Картина преступления окончательно проясняется. Коровин надеялся заключить брак по расчету и остаться в Италии. Вместо этого он получил итальянскую жену-бесприданницу, и теперь понятия не имеет, что с ней делать в России. И тогда он решает убить жену, ставшую для него обузой. К тому же он надеется, что у нее есть хоть какая-то собственность или иное имущество в Италии, и он, как наследник, его получит.
САРАЙ
Пьеса о супружеском и полицейском долге и международных отношениях.
Действующие лица:
Летиция, итальянка
Михаил Коровин, ее супруг
Алкаш Вася, житель деревни Волошино
Семен Кузьмин, участковый в деревне Волошино
Вадим Мокрушин, подполковник милиции из Саратова, дядя Семена
Мария Сергеевна, бывшая учительница английского из Саратова
Майкл, поклонник Летиции из Лондона, студент-юрист
За кадром: бабушка Коровина, милиционеры, работники итальянского консульства
Действие первое
Сцена первая
2000-е годы. Миша и Летиция сидят на веранде (она же кухня) убогого дачного домика за столом и перебирают клубнику, отрывая ей хвостики и бросая их в тазик. Кухня выглядит маленькой, захламленной, со старым покосившимся самодельным умывальником. Кажется, что она вот-вот развалится. За окном возвышается пугало. Миша и Летиция разговаривают по-английски, иногда переходя на итальянский.
Миша: И все-таки я не понимаю, что тебе не нравится? Ну да, может быть, это не виноградная ферма под Вероной. Но ты же хотела природу – вот тебе природа! Опять же, свежий воздух, растения там всякие, ягоды (потрясает в воздухе хвостиком от клубники). Может быть, немного не то, о чем ты мечтала, но, с другой стороны, земля – она же везде земля…
Летиция (перебивая): Знаешь, плантации для чернокожих рабов тоже находились на земле. Я не против природы, но должны же быть какие-то элементарные условия для человека, а не только для червяков и ворон. Я понимаю, здесь заботятся о птицах, поставили им для развлечения вот этого странного синьора (кивает в окно на пугало). Я допускаю, что они теперь счастливы. А для нас здесь нет питьевой воды, нет пригодного для использования туалета, даже умывальник весь разваливается (кивает на самодельное устройство над раковиной). Я давно прошу тебя его заменить. Я боюсь его трогать – у меня такое чувство, что он рассыплется в прах, если я не так на него посмотрю.
Миша: Послушай, ну я же говорю: его очень долго искать. Он где-то есть в сарае. У тебя много свободного времени, ты вполне можешь пойти туда сама и взять этот несчастный умывальник.
Летиция: Да я боюсь заходить в этот ваш сарай! У меня постоянно возникает чувство, что потолок над первым этажом рухнет. Я не понимаю, зачем нужно было строить двухэтажный сарай? Почему нельзя было, к примеру, построить двухэтажный дом? Почему нам приходится ставить твоей бабушке эту, как ее, раскладушку на кухне, потому что в доме нет второй спальни, а в сарае тем временем хранятся вещи со времен Первой мировой войны?
Миша: Ну вот! Ты же сама сказала – там старинные, раритетные вещи. Когда-нибудь когда я найду время разобрать этот сарай, мы выберем на продажу самые уникальные экземпляры и станем миллионерами! И вообще, что значит – боюсь? Ты боишься трогать умывальник, боишься заходить в сарай… Ты просто боишься жизни! Но рано или поздно нужно будет научиться преодолевать этот страх.
Летиция: Да, я боюсь! Я действительно не понимаю, как можно пускать невидимый газ над плитой и зажигать над ним спичку, зная, что он может полыхнуть в твоих руках в любой момент! Если в России принято рисковать жизнью просто для того, чтобы приготовить себе пищу, то мне действительно страшно здесь жить.
Миша: Послушай, я сам хотел жить в Италии, и ты это знаешь. Так что скажи спасибо этому своему дружку – британскому стукачу. Я знаю, это ведь он на меня донес!
Летиция: Перестань, с чего ты взял, что это он? Тебе лишь бы кого-то обвинить!
Миша (гневно): Да твой папаша практически признался мне, что это он! Он даже не скрывал этого, хотя на самом деле мы с твоим Майклом делали абсолютно одно и то же! Мы оба приехали из другой страны работать на виноградных фермах.
Летиция (робко): Да, но Майкл делал это легально…
Миша (все больше распаляясь): Ты прекрасно знаешь, почему Майкл делал это легально: потому что он родился в Великобритании – члене Евросоюза! Ему не нужно было получать никакого разрешения на работу в Шенгенской зоне. Для него и работа эта ничего не значила. Он даже не скрывал, что ему обрыдла его сытая лондонская жизнь, что он не хочет учиться на юриста, но его заставляют родители, и они же подыскали ему невесту и расписали ему всю жизнь на десять лет вперед. И что его тошнит от адвокатской работы, хотя он ни дня еще на ней не работал. И вот он решил вырваться на волю – избалованный богач, пожелавший воплотить свои капризы. А для меня эта поездка была судьбоносной, вся моя жизнь от нее зависела, и теперь ты видишь – да, теперь ты видишь, почему!
Летиция (успокаивающие): Миша, я все понимаю, но ты ведь все равно формально работал у нас нелегально…
Миша (гордо): Да, я работал нелегально, потому что у нас даже получить Шенгенскую визу сложно, не говоря уж о рабочей. Но я повторюсь: разница между нами с Майклом только в том, что мы родились в разных странах. Делить людей по этому признаку – это нацизм! И не спорь со мной! Когда твой папа сказал, что выгонит тебя из дома и лишит наследства, если ты выйдешь за меня замуж – разве это не нацизм?
Летиция (вспыхнув): Перестань, папа вовсе не нацист! Его можно в каком-то смысле понять – он надеялся, что я выберу Майкла, а я выбрала, по его мнению, оборванца из России, которого к тому же решили депортировать из Италии за нелегальную работу. Отец считает тебя авантюристом и уверен, что ты соблазнил меня только затем, чтобы жениться и таким образом остаться в стране.
Миша (с мрачный торжественностью): Ну вот теперь ты видишь, что это не так. Меня депортировали, ты все равно решила выйти за меня, после чего папа выгнал тебя из дома. И теперь мы живем с тобой здесь, без всякой Италии, заметь, за мой счет и в моей квартире!
Летиция: Если быть точным, в квартире твоих родителей, где, между прочим, очень тесно вчетвером.
Миша: Знаешь, тебе ничто не мешает найти работу и заработать нам на хорошее жилье.
Летиция: Мне все еще не выдали разрешение на работу. Ты же знаешь эту вашу бюрократию.
Миша: Но за эти три месяца ты могла хотя бы выучить русский язык. Тебя даже с бабушкой на даче одну оставить невозможно – ты же не сможешь с ней объясниться. Она не знает ни слова по-итальянски.
Летиция: Я пыталась говорить с ней по-английски, английский она тоже не понимает.
Миша: Она старая женщина советской закалки, она вообще мало, что понимает. Но если ты хочешь здесь жить, тебе нужно учить язык.
Летиция: Но я не хочу здесь жить …
Миша (убежденно): Тогда тем более нужно!
Летиция: Если тебе так некомфортно оставлять меня одну с бабушкой, то просто не оставляй меня на даче.
Миша: Но мне некогда сидеть около тебя. Кстати, хорошо, что напомнила – мне надо ехать в город, я уже опаздываю на вечеринку к другу.
