Александра Кусикова отпустили 17 ноября 1920 года, Рубена — 24-го, причём окончательно следственное дело в его отношении было прекращено только 19 февраля 1921-го и тоже по ходатайству Блюмкина. На Сандро точно ничего не было, а Рубен сумел убедить, что служил на самом деле в Красной армии, а у белых был только в плену. Обратного следователь доказать не смог. Рубен, скорее всего, всю свою белогвардейскую историю выдумал. Они с братом были те ещё фантазёры.
«РАЗНОШЁРСТНЫЙ КЛУБОК…»
(эссе-расследование, как С.А. Есенин оказался в тюрьме на Лубянке)
«Он не такой, как мы, он Бог его знает кто…» — так сказал о своём сыне отец, Александр Никитич Есенин.
Предисловие
Богемная жизнь в начале 1920-х в Москве, ещё не до конца пережившей разруху, была крайне тяжёлой и беспокойной. В главе «1922 год» романа А. Мариенгофа «Циники» читаем:
«Сегодня по купону №21 продовольственной карточки выдают спички — по одной коробке на человека». В разорённой большевиками Москве не было больше НИЧЕГО…».
О том же вспоминает и Виктор Шкловский:
«Был месяц сахарина, когда в магазине нельзя было найти ничего, кроме пакетиков с ним. Был месяц, когда все ели одну капусту… Был месяц — все ели картофельную шелуху… Был месяц падающих лошадей, когда каждый день и на всякой улице бились о мостовую ослабевшие лошади, бессильные подняться. Умирали просто и часто».
Как вообще молодая страна Советов выжила в этих тяжелейших условиях? Но поэтов это не смущало, существовали поэтические кафе: «Кафе поэтов» на Тверской 37. Футуристы собирались в кафе «Динамо» Тверская 18 — у теперешнего Центрального телеграфа. Здесь царил Маяковский. Был «Саввой» на Софийке, где можно было выпить чаю (натурального или морковного), кофе из суррогата с сахаром или сахарином, с овсяными лепёшками или картофельными пирожками, получить тарелочку кислой капусты с луком, но зато увидеть модную знаменитость, услышать нигде ещё не печатавшиеся стихи… Это было время расцвета художественных и литературных течений в русском искусстве. Футуристы, символисты, имажинисты, кубисты и прочие отстаивали свои убеждения. И в это время, когда стране было не до поэзии, каким-то странным образом эта поэтическая троица с такими разными жизненными устоями: Сергей Есенин, Сандро Кусиков и Яков Блюмкин, сплелись в один разношёрстный клубок, который распутать до сих пор трудно.
«Грозовые тучи над кудрявой головой С. Есенина сгущались…»
Начнём, конечно, с Есенина. Первые грозовые облака над кудрявой головой поэта появились ещё к осени 1918 года. Но власти надеялись склонить его, наиболее одарённого среди молодых поэтов, на свою сторону, сделав его пролетарским поэтом, а он оставался крестьянским поэтом с «имажинистскими вывертами». Про эти выверты А. В. Луначарский писал:
«…этих дошедших до полного абсурда выродках футуризма, говорить не стоит. На свет их кабацкого фонаря слеталась и талантливая молодежь, но можно надеяться, что кое–кто из них ещё выберется из этого болота. Несколько слов всё же нужно сказать особо о Есенине. Есенин вместе с другим заслуживающим внимания поэтом Клюевым начинал свой путь как убеждённый крестьянский поэт, и тогда он был интересен, светел и талантлив. Потом он стал имажинистом. Нельзя отрицать, что, несмотря на имажинизм, несмотря на моментализм, несмотря на погоню за эффектами, у Есенина сквозь пеструю оболочку его «манерности» просвечивает подлинный поэт…».
По характеру своей работы Кузько периодически бывал у председателя Всероссийского Центрального исполнительного комитета Я. М. Свердлова. Однажды они заговорили о Есенине.
«Я рассказал Якову Михайловичу о своем знакомстве с поэтом, — пишет Пётр Авдеевич Кузько. — Оказалось, что Свердлов знал о Есенине и ценил его талант, хотя ему не нравилось есенинское преклонение перед патриархальной Русью». «Вы читали стихи Есенина? — спросил другого своего собеседника Я. М. Свердлов. — … Он талантливый поэт, но пишет о старой России. Старинный быт, обычаи, религия. Всё это навсегда отомрёт. Если Есенин этого не поймет, он похоронит свой талант. А из него может выйти толк!».
Есенин любил Русь, но не принимал большевистский режим. Он открыто «крыл» большевиков. Другого бы давно расстреляли за это, но большевики хотели иметь его на своей стороне. Есенин оставался бунтарём, и потому Есенина ещё с осени 1918 года начали «окружать» своими людьми, соглядатаями и осведомителями. Впрочем, это было обычным явлением тех лет повальной слежки и доносительства, когда человека могли расстрелять только за то, что он не сообщил в органы о чём-нибудь подозрительном в поведении знакомых или незнакомых людей, как это было спровоцировано в случае с поэтом Николаем Гумилёвым.
