Как будто трудно сочинять стихи!
Да Боже мой, какие пустяки
слова и фразы уложить в порядке,
на строки и на строфы их разбить,
да рифмами, как скобами, скрепить.
«ПОЭЗИЯ, КОНЕЧНО, РЕМЕСЛО»
Глава из поэмы
1
Решил писать поэму ни про что.
Великий Кушнер высказался как-то,
насчёт поэм, что время их прошло,
и этого не опровергнуть факта,
что лишь стихотворения в ходу.
Я поперёк великих не пойду.
Должны пред ними преклоняться все мы
Но, видимо, поэт имел в виду
не всяких дилетантов ерунду,
не трёп, а настоящие поэмы,
в которых занимательный сюжет,
характеры героев достоверны,
идеи поучительны, и нет
бессмыслицы и суесловья скверны.
Но я пишу поэму ни о чём!
Без замысла, без фабулы, без темы.
Я честно пустословьем увлечён
и в этом смысле не пишу поэмы.
А что пишу? А так — в потоке слов
желаю плыть, пока не надоело.
Я слишком долго не писал стихов,
а хочется. И в этом всё и дело.
А тут ещё и друг мой с юных лет
подверг меня жестоко остракизму.
-— Ты мне никто, коль больше не поэт! –
Так он изрёк, как будто вставил клизму.
Я от обиды взвыл! Но, как назло,
меня стихами тотчас понесло.
Метафоры в подкорке завертелись,
слова и строки ливнем полились,
и стаи рифм откуда ни возьмись,
как воробьи на тёплое слетелись.
И это продолжалось, как запой.
И вдруг увидел я перед собой
пригодную лишь разве на забой
вот этих строф нечаянную груду.
Но я себе не буду палачом,
не стану разбираться, что почём.
Ведь я пишу поэму ни о чём
и ничего выбрасывать не буду.
2
Я с малолетства полюбил стихи.
Стал, как сегодня говорят, фанатом.
Не разбираясь — хороши, плохи –
я в них впивался ненасытным взглядом,
страницами учил их наизусть,
и каждого, кто оказался рядом,
рифмованным обстреливал зарядом.
Кто слушал, кто не слушал. — Ну и пусть.
Аплодисменты! Восхищенье дев!
Читай же вдохновенно нараспев,
безумно очи к небесам воздев,
как будто вправду истину глаголешь!
А разобраться, чем ты так уж горд?
Несложный интеллектуальный спорт,
трюкачество, игра в слова всего лишь.
Не больше, чем придумывать кроссворд.
Как будто трудно сочинять стихи!
Да Боже мой, какие пустяки
слова и фразы уложить в порядке,
на строки и на строфы их разбить,
да рифмами, как скобами, скрепить.
И всё! Стихи имеют место быть.
Читай друзьям, исписывай тетрадки.
А если мне ответят, например,
что трудно загонять слова в размер,
а рифму подобрать труднее втрое,
то можно обходиться и без них,
припомнив белый и свободный стих,
верлибры там и всякое такое.
Допустим, я не прав, и моему
не слишком просвещённому уму
высокий смысл поэзии неведом,
а потому и злюсь. Но почему
так много тех, кто мнит себя поэтом?
Куда ни плюнь — в поэта попадёшь.
Вот наш профорг. Как слесарь, он хорош,
хоть пьяница, крикун и враг евреям.
И тот слагает оды к юбилеям!
Такие, правда, что бросает в дрожь.
Не потому ль, что труд поэта прост?
Ведь не нужны ни медь ему, ни глина.
ни скрипка, ни труба, ни пианино,
ни краски, ни подрамники, ни холст.,
ни плёнка с кинокамерой, ни сцена,
ни стройплощадка с краном, ни арена,
и вообще не нужно ничего.
Довольно самомненья одного.
3
Но надо выбираться из тумана.
Как пел Боярский в роли д’Артаньяна
— Куда вас, к чёрту, сударь, занесло?
Поэзия, конечно, ремесло.
Есть у неё бессчётное число
различных табу, оговорок, правил.
В угоду им и сам я строки правил
порою самому себе назло.
Однажды ужас как не повезло.
Я, скромный дилетант и неумеха,
стихи о женщинах родного цеха
вдруг написал. И, вероятно, зря.
