Загадочные назначения и не менее удивительные увольнения руководителей музеев, театральных институтов и других учреждений, находящихся в подчинении министерства, ясно демонстрировали, что два года назад руководить всей отраслью назначили несведущего, ничего не понимающего и абсолютно не компетентного человека.
ПАРТИТУРА МОЕЙ ЖИЗНИ
(продолжение. Начало в № 12/2023 и сл.)
Глава 50
Подготовительная работа к сезону 2007-2008 годов началась более чем за месяц до первого концерта. Собственно говоря, это было обычным делом в руководимых мной коллективах. Несмотря на то, что музыканты брали на время летнего отдыха ноты сочинений впервые предполагаемых к исполнению, всё равно интенсивность их индивидуальных занятий не давала полной уверенности в проведении сразу после отпуска концертов на высоком уровне. На все возражения, периодически возникающие по этому поводу, ответ был всегда одинаков: посмотрите на спортсменов, они перед любыми соревнованиями сначала приводят себя в надлежащую форму. Музыканты оркестра возвращаются из отпуска, как правило, в разном функциональном состоянии и привести оркестр к общему знаменателю задача руководства, если оно действительно заботится о настоящем качестве. И ещё, желательно хотя бы вчерне отрепетировать наиболее сложные сочинения предстоящего года, тем самым облегчая репетиционный процесс, времени на который в непрерывном концертном потоке всегда недостаточно.
В предстоящем сезоне кроме обычных наших обязательств, связанных с поездками по России, участия в фестивалях и разного рода торжественных мероприятиях, были запланированы ещё две очень престижные и ответственные поездки в США и Великобританию, что заставляло работать на пределе сил.
По поводу предложенных принимающей стороной условий надо рассказать отдельно. Я уже говорил о нашей первой встрече с вице-президентом Columbia Artist в 2004 году. Тогда мы договорились о поездке в 2007 году, причём материальная составляющая по российским реалиям была гораздо выше обычной. Американцы брали на себя половину дороги от Москвы до Нью-Йорка, все внутренние переезды, гостиницы и гонорар за каждый концерт 25000 долларов. На нас лежала обязанность оплаты виз и половина дороги. Но в 2006 году внутри компании произошли какие-то перемены и нашу поездку перенесли на 2008 год. Как потом выяснилось, дело было в смерти одной из агентов, обещавшей тур именно в 2007 году оркестру Спивакова, и Шелдон, как бы выполняя её предсмертную просьбу, перенёс наши гастроли на 2008 год. Мало того, этот оркестр согласился на условия, существенно отличающиеся от предложенных нам. В это же время, по-моему, в 2007 году, компания «Лукойл» праздновала какой-то юбилей, и торжественный концерт, посвящённый этому событию почему-то проходил в лучшем зале Америки, в Carnegie Hall, в Нью-Йорке. Компания организовала чартерные рейсы, привезла массу своих служащих, оркестр БСО, спонсором которого являлась, и разных солистов, включая Мацуева. Дирекция БСО пригласила на празднование Шелдона, и тот своими глазами увидел всю роскошь проводимого мероприятия.
После этого в переговорах с нами наступил полный коллапс, и условия были резко изменены. Для начала нам предложили 9000 долларов за концерт, то есть почти в три (!) раза ниже обговоренной ранее суммы. Объяснение простое: если в России столько денег, что без проблем можно организовать действо такого масштаба (БСО), если за аналогичный гонорар в Америку только что приезжал оркестр из Москвы (оркестр Спивакова), то почему вам мы должны платить в разы большие суммы. Кроме этого, организаторы турне потребовали полностью заплатить дорогу и самое главное, из гонорара 11 обещанных концертов намеревались вычесть 20000 долларов. Причина вычета такой огромной суммы — неуверенность в количестве слушателей на концерте в Нью-Йорке, то есть, если желаете играть в Avery-Fisher Hall, зале, где в связи с ремонтом в Carnegie Hall выступает теперь Нью-йоркский филармонический оркестр — выкупайте его сами и все риски берите на себя.
Оказалось, что сомнения в успехе нашего тура зиждились на последних гастролях Госоркестра более десяти лет назад, когда негативные критические статьи превышали допустимые пределы и недавние огромные «успехи» гастролирующего перед нами оркестра.
Начался долгий и мучительный переговорный процесс. Месяца через три с большим трудом мы всё-таки достигли соглашения, даже не приблизившись к обещанным когда-то цифрам. За концерт нам обещали платить 10500, дорогу всё-таки удалось поделить пополам, а вот эти злосчастные 20 тысяч отбить так и не получилось. Психологически организаторы сработали абсолютно точно. Всем было понятно, а мне лучше всех, что после такой длительной паузы в гастролях оркестра по США, без концерта в главном городе Америки, Нью-Йорке, наш тур будет неполноценным. И коль мы согласились на такие безумные траты ради проведения этого концерта, пришлось принять ещё одно предложение принимающей стороны: дать моё согласие прилететь в Нью-Йорк на три дня раньше намеченного срока приезда коллектива для интервью различным газетам и телевидению.