Полковник милиции Э.Хлысталов в книге «13 уголовных дел Сергея Есенина» о деятельности ВЧК тех лет писал:
«5 сентября 1918 года Советом Народных Комиссаров было принято постановление, согласно которому расстреливались «все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам». А поскольку в стране отсутствовало уголовное законодательство, правового понятия «контрреволюционной организации», «заговора», «мятежа» не было, то при желании можно было расстрелять кого угодно. Дзержинский набирал в ВЧК бывших уголовников, психопатов, параноиков, откровенных садистов и сексуальных маньяков, большинство из которых коммунистами никогда и не были. <…> В основу деятельности «чрезвычаек» было положено осведомительство. Можно только себе представить, что увидел и что испытал Сергей Есенин, находясь во внутренней тюрьме ВЧК (Варсанофьевский пер.,7) Расстрелы, к слову, производились во дворе тюрьмы…».
В ней бывал и Яков Блюмкин.
Блюмкин поэт-эсер под кличкой «Живой», чекист-террорист. Что, не читали стихов Якова Блюмкина? Вот одно из них:
«В полумраке настольном, прокуренном,
Кабинетных зловонных углов,
Ворох папок картонных, изрубленных,
Не подшитых, не найденных слов.
Зачеркнуло пенсне переносицу,
Портупеи натянутый нерв,
Сколько вас пред глазами проносится,
Скольких, даже прочесть не успев.
Анархисты, эсеры с троцкистами,
Реваншисты, дворяне, шпана…
Многих вас революция истово,
Поднимала. Но вот, ни хрена:
Большевистская все-таки выведет,
Чай за нами не пусто, народ.
Эта нечисть из темени выбродит,
Да и кто там потом разберёт.
И пером колупая чернильницу,
До утра всем наотмашь писать,
Стиснув пальцами красную книжицу,
Зло по буквам шепча: — РАССТРЕЛЯТЬ!!»
«А ты не плохо пишешь Яша!» — cказал Луначарский, прочитав его стихи и спросил: «А может, стоит Яша бросить тебе ЧК и перейти в поэты?».
Интересно, а кто бы тогда спасал поэтов — имажинистов от лап чекистов?
«Троица поэтов из разноцветного клубка…»
И вот эти три поэта: Есенин, Кусиков и Блюмкин умудрились ещё и сдружиться. Блюмкин и Есенин часто посещают Сандро Кусикова. Причём уже давно известный провокатор «из ЧЕКА», Яков Блюмкин в доме Кусиковых был «своим человеком» и некоторое время даже жил у них, когда в квартире Кусиковых освободилась комната. Блюмкин, не имевший своей жилплощади, получил на неё ордер и некоторое время жил вместе с ними. А Есенин только ночевал у Сандро Кусикова по адресу: Арбат, Б. Афанасьевский дом 30, кв. 5. Рубен Кусиков, брат Сандро, воевал за белых. Сам Сандро Кусиков воевал за красных. Есенин спит в их доме, а Блюмкин борется с контрреволюцией в ЧК… Есенина и Кусикова арестовывает ЧК, а Блюмкин их спасает. А после смерти Есенина, Блюмкина чуть ли не обвиняют в убийстве Есенина. Просто крутой сюжет…
«Я — террорист в политике, — однажды сказал Блюмкин Есенину, — а ты, друг, террорист в поэзии!».
«Сандро Кусиков и его “Бубенцы”…»
Матвей Ройзман представил его так:
«Александр Кусиков, которого мы звали Сандро. Он был в коричневом, почти до колен френче, такого же цвета рейтузах, чёрных лакированных сапожках со шпорами, малиновым звоном которых любил хвастаться. Худощавый, остролицый, черноглазый, со спутанными волосами, он презрительно улыбался… И в жизни, и в стихах он называл себя черкесом, но на самом деле был армянином из Армавира Кусикяном. Непонятно, почему он пренебрегал своей высококультурной нацией? Ещё непонятней, почему, читая стихи, он перебирал в руках крупные янтарные чётки».
Молодой, амбициозный, но мало кому известный, назначенный после Февральской революции военком г. Анапы Александр Кусиков после Октябрьской революции отправился в Москву, где жила его сестра Тамара.
