстановлении Польши. Это был любимый проект князя Адама — собрать земли Польши, разделенные между Австрией, Пруссией и Россией, в единое Королевство Польское, конституционную монархию, связанную с Россией личной унией. При этом Александр, помимо Императора Всероссийского, становился бы и польским королем — и мысль эта Александра Павловича сильно занимала.
Князь Долгоруков оспорил саму эту идею.
Он полагал, что поляки, собранные вместе в единое государство, неизбежно захотят и независимости от предлагаемой им унии с Россией. Хотя точка зрения Адама Чарторыйского поддерживалась чуть ли не всеми близкими сотрудниками Александра Павловича — и Новосильцевым, и графом Кочубеем, и графом Строгановым, и самим императором, Долгоруков не побоялся ее оспорить и даже заявил однажды Чарторыйскому прямо в лицо:
«…Вы рассуждаете, милостивый государь, как польский князь, а я рассуждаю, как русский…»
Нет, что бы ни говорил Е.В. Тарле (или Наполеон), но князь П.П. Долгоруков не был ни дураком, ни трусом.
X
Но он действительно был обманут. И не он один. У того же Толстого начальник штаба союзной армии, генерал Вейротер, на военном совете перед Аустерлицким сражением говорит сомневающемуся в слабости французской армии графу Ланжерону, что у Бонапарта не наберется и 40 тысяч солдат. Вейротер, в общем, не намного ошибся — у Наполеона под рукой было всего около 50 тысяч, союзники имели почти двойной перевес в силах.
Он только не знал, что Наполеон уже вызвал к себе корпуса Бернадотта и Даву и велел им идти на соединение к нему ускоренным маршем. В случае Даву это означало необходимость пройти 110 километров за 48 часов — но Даву успел.
В дополнение к этому Наполеон сделал решительно все, что только можно, для того чтобы внушить союзному командованию мысль о своей слабости.
Он, например, отвел корпус Сульта с Праценских высот, господствовавших над местностью, что в глазах его противников означало отказ от мысли о сражении «…здесь и сейчас…» и намерение немедленно отступить.
На самом деле он просто хотел выманить их на равнину и о присылке парламентера просил еще и с целью дать парламентеру (которым оказался Долгоруков) лично полюбоваться плачевным состоянием французской армии. Вот описание ее вида, сделанное ветераном австрийской армии, повидавшим части Наполеона в окрестностях Вены:
«…Вот они идут, одетые в крестьяские блузы и накрытые овчинами, а то и просто шкурами, нагруженные немыслимым скарбом — салом, ветчиной, мясом, на других болтаются связки из караваев хлеба и бутылок вина. Их бедность, однако, не мешает им раскуривать трубки венскими кредитками…»
В общем, ему было понятно, что, во-первых, армия оторвалась от своих тылов, обтрепалась и износилась, во-вторых, что дисциплина у них шатается, и в-третьих — что солдаты Великой Армии полные болваны, использующие хорошие деньги на раскур и растопку.
Уж сколько раз твердилось о том, что люди разных культур смотрят на одно и то же, а видят совершенно разные вещи? И австриец был неправ, считая обтрепанные французские части, волокущие на себе снедь и овчины, совершенно разложившимся войском, — снабжение французские солдаты привыкли добывать себе на ходу, где придется, еще со времен Республики.
И французские гренадеры были неправы, прикуривая столь нетрадиционным образом, — они уже успели привыкнуть к металлической монете, введенной Наполеоном. Но если во Франции ассигнации обесценились давно, то в Австрии они были еще вполне в ходу, хоть и ценились ниже своего номинала, так что при случае их можно было обменять и на табак, а не просто пустить на раскур.
По-видимому, в решении союзного командования немедленно наступать и «…не дать корсиканцу уйти…» сыграли роль и культурные факторы.
Решения так или иначе принимались русскими, хотя бы в силу того, что австрийцы составляли от силы 10—15 процентов сил союзного войска.
В памяти же людей, принимавших решение, жили воспоминания о славной кампании А.В. Суворова, проведенной им в Италии совсем недавно, в 1799-м. Задним числом, конечно, понятно, что надо было принять в рассуждение еще два важных факта:
- Среди союзного командования не было А.В. Суворова.
- Французской армией командовал Наполеон.