О сварщицах, я помню, было тоже:
что, мол, они на женщин не похожи,
что робы их как из слоновой кожи
и бутсы на ногах, как якоря.
Мой критик был плешив и бородат,
и мудр, и злоязычен, как Сократ.
(Откуда эти умники берутся?)
К моим стихам он оказался строг
и много ядовитого исторг
по поводу отдельных слов и строк,
но звукосочетание «ибутсы»
его в особый привело восторг.
Был критик прав. Подобные грехи,
конечно, непростительны поэту.
Но, искренне признав оплошность эту,
не стал я переписывать стихи
из-за такой, простите, чепухи.
4
Но это я. С меня и спросу нет.
Я дилетант. А истинный поэт
обязан чтить законы и каноны
и каждый звук, в пылу произнесённый,
испытывать на запах, вкус и цвет.
Открыл же Маяковский нам рецепт:
на грамм стихов руды словесной тонны.
Так, значит, в этом стихотворства суть:
не петь, а лямку трудную тянуть,
стократ изнемогая от сомнений,
с нехваткой слов трагически борясь,
их вечной многозначности боясь,
их скрытую отыскивая связь,
чтоб строить строк скрипучие ступени,
от скверных рифм беспомощно кривясь,
в неблагозвучий вляпываясь грязь,
и сколько ещё всяческих мучений!
Попробуй тут добиться своего.
Однажды графомана одного
я упрекнул в незнанье ударений.
Он глянул исподлобья, как осёл,
и Тютчева в пример, гордясь, привёл,
который классик и великий гений,
а в удареньях полный произвол.
И всё ж боюсь всесилия канонов.
Я помню: Глеб Сергеевич Семёнов,
большой учитель и большой поэт,
он нас учил, талантливых и нет,
и гениев, и глупых, и пижонов,
ум пробудив и сердце болью тронув,
и с благодарной памятью о нём
мы жизни свои старые живём,
но я сейчас хотел бы не о том.
Я помню: Глеб Сергеевич Семёнов,
ещё раз повторю — большой поэт —
по многу-многу раз, по многу лет
стихи свои выхаживал и правил,
и, к безупречной точности стремясь,
упорный ум сменял живую страсть
и плоть живую — благородный мрамор.
Непредсказуем к совершенству путь.
Я вовсе не в защиту графоманов,
тем паче своих собственных изъянов
и собственной бездарности — отнюдь.
5
Стихи я с малолетства полюбил.
Я их читал, рассказывал, зубрил.
Их много было праздничных и разных,
как ёлка новогодняя, прекрасных,
где рифм огни вразбивку и подряд
на колких строчках-веточках горят
Вот «Мистер Твистер». Но не тот дурной,
кастрированный автором, бездарный.
А первый, довоенный, озорной,
сияющий улыбкой лучезарной.
С восторгом вспоминаю до сих пор
швейцара телефонный разговор
(он вырезан был автором в итоге).
Дразнящие синонимами строки:
«Автомобиль»,»мотор», а больше нет!
Так что ещё придумает поэт?
И вот он, восхитительный ответ!
Я прыгаю, я счастлив. я в восторге!
А вот ещё из детских впечатлений,
из тех далёких, тех невинных дней,
что были раньше литобъединений,
учительских учёных объяснений
и мудрых, многознающих друзей.
Бессмертный Пушкин. «Эхо». Сколько раз
вопрос я задавал себе напрасно:
чем объяснить, что каждая из фраз
звучит неповторимо и прекрасно?
Что от искусства, что от волшебства,
когда поэт о звуках просто пишет,
обычные используя слова,
а наше ухо эти звуки слышит?
Великая поэзия жива!
И будет жить она всегда и вечно!
Последняя строка небезупречна,
но снова повторю: всегда и вечно,
покуда живы люди и слова!
6
Кончаю о поэзии раздел
своей необязательной поэмы.
Я всё равно не исчерпаю темы,
зато себя достаточно раздел.
На что теперь я мысль переключу?
Ещё какую исповедь затею?
Сменю пластинку или замолчу?
Сейчас об этом думать не хочу.
Планированье мне не по плечу
и наперёд загадывать не смею.