Летиция: Возьми меня с собой! Мы уже несколько месяцев, как женаты, а я до сих пор практически не знаю твоих друзей.
Миша: Не могу – это мальчишник. Мой друг женится, мы должны проводить его в последний путь.
Летиция (рассержено): Ну так езжай, мы с твоей бабушкой как-нибудь найдем общий язык.
Миша: Не волнуйся, тебе не придется его искать. Бабушка тоже уезжает.
Летиция (испуганно): Куда?
Миша: Вообще-то у нее есть еще внуки, кроме меня. Мои братья – двоюродные или троюродные, я сам не разбираюсь. А у них есть дети, то есть ее правнуки. И вот ей нужно сегодня вечером с правнуком посидеть.
Летиция (вдогонку): Миша, а умывальник?
Миша: Я тебе уже говорил, сходи за ним в сарай. Нельзя бояться жизни! Рано или поздно ты должна сделать шаг ей навстречу и увидеть ее во всем ее разнообразии, естественности, красоте! В общем, я побежал!
Уходит.
Сцена вторая
Летиция опасливо входит в сарай, который, кажется, вот-вот рухнет. Она включает слабый свет, осторожно продвигается вперед и внезапно видит перед собой мышь. Летиция с криком ужаса отскакивает назад, налетая спиной на старый шкаф. Тот всем своим весом падает на прилегающую к двери стену. Балки начинают трещать, и потолок первого этажа над девушкой начинает сползать вниз. Летиция в ужасе бросается к противоположной стене, и как раз вовремя – потолок обрушивается возле двери, но сам при этом не ломается, а потому разрезает помещение наискосок по диагонали.
Стоящую у противоположной стены Летицию он практически не задевает, но отрезает ей путь назад. Девушка оказывается зажатой в треугольнике между стенами и наклонившимся до земли потолком. Опомнившись от шока, она начинает звать на помощь по-итальянски. За забором дачного участка, к которому примыкает сарай, появляется алкаш Вася, сильно навеселе.
Алкаш Вася: Что за чертовщина? Это у нас что ли баба не по-русски орет, или просто Коровин телек не выключил? Надо проверить. (Кричит через забор): Эй, ты там живая?
Летиция (замолкает на секунду, потом начинает быстро тараторить по-итальянски): Помогите, пожалуйста, меня здесь завалило!
Алкаш Вася: Ничего не понимаю… Она что, реально настоящая? Она и правда меня слышит? (Кричит через забор) Меня зовут Вася!
Летиция (спохватившись, происходит на английский): Help me, please!
Алкаш Вася: Это ты мне?
Летиция: Пожалуйста!
Алкаш Вася: А что случилось?
Летиция не понимает его, но с жаром продолжает что-то объяснять по-английски. Вася не понимает ни слова.
Алкаш Вася: Нет, я пас, пусть здесь менты разбираются.
Возвращается в дом и звонит деревенскому милиционеру Семену.
Алкаш Вася: Алло, Сеня, тут такое дело…
Семен (буднично): Вася, ты опять нажрался.
Алкаш Вася: Да причем тут это?! Тут у нас, блин, международный скандал!
Семен: Международный?
Алкаш Вася: Ну да, с настоящими иностранцами.
Семен: Ты избил иностранца? Где ты его взял?
Алкаш Вася (обиженно): Почему сразу я? Тут на соседнем огороде баба орет по-итальянски!
Семен (после паузы): Чувак, у тебя, похоже, белая горячка. Иди проспись. Откуда здесь возьмется итальянский?
Алкаш Вася: Да говорю же, натуральный итальянский.
Семен: А ты-то откуда его знаешь?
Алкаш Вася: Я просто знаю, как он звучит. Мы же все по телевизору видели. Ну, помнишь, как в песенке: «Мы бандито, гангстерито… Держим в банко миллионо и плеванто на законо».
Семен: То есть она кричала, что она бандито?
Алкаш Вася (раздраженно): Нет, она звала на помощь.
Семен: Откуда ты знаешь, как зовут на помощь по-итальянски?
Алкаш Вася: Она звала на помощь по-английски.
Семен: Ты знаешь английский?
Алкаш Вася: Нет, но слова «хелп ми» все знают, это же как в кино…
Семен (рассмеявшись): Вот дебил! Так это и было кино! Там телевизор наверняка был включен.
Алкаш Вася: А вот и нет! Она со мной разговаривала: замолкала четко, когда я говорил, а потом отвечала.
Семен (вздыхая): Что отвечала?
Алкаш Вася (в сердцах): Да откуда ж я знаю?!
Семен (угрожающе): Вот что. Иди проспись сейчас же, а иначе я тебя самого упеку на пятнадцать суток! Совсем уже крыша поехала от запоев! Итальянки из сортиров с ним по-английски разговаривают!
Бросает трубку. Вася понуро плетется домой и засыпает. На следующее утро с похмелья, с трудом вспомнив вечернее происшествие, все же решает проверить, что это было, и возвращается в огород. Надрывно кричит через забор:
Алкаш Вася: Алло, дамочка, вы тут?
Летиция (слабым простуженным голосом): Помогите, прошу вас!
Алкаш Вася: Ядрен батон, и правда не почудилось! Сейчас, сейчас, подождите.
Грузно перелезает через забор, пытается открыть дверь сарая. Наконец, открывает, понимает, что случилось, уходит. Через какое-то время возвращается с топором и начинает прорубать упавший пол. Через полчаса ему удается вызволить Летицию: измученную, не спавшую, грязную, трясущуюся от холода и страха и что-то бормочущую по-английски.
Алкаш Вася: Офигеть! Это вы там всю ночь сидели? Так у вас, у бедняжки, дверь завалило? А к кому вы вообще сюда приехали? Неужто к Мишке Коровину? Это же его дача, он здесь живет. А где он сам, кстати?
Летиция: Простите, я ничего не понимаю. Мне нужно пройти в дом, согреться. Я безумно замерзла. Только как здесь согреться, ума не приложу: камина нет, горячей воды – тоже, и вообще умывальник не работает. Я пошла туда за умывальником… (плачет).
Алкаш Вася (начинает говорить громко, по слогам, как будто надеясь, что Летиция его поймет): Мишу Коровина знаете?
Летиция (неожиданно начинает кивать): Миша Коровин? Да-да, это мой муж! Он уехал в город, а мне нужен был умывальник (тоже начинает говорить медленно и громко). Я пошла туда (показывает на сарай), и потолок – бабах!
Алкаш Вася: Я все понял! Пойдемте со мной! Пошли, пошли, не бойтесь! (Начинает усиленно зазывать ее с собой).
Летиция (дрожа от холода идет за своим спасителем, бормочет) Куда мы?
Алкаш Вася: Сейчас пойдем к этому уроду Сене, я ему в морду ткну. У меня, значит, белая горячка! Я с телевизором, значит, разговариваю! Я, значит, разобраться не могу, что мне по-итальянски и по-английски говорят! Как будто сам он не бухает! Как будто сам английский знает, пижон! Пойдемте, пойдемте. Вот скажете ему все, что сказали мне, пусть его, урода, кондрашка хватит! На бабло нужно было с ним поспорить, а лучше, на бутылку. Пойдемте же!
Уходят.