Но мало ли что становится ясно задним числом? В итоге было принято решение о немедленном наступлении.
2 декабря 1805 года русско-австрийские войска двинулись вперед, на равнину к Аустерлицу.
XI
Сложившееся словосочетание «военное искусство» недаром содержит в себе слово «искусство» — это нечто не укладывающееся в цифровые выкладки и в теоретически разработанные модели. Ну, или скажем поточнее — не совсем укладывающееся…
Потому что все-таки есть и разумное правило, которое хорошо выражается русской пословицей: «Сила солому ломит».
Кампания 1805 года была сражением одного великого европейского государства, Франции, с населением примерно в 25 миллионов человек, против трех великих европейских держав, Англии, Австрии и России, с суммарным населением в 66 миллионов человек — и она окончилась победой Франции в один день, у Аустерлица.
Все сложилось так, как и было задумано Наполеоном: и вызванные им корпуса подошли вовремя, и союзники двинулись как раз туда, где он и хотел их видеть, и даже с погодой ему повезло — ранним утром над равниной был туман, скрывший расположение его войск.
Праценские высоты, оставленные было французами как своего рода приманка для противника, были штурмом взяты обратно, русская армия оказалась разрезанной на части. Вот что пишет об Аустерлице Е.В. Тарле:
«…Поражение русских и австрийцев определилось уже в первые утренние часы, но все-таки не погибла бы русская армия так страшно, если бы русские генералы не попали в ту ловушку, которую измыслил и осуществил Наполеон: он угадал, что русские и австрийцы будут стараться отрезать его от дороги к Вене и от Дуная, чтобы окружить или загнать к северу, в горы, и именно поэтому он как бы оставил без прикрытия и защиты эту часть своего расположения, отодвигая преднамеренно свой левый фланг. Когда русские туда пошли, он их раздавил массой своих войск, захвативших Праценские высоты, прижав русских к линии полузамерзших прудов. В прудах потонули или были уничтожены французской картечью целые полки, другие сдались в плен. Русские кавалергарды были истреблены почти полностью еще в разгаре битвы, после жестокой схватки с конными гренадерами наполеоновской гвардии…»
Здесь все правильно, кроме разве что одной подробности, связанной с прудами, — это, скорее всего, легенда.
Дело в том, что после победы Наполеон приказал пруды осушить, и там оказались трупы примерно полутора сотен лошадей, Оценки же погибших там людей колеблются от двух сотен до максимум двух тысяч — так что «…погибших подо льдом полков…» все-таки в природе не существовало.
Однако про героическую атаку русских кавалергардов — чистая правда.
Из них мало кто уцелел… В плен попал эскадрон личной охраны царя, все 200 человек во главе со своим командиром, князем Репниным. Утверждали, что Наполеон, поглядев на этих людей, всех как один красавцев-кавалеристов, сказал, что «…много прекрасных дам в Петербурге будут опечалены…».
В 5 часов вечера протрубили сигнал: «Прекратить огонь!»
Начались подсчеты потерь — поневоле приблизительные. Считали, что на поле боя осталось 11 тысяч русских и 4 тысячи австрийцев, в плен попало 12 тысяч человек, взято было 180 пушек и 50 знамен.
Полного разгрома избежало только левое крыло русской армии — им командовал Багратион. Он отбил все атаки и начал отступление только в 3 часа для. Его не преследовали — французская армия была слишком вымотана, так что он со своими войсками сумел уйти. Его корпус покрыл за 40 часов 60 километров и оторвался от погони.
Князь П.П. Долгоруков был награжден за Аустерлиц Георгием 3-й степени и почетным оружием. Не за ведение переговоров с Наполеоном, а за храбрость.
Он сражался в колонне Багратиона и награду получил по его представлению.
XII
Учитывая упавший уровень образования, возможно, будет нелишним добавить, что заглавие этой главы — фрагмент двух строчек А.С. Пушкина, посвященных Наполеону:
«Сей муж судьбы, сей странник бранный,
Пред кем унизились цари».
Первым из «…унизившихся царей…» оказался Франц, «…Франц I, милостью Божьей избранный Римский Император, превечный Август, наследственный император Австрии…».
Титул был, согласитесь, звонкий.