Справка: Бакалейникова (урожд. Кусикова) Тамара Борисовна, балерина, вышла замуж за композитора Александра Бакалейникова, который через Сандро Кусикова познакомился с его бывшим сослуживцем по Красной армии, действующим командиром одного из подразделений. Командир предложил Александру Бакалейщикову службу в качестве музыкального руководителя полкового оркестра. Во время отпуска он прошёл конкурс на место альтиста в Большом театре и решил в Красную армию не возвращаться. Командир не на шутку обиделся, инсценировал арест и стал угрожать расстрелом. Психика у Александра Бакалейщикова оказалась не самая крепкая, и он сошёл с ума. Тамара с сумасшедшим мужем развелась. Cандро Кусиков и предположить не мог, что всего через несколько месяцев после его приезда в Москву из Анапы его имя появится на нотной обложке романса. Музыку к романсу написал брат мужа его сестры Тамары, композитор Владимир Романович Бакалейников. И романс «Бубенцы» сразу же обрёл бешеную популярность и зазвучал по всей стране. Владимир Бакалельников работал музыкальным руководителем пока ещё не закрытого советской властью частного Никольского театра И.Г. Трабского, примерно с середины 1917 года арендовавшего помещение ресторана, расположенного во дворе гостиницы «Славянский базар» на Никольской улице.
«Как всё начиналось до ареста Есенина…»
12 сентября 1920 года в московскую ЧК поступило заявление, что в семье Кусиковых, проживающих по Б. Афанасьевскому пер. (Арбат) в доме № 30, есть один сын по имени Рубен, который служил в деникинской армии в Дикой дивизии, в Черкесском полку. В одном из боёв с красными войсками был ранен в руку. Теперь он был привезён в Москву с партией пленных деникинских офицеров и помещён в одном из лагерей. Однако при содействии тов. Аванесова был освобожден и находится ныне на свободе. Он ненавидит Советскую власть и коммунистов, как и вся их семья, и собирается по выздоровлении бежать к Врангелю…
Забежим вперёд и узнаем, где же был Рубен Кусиков. Из показаний по существу дела допроса 19 октября 1920 г. Кусикова Рубена Борисовича:
«В штабе Красной тяжёлой артиллерийской бригады я прослужил до февраля месяца 1918 г., после чего меня откомандировали в 1-й Советский конный полк как письмоводителя. Из конного полка меня откомандировали в ноябре или декабре в штаб командующего всеми вооруженными силами Украины т. Антонова. У Антонова я работал помощником шофера. Осенью 1919 г. я попал в Киеве к белым в плен. Из Киева меня послали как пленного в Ростов, а из Ростова отправили домой, в Армавир. А впоследствии контрразведка арестовала, и я просидел 4 месяца. После занятия советскими войсками Кубани, я вернулся в Москву, в августе месяце. А до этого времени болел и жил у тётки. Месяц тому назад я поступил в Главный штаб морских сил республики, по М. Знаменскому пер., № 5, в качестве пом. инструктора по учёту и статистике. Из моих родных арестован со мною вместе брат Александр, который раньше служил в 1-м Советском конном полку, формировал сотни. Больше показать не могу».
Следователь ВЧК А. К. Верземнек даст такое заключение:
«Допрашивая Кусикова, я получил от него впечатление, как от весьма неразвитого человека, и полагаю, что он не способен ни разбираться, ни работать какую-либо работу в политической сфере».
Теперь разберёмся, где был Есенин в сентябре 1920 года. Друг Есенина, Григорий Колобов оказал существенную помощь в восстановлении железнодорожного сообщения между Азербайджаном и Грузией. С. Есенин в начале сентября 1920 года специально выезжал по поручению Г. Колобова из Баку в Грузию для переговоров об условиях возвращения советской России части подвижного железнодорожного состава. 5 сентября 1920 г. было открыто пассажирское сообщение между Баку и Тифлисом.
На самом деле решение об аресте братьев Кусиковых было принято в связи с поступлением в ВЧК в сент. — окт. 1920 г. нескольких заявлений от сотрудника секретно-оперативного отдела ВЧК Е. С. Шейдемана (псевд. Орлов). С 12 сент. по 26 окт. 1920 г. Шейдеман тщательно фиксировал в своих сообщениях в ЧК всех посетителей квартиры, где жили Кусиковы. Имя Есенина впервые появляется в его донесении от 19 окт.:
«Сегодня ночью по ордеру ВЧК арестованы старик Кусиков, Александр и Рубэн Кусиковы, Ибрагим Шериков и поэт Есенин».
Справка: Шериков Ибрагим, знакомый Есенина. В 20-е годы служил в Наркомате рабоче-крестьянской инспекции. Дружил с Кусиковыми. С Есениным встретился 19 октября 1920 г. на квартире Кусикова. Был задержан, но после проверки документов, И. Шерикова отпустили, в то время как С.Есенина и братьев Кусиковых подвергли аресту.