Как обычно, камнем преткновения послужило обсуждение программ предстоящих гастролей. Если кандидатура Мацуева с третьими концертами Прокофьева и Рахманинова у меня возражений не вызвала, то с сочинениями для второго отделения никак не удавалось добиться компромисса. Как и все западные импресарио, Шелдон хотел, чтобы мы обязательно играли музыку только русских или советских авторов. Я же считал, что в очередь с предложенной второй симфонией Рахманинова мы обязательно, и это была моя принципиальная позиция, должны играть концерт Бартока для оркестра. Почему именно это сочинение?
Не только потому, что оно написано и впервые исполнено в Нью-Йорке российским дирижёром Сергеем Кусевицким. А ещё и потому, что раз мы волею судьбы вынуждены играть концерт в этом знаменитом зале, то сам Б-г велел нам посоперничать с Нью-Йоркским филармоническим и, представляя этот гениальный Бартокский шедевр, выглядеть на уровне лучших его исполнителей.
Когда Шелдон услышал об этой идее, его первой реакцией была полная уверенность в моём психическом нездоровье. Играть сочинение, являющееся визитной карточкой не самого слабого оркестра в мире в зале его постоянной дислокации — это мог предложить, по его мнению, только нездоровый человек. Как он меня не уговаривал, я стоял на своём. И главным аргументом служила оплата концерта за счёт наших собственных средств. Он был абсолютно уверен, он гарантировал, что на этот концерт придёт не более нескольких сотен знакомых и друзей музыкантов оркестра, а критики размажут нас по асфальту. Ещё никогда ни один Российский или Советский оркестр не позволял себе играть в центральном зале Нью-Йорка сочинение западного композитора, да ещё такого трудного для восприятия, как Барток. Но переубедить ему меня не удалось, и после длительных дебатов в программе гастролей появился Концерт для оркестра Белы Бартока. Что касается турне по Великобритании, то по репертуару мы договорились очень быстро, да и, честно говоря, «бодаться» после «кровавых» столкновений с американцами сил уже не было.
Сезон в Москве мы начали Реквиемом Верди. В БЗК первый концерт был как обычно посвящён Е. Ф. Светланову, а выступление в зале имени Чайковского посвятили М. Л. Ростроповичу. Потом была поездка по городам России, выступления на двух наших фестивалях, множество абонементных концертов, из которых надо выделить две интересные программы: одна с «Энигмой» Эдварда Элгара, а другая с «Гоголь-сюитой» Альфреда Шнитке.
12 марта 2008 года я прилетел в США, а 17 марта 2008 года был сыгран первый концерт в Майями. На первые несколько дней, к моей большой радости, приехал повидаться мой близкий друг Ефим Пастух, замечательный музыкант, работающий в симфоническом оркестре Индианаполиса.
За 25 лет пребывания в США он, слышавший большинство американских коллективов, начиная от Чикаго до Лос-Анджелеса, признался, что не ожидал такого высокого качества российского оркестра, акцентировав особое внимание на духовых инструментах, традиционно считающихся слабым звеном в оркестрах нашей страны. После первых концертов мы получили восторженную критику, где особо отмечалось качество игры и интерпретация второй симфонии Рахманинова.
Для меня эти гастроли, помимо всяких привходящих обстоятельств, были в личном плане тяжелейшим испытанием. Один из самых близких моих друзей, Саша Лутерштейн, живущий последние 15 лет в Америке, был тяжело болен и ежедневно мы пытались как-то общаться, пусть по телефону, но разговаривать. 22 марта он, к величайшему сожалению, ушёл в мир иной, так и не дождавшись запланированной на 1 апреля нашей встречи. Сообщили мне эту трагическую новость в антракте концерта и дирижировать 2-е отделение было для меня невероятной мукой. Как понятно, нереальным было стремление улететь на похороны и это послужило ещё одним тяжёлым переживанием. Но, так или иначе, гастроли катились по заведенной колее и надо было постараться взять себя в руки, впереди маячил самый ответственный концерт тура — в Нью-Йорке.
Точно помню, что это был субботний день и как мне объясняли организаторы, по субботам и воскресеньям концерты в Нью-Йорке проводятся только в дневное время. Так это или не так проверять не имело смысла, днём, так днём. Акустическая репетиция, назначенная за 2 часа до начала, прошла как обычно перед любым нашим концертом: фрагменты из Бартока, узловые отрывки из «Ночи на лысой горе» Мусоргского и немного поиграли с Мацуевым и, как водится, «пожалуйста, освободите сцену». Времени остаётся ещё достаточно и все ринулись в ближайшее кафе. На обратном пути наблюдаем удивившую нас картину: за квартал от зала спрашивают лишние билеты. Уже перед самым выходом на сцену вдруг появляется Гергиев и заявляет, что пришёл просто поздороваться с Мацуевым и со мной, вынужден послушать только несколько минут, у него важная встреча. Выхожу на сцену и, вспоминая предсказания Шелдона, не верю своим глазам: переполненный зал, не сидят только на люстре.
Концерт прошёл с оглушительным успехом, мы сыграли 3 биса, а Гергиев так и не ушёл на свою «важную» встречу до последней исполненной ноты. Через несколько дней в главной газете Америки The New York Times появилась хвалебная рецензия, где было написано, что редко можно услышать такое исполнение концерта Бартока.