Но он был еще относительно скромным, и император Франц носил его только с 11 августа 1804-го, а до этого дня он именовался еще более пышно:
«…Император Священной Римской империи германской нации, Король Германии [формально — Римский король]…»
И император Франц даже какое-то время был, так сказать, дважды императором — и Австрии, и Священной Римской империи германской нации. До тех пор, пока Наполеон в начале 1806-го Римскую империю германской нации не упразднил, не поглядев на ее священность, а императору Францу было рекомендовано на своем втором титуле больше не настаивать.
Наполеон тем временем начал проводить в тех частях Германии, которые прилегали к границам Франции, «…рациональные преобразования…».
Он в итоге сократил число тамошних государственных образований с 350 до 39.
У Б. Акунина в его замечательном романе «Коронация» великокняжеский дворецкий, Афанасий Зюкин, говорит, что долг всякого хорошего начальника организовать дело так, чтобы каждый делал то, что он делать любит. Процитируем его слова в немножко перефразированном виде:
«…Надо, чтобы каждый любил свою работу — вот и весь секрет. Повар должен любить стряпню, конюх — лошадей, садовник — растения, горничная — делать из беспорядка порядок…»
По-видимому, где-то глубоко в душе Наполеона Бонапарта жила частица души горничной…
Во всяком случае, «…наведение порядка…» было у него истинной страстью, и ему показалось, что существующая в Германии чересполосица мелких владений для порядка вредна, — и он стал делать из беспорядка порядок, нимало не озаботившись при этом той мелкой подробностью, что как-никак, а номинальным сувереном всех этих «государств» был император Священной Римской империи германской нации, благополучно пребывавший в своей столице, Вене.
Поглядев на это, в Вене посовещались и решили, что для престижа императора будет лучше, если он провозгласит свой императорский титул с привязкой его к своим наследственным владениям, а не ко всей Германии, где он и до этого носил чисто теоретический характер.
В общем, если такого рода предосторожности были сочтены разумными в 1804 году, чего следовало ожидать после Аустерлица, ведя переговоры с Наполеоном в Вене, в императорской резиденции Шенбрунн?
Мир был подписан уже 26 декабря 1806-го — торговаться было мудрено, Францу Первому пришлось подписывать то, что было ему продиктовано.
По так называемому Прессбургскому миру Венеция отходила к Итальянскому Королевству, значительные территории уступались союзникам Наполеона, государям Баварии и Вюртемберга. Уж заодно Наполеон сделал их королями.
С Австрии была взыскана огромная контрибуция. Солдаты, офицеры и генералы Великой Армии получили щедрые награды. Высшие чины получили огромные денежные подарки, общей суммой в два миллиона франков золотом. Наполеон мог позволить себе быть щедрым — по его счетам платил император Франц.
Еще оставаясь в своей ставке в Вене, Наполеон решил внести некоторую долю порядка и в Италии — не в Итальянском Королевстве, где сам он был королем, а его пасынок Евгений Богарнэ — вице-королем, так сказать, «…исполнительным директором…» — нет, под Италией в данном случае имелось в виду географическое понятие, юг которого занимало Неаполитанское Королевство.
Королями там были Бурбоны.
Король, Фердинанд IV, был, в сущности, человек тихий, хотя он и имел неосторожность все-таки примкнуть к Третьей Коалиции. Тем не менее с Францией он не порывал, а действия свои объяснял необходимостью ладить с англичанами.
Его супруга, Мария-Каролина, родная сестра казненной во Франции королевы Марии-Антуанетты, была особой куда менее сдержанной и после Трафальгара сказала послу Франции, что она мечтает о том, что Неаполитанское Королевство станет спичкой, которая зажжет большой пожар.
Посол, надо сказать, очень разумно ей ответил, что вне зависимости от результатов пожара спичке придется в любом случае сгореть. После Аустерлица спичка сгорела.
Наполеон произнес: «Бурбоны перестали царствовать в Неаполе» — и «…по слову его и сталось…». Король и королева бежали на Сицилию, под защиту английского флота. Всю остальную территорию королевства заняли французские войска, им не было оказано ни малейшего сопротивления.
26 января 1806 года в Париж, в свою резиденцию в Тюильри вернулся настоящий, признанный император, Наполеон Первый.
Аустерлиц поставил сертификат подлинности на церемонии его коронации.
