А в финале — тут на выбор — Моцарт, Шнитке и Шопен,
высох этот третий Тибр — пляшет весело Кармен,
после пляски — золотая, в ля-мажоре тишина,
а Кармен, как будто тая… своей ролью смущена…
Михаил Анмашев
[Дебют]«Ты живёшь иногда, не имея лица»
Стихи
Брошено что-то светлое, брошено прямо в грязь,
вылезло несусветное — подлая, пьяная мразь…
Как под окном примято — след от былых баллад,
многое тут изъято с бесправием на возврат…
Брошенный мир сомнамбул, скинутый прям на край,
месиво старых ампул — страждущий — подбирай!
Полуседой ландшафт, крашенный чем-то серым,
зеркало полуправд — некогда бывшее целым…
Играми всех теней сжаты время и цели,
и темнота темней в видящем всё прицеле…
Кто-то бредёт наощупь, кто-то сливается с серым,
брошена светлая площадь под ноги пьяным мегерам…
Строятся эпигоны — все в антураже и блеске
с привкусом пьяной зоны в пошлом, страшном бурлеске…
Лица зачем-то скрывали, прятались по углам,
в этом смешном карнавале рубят и жизнь пополам…
Бурлеск не изменчив в лицах, фото уже цветные,
пенится в колких шприцах, рёвом ревут пивные…
Ну-ка, за стол пророка, смотрит на нас обалдело,
горло сожмите до срока — доброе это дело!
Пусть пребывает под хмелем, ластятся к вещему бабы,
проповедь сразу поделим, а имя — забыть пора бы…
Кто-то возьмёт гитару, улыбкою озарив,
шумному, пьяному бару выставив в морду гриф,
вспомнит слово — свобода, сквозь давящий горло гнев,
неточности перевода — «Revolution» по-русски спев!
А с уголка угрюмо … ярко сверкает взгляд,
в всполохах пьяного шума вертится циферблат…
Столик налево — софисты и охают праотцы,
на сцене уже нудисты вяжут и рвут Лао Цзы…
Где тут до эйфории — брось колокол, Хемингуэй!
Не слышен ответ Марии в криках — «Скорей налей!»
Что ж ты горло неволишь, не слышишь страждущих душ,
это же жизнь всего лишь, рваная жизнь, к тому ж…
*
Ты живёшь иногда, не имея лица, только голосом ставя пробелы,
наугад, наобум, как руками слепца, понимаешь, что вроде и целы…
Этот мир, как свернувшийся ласковый кот, начеку, наготове, навзводе,
а по мне — настоящ только тот сумасброд, отыгравший ноктюрн на природе…
И не в залах концертных рождается весть, от которой сжимаются души,
справедливость — так это же сладкая месть, ну, а проповедь — фраза всем — «Ну, же!»
Пусть стучатся всегда вразнобой и не в такт, а стучат неумело и глупо,
если кто-то упал, то закончился акт, за кулисами охнула труппа!
И как будто прибита душа наотмашь, навсегда и со знанием дела,
и играешь ты роль и впадаешь ты в раж, значит точно — в душе накипело!
Ну, а там за окном — всё в разводах воды, всё размыто и слёзы на стёклах,
и в миноре настроены капли-лады на щеках твоих нежных и мокрых…
Всё берём, что намечено точно и в срок, всё решаем без спросу, без толку,
всё приходит, как будто послал это бог, а уходит всегда втихомолку…
На подмостках затишье, но это не так, держат паузу, словно винтовку,
просто ищут того, кто подлец, или враг и скомандует — «Наизготовку!»
Этот мир в одиночестве словно застыл, как упрямая серая лава,
в суете и в запале он просто забыл все слова после выкрика — Авва!»