Ниже её фрагмент:
…The best measure of Mr. Gorensein’s work came in an urgent, imaginatively shaded account of Bartok’s Concerto for Orchestra. Beginning at a whisper, the cellos rose to a magnificently throaty sound. Woodwinds were ribald, and brasses took on warm glow. It wood be hard to imagine a more phantasmagorical rendition of the closing pages in the Giucco Delle Coppie, or a more desolate introduction to the Elegia
The New York Times (USA).
Author Steve Smith.
Date of publication 01 April 2008.
…Наилучшим образом работа г-на Горенштейна выразилась в исполнении Концерта для оркестра Бартока, который предстал во всей убедительности и вместе с тем затенённости образов. Брутальному звучанию деревянных духовых отвечали медные духовые, как будто излучавшие тёплый свет. Трудно представить себе более фантасмагорическое исполнение заключительных эпизодов в «Игре пар» или более скорбную интродукцию к «Элегии».
Нью-Йорк Таймс (США).
Автор Стив Смит.
Дата публикации 1 апреля 2008 г.
После такого результата мне казалось, что переполненный зал, а значит и «полная» касса должна были подвигнуть наших организаторов на возврат хотя бы половины суммы, забранной из нашего гонорара. Но нет, организаторы даже не заикнулись об этом, а у меня не было совершенно никакого желания выяснять отношения, предполагая, что ничем иным, кроме громкого скандала, это не может закончиться. Знаете, говорят, что умные люди, задавая тот или иной вопрос, почти с 90%-ой достоверностью могут предположить ответ, и посему моё решение вытекало из возникшей ситуации: во взаимоотношениях с этой фирмой и этими людьми мы вынуждены, к сожалению, поставить точку.
В Великобритании, где через месяц нам предстояло сыграть за 19 дней 17 концертов, никаких чрезвычайных происшествий, к счастью, не случилось. Запомнилась эта поездка лишь невероятно жёстким расписанием с ежедневным проведением в дороге по 6-8 часов. Залы и города были, в основной своей массе уже знакомы, приём публики, как правило, превосходным, в общем, никаких особенностей, кроме дикой усталости, накопившейся к концу более чем насыщенного сезона.
В Москве нас ожидал концерт, посвящённый 50-летию конкурса Чайковского, где двойной концерт Брамса играли Д. Герингас и японка А. Саванаи, а тройной Бетховена В. Третьяков, А. Князев и Д. Мацуев.
И в самом конце этого непростого года, уже в июне, меня ещё пригласили сыграть концерт с симфоническим оркестром Одесской филармонии. Сомнений не было никаких, независимо от переутомления, разного рода накопившихся к отпуску неотложных дел, надо обязательно съездить, ведь просто так никогда не выбраться, а это более чем благоприятный повод. Надо сказать, что я не был в родном городе дикое количество лет, около 20-ти, и мне очень захотелось хотя бы мельком взглянуть на изменения, произошедшие за эти долгие годы. Кроме того, моя Мама, уехав в 1990 году, тоже не была в Одессе 18 лет, а жена Оля вообще никогда не бывала в этом удивительном городе. В общем, мы поехали втроём и это стало незабываемым путешествием для всех. Для Мамы, которая встретилась с немногими родственниками, оставшимися от огромной семьи, для Оли, получившей огромное удовольствие от красоты улиц и бульваров, зданий и дворцов, одного из красивейших Оперных театров мира и знаменитой Потёмкинской лестницы. Что касается меня, то я исполнил давнюю мечту моего покойного отца и продирижировал концерт на сцене Одесской филармонии.
В начале следующего сезона у оркестра появился свой именной фестиваль.
Многолетняя задумка наконец-то воплотилась в действительность, причём доминирующим в моей концепции была организация серии концертов не в крупном мегаполисе, имеющем симфонический коллектив, а в небольшом городе средней полосы, где местные жители не избалованы «высокой» музыкой.
Осенью 2006 года, на гастролях по городам России, мы впервые оказались в городе Кургане, расположенном в 200 километрах от Тюмени. После концерта, прошедшего в приличном для небольшого провинциального города зале, за ужином, я предложил идею проведения ежегодного фестиваля оркестра руководителям местной филармонии. И как ни странно, и директор, Владимир Анатольевич Басунов, и особенно худрук Сергей Сергеевич Потапов, моментально отреагировали и вызвались способствовать воплощению этого замысла в жизнь. Но, как говорят в России, быстро сказка сказывается, да небыстро дело делается. Только через год, после личной встречи в Москве с губернатором Курганской области Олегом Алексеевичем Богомоловым, оказавшимся, к моему большому удивлению, страстным любителем искусства, была поставлена точка в переговорах и назначен день открытия фестиваля. Для дебюта договорились не «размахиваться», а уложиться в одну неделю, промонеторив реакцию жителей и посещаемость концертов. Но страхи оказались напрасны. Все три концерта прошли при полных аншлагах, а замечательные солисты, скрипач Сергей Догадин и пианист Валерий Афанасьев, поддержали высокий уровень родившегося события. В свободные от концертов оркестра дни, наш струнный квартет и квинтет деревянных духовых инструментов сыграли в музыкальном училище часовые концерты, совместив их с мастер-классами. В итоге, после окончания фестиваля, было принято решение сделать его традиционным и проводить один раз в два года.