Сцена третья
Полузаброшенный милицейский участок, в котором иногда появляется участковый Семен. Его огород находится прямо за участком, и чаще всего его можно встретить именно там. И в этот раз Семен в милицейских брюках и обычной майке возвышается над огородом. К участку подходят алкаш Вася и Летиция.
Алкаш Вася (Летиции): Вот, поздоровайся с дядей.
Летиция с непониманием смотрит на него.
Семен: Ты где такую красавицу отхватил? (Летиции) Девушка, а вы, я вижу, не местная?
Летиция (по-английски): Здравствуйте. Я не очень поняла, почему этот джентльмен хотел, чтобы я обратилась именно к вам (кивает на Васю). На самом деле, это был всего лишь несчастный случай. Сейчас уже все хорошо. Этот мужчина буквально спас мне жизнь.
Семен (ошалело): Это что, та самая итальянка? Настоящая?
Алкаш Вася (хвастливо): А то!
Семен (обращаясь к Летиции, недоверчиво): Итальяно?
Летиция (решив, что он может знать итальянский, переходит на родной язык). Да-да, я из Италии. Я недавно живу в вашей стране и еще почти никого не знаю. И, к сожалению, я совсем не знаю русский. Я пытаюсь его выучить, но помню только «спасибо», «пожалуйста» и «добрый день».
Семен (не поняв ни слова): Обалдеть! Где ты ее взял?
Алкаш Вася: Да буквально из-под завалов выкопал в коровинском сарае. Знаешь, на участке у Коровина?
Семен: Мишки, что ли?
Алкаш Вася: Мишки! Она там всю ночь просидела под досками. Потолок обрушился, хорошо хоть, только с одной стороны. Ну и доски выдержали, не треснули. Она в этом пространстве под досками всю ночь проторчала, бедная.
Семен: Ни хрена себе! А Коровин где?
Алкаш Вася (разводит руками): Да кто ж его знает? Из нее же слова человеческого не вытянешь.
Семен: Сейчас вытянем (подходит к лавке, берет с ее спинки рубашку, надевает ее прямо на майку). Сейчас пойдем, показания запишем.
Алкаш Вася: Ты что, итальянский знаешь?
Семен: Да какой, блин, итальянский? Английский-то в школе учили, разберемся, поди.
Проходит в участок, усаживает Летицию за стол. Она заметно нервничает и не понимает, что она здесь делает.
Семен (на ломанном английском): Что у вас случилось?
Летиция (торопливо): Ничего страшного, не волнуйтесь. В сарае случайно рухнул потолок, то есть пол второго этажа. К счастью, меня не задело, но я не могла выбраться всю ночь. Едва не умерла от холода – здесь ночами еще очень холодно. Вот этот джентльмен (указывает на Васю) буквально спас мне жизнь.
Семен (по-русски): Ничего непонятно. Die – это же умереть? Вы едва не умерли? Это связано с Мишей Коровиным? (Повторяет внятно) Михаил Коровин.
Летиция (радостно кивает): Да-да, Михаил Коровин, мой муж! Он уехал в город вчера, я пошла условия за умывальником, и упал потолок. Меня чуть не убило!
Семен (задыхаясь, поворачивается к Васе): Ты слышал?
Алкаш Вася: Что?
Семен: Вот дебил! Ты так и жизнь свою всю пропьешь, и остатки мозгов. Неужели не слышал? Она только что сказала, что Миша Коровин пытался ее убить, она едва не умерла. Неужели ты никогда английский в школе не учил? Слово kill – это ж в любом кино услышать можно.
Алкаш Вася (присвистнув): Ни фига себе! Вот Коровин дает! Так это он на нее, что ли, потолок обвалил?
Семен: Сейчас будем разбираться. Девушка, вы, главное, не волнуйтесь. Я сейчас позвоню, куда следует.
Звонит в дежурную часть в райцентре.
Семен: Алло, участковый Кузьмин из деревни Волошино вас беспокоит. У нас тут, похоже, серьезное преступление. Да нет, удалось его предотвратить (в его голосе звучат нотки гордости). Да, тут такое дело. Один чувак из городских, у него дача в нашей деревне, совершил покушение на иностранку. Да говорю же, на гражданку Италии. Как где? Прямо в своем дворе, конкретно, в сарае. Пытался ее убить. Ну как чем? Сараем. Да, всем сараем ее завалил. Что значит: проспись?! Да ты хоть понимаешь там, что мы иностранку спасли? Нас на международном уровне наградят. Да, наш алкаш Вася спас. А если мы сейчас еще и преступление раскроем… (не договаривает, замолкает, возмущенно переводит глаза на Васю). Трубку бросили, дебилы!
Алкаш Вася (мстительно): То-то же!
Семен: Ну ничего, сейчас я им покажу! У меня дядька в самом Саратове служит, подполковник! Сейчас я ему прямо на сотовый наберу, уж он-то точно мне поверит!
Набирает номер, как только на другом конце берут трубку, предусмотрительно сует телефон Летиции.
Летиция (недоуменно, в трубку, по-английски): Здравствуйте, простите, с кем я разговариваю?
Семен: Итальяно, итальяно, говорите по-итальянски, пожалуйста!
Летиция (по-итальянски, с легким раздражением): Пожалуйста, скажите, с кем я говорю? Что происходит? Я очень устала, я не спала всю ночь, мне нужно отдохнуть.
Семен (забирает трубку): Ну что, дядя Вадим, слышал?
Мокрушин: Что там у тебя происходит?
Семен: В нашей деревне едва не убили гражданку Италии… (Обращается к Летиции): What is your name?
Летиция: Летиция.
Семен: Гражданку Италии Летицию. То, что она – самая настоящая итальянка, ты сам слышал.
Мокрушин: Ядрен батон! Откуда она у вас взялась?
Семен: Это нам только предстоит выяснить! Из проведенного на английском языке опроса я узнал, что ее едва не убил Миша Коровин из Саратова, у которого есть дача в нашей деревне. Ее, едва живую, под завалами сарая откопал местный алкаш Вася. Он сейчас впервые за долгое время трезв и готов давать показания.
Мокрушин: То есть, ты хочешь сказать, что вы предотвратили убийство и спасли иностранную гражданку? Сеня, ты вообще понимаешь, что это значит?!
Семен: Значит, что звезда на погоны гарантирована и мне, и тебе. Мне на повышение – в Саратов, тебе – в Москву. Даже если бы мы просто раскрыли убийство итальянки, сенсация была бы на всю страну, а тут она еще и жива, черт ее возьми!
Мокрушин: Так чего, прямо так и говорит, что он ее убить хотел?
Семен: Да я по-английски только пару слов разобрал, я его и раньше-то не знал, а за несколько лет совсем забыл. Но четко говорит, убивал, умирала. Эти слова я где угодно узнаю.
Алкаш Вася (через плечо): Мне тоже постоянно говорила: Миша Коровин, и косилась на сарай.
Семен (подхватывает) Ну да, Вася, когда первый раз мне звонил и докладывал, так прямо ее цитировал, говорит: бандито, гангстерито. Просто мне английского немного не хватает, чтобы все детали собрать, но картина преступления уже абсолютно ясна.
Мокрушин: Ты там это, не истери. Сейчас решим вопрос с английским. У меня переводчица есть знакомая, учительница английского из Саратова. Уже пенсионерка, но английский-то должна знать хоть со словарем. Давай я ее возьму и сам к тебе приеду снимать показания.
Семен: Ты только, дядя, это само… Девушку мы спасли, и преступление мы обнаружили. Ты у нас это дело не воруй!