Примечания:
a). Монета достоинством 1 франк выпускалась весом около 5 г (содержание серебра 4,5 г). Первоначально чеканили монеты достоинством в 5 франков, 2 франка, 1 франк, а также 1/2 и 1/4 франка. C 1803-го — к серебряным монетам были добавлены и золотые: обычные наполеондоры, ценой в 20 франков, и двойные, ценой в 40 франков.
b). Наполеон был коронован в Миланском соборе 26 мая 1806 года Железной Короной Ломбардии. Королевство включало в себя Ломбардию, Венецию, Модену, часть Папского государства (Анкона, оставшись под юрисдикцией Рима, была аннексирована Французской империей), часть Сардинского королевства и Трентино-Альто-Адидже.
Дорогой Борис,
вы настоящий мастер!
Какое прерасное время Вы описали-перед решающим сражением Император встречается с противником! А какие страшные войны происходят при нашей жизни. Аттаки и вторжения даже без объявления войны. Вернуться бы в те прекрасные элегантные времена.
Жванецкий: «… армия напомнила, что она любимое дитя страны и может набить морду любому, кто с этим не согласен …».
==
Математически точное описание государственного строя Франции при Наполеоне 🙂
Забыла спросить. Даву: 110 км за 48 часов — это кавалерийские части?
Забыла спросить. Даву: 110 км за 48 часов — это кавалерийские части?
==
Сильвия,
Великая армия (бывшая Английская, стоявшая в Булонском лагере, и переименованная на ходу) была поделена на 7 корпусов, каждый из которых был устроен как отдельная армия, со своей кавалерией и артиллерией — но главная масса конницы была сведена в т.н. «Кавалерийский резерв», под командой Мюрата, который подчинялся лично Наполеону. Такая же картина была и с артиллерией. И к тому же в личном распоряжении Наполеона оставалась императорская гвардия.
Так что корпус Даву был смесью и пехоты, и конницы, и артиллерии. Однако, у маршалов Франции в их очень узком кругу была своя иерархия. Скажем, Мюрату Наполеон в личном смысле вполне доверял, но особого уважения к его талантам не испытывал. Даву — совершенно другое дело, его Наполеон уважал, и впоследствии даже несколько ревновал — после прусской войны, когда Даву со своим единственным корпусом одержал под Иеной более значительную победу, чем сам Наполеон с главной армией.
Как Даву умудрился перед Аустерлицем проделать такой марш за 48 часов, я не знаю. Сам факт почерпнул у Чендлера, из его книги «Военные компании Наполеона». Могу предположить, что были реквизированы крестьянские телеги в большом количестве, что позволило бы какой-то части солдат «… спать на ходу …». Предположение — не на пустом месте. Сам Наполеон однажды проделал нечто подобное для быстрой переброски гвардейских частей — была устроена некая эстафета: кавалерия двигалась впереди, нахватывала и собирала телеги в сборном пункте, и там подошедшие пехотные части разгружались буквально на ходу, и меняли транспорт.
Но — не знаю. Такой трюк потребовал бы огромной организационной работы, и вряд ли был бы возможен как экспромт.
Б.Тененбаум
23.06.2018 в 18:31
Могу предположить, что были реквизированы крестьянские телеги в большом количестве… Сам Наполеон однажды проделал нечто подобное для быстрой переброски гвардейских частей — была устроена некая эстафета: кавалерия двигалась впереди, нахватывала и собирала телеги в сборном пункте, и там подошедшие пехотные части разгружались буквально на ходу, и меняли транспорт.
———————————————
Тягловая (рабочая) лощадь рысью доходит до 15-20 км/ч. При перемене лошадей так можно довезти пехоту. Но артиллерию? Не знаю….
Если только по асфальту. 🙂
Сильвия,
Пройти сотню километров за два дня — очень много. Не представляю, как это оказалось возможным. Но перекинуть целую армию из Булони в Баварию (600 км) за две недели тоже нелегко — однако это было сделано?
Даву: 110 км за 48 часов — это кавалерийские части?
——————-
Во время американской Гражданской Войны корпус «каменной стены» Джексона назывался «пешей кавалерией» (Foot cavalry).
Часто их пеший дневной переход был 50 км в сутки, рекорд был около 65.
Прелестный отрывок, Борис. Голимое удовольствие (если можно так выразиться).
