СЕМЬ ИСКУССТВ

Синоп мог стать ловушкой уже для Нахимова: ветер дул с моря, места для манёвра не имелось, так что самостоятельно выбраться из бухты под огнём противника было бы затруднительно, а о подходе пароходов Корнилова он не знал. Проще говоря, вопрос стоял ребром: победа или смерть!

Юрий Кирпичев

СИНОП — ПИРРОВА ПОБЕДА

(продолжение. Начало в № 11/2023 и сл.)

Глава 6. Синопский бой

«Возвеличивая Синоп, мы пришли к Цусиме».
Н. Кладо

Синоп, казаки, Ушаков

Итак, мы приближаемся к Синопу и в дело уже вступили пушки. Утром 5 (17) ноября они гремели на западе Чёрного моря, а поздним вечером уже на востоке. Назревало генеральное сражение. Ибо, выйдя в море, Осман-паша уже нигде не мог скрыться от превосходящих сил русского флота. И Нахимов его нашёл. Это нетрудно было сделать. Вскоре после того, как шторм пронёс корабли русского адмирала мимо Синопа, в прославленную с античных времён бухту этого города стали собираться потрепанные фрегаты и корветы турок и, зная нахимовскую хватку, можно было не сомневаться, что он вернётся за добычей.

Синоп (Синопа) это одна из древнейших греческих колоний на Чёрном море. Основана милетцами дважды: в первый раз ещё в гомеровские времена, до разрушительного вторжения киммерийцев в Азию (до 751 г. до н.э.), а вторично в 632 г. до н.э. Расположен город на узком перешейке полуострова (русские ядра легко перелетали его) к востоку от мыса Карамбис (Керемпе), в самом узком месте моря, напротив Крыма. Благодаря удобному положению и двум гаваням, северной и южной, стал богатым торговым городом и метрополией многих иных черноморских городов. Отсюда родом философ-аскет Диоген и понтийский царь Митридат Евпатор, сделавший Синоп своей резиденцией. Затем город стал колонией Рима, в XIII веке его захватил сельджукский султан, а после него хозяевами стали османы. С тех пор он состоял из собственно турецкого города на западе и греческого квартала на востоке.

Что касается славы русского оружия, то задолго до Нахимова на Чёрном море гремела иная слава, вольная, казацкая. В 1614 году произошло событие, получившее широкую известность в Европе, ошеломившее Стамбул и вызвавшее ужас в окружении султана: казаки взяли приступом, разгромили и сожгли Синоп! Возглавлял их великий военачальник, запорожский гетман Петр Конашевич Сагайдачный. Первоначально его флотилия двинулась к устьям Дуная и турецкий хронист Мустафа Найма сообщает, что казаки «разграбили сперва по обыкновению деревни, лежащие по берегам реки Дуная и при море».

Но Сагайдачный имел в виду куда более дерзкий план удара — по Малой Азии. Его флотилия пересекла море и вышла в район Трабзона, где казаки начали опустошать побережье. Главным объектом в таких набегах еще со времён готов был богатый Синоп. Он славился прекрасным местоположением, прелестными окрестностями, великолепным климатом, склонными к неге жителями и даже звался «Городом любовников». К тому же являлся военно-морской базой Турции, крупнейшей черноморской верфью империи, «морским оружейным хранилищем великого султана». Его крепость историк и путешественник Эвлия Челеби характеризовал как «неприступную и очень прочную», построенную из камня, с железными двустворчатыми воротами, располагавшуюся тремя ярусами на высоком холме.

Нападение на город, по мнению современников, было мастерским, произошло ночью и оказалось совершенно неожиданным. В результате солдат гарнизона, экипажи судов и население охватила невероятная паника. С помощью приставных лестниц казаки (неужели везли длинные лестницы с собой, на чайках?) ворвались в крепость, захватили цитадель, верфь, галеры и целый город. «Вступив в эту древнюю крепость, они, — сообщает Мустафа Найма, — умертвили в ней всех правоверных, ограбили их домы, увели жён и дочерей…» Правда, в других переводах говорится не о поголовном истреблении, а о том, что казаки «вырезали гарнизон» и убивали «каждого мусульманина, попадавшегося им на пути», но крови, конечно, пролилось много. Зато все христианские невольники получили свободу, а их радость не поддавалась описанию.

Согласно Найме, запорожцы, зажёгши Синоп «со всех концов», «обратили этот прекрасный город в пустыню», а польский гетман С. Жолкевский в отчете сейму говорил, что султанский арсенал, галионы, галеры «всё то пошло с дымом» и что казаки «учинили убытка туркам на 40 миллионов, не считая людей». Погрузив на чайки громадную добычу, «полон» и часть освобождённых рабов, запорожцы спокойно ушли в море. Мало того, оказалось, что этот рейд стал всего лишь репетицией к главному: в следующем году Сагайдачный на 80 чайках осуществляет Босфорскую экспедицию, о которой впоследствии так мечтали русские самодержцы и моряки. Он нападает на Стамбул, жжёт его предместья, проводит демонстративный парад своего флота на виду у столицы и спокойно уходит домой. Султан метал громы и молнии, видя из своего загородного дворца дымы горящих предместий Мизевны и Архиоки. Он отправил в погоню галерный флот, но казаки взяли на абордаж турецкие галеры в сражении около устья Дуная, а затем демонстративно сожгли их напротив Очакова. Турецкий адмирал при этом попал в плен. Нет, недаром в первой трети XVII века казаков называли хозяевами Чёрного моря!

