СЕМЬ ИСКУССТВ

Творческая жизнь моего друга закончилась, едва успев начаться. Художник, талантливый интерпретатор мировой музыкальной классики превратился в пропагандиста, бойца идеологического фронта. Был ли у него выбор? Пожалуй, только один, самоубийственный: отказаться от назначения и вернуться в лагерный ад…

Владимир Фрумкин

ОН МОГ БЫ ВЫЙТИ НА МИРОВОЮ СЦЕНУ

Если бы не вернулся в Северную Корею.

Долгие годы, более полувека, я пытался узнать, как сложилась его судьба после возвращения на родину. В его консерваторские годы в Ленинграде мы были соседями по комнате в консерваторском общежитие. Хо Дя Бок был замечательным парнем и удивительно одаренным, многообещающим дирижером. За годы учебы в классе профессора Ильи Мусина он четыре раза выступил в Большом зале ленинградской филармонии. Вот рецензия на один на один из его концертов, присланная мне из Петербурга музыковедом Ириной Родионовой:

«Смена», 8 декабря 1956 г. [о концерте 4.11. 1956, БЗФ]

Оркестром дирижирует студент

ОКОНЧИВ в Пхеньяне музыкальное учебное заведение, Хо Дя Бок решил отдать свое мастерство музыканта на вооружение родного народа, героически сражавшегося за независимость и свободу. На фронтах Кореи в передышках между боями выступал военный музыкальный ансамбль. Дирижировал им 19-летний Хо Дя Бок. Затем он приехал в Ленинград и поступил на дирижерский факультет Консерватории имени Н. А. Римского-Корсакова.

С первых дней учебы корейский студент проявил редкое трудолюбие, пытливость к знаниям и увлеченность исполнительским творчеством. Выпускник Хо Дя Бок дирижировал оперой «Таня», недавно показанной студенческим коллективом в оперной студии Консерватории.

В один из вечеров нарядный белоколонный Большой зал Филармонии сверкал огнями хрустальных люстр. Как обычно, его заполнили любители симфонической музыки. В этот день за пульт, у которого выступают прославленные дирижеры мира, встал Хо Дя Бок. Концерт оркестра Филармонии под управлением студента прошел с большим успехом. Исполнялась увертюра к опере «Итальянка в Алжире» Россини, третий фортепьянный концерт Д. Кабалевского и пятая симфония А. Дворжака.

В концерте 27 апреля 1957 года, Симфонический оркестр филармонии. © Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича

По дошедшим до меня слухам, мой друг стал чем-то вроде «генералмузикдиректора» Северной Кореи. И только сейчас мне удалось узнать то, что произошло с ним на самом деле. Рассказал мне об этом знаток Северной Кореи Андрей Ланьков, которого я увидел в Ютубе в качестве собеседника Юрия Дудя. Он немедленно ответил на мое электронное письмо, в котором я задал мучавший меня вопрос. Вот его ответ:

У меня для Вас есть новости, и их много. Сразу скажу, что мне, как говорят, в России, “медведь на ухо наступил” (и это был большой, жирный медведь), так что к музыке я равнодушен. Поэтому из музыкального мира Северной Кореи я знаю лишь несколько имён — в основном, тех музыкантов, которые так или иначе были связаны с миром политики. Однако Вам повезло в том смысле, что транскрипция, которую Вы указали, позволяет с большой точностью восстановить оригинальное корейское имя Вашего знакомого. Возможны всего лишь четыре варианта, что со старыми советскими транскрипциями 1950 годов бывает ОЧЕНЬ редко. Поэтому я (признаться, без особого энтузиазма и не ожидая результатов) пробил его по большой базе данных северокорейских публикаций и публикаций по Северной Корее. К своему удивлению, я обнаружил несколько упоминаний музыканта по имени Хо Чжэ-бок (100% он — имя и фамилия редкие). Оказалось, что он является действительно большой фигурой в мире северокорейского искусства. Он упоминается среди тех музыкантов, которые вернулись в КНДР после обучения в Советском Союзе и сыграли решающую роль в развёртывании музыкального образования в КНДР после Корейской войны.