Глава 51
К середине 2008 года реконструкцию Госоркестра можно было считать полностью завершённой.
Конечно, обновления не прекращаются никогда — кто-то выходит на пенсию, кого-то что-то не устраивает, и он увольняется, эти перемены невозможно остановить. Но главное — костяк коллектива из 85-90 человек создан, он постоянен и благодаря этому адаптация небольшого количества новых музыкантов проходит самым безболезненным образом. Так происходит всегда и везде, во всём мире и является естественным процессом, не нарушающим никоим образом качественный уровень коллектива. То, что произошло в 2002 году, когда в силу объективных причин сменилось 80% состава — это абсолютное исключение из правил, связанное с пущенными в своё время на самотёк многолетними кадровыми проблемами, материальной необеспеченностью и скандалами как между музыкантами коллектива, так и внутри его руководства. Именно поэтому восстановление потребовало так много времени и сил, но зато уже к 2008 году оркестр находился в превосходном творческом состоянии. Подтверждением являлись моментально раскупаемые абонементы в двух главных залах Москвы, постоянные аншлаги не только в столице, но и во всех многочисленных турах внутри России, участие в разнообразных фестивалях и более чем успешные гастроли по Великобритании, США, Германии и многим другим странам. Казалось бы, у нас всё превосходно, нет, да и не должно быть никаких проблем с власть предержащими, но в мае 2008 года происходит смена правительства и на место министра культуры назначают человека из совершенно другой «оперы», бывшего посла во Франции Александра Авдеева.
Первые признаки «новой метлы» проявились практически сразу после назначения нового руководства. В первые два месяца меня более чем серьёзно насторожила не проведенная личная встреча с каждым руководителем федеральных учреждений, а ведь это был уже 6(!) министр за время моего сотрудничества с министерством. Каждый из предшественников строго соблюдал это неписаное правило, используя персональное знакомство для нахождения хоть какого-то минимального взаимопонимания и возможности выслушать те или иные просьбы и пожелания. Стало понятно, что новому начальнику совершенно не интересна жизнедеятельность вверенных ему коллективов, а заниматься он будет только сохранением собственного «стула».
И ещё одна характерная история. По заведенным прежним руководством министерства правилам, каждый федеральный симфонический оркестр получал один раз в год дополнительные деньги для оплаты транспортных расходов в связи с зарубежными гастролями. И вот впервые за 8 лет в предоставлении таких средств нам отказали, вынудив оплачивать дорогу самостоятельно.
Чтобы понять в какую ситуацию мы внезапно попали, надо разъяснить принципы жизнедеятельности коллектива. Оркестру когда-то выделили грант Президента и отдельным приказом прежнего министра в то же время строго-настрого предписали распределение грантовских денег только художественному составу. То есть весь административный состав, а это 12 человек вместе с бухгалтерией, к распределению средств по этому гранту отношения не имел. Понятно, что никого из административных работников пригласить на работу не удастся, если самый маленький оклад музыканта превышает раза в два, а то и в три, к примеру, зарплату бухгалтера. Значит, надо умудриться находить баланс между художественным составом и администрацией, а так как заработанные деньги за концертную деятельность внутри страны переводятся на отдельный счёт, то именно с него и покрывается обычно разница в окладах. Кроме того, было категорически запрещено использовать средства гранта на транспортные расходы для поездок коллектива за границу.
Не получив денег на оплату дороги, сразу вспомнились 90-е годы, когда поисками возможностей для выживания приходилось заниматься больше, чем изучением партитур. Контракт на поездку в Германию давно подписан, в нём, в случае отказа от гастролей, довольно серьёзные штрафные санкции, в общем деваться некуда, надо как-то выкручиваться. Друзья помогли, в поездку мы съездили, но знаете, как в том старом анекдоте с серебряными ложками, осадок остался.
После «перестройки» казалось, что советская практика водружать на руководящие посты людей, имея в виду только дружеские взаимоотношения или принципы личной преданности, независимо от их образования и компетентности в профессиональных вопросах, уходит в прошлое.
Но нет, слабая попытка изжить давние традиции совершенно не удалась, особенно принимая во внимание, что от так называемого наследия никто всерьёз и не намеревался избавляться. По всей видимости, руководствуясь именно этими неписаными законами прошлого, и получил назначение новый министр культуры. Естественно, тут же меняется вся «команда» и в министерстве культуры появляются новые фигуры, стремящиеся, как пелось в гимне Интернационала, всё до основания разрушить, а затем…
А вот с этим затем, как показывает наша история, почти никогда ничего не получалось.
Великое изречение, ставшее афоризмом, остроумнейшего Виктора Степановича Черномырдина «хотели, как лучше, а получилось как всегда» удивительно точно олицетворяет эту вечную российскую тенденцию.