В 1616 году запорожцы совместно с донскими казаками снова взяли Трабзон и Синоп, уничтожив при этом сильную турецкую эскадру Мехмед-паши. Итальянский путешественник и литератор Пьетро делла Валле сообщает, что тот «повёл туда, кроме большого числа небольших судов, десять галер из числа самых больших и лучших, что были в Константинополе. Несмотря на все это, его судьба не стала счастливее других. Напротив, он испытал самые большие невзгоды, так как казаки, обратив его войско в бегство, захватили две большие галеры среди многих других, пустились за ним в погоню, побив его и оконфузив». (Величко С. Летопись событий в Юго-Западной России в XVII-м веке. Составил Самоил Величко, бывший канцелярист канцелярии Войска Запорожского. 1720. Киев, 1848-1864. Т. 1. Приложения. Т. 2. Т. 4).

Заходил в Синоп и лучший российский адмирал Фёдор Ушаков. 21 мая 1790 года его эскадра в составе трёх 50-пушечных кораблей, четырёх фрегатов, 11 крейсерских и репетичного судна подошла к городу, но береговые батареи отогнали его крейсерские суда. Темнело, и Ушаков отвёл эскадру в море. На следующее утро он вошёл в бухту, где стояли два фрегата, шхуна, кирлангич, полугалера, три лансона и чектырма. На эллингах строился линейный корабль и две таитии. Однако слабый восточный ветер и опасение огня береговых батарей делали атаку рискованной, и Ушаков ограничился перестрелкой и захватом нескольких турецких судов, шедших в Константинополь. 24 мая он покинул Синоп.

Странная блокада

Итак, шторм загнал эскадру Османа-паши в Синопскую бухту. Его плохо одетые и необученные экипажи состояли из новобранцев, анатолийских крестьян, никогда не видевших моря и впервые попавших в такую переделку. На палубах лежал слой льда и снега в несколько дюймов толщиной. Команды так обессилели, что несколько часов после постановки на якорь не могли прибрать паруса…

Выдержав этот же шторм, эскадра Новосильского, за противным ветром не способная быстро вернуться в Севастополь, пришла на его рейд лишь 11 (23) ноября, как и отосланные Нахимовым потрепанные непогодой суда. Стало ясно, что сил у последнего осталось мало, с тремя кораблями блокада Синопа проблематична и недовольный Новосильским Меншиков немедленно поручил ему тотчас же следовать на помощь. Князь уже знал, что в Синопе наконец-то обложили крупную турецкую эскадру и торопил с выходом, так что корабли Новосильского не успели даже толком запастись провизией. Утром 12 (24) ноября линейные корабли «Париж», «Великий Князь Константин», «Три Святителя», «Варна» и «Гавриил» покинули рейд. Но два последних уже на следующий день вернулись из-за открывшейся в «Варне» течи.

Возникает резонный вопрос по поводу действий Корнилова, давно поставленный анонимным Севастопольцем в «Русском архиве»: какой же смысл отсылать эскадру Новосильского в Севастополь, ослабляя Нахимова, если ей сразу же пришлось мчаться назад? Из историков лишь Зайончковский да Скрицкий выражают деликатное недоумение по поводу действий Корнилова в эти дни, но не более того. Сам адмирал в это время находился уже в Николаеве и примчался в Севастополь 15 (27) ноября, приказав срочно готовить пароходы к выходу в море. Он боялся опоздать! Уже утром 17 (29) ноября «Одесса», «Крым» и «Херсонес» под его флагом покинули Севастопольский рейд и на всех парах помчались на юг. Но в этот раз фортуна изменила ему, и вечно спешащий адмирал опоздал к столь желанной большой победе всего на пару часов.

Ранним утром 16 (28) ноября у мыса Пахиос три огромных трёхдечных корабля Новосильского соединились с линкорами Нахимова, все действующие лица грядущей драмы собрались, оставалось уточнить детали и распахнуть занавес батального представления. Пять дней провёл Нахимов с малыми силами в бурном море вблизи Синопа, как и обещал в донесении от 23 ноября («…я положительно останусь здесь в крейсерстве и буду их блокировать…») не для того, чтобы ограничиться блокадой и не пустить турок дальше.

Меншиков недвусмысленно требовал их истребления, однако адмирала не требовалось понукать, он сам рвался в бой, ибо вот оно, оправдание всей его флотской жизни, венец адмиральской службы, мечта любого флотоводца, то, чего он ждал столько лет — большое сражение! Второй Наварин, теперь уже под его флагом. Конечно, с тремя линейными кораблями атаковать Синоп нельзя, и пишут, что Нахимов блокировал порт.

Однако что сие могло означать? Он что, препятствовал бегству? Или подходу новых сил врага? С тремя кораблями? Если бы Слейд уговорил капудан-пашу и английского посла отправить линкоры в Синоп (он даже жаловался на последнего в Лондон), Нахимов не смог бы их остановить, имея в тылу Османа-пашу. А будь у того желание драться, он легко прорвался бы и сам: семи фрегатов, трёх корветов и двух пароходов для этого вполне хватало, тем более что своя гавань рядом. А вот что делать кораблям Нахимова в случае серьёзных боевых повреждений, в штормовом море, далеко от базы?

