Людмила Грибко: Преподавание астрономии в Московском университете с 1811 по 1826 год

ПРЕПОДАВАНИЕ АСТРОНОМИИ В МОСКОВСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ С 1811 ПО 1826 ГОД

Людмила Грибко В статье идёт речь о довольно трудном периоде преподавания астрономии в Московском университете в 1811‒1826 годах. Трудности этого периода объясняются разными причинами, и важно выяснить, почему пустовала кафедра астронома-наблюдателя, а также, кем, как и когда читались курсы астрономических дисциплин на физико-математическом отделении Императорского Московского университета (И.М.У.).

Профессор МГУ Б А. Воронцов-Вельяминов в 1956 писал:

«Регулярное преподавание астрономии в Московском университете началось в 1805 г. Однако и оно продолжалось только до 1812 г., после чего наступил перерыв до 1826 г. Лишь с этого времени астрономия стала постоянным предметом преподавания» [1, с. 107].

Перерывы были, но частично; кафедра пустовала, но по вполне объяснимым, хотя и печальным причинам.

Научный сотрудник обсерватории им. Энгельгардта С. Н. Корытников, изучая вопрос преподавания астрономии в МГУ, считал, что астрономия практически не преподавалась в Московском ун-те с 1813 по 1823 годы. И далее:

«…только переход на преподавание астрономии в 1823–1824 гг. Д. М. Перевощикова [1] (воспитанника Казанского ун-та, преподававшего с конца 1818 г. математику в Московском университете) позволил положить основу дальнейшему непрерывному развитию кафедры астрономии» [2, с. 187‒188].

Такие утверждения не совсем верны и вот по каким причинам и событиям того непростого периода в жизни Московского университета.

Во-первых, кафедра астрономии (астронома-наблюдателя) на физико-математическом отделении Московского университета в 1811 году опустела в связи с кончиной профессора астрономии Христиана Фридриха Гольдбаха (1763–1811) весной 1811 года. Гольдбах был астрономом-профессионалом, имел опыт работы в европейских обсерваториях: в Париже, Готé и Лейпциге. В 1804 году попечитель Московского университета Михаил Никитич Муравьёв (1757–1807) пригласил Х.Ф. Гольдбаха для преподавания астрономии [1, с. 108‒109]. По уставу 1804 года в Московском университете была создана кафедра астронома-наблюдателя, в 1805 году её возглавил Гольдбах, получив профессорское звание. Он читал следующие курсы: сферическую тригонометрию с применением к астрономии и с практическими навыками пользования астрономическими инструментами; астрономию сферическую и теоретическую; математическую географию по книге Бодé; гномонику (искусство построения солнечных часов) и хронологию [3, с. 102]. Астрономические курсы читал по руководству Вейдлера. После смерти Гольдбаха лекции по сферической и теоретической астрономии и по другим вышеупомянутым предметам, в 1811–1812 учебном году, продолжил читать профессор Михаил Иванович Панкевич (1757–1812), который тогда же был и деканом физико-математического отделения. Он проводил со студентами практические занятия по астрономии в маленькой учебной обсерватории на крыше Главного корпуса университета. Кафедра астронома-наблюдателя продолжала быть незанятой. М. И. Панкевич умер на следующий год в августе 1812 года, буквально накануне вторжения французов в Москву.

Во-вторых, продолжалась война с французами на подступах к Москве, произошло Бородинское сражение, французы вошли в Москву, и Москва была охвачена страшным пожаром в сентябре 1812 года. От пожара пострадало и почти полностью разрушилось главное здание университета, построенное архитектором М. Ф. Казаковым в 1786–1793 годах. Там же сгорела первая учебная обсерватория — «астрономический бельведер», которая была возведена в 1804 году на крыше главного корпуса при содействии попечителя Московского учебного округа М. Н. Муравьёва [3, с. 104]. Погибли и астрономические инструменты, тщательно собранные (заказанные в Англии) Муравьёвым, в том числе пассажный инструмент работы мастера Кэри (есть версия, что этот инструмент был вывезен Наполеоном из Москвы, но потерян во время отступления), и астрономические инструменты, привезённые Х. Ф. Гольдбахом с собой из Германии [1, с. 108]: часы Арнольда, морской хронометр, Грегорианский телескоп (рефлектор), катоптрическая труба 3-футовая Кария (тоже рефлектор), Гадлеев октант, хронометр, секстант и повторительный круг Бордá.

В-третьих, занятия в Московском университете в 1812–1813 годах не проводились или проводились частично, так как Московский университет был эвакуирован в сентябре 1812 года в Нижний Новгород. В феврале 1813 года умирает известный профессор физики П. И. Страхов, склонность которого к астрономии отмечалась коллегами. По словам С. Н. Корытникова, «…какие-то главы астрономии включались в его обширный курс физики по руководству Бриссона, где имелось обстоятельное изложение описательной астрономии» [2, с. 180]. Университет вернулся в Москву окончательно 25 июля 1813 года. Занятия студентов возобновились осенью 1813 года, хотя главное здание было восстановлено только в 1817–1818 гг. Практические занятия по астрономии, то есть наблюдения, проводить было негде, обсерваторию не восстановили. Профессора, которые в числе предметов физико-математического отделения преподавали и астрономию, умерли. Кафедра астронома-наблюдателя с 1811 г. оставалась свободной.