И приходят всегда, не имея лица, по команде, без спросу, чеканно,
и от слов наглеца и от дел подлеца открывается старая рана …
На подмостках играют трагедию-буфф, наплевав на суфлёрскую будку,
и уходят шуты, напоследок махнув, как рукою последнюю шутку…
*
Что там хлещет за стеклом — всё бравады, да бравады,
как отшельники на слом — на щеках следы помады,
вроде кладка кирпичом в середине мелких дрязг,
пастырь воет ни о чём — паства слышит только лязг…
Ставлю в ночь Кармен-сюиту, громко, спешно, ну и что ж,
молоко уже разлито, а в руке сверкает нож,
спят усталые волхвы, только лишь прищур конвоя,
с этой рубленной канвы и до волчьего, до воя…
А потом, в ночи, открыто ищешь с псиною кафе,
плещет под душой сюита и выходишь подшофе,
город — стылый, снег сверкает, времена имеют вид,
кто-то лезвие клепает, а Давид — изобразит…
Зря Лион писал неправду — лже-Нерон, он истин был,
кто сказал тогда бы Савлу — и Петра бы след простыл,
капители подустали, провалился древний цирк,
подпустили, привязали — кто-то тихо спичкой — чирк…
А в карманах прячат фиги, нА-ухо донос уже,
обмолотят хлеб на риге, а сварганят бланманже,
под снопом строчит Никкола, тоже мне — Макиавелли,
в ритме, в пластике гандбола нарастает пресс Равеля…
Время сыто, время пьяно, время подлостей и спячек,
а с утра похмельно, рьяно вся страна встаёт с карачек,
в мордобое жрут, так тело — проиграет Клею Багнер,
тут такое, братцы, дело — скоро вас разбудит Вагнер…
Всё детально, под копирку, до последних запятых,
сверлят нудно в теле дырку, бьют прицельно и под дых,
у кентавра рожа мавра и навесят стремена,
может было время Павла — Савла нынче времена…
У рептилий нет идиллий, снова летопись велась,
просьбу Августа Вергилий … — и верёвочка свилась,
как в комедии от Бога — появился снизу Данте,
скоро, братцы, перемога — и исполнят рок куранты…
Мамелюк — он тоже гений, под седлом гнедой рысак,
от церковных песнопений уползает в ночь русак,
поминают в храме зло — вспоминается Египет,
нам покуда повезло — «треугольник будет выпит!»
Ну-ка, полотно Давиду — время жертв и коронаций,
Нотр-Дам тут лишь для вида — вспомнишь лихом «Лигу Наций»,
короля играет свита, свита выбрита уже,
буфф-трагедия не сбита, выход — прямо в неглиже…
А в финале — тут на выбор — Моцарт, Шнитке и Шопен,
высох этот третий Тибр — пляшет весело Кармен,
после пляски — золотая, в ля-мажоре тишина,
а Кармен, как будто тая… своей ролью смущена…
*
Прочитать был рад твоё письмо в душном мареве июльского заката,
далеко от друга и давно — это всё интрига виновата…
Я по-прежнему — живу, не зная боли, замерзаю в солнце преисподней,
созерцаю прелесть царской воли, нет, чем я, предмета инородней…
Помнишь, как сидели у реки, было пятеро и все свои, родные,
приходили позже, за грехи, и ночами снова уводили…
Вспоминаю часто, просто впился, твой вопрос — «Как славу мне стяжать?»,
если уж в империи родился — лучше из империи бежать…
Тут опять играются с богами, плебс всё ест, жиреет, рукоплещет,
видел Марса, он уже с рогами, и Минерву, всё опять клевещет…
Строю дом, не пышный, но с порталом — ложе, кухня, что ещё мне надо,
получил известие с началом новой заварушки в Сатавадо…
Да, забыл, тебя тут вспоминали, да не кто-нибудь, а лично кесарь,
повезло, сказал, не разорвали, был отличный, между прочим, слесарь…
Что ещё, таверны все на месте, там скандалят, всё идёт как прежде,
а в твоём любимом старом кресле место всякому зашедшему невежде…
Пол-десятого и время для молитвы, не прошу богов я ни о чём,
ты же знаешь, в нашей древней Митре боги как обычно ни при чём…
Помнишь варвара при входе, у таверны, он сказал, что сзади лишь руины,
мы его словам предельно вЕрны — от руин уж нет и половины…
Вот и всё, все новости, раздумья, потрясения, скандалы и интриги,
в нашем мире полного безумья не спасают женщины и книги…
Вспоминаю всё тебя — как душно, нет прохлады от увядших пиний,
не пиши, скажу я слабодушно, не пиши, спасайся, друг мой Плиний…
*
Ночь. Бар. Окно. Огни.