Впрочем, турки могли прийти в Синоп и уйти из него без боя. Из шканечных журналов русских кораблей видно, что ночи они проводили в 10-12 милях к востоку и северо-востоку от Синопского полуострова, то есть путь на юго-восток, к Герзе был открыт.

Почему же «блокировали» так робко? Да потому, что опасались англо-французского флота! Как бы самим не оказаться меж двух огней… Нет, Нахимов никак не мог блокировать турок, у него не хватало сил для этого. Он просто сторожил их, поджидая подмоги. Турки могли уйти в любой момент, что и советовал Мустафа-паша. Но с такими командами Осман-паша опасался идти в бурное море, он надеялся на помощь из столицы и на береговые батареи, пусть и плохонькие. Увы, помощи он не дождался, а батареи усилить не догадался.

Приказ Нахимова

После подхода Новосильского Нахимов еще двое суток выжидал. Лишь 17 (29) ноября погода прояснилась, и уменьшившееся волнение позволило собрать на «Императрице Марии» командиров кораблей и сообщить им план атаки.

О боевом приказе Нахимова много пишут, но он, в сущности, очень прост и свёлся к тому, что надо двумя колоннами подойти к противнику на максимально близкую дистанцию, стать на якорь и палить изо всех сил. «Какой там маневр! Вздор-с!» — говорил Павел Степанович о действиях Нельсона у Трафальгара. Хотя и позаимствовал у великого флотоводца заключительные слова приказа: «…я предоставляю каждому совершенно независимо действовать по усмотрению своему, но непременно исполнять свой долг. Россия ожидает славных подвигов от Черноморского флота; от вас зависит оправдать ожидания». Сравните: «Англия ожидает от всех и каждого исполнения своего долга». Впрочем, кто тогда не заимствовал у сэра Горацио! Корнилов вон тоже нечто похожее при каждом удобном случае произносил, да и сам Нахимов пару недель назад, сообщая командам о начале войны, писал то же самое.

Но и сей маневр, отработанный Корниловым в Севастополе, удался не вполне. Левая колонна стала на якорь дальше от противника, чем планировалось, что затем позволило «Таифу» вырваться, а «Императрица Мария», возглавлявшая правую колонну, флагманский корабль самого Нахимова, не дошла до центра бухты. Отчего «Чесма», концевая в этой колонне, не могла действовать против турецких кораблей, и бой для неё свёлся к борьбе с турецкими батареями № 3 и № 4. К тому же «Чесма» и «Вел. Кн. Константин» мешали друг другу, перекрывая секторы обстрела, так что пришлось им под турецким огнём заводить на баркасах новый якорь и перетягиваться. Никакого руководства боем приказ не предусматривал, к тому же огонь турок быстро перебил сигнальные фалы, а клубы дыма с первых же выстрелов окутали корабли до клотиков.

Адмирал В. Доценко в отношении нахимовского приказа настроен скептически:

«Итак, в приказе присутствует прекрасная форма изложения, … но отсутствует главное — замысел флагмана. Мы уже приводили приказ, отданный перед сражением при Наварине Кодрингтоном. Тот каждой эскадре поставил конкретные задачи и предложил способы их выполнения. В Чесменском сражении чётко просматриваются замысел командующего и выбранное им направление главного удара. Нахимов никаких задач командирам не ставил: он предоставил им полную свободу действий, которую каждый командир понимал по-своему. Если бы перевес в мощи орудий был не таким значительным, то неизвестно, как бы развивались события. Нахимов акцентировал внимание на ненужных деталях, не забывая о таких мелочах, как заклепки у якорь-цепи. Боевой приказ больше похож на инструкцию старшему офицеру и главному боцману по постановке корабля на шпринг». (Доценко В.Д. «Мифы и легенды Российского флота» М.: АСТ, Полигон, 2004).

А ведь приказ Кодрингтона Нахимов отлично знал ещё с наваринской молодости, двадцатипятилетний лейтенант его от буквы до буквы законспектировал, учил как образец на адмиральское будущее и привёл полностью в своём письме М.Ф. Рейнеке, писанном 4 ноября 1827 г. с Мальты на корабле «Азов». Жаль, не заглянул в старую тетрадку перед Синопом. Приказ Кодрингтона стоит привести:

«Правила, коими должен руководствоваться соединённый флот при входе в Наварин.

Известно, что те из египетских кораблей, на коих находятся французские офицеры, стоят более на SO, а потому желание моё есть, чтобы е. пр-во г. контр-адмирал и кавалер Риньи поставил эскадру свою противу их кораблей, и как следующий к ним есть линейный корабль с флагом на грот-брам-стеньге, то я со своим кораблем «Азия» намерен остановиться против него с кораблями «Генуя» и «Альбионом». Касательно же российской эскадры, то мне желательно было, чтобы контр-адмирал гр. Гейден поставил оную последовательно близ английских кораблей. Российские же фрегаты, в таком случае, могут занять турецкие суда вслед за сим; оставшиеся английские фрегаты займут те из турецких судов, которые будут находиться на западной стороне гавани в противоположении английским кораблям, а французские фрегаты займут те из турецких фрегатов и прочих судов, которые находиться будут против французских кораблей.