Посмотрим, как постепенно всё в Московском университете восстанавливалось, и кто из профессоров, магистров и адъюнктов мог преподавать астрономию в период с 1813 по 1826 годы. По Уставу Московского университета 1804 г. в состав отделения (факультета) физико-математических наук входили следующие кафедры:

1) теоретической и опытной физики, 2) чистой математики, 3) прикладной (или смешанной) математики, 4) наблюдательной астрономии (кафедра астронома-наблюдателя) 5) химии, 6) ботаники, 7) минералогии, 8) сельского домоводства, 9) технологии и наук, относящихся к торговле и фабрикам. Специализации всех кафедр определяли круг тех предметов, которые проходили студенты в течение трёх лет обучения на отделении физико-математических наук, слушая курсы лекций и сдавая экзамены по соответствующим предметам. Деканом факультета мог быть профессор по любому профилю перечисленных выше наук. С августа 1813 по май 1818 г. деканом отделения физ.-мат. наук был Антон Антонович Прокопович-Антонский (1762–1841) — ординарный профессор натуральной истории, получивший в 1804 г. кафедру сельского домоводства и минералогии, которую он занимал до 1818 года. А с 1819 по 1826 год А. А. Прокопович-Антонский был ректором Московского ун-та. С 1818 года отделение физ.-мат. наук возглавил профессор Иван Алексеевич Двигубский. Тогда считалось, что астрономию можно преподавать, например, на кафедре прикладной математики, поскольку некоторые её разделы представляют собой практическое приложение математических методов, используемых в навигации и при составлении географических и топографических карт, а также в изучении окружающего нас мироздания.

Чтобы понять общую картину, которая сложилась в отношении преподавания астрономии в Московском университете, обратимся к периоду, предшествовавшему 1812 году. Михаил Иванович Панкевич (1757–1812) был назначен экстраординарным профессором на кафедру прикладной математики и опытной физики ещё в 1791 г. после смерти профессора И. А. Роста (1726–1791). Он читал астрономические предметы по расписанию Роста, которое включало четыре двухчасовые лекции в неделю по понедельникам, вторникам, четвергам и пятницам, а именно: сферическую тригонометрию, сферическую и теоретическую астрономию, математическую географию, навигацию и гномонику [2, с. 176], но эти предметы читались не каждый учебный год.

Позже курсы астрономических наук читал астроном из Германии Х. Ф. Гольдбах, и, как было сказано выше, являлся профессором астрономии. Профессор прикладной математики и опытной физики М. И. Панкевич при Гольдбахе читал только механику и оптику, а астрономические курсы не читал. Х. Ф. Гольдбах же, кроме лекций, иногда проводил астрономические наблюдения в астрономическом бельведере или из окна занимаемой им квартиры[2] в ректорском домике во дворе главного университетского корпуса [3, с. 104]. Из этого можно сделать вывод, что преподавание астрономии, как отдельного предмета, стало вестись достаточно регулярно, и с приходом Гольдбаха были введены практические занятия. Отсутствие преподавания астрономии в отдельные годы и замена астрономии на математическую географию, возможно, были продиктованы практической потребностью в картировании огромной территории Российской империи и подготовкой специалистов в этой области.

После войны 1812 года наблюдается значительное сокращение преподавания астрономии, что можно увидеть в таблице, помещенной в конце статьи. Основным преподавателем астрономии фактически был Фёдор Иванович Чумаков (1782–1837). В 1813 году он возглавил кафедру прикладной математики. Чумаков окончил Московский ун-т со степенью кандидата в 1807 году. На следующий год (1808) он стал магистром математики, а 9 января 1812 года был возведён в степень доктора математических наук. После возвращения Московского университета из эвакуации в июле 1813 года Чумаков был утверждён адъюнктом, и ему поручили кафедру прикладной математики. Основными предметами, которые Фёдор Чумаков преподавал с 1813 по 1832 год, были оптика и механика. Ф. И. Чумаков являлся одним из «питомцев Муравьёва», казённокоштным воспитанником и студентом университета. М. Н. Муравьёв (1757–1807), попечитель Московского учебного округа,

«заметил их ещё на студенческой скамье как перспективных молодых учёных, способных взойти на профессорские кафедры и составить новое поколение русских профессоров, которое должно было прийти на смену приглашённым иностранцам… Для них (русских профессоров) было характерно последовательное восхождение по всем ступеням лестницы учёных степеней, но довольно ускоренным темпом, так что от присуждения кандидата до магистра или от магистра до доктора проходило 1–2 года» [4, с. 369].

На физико-математическом отделении были и другие преподаватели-математики, профессиональная подготовка которых позволяла читать курсы по астрономии. Однако они этот курс не читали. Так, например, в то время преподавал молодой математик Пафнутий Алексеевич Афанасьев (1792–1822). Из его краткой биографии известно, что он получил степень магистра в 1814 году. В 1815–1816 учебном году читал в университете алгебру, геометрию и тригонометрию. Участвовал в организации Общества математиков (1811 г.), участвовал в прениях в Московском университете 15 июня 1815 года на защите кандидатом П. С. Щепкиным первой магистерской диссертации на астрономическую тему. Однако Афанасьев астрономию не преподавал, и его интересы проявлялись в основном в области чистой математики.

Ещё одним из возможных членов кафедры прикладной математики, который мог бы читать лекции по астрономии, был Павел Степанович Щепкин (1793–1836). Он окончил Московский университет в 1811 году, где ещё слушал лекции Гольдбаха, Панкевича и Страхова. Как было сказано выше, Щепкин стал магистром в 1815 г., тема его диссертации называлась: «Об открытиях, сделанных в астрономии со времени изобретения телескопов». Адъюнктской вакансии в тот момент в И.М.У. не оказалось, пустующую кафедру астронома-наблюдателя тоже нельзя было занимать, так как её приберегали для способного студента Александра Бугрова (кстати, ровесника Щепкина), который уже в январе 1815 года был освобождён от подушного оклада и в марте 1815 года стал казённокоштным студентом, то есть уже был принят в штат отделения физико-математических наук. П. С. Щепкин же в звании магистра начал читать лекции по алгебре, геометрии, тригонометрии по руководству проф. Чумакова, а потом по курсу Франкера, то есть областью его преподавательских интересов всё же оказалась математика. В 1819 году П. С. Щепкин вместе Д. М. Перевощиковым издали свой перевод на русский язык 1-й части математического курса Франкера. Профессор чистой математики Т. И. Перелогов (1765–1841) вместе с Д. М. Перевощиковым и П. С. Щепкиным существенно повысили уровень преподавания математики в Московском университете. В 1833 году в звании ординарного профессора (1826) П. С. Щепкин покинул Московский ун-т и перешёл на должность старшего преподавателя в 1-ю Московскую гимназию. Даже уговоры Министра Народного просвещения С. С. Уварова не покидать Московский университет не помогли, Щепкин был не преклонен в своём решении.