Прокурено в визжащем громко джазе.
Мы в пьющей суете одни,
как в кимберлитовой промытой грязи.
Истёртый пол и грязные столы,
засыпанные пеплом в пятнах кофе,
но в мире нет другой такой игры,
здесь в джазе сам маэстро Мефистофель!
Никто не закрывает в баре рта,
и вечный гомон, смех, как спутник джаза,
весёлая, живая суета,
а он алмаз на сцене бара-страза!
Прокурено до синевы туманов
и в тонких пальцах вьётся сигарета
и визги саксофона и оргАнов
и джазовость истлевшего Завета!
Здесь душно упоительно и терпко,
маэстро исполняет под заказ,
красивая волнующая сербка
поёт, как Элла, этот чёртов джаз!
И гомон, гомон, гомон, дикий смех,
и звон бокалов — лопнут перепонки,
маэстро выбирает только тех,
с кем органичны джазовые гонки!
*
О, сеньорита, помните ваш взгляд, когда вы ждали этой страстной ночи,
и этот женский, красочный обряд, который время делает короче…
Я знаю, нас осудят все друзья, не за любовь, за скрытность отношений,
вы поэтичны, впрочем, как и я, но в вас сидит чертовски страстный гений…
Набросок тени на проём окна, ваш взгляд в него и судорога гнева,
я знаю вас — была ещё одна — с порочностью гурманного напева…
О, сеньорита, страсть вам не к лицу, у вас же взгляд отменной людоедки,
вы прислонялись к моему плечу — и как же жаль, что эти встречи редки…
Всё та же полунОчная звезда в мансардное окно шпионит снова,
и ваши полутомные глаза с обрывками единственного слова…
О, сеньорита, этот мир блескуч, парадоксален линией пространства,
и два холма среди альпийских круч в отсутствии холодного жеманства…
Как-будто вы пришли из той поры, где обитали страстные дикарки,
кафешантан из варварской игры и утренней кипящей кофеварки…
О, сеньорита, вы, потупив взгляд, с утра в постели чашку опрокинув,
для вас комфортен, всё же, тот наряд, в котором были вы, одежду скинув…
О, сеньорита, видите — река бурлит и пенится весенним беспределом,
как далека и вместе с тем близка — игривость между взглядом, словом, телом…
Прощайте, сеньорита, — быть — не быть — ответ известен тёмными ночами,
вы сможете, наверно, не забыть тот вечер, пролетевший между нами…
Украшен этот ветхий балаган наречиями стиснутого слова,
французский расцветающий каштан — с ухваткой затаённой птицелова…
Миша! Поздравляю! Восхитительные стихи! Это многажды обсуждалось! Столько замечательных отзывов- с радостью присоединяюсь! Миша, новых творческих находок и высот! Ура!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Ещё и ещё раз поздравляю! )
Огромное спасибо, Танечка дорогая!
Огромнейшее спасибо, дорогие друзья на Ваши отзывы, только их увидел и с огромным интересом, искренней благодарностью и признательностью их прочёл!
Извините за очепятки, с айпада не увидел — конечно «знать — не знаю» и «натура такая»
Дмитрий Гаранин 24.08.2017 в 09:33
Кто-нибудь ещё способен сказать об этой подборке стихов что-нибудь содержательное, как-то их охарактеризовать? Пока в комментариях либо ничем не подкреплённая хвала, либо одёргивание критиков
====
Фигню гоните, сэр!