Ежели время позволит, прежде нежели какие-либо неприятельские действия будут сделаны со стороны турецкого флота, судам стать фертоинг с шпрингами, привязанными к рыму каждого якоря. Ни одной пушки не должно быть выпалено с соединённого флота прежде, нежели будет на то сигнал. Разве только в таком случае, что откроют огонь с турецкого флота, в таком случае те из турецких судов должны быть истреблены немедленно.

Корветы и бриги находятся под командою капитана Фелос, командира «Дартмут», для отводу брандеров на такое расстояние, чтобы они не могли вредить которому-либо из судов соединённого флота.

В случае же настоящего сражения и могущего случиться какого-либо беспорядка советую привести себе на память слова Нельсона: «Чем ближе к неприятелю, тем лучше». (П.С. Нахимов. Документы и материалы. М.: Воениздат. 1954. С. 77).

Сравним с нахимовским приказом № 157 от 17 ноября 1853 года:

«Располагая при первом удобном случае атаковать неприятеля, стоящего в Синопе, в числе 7 фрегатов, 2 корветов, 1 шлюпа, 2 пароходов и 2 транспортов, я составил диспозицию для атаки их и прошу командиров стать по оной на якорь и иметь в виду следующее:

1. При входе на рейд бросать лоты, ибо может случиться, что неприятель перейдёт на мелководье, и тогда стать на возможно близком от него расстоянии, но на глубине не менее 10 сажен.
2. Иметь шпринг на оба якоря; если при нападении на неприятеля будет ветер N. самый благоприятный, тогда вытравить цепи 60 саж., иметь столько же и шпрингу, предварительно заложенного на битенге; идя же на фордевинд при ветре О или ОNО, во избежание бросаний якоря с кормы, становится также на шпринг, имея его до 30 саж., и когда цепь, вытравленная до 60 саж., дёрнет, то вытравить еще 10 саж., в этом случае цепь ослабнет, а корабли будут стоять кормою на ветер, на кабельтове; вообще со шпрингами быть крайне осмотрительными, ибо они часто остаются недействительными от малейшего невнимания и промедления времени.
3. Пред входом в Синопский залив, если позволит погода, для сбережения гребных судов на рострах, я сделаю сигнал спустить их у борта, на противоположной стороне неприятеля, имея на одном из них, на всякий случай кабельтов и верп.
4. При атаке иметь осторожность, не палить даром по тем из судов, кои спустят флаги; посылать же для овладения ими не иначе, как по сигналу адмирала, стараясь лучше употребить время для поражения противящихся судов или батарей, которые, без сомнения, не перестанут палить, если бы с неприятельскими судами дело и было бы кончено.
5. Ныне же осмотреть заклёпки у цепей, на случай надобности расклепать их.
6. Открыть огонь по неприятелю по второму адмиральскому выстрелу, если пред тем со стороны неприятеля не будет никакого сопротивления нашему на него наступлению; в противном случае, палить как кому возможно, соображаясь с расстоянием до неприятельских судов.
7. Став на якорь и уладив шпринг, первые выстрелы должны быть прицельные: при этом хорошо заметить положение пушечного клина на подушке мелом, для того, что после, в дыму, не будет видно неприятеля, а нужно поддерживать быстрый батальный огонь. Само собой разумеется, что он должен быть направлен по тому же положению орудия, как и при первых выстрелах
8. Атакуя неприятеля на якоре, хорошо иметь, как и под парусами, одного офицера на грот-марсе или саллинге, для наблюдения при батальном огне, за направлением своих выстрелов, и буде они не достигают своей цели, офицер сообщает о том на шканцы для направления шпринга.
9. Фрегатам «Кагул» и «Кулевчи» во время действия оставаться под парусами, для наблюдения за неприятельскими пароходами, которые, без сомнения, вступят под пары и будут вредить нашим судам по выбору своему.
10. Завязав дело с неприятельскими судами, стараться, по возможности, не вредить консульским домам, на которых будут подняты национальные их флаги.

В заключение выскажу свою мысль, что все предварительные наставления, при переменившихся обстоятельствах, могут затруднить командира, знающего свое дело, и потому я предоставляю каждому совершенно независимо действовать по усмотрению своему, но непременно исполнить свой долг».

Адмирал Доценко прав.

Соотношение сил

И вот время пришло: 18 (30) ноября 1853 года, в ненастный дождливый полдень эскадра вице-адмирала Нахимова двумя колоннами ворвалась в Синопскую бухту. Не убирая парусов, лишь взяв их на гитовы и гордени, линейные корабли расположились полумесяцем на расстоянии 2-3 кабельтова от линии турецких фрегатов и корветов, став под огнем противника на якорь. Людей не послали на реи, чтобы избежать потерь (турки обычно били по такелажу) и чтобы не терять драгоценного времени.

Первые выстрелы раздались с флагманского турецкого 44-пушечного фрегата «Ауни Аллах» в 12 часов 28 минут, затем русские корабли развернулись на шпрингах к целям и открыли батальную пальбу, развив максимальную скорострельность. Над бухтой заревел железный шторм по красочному выражению Адольфуса Слейда, ветер не успевал сносить в сторону густые облака порохового дыма, и корабли полностью исчезли в его клубах, прорезаемых огненными вспышками.