Борис Маркович! Кто в юности не интересовался Наполеоном, Годы шли и были иные интересы. Вы побудили меня опять приглядеться к нему уже глазами пожившего человека, могущего не только восхищаться великим человеком, но оценить его величие на фоне земных характеристик его личности. Я уже вряд ли буду читать другие книги о Наполеоне, и потому поблагодарю вас за встречу с Наполеоном-«грешным» человеком (что не возвысило мое мнение о самом себе !)
Б.Тененбаум
— 2018-06-22 21:52:04(672)
С.Чевычелову:
Знаете, глубокоуважаемый доктор — это неизвестно, кого следует подпоить, чтобы узнать что-то удивительное — ваши медицинские сведения о Наполеоне для меня — полная новость 🙂 Очень вам признателен, и одного только мне жаль: не могу вручить вам всю книгу, с дарственной надписью — у меня ее просто нет, остался единственный экземпляр на полке собственных сочинений. Текст стоит на флибуста.ру, но, по идее, в ЭКСМО можно заказать эл.копию 2-го издания, «Трон на штыках» — оно получше 1-го.
Еще раз, дорогой друг — искренне вам признателен, ВАШЕ мнение для меня стоит дорого …
====
Позвольте так:
Если текст УЖЕ на флибусте (воровство состоялось?), то любой может сделать диск для себя и отпечатать на принтере весь «мильон» страниц.
Блестяще. Тонко, точно, убедительно.
Абрам Торпусман, Иерусалим
==
Уважаемый коллега,
Искренне вам признателен. Это — отрывок из книги. В продаже ее уже нет, но есть эл.копии, например, в лит.мире:
https://www.litmir.me/br/?b=193186
Спасибо Вам, Борис Маркович, за изумительное повествование! Мне очень импонирует Ваш стиль рассказчика, который много еще чего спрятал за пазухой, и если его подпоить — он не то еще поведаеть… Известно, что у Наполеона была полная поперечная блокада сердца: пульс никогда не превышал 40. Он не мог физически вынести длительные нагрузки, и психоэмоциональные тоже — это могло завершиться обмороком. Смею предположить, что отсюда его короткие экзерсисы в еде и любви. И уж совсем шизофренически — его тяга к стремительным операциям малыми силами.
С.Чевычелову:
Знаете, глубокоуважаемый доктор — это неизвестно, кого следует подпоить, чтобы узнать что-то удивительное — ваши медицинские сведения о Наполеоне для меня — полная новость 🙂 Очень вам признателен, и одного только мне жаль: не могу вручить вам всю книгу, с дарственной надписью — у меня ее просто нет, остался единственный экземпляр на полке собственных сочинений. Текст стоит на флибуста.ру, но, по идее, в ЭКСМО можно заказать эл.копию 2-го издания, «Трон на штыках» — оно получше 1-го.
Еще раз, дорогой друг — искренне вам признателен, ВАШЕ мнение для меня стоит дорого …
Читается на одном дыхании.
Спасибо
Спасибо вам, Самуил, на добром слове. Но знаете, тут есть некий парадокс: публикуется связная история из трех частей — о восхождении Наполеона Бонапарта к трону. Первая история — там, где про допрос мертвой лошади — собирает 24 сотни просмотров и 79 отзывов. Третья, завершающая повествование — 160 просмотров и 10 откликов. И по всему выходит, что \»копыто лошади\» примерно в 15 раз интересней публике сражения под Аустерлицем 🙂
Очень хорошая работа — во всех отношениях. В познавательном — прекрасно передана эпоха значимыми и оттеняющими ее деталями. Фигура Наполеона выписана выпукло, не только событиями и его ролью в них, но и оценками авторитетов, причем порою противоречащими друг другу. И безусловно ценным является то, что автор далеко не всегда соглашается, например с Л. Толстым или Тарле, а высказывает свое мнение, и оно убедительно. Эссе зримо показывает, как неординарностть мышления Наполеона сделала Аустерлиц его триумфом, а для его противников, из-за шаблонности подходов, Аустерлиц стал трагедией.
Спасибо, Борис!
Борис Маркович, как всегда — очень хорошо! Маленький вопрос: Кутузов, убегая из-под Вены, потерял четверть своей армии в боях или просто так, от безолаберности?