Все отзывы в совокупности, включая Ваш, и есть содержательные, в целом положительные «несмотря на отдельные … бла-бла-бла».
Поразил только один один отзыв типа «стихи прекрасные, но они не для вас, плебеи».
Вот что пришло в голову по поводу этой подборки стихов.
Мой любимый художник — Василий Шульженко. Персонажи его картин — алкоголики, сброд всякий… И чувствуется, что художник их всех безумно любит. И вот в этом-то вся и закавыка.
Понимаю, о чём речь. Автор этой подборки стихов не показывает любви к чему-либо. Лирический герой абсолютно циничен и как бы идёт по головам. Но, думаю, показывать в поэзии теплоту и доброту необязательно. Есть много известных поэтов, работающих на горечи, например, Лермонтов. Ещё на ум в связи с этой подборкой приходят «Цветы зла» Шарля Бодлера, где бичуются те или иные социальные язвы того времени и места. Здесь сходный тон и, может быть, посыл, но всё гипертрофировано до трудноперевариваемости и вместо социальной критики недовольство романтического героя абсолютно всем.
Д.Г.: «… Есть много известных поэтов, работающих на горечи, например, Лермонтов …».
==
Да. И есть много известных поэтов, работающих на перекиси водорода, например, Шекспир 🙂
Кто-нибудь ещё способен сказать об этой подборке стихов что-нибудь содержательное, как-то их охарактеризовать? Пока в комментариях либо ничем не подкреплённая хвала, либо одёргивание критиков.
«Поэта надо защищать, если его оскорбляют». Вспомнил в этой связи своего дорогого учителя литературы Анатолия Якобсона… Мы виделись с ним в последний раз в 68 году, и я не представлял себе , как могли измениться (или не измениться) его литературные вкусы после всего, что он пережил. Затем пришло время стихов Бродского, о которых можно было говорить только в самых возвышенных тонах, иначе — сами понимаете… И вот, в начале 90-х мне попалась публикация Владимира Фромера в журнале 22. Я буквально ахнул, до какой степени наши впечатления совпали. Вот выдержка из этой статьи 88 года (в прошлом году эта статья В.Фромера была перепечатана в 7 искусствах в расширенном виде):
Владимир Фромер, «Он между нами жил»/журнал «22», №62 ,1988, с. 183.
<>
Да , смелости Якобсону было не занимать. Как жаль, что его нет здесь сейчас, среди читателей этой Гостевой!
А. Локшину>
– А что так Якобсон конкретно писал? В комментарии вымарано. Но не об Анмашеве же!
Горжусь очередной оплеухой от М.Зайцева.
А.Локшину: поэта надо защищать, если его оскорбляют. Не ему же объяснять всем, что его стихи сложны и не поверхностны. Многим они могут быть непонятны. Но кто-то перечтет еще раз, чтобы разобраться, а кто-то навесит ярлык: «вторичный продукт». Поэт — существо нежное, Вы же сами знаете.
М. Зайцев: Поэта надо защищать..
– Об определении поэта надо бы договориться. Лично я считаю, что поэт – это любой, кто себя таковым считает и пишет короткими строчками. Оценочные определения сомнительны, поскольку всегда будут разногласия, признать ли данного человека поэтом. Но если принять моё демократическое определение, то непонятно, почему надо защищить фактически любого автора?
Марк Зайцев У Вас двухходовка: Вы сначала возводите автора в ранг поэта (на основе публикации в СИ?), а затем требуете оградить его от критики. Эта логика ничуть не лучше моей. По крайней мере, я не раздаю ярлыки «поэт» и «не поэт».