Русские имели большой перевес в артиллерии и выучке экипажей, и всё же будь у Османа-паши не новобранцы, а опытные экипажи (их забрали на линейные корабли прямо перед выходом в море), усиль он береговые батареи за счёт не стреляющих бортов своих фрегатов — и все могло сложиться по-иному. Синоп мог стать ловушкой уже для Нахимова: ветер дул с моря, места для манёвра не имелось, так что самостоятельно выбраться из бухты под огнём противника было бы затруднительно, а о подходе пароходов Корнилова он не знал. Проще говоря, вопрос стоял ребром: победа или смерть!

Бой трактуют как тяжёлую и потому славную и заслуженную победу. Но была ли она таковой? Если обратиться к цифрам, то возникают сомнения. Они говорят о том, что в Синопе после получаса действительно тяжелого боя, к которому привели ошибки Нахимова, затем имел место скорее расстрел, добивание слабого противника, причем расстрел не слишком умелый, плохо организованный, что и привело к затягиванию боя и серьёзным повреждениям русских кораблей. Некоторые из них затем чинились всю зиму.

Шести линейным кораблям, этим плавучим батареям, истинному воплощению морской артиллерийской мощи (всего на них стояло 624 орудия), и двум фрегатам (96 орудий) Нахимова плюс подоспевшим вскоре трём пароходам Корнилова (18 пушек) противостояли семь турецких фрегатов и три корвета, за которыми во второй линии стояли два парохода и цивильные суда. Всего на турецких кораблях имелось 476 орудий заведомо меньших калибров. Их прикрывали береговые батареи — 26 орудий согласно рапорту Нахимова, 38 по Зайончковскому, а у иных историков доходит до 48.

Эти батареи как будто компенсировали явное превосходство русских, отчего на них делают упор, приводя поучительные примеры чрезвычайно успешных действий берега против флота и оценивая на этом основании одно береговое орудие в десять корабельных! Но по данным Жандра в бою участвовало всего 24 орудия: обслуга батарей № 1 и № 2, вынесенных на восток, далеко за город, вообще не дежурила у орудий и при прохождении мимо них русской эскадры лишь выбегала из казарм. В шканечном журнале корабля «Три святителя» записано:

«Проходя построенные на внутренней стороне полуострова батареи, означенные номерами 1, 2, 3, 4, на них не было видно ни малейшего движения, но бежавшие из деревни Ада-Киой турки спешили, вероятно, занять свои места: однако же эскадра наша успела пройти мимо батарей…»

В итоге в бою участвовали четыре батареи.

К тому же пушки пушкам рознь. Если бортовой залп 312 пушек одного борта русских ЛК весил 344 пуда, то залп 262 турецких пушек, включая береговые, 165 пудов — двухкратный перевес! Затем он ещё вырос, когда из погони за «Таифом» вернулись фрегаты, и подоспели пароходы Корнилова. На самом деле перевес был ещё значительнее. Жандр пишет, что на одной из береговых батарей стояли три мощных английских 68-фунтовки, остальные же орудия стояли 18-фунтовые (согласно показаниям пленных и некоего французского мичмана). Но Слейд, Дж. Бадем и Б. Йозкан сообщают о разномастном старье в 14–19 фунтов, среди которого имелись даже три антикварных генуэзских пушки времен падения Константинополя, то есть середины XV века…

Обслуживала батареи не регулярная армия, а милиция, ополченцы. К тому же сектор обстрела им перекрывали собственные суда. Что же касается 68-ф ядер, найденных в бортах русских линкоров, то это их собственные. Когда у «Трех святителей» перебило шпринг и корабль развернуло, он в дыму и азарте боя лепил их в своих. Вот выписка из вахтенного журнала «Ростислава»: «Около 1/2 5-го часа корабль «Париж» делал сигнал кораблю «Три святителя», чтобы он не стрелял по кораблю «Париж», что случалось, когда перебило шпринг у корабля «Три святителя» и он повернул левым бортом к кораблю «Париж». Да и «Ростиславу» Новосильский сигнал поднимал, чтобы перестал бить по своим…

Однако и это не все. Из пушек стреляют люди. Осман-паша жаловался, что перед самым выходом в море его опытные экипажи забрали для комплектования линейных сил, а ему всучили анатолийских крестьян, впервые увидевших море. Эскадру для того и послали в поход, чтобы попутно оморячить команды. И совсем иное дело питомцы свирепого Лазарева, прошедшего английскую морскую школу. Они так вымуштровали комендоров, что из тяжёлых бомбических орудий на ЧФ стреляли не хуже британцев и в два-три раза быстрее, чем на Балтфлоте. Куда уж там зелёным турецким новобранцам и милиции. Так что силы были явно неравны.

Потери турок и миф о десанте

В этой связи необходимо забежать вперед и предварить описание боя цифрами соотношения потерь. Это поможет скептически взглянуть на иные цифры. Фактически Синопское сражение являлось боем только первый час для правой колонны и еще полтора часа для левой. Далее шло брутальное избиение, расстрел и сожжение, причем турок топили даже в баркасах, на которых они, спасаясь, стремились к берегу. О чем свидетельствуют и потери, сообщаемые российскими источниками: 38 убитых и 210 раненных на российской эскадре против 3000 убитых и раненных моряков и 1000 солдат десанта у турок.