В октябре 2009 года меня попросили, а попросту говоря, заставили заняться проектом молодёжного оркестра (до 28 лет), состоящего из студентов и молодых музыкантов различных республик бывшего СССР, объединившихся в организацию под названием союз независимых государств (СНГ). Оркестр собирали один раз в год на один проект, состоящий из 10-тидневного репетиционного периода и концертов в столицах этих стран. Все организационные проблемы были возложены на администрацию Московской филармонии, включая отбор претендентов и помещения для репетиций. Переслушав записи уже выбранных молодых людей, я пришёл к выводу, что уровень их образования оставляет желать много лучшего и за такой минимальный по срокам подготовительный период добиться чего-то достойного задача невыполнимая. Особенно это касалось духовых инструментов, да и со струнными дело обстояло немногим лучше. Сложившуюся ситуацию удалось разрешить приглашением большой группы молодых музыкантов из ГАСО. Все важные, ответственные места на первых пультах струнных групп и солистов каждой духовой группы заняли молодые артисты Госоркестра и стало понятно, что теперь можно надеяться на получение приличного результата. Кроме этого, по моей просьбе в первые три дня были дополнительно организованы групповые репетиции с концертмейстерами моего ГАСО. Сложности программ заключались в том, что в каждой столице того или иного государства обязательным было исполнение произведения местного композитора, например, в Одессе и Киеве торжественную увертюру Николая Лысенко, в Минске «Зов» Евгения Глебова, в Ереване Адажио из балета «Спартак» Арама Хачатуряна и так далее. Солистом на туре был лауреат последнего конкурса Чайковского Мирослав Култышев с 1-ым концертом для фортепиано Чайковского, а на последний концерт в Кишинёв должен был прилететь Денис Мацуев.
Очень интересной была поездка в Китай. Город Далянь по меркам этого государства считается, как нам объяснили, небольшим городом, но в этом небольшом «городишке» проживает 10 миллионов человек. Вся затея с этим путешествием была странной от начала до конца. Если я правильно помню, какой-то богатый китаец пригласил оркестр сыграть 2 концерта с одинаковой программой только в этом городе, причём были оплачена дорога в оба конца, пятизвёздочная гостиница, трёхразовое питание, суточные и гонорар дирижёра. С таким я за всю свою практику никогда не сталкивался: лететь на другой конец земного шара ради двух концертов — это какое-то сумасбродство.
Но хозяин — барин, кто платит, тот и заказывает музыку. Прилетев в Пекин и сделав там пересадку, мы появились в этом Даляне за день до первого концерта и были очень удивлены подтверждением всего обещанного: шикарная гостиница, очень вкусная еда, огромный зал, но, правда, с плохой акустикой. После первого концерта — день перерыва и обещанная экскурсия по городу и его окрестностям. Вечером приходит какой-то человек из фирмы, осуществляющий коммуникацию между нами и принимающей стороной, и обращается ко мне с удивительной просьбой. Видите ли, хозяин всей этой затеи очень любит классическую музыку в общем и 40-ю симфонию Моцарта, в частности, и настоятельно просит завтра исполнить хотя бы 1 часть этой симфонии. Никакие отговорки не действуют и даже отсутствие нотного материала не является проблемой, ноты уже где-то заказали и утром они будут доставлены. В общем, ситуация с моим, часто повторяемым изречением: когда прокурор говорит садитесь, как-то неудобно стоять. Пришлось сделать утреннюю репетицию, разобраться с очень плохо напечатанными нотами и сыграть любимого Моцарта. На обратном пути мы ещё сутки погуляли по Пекину, так как рейс в Москву был только на следующий день. В сезоне 2009-2010 было много замечательных поездок, среди которых фестиваль во Франции и прекрасный тур по Швейцарии. Берн, Цюрих, Женева, Базель и другие города восхитили своей красотой, а залы – роскошью интерьера и великолепной акустикой.
Среди многочисленных концертов нельзя не упомянуть проведение как бы прощального концерта перед длительной реконструкцией Большого Зала Консерватории и концерт, посвящённый жертвам теракта в московском метро. Взрыв, унесший жизни ни в чём неповинных людей, произошёл 28 марта 2010 года, но трёхдневный траур объявили только 30 марта, днём, уже после того как закончилась наша генеральная репетиция к вечернему абонементному концерту в зале филармонии. Стало понятно, что планируемая программа французских композиторов с тремя ноктюрнами Дебюсси и Болеро Равеля, никак не могут играться в этот печальный вечер. Перед концертом были внесены изменения и в этот день звучала девятая, последняя симфония Густава Малера, заканчивающаяся напряжённым, драматическим финалом. Мы сильно рисковали, ведь последний раз это труднейшее сочинение исполнялось месяцев шесть назад, а устроить хотя бы маленькую репетицию не было никакой возможности.
Перед началом я обратился к переполненному залу с просьбой после окончания симфонии, длящейся более полутора часов без перерыва, не аплодировать, тем самым выражая своё отношение к случившейся трагедии. Наверняка на всех присутствующих, включая музыкантов, повлияло случившееся несчастье, но оркестр в этот вечер играл выше всяких похвал, слушатели за все полтора часа не проронили ни единого звука, а после окончания, потрясённые услышанным, покидали зал в звенящей тишине.
Прежде чем начинать рассказывать о событиях, приведших к окончанию моей почти двадцатилетней работы в России, необходимы кое-какие разъяснения.