Извините, Дмитрий, но это Вы, в своём комментарии,
даёте право -к а ж д о м у, кто решит, что он поэт, считать себя поэтом. А. Якобсон, об отсутствии которого А.Л. так сожалеет (и мы все, вместе с ААЛ), считал иначе.
Сошлюсь на подсказанную А.Л. работу Вл.Фромера:
«…ОН МЕЖДУ НАМИ ЖИЛ»
«В Израиле Якобсон только один раз вернулся к любимой когда-то работе. По моему подстрочнику перевел он стихотворение Мицкевича «К русским друзьям». И как перевел!»
***
К РУССКИМ ДРУЗЬЯМ
Вы — помните ль меня? Когда о братьях кровных,
Тех, чей удел — погост, изгнанье и темница,
Скорблю — тогда в моих видениях укромных,
В родимой череде встают и ваши лица.
Где вы? Рылеев, ты? Тебя по приговоре
За шею не обнять, как до кромешных сроков, —
Она взята позорною пенькою. Горе
Народам, убивающим своих пророков!
Бестужев! Руку мне ты протянул когда-то.
Царь к тачке приковал кисть, что была открыта
Для шпаги и пера. И к ней, к ладони брата,
Пленённая рука поляка вплоть прибита.
А кто поруган злей? Кого из вас горчайший
Из жребиев постиг, карая неуклонно
И срамом орденов, и лаской высочайшей,
И сластью у крыльца царёва бить поклоны?
А может, кто триумф жестокости монаршей
В холопском рвении восславить ныне тщится?
Иль топчет польский край, умывшись кровью нашей,
И, будто похвалой, проклятьями кичится?
Из дальней стороны в полночный мир суровый
Пусть голос мой предвестьем воскресенья
Домчится и звучит. Да рухнут льда покровы!
Так трубы журавлей вещают пир весенний.
Мой голос вам знаком! Как все, дохнуть не смея,
Когда-то ползал я под царскою дубиной,
Обманывал его я наподобье змея —
Но вам распахнут был душою голубиной.
Когда же горечь слёз прожгла мою отчизну
И в речь мою влилась — что может быть нелепей
Молчанья моего? Я кубок весь разбрызну:
Пусть разъедает желчь — не вас, но ваши цепи.
А если кто-нибудь из вас ответит бранью —
Что ж, вспомню лишний раз холопства образ жуткий:
Несчастный пес цепной клыками руку ранит,
Решившую извлечь его из подлой будки.
… В 1829 году Мицкевича выпустили из позолоченной петербургской клетки, и он уехал заграницу. Потом грянуло польское восстание, жестоко подавленное. Пушкин, вообразивший на какое-то время, что поэт обязан быть «рупором народным», лягнул падшую Польшу в двух стихотворениях: «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Для Мицкевича не прошло незамеченным это глумление над его отчизной, что и отразилось в стихотворном послании «К русским друзьям».
Простите, Марк, но я всегда говорю, что думаю. Гаранин написал: «Поэтический камнепад, сель. Постоянный крик на самой высокой ноте». И я с этим согласен. Я нигде не сказал, что я согласен со всем, сказанным Гараниным. Стихи далеко не легкие, не для быстрого взгляда. Мне понадобилось прочесть стихи два раза, чтобы «продраться» через «поэтический камнепад», понять — далеко не все — метафоры автора. Из того, что я понял (не всё!), я и сделал свое заключение, совпадающее с мнением В. Кагана. Что же касается Вашего отношения к Баранину и Локшина, то оставлю Вашему мнению. Я с ним не согласен.
В одном из выступлений В.Высоцкий сравнил хорошую и плохую песенную поэзию -по его мнению, конечно. В качестве плохой он привел стихи из песни?
«Я могла бы убежать за горизонт,
Я могла бы убежать за горизонт,
Я могла бы убежать за горизонт —
Только гордость не дает».
А потом он спел хорошую, свою:
«А у дельфина срезано брюхо винтом.
Выстрела в спину — не ожидает никто.