Надо добавить, что Ф. И. Чумаков был все же заинтересован в преподавании астрономии. В 1814 году он становится экстраординарным профессором кафедры прикладной математики и читает в 1813–1814 учебном году: механику, статику, динамику, гидростатику, гидравлику и аэрометрию [5, л. 105]. Далее в 1814–1815 учебном году профессор Ф. И. Чумаков читает курс оптики с уклоном в астрономию и геодезию. Это хорошо видно из его обращения к руководству отделения физико-математических наук от 15 декабря 1814 года по поводу приобретения астрономических инструментов в связи с их утратой во время пожара Москвы в 1812 году.

Представление

В Отделение физико-математическое

от экстраординарного профессора Фёдора Чумакова

В нынешний Академический год, по назначению Совета, должен я пройти с моими слушателями Оптические части. Соображая продолжение времени моего курса и имея в виду пользу моих слушателей и, следовательно, пользу Университета, я нахожу полезным и возможным приобщить к Оптическим частям математическое описание Астрономических инструментов с показанием их употребления. Сие описание будет полезно как для тех, которые со временем займутся Астрономическими частями, так и для тех, которые захотят изучиться съёмке и сочинению топографических и географических карт…; то благоугодно ли будет почтеннейшими членами физико-математического отделения испросить у Совета, на покупку нужнейших инструментов, положенную по штату на Астрономическую Обсерваторию сумму.

Экстраординарный профессор Фёдор Чумаков.

Декабрь, 15 дня, 1814 г.

Инструменты для сего нужные суть:

1) Теодолит с двойным телескопом. 2) Секстант и Октант. 3) Повторительный круг. Всё сие стоить будет четыреста пятьдесят рублей.

Экстраординарный профессор Фёдор Чумаков [6, л. 105].

Из этого «Представления» ясно, что «Астрономические части» — это лекции по астрономии, и часть студентов будет специализироваться по этому профилю, а другая часть студентов будет интересоваться и специализироваться по геодезии и топографическим съёмкам. Из этого следует, что Ф. И. Чумаков, конечно же, читал курс астрономии и курсы математики, связанные с астрономией. То, что Ф. И. Чумаков читал астрономию с приложением её к геодезии, навигации и гномонике по руководству Боде и Гамалея, а позже по руководству Деламбра, подтверждают «Объявления о публичных учениях в И.М.У., преподаваемых с августа 17-го дня 1815 года по 28 июня 1816 года», а также «с 17 августа 1820 по 28 июня 1821 г.», где в печатных каталогах лекций указана фамилия профессора Ф. И. Чумакова. Например, в 1815‒1816 учебном году:

«Фёдор Чумаков, Доктор Физико-Математических наук и Профессор П.(публичный) Э.(экстраординарный) Смешанной математики, по понедельникам, четвергам и пятницам от 4-х до 5 часов по полудни объяснит своим слушателям Астрономию с приложением её к Геодезии, Навигации и Гномонике, по руководству Боде и Гамалея.»

А также: в Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона указывается, что «…в течение первых 13 лет своего преподавания Чумаков читал механику, оптику, астрономию с её приложениями к геодезии» [7, с. 57‒58], то есть с 1813 по 1826 годы. В учебные годы: 1816‒1817 читал механику и аэрометрию, 1817–1818 — оптику (см. таблицу в конце статьи), Чумаков снова обращался к астрономии и сопутствовавшим ей курсам. В 1818 г. он стал ординарным профессором кафедры прикладной математики [8, с. 230], а затем в 1827–1831 годах — деканом физико-математического отделения.

В этот период подлинным претендентом на пустовавшую кафедру астронома-наблюдателя становится Александр Адрианович Бугров (1793‒1821). Он с 1811 года учился сначала своекоштным, потом казённокоштным студентом на физико-математическом отделении Московского университета. Бугров был выходцем из государственных экономических крестьян. Этот юноша увлекался именно астрономией, в детстве отец помог ему освоить грамоту, потом в феврале 1811 года в результате длительной самостоятельной подготовки он выдержал испытания в Калужской губернской гимназии, а в сентябре 1811 г. в Санкт-Петербургском Педагогическом институте, получив от них аттестаты. По совету преподавателей Педагогического института Бугров отправился в Москву и поступил в Московский университет, но сначала только слушателем приватных лекций, а в августе 1812 года его официально зачисляют в своекоштные студенты. Первый свой 1811–1812 учебный год А. Бугров слушал лекции по разным дисциплинам физико-математического отделения, в том числе и лекции по астрономическим предметам у М. И. Панкевича [9, с. 1‒2].

Как мы уже знаем, в начале учебного 1812–1813 года занятий не было, была война с французами, пожар в Москве, эвакуация Московского ун-та в Нижний Новгород. Бугров много занимался самостоятельно. В начале 1813–1814 учебного года, когда снова начались занятия в Московском ун-те, Бугров одним из первых записался слушать лекции профессоров: Георга Франца Гофмана (1760–1826) (читал ботанику и медицинскую материю), Григория Ивановича Фишера (1771–1853) — профессора кафедры натуральной истории Московского ун-та (энтомолог, геолог, зоолог, палеонтолог, медик), Ивана Алексеевича Двигубского (1771–1839) — зав. кафедрой физики (физик, геолог, ботаник, доктор медицины, ординарный профессор геологии и химической технологии) и Фёдора Фёдоровича Рейсса (1778–1852) (химик, читал общую химию на физ.-мат. отделении Московского ун-та). Все эти профессора читали предметы, которые были обязательными при обучении на отделении физико-математических наук. А. Бугров, уже обучаясь последний год в И.М.У., безусловно желал сдать экзамен на звание Кандидата, поэтому 26 ноября 1813 года подал «Прошение» в Совет ун-та о допущении к испытанию на кандидатскую степень. Тогда по Уставу Московского университета можно было к окончанию университетского курса сдать экзамен на звание Кандидата.