Мокрушин: Да о чем разговор! Все будет в лучшем виде! В общем, жди, мы через пару часов будем! А ты там пока начинай ностальгировать: походи по своей деревне, попрощайся с ней – скоро в город переедешь, в хороший большой кабинет. Вот повезло так повезло, под счастливой ты звездой родился!
Семен (кладет трубку, обращаясь то ли к алкашу Васе, то ли в пустоту): Надо девушку хоть в порядок привести, в баню сводить пока. Не показывать же ее дяде в таком виде? А ну-ка, фрау, мадам, мисс, как вас там, синьора, пойдемте, я вам баньку растоплю. Да чего вы на меня так испуганно таращитесь? Банька, мыться, чистота, отдых, как новенькая будете! Надо же вас в чувство привести перед допросом. Все-таки наша карьера от вас зависит, как-никак.
Уводит Летицию.
Сцена четвертая
Во дворе дома Семена у входа в баню стоят подполковник Вадим Мокрушин, участковый Семен и бывшая учительница английского из Саратова Мария Сергеевна. Собравшиеся нерешительно топчутся.
Мокрушин (командным голосом): Мария Сергеевна, раздевайтесь!
Мария Сергеевна (возмущенно): Позвольте, я не для этого приезжала!
Мокрушин (чеканит): Вы приехали, чтобы помочь нам снять показания, а потерпевшая в бане. Кто-то должен сходить и позвать ее. Я, конечно, и сам не против туда заглянуть, но вы понимаете, она же иностранка! Это же сразу – международный скандал!
Семен: К тому же надо проверить, не окочурилась ли она там.
Мария Сергеевна: Черти что творится!
Нехотя заходит в предбанник. Мокрушин остается вдвоем с Семеном.
Мокрушин: Ну смотри, Сеня, не подведи! Я уже своему начальству доложил, что мы спасли итальянку, ставшую жертвой покушения, и идем по следам несостоявшегося убийцы. Надеюсь, наши раньше времени об этом в Москву не сообщат. Надо все-таки снять сначала эти чертовы показания.
Семен: За это не волнуйся, дядя, все нормально будет с показаниями. История ясна, как Божий день. Ко мне приходит девушка, выглядит, как будто ее из могилы достали, и рассказывает про смерть и убийство. Что ж тут непонятного?
Мокрушин: Ну дай Бог, дай Бог.
Из бани выходят Мария Сергеевна и Летиция. Проходят в милицейский участок, садятся и начинают общаться через переводчика.
Мокрушин: Так, давайте начнем с того, что вас связывает с Михаилом Коровиным?
Летиция: Я его жена.
Мокрушин: Как вас угораздило?!
Мария Сергеевна (переводит): Почему ваш выбор пал именно на него?
Летиция: Миша приезжал в Европу, работал на ферме моего отца. Потом выяснилось, что он работал нелегально. Его депортировали. Папа был против нашего брака, сказал, что если я поеду за Мишей и выйду за него замуж, он лишит меня наследства. Тем не менее, я все-таки поехала за ним.
Мокрушин: Душераздирающая история.
Семен: Мне бы такую бабу!
Мария Сергеевна (в сторону): Ну и дура!
Мокрушин: Картина преступления окончательно проясняется. Коровин надеялся заключить брак по расчету и остаться в Италии. Вместо этого он получил итальянскую жену-бесприданницу, и теперь понятия не имеет, что с ней делать в России. И тогда он решает убить жену, ставшую для него обузой. К тому же он надеется, что у нее есть хоть какая-то собственность или иное имущество в Италии, и он, как наследник, его получит. Как говорится, с паршивого козла хоть шерсти клок. (Марии Сергеевне, торопливо): Это переводить не надо! Переведите лучше вопрос: что именно произошло вчера вечером?
Мария Сергеевна послушно переводит.
Летиция: Это был просто несчастный случай. Мише нужно было уезжать в город, а я пошла в сарай за новым умывальником. В это время рухнул потолок.
Мокрушин (перебивая): Где в это время был ваш муж?
Мария Сергеевна продолжает исправно переводить.
Летиция: Уже уехал.
Мокрушин: Точно?
Летиция: Да. Насколько я заметила, бабушки тоже уже не было.
Семен: Это вы про Наталью Дмитриевну, Мишкину бабушку? Она в тот вечер находилась на даче?
Летиция: Да, но ей тоже нужно было ехать в Саратов.
Мокрушин (с иронией): Какое удивительное совпадение! Летиция, почему вы решили пойти в сарай, когда в доме никого не осталось?
Летиция: Я до последнего надеялась, что Миша сходит за умывальником. Я предупредила его, что боюсь заходить в этот сарай. У меня всегда было чувство, что он может обвалиться в любой момент.
Мокрушин (торжествующе): Ага! Но он, конечно, вам отказал?
Летиция (растерянно): Отказал. Он торопился, и мне пришлось идти самой. К тому же, Миша считает, что мне нужно перестать бояться жизни… Делает паузу. Подождите, не думаете же вы, что… Нет, это невозможно! Миша любит меня, он бы никогда не стал это подстраивать! Да это и физически было невозможно. Откуда бы он знал, что потолок рухнет именно в этот раз?
Мокрушин: Но вы же сами сказали ему, что он может рухнуть в любой момент. Ему оставалось только ждать.
Семен: Ну да, в этом и заключался его коварный план: не в этот, так в другой раз, рано или поздно все равно обвалился бы. Поворачивается к Марине Сергеевне. Ну что замешкались, переводите, переводите. Понятно, что ей сейчас трудно смириться с этой реальностью, но рано или поздно она ее примет, никуда не денется.
Летиция: Нет-нет, вы ошибаетесь. Дело в том, что я просто не привыкла к российской… как бы сказать, архитектуре. Мне точно так же кажется, что дом может обвалиться в любой момент, а про туалет, который на улице, я и вовсе молчу. На самом деле, этот сарай мог бы простоять еще долго. Он не рухнул бы, если бы не мышь.
Мокрушин (расхохотавшись): Мышь? Вы хоть представляете, сколько в этой деревне мышей? Больше, чем жителей, я вам гарантирую! Если бы они умели обрушать постройки, здесь давно был бы пейзаж, как после бомбежки.
Летиция: Нет-нет, я сейчас объясню. Я увидела мышь, испугалась, отскочила и задела шкаф. Он был очень тяжелый и, падая, пробил стену. Стена была уже ветхая, она стала падать, и поэтому обвалился потолок.
Мокрушин (перестав смеяться, раздраженно): Подождите, изначально вы пришли сюда и заявили, что чуть не погибли, так?
Летиция: Но я действительно чуть не погибла…
Мокрушин: И вы заявили, что Михаил Коровин пытался вас убить.
Летиция: Нет, я не могла такого сказать, вы что-то неправильно поняли. Я сказала, что меня чуть не убило потолком.
Семен (взрываясь): Да не падают потолки просто так, и уж тем более они не падают из-за мышей! Балку наверняка кто-то подпилил! Вы сами-то подумайте, гражданка. Человек надеялся стать совладельцем фермы в Италии, а в итоге получил шиш с маслом. Чем не мотив? Затем вы говорите ему, что боитесь заходить в сарай, потому что тот может рухнуть. И что он делает в ответ? Он намеренно отправляет вас в сарай, а сам на это время обеспечивает себе алиби. Вы заходите в сарай и чуть не погибаете. Вы сами-то верите в такие совпадения?