На батарее нету снарядов уже,
Надо быстрее на вираже-е-е-е».
А теперь попробуйте спокойно прочесть последнее четверостишье как если бы оно написано замухранским поэтом Пупкиным. Это я к тому, что или оба примера надо отнести к поэзии, или — ни один из них. Но каждый отдельный человек может не согласиться с моим последним утверждением. Гаранин и Локшин, Зайцев и Юдович, Каган и любой другой могут иметь свое мнение. Не будем подобно нашему бывшему Госсекретарю называть несогласных deplorable.
Игорь Ю.
28.07.2017 в 22:49
Соглашусь сразу и с Д. Гаранином и В. Каганом.
Простите, Игорь, но я всегда считал Вас вменяемым читателем. То, что Вы сейчас сказали, оксюморон. А если не прибегать к иностранным словам — то просто глупость. Нельзя соглашаться с обоими. Гаранин ничего не понял в поэзии Анмашева или сделал вид, в чем и признался, кинув в автора комок грязи. Как же без этого? Вы хоть понимаете, что значит «вторичный продукт»? Вы читали Войновича? Это значит говно, пардон за мой французский. А В.Каган, напротив, все понял изумительно точно и признал «стихи хорошими». Т.е. Вы соглашаетесь, что стихи — говно, и что стихи хорошие. Неужели не совестно так подставиться? Вы же ценили хорошие песни и стихи. Ладно Гаранин и Локшин — они «конкуренты», им как серпом по молоту признать в поэте подлинность. Но Вам-то зачем это?
«Что там хлещет за стеклом — всё бравады, да бравады,
как отшельники на слом — на щеках следы помады,
вроде кладка кирпичом в середине мелких дрязг,
пастырь воет ни о чём — паства слышит только лязг…»
Из четырех строк понимаю только последнюю (я понимаю ее как выражение отрицательных эмоций поэта от тяжелого рока).
Прошу у более сведущих читателей помощи…
Это просто крупнозернистые словомазки, абстрактная словопись, выражающая недовольство очень романтического героя бурной бессмысленностью жизни.
Соглашусь сразу и с Д. Гаранином и В. Каганом. Читать трудно, смысл многозначен в каждой строфе, но это поэзия самая настоящая.
А вот совсем свеженькое, оттуда же из facebook с рифмой и ритмом. Нравится или не нравится, а только в «с руки» ставьте ударение на «у».
Maikl Anmashev
July 28, 2016
«И он уходит, сбросив с руки плащ, зажав в руке счастливую монету,
искать другую стильную планету, и наплевав давно уже на эту,
оставив тут интриги, склоки, плач ..».
Вот, уважаемый Ю.Н., озвучка этого стихотворения, послушайте, это к тему ударения, честно говоря, я не понял, почему Вы вдруг поставили удаление на «у»? — https://soundcloud.com/mischa-anmaschev/rec1129
Вот и верь людЯм после этого. Хорошо, — привычка искать ПРО поэта выручила и на этот раз.
Да и стихи — н а с т о я щ и е, позволю себе такую имхо-вскую вольность.
Блестящее сочетание живоп. набросков-прозы-воспоминаний и Поэзии. Пусть, однако, судят
читатели, а не другий поэты, грозящий скоро выдать свою новую под-борку 🙂
М.А.
«Пусть стучатся всегда вразнобой и не в такт, а стучат неумело и глупо,
если кто-то упал, то закончился акт, за кулисами охнула труппа!
И как будто прибита душа наотмашь, навсегда и со знанием дела,
и играешь ты роль и впадаешь ты в раж, значит точно — в душе накипело!
