Первое, что он услышал, было попискивание приборов – равномерное, ритмичное, и даже весёлое, как ему показалось. Он открыл глаза и увидел врача и медсестру, склонившихся над его кроватью.

Владимир Матлин

Исправление прошлого

Он слышал и понимал всё, что происходит, хотя реагировать на происходящее не мог: ни шевельнуться, ни застонать, ни сказать слова, – какой-то странный тяжёлый сон… или обморок. Вот медсестра пристроила капельницу, вот другая включила контрольный прибор, который начал ритмично попискивать.

Его медленно окутывало мутное облако. Оно имело вес, давило грудь, плечи живот. Время от времени он видел короткие вспышки, которые прорезывали красноватым светом окруживший его мрак. Сердце болезненно сжималось, попискивание приборов сбивалось с ритма.

Конечности холодели, но притом в груди он ощущал жжение.

Приборы захлёбывались от писка, ритм нарастал. Потом так же неожиданно стал стихать, пока попискивание не смолкло вовсе. Тогда он неожиданно легко поднялся с кровати и как был, в халате поверх пижамы, направился к двери. Сёстры шептались в дальнем углу и не обращали на него внимания. Они не увидели, как он вышел из больничной палаты.

– Готово? – спросил врач. Он обвёл взглядом разложенные на столе хирургические инструменты и посмотрел на пациентку. Она крепко спала под действием наркоза, рассыпав вокруг головы рыжие волосы.

«Совсем молодая, – подумал доктор, – самое время рожать детей… Ладно, не моё дело. Для меня это просто работа, такая профессия, и всё. А разбираться со своей совестью будем потом, на досуге».

Он ещё раз посмотрел на свои руки – хорошо ли сидят перчатки – и взялся было за инструмент, как вдруг его остановил пронзительный крик: «Стойте! Прекратите! Я не позволю!..»

Голос был явно мужским. Хирург оглянулся и узрел невероятную сцену. Посреди операционной стоял мужчина, одетый в халат поверх пижамы, и бешено размахивал руками. «Не прикасайтесь к ней! Это ошибка, мы оба против! Немедленно прекратите!» – орал он натуженным голосом. Медсёстры застыли вокруг него с широко раскрытыми глазами, бледные от ужаса, не смея шевельнуться, да и сам хирург едва не упал в обморок.

Первой пришла в себя старшая сестра, седая женщина со строгим лицом. Она придвинулась к незнакомцу вплотную:

– Кто вы такой? Что вам здесь нужно? Посторонним нельзя сюда входить!

Мужчина замолчал и несколько раз глубоко вздохнул, словно приходя в себя.

– Кто вы такой? – повторила свой вопрос старшая сестра.

Он оглядел помещение, и остановил взгляд на спавшей пациентке:

– Я её муж, муж Сильвии. Меня зовут Стив Барнс. Отмените операцию! Мы хотим этого ребёнка.

В этот момент в операционную ввалилась целая команда – два охранника, дежурные нянечки, администратор.

– Что здесь происходит? Что за крик? – Возглавлял команду пожилой негр в синем форменном костюме с жетоном охранника на груди. Он сразу же подскочил к мужчине в халате и схватил его за обе руки: – Сюда посторонним вход воспрещён. Как вы сюда попали?

– Я отменяю аборт. Мы хотим этого ребёнка. – Он уже не кричал, не пытался вырваться от охранника, но говорил очень твёрдо.

– Позвольте, позвольте, – вступил в разговор администратор, – но у нас есть заявление вашей жены с просьбой сделать аборт. В этом деле последнее слово принадлежит ей.

Мужчина в халате обвёл взглядом всех присутствующих. Лицо его выражало муку:

– Я сейчас всё объясню, послушайте меня, пожалуйста. Сильвия была против аборта, она хотела ребёнка. А я хотел от него избавиться. Что я понимал? Ведь я тогда был очень молод. Но мне казалось, что скоро я найду другую работу, у нас будет новая квартира, и вот тогда… Сильвия говорила: ну живём вдвоём, проживём как-нибудь и втроём… Время показало, что она была права. Но тогда… Я настаивал, требовал, выдвигал всякие условия… И она в конце концов поддалась, согласилась. Ошибка, огромная ошибка, за которую расплачиваюсь всю жизнь. Но когда она узнает, что я отказался от своего требования, она, будет рада, очень рада – ведь она так хочет ребёнка. Она заберёт заявление, никаких сомнений!..