Однако на таблице у памятника погибшим морякам, который стоит в Синопе, указано 2700 человек, причём о десанте упоминаний нет. Джандан Бадем в докторской диссертации («The Ottomans and the Crimean war», 2007) ссылается на данные секретаря турецкого командующего флотом, согласно которым общая численность экипажей эскадры Османа–паши составляла 2989 человек, из которых в Стамбул прибыло 958. Еще 156 матросов и 4 офицера вернулись из русского плена. В итоге потери составили 1875 человек. О десанте ни слова. Эти цифры совпадают с данными из докторской диссертации Б. Йозкана (Rus donanmasinin Sinop baskini, Erzurum 1990). И если российские историки настаивают на своих цифрах, то от 1300 до 2125 погибших и раненных были мирными жителями города… Потери которых вряд ли кто считал.

Иными словами, десант на Кавказ, который якобы везла турецкая эскадра, это миф, порождённый слухами, оправдание русского нападения. Историки ссылаются на некую разведку, но у Жандра читаем, что Нахимовым «…от одного грека получено было сведение, что на синопском рейде находится отряд турецких судов с дессантом, для доставления его и боевых припасов на Кавказский берег…»

Вот и вся разведка. Следует подчеркнуть, что у Жандра регулярно встречаются такие ссылки на «источники»: от одного грека, от одного французского мичмана, по показаниям пленных (путаным и недостоверным), отчего к подобным данным следует относиться осторожно. Так, в рапорте Станюковичу от 10 (22) ноября Нахимов сетует и просит:

«Не имея во всем отряде ни одного человека, который бы знал турецкий язык, и встречая беспрестанные затруднения при опросе судов, я имею честь покорнейше просить ходатайства в. пр-ва о назначении переводчиков, если не на все суда вверенного мне отряда, то, по крайней мере, на половину судов». (Нахимов, Документы и материалы. 1954. С. — 271).

Но даже если бы десант имелся, его никто не стал бы держать на судах, вот уже десять дней стоящих в порту и никуда не собирающихся плыть. Для этого имеются береговые казармы. Парусные боевые корабли тех времен и без того страдали от перенаселённости, ибо для обслуживания одной пушки фрегата требовалось от 7 до 12 человек, а численность команд линейных кораблей порой превышала тысячу человек. Осман-паша, даже надеясь на отрезвляющее присутствие англо-французского флота в Босфоре, всё же готовился к бою, о чем свидетельствует быстрое открытие огня его эскадрой. Он ни в коем случае не стал бы держать на кораблях бесполезную в бою на якорях пехоту, мешающую подаче ядер и пороха, путающуюся под ногами и способную поднять панику.

Сражение

Veni, vidi, vici

Переходя к описанию сражения, будем полагаться в первую очередь на свидетельства его очевидцев и участников, перепроверяя их. Это необходимо, ибо уже А. Жандр возмущался благоглупостями в описании боя в официальном органе военно-морского ведомства, в «Морском сборнике»! Он удивлённо пишет:

«Подробное донесение Нахимова князю Меншикову о Синопском сражении и план битвы составлены по аккуратнейшим из корабельных заметок и по замечаниям самого Павла Степановича; сила турецких судов и места их на плане взяты из рассказов пленного турецкого вице-адмирала Османа-Паши и двух капитанов. План и реляция эти помещены в декабрьской книжке Морского сборника 1853 года. Не понимаю только, почему на 160 стран[ице] напечатано: «Когда показан был полдень, корабли готовые к бою, под всевозможными парусами летели на рейд…»

Становясь на якорь со шпрингом при попутном свежем брамсельном ветре, и при том так, что корабли правой колонны должны были стоять кормою на ветер на кабельтов, было бы большою ошибкою иметь всевозможные паруса и следовательно большой ход, при котором шпринг мог легко лопнуть. Опасаясь этого, Павел Степанович заранее убрал брамсели…» (А. Жандр, ibid. С. 106).

То есть, составители «Морского сборника» не постеснялись приукрасить боевое донесение самого Нахимова! Поэтому к любым данным последующих живописателей и украшателей следует относиться осторожно. Канву событий приведём по копии донесения «В.-Адм. Нахимова князю Александру Сергеевичу Меншикову от 29 ноября 1853 года» из книги Жандра. И сразу обратим внимание на несколько важных пунктов. Первый касается сожжения города Синоп. Нахимов, явно предчувствуя последующие обвинения, оправдывается: «Консульские дома и вообще город предписано щадить, поражая рассчитанным огнем неприятельские суда и батареи».

К сожалению, предписание Нахимова то ли не удалось выполнить, поскольку ни о каком рассчитанном огне, как мы увидим, и речи не могло идти, а велась слепая батальная пальба на пределе скорострельности, то ли никто и не собирался выполнять. Так что в итоге досталось не только консульским домам, но и весь город сгорел, вся турецкая его часть!