Летиция: Я понимаю, все это звучит странно, но поймите, Миша никак не мог это организовать. Никто не знал, в какой момент появится мышь. Он не мог знать, что я опрокину шкаф. Невозможно было даже высчитать, куда именно будет падать шкаф, и где в этот момент буду стоять я. Я согласна, что Миша поступил по отношению ко мне безответственно и невнимательно, но это никак не могло быть спланированным покушением.
Мокрушин: Начнем с того, что у нас есть не только ваши показания, но и свидетеля Василия, который вас спас, между прочим. И он уверяет, что вы не просто звали на помощь, а жаловались на бандитов и на угрозу, исходящую от вашего супруга Коровина. То же самое вы сообщили и дежурному, когда пришли сюда. Кстати, зачем вы сюда пришли? На мышь, что ли, заявление собрались писать?
Летиция: Я сама не знаю, зачем этот храбрый человек, Василий, привел меня сюда.
Мокрушин (отрезает): Он не привел бы вас, если бы вы не убедили его, что хотите этого! В общем, мы вынуждены будем задержать вашего супруга и его бабушку до выяснения всех обстоятельств. Я распоряжусь, чтобы выслали наряд в Саратове. А ты Сеня, осмотри этот чертов сарай, не было ли там что-нибудь специально подпилено или надломлено. Давно уже нужно было это сделать!
Летиция (испугано): Поверьте, это совершенно излишне. Я понимаю, что со стороны все может выглядеть подозрительно, но скоро вы сами разберетесь и убедитесь, что это был несчастный случай. Вот увидите! Мне просто жаль, что вы вынуждены тратить свое время.
Мокрушин (не дослушивая переводчицу): Еще один важный момент: вам нельзя возвращаться в эту семью. Они будут оказывать на вас давление, как на потерпевшую.
Летиция: Но где же я буду жить? У меня нет денег на отель. К тому же в этом селе, насколько я понимаю, нет отелей.
Семен: Да хоть у меня! Родители у меня недавно померли, в избе есть свободная комната, а главное – вы всегда под защитой! К тому же, английский я немного знаю, так что разберемся.
Летиция: Уверяю вас, вы ошибаетесь…
Мокрушин: Девушка, доверьтесь профессионалам. Мы же не учим вас, как вам эти самые виноградники выращивать у себя в Италии. Вот и вы нас не учите, как расследовать преступления. Вы в этом, простите, ни фига не смыслите! А у нас сразу срабатывает профессиональное чутье – где несчастный случай, а где самая настоящая попытка убийства. Поэтому выполняйте все указания спокойно, это для вашей же безопасности, и не мешайте работать мастерам. Пойдемте, Семен покажет вам вашу комнату.
Уходят.
Действие второе
Сцена первая
Кабинет Мокрушина в Саратове неделю спустя. Прямо над головой подполковника – портрет президента в обрамлении российского флага. Мокрушин сидит за столом. Перед ним мнется Семен, явно чем-то обеспокоенный: садится, встает, ходит кругами, снова садится.
Мокрушин: Ну докладывай, как у тебя там продвигается? Сам знаешь, дело на особом контроле в Москве.
Семен: Да все плохо, дядя Вадим. Уперлась, сволочь, выгораживает своего муженька по самое не могу. Никак, говорит, не мог он это подстроить, чистая случайность. Вцепилась в то, что это, по ее словам, совокупность случайностей – ну, там, мышь, шкаф, стена. Типа, никак всю эту цепочку заранее просчитать было невозможно.
Мокрушин: Да, подставил ты нас, Сеня. Ты хоть понимаешь, как ты всех нас подставил? И себя, и меня, и всю нашу милицию! Да теперь, если мы заднюю дадим, тут так головы полетят! Все, забудь о своей карьере, обо всем можешь забыть! Шутка ли, начальство отрапортовало в Москву, там ждут со дня на день раскрытия крупного дела. Ты же мужа ее задержал, бабку, к слову, держишь их до сих пор в кутузке в нарушение всех процессуальных сроков! И если сейчас выяснится, что все было зря, ты хоть можешь представить, что с нами сделают? До конца жизни будем по судам бегать, ущерб выплачивать! С волчьим билетом из органов вылетим. Нельзя нам теперь отступать, слышишь? Поздно отступать. Так что давай разбираться, что у нас есть?
Семен (испугано): Ну, показания итальянки прежние есть. Я же записал тогда в протоколе, что она обвиняет в покушении на себя Михаила Коровина, сама заявляет, что он пытался ее убить. А она тогда все подписала, дура. Но какой нам толк от этого, если она сейчас от своих показаний отказывается? Заявит потом в суде, что подписала протокол без переводчика, что я ее не понял, а она не разобралась. Все дело в суде развалится. Да и не дойдет оно до суда: прокурор даже обвинение поддерживать не будет, если оно на таких доказательствах основано.
Мокрушин: Ты подожди панику сеять, с прокурором я как-нибудь договорюсь. Если что, у нас же не только эти ее первоначальные показания есть, а еще показания свидетеля, этого вашего Васи. Он вообще в состоянии их повторить?
Семен: Когда я уезжал сюда, он мордой в луже лежал, бухой вдрызг, орал патриотические песни.
Мокрушин: Это хорошо, что патриотические.
Семен: Лыка не вязал: выл, хрипел.
Мокрушин: Это поправимо. Главное – его перед заседанием суда в чувство привести. Изолировать где-нибудь на пару деньков, в чулан посадить, пусть хоть один день блюдет трезвость. Сможет он после этого вспомнить, с какого перепугу он вообще про бандитов стал говорить?
Семен: Он мне пояснял потом, что мультик цитировал…
Мокрушин: Твою ж мать! Наша судьба решается, а они мультики цитируют! Я двадцать лет в милиции ради чего служил? Лямку тянул, бандитов ловил, жизнью рисковал? Чтобы они мультики цитировали потом под протокол?! (Распаляясь все больше). Чтобы вся моя жизнь, мое призвание теперь в одно место скатились из-за их мультиков?! Как протрезвеет, вынь его из лужи и скажи: пусть забудет про это, и везде говорит, что про бандитов итальянка сама кричала. Понял меня?
Семен: Так точно!
Мокрушин (успокаиваясь): Ну вот, уже лучше. Значит, у нас есть первоначальные показания потерпевшей и свидетелей. А то, что она стала от этих показаний потом отказываться – так ведь всем понятно, пожалела муженька-убийцу, сердце – не камень. Убивает – значит, любит. Вроде того.
Семен: Лучше бы она в самом деле сдохла в этом сарае! Был бы труп – что может быть лучше? Есть тело, есть свидетели – и тогда Коровину было бы уже не отвертеться. А так эта идиотка мало того, что выжила, так теперь несет чушь: я живая, мол, и никаких, мол, претензий не имею.
Мокрушин: Ну, убийство, слава Богу, не такое дело, которое по личным претензиям жертвы возбуждается. Ты лучше скажи, что у тебя с арестованными? Сейчас единственный выход – это с них показания выбивать. Если Коровин пойдет на чистосердечное – все, считай, что дело у нас в кармане! Первые показания итальянки, слова свидетелей и царица доказательств – признание вины!