하승희. 북한의 음악수재 인식변화와 활용 양상 한국예술연구 2019 제25호, стр.213 DOI 10.20976/kjas.2019..25.010

В диссертации по истории северокорейской музыки Хо Чжэ-бок упоминается среди наиболее известных музыкантов, получивших звание “народного артиста КНДР” (причём упоминается он со ссылкой на исследовательское интервью с известным северокорейским музыковедом, с которым диссертантка лично общалась в Пхеньяне в 2017 году — то есть имя Хо Чжэ-бока очень на слуху и сейчас)

이선애. 북한 음악수재 교육 연구.仁濟大學校 大學院 2020 стр.161

Впрочем, не всё там было просто. Учитывая характер подобных режимов, я даже несколько удивился, когда начинал поиск, что Ваш сокурсник, как мне показалось поначалу, “прошёл между струй” во время гонений на интеллигенцию вообще и на интеллигенцию с советскими связями — в особенности. Нет, не прошёл! Об этом печальном и предсказуемом, но закончившимся в целом благополучно повороте его биографии я узнал прямо из сочинений любимого руководителя — см. ПСС Ким Чен Ира, том 15, стр. 167-168 (издание 2016 года, сама речь произнесена в 1971 году). Там Ким Чен Ир упоминает Хо Чжэ-бока как человека, который был по решению Великого Вождя Ким Ир Сена отправлен на тяжёлые работы в ссылку (учитывая прецеденты, полагаю, что кайлом уголь в шахте рубал или навоз лопатой на поля грузил). Однако вёл он там себя правильно, в итоге был приглашён самим Ким Ир Сеном на личную беседу, после которой был прощён и по личному указанию Солнца Нации вернулся к творческой работе. Разумеется, Ким Чен Ир приводит эту историю как пример того, что даже оступившийся и уклонившийся от правильного идейного пути интеллигент может исправиться. Есть и грустная новость: Хо Чжэ-бока давно нет в живых. Возможно, поездка на шахты свою роль сыграла. Он скончался в довольно раннем возрасте, 5 августа 1977 года (родился 24 декабря 1931 года). Он похоронен на Кладбище Патриотов (애국열사릉) на горе Тэсонсан — нечто вроде северокорейского аналога Новодевичьего кладбища. Место захоронения само по себе показывает, что к концу жизни он был более чем успешен в КНДР.

Пианист Арнольд Каплан и Хо Дя Бок в Ленинградской филармонии в день концерта 27 апреля 1957 года. © Архив Санкт-Петербургской филармонии им. Д.Д. Шостаковича

Но есть и хорошие новости. Хо Чжэ-бок был женат на Хо Сок-ук (許善旭), первой корейской арфистке. У них есть дочь, которую зовут Хо Мун-ён (허문영), которая тоже является дирижёром (дирижёркой?) и, кажется, довольно известной — не стал уж пробивать дальше, хотя там, кажется, более чем интересная сеть родственных связей сформировалась.

Данные о семье Вашего сокурсника, в частности, содержатся в следующей диссертации:

홍현지. 북한정권 수립과정에서의 허헌의 역할. 동국대학교 대학원 2021 стр.8

Такие вот результаты примерно часовой работы с материалами. Современные технологии позволяют делать чудеса — и это я ещё в общедоступный интернет не полез, дабы не увязнуть там на пару-другую часов, чего себе позволить не могу.

С уважением, Андрей Ланьков

Вот такая получилась судьба. Причудливая, трагическая, подарившая Маэстро всего лишь 46 лет жизни. Освобожденный из лагеря Хо Дя Бок был назначен художественным руководителем в «Народном Театре» («Художественная труппа Мансудэ»), репертуар которого состоял из стилизованных под фольклор грандиозных представлений, прославлявших Великого Вождя. В жизни Хо Дя Бока была и должность главного дирижера Национального симфонического оркестра. Но удалось ли ему исполнять с ним любимую музыку, созданную великими мастерами? Творческая жизнь моего друга закончилась, едва успев начаться. Художник, талантливый интерпретатор мировой музыкальной классики превратился в пропагандиста, бойца идеологического фронта. Был ли у него выбор? Пожалуй, только один, самоубийственный: отказаться от назначения и вернуться в лагерный ад…

***

Я поделился этой историей с несколькими из своих друзей. Их отклики, комментарии, вопросы отправил Андрею Ланькову. Его ответное письмо сильно меня удивило: я понятия не имел, что не все северокорейские и китайские студенты, обучавшиеся в СССР и «в странах народных демократий», вернулись в родные пенаты.