«… Кутузов, убегая из-под Вены, потерял четверть своей армии в боях или просто так, от безолаберности? …».
==
Нет, какая уж тут безалаберность? Он без колебаний, не медля ни минуты, начал отход навстречу главной русской армии- и ушел просто чудом, заранее жертвуя корпусом Багратиона. Ему повезло — французские маршалы-то как раз промедлили, за что и получили нагоняй от своего императора. Но в итоге Наполеон все равно перехитрил своих слишком самонадеянных «оппонентов». Вообще, Аустерлиц — истинный шедевр военного искусства: скоростью и умением создать перевес именно в решающей точке театра военных действий Наполеон сокрушил коалицию, которая в принципе была втрое сильнее его армии.117
Читаешь и вспоминаешь захватывающий стиль Андре Моруа. Давно не получал такого удовольствия. Спасибо и браво, дорогой Борис!
Михаил Анмашев.
— 2018-06-19 18:53:36(341)
==
Признателен вам за положительную рецензию, коллега 🙂
Борис Маркович! А Вы не задумывались над вопросом, почему Наполеон не сделал Евгения Богарне своим наследником: Евгений ведь был неплохим военачальником, неглупым парнем? Я лично не могу понять этого решения, точнее, нерешения:). М.б. Наполеон, как всякий нувориш решил, так сказать, стать «настоящим монархом» через брак? Да и всё это династическое безумие с назначением своих братьев-сестер королями да принцами как-то не вяжется с образом гениального полководца и создателя знаменитого Кодекса. «На всякого мудреца довольно простоты»?
Илья,
Если вы не понимаете мотивов решений Наполеона, то почему вы думаете, что я в этом отношении счастливей вас? Как вообще понять душу человека, который, по собственному определению, прожил жизнь, похожую на невероятный приключенческий роман? «Какой роман моя жизнь!», если уж приводить точную цитату?
В книге сделана честная попытка поглядеть на Наполеона Бонапарта непредвзятым взглядом — что оказалось трудно.
Е.В.Тарле его героизировал — и приписал многие вещи, которых не было и в помине — например, настолько глубокое знание Тацита, что император якобы на равных беседовал с германскими латинистами. Это — полная врака: я читал текст беседы. Наполеон латыни вообще не знал — не был способен к языкам — а с учеными говорил примерно так, как генсек Горбачев — с режиссером Эфросом.
Другой наш именитый источник, Л.Н.Толстой, напротив, норовит сделать из Наполеона самовлюбленного дурака. Отметим на полях, что это вообще любимое занятие классика нашей литературы: во-первых, записать в дураки всех-всех-всех — начиная с Шекспира — во-вторых, веско поговорить о предметах, в которых он сам не понимал ни синь-пороху.
В общем, остается последовать методу создателя микроскопа: посмотреть на вещи под большим увеличением, и честно описать то, что увидел. И увидел я человека, наделенного немыслимой волей и упорством, гениального стратега и ловкого политика, который, однако, с течением времени совершенно утратил способность считаться с реальностью. Что и не мудрено — принимая во внимание его биографию … А впридачу к этому — он еще и итальянец своего времени: мелочный сноб, глубоко приверженный интересам своего клана.
Как-то у него это все сочеталось в рамках одной и той же личности …
P.S. По поводу Эжена Богарнэ — тот был не только наиболее дельным из всех родственников Наполеона, но еще и вдвое более лояльным, чем все остальные вместе взятые. Но с наследием, наверное, возникли бы проблемы: нарушался и династический принцип, и принцип «наследство способнейшему» — власть давала армия, и ее маршалы императора Эжена Первого не приняли бы.
..И увидел я человека, наделенного немыслимой волей и упорством, гениального стратега и ловкого политика, который, однако, с течением времени совершенно утратил способность считаться с реальностью. Что и не мудрено — принимая во внимание его биографию … А впридачу к этому — он еще и итальянец своего времени: мелочный сноб, глубоко приверженный интересам своего клана.
Как-то у него это все сочеталось в рамках одной и той же личности …
****
Вот потому и заслуга хорошего биографа описать своего героя как он есть, со всеми плюсами и минусами, даже, если ему симпатизируешь, с чем вы справились ИМХО
Очень интересно.
Но хотелось бы понять, на каком основании Жозефина названа «не умной»