Ну, а там за окном — всё в разводах воды, всё размыто и слёзы на стёклах,
и в миноре настроены капли-лады на щеках твоих нежных и мокрых…
…Прочитать был рад твоё письмо в душном мареве июльского заката,
далеко от друга и давно — это всё интрига виновата…
Я по-прежнему — живу, не зная боли, замерзаю в солнце преисподней,
созерцаю прелесть царской воли, нет, чем я, предмета инородней…
Помнишь, как сидели у реки, было пятеро и все свои, родные,
приходили позже, за грехи, и ночами снова уводили…
Вспоминаю часто, просто впился, твой вопрос — «Как славу мне стяжать?»,
если уж в империи родился — лучше из империи бежать…
***
Ночь. Бар. Окно. Огни.
Прокурено в визжащем громко джазе.
Мы в пьющей суете одни,
как в кимберлитовой промытой грязи.
Истёртый пол и грязные столы,
засыпанные пеплом в пятнах кофе,
но в мире нет другой такой игры,
здесь в джазе сам маэстро Мефистофель!
Никто не закрывает в баре рта,
и вечный гомон, смех, как спутник джаза,
весёлая, живая суета,
а он алмаз на сцене бара-страза!
Прокурено до синевы туманов
и в тонких пальцах вьётся сигарета
и визги саксофона и оргАнов
и джазовость истлевшего Завета!
Здесь душно упоительно и терпко,
маэстро исполняет под заказ,
красивая волнующая сербка
поёт, как Элла, этот чёртов джаз!
И гомон, гомон, гомон, дикий смех,
и звон бокалов — лопнут перепонки,
маэстро выбирает только тех,
с кем органичны джазовые гонки!…»
ПОВЕЗЁТ читателям, кот. не ленясь и не торопясь, перечитает это оригинальное
творение, сочетающее, кроме музыки рифм и ритма, интересные воспоминания поэта
по имени Михаил Анмашев, он же — Maikl Anmaschev
https://www.facebook.com/groups/1211039248915039/
Maikl Anmaschev «У нас, если что-то снимут, то получится всё равно Лениниана, если
сделают, то автомат К. …» Автору — поклон и наилучшие пожелания.
Огромное спасибо, Алекс! Весьма и весьма рад Вашему мнению!
Очень утомительные стихи. Поэтический камнепад, сель. Постоянный крик на самой высокой ноте. Впечатление буйного романтизма, но сухой остаток невелик. В кучу сброшено буквально всё, что есть в культуре – из этого делается вторичный продукт.
Ст.Лец говорил, что искусство должно быть понятно … для тех, кому оно предназначено. М.б., не для вас они Михаилом писаны?
Стихи могут нра или не нра. Но с учётом вышесказанного далеко не всё, что вам не нра, вторичный продукт — эвфемизм, который в оценке чужой поэзии после «Чонкина», иначе как самонадеянным хамством не является.
А стихи-то хорошие.
Нет-нет, дорогой Виктор! Я как раз очень хорошо понимаю эти стихи и весь творческий метод автора. Можете считать, что мне эти стихи не нравятся. Сделать их анатомирование как стихам Леонида Латынина затруднительно, поскольку здесь царит полное раскрепощение и пишутся достаточно произвольные вещи, почти как в абстрактной живописи, где было бы абсурдно критиковать за абстрактность. Заметьте, что я веду дискуссию с Вами в спокойном, выдержанном и даже дружеском тоне.
Кстати, «Кто сдаёт продукт вторичный – тот питается отлично» и т.д. не из «Чонкина», а из «Москва 2042». Мне там ещё очень нравится про «отца Звездония».
Виктор, спасибо Вам огромное за добрые слова, а Гаранин — это просто < … >
Правило №10. Обсуждаются тексты, а не их авторы.
Дорогой Михаил, замечательно! Поздравляю с публикацией!
Спасибо огромнейшее, Виталий дорогой!!!
Новость прекрасная! Поздравления замечательному Поэту Михаилу Анмашеву с пожеланиями удачи, успеха, вдохновения, новых творческих побед! Воистину СЛАВНЫЙ дебют !
Огромнейшее спасибо, Танечка дорогая!!!