Семен: Не соглашается пока, сволочь! Я уж и так и этак его, так он сначала орал, вопил, грозился жалобу написать. Потом все же заговорил, признался, что никогда эту выдру заграничную не любил, женился на ней исключительно по расчету. Надеялся, дурак, что ее папаша когда-нибудь одумается или сдохнет, и тогда ему перепадет виноградник в Италии. В этом он признался, а про убийство говорит: нет, не планировал, и в мыслях не было. Зачем, говорит, мне ее убивать, пока ее папа жив? Не могу, говорит, грех на душу брать: чего не делал – того не делал.
Мокрушин: А ты с другого конца не пробовал подойти?
Семен: С какого такого конца?
Мокрушин: С патриотического! Так и скажи ему: понимаешь, мужик, уже неважно, как оно там на самом деле было и с чего оно в действительности началось. Нет у нас сейчас другого выхода, кроме как дело в суде выиграть. Это же не только тебя да меня касается, и даже не только всей милиции. Это репутация страны на кону! Твой Коровин вообще понимает, какой международный скандал может разразиться, если скажут, что наша русская милиция дела фабрикует, людей без оснований арестовывает и обвиняет их в убийстве, которого не было? А Италия, между прочим, – наш ближайший партнер в Евросоюзе и одна из самых дружественных нам стран. У моего любимого телеведущего там, между прочим, дача!
Семен (с сомнением): Думаешь, поможет?
Мокрушин (вздыхает): А хрен эту современную молодежь знает? Распустились, сволочи, зажрались: сначала в 90-е, и сейчас еще сытнее живем. Вот и забыли, что такое долг и родина. Ты можешь себе представить, что репутация великой державы может пострадать из-за того, что какой-то альфонс сошелся с заморской шлюхой, и теперь пытается спасти свою задницу? А если после этого какие-то международные договоры разорвут, и бюджет потеряет огромные деньги? Наш президент (благоговейно показывает пальцем вверх, на портрет) краснеть из-за него будет перед зарубежными пижонами. Да как Коровин с этим дальше жить сможет, как ему потом будет спаться по ночам?
Семен кивает, всем своим видом демонстрируя возмущение несознательностью Коровина.
Мокрушин (пафосно): Ведь кто он, в сущности, такой? Ничтожный человечишка, жулье, живущее за счет баб! У него же теперь появился единственный в жизни шанс что-то достойное совершить! Так ему и скажи! И ведь ничем практически не рискует. Ну, посадим мы его ненадолго, за покушение ведь много не дают. Выйдет досрочно, но зато будет знать до самой смерти, что жизнь прожита не зря! Так у его никчемного существования впервые смысл появится, какая-то цель, возможность внести вклад в отечественное правосудие, в репутацию страны… Эх, жалко, молодняк не понимает этих вещей! На его бы место человека старой закалки…
Семен: Так есть человек старой закалки – бабка его. Мы же ее тоже задержали, и у нее тоже был мотив убить итальянку. Как выяснилось, старуха вообще была против женитьбы внука на иностранке. Так что вполне могла подстроить несчастный случай.
Мокрушин: Кстати, технически вообще можно это было подстроить? Ну, балку подпилить или что-то такое?
Семен: Я проверил, балка не была подпилена. Видно, что она сломана.
Мокрушин: Но ведь теоретически, ее заранее можно было надломить. Если посмотреть, в каком состоянии наши русские деревни – так они все уже давно заранее надломлены. Это мысль, между прочим! Бабки – они люди сердобольные. Если она узнает, что ее внука могут посадить за убийство, то может взять вину на себя. И с патриотизмом у них лучше дела обстоят.
Семен: Спасибо, дядя, буду работать в этом направлении!
Мокрушин: Ты поактивнее работай, нам затягивать ни к чему. Я ж говорил, дело на особом контроле. С прокурорскими-то я договорюсь, а вот с судьями сложнее будет… Эх, в мое бы время эту вашу Летицию саму бы обвинили в шпионаже, и дело с концом! А сейчас цацкаются с ними: нельзя, мол, трогать, дружественная страна, будем строить Европу от Лиссабона до Владивостока. (Передразнивает, затем опасливо косится наверх замолкает на секунду, потом говорит уже тише, словно боясь, что портрет их услышит). Не построить нам с ними единую Европу, одни беды у нас от них!
Семен: Это точно – одни беды! Свалилось же это чучело итальянское на нашу голову! Мы ее спасли, из завалов откопали, возились с ней, и теперь пытаемся защитить – а в ответ ноль благодарности. Стерва!
Мокрушин: С нашими бабами надо встречаться, только с нашими! Они жертвенные и послушные, а поверь, у меня их много было и помимо твоей тети. И тем не менее, как видишь, никуда твоя тетя Люда до сих пор от меня не ушла. А все почему? Потому что русская женщина!
Сцена вторая
Изба Семена: бедная, грязноватая, но гораздо более добротная, чем дачный домик Коровина. В большой комнате у окна стоит массивный стол, за ним сидит Летиция. В окно снаружи заглядывает коза. Семен сидит на диване. Уже вечер, и он не совсем трезв. Пытается наигрывать на гитаре, наконец, откладывает ее в сторону и начинает монолог.
Семен: Ну чего ты, дура, уставилась? Ни хрена ты не понимаешь ни в нашей душе, ни в нашей музыке, ни в нашей стране! Что ты здесь вообще забыла, чувырла ты неблагодарная?
Летиция опасливо смотрит на него, догадываясь, что он говорит что-то неприятное.
Семен: Нет, то, что ты пол вымыла – это хорошо. И на огороде неплохо поработала. Но ведь смысл-то не в этом! Что ж ты уперлась, как идиотка, и твердишь, что твой муж невиновен? Он же сам признался, что виновен! Он в главном виновен – в подлости, в обмане, в двуличии и корысти! Он не любит тебя ни капельки, он мне сам сказал, что по расчету женился. И это – все, что нужно знать! В сравнении с этим убивал он или не убивал – это уже мелочи.
Летиция (по-английски): Простите, я не понимаю, что вы говорите. Я слышала, вы что-то говорите о моем муже. Но я уже все сказала на эту тему. Я не понимаю, почему он до сих пор у вас, а я до сих пор здесь.
Семен: Она не понимает! Вот это ровно то, что я и говорю – ничего ты не понимаешь! Знаешь, чем мы от вас отличаемся? Тем, что вы – бюрократы, фарисеи, формалисты! За каждую закорючку цепляетесь, у вас не пойман – не вор. Отсюда все ваши беды, все ваши подлости, это постоянное западное лицемерие! Потому что не знаете основ, не зрите в корень, и оставляете подлецов безнаказанными. По-вашему, если его не поймали вот прямо за руку, когда он сарай обваливал, так он сразу и невиновен? А у нас другой подход, знаешь, какой?
Летиция (поняв только последнее слово, машинально спрашивает по-русски): Какой?
Семен (обрадованно): То-то же! Духовный у нас подход. Дух первичен, материя вторична!
Достает из холодильника уже начатую бутылку водки, хочет отхлебнуть из горлышка, но справляется с собой и наполняет рюмку, которую выпивает залпом. Поворачивается к Летиции.
Семен: Все зло начинается на уровне души. Это вы, черти бездуховные, в душу не верите, а мы верим. Так вот, в душе твой Коровин уже совершил преступление. Он тебя обманул, он по расчету на тебе женился, он виноват перед Богом и людьми. Понимаешь? Если не с точки зрения закона, то с точки зрения справедливости. А справедливость для русского человека – она всегда выше закона, и по справедливости мы правильно его задержали. Я помню, еще в школе нам училка говорила, что Раскольников у Достоевского преступление совершил, еще когда только теорию свою разработал, что он не эта, не тварь дрожащая… А раз совершил, то за каждую мерзость карма должна наступить, воздаяние. Понимаешь? Раз решил, что ты не тварь – уже виновен. Вот Коровин теперь и несет свой крест – воздаяние за то, что он натворил.