А это второе донесение от 20 окт. (№ 70), в котором Шейдеман сообщал:
«...сегодня старик Кусиков, несмотря на то, что у него сидела засада, умудрился переслать два письма. Одно — через свою прислугу. Она вышла с конвоиром якобы за хлебом и пошла напротив в д. 29 (в Большом Афанасьевском переулке) к Л. Б. Трумм, которой и передала письмо. Второе письмо было им послано той же Трумм между 6-ю и 8-ю часами вечера через какую-то барышню из Центропечати, которая заходила к Кусиковым…».
Справка: Трумм (урожд. Кусикова) Людмила Борисовна, дочь Бориса Карповича Кусикова. После революции работала в «Техполесе» с мужем В.И. Труммом. Встречалась с Есениным на квартире своего отца Б.К.Кусикова. Была свидетельницей ареста 19 октября 1920 г. чекистами братьев Александра и Рубена Кусиковых и С.Есенина. Находясь под домашним арестом, Б.К. Кусиков тайно переслал ей два письма в этот же день.
«Обыск, ревизия, выемка документов и книг на квартире Кусиковых»
«После холодных и неуютных комнат, мрачных коридоров, заваленных хламом, роскошные хоромы Кусикова казались филиалом музея или, скорее, комиссионным магазином. Не хватало только этикеток с ценами.… старик Кусиков, ликвидировавший накануне Февральской революции все свои магазины в городах Приазовья и переселившийся с семьей в Москву, где со свойственной ему изворотливостью начал заново коммерческую деятельность…», — писал Ивнев Рюрик.
До революции, эта семья была очень богата. У них были 3 ювелирных магазина на Арбате. Так, что семья Кусиковых была богата и после революции… В первых числах октября 1920г. провели обыск. У Бориса Карповича Кусикова были изъяты 65 тысяч царских денег, мануфактура и две бутылки спирта. Сандро Кусикова и его сестру Тамару арестовали. Но, на удачу, в октябре в Москве оказался Яков Блюмкин, вернувшийся из персидской командировки, и добился их освобождения. Однако 18 октября ВЧК выписала ордер на очередной обыск в квартире Кусиковых, причём в отдельной записке от уполномоченного секретного отдела ВЧК комиссара Вилиса Штейнгардта значилось: «В квартире оставить надёжную засаду». А также в ходе обыска необходимо было провести ревизию, выемку документов и книг. Поручалось всё это сделать сотруднику ВЧК Шимановскому.
На квартире Кусиковых начался обыск, где присутствовали: председатель домкома Вальд В. Г., тов. Карпович и жилец Фонер. Согласно данным указаниям были задержаны: братья Кусиковы, Александр и Рубен, Есенин Сергей Александрович. И была оставлена на их квартире засада.
Взято для доставления в Московскую ЧК следующее (подробная опись всего конфискуемого или реквизируемого):
у гр. Кусикова Алесандра Борисовича тридцать тысяч советских денег, документы и переписка, у гр. Есенина документы, у гр. Кусикова Бориса Карповича 530 000 р. (пятьсот тридцать тысяч руб.) советскими деньгами и 20 000 р. (двадцать тысяч руб.) думскими. Обыск производил комиссар Шимановский.
У С. Есенина были изъяты и описаны следующие документы и бумаги:
1) копия удостоверения на имя Есенина С. А. от 11/XI—19 г. за N 3174;
2) удостоверение на имя Есенина С. А. от 5/VII—20 г. за N 6879;
3) удостоверение на имя Есенина С. А. от 3/IX—20 г. за № 3695;
4) два экземпляра счета издательства «Див» на оплату 6000 экз. второго сборника имажинистов «Конница бурь» агентством «Центропечать»;
5) вырезка из газеты «Рабочий край» (Иваново-Вознесенск, 1920, 11 марта) с рецензией Д. Семёновского на сборник «Плавильня слов»;
6) вырезка из неустановленного издания с краткими отзывами Р. Эркмана на книгу стихов А. Кусикова «Сумерки» (М.: Чихи-Пихи, 1919).
Справка: «Не исключено, что «барышня из Центропечати» приходила на квартиру Кусиковых именно к Есенину. По-видимому, Есенин, оставив в агентстве адрес, где его можно было найти в те дни, попросил прислать кого-нибудь из служащих «Центропечати» за счетами, которые он должен был подготовить. Документы были подготовлены, но в «Центропечать» так и не попали. Сведения о возобновлении публикуемых счетов и о том, состоялась ли всё-таки покупка «Центропечатью» второго сборника «Конница бурь», не выявлены. Заметим, что эта книга вышла из печати до 18 мая 1920 г., а её регистрация в «Книжной летописи» произошла в сентябре 1920 г., так что за время с мая по окт. часть тиража книги уже могла быть реализована. Отсюда явствует, что предложенные Есениным к продаже в «Центропечать». 6000 экз., второго сборника «Конница бурь» полным его тиражом не являются.