Главным и единственным критерием успешности того или иного коллектива в глазах оркестровых музыкантов нашей страны всегда было и остаётся количество зарубежных гастролей. Главные дирижёры вынуждены постоянно заниматься налаживанием нужных контактов с импресарио разных стран, т. к. только поездки за границу создают относительное спокойствие внутри того или иного коллектива. Когда существовала Советская власть, такое стремление было объяснимо: выезд из страны закрыт, увидеть происходящее за «железным» занавесом разрешено избранным и в их числе небольшому количеству музыкантов из элитных симфонических оркестров страны. Но после развала СССР, любой гражданин, в зависимости от материального достатка, может воспользоваться правом свободного выезда. И если в начале 90-х годов такой возможности почти ни у кого не было в силу предельно низких зарплат, то с начала 2000-х, особенно после получения грантов, проблема, по идее, должна была решиться сама собой. Но неизживаемая страсть путешествовать, получая ещё за это вознаграждение, так и осталась внутри каждого артиста.
Как уже было сказано, после скандала с увольнением Светланова, все крупные менеджерские агентства отказались работать с ГАСО и стоило немало усилий для возобновления контактов. Успешные и неоднократные турне по Германии, Великобритании, США, Франции, Швейцарии, Австрии и по другим странам показали, что кризис в отношениях преодолён и нет никаких препятствий для будущих проектов. Единственной из важных в смысле заграничных турне страной, с которой никак не удавалось найти общий язык, оставалась Япония. Все разнообразные попытки, подключения друзей, работающих с разными японскими менеджерами и агентствами, мои концерты как приглашённого дирижёра с разными японскими оркестрами, предпринятые с единственной целью — налаживания контактов, не давали никаких результатов. Мне в открытую говорили о якобы существующих в стране негласных правилах, каковые традиционно не нарушаются, и никто ради нас не станет их нарушать. Якобы любая компания, а в нашем случае «Japan Arts», когда-то много лет работавшая с оркестром ещё во времена Светланова, только эта компания и никто другой имеет правА на наш коллектив, и если они не желают с нами сотрудничать, то никто не может в это вмешаться и сделать ничего невозможно.
Когда, как мне казалось, уже не оставалось никаких шансов на организацию гастролей в Японии, мы получили довольно необычное предложение и после недолгих раздумий его приняли. Лет 15-16 тому назад в Россию из разных стран понаехало довольно много дирижёров более чем сомнительного уровня. Пользуясь страшной инфляцией и низким курсом рубля по отношению к иностранным валютам, они пытались организовывать симфонические оркестры. Обещая какие-то немыслимые зарплаты, покупки первоклассных инструментов и гастроли по всему миру, им удавалось заманивать падких на обещания музыкантов. Но месяца через два-три, кому-то даже удавалось продержаться около года, финансы у учредителей новых образований попросту заканчивались, и оркестры благополучно умирали, не успев, в сущности, родиться.
И вот одним из подобных коллективов был оркестр под названием «Миллениум» (дело происходило на стыке 20-го и 21-го веков), руководимый японской женщиной-дирижёром по имени Томоми Нишимото. Когда стало известно о создании нового коллектива и его названии, я в шутку сказал, имея в виду название, что зарплату там будут выплачивать один раз в столетие. Как вскоре выяснилось, мой каламбур оказался пророческим, и через несколько месяцев оркестр прекратил своём существование.
Мой друг Глеб Никитин, концертмейстер оркестра Tokyo Symphony, живущий уже много лет в стране, как её называют, восходящего солнца и знающий о наших, казалось бы, непреодолимых преградах с организацией гастролей, предложил познакомить меня именно с Нишимото. По его словам, а они знакомы уже много лет, у неё есть какие-то могущественные спонсоры, дающие возможность организовывать туры симфонических коллективов из Европы. Главное условие, а она уже много лет практикует подобные приглашения, эти концерты проходят под её руководством. Переговоры привели к предельно благоприятным результатам: оркестр проводит в поездке 22 дня, концертов всего 12, из которых шесть дирижирует она и шесть я. Надо заметить, что режим на редкость щадящий, насколько мне известно, ни один советский или российский коллектив никогда не гастролировал в Японии имея подобное расписание. Плюс оплаченная дорога в оба конца, гостиницы с завтраком (шведский стол), внутренний транспорт, суточные и гонорар для дирижёра — всё за счёт принимающей стороны. И ещё что чрезвычайно важно, выступления будут проходить в самых престижных залах, среди которых Осака Symphony Hall и лучший зал Японии Suntory Hall. Кроме того, в контракт вписали пункт о приезде Нишимото в Москву ещё до гастролей, где будет проведён абонементный концерт в зале филармонии с нашим оркестром.
Надо обязательно подчеркнуть, что такие, можно сказать, уникальные условия российским коллективам никогда не предлагались и, памятуя о недавней истории с нашим туром по Германии и общей ситуацией, связанной с происходящим в министерстве культуры, всё это выглядело большим везением. А в министерстве, тем временем, происходили какие-то странные, невероятные события.
Загадочные назначения и не менее удивительные увольнения руководителей музеев, театральных институтов и других учреждений, находящихся в подчинении министерства, ясно демонстрировали, что два года назад руководить всей отраслью назначили несведущего, ничего не понимающего и абсолютно некомпетентного человека.