Уважаемый Владимир,

Вот, что мне захотелось ответить на один из вопросов. [Надя Райкина: Потрясающая история. Неужели даже обучение в Советском Союзе могло послужить причиной гноений в КНДР? — В.Ф.]

Обучение в СССР и странах Восточной Европы всегда было основанием для того, чтобы считать человека подозрительным. Вообще говоря, в середине 1950-х и начале 1960-х годов некоторые студенты, обучавшиеся в этих странах, объявили о своём несогласии с курсом Ким Ир Сена и запросили политического убежища, которое и было им дано — правда, при условии, что, находясь в СССР или иной стране Восточной Европы, они не будут там заниматься какой-либо политический деятельностью, направленной против КНДР. Наиболее известные инциденты такого рода — групповой побег студентов ВГИКа и побег группы северокорейских студентов в Болгарии. Последних их болгарские друзья, при молчаливой поддержке болгарских властей, буквально отбили тогда, когда северокорейские спецслужбы пытались их силой вывести из страны (инцидент этот, кстати сказать, привёл к фактическому прекращению дипломатических отношений между КНДР и Болгарией на несколько лет). Любопытно, кстати, что многие из тех, кто тогда получил политическое убежище, потом сделали очень неплохую карьеру на своих “новых родинах”: один из беглых студентов ВГИКа стал крупным режиссёром, а один из болгарских студентов со временем защитил докторскую и стал даже директором НИИ (в Болгарии). Впрочем, тогда политическое убежище в Советском Союзе получил ни много ни мало целый северокорейский посол — Ли Сан-чжо (об этом не так давно мы вместе с Селивановым написали статью — https://www.tandfonline.com/…/10…/14682745.2018.1507022)

Все студенты, обучавшиеся в социалистических странах, были отозваны в КНДР 1959-1962 годах. После этого на протяжении примерно 15 лет студентов за границу Северная Корея практически не направляла. Практика отправки студентов в СССР и Восточную Европу возобновилась только в конце 1970-х годов.

Как мне рассказывал Кан Сан-хо, заместитель министра внутренних дел КНДР (потом тоже бежал из КНДР, в старости жил в Ленинграде, недалеко от меня, я к нему иногда ездил пить чай с сушками в конце восьмидесятых), всех вернувшихся студентов тогда отправили в своего рода фильтрационный лагерь, где несколько месяцев заставляли заниматься “взаимной критикой” и всячески проверяли на предмет идеологической правильности, выясняя, не поддали ли они пагубному влиянию советских ревизионистов. Большинство после окончания этой проверки было признано достаточно благонадёжными, но кое-кого послали на несколько лет на трудовое перевоспитание, а некоторое количество — отправили в места не столь отдалённые.

Полностью отделаться от этих людей было невозможно по прагматическим причинам — вернувшиеся из СССР и Восточной Европы студенты были лучшими кадрами, которые тогда имелись в распоряжении КНДР. Колониальный период японцы умышленно тормозили по развитию в стране высшего образования, а те немногие и учёные инженеры и прочие специалисты, которые это образование получили, в своём большинстве в 1945-1953 году ушли на Юг.

Тем не менее на протяжении всей своей карьеры эти люди считались отчасти подозрительными. На протяжении 1960-х годов, когда отношения с СССР были более чем напряженными, этих людей время от времени хватали и сажали. Некоторых потом выпускали — как случилось с Хо Чжэ-боком, а некоторые так и сгинули в тюрьмах.

***

Собрать материал для этой публикации и оформить рукопись мне помогла Елена Крыжановская, за что я ей бесконечно благодарен.

январь, 2024