После обыска Есенин и братья Кусиковы были препровождены в тюрьму МЧК. Есенин предполагал, что доносы на Кусиковых пишет их дальний свойственник, старший брат бывшего мужа Тамары, Владимир Бакалейников, композитор и дирижёр балетных постановок Большого театра.
«Опрос Есенина по существу дела, проведённый следователем Матвеевым»
19.10.1920г. МЧК
На вопрос: «Известны ли вам причины вашего ареста?», отвечаю: «Нет».
На вопрос: «Известно ли вам, в чём обвиняется ваш коллега Кусиков?», отвечаю: «Нет. Но имею предположения, что арест послужил в связи с доносом гр. Бакалейникова, режиссера Большого театра, по личной ненависти к нам, так как мы имели с ним личные счеты».
На вопрос: «С какого времени знакомы с гр. Кусиковым?», отвечаю: «Я знаю Кусикова с 1917 г., знаком, как с товарищем по деятельности литературной. Политические убеждения моего товарища вполне лояльны. К Советской власти сочувствие моего товарища выражалось в тех произведениях, которые принадлежат ему. Например, в сборнике «Красный офицер» и в книгах: «В никуда», «Коевангели-еран»».
Справка: Что за «Коевангели-еран»? Сразу и не догадаешься, что название этой кусиковской книги составлено из названий двух великих книг — Корана и Евангелия, причем в данном случае Коран как более молодая, энергичная религия охватывает христианскую святыню, включает её в себя…
— Cергей Александрович, а можете что-нибудь прочитать из «Коев…коеван…? — не выговорив, попросил следователь.
— Ну, вот слушайте:
«Полумесяц и Крест,
Две Молитвы,
Два Сердца,
(Только мне
— никому не дано)
В моей душе христианского иноверца
Два Солнца
А в небе одно.
Звёздный купол церквей,
Минарет в облаках,
Звон дрожащий в затоне
И крик муэдзина.
Вездесущий Господь,
Милосердный Аллах —
Ля иля иля-ль ла,
О во Имя Отца,
Святого Духа,
И Сына…».
— Достаточно… А, кто может подтвердить о вашей деятельности и благонадежности? — спросил следователь
— Тов. Ангарский и тов. Луначарский и целый ряд других общественных деятелей.
Справка: «Николай Ангарский (Клестов) был литератором, издательским работником, общественным деятелем. Он писал, что дарование Есенина отчасти тратится на ненужное и вредное подражание Н. Клюеву, что «там, где Есенин остается самим собой, там у него чувствуется подлинное вдохновение». Утверждал, что у поэта немало стихотворений, в которых «верно и красиво» запечатлена «Русь подлинная, настоящая, крестьянская, с её горем и радостями». Считал, что «Есенин — поэт с несомненным дарованием, и потому нельзя не пожалеть, что дарование это тратится на ненужное и вредное подражание «старшим» братьям, на вычурность и рисовку». В 1919-1922 годах Ангарский редактировал журнал «Творчество», а в дальнейшем работал руководителем издательства «Недра»».
— Сергей Александрович, как вы смотрите на современную политику Советской власти? — спросил следователь.
— Я ко всему проводимому принципу Советской власти вполне лоялен в переходный момент. К той эпохе, которая насаждает социализм, каковы бы проявления Советской власти ни были, я считаю, что факты этих проявлений всегда необходимы для той большой цели, какую несёт коммунизм. Всякое лавирование Советской власти я оправдываю, как средство для улучшения военного и гражданского быта Советской России, — ответил Есенин.
И в этом ответе, мне кажется, Есенин слегка слукавил, так как уже к 1920-му году его восторг начал сходить на нет, так как он хотел не такого социализма:
«Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжёлую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идёт совершенно не тот социализм, о котором я думал… Тесно в нём живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений. Конечно, кому откроется, тот увидит тогда эти покрытые уже плесенью мосты, но всегда ведь бывает жаль, что, если выстроен дом, а в нём не живут…».
— Сергей Александрович, что для вас кажется лавированием в действиях Советской власти? — спросил следователь.
— Те действия Советской власти, которые осуществляются в области военной политики, я считаю, безусловно, лавированием. На заключение мира с Польшей я смотрю, как на необходимое явление в данный момент, в момент именно, истощённый в экономической жизни страны.
— Кто может вас взять на поруки? — спросил следователь.
— Может, безусловно, за меня ручаться, окромя выше сказанных, тов. Устинов, сотрудник Правительственной газеты, и другие. Больше показать ничего не могу.