Второй пункт тесно связан с первым и даже является его причиной. Это неважная организация огня русских кораблей, в частности, неадекватный выбор снарядов. Это весьма слабое использование мощных бомбических пушек по прямому назначению и невероятная скорострельность русской артиллерии (данного вопроса не касался ни один из описателей и исследователей боя). Следствием сей лихорадочной пальбы стала плохая меткость, из-за чего снаряды летели не в корабли противника, а в город и через перешеек.

Третий пункт касается пароходофрегата «Таиф», единственного уцелевшего из турецких кораблей. Буквально все российские историки и художественные писатели приписывают ему трусливое бегство с поля боя, но мы покажем, что он совершил блестящий прорыв сквозь многократно превосходящие силы врага, сопровождавшийся жарким артиллерийским боем, во время которого турецкий корабль последовательно прорвался мимо русских линкоров, обыграл фрегаты Нахимова и затем с боем ушёл от пароходов Корнилова.

После этих замечаний приступим к делу и начнём с того, раз уж коснулись «Таифа», что на нем ждали нападения: «Несмотря на дождь, неприятель нас заметил; над его пароходами клубился дым, суда начали исправлять свои шпринги». То есть пароходы или начали разводить пары или уже стояли под парами, а парусные суда, в отличие от береговых батарей, были готовы к бою.

В правой колонне впереди шел флагманский корабль самого Нахимова, 84-пушечный ЛК «Императрица Мария». За ним следовал 124-пуш. трехдечный «Вел. Кн. Константин». Замыкала колонну 84-пуш. «Чесма». В колонне Новосильского, двигавшейся левее, впереди шел флагманский 124-пуш. «Париж», за ним 124-пуш. ветеран «Три святителя», а концевым 84-пуш. «Ростислав». Еще левее и сзади держались фрегаты «Кагул» и «Кулевчи», предназначенные для действий против турецких пароходов. Нахимов при подходе к цели напрасно поднимал им сигнал держаться поближе к эскадре — это ещё одна ошибка. Иди они мористее, «Таифу» пришлось бы труднее прорываться в открытое море…

Корабли правой колонны становились на якорь по ходу, носом на NW, но лидер не дошёл до назначенного места (видимо, спеша открыть ответный огонь) и «Чесма» едва не уперлась носом в корму «Константина», который перекрыл ей сектор обстрела. Её пришлось перетягивать на якоре, развернув в итоге против хода. Корабли Новосильского разворачивались поочерёдно и выстроились в линию носом на NO. Как видно из схем боя, они встали дальше от противника, чем правая колонна, в 2–3 кабельтовых, что сказалось на результативности их огня. В итоге образовался строй полумесяца, повторяющий контур бухты и линию турецких кораблей.

«Императрица Мария» еще на ходу попала под огонь, им перебита была большая часть рангоута и стоячего такелажа, но флагман и сам вёл батальную пальбу по судам, мимо которых проходил. Затем он отдал якорь напротив адмиральского фрегата и развил столь сильный огонь, что «Ауни-Аллах», не выдержав и получаса боя, отклепал якорную цепь. Дрейфуя на юго-запад, он поочерёдно попадал под выстрелы всех кораблей левой русской колонны, но не потонул, не загорелся и в итоге приткнулся к берегу у крайней западной батареи № 6. Затем «Мария» перенесла огонь на 44-пуш. фрегат «Фазли-Аллах». Тот вскоре загорелся и также продрейфовал к берегу у западной окраины турецкой части города.

Вахтенный журнал «Марии»: «2. В начале часа (второго часа пополудни — Ю.К.) взорвало крайний турецкий фрегат, а через несколько минут взорвало и шлюп. (Ветер OtS).

В 40 минут сего часа все фрегаты, находящиеся против колонны вице-адмирала Нахимова, прекратили огонь и бросились к берегу, а потому, чтобы действовать по судам, продолжающим сражение с другою колонною, мы завезли верп в 2 часа на SSO.

3. В ½ часа на кораблях «Мария», «Константин» и «Чесма» прекратили огонь.
4. В 3 часа остальные турецкие фрегаты бросились на берег, и их отнесло к батарее на мыс Киой-Хасар, по которым продолжали палить корабли «Париж», «Три Святителя», «Ростислав» и «Мария» батальным огнем, который прекратился в 4 часа. С этого времени с первых трех кораблей палили изредка, в намерении сжечь их, что преимущественно производили с успехом корабли «Париж» и «Ростислав». В это время загорелись два фрегата, стоявшие против замка.

…

В 5 часов сражение окончилось, и только изредка с Южной батареи палили по кораблям «Париж» и «Ростислав»…» (Нахимов. Документы и материалы. 1954. С. — 280).

Таким образом, противник правой колонны прекратил сопротивление через 70 минут после начала боя и даже ранее. Нахимов в рапорте Меншикову писал, что после выхода из боя фрегата «Фазли-Аллах»: «…на корабле, не имея противника, ударили дробь и завезли верп на SSW, чтобы, поворотясь, действовать по батарее № 5 и по судам, сопротивлявшимся второй колонне с большим ожесточением; но последнее оказалось излишним: вторая колонна действовала превосходно». (Ibid. С. — 323). Сообщение о пальбе «Марии» по приткнувшимся к батарее № 6 турецким фрегатам малодостоверно — сектор обстрела ей перекрывали корабли левой колонны. Указано, что эти два фрегата зажжены брандскугелями «Парижа» и «Ростислава». Один из них взорвался в исходе 6 часа, второй через два часа. Это важно для понимания причин пожара города.

