гусиная кожа гранита,
воды мотыльковая речь.
по трещинам в чаше «Зенита»
ковчег петербургский дал течь.
ЭТО ПОЧВА БОРМОЧЕТ И ДЫШИТ
Полигон
Л.Ш.
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые
Ф. И.Т.
Над вечной мерзлотой армейского порядка
По воробьям палит сорокопятка.
И, по уставу ставшие во фрунт,
Равняются на правый фланг шеренги пушек,
А Пущин с Пушкиным, набрав медвежьих ушек,
Заваривают чай, и чай под бражку пьют.
Они в наряде здесь, и что с того?
Один за всех и все за одного.
В огнетушителях ходила бражка долго.
Под флагом вечной мерзлоты страны
Снарядами все закрома полны.
А Пущин с Пушкиным полны любви и долга.
На КПП влетает Мандельштам.
И Пушкин в кружку бух: ему сто грамм
И рядовому Кюхле. Выпив с Блоком
И Дельвигу нальют, и Пильняку,
И Галичу, и так, глоток к глотку,
То под курантов бой, то под «ку-ку» —
Заговорят о вечном и высоком …
Ъ
гусиная кожа гранита,
воды мотыльковая речь.
по трещинам в чаше «Зенита»
ковчег петербургский дал течь.
в припадке махровой мигрени
поплыли сады и дома,
и спрыгнуло личное время,
с трамвайной подножки ума.
гранита гусиная кожа.
полоска канала, фонарь,
мне с каждым мгновением дороже
весь этот скупой инвентарь:
в полуночном сквере скамейки,
аптека, фонарь за углом,*
лекарства, подарки, копейки,
всё то, что мы жизнью зовём…
*
Парафраз строчки Блока:
Ночь, улица, фонарь, аптека
Ъ
осеннее молчание земли
равновелико, разве, расстояниям
и небу низкому, чьи тени залегли
в оврагах донных подсознанья…
черны опустошённые поля.
в них одичали бренные останки:
обломки… ящики… безгласная земля…
на этом первобытном полустанке
не скоро явится разумный человек,
чтоб попытаться верную картину
восстановить: страну… эпоху… век…
как в ноябре безмолвно выпал снег
и как страна ушла в песок и глину…
Ъ
впадающая в спячку муха,
вода, подёрнутая «салом»…
уже не достигает слуха
вороний табор над каналом
Бумажным из Екатерингофки
до Таракановки. при этом
«Московской» белая головка
ждёт в царстве мёртвых царство света.
мы всходов ждём стихов озимых,
друзьям я посылаю в личку:
с мороза горькую рябину
и несгораемую спичку…
19 октября
Друзья, прекрасен наш союз…
А.С.П.
…как стаи перелётных птиц
друзья, под осень, улетают,
уже не разглядеть их лиц.
мы их по головам считаем…
оставив здесь детей и внуков,
и узелки подков на счастье,
друзья косят от перестуков
колёс судьбы в централах власти.
друзья уходят среди ночи,
друзья уходят спозаранок,
друзья мелькают между строчек
с толпой кочующих цыганок
Ъ
Петербург — заштатный город
не высокий и больной,
небосвод иглой распорот,
и течет вода за ворот
императору, который
город поднял над Невой…
петербуржцы как-то живы…
подле невской першпективы
с непокрытой головой
то ли хиппи, то ли щёголь –
Николай Василичь Гоголь,
а за ним, городовой,
что догнать его не в силах,
смотрит Гоголю в затылок
Гоголь хиппи, чёт не чёт —
hippi end — а власть сечёт…
под растяжкой с Анной Вески,
думу, думая свою о пороке, Достоевский
на камену скамью…
не на паперти, заметьте,
слушать сел литую медь…
……………………………
всюду бесы… всюду дети —
и куда всё это деть?
О, да!
Восторжествует дух сухой,
Несовместимый с русским смыслом
Д. Самойлов
В чём русский смысл? Увы, не в духе.
Не в духе дух. — А в чём? — В вине!
Сидят виновные старухи
Кто в ватнике, кто в зипуне.
И вяжут под дымок цигарки
То письма, то черновики
Мои прабабки и товарки,
Не парки, но меньшевики.
Судьба играет с нами в прятки.
Смотав всё прошлое в клубки
Душа уходит в люди, в пятки,
Меж строк в зыбучие пески.
Из шерсти волчьей и собачей
Клубки войны, небесный брак,
Нам бы родиться на Итаке,
Но всё пошло как — то не так
Нет, русский смысл не дух сухой,
Нет, русский дух — туман парилки
Где голый человек в затылке
Державной чешется рукой.
Ъ
…нас увели в леса глухие
в землянки без оконных рам
нет, не Стругацкие, другие —
Цветаева Анастасия,
и с ней — Надежда Мандельштам,
нас увели в землянки слова,
где от стихов сплошной сквозняк,
под свод небесного Покрова,
в вечно зелёный березняк,
там ин. агент Варлам Шаламов
с иноагентом Мандель Штамм*
верстают рукопись романа
свинцового, что девять грамм.