Все профессора, у которых Александр Бугров слушал лекции: Г. И. Фишер, Ф. Ф. Рейсс, И. А. Двигубский, Ф. И. Чумаков (был ещё адъюнктом), Г. Ф. Гофман, А. А. Прокопович-Антонский, дали прекрасные положительные отзывы об этом юноше, о его трудолюбии, о глубоких знаниях по всем изучаемым им предметам, особенно по математике и физике, кроме того, они знали о его увлечённости астрономией. Вот выдержка из письма А. Бугрова ректору И.М.У. Ивану Андреевичу Гейму от 6 марта 1817 года:

«…я поставлял единственною целию совершенствовать себя в Астрономии, не взирая ни на отличия, ни на выгоды жизни, которые бы мне всякая другая наука и всякое другое состояние доставили. Кроме того, я пробивался сквозь тьму препон, которые мне поставляло то состояние, в коем я рождён; пренебрегая собственным здоровьем, я противоборствовал слабым моим глазом пламенному океану Солнца, а малого моего жалованья не доставало мне и на подкрепление жизненных сил, ― при столь трудном моём положении приверженность моя к Астрономии была постоянна. Я прилежу к Астрономии, следуя природной моей склонности к сей науке, и почитаю её такою, которая более всех наук сближает человека с небом, открывая его оку миллионы новых миров…» [10, л. 18].

Может быть, уже тогда профессора задумались о том, чтобы приберечь пустующую кафедру астронома-наблюдателя для подающего большие надежды А. Бугрова. Но Бугрову помимо отличных успехов в учении необходимо было приобрести практические навыки в астрономических наблюдениях. Как уже говорилось выше, в Москве «астрономический бельведер» и астрономические инструменты погибли в 1812 году. Астрономическую практику на должном уровне можно было пройти только в Санкт-Петербурге, где работали академики, они же опытные астрономы-наблюдатели на астрономической обсерватории Санкт-Петербургской Академии наук: Фёдор Иванович Шуберт (1758–1825), кстати, он был прадедушкой известного русского математика Софьи Васильевны Ковалевской; и Викентий Карлович Вишневский (1781–1855). Так же по своему социальному статусу Бугрову необходимо было освободиться от подушного оклада, т. е. перейти из крестьянского сословия в чиновничье (к нему относились все преподаватели и профессора ун-та). Для этого от И.М.У. должно было быть подано ходатайство в Правительствующий Сенат, который и выносил решение за подписью Императора о таком переходе. Ходатайство от Московского ун-та было подано. Профессора дали положительные отзывы о Бугрове, как о способном и старательном студенте, отличающемся самым непорочным нравом. У декана физико-математического отделения и профессоров-преподавателей сложилось мнение, что Бугров после окончания ун-та может подготовиться к сдаче Кандидатского экзамена, к защите магистерской и докторской диссертаций, затем к профессорскому званию и занять пустующую кафедру астронома-наблюдателя.

В 1813–1814 учебном году он продолжил университетский курс, а в декабре 1814 года, не дождавшись решения об освобождении от подушного оклада, Бугров с разрешения университетской администрации отправляется на астрономическую практику в обсерваторию Санкт-Петербургской Академии наук к вышеупомянутым академикам: Ф. И. Шуберту и В. К. Вишневскому.

Правительствующий Сенат вынес решение об освобождении Бугрова от подушного оклада и утверждении его в службе по учебной части только 31 января 1815 года. В марте 1815 года Бугров перешёл в казённокоштные студенты и продолжал стажироваться по астрономии на обсерватории в Санкт-Петербурге.

Но в Министерстве Народного просвещения произошла смена министров: вместо графа Алексея Кирилловича Разумовского (1748–1822) в декабре 1816 года министром стал князь Александр Николаевич Голицын (1773–1844). Произошла смена и попечителей Московского ун-та: вместо Павла Ивановича Голенищева-Кутузова был назначен князь Андрей Петрович Оболенский. Порядки устанавливались новые. Бугров в марте 1817 года обратился письменно к ректору Московского ун-та Ивану Андреевичу Гейму с просьбой разъяснить ему, как и кому надо присылать отчёты в Москву о его астрономической практике в Санкт-Петербурге. Письмо Бугрова читалось 10 мая 1817 г. в Собрании отделения физ.-мат. наук и было определено: «поручить профессору смешанной (прикладной) математики Ф. И. Чумакову сочинить полное наставление для упражняющего в астрономии студента Бугрова…». Вот это обстоятельство ещё раз подтверждает то, что Чумаков постоянно занимался вопросами астрономии. Поэтому отделение поручило именно ему курировать работу по астрономическим наблюдениям и их обработке А. Бугрова. В апреле 1818 года Бугров прислал в Московский ун-т свои отчёты: наблюдения солнцестояний в 1816-м и в 1817-м годах. На заседании Совета 24 апреля 1818 года было определено: поручить профессору Чумакову рассмотреть отчёты Бугрова и дать о них своё мнение [11, с. 226]. В ноябре 1818 года на Совете слушали ещё одно донесение Бугрова о его занятиях астрономией. Было снова решено направить это донесение в отделение физико-математических наук профессору Ф. И. Чумакову.

26 февраля 1819 года на заседании Совета И.М.У. слушалось сообщение ординарного профессора Ф. И. Чумакова. Он рассматривал присланные от студента Бугрова астрономические наблюдения солнцестояния для определения видимого наклонения эклиптики, которые Бугров проводил на обсерватории Санкт-Петербургской Академии наук при помощи стенного квадранта и окружного инструмента. Чумаков нашёл, что наблюдения и относящиеся к ним вычисления «совершенно исправны». Кроме того, профессор Чумаков отметил, что Бугров весьма хорошо успел в астрономии, особенно в практической [9, с. 35].

И ещё один интересный факт, что перед новым учебным годом (1818–1819) в Совет И.М.У. обратился титулярный советник Аким Попов за разрешением читать лекции по астрономии и с просьбой поручить ему свободную кафедру астронома-наблюдателя. Университетский Совет 2 июля 1818 г., по прошению принятого на казённый магистерский оклад, бывшего старшим учителем в Тверской Губернской гимназии, Титулярного Советника Попова, и о поручении ему праздной кафедры Астронома-наблюдателя, определил:

«…как для занятия кафедры сей приуготовляется уже в Императорской Санкт-Петербургской Академии наук казённого содержания Студент Бугров, то таковому прошению Магистра Попова удовлетворить нельзя; но преподавание Астрономии до приезда Бугрова ему, Попову, позволить <можно>, отобрав предварительно о сём мнение физико-математического отделения…» [12, л. 30].