Летиция (по-английски, беспомощно): Я не понимаю…
Семен: Конечно, не понимаешь, потому что дура. Воздаяние – оно не обязательно сразу должно наступать. Оно может каким-то другим способом прийти, неочевидным. Но главное – чтобы справедливость восторжествовала, чтобы подлец был наказан! Русскому человеку сам Бог такую миссию поручил: спасать и воздавать! Выпивает еще одну рюмку водки. Спасение и воздаяние – что может быть выше этого?
Летиция: Я действительно плохо знаю русский язык. Если я правильно поняла, вы говорите, что Миша в чем-то виноват? Но за моральную вину человека нельзя обвинять в преступлении, которого он не совершал!
Семен: Ни хрена не понял, что ты сейчас сказала. Но это и неважно. Какие же вы существа странные, европейцы! Вроде, и на людей похожи: два уха, два глаза, а копнешь глубже – как не люди, честное слово! Никакой благодарности от вас не дождешься! Мы ж тебя дважды спасли, дуреха! Один раз, когда из сарая вытащили, а второй раз – от несчастного брака, от подлеца, который тебя использовал. Он же хотел дождаться, когда твой отец сдохнет, чтобы ферму вашу захапать!
Распаляется, начинает ходить ко комнате.
Семен: Он бы тебя рано или поздно все равно убил, потому что ты ему не нужна была. И вообще, на духовном уровне, обманул и предал – это ж почти то же самое, что убил. А мы просто раньше успели и предотвратили это убийство, спасли тебя. И заметь, совершенно бескорыстно. Нам от этого ни благодарности, ни награды не было, наоборот, одни проблемы от тебя…
Подходит к столу, с тоской переводит взгляд с Летиции на козу в окне.
Семен: Вот потому наш народ и страдает на протяжении всей своей истории. Страдает из-за жертвенности своей, из-за того, что всех бросается спасать – просто так, бесплатно, по зову сердца. А в ответ мы даже «спасибо» не слышим, потому что вы ничего не способны ценить!
Летиция (скорее интуитивно догадываясь, что он имеет в виду): Я люблю Мишу…
Семен: А он тебя – нет, и когда-нибудь ты это поймешь. Когда-нибудь ты благодарна будешь, спасибо нам скажешь. Вы, европейцы, постоянно вляпываетесь в какое-то дерьмо, постоянно бегаете за теми, кто вас не любит – то американцы ваши, то еще кто-то. А мы – мы единственная цивилизация, которая может вот так бескорыстно любить. Ну, твой Коровин не в счет, он свое получит, если ты перестанешь его выгораживать, но остальные-то! Вот Вася, к примеру. Какой резон был Васе тебя спасать?
Летиция: Что Вася? Простите, я не понимаю…
Семен: Да где уж вам понять! Вася – он ведь чистая душа, им двигала любовь, как и всеми нами. Он ради тебя даже опохмелиться с утра не успел. А вы эту любовь предаете, не цените. Всегда такими были, и ничего с этим не поделать. В другое время отымел бы тебя, дуру, и весь разговор с тобой. Что еще с тебя взять? А тут и того нельзя – иностранка, дружественная страна, международные отношения. И вот так всегда – всегда жертвуем собой ради других!
Хватает бутылку и резко выходит из комнаты. Летиция растерянно смотрит ему вслед.
Сцена третья
Летиция встречает автобус на грязной полупустой станции автовокзала. Подъезжает старый советский уазик, из него выходит несколько тетушек с хозяйственными сумками и в платках, и, наконец, холеный молодой человек в уже испачканном дорожном костюме. Летиция бросается к нему на шею, обнимает.
Летиция: Боже мой, Майкл, как я рада, что ты приехал! До сих пор не верится, что тебе удалось добраться сюда!
Майкл: После всех твоих писем я просто не мог не приехать. Прости, что долго – было очень сложно получить визу. Бедняжка, как ты выдерживаешь здесь это все?
Летиция: И не говори! Но пойдем скорее, отсюда до деревни нужно идти еще пару километров вон туда, через поля… Как же я рада тебя видеть! Я надеюсь, тебе не пришлось переносить свою свадьбу из-за визита сюда?
Майкл: Я ее отменил.
Летиция: Отменил? Господи, зачем?! Я не хотела… Я никогда бы не попросила тебя о таком!
Майкл: Перестань, ты здесь ни при чем. Я с самого начала не хотел жениться на ней. Ты же знаешь, эту невесту мне нашли родители. Твой отказ сломал меня тогда, я готов был жить по инерции, делать то, что мне скажут, просто плыть по течению. Но после твоих писем я окончательно понял, что я не хочу и не могу губить свою жизнь. Я не прошу тебя остаться со мной, но я благодарен, что ты помогла мне это понять.
Летиция (с сомнением): Майкл, я надеюсь, ты об этом не пожалеешь… А возвращаясь к нашей истории, я не представляю, что мне делать.
Майкл (осторожно): Летиция, а ты точно уверена, что этот твой русский муженек не может быть виновен?
Летиция: Боже Всевышний, я уже ни в чем не уверена! Но я просто ума не приложу, как это можно было подстроить? Я же тебе не раз писала, это просто физически нельзя было сделать. Он что, подкупил мышь?
Майкл: Да, да, я помню. Ты обращалась в консульство Италии?
Летиция: Обращалась, но они среагировали примерно так же, как ты. Ко мне приехал работник консульства, он пообщался с полицейскими и сказал, что, возможно, им виднее. Если они считают, что мне угрожает опасность и на меня покушались, то лучшее, что здесь можно сделать, – это позволить полицейским делать их работу.
Майкл: Теоретически, он прав.
Летиция: Я понимаю, в любой другой стороне он был бы прав, но не здесь. Он сказал, что если бы я была обвиняемой, они бы стали защищать меня, но, поскольку я потерпевшая, они не видят причин вмешиваться. Они не могут запретить полиции другого государства защитить меня от предполагаемого преступника только потому, что этот преступник – мой муж.
Майкл: Ты сказала им, что дело сфабриковано?
Летиция: Да, но они не поверили. Точнее, они не могут понять, зачем кому-то понадобилось фабриковать это дело. То есть они бы поняли, если бы это был заказ мафии за большие деньги или что-то подобное. Такое может случиться даже в Италии. Но им трудно представить, что полицейские могут сфабриковать дело просто так.
Майкл: Честно говоря, мне тоже трудно представить, зачем они это делают.
Летиция: Может быть, они действительно ошиблись вначале, а теперь боятся признать свою ошибку?
Майкл: Вполне может быть. А этот твой муж? Ты виделась с ним за это время?
Летиция: Да, я добилась свидания.
Майкл: И что он говорит?
Летиция: Он ведет себя очень странно: говорит, что невиновен, но при этом утверждает, что это я во всем виновата, что я подставила под удар и его, и его страну. (Чуть не плача): Но в чем я виновата? Он сам сказал мне пойти в этот сарай, он советовал мне не боялся жизни! Я виновата в том, что испугалась мыши? Мышь – это тоже часть жизни, я понимаю…
Майкл: А причем здесь страна?
Летиция (в отчаянии): Я не знаю!!! Он говорит, что в чем-то понимает этих полицейских, хотя знает, что они хотят засадить его без вины. И верит, что с ними он как-то сможет договориться, а вот мне и нам всем, европейцам, никогда их не понять.
Майкл: Совершенно согласен!
Летиция: Я пытаюсь их понять, я учу русский так активно, как никогда раньше. В последнее время я выучила столько новых слов в связи с моим делом (перечисляет на русском): сарай, разруха, долг, патриотизм, убийство, духовная основа…
Майкл (перебивая): Довольно, я все равно не понимаю, что это значит. А что этот свидетель, Василий или как его зовут? У тебя получилось с ним поговорить?
Летиция: Представь себе, да! Это было очень сложно. Единственное, чего я добилась от консульства – чтобы они прислали мне своего переводчика, а не эту странную женщину из Саратова, которая попросила у меня куртку в качестве сувенира. Переводчик приехал в деревню, и мы с ним весь день пытались пообщаться с Василием, но тот был не в состоянии разговаривать. Переводчику пришлось ночевать в ужасной гостинице у вокзала, вставать в 5 утра и возвращаться в деревню пешком, чтобы застать Василия утром, пока он еще не успел опохмелиться. Нам важно было не дать ему выпить слишком много… В общем, мы поговорили.
Майкл: И что сказал этот несчастный?
Летиция: Ты знаешь, мне действительно стало его жаль. Он признался, что не помнит, чтобы я говорила про каких-то бандитов. Он говорит, что фраза о бандитах была взята из русского мультфильма, поскольку она напоминает ему итальянский язык. Ему показалось, что я говорила что-то похожее, и так он понял, что я итальянка. И еще он признался, что я не могла обвинить Мишу в убийстве в разговоре с ним, поскольку он вообще не понял, что я говорила. Но при этом он сказал, что не будет менять свои показания, потому что я приехала и уеду, а ему еще жить здесь. Здесь его дом, другой родины у него нет, и ему не нужны проблемы. Он сказал, что понимает: я не смогу его взять с собой в Италию, а если бы и могла, он не поехал бы, потому что ему хорошо здесь. И что здесь он всегда может выпить с горя.
Майкл: Подожди… Он говорит, что боится проблем с властями в случае, если просто скажет правду? Он говорит, что выпивает с горя, и судя по тому, что он все время пьян, он все время горюет. И при этом он говорит, что ему хорошо здесь?
Летиция: Да, именно так.
Майкл: Я понял, с этими людьми бесполезно о чем-то говорить.
Летиция: Что же теперь делать?
Майкл: Послушай, я понял! Мне нет смысла идти в эту деревню, там мы все равно ничего не добьемся. Я поеду в Москву и обращусь в посольство Италии – не на консульском уровне, постараюсь выйти на людей посерьезнее. Объясню им, в чем дело, попрошу их поговорить с коллегами из российского МИДа. А вот уже МИД пусть пытается решать вопрос с русской полицией, и лучше на уровне Москвы. Чтобы остановить этот беспредел, нужен какой-то вышестоящий начальник.
Летиция: Прекрасная идея, Майкл, спасибо тебе огромное! Я не знаю, что бы я делала без тебя! Если все получится, я твой должник до конца жизни!
Майкл: Неужели после всего этого ты останешься со своим русским мужем? Это какая-то безумная страна, и они живут по совершенно невообразимым законам. Если они накрутили такое вокруг этой истории с сараем, страшно представить, что они еще могут придумать, и сколько людей от этого пострадает!
Летиция: Ты знаешь, Майкл, я бы не сказала, что по таким законам живет вся страна. До того, как все это случилось, я жила в Саратове, и там меня окружали обычные современные люди: молодые, довольно прогрессивные, мечтающие о лучшей жизни. Мы общались на английском и прекрасно понимали друг друга. И мне кажется, что будущее России за такими людьми. В этой деревне словно остановилось время, здесь живут очень бедные и несчастные люди. Но я верю, что со временем таких мест будет все меньше и меньше, и Россия в конце концов станет развитой цивилизованной страной. Не может же она превратиться в один сплошной разваленный сарай? Но насчет мужа можешь не волноваться – я действительно не останусь с ним. Я планирую развестись и вернуться в Италию. Я ведь забыла тебе сказать: он признался, что не любит меня, и никогда не любил.
Майкл: Я всегда тебе это говорил, но ты мне не верила!
Летиция: Майкл, скажи, это ведь ты сообщил итальянским властям, что Миша работал без разрешения?
Майкл: Да, я, и как видишь, я был прав.
Летиция: Нет, Майкл, ты был не прав. Этим поступком ты тогда все испортил. Может быть, в чем-то эти русские правы, и действительно существуют вещи, которые тебе не понять…
Сцена четвертая
Кабинет Мокрушина в Саратове. Напротив сидит белый, как полотно, Семен. Мокрушин злобно собирает бумаги на столе.
Семен: Неужели ничего нельзя сделать? У меня есть два чистосердечных признания. Два! Одно от Коровина, второе от его бабки. Святая русская женщина так пыталась спасти внука, что написала в сердцах, что убила и расчленила эту итальянку. Пришлось переписывать, что только пыталась убить. Но, тем не менее, оба признались, выбирай любое!
Мокрушин: В задницу теперь признания, Сеня, в задницу. Я же говорю, звонили из Москвы, дело надо закрывать. Ничего уже не поделать.
Семен: Но ведь я же правильно все сделал… Дядя, я все сделал правильно?
Мокрушин: Да не твоя это вина, Сеня! Если б я знал, я бы приехал сюда и эту итальянку своими руками задушил бы прямо в сарае! Кто же знал, что эта дрянь все свои связи поднимет? И откуда они у нее вообще?
Семен: А что за связи?
Мокрушин: Да говорят, какой-то хлыщ вмешался из Лондона, из уважаемой британской семьи. Короче, наши струсили и сдали назад. Генерал из Москвы звонил, орал, как резаный, будет теперь, говорит, этому подполковнику вместо внеочередного звания внеочередное назначение – участковым в ту самую деревню. Ну а тебе, значит, прости уж… Разводит руками.
Семен: Да где это видано, чтоб всякие итальянцы и британцы в нашей стране распоряжались, как у себя дома? Мы что, колония какая-то?
Мокрушин: Вот и я про то! Опасливо косится на портрет президента над столом. Ну то есть я хотел сказать, что мы когда-нибудь, конечно встанем с колен, обязательно встанем. Сбросим с себя это, так сказать, иго. Ну а пока, к сожалению, вынуждены их терпеть, ничего не поделаешь.
Семен (уставившись в листы с добытыми признаниями): За правду ведь терпим, дядя, за правду! И все ради стран, в которые все равно нормальные люди поехать не смогут, у нормальных людей на такое денег нет, да и желания… Так что ж теперь, Коровина с бабкой выпускать, получается?
Мокрушин: Получается, выпускать. Загубили, сволочи иностранные, парню жизнь. Он сейчас, поди, сопьется или сколется, в общем, пропадет. Что ему делать-то на свободе?
Семен: И я про то, будет, как Вася – тоже вот, свободный человек. А мне-то что теперь делать?
Мокрушин: Ну, в охрану можешь податься, там люди нужны. Ничего, сынок, рано или поздно справедливость восторжествует. Вернем мы свою страну себе, и тогда все будет, как нужно. По совести. По-божески…
