Ангел целует младенца, убирает со лба ему прядь,
Ангел ушедшей мамой присаживается в кровать.
Не бойся, мол, темноты, в этом лучшем из всех времён,
Ведь все люди — как звёзды, и ночь — мириад племен
[Дебют] Ольга Зверева
КОГДА Я ЧИТАЮ НОВОСТИ…
***
Когда я читаю новости –
вечер, взрывы, умершая кошка, уснувший пожарный, –
я думаю, что море в шести километрах,
в двадцати машино-минутах.
Когда я вспоминаю о море,
оно фыр-фыр-фыр, серый ежик из сказок Козлова.
но чем море ближе,
тем больше оно — ветер, взрывная волна,
умерший крабик, уснувшая рыбка,
осколок бутылки
с утекшей запиской о мире.
***
Здесь дорога темна. Город мой. (Спи, бетонный мой друг).
Фонареет луна, мерно дышит нарезанный лук
на покинутой кухне. Так тихо дыханье его,
что уже не вспугнет, не расстроит уже никого.
Масштабируем дальше: дорога идет сквозь квартал.
Помнишь, раньше ты здесь оживленные окна считал.
Так считай же в обратном порядке: кто жив тут еще? —
Хочешь перекрести, хочешь, сплюнь молча через плечо
присутуленной липы. Лишь сплюнь и навеки забудь
тех, кто раньше ушел и кого за окно не вернуть.
Засыпай же, мой друг, гений мiста и господин
забулдыжной дороги, где ты застываешь один.
***
Ангел целует младенца, убирает со лба ему прядь,
Ангел ушедшей мамой присаживается в кровать.
Не бойся, мол, темноты, в этом лучшем из всех времён,
Ведь все люди — как звёзды, и ночь — мириад племен.
Но младенец не хочет ночи, младенец хочет рассвет,
Где есть только мама, а людей и ангелов нет.
Пусть по кругу галактик несут их во тьму поезда,
Где все звезды — как люди, и на каждом нашита звезда.
Ангел приходит к другому, шепчет, что ночи нет —
Ты станешь рассветом, ты возглавишь грядущий рассвет.
Вот младенец становится солнцем, потягивается легко –
И заревом красным отдается ему молоко.
И пусть кто-то в нем захлебнется, что ж, такие дела:
Цвет крови похож на шепот его ангела.
И перед тем, как на новую эру перевести часы,
Ангел целует младенца в будущие усы.
Ангелы видят так мало в поисках красоты.
Я прогоняю ангела из своей комнаты.
Сначала скажи мне, что те, другие, мертвы,
Что из перьев у них прорастает уже ковыль.
Что их опыт учтён, что наш опыт давно учтён,
Что все люди — как звёзды, и ночь — мириад племен.
Мидсоммар
Сначала я хотела, чтоб не было страха смерти.
Но именно он погнал
престарелых животных
в далекий Бремен,
сваял музыкальную группу,
очеловечил.
Теперь в городе памятник:
пирамида из медных зверей
и живых детей.
Сейчас я хочу, чтобы осталось время,
чтоб каждый ребенок
успел
не бояться,
забраться на пирамиду,
подняться на петуха
и встретить солнце.
***
Ночь так тиха, что я говорю с собой:
Детское имя, бабушкин смех и ворчание мамы.
Я говорю, как неочевидна боль —
И в том ее знамя.
В таких диалогах избыточен звук любой,
А множество “мы” сугубо непостоянно.
Я говорю: зато постоянна боль –
И в том ее тайна.
Курс затонувший ушедшего корабля,
Путь, обогнувший планету тройной мигренью,
Детское имя — истоптанная земля.
И в этом спасенье.