Врач в полной растерянности смотрел на администратора:

– Не уверен, имеем ли мы право при этих обстоятельствах… Может, нам следует подождать пробуждения пациентки. Ведь последнее слово, действительно, за ней.

Администратор отвёл врача в дальний угол комнаты и, понизив голос, проговорил, почти прошептал:

– Тут всё кажется очень странным. Вы заметили, он сказал: «Я тогда был молодым»? Но заявление подано неделю назад, а на вид ему… ну, шестьдесят как минимум. Так как прикажите понимать? Неделю назад он был молодым? Ещё он сказал: «Всю жизнь расплачиваюсь», «Время показало». Какое время – истекшая неделя? Нет, тут всё выглядит странным. Вы правы: нужно дождаться её пробуждения и всё разузнать. Иначе можно и под суд угодить.

– А меня удивляет, как он сюда вошёл. Ведь кругом охрана…

Первое, что он услышал, было попискивание приборов – равномерное, ритмичное, и даже весёлое, как ему показалось. Он открыл глаза и увидел врача и медсестру, склонившихся над его кроватью.

– Смотрите, глаза открыл, – сказала сестра.

Врач засмеялся в седую бороду:

– Как самочувствие? Получше? А то вы нас напугали, дорогой мой, мы уж думали…  Ну, всё плохое позади, теперь будем поправляться, верно? Вам, дорогой мой, ещё жить и жить. Вам сколько? Шестьдесят четыре? Всего-то! Я готов меняться.

Он снова засмеялся.

Через пять дней Барнса выписывали из больницы. Пока врач заполнял какие-то бумажки и надписывал коробочки с лекарствами, сестра помогала собрать пожитки.

– Вот это принимайте каждое утро, натощак, по две таблетки, – наставлял врач. – И не забывайте регулярно мерить давление. Понятно? Придёте ко мне на приём через неделю, в четверг. До тех пор сидите дома, дорогой мой, на работу – даже не думайте… Ну, не хворайте.

Врач ушёл. Сестра, закончив сборы, спросила:

– Кто за вами может приехать, мистер Барнс? Вас обязательно должен кто-то отсюда забрать, таковы правила.

Барнс развёл руками:

– Не знаю, нет у меня никого. С женой я давно разведен, даже не знаю, где она живёт. Детей у меня нет. Родители, как можно ожидать, давно умерли. Сослуживцы… они работают в это время, да и не такие отношения, чтобы обращаться с подобными просьбами. Право, не знаю.

Сестра, пожилая, полная мексиканка с печальными глазами, некоторое время напряжённо думала, потом сказала вполголоса:

– Хорошо, только никому не говорите. Я провожу вас вниз и оставлю снаружи у главного входа. Там каждую минуту подъезжает такси, так что проблем не будет.

Но проблемы возникли: как назло, такси не подъезжали ни каждую минуту, ни каждые три, ни десять… Барнс поглядывал по сторонам, но такси не было, единственная машина, чья-то серая «Вольво», была припаркована шагах в десяти. Из неё вылез молодой человек с растрепанными рыжими волосами, некоторое время в упор смотрел на Барнса, а потом рассмеялся:

– Ты что, правда меня не видишь? Или не узнаешь? Папа, это же я! Мы позвонили в больницу, нам сказали, что тебя уже выписали. Мама говорит: «Езжай за ним, а я тут на скорую руку обед сварганю». Ну, забирайся в машину, поехали, а то обед остынет.

– Тяжело умирал, мучился долго, – сказал врач. – Я уж столько морфия ему вкатил…

– Что-то его мучило, – сказала сестра. Она укрыла тело простынёй и перекрестилась. – Прощайте, мистер Барнс.

В дверях доктор задержался:

– А нашли кого-нибудь, кто его похоронит?

– Социальный работник обзвонил всё на свете – нет, один он был, одинёшенький. Ни родных, ни друзей.

– А где работал?

– В администрации штата, в финансовом департаменте.

– Вот и прекрасно: пусть они его и хоронят. Всё равно в таких случаях похороны возлагаются на штат, а тут тем более – он их работник. Вы, Мария, вот что: скажите, чтоб скорее отправили тело в морг. Нам тут не нужно…

– Вот так: жил человек долгую жизнь, а теперь похоронить некому.

– Что поделать? Прошлого не исправишь, верно?

Мария не ответила, только вздохнула и снова перекрестилась.