про пайку хлеба, про этапы,
про гибель русской старины,
в чём все евреи виноваты,
булгаковы и турбины,
там, там идут крутым маршрутом
Кара-Мурза, Навальный, Яшин,
там Цезарь ходит в паре с Брутом,
под хоровод кремлёвских башен,
там, на вечерней перекличке,
которую ведёт Кащей,
Белинский, Герцен и Радищев,
и Лермонтов, и Берендей…
*
Фамилия Мандельштам образована
от имени Мандель и слова «штамм»,
в переводе с идиш — ствол дерева
Ъ
… видел радугу Завета
между небом и землёй,
тьму и крест с лучиной света,
тьму, беременную мной.
2…………………………..
…у овечьего колодца
блеют овцы, Руфь смеётся –
память в водоносы льётся
с коромысла муравья,
вечная, как ты, как я…
3……………………………….
…в стольном граде ожидания,
ожиданья крестных мук,
правовед садится в сани*
захватив с собой, на память
звук, отбившийся от рук,
плача Ярославны в бане
по — своим на поле брани
под печатный шаг речей
на FМ, волне грачей…
4…………………………………….
…в стольном граде ожиданья –
cтрелки, да сырая мать— земля…
…на поминках шум застолья, — это родина моя.
справа русское приволье, слева минные поля,
5……………………………………
…я предтеча хрипов в кране,
я предлог, я бормотанье
лисьих листьев ноября ,
я речная чешуя
речки тёши, речки стикса,
речек игрека и икса
за чертой оседлости ручья…
6……………………………
…кучевые облака
в небе каменном пасутся,
лижут град небесный, с блюдца
лижут чёрный хлеб изгнания,
лижут гальку языка,
став, в процессе созерцания
вечной жизни, что ничья,
метафизикой сознания
филологией бытья,..
7……………………….
грифельной сухой клюкой,
сущий пашет мирозданье,
каждой межевой строкой:
пишет —
«…Ъ, свободу и изгнание —
не разлить водой сухой»…
Неправильные глаголы
Музыкантов, непременно музыкантов!
Хома Брут (Вий)
… пока Я спишь, и кровь моя молчит,
еврейская, лишённая рассудка,
Я — Vita Nova, подсадная утка.
Я — вещь в себе. Я — царь Давид.
в плацкарте сна мне весело и жутко.
лишённый слова, я повсюду дома,
Я посещаешь Витебск и Париж.
Я — витебский портной. Я — брутто, Хома.
со мной холщёвая сума,
Я спишь в мякине третьего Псалма,
Я белыми стихами говоришь.
да, кровь моя молчит, пока Я спишь,
но и во сне Я каждой порой знаешь,
что, встав не с той ноги, Я — царство потеряешь,
но жизнь приняв, о ней заговоришь …
Кипарис у дороги
Памяти жены
Время — дырка от бублика. Было и нету. Посмотри на шары золотые Ван Гога. Посмотри в небеса. В них блуждают кометы по ночным закоулкам Тельца, Козерога.
Эта ночь, эта тьма, эти звёзды и вздохи, кипарис у дороги и долгое эхо, это время сметает со скатерти крохи жизни, её золотые орехи.
Мы с тобой две кометы — сюжета и спама. Мы блуждаем в трёх соснах, в трёх соснах надежды… Мы уходим без страха, без страха и срама в сумасшедшее небо, где жили мы прежде …
Волошинский фест
…приплывают дельфины, тела вынося из воды,
лунный серп своих тел над метафорой моря
на виду Кара — Дага, в виду Киик — Атлмаской косы
в пересыщенном солнцем и солью растворе
нет, не молот, но серп, поднимаясь и падая вниз
манит нас в недоступные смертным глубины,
со ступеней волошинских — к грекам из Фив,
или в Дельфы, в его миражи, что из камня и глины.
в складках плоти, что эхо, плутает мотив,
и у Макса в гостях, под гортанный гекзаметр моря,
Одиссей и Гомер пьют с ним местную чачу в розлив,
галька трётся о гальку, как реплики в греческом хоре …
Ъ
Я в родстве, я в родстве, я в родстве
С довоенною шляпой из фетра,
С перестуком дождя по листве,
С перекличкой озябшего ветра.
Я в родстве с красной медью трубы
Из того духового оркестра,
Где высок е соло судьбы
Оборвали, помимо маэстро.
Я в родстве, я в родстве, я в родстве
С деревенькой забытой, Мурзицы,
С перестуком дождя по листве.
За околицей чёрные птицы.
Заложили за спину крыла
И о чём-то толкуют, толкуют…
Вот и жизнь, будто поле легла…
Разве можно удумать такую:
Косогоры, овраги, поля,
Холка леса. Простор этот тесный…
Как бездомна ночная земля
На краю очарованной бездны…
Будто куст, поглощён темнотой,
Я в родстве с ним. Нас полночь колышет.
Перестук… кровоток… перегной —
Это почва бормочет и дышит…