Справка: Сергей Есенин познакомился с Георгием Устиновым в голодном 1918 году, в одной столовке, где ежедневно питались лошадиной падалью и подгнившими овощами самые бедные писатели, поэты и журналисты. Знакомство переросло в тёплые приятельские отношения. А в 1919 году Есенин и вовсе поселился у Устинова в 291-м номере гостиницы «Люкс», тогда это было общежитие Наркомвнудела (Тверская улица, дом №10). Номер состоял из 2-х комнат, жили приятели вдвоём. Позднее гостиница называлась «Центральной», сейчас ей возвращено прежнее название.
С. Есенин
Опросил Матвеев
«Допрос С. Есенина от 24.10.1920г.»
Протокол допроса С. А. Есенина в ВЧК
Отдел Секретный
гор. Москва, 24 октября 1920 г.
ПРОТОКОЛ № 1 допроса во Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией.
Справка: Допрашивал Есенина 24 октября 1920 года следователь ВЧК латыш по происхождению Жан Фёдорович Девингталь. С 23 сентября 1919 до 4 марта 1920 он был председателем Казанской губернской ЧК. С 22 апреля до 9 сентября 1920 председатель Терской областной ЧК. С 19 до 23 июля 1922 временно исполняющий обязанности председателя Терской губернской ЧК. С Октября 1922 года следователь ВЧК в Москве.
Согласно протоколу допроса Сергея Есенина в ВЧК от 24 окт. 1920 г., выяснилось, что Есенин, по возвращении из трёхмесячной поездки на Кавказ с Колобовым, «к Кусиковым зашёл, как к своим старым знакомым, и ночевал там, где и был арестован». То, что это было первое посещение Есениным квартиры своего друга осенью 1920 г., подтверждается донесениями секретного сотрудника секретно-оперативного отдела ВЧК Евгения Сергеевича Шейдемана (кличка «Орлов»), имеющимися в деле № Р-22343.
В тюрьме Есенин очень боялся, что его расстреляют по ошибке, а потому громко и по слогам произносил надзирателю свою фамилию. Александр Кусиков оставил упоминание инцидента в своих черновиках. Он отмечал, что арестовали их с младшим братом и Есениным «по какому-то пустяку».
«Привели нас ночью в Чеку. В виду того, что наш арест совпал с каким-то белогвардейским заговором и, значит, было не до нас, мы просидели больше, чем полагается. Недели три. Будучи привычно уверенными, что нас отпустят дня через три, Есенин начинал волноваться, и с каждым днём всё беспокойнее и беспокойнее. «Слушай, а не могут нас в этой неразберихе кокнуть?». «А вдруг ему скажут, выводи Еснина (там с нами сидел какой-то бандит Еснин или Есин), а он впопыхах меня. Еснин, Есенин, тут, знаешь, похоже». И каждый раз на вечерней перекличке он подходил к надзирателю в волнении, растолковывая ему, что фамилия его Есенин», — записал Сандро Кусиков.
«Освобождение С. Есенина»
Заключение следователя ВЧК В. Штейнгардта
25 октября 1920 г.
В Президиум ВЧК
По делу Есенина Сергея Александровича (содержится в комендатуре ВЧК), обвиняемого в контрреволюции. Произведенным допросом выяснено, что гр. Есенин в последние 3 месяца в Москве не находился, а был командирован НКПС в Кавказ и Тифлис, прибыл в Москву с докладом и был арестован на квартире у гр. Кусиковых. Допросом причастность Есенина к делу Кусиковых не достаточно установлена, и посему полагаю гр. Есенина Сергея Александровича из-под ареста освободить под поручительство тов. Блюмкина.
Уполномоченный СО ВЧК В. Штейнгардт.
25/Х-20
В материалах дела никакого подтверждения участия Владимира Бакалейникова в аресте Кусиковых и Есенина нет.
«Подписка о поручительстве за гр. Есенина Сергея Александровича, обвиняемого в контрреволюции по делу гр. Кусиковых, 1920 года октября месяца 25 дня.
Я, нижеподписавшийся Блюмкин Яков Григорьевич, проживающий по адресу: гостиница «Савой» № 136, беру на поруки гр. Есенина и под личной ответственностью ручаюсь в том, что он от суда и следствия не скроется и явится по первому требованию следственных и судебных властей.
Подпись поручителя (Я. Блюмкин)
25/ Х 920 г. Москва
Партбилет ЦК Иранской коммунистической партии».