Отсюда следует, что в 1818–1819 учебном году в Московском университете астрономию читал, вероятнее всего, магистр Аким Попов, однако кафедра осталась свободной.

Это можно подтвердить следующим: 1) В «Объявлении о публичных учениях в И.М.У.» за 1818–1819 учебный год фамилия Акима Попова не упомянута. 2) Известно, что «Объявление о публичных учениях в И.М.У.» печаталось на каждый учебный (академический) год до начала занятий, то есть до 17-го августа данного учебного года. 3) В Отделение физ.-мат. наук из Совета И.М.У. пришло сообщение, что Господин Попечитель А. П. Оболенский дал на это (а именно, чтение лекций по астрономии А. Поповым) согласие только 9-го сентября 1818 г., и что отделение должно назначить Магистру Попову дни и часы для чтения астрономических лекций [13, л. 27, л. 38]. Поэтому из-за позднего согласия Господина Попечителя в «Объявление» за 1818–1819 учебный год фамилия Попова и не попала. 4) Из архивных же документов следовало, что магистр Попов на следующий 1819–1820 академический год был переведён с физико-математического отделения на врачебное отделение для чтения лекций студентам Врачебного отделения по математике и физике. В этом случае фамилия Попова была уже напечатана в списке преподавателей врачебного отделения, который помещался в «Объявлении о публичных учениях в И.М.У.» на 1819–1820 учебный год. Такой перевод, возможно, был сделан по причине, которая излагается ниже.

В начале 1819–1820 учебного года на заседании отделения физико-математических наук от 20.09.1819 г. слушали сообщение из Университетского Совета от 25-го августа о том, что Попечитель (А. П. Оболенский)

«…дал знать Совету, что преподавание математических лекций в Московском университете 6-ю человеками почитает он для обучающихся отяготительным, почему предлагает Совету при распределении на будущий Академический год (1819–1820) предметов учения, поручить преподавание означенных лекций четырём только чиновникам, а именно Профессорам: Чумакову и Перелогову и Адъюнктам: Щепкину и Перевощикову; потому что он Г. Попечитель не находит за необходимое, чтобы все адъюнкты занимались преподаванием лекций.» [14, л. 55].

В результате лекции по астрономическим наукам не читались, но профессор Ф.И. Чумаков в этом учебном году читал курс «Оптики», вероятнее всего, всё-таки дополнительно рассказывая об астрономии и об астрономических инструментах.

Для Бугрова, к сожалению, продолжало существовать ещё одно препятствие в вопросе занятия им пустующей кафедры астронома-наблюдателя. 19 декабря 1816 года вышло «Положение о всеобщем запрещении на производство в учёные степени» от Министерства Народного просвещения [4, с. 384]. По этому «Положению» А. Бугров не мог быть допущен к сдаче Кандидатского экзамена в Московском ун-те, поскольку это Положение распространялось тогда на все университеты России: Московский (1755), Дерптский (Тартуский) (1802), Виленский (1803), Харьковский (1804) и Казанский (1804). Причиной запрета на сдачу кандидатского экзамена, а также на защиту магистерских и докторских диссертаций, явилась «дерптская афера» летом 1816 года «по продаже» (за взятки) докторских дипломов в результате «липовых» защит на юридическом факультете Дерптского университета двумя немцами, жившими и работавшими в России. Защиты диссертаций были признаны не действительными, а докторские дипломы были аннулированы [4, с. 381‒384]. И только 20 января 1819 года вступило в действие новое «Положение об учёных степенях», (раньше каждый университет, согласно своему Уставу, вырабатывал свои требования как к экзаменам и самой диссертации, так и к процедуре её защиты), которое регламентировало уже на государственном уровне соответствующие требования, ставшие едиными для всех университетов России.

Поэтому А. Бугров был вызван в Москву Попечителем Московского ун-та А.П. Оболенским почти сразу после принятия нового «Положения», уже в феврале 1819 года. Но для Бугрова были потеряны 2 года, зато он получил очень качественную подготовку по практической астрономии в Санкт-Петербурге у академиков Ф. И. Шуберта и В. К. Вишневского. В мае 1819 года Бугров сдал кандидатский экзамен, а 16 июня был утверждён в звании Кандидата физико-математических наук. Он немедленно стал готовиться к следующим экзаменам и защите магистерской диссертации. Однако Попечителю Московского учебного округа А. П. Оболенскому из Министерства Народного просвещения 10 июня 1819 г. было прислано циркулярное письмо с конкретным разъяснением «Положения об учёных степенях» в применении к окончившим университетский курс обучения до 19 декабря 1816 г. По новому «Положению» Бугров мог защитить диссертацию на степень магистра только через 2 года после утверждения его в звании кандидата, то есть в 1821 году. В «Положении об учёных степенях» было чётко сказано:

«…§15. Ищущие учёных степеней допускаются к испытанию по порядку, в каком следует одна степень за другою, так, чтоб студент не мог поступить прямо в Магистры, или Кандидат в Докторы. §18. Для приобретения учёных степеней полагаются известные сроки, а именно: Студент допускается к испытанию на степень Кандидата через один год по получении аттестата студенческого; Кандидат на степень Магистра — через два года; Магистр на степень Доктора — через три года» [15].

Бугров как раз относился к таким студентам, и все следующие из нового «Положения» и этого циркулярного письма правила были к нему применены.

