– Конечно, – ответила она, села за инструмент и заиграла. Это была простенькая мелодия, которую из года в год исполняли её ученики, и которая успела ему надоесть до боли в печёнках. Но теперь, после долгих месяцев вынужденной тишины, хорошо знакомые звуки вызвали у него ностальгию.

Владимир Владмели

ФОРТЕПИАНО

(Середина 20-х годов XXI века. США, Миннесота – Флорида)

– В общем, неплохо, но ты неправильно держишь руку, – сказала Таня, – смотри, как надо, – она поставила правую ладонь параллельно клавишам и взяла несколько нот.

– Я же так и делаю, бабушка, – возразила Алиса.

– В моей студии я не бабушка, а учитель музыки, и обращаться ко мне ты должна по имени. А сейчас повтори ещё разок.

– Таня, вы ко мне придираетесь, – состроив обиженную гримасу, сказала Алиса, – к тому же урок уже давно кончился, – она посмотрела на часы.

– Ладно, на сегодня хватит, – согласилась Таня. Алиса положила ноты в портфель и, попрощавшись, вышла.

– Что ты её мучаешь, – обратился Марк жене, когда за ней закрылась дверь, – не любит она фортепьяно.

– Будет заниматься, полюбит.

– Она же бьёт по нему, как по злейшему врагу.

– Может, она сегодня не в духе, – ответила Таня, в который уже раз пытаясь убедить саму себя, – в 10 лет настроение меняется каждую минуту.

– Не в возрасте дело, просто она хочет быть хирургом, и пианино ей не нужно.

– Оно нужно любому культурному человеку, тем более хирургу. Пианино развивает ловкость пальцев и делает их чувствительными.

– Ну, скажи честно, Таня…

Неизвестно, на какой вопрос Марк хотел получить честный ответ, потому что в этот момент Таня охнула, прижала руки к животу, закрыла глаза и склонилась над инструментом.

– Что с тобой, – спросил