Глава 52
К концу 2010 года, где-то в ноябре, мы приняли участие в фестивале, проходившем во Франции. В Нормандии было сыграно три концерта, в одном из которых прозвучала шестая симфония одного из самых выдающихся композиторов нашего времени, бесконечно мной уважаемого, Гии Канчели. Сезон перешёл экватор и после Нового года мы поехали на гастроли по городам России. Сразу по приезде в Москву оркестр поджидал неожиданный сюрприз, говорящий о какой-то непонятной возне вокруг моей работы в ГАСО. В преддверии очередного конкурса Чайковского нас внезапно переместили с самой престижной номинации — фортепиано — на гораздо менее престижную — виолончель. Но случившееся вскорости трагическое событие, повлекшее за собой неприглядный скандал внутри коллектива, заставило полностью забыть об этом перемещении и заняться совсем другими проблемами, связанными с предстоящими гастролями в Японии. Как уже было сказано, гастроли именно в эту страну были для меня чрезвычайно важны по многим соображениям.
Во-первых, оркестр к этому времени уже лет 15 как не был в Японии, а эта страна всегда являлась одной из самых важных и приоритетных в гастрольном графике любого коллектива и славилась большой любовью к музыке русских композиторов, во-вторых, была надежда с помощью этого тура переломить сложившуюся негативную ситуацию, в-третьих, почти девять лет моих неустанных попыток добиться прогресса во взаимоотношениях с японскими импресарскими конторами должны были наконец-то принести долгожданный положительный результат. Но 11 марта 2011 года в Японии произошло ужасающее землетрясение, унесшее жизни более 20 тысяч человек и страшная трагедия сразу же поставила под вопрос ближайшие планы. И хотя до наших гастролей оставалось ещё два месяца, всё равно ситуация крайне неприятная. Для начала следовало оправиться от шока и придумать, что делать дальше. Первый шаг — разговоры с людьми из Министерства иностранных дел, рекомендовавших пока воздержаться от посещения Японии до специальных распоряжений. Затем началось многодневное обсуждение сложившейся ситуации с Нишимото и импресарио, организаторами гастролей. По словам Глеба Никитина, через которого шли все переговоры, обстановку в течении 15 дней удалось полностью нормализовать, что было подтверждено и чиновниками из нашего МИДа. Выступление в городе Фукусима, где находилась повреждённая атомная станция к тому времени уже отменили, а остальные, более года назад запланированные концерты, должны были состояться не ближе 200 км от пострадавшей станции. Но как это бывает обычно, беда никогда не приходит одна. К великому сожалению, в оркестре нашлось несколько человек, начавших активную, можно сказать, агрессивную кампанию по отмене гастролей. Запугивая всех и каждого какими-то неизбежными смертельными болезнями и несчастьями, они с каждым днём приобретали всё большее количество сторонников. И пришёл момент, когда стало понятно — моё молчание становится резко отрицательным фактором и назрела необходимость провести общее собрание для открытого обсуждения сложившейся ситуации.
Совершенно уверен, что вся ситуация с попыткой изнутри коллектива отменить предстоящий тур могла возникнуть только в данном оркестре и только при моём руководстве. Попробую объяснить почему. На протяжении почти 20 лет работы в России, и в оркестре «Молодая Россия», и в ГАСО, я пытался донести до музыкантов, что каждому из них необходимо нести личную, персональную ответственность за всё происходящее внутри коллектива, что это их оркестр и только они могут и должны быть главными созидателями своей творческой жизни.
Именно поэтому художественный совет собирался по любому поводу, открыто обсуждая и решая всевозможные вопросы, от приёма новых музыкантов до распределения премиальных, от обговаривания гастрольных планов до приглашения тех или иных дирижёров, от рассмотрения творческого состояния артистов до их административного поведения. Причём, и это надо обязательно подчеркнуть, принятые внутри коллектива правила распространялись абсолютно на всех, от рабочего сцены, до главного дирижёра. Мне казалось, что случившиеся перемены в 90-х годах, кроме смены государственного устройства, позволят наконец-то изменить и менталитет, внутреннее состояние большинства, особенно его образованную часть, каковой по идее являются и музыканты.
Но я очень серьёзно ошибся, менталитет — штука практически неизменная или меняемая столетиями. К огромному сожалению, большинство нашего населения восприняло так внезапно пришедшие демократические перемены как возможность не соответствовать и не подчиняться никаким правилам и положениям, не понимая, что демократия — это не наступление беспредела и анархии, а строжайшее, неукоснительное соблюдение законов, причём всеми без исключения, от простых людей до президента страны. За какие-то двадцать лет у подавляющей части населения развился какой-то невероятный, первобытный эгоизм, позволяющий действовать только в достижении собственной, личной выгоды, не обращая никакого внимания на интересы других людей или коллектива. Собрание и наступившие последствия лишний раз подтвердили мои давно подмеченные наблюдения. Но вернёмся к этому злополучному собранию.
Вначале я обрисовал положение, сложившееся по словам японских импресарио и Никитина на данный конкретный день, рассказал о начальных рекомендациях МИДа не посещать Японию и отменённых более месяца назад. Далее описал историю с многолетним отказом сотрудничества японских фирм из-за давней истории со Светлановым и каких усилий стоило организовать предстоящее турне. Предложил задуматься над санкциями (200000 долларов штрафа), ожидающие оркестр в случае отмены гастролей по нашей вине. И, в итоге, попросил обратить внимание, что я, как и дирекция коллектива, считаем абсолютно не заслуживающими внимания досужие сплетни о якобы смертельной опасности, тем более, что вся администрация во главе со мной тоже намеревается поехать в эту поездку и, как понятно, никто из нас сам себе не враг и мы совершенно не выглядим самоубийцами. Затем все желающие получили возможность высказаться, но, в основном говорили отказывающиеся ехать, проповедуя только свою точку зрения и не обращая никакого внимания на высказанные мной резоны.