В статье С. Н. Корытникова «Об одном забытом имени в истории отечественной астрономии», вышедшей в 1957 году, говорилось следующее:

«Мы надеемся, что историки Московского университета прервут 135-летний заговор молчания, создавшийся вокруг имени Бугрова после трагической гибели молодого учёного, произведя исчерпывающие розыски документальных материалов с целью построения его полной научной биографии. В нашем предварительном сообщении мы считаем необходимым указать на сложную общественно-политическую ситуацию в Московском университете в годы учения Бугрова. Посещая… лекции, Бугров находился в окружении тех будущих деятелей декабристского движения, которые, возможно, сидели рядом с ним на студенческих скамьях или с юношеским энтузиазмом бурно атаковали идеологические устои самодержавия… Первоначально выдвигавшие Бугрова профессора А. А. Прокопович-Антонский и И. А. Двигубский были деятелями реакционного лагеря… Поскольку, даже после исключения в 1815 г. Бугрова из <подушного> оклада, получение им кандидатской степени затормозилось до 1819 г., а магистерской до 1821 г., позволительно поставить вопрос: не явилось ли причиной этого прекращения поддержки Бугрова кем-либо из названных профессоров? Антонский был в 1813–1818 гг. деканом физико-математического отделения, а в 1818–1826 гг. — ректором, Двигубский — деканом того же отделения в 1818–1826 гг.; таким образом, они были теми начальствующими инстанциями, через которые проходили все университетские продвижения по лестнице степеней и званий» [16, с. 179].

Из этой цитаты ясно, что С. Н. Корытников не был знаком с «Положением о всеобщем запрещении на производство в учёные степени» от 19.12.1816 г. и с «Положением об учёных степенях» от 20.01.1819 г., принятых Министерством Народного просвещения и обязательных к выполнению для всех пяти университетов России, существовавших в то время.

Например, по первому «Положению» было запрещено принятие кандидатских экзаменов и проведение защит магистерских и докторских диссертаций в течение двух лет: 1817-го и 1818-го годов. А отсюда следуют и ложные выводы об отношении профессоров Московского ун-та к студенту Бугрову. Но у Бугрова получилось так, что практику для астронома-наблюдателя уже после завершения университетского курса он мог пройти только в обсерватории Санкт-Петербурга. В январе 1815 г. Бугров освобождается от подушного оклада, два года (1815 и 1816) проходит астрономическую практику в Санкт-Петербурге, но тут препятствует первое из двух вышеуказанных постановлений. И только с февраля 1819 года Бугров смог готовиться к кандидатскому экзамену, который блестяще сдал в мае 1819 года. Магистерскую диссертацию он защитил ровно через 2 года (по новым правилам) и был утверждён в звании магистра в мае 1821 года. Университетские профессора заботливо готовили Бугрова к профессорскому званию и занятию пустующей кафедры астронома-наблюдателя, поэтому никому не разрешали занимать её до возвращения Бугрова в Москву, сдачи им кандидатского экзамена и защиты диссертации. Курсы же астрономических дисциплин пока мог читать ординарный профессор, возглавлявший кафедру прикладной математики, Ф. И. Чумаков. И именно он в 1820–1821 учебном году читал курс астрономии.

В начале июля 1821 г. Совет Московского ун-та запросил отделения (факультеты) представить, в силу § 131 университетского Устава, фамилии «способных из магистров для отправления в чужие страны». После успешной защиты Бугровым 9 февраля 1821 г. магистерской диссертации на астрономическую тему: «Рассуждение об эллиптическом движении небесных тел» и утверждения его в степени магистра Министром Народного просвещения А. Н. Голицыным 25 мая 1821 г., на физико-математическом отделении выбрали кандидатуру А. Бугрова. Вот это обстоятельство тоже послужило отсрочкой в занятии Бугровым пустующей кафедры астронома-наблюдателя. Совет университета 11 июля 1821 года за подписями ректора А. А. Прокоповича-Антонского и секретаря Совета И. А. Двигубского направил отношение Попечителю А. П. Оболенскому, в котором было написано: для поездки в чужие края «Физико-математическое отделение рекомендует Александра Бугрова…» и было определено:

«… как Отделение физико-математических наук представило, что оно, за нужное почитает приуготовление в чужих краях преподавателя Астрономии, то Магистра Бугрова послать в чужие края для большего усовершенствования в Астрономии на два года, назначив ему в жалованье по 2000 руб. в год из суммы на путешествие, Уставом положенной вдобавок к получаемому им Магистерскому окладу 400 руб., и сверх того на проезд особую сумму, какую определит высшее начальство…» [17, л. 5].

Отъезд Бугрова в европейские страны – Германию и Францию – предполагался в октябре 1821 года. Но незадолго до отъезда произошло непоправимое — Александр Бугров покончил жизнь самоубийством (застрелился) в главном корпусе Московского университета рано утром 13 октября 1821 года, где он жил со своими товарищами-преподавателями и студентами по университету. Возможно, что его очень сильно кто-то оскорбил, Бугров всё это переживал в течение нескольких дней и был печален. В письме к отцу от 11 октября 1821 года он писал:

«…я здоров, но оскорблён злоречием некоторых людей без всякой причины…, <злодеи> могут похитить честь только на время, милосердный Бог, в которого я верую и исповедую, <знает> непорочность моего сердца и чистоту нрава, видит дела мои, да поможет он победить лукавствующих на меня <злодеев>». А через два дня Бугрова не стало. В предсмертной записке он никого не винил и написал, что «Невинно душа моя погибает. Александр Бугров».

Так неожиданно оборвалась жизнь этого замечательного молодого человека. Буквально следом умирает 16 октября 1821 года профессор Иван Андреевич Гейм, бывший ректором Московского университета с 1808 по 1819 годы. В Московском университете это были трагические события, которые отразились в воспоминаниях современников. Старейший библиограф библиотеки Московского университета Виктор Васильевич Сорокин (1910–2006) на основе архивных документов составил биографию Александра Бугрова. Рукопись была написана В.В. Сорокиным, вероятнее всего, в пятидесятые или шестидесятые годы XX столетия. Теперь стоит задача обязательно её опубликовать.

После гибели А. Бугрова кафедра астронома-наблюдателя по-прежнему оставалось свободной. И только через 5 лет появился новый кандидат на этот пост — Дмитрий Матвеевич Перевощиков (1788–1880). Он фактически через 15 лет стал преемником кафедры астронома-наблюдателя после Х.Ф. Гольдбаха.