«Вел. Кн. Константин», следовавший за «Марией», стал на якорь вскоре после неё и открыл батальный огонь по батарее № 4 и по 60-пуш. фрегатам «Навек-Бахри» и «Несими-Зефер». Уже через 20 минут он бомбами взорвал фрегат, а тот засыпал телами и обломками батарею. Это показывает, насколько близко турецкие суда стояли к берегу и свидетельствует о том, что «Таиф» никак не мог пройти между ними и сушей. Батарея на время замолчала, а когда снова начала отвечать, её огонь заметно ослаб. Повернув на шпринге, «Константин» стал бить фрегат «Несими-Зефер» и 24-пуш. корвет «Неджми-Фешан». В час дня фрегат отбросило на остатки мола у греческого предместья, а вскоре и корвет отнесло к берегу у центральной батареи № 5. На ЛК ударили отбой, ему хватило получаса, чтобы расправиться с противниками!

Концевая «Чесма» также действовала по «Навек-Бахри», а затем развернулась и срыла батареи №№ 3 и 4. Таким образом, правая колонна уже через час после начала боя, к половине второго пополудни закончила работу.

В левой колонне наибольшая нагрузка выпала на долю «Парижа». В начале боя он палил по батарее № 5, по 22-пуш. корвету «Гюли-Сефид» и по египетскому 56-пуш. фрегату «Дамиад» (Dimyat) В один час пять минут корвет взлетел на воздух. В это время мимо лагом дрейфовал «Ауни-Аллах» — и получил продольные залпы картечью. Вскоре и «Дамиад» приткнулся к берегу. После этого «Париж» вытравил цепь, развернулся на шпринге и стал бить 64-пушечный фрегат «Низамие». В 2 часа тот потерял две мачты, и его отнесло к берегу, где он загорелся. Тогда «Париж» снова развернулся — против батареи № 5.

У корабля «Три святителя» в 12:45 перебило шпринг, его развернуло кормой к берегу, и он оказался в опасной ситуации, попав под меткий продольный огонь батареи № 6, сильно повредивший его рангоут. К счастью, удалось быстро завести на баркасе верп, отвернуть корму и вскоре он вынудил 54-пуш. фрегат «Каиди-Зефер» броситься к берегу. В его вахтенном журнале записано, что «В ½ часа (в половине четвертого — Ю.К.) заметили, что неприятельские суда прекратили пальбу, некоторые из них были разбиты, потоплены, а некоторые горели. В ½ часа у нас прекратили пальбу, одержали победу над турецкими судами и предавали их огню». (Нахимов. Документы и материалы. 1954. С. — 297).

В прибавлениях к описанию Синопского сражения в этом журнале добавлено:

«…бой в 2 часа 30 мин. почти прекратился. Правый фланг, не имея у себя ни одного противника, умолк, между тем как на левом были слышны изредка выстрелы с фрегата «Дамиад», который, лежа на мели под прикрытием навалившегося на него фрегата «Низамие», снова открыл огонь; мы и «Париж» по ним действовали, но в 3 часа все смолкло и бой был окончен совершенно: неприятельской эскадры не существовало. С корабля «Императрица Мария» адмирал послал офицера-парламентёра в город объявить местному турецкому начальству, что если с батарей или с берега будет сделан хотя один выстрел, то адмирал разрушит и сожжёт город до основания. В 3 часа … турецкая часть города горела в двух местах». (Ibid. С. — 305).

«Ростислав» встал напротив батареи № 6 и 24-пуш. корвета «Фейзи-Меабуд». Сначала он действовал также и по фрегату «Низамие», но того крушил «Париж», поэтому корабль сосредоточился на корвете, отбросив его на берег, и помог кораблю «Три святителя», уничтожив батарею, сильно вредившую тому. После часа пальбы взорвались и затонули также транспорты «Фауни-Еле», «Ада-Феран» и купеческие бриги, а пароход «Эрекли» выбросился на берег.

Нахимов сообщает: «Батареи №№ 5 и 6 продолжали до 4 часа беспокоить нас. Изредка, уже калёными ядрами; но по счастию, эти последние не произвели никакого особенного вреда. Корабли Париж и Ростислав разрушили эти батареи».

Итак, в 3 часа дня последнее сопротивление было подавлено, что подтверждает рапорт Корнилову от того же 18 (30) ноября. Нахимов пишет, что сражение продолжалось два с половиной часа. После чего он отправил на берег парламентера, мичмана И. Манто, чтобы сообщить городскому начальству, что эскадра пришла для истребления турецких военных судов и не желает вредить городу. Надо, однако, заметить, что Е. Богданович, следуя записи в вахтенном журнале корабля «Три Святителя», передает этот эпизод иначе, придавая совершенно иной смысл: «Манто послали парламентером, с приказанием передать властям, что если из города будет пущено хоть одно ядро — Синоп будет уничтожен бомбардированием». (Е.В. Богданович «Синоп 18 ноября 1853 года»).

Н-дас, подставляет Богданович адмирала…

(продолжение следует)