Справка: По заданию Коминтерна Блюмкин помогал создать компартию в Иране. Результатом его деятельности в Иране стал коммунистический переворот в северных провинциях и провозглашение Гилянской Советской Республики. Блюмкин вернулся в Москву героем с билетом Иранской коммунистической партии, шрамами от шести ранений и тремя наградами за боевые заслуги. В партбилете Блюмкина значилось: «ЦК Иранской коммунистической партии» и он по статусу мог позволить себе выступить поручителем. А как он этот билет смог получить? Ответ простой. Летом 1920 года Блюмкин участвует ещё в одной громкой авантюре, на этот раз межгосударственного уровня. С помощью советской военной и материальной помощи на севере Ирана создается местная самопровозглашенная Гилянская Советская республика с центром в городе Решт. Поначалу её возглавляет Совет Народных Комиссаров, во главе с националистическим деятелем Кучук-ханом. При участии Блюмкина это «революционное правительство» было свергнуто и власть перехватил Эхсануллы-хан, которого поддержали местные «левые» и коммунисты. После переворота, Блюмкин становится комиссаром штаба Гилянской Красной Армии, членом только что образованной компартии Ирана. Участвуя в боях, Блюмкин руководит обороной города Энзели от наступавших войск шаха Ирана. Он контролирует не только военные силы этой республики, но и пытается активно вмешиваться в её внутренние дела. Как делегат от Ирана он приезжает на Первый съезд угнетённых народов Востока, который большевики созвали в Баку. Через четыре месяца пребывания в «экзотической командировке» Блюмкина отзывают в Москву.
«…Есенин теряется в догадках: благодарить ему заботливого поэта-имажиниста Якова Блюмкина или… Нет! Второго варианта при такой власти не дано. Иначе самому же будет хуже. Так что пусть и дальше мельтешит этот террорист среди имажинистов, коль его к ним приставили. Ведь он и сам такой же запуганный — боится ходить в одиночку по городу из-за возможной мести левых эсеров за своё предательство…». (3)
«Показания по существу дела Александра Кусикова»
— Александр Борисович, чем вы занимались после Октябрьской революции, — спросил следователь.
— Служил в «Технолесе» летом 1920-го года.
— Чем живёте, Александр Борисович? — спросил следователь.
— Живу исключительно из своего заработка, покупая продукты. Пайком в настоящее время не пользуюсь, потому что не получаю ещё. Брат мой служил в Строморси в качестве делопроизводителя. Служит он там со времени приезда из плена, с октября месяца, — ответил А.Кусиков.
— Как Ваш брат Рубен поступил на службу? — спросил следователь.
— Я узнал, что там места есть и только нужна рекомендация коммунистов. Рекомендовали его (брата) тов. Сахаров и т. Блюмкин. Моя сестра Люся служит в «Технолесе», также и её муж Трумм; другая сестра Тамара — артистка, жена Александра Бакалейникова.
— Александр Борисович, знаете ли Вы, почему Вас арестовали?
— Предполагаю, что или в связи с доносом Бакалейникова (старшего), или же в связи с массовыми арестами, на основании старого доноса. Донос Бакалейникова я сам видел у следователя в МЧК. Иначе не считаю возможным обвинять в чём-либо; никакой вины не чувствую за собой.
А. Кусиков
13-го ноября 1920 г.
Допрашивал Патоки
«Показания по существу дела Кусикова Рубена от 15.11.1920г.»
«В Киеве в конце лета 1919 года, после расформирования антоновского штаба, был откомандирован с авточастью в 12-ю армию (в штаб). Болея брюшным тифом, лежал на квартире, и когда белые взяли Киев, попал выздоравливающим в плен. Через четыре дня после пленения нас отправили человек 400 в Ростов. За городом в бараке держали нас; я был там, приблизительно, дней 20. Дали нам анкеты, я заполнил их. После короткого допроса я был освобождён и, получив проходное свидетельство, отправился в Армавир, к родным. В Армавире живут родные: Давыдовы и Муратовы. Последние — дальние родные. Жил у последних приблизительно 1 месяц. Был арестован контрразведкой. 4 месяца сидел в контрразведке и был допрошен 10 или больше раз. Избили, мучили и, не получив от меня нужных им показаний, отпустили. Я совершенно больным ушёл к родным, Муратовым. Приблизительно через месяц пришли красные войска. Когда я поправился, через 1 месяц приехал в Москву, к родителям. Здесь долечился в лечебнице братьев Бакулиных. Приехал я в августе месяце в Москву и поступил в Строморси. Ввиду того, что там нужно было иметь поручительство коммунистов, я получил рекомендацию от тов. Сахарова и от Блюмкина. От тов. Сахарова и Блюмкина я сам просил дать мне рекомендацию. Названные лица знали меня со времени моего приезда, а семью нашу они уже давно знают; вследствие этого они и дали рекомендацию. С рекомендацией я поступил в Строморси. Зачислен я там помощником инструктора статистики, а в этом качестве я раньше не работал. Рекомендацию и заявление я передал в регистрацию. На другой день мне сказали, что я принят на службу. Работал я в качестве делопроизводителя в мобилизационном отделе. Начальником мобилизационного отдела, когда меня приняли на службу, был Васильевский. Служил я приблизительно около месяца, и меня арестовали с 18 на 19-ое октября».
15 ноября 1920 г. Москва.