Д. М. Перевощиков происходил из дворянской семьи в Пензенской губернии. Его отец был отставным прапорщиком армейской пехоты, потом мелким чиновником соляной монополии, затем он доказал своё право на «военное дворянство» [18, с. 191]. Гимназическое образование Д. М. Перевощиков получил в Казани, потом был студентом первого (1805 года) набора Казанского ун-та и закончил его в 1808 году. С 1809 по 1816 годы преподавал математику и физику в Симбирской гимназии. В Симбирске же написал магистерскую диссертацию на тему: «О законе Ньютона» и защитил её в 1813 году в Казанском университете. Поскольку Дмитрий Перевощиков считался одним из самых талантливых преподавателей Симбирска, то он был приглашён на место домашнего учителя в семью городского вице-губернатора Е. Е. Ренкевича. А через 2 года Ренкевича уже назначили вице-губернатором Москвы. Конечно же, в 1818 году Ренкевич уехал с семьёй в Москву и пригласил с собой Перевощикова [19, с. 86‒87].

В Москве Дмитрий Матвеевич, как магистр математики, попробовал поступить в Московский университет на должность преподавателя. Вначале работал педагогом в университетском Благородном пансионе, ведя такие предметы, как физику и математику, и продолжал потом преподавать в нём в течение 12 лет. Д.М. Перевощиков проявил себя способным преподавателем сразу же, на что обратил внимание Университетский Совет. Уже 1 февраля 1819 года в собрании отделения физико-математических наук слушали сообщение Совета от 22 января 1819 года о том, что

«Его Сиятельство Г-н Попечитель (А. П. Оболенский) при предложении своём от 26 декабря прошлого года…, препровождая прошение, аттестат и труды по части математики Титулярного Советника Перевощикова, обучающего физике в Университетском благородном пансионе, предлагает Совету поместить его на магистерский оклад и, по усмотрению, назначить ему занятия по Физико-математическому отделению. Причём Его Сиятельство Г-н Попечитель изъясняет, что он, зная его Г-на Перевощикова по сей части способности в преподавании и рвение к службе, уверен, что Университет приобретёт в нём полезного чиновника, на первый раз возложá на него преподавание трансцендентальной геометрии. ОПРЕДЕЛЕНО: так как половина уже нынешнего курса наук пройдена, то лучше назначить преподавание оной части Г-ну Перевощикову с начала будущего года, о чём и донести Совету» [20, л. 1^а].

В 1819–1820 учебном году Д. М. Перевощиков, поступив на кафедру математики Московского университета, читал, в основном, лекции по математике и физике. Астрономию на физико-математическом отделении в 1819–1820 учебном году никто не читал. Профессор Ф. И. Чумаков, как было сказано выше, читал оптику. Д. М. Перевощиков только в этом учебном году начал читать лекции по математике студентам, в этом же году он стал адъюнктом, а А. А. Бугров только в мае 1819 года сдал экзамен на степень Кандидата. Выше было сказано, что Чумаков читал астрономию в 1820–1821учебном году. В последующие годы Ф. Чумаков преподавал: в 1821–1822 — оптику, в 1822–1823 — механику, в 1823‒1824 — оптику и механику; все эти три учебных года астрономию никто не читал. Только в 1824–1825 году курс астрономии прочёл Д. Перевощиков, оптику и механику читал Ф. Чумаков. С. Н. Корытников в [2] указывал, что Перевощикову разрешили перейти на преподавание астрономии только в 1823–1824 учебном году. Это ошибка. Ошибка подтверждена просмотром «Объявлений о публичных учениях в И.М.У.» за вышеупомянутые учебные годы, где в списках были указаны фамилии преподавателей. Фамилия Д. М. Перевощикова появилась в «Объявлениях» в 1819–1820 учебном году и в четырех следующих годах с указанием лекций исключительно по математическим дисциплинам, а впервые в 1824–1825 учебном году он прочитал курс «Рациональной астрономии».

С. Н. Блажко в своей статье «История астрономической обсерватории Московского университета в связи с преподаванием астрономии в университете» [21, с. 10] писал, что непрерывное преподавание астрономии «…произошло в 1824‒1825 учебном году, когда этот предмет начал преподавать Д. М. Перевощиков, продолжавший преподавание до 1851 года». Из всего сказанного вытекает, что Чумаков читал последний раз курс астрономии в 1820‒1821 академическом году, а раньше и далее продолжал читать студентам университета курсы оптики и механики до 1832 года (см. таблицу а конце статьи).

Д. М. Перевощиков в 1826 был утверждён в звании экстраординарного профессора алгебры и аналитической геометрии, потом в этом же году стал ординарным профессором и занял, наконец, пустовавшую кафедру астрономии. Перевощиков читал лекции по трансцендентальной геометрии, алгебре, аналитической геометрии, рациональной астрономии, сферической астрономии, теории эллиптического движения, теории планет и комет, теории планетных возмущений, прикладной математике, высшей геодезии, по землемéрию, механике твёрдых и жидких тел. Он впервые создал курсы лекций по астрономии на русском языке [22, с. 199].

Теперь, наконец, появилась возможность удовлетворить давнюю потребность Московского университета в наблюдательной базе, и в этом деле активным организатором и руководителем постройки астрономической обсерватории стал Дмитрий Матвеевич Перевощиков [23, с. 30]. Обсерватория была построена за три года с 1830-го по 1832-й. Первые наблюдения состоялись в конце ноября 1831 года. В 1833 г. Перевощикова избирают деканом отделения физико-математических наук, а в 1848 г. — ректором Московского университета. Но из-за Постановления Министерства просвещения о ликвидации выборности ректоров и давления на Перевощикова реакционных кругов он в 1851 вынужденно уходит в отставку, уезжает в Санкт-Петербург и поступает в Петербургскую Академию наук [22, с. 199], где его избирают сначала адъюнктом, а в 1855 году — академиком. Д. М. Перевощиков, работая в Академии, целиком посвятил себя научным исследованиям в области небесной механики.