Больше всего меня возмутил гобоист Коноплянников, хамским тоном заявивший о полной неправде (как было сказано, вранье) всего высказанного мной. Когда стала понятна бесперспективность попыток убедить энное количество артистов, я предложил проголосовать, поставив единственное, но определяющее условие: итоги голосования станут окончательным решением вопроса, а меньшинство в обязательном порядке обязано будет подчиниться большинству. Все согласились и после проведённого голосования с небольшим перевесом всё-таки победило здравомыслие: гастроли необходимо сохранить.
Мне казалось, теперь можно облегчённо вздохнуть, но, как вскоре выяснилось, это было только начало нешуточных событий. Первым ко мне в кабинет пришёл художественный совет в полном составе с единственной просьбой о прощении Коноплянникова. Никаких проблем, был мой ответ, но он должен извиниться перед всем коллективом, а не один на один, так как его хамство прозвучало при всех. Он не извинился, и мы остались без одного из двух солистов-гобоистов. Тут же пришли две молодые женщины, классные инструменталистки, виолончелистка и альтистка с заявлениями об увольнении, решившие, как было заявлено, ни при каких обстоятельствах в эту поездку не ехать. Уговоры, объяснения и ещё раз приведенные аргументы не произвели никакого впечатления — нет и всё. В течении последующих нескольких дней категорически не желающих признавать результаты голосования, и, как следствие, подавших заявления об уходе набралось 15 человек, в основном струнников и это был серьёзный удар, поставивший под вопрос проведение гастролей. Каждый из этих 15 приводил какие-то глупые, доходящие до смешного, причины. Например, единственный из духовиков, кроме уже упомянутого гобоиста, сорокалетний здоровенный мужик, играющий на тубе вполне серьёзно заявил, что он не может ехать, т. к. ему не разрешает собственная тёща (!!!).
Ошарашивающее заявление и естественный ответ: пока я здесь главный дирижёр, турне нашего оркестра не может и не будет зависеть от чьей-то тёщи. Все эти 15 человек были объединены каким-то патологическим страхом за собственную жизнь и абсолютно наплевательским отношением к проблемам коллектива. Нельзя не заметить, что двое самых главных организаторов всего этого кошмара упросили дать им отпуск за свой счёт, ссылаясь на внезапно резкое ухудшение здоровья.
В общем, первостепенной задачей стало доведение количественного состава до оптимального, держа в голове самое основное — сохранение необходимого качества. Где же взять хороших музыкантов? Свободных просто нет, а тех, кто готов прийти на помощь, дотянуть до приемлемого уровня невероятно трудно. Ещё и времени в обрез, но выбора нет, надо постараться сделать максимум возможного.
И начался аврал. Новички ежедневно занимались с концертмейстерами своих групп, а раз в несколько дней собирались вместе для репетиций со мной. Их нацелили на выучку исключительно симфоний и пьес идущих в начале концертов, а от аккомпанементов освободили. Всех новеньких рассадили таким образом, чтобы с каждым из них рядом сидел многоопытный, много лет работающий именно в нашем оркестре человек. Кроме всех этих мер, специально организовали три концерта для обыгрывания японских программ. К началу тура вроде бы всё относительно нормализовалось, но было понятно, что только выступления в процессе гастролей покажут истинное состояние коллектива.
11 мая, ровно через 2 месяца после землетрясения, мы вылетели в Японию. За 22 дня сыграли 11 концертов (один пришлось отменить в городе взорвавшейся атомной станции) и везде нас принимали не просто хорошо, а восторженно. Главные два концерта, если можно так сказать, были сыграны при полных аншлагах в лучшем зале Токио «Suntory Hall».
Критика, полученная довольно скупыми на похвалу японскими журналистами, говорила сама за себя. Приведу выдержку только из одной статьи после концерта именно в Токио, в этом знаменитом зале:
The concert began with a Perfomance of three pieces from «Raymonda» (Glazunov)…. Rich design, skillful balance of string and wind, instruments a rich palette of sounds — perhaps it is natural when orchestra conducts artistic director, but this was the real sound of the Russian State Symphony Orchestra. However, this part of the concert pale in comparison with a stunning Perfomance in the second of the program, which sounded the 2-nd Symphony of Rachmaninov.
«Concert Diary» (Japan)
Author Hiro Todze
Date of publication 09 June 2011.
Концерт начался с исполнения трех пьес из «Раймонды» (Глазунов)… Замечательно спланированная конструкция, искусный баланс струнных и духовых инструментов, богатая палитра звуков — возможно, это естественно, когда оркестром руководит художественный руководитель, но именно таким было настоящее звучание Российского государственного симфонического оркестра. Однако эта часть концерта меркнет по сравнению с ошеломляющим исполнением второй части программы, где прозвучала 2-я симфония Рахманинова.
«Концертный дневник» (Япония)
Автор Хиро Тодзе
Дата публикации 09 июня 2011 года