Подпись Р. Кустов
Допрашивал Штат
Следствие по делу братьев Кусиковых продолжалось. За них ходатайствовал даже Нарком просвещения Луначарский. Он направил послание заместителю председателя ВЧК Ивану Ксенофонтову, перепутав при этом почему-то инициалы Есенина, имена и фамилию Кусиковых, обозвав их Александр и Руден Кузиковы. Впрочем, это уже мелочи.
Александра Кусикова отпустили 17 ноября 1920 года, Рубена — 24-го, причём окончательно следственное дело в его отношении было прекращено только 19 февраля 1921-го и тоже по ходатайству Блюмкина. На Сандро точно ничего не было, а Рубен сумел убедить, что служил на самом деле в Красной армии, а у белых был только в плену. Обратного следователь доказать не смог. Рубен, скорее всего, всю свою белогвардейскую историю выдумал. Они с братом были те ещё фантазёры.
«…25 октября, то есть через неделю после ареста, Есенин вышел на свободу. В тот день в Большом зале консерватории проходил вечер, организованный Всероссийским союзом поэтов — «Устный журнал». После его проведения в комнате, где собрались только что выступившие поэты, появился Есенин. К нему бросилась Марина Цветаева (по воспоминаниям её дочери А.С. Эфрон):
— Серёжа, милый дорогой Серёжа, откуда ты?
— Я восемь дней ничего не ел.
— А где ты был, наш Серёженька?
— Мне дали пол-яблока там. Даже воскресенья не празднуют. Ни кусочка хлеба там не было. Едва-едва вырвался. Холодно. Восемь дней белья не снимал. Ох, есть хочется!
— Бедный, а как же ты вырвался?
— Выхлопотали.
Все обступили и стали расспрашивать…». (13)
Складывается впечатление, что чекисты охотились за поэтами. Кому-то из руководителей ВЧК, видимо, очень хотелось, чтобы стихотворцы тоже встали в их ряды.
Эпилог
В анкете «Писатели о себе», опубликованной в 1922 в эмигрантском журнале «Новая русская книга», Кусиков напишет:
«Имею недвижимость: бурку, бешмет, башлык, папаху и чувяки. Жены нет, но детей имею: дочь — шашка, сын — кинжал, приёмная дочь — винтовка, приёмный сын — пистолет. Единственный и верный друг мой — конь».
В эмигрантской среде Кусикову дадут кличку «Чекист». А чекист — Яков Блюмкин — в октябре 1929 года сам окажется во внутренней тюрьме на Лубянке и его никто не спасёт, он будет расстрелян… Этот разношёрстный клубок так до конца распутан не был.
«…Конец 1929-го года. Внутренняя тюрьма Лубянки. В одиночной камере — мужчина в разорванном военном френче и со следами побоев на лице. Может быть, ему двадцать пять лет, а может — все сорок… И этот человек тоже обречён. Но пока не знает об этом. «Я, Яков Блюмкин», — заключенный выводит на белом листе автобиографию, свою последнюю тюремную исповедь. Падший ангел расстрелов… На собственном расстреле, случившемся всего через 18 дней после его ареста, как рассказывал начальник секретного отдела ОГПУ Яков Агранов, Блюмкин громко распевал «Интернационал». А потом его силуэт на каменном полу Лубянки дрожал уродливой чёрной тенью…». (10).
Но даже первый куплет допеть не успел…
Источники
- Зданович А. А. «Свои и чужие. Интриги разведки». — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001.
- Матонин Евгений Витальевич «Яков Блюмкин: Ошибка резидента»
- Петр Радечко «Реабилитированный Есенин»
- Ройзман Матвей Давидович «Всё, что помню о Есенине»
- Поликовская Людмила «Есенин Галина Бениславская»
- Летаева В.В., Лабай М.Г. «Виновница»
- Эдуард Хлысталов «Неизвестное уголовное дело Сергея Есенина»
- 8. Наталья Леонова статья «Москва в судьбе Сергея Есенина. «Гостиница «Люкс» (Часть 1-я)
- Зинин С. И. статья «Нарком А. В. Луначарский и поэт С. А. Есенин»
- Сажнева Е. статья «Алиби чёрного человека» («Московский Комсомолец», 28.12.2005 г.)
- Зинько Феликс: «Это мог сделать Яков Блюмкин»
- Леонид Авербух статья «Яков Блюмкин» (Всемирные Одесские новости, № 4, 2014)
- Филатьев Эдуард «Главная тайна горлана-главаря». Книга вторая. «Вошедший сам»
- Пётр Радечко «Троянский конь репутации Есенина» 8 глава.
- Пашинина Валентина «Неизвестный Есенин»
- А.К. Воронский «Из воспоминаний о Есенине»
- Ивнев Рюрик книга «Богема»