На этом заканчивается обзор профессоров и преподавателей Московского ун-та, участвовавших в преподавании астрономии и предметов, связанных с ней, в период с 1811-го по 1826-й годы. Подводя итог, отметим, что курсы лекций по астрономии в сокращённом ли виде или с практическим уклоном в геодезию всегда читались в Московском ун-те. А вот кафедра астронома-наблюдателя, действительно, в силу чрезвычайных обстоятельств — войны 1812 года и безвременной гибели Александра Бугрова, была свободной в течение 15 лет.

Литература

[1] Воронцов-Вельяминов Б. А. Очерки истории астрономии в России. — Глава 1. Астрономия в русских университетах в первой половине XIX в. / М.: Гостехиздат, 1956. — С. 107‒142.

[2] Корытников С. Н. О начальном периоде истории астрономии в Московском университете // ИАИ, 1956. — Вып. 2. — С. 171–188.

[3] Пономарёва Г. А., Щеглов П. В. Роль М. Н. Муравьёва в развитии астрономии в Московском университете // Труды ГАИШ, 2006. — Т. 76. — С. 99‒108.

[4] Университет в Российской империи XVIII — первой половины XIX века. Возникновение системы российских учёных степеней в начале XIX в. / Под общ. ред. А. Ю. Андреева и С. И. Посохова. — М.: Изд. РОССПЭН, 2012. — С. 356‒388.

[5] Объявление о публичных учениях в И.М.У. с 17 августа по 28 июня 1813–1814 года», и далее другие учебные года до 1827‒1828 года, а также года с 1805‒1806 по 1811‒1812 год // Отдел редких книг и рукописей Научной библиотеки МГУ (далее ОРКР НБ МГУ). («Объявления» можно искать по учебным годам, они сброшюрованы в две большие книги: до и после войны 1812 года.)

[6] Представление профессора Фёдора Чумакова в Физико-математическое отделение 15 декабря 1814 года. // ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 461. Д. 2.

[7] Бобынин В. В. Чумаков Ф. И. [Текст] // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1903. — Т. 77.

[8] Университет для России: Московский университет в александровскую эпоху. Глава 3. Профессора. / Под ред. В. В. Пономаревой, Л. Б. Хорошиловой. — М. : Русское слово, 2001. — Т.2. ‒ С.190‒232.

[9] Сорокин В. В. Годы учения и начала научной деятельности питомца-астронома московского университета Александра Бугрова. Рукопись по материалам Архива Московского университета. — М., 1950‒1960 годы, 76 с. + Приложения С. 77‒101. / ОРКР НБ МГУ.

[10] Письмо А. Бугрова ректору И. А. Гейму // ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 461. Д. 5. Л. 18‒20.

[11] Журнал Совета И.М.У. за 1818 г. // Архив МГУ. — Заседание Совета от 24 апреля 1818 года. § 8.

[12] О разрешении чтения лекций по астрономии А. Попову // ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 461. Д. 6.

[13] Согласие Попечителя на чтение лекций А. Поповым // ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 461. Д. 6.

[14] Протокол собрания Отделения физико-математических наук от 20-го сентября 1819 г., § 8 // ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 461. Д.7. Л. 54‒55.

[15] Положение о производстве в учёные степени // Сборник постановлений Мин. Нар. Просв., Т. 1 (1802–1825) / СПб.: тип. Имп. Академии Наук, 1864. — столб.1134 за 1819 год, № 340/27646, § 15, § 18.

[16] Корытников С. Н. Об одном забытом имени в истории отечественной астрономии [Об А. А. Бугрове] // Учёные записки КГУ, 1957. — Т. 117, Кн. 9. ‒ С. 177‒180.

[17] Об отправлении А. Бугрова за границу // ЦИАМ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 1610. Л. 5.

[18] Корытников С. Н. Уход Д. М. Перевощикова из Московского университета // ИАИ. 1956. Вып. 2. С. 189‒213.

[19] Менцин Ю. Л. Петербургский период жизни Д. М. Перевощикова // Труды ГАИШ, 1999. — Т. 67. — С. 86‒92.

[20] О разрешении Д. М. Перевощикову читать лекции в И.М.У // ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 461. Д. 7. обр. сторона Л. 1^а.

[21] Блажко С. Н. История астрономической обсерватории Московского университета в связи с преподаванием астрономии в университете (1824–1920). Часть 1, гл. 1. Преподавание астрономии до постройки обсерватории // Учёные записки Московского Государственного университета, астрономия. Астрономия в Московском университете. Юбилейная серия. — М.: изд. МГУ, 1940. — Вып. 58. — С. 7‒10.

[22] Профессора Московского университета 1755–2004, биографический словарь. Т. 2. — М.: Изд. МГУ, 2005. — С. 199.

[23] Бугаевский А. В., Менцин Ю. Л. Создатель первой обсерватории Московского ун-та (к 200-летию со дня рождения Д. М. Перевощикова) // Земля и Вселенная. 1988. № 4. С. 27–32.

Примечания

[1] Д. М. Перевощиков начал читать курсы астрономических наук только c 1824–1825 учебного года.

[2] Астрономические наблюдения в XVIII и в начале XIX веков в России проводились, например, на Академической обсерватории в С.-Петербурге (это была 8-угольная башня — теперь музей над зданием библиотеки РАН на Васильевском острове). Обсерватория занимала три этажа башни здания Кунсткамеры, завершаясь армиллярной сферой на куполе. Наблюдения велись на переносных астрономических инструментах, которые размещались на двух этажах: в так называемой «нижней обсерватории» и в «средней обсерватории», а в «верхней обсерватории» после пожара 1747 года наблюдения больше не проводились, и она превратилась в склад геодезических инструментов. Астрономические трубы укреплялись на штативах около окон и давали возможность наблюдать небесные светила в открытые окна довольно высоко над горизонтом (например, до +70° по высоте). Окна вдоль горизонта могли охватывать все 360°, но крыша над головой в помещении всегда была. Результаты наблюдений получались с точностью, например, до 1,5″ — 3″ дуги ( в полевых условиях академик В.К.Вишневский определял широту с точностью до 5″, а долготу до 2″). Точность снижалась из-за дрожания инструмента от проезжающих мимо обсерватории экипажей, от не учитывавшихся температурных колебаний, от неустойчивого положения штатива, на котором крепилась труба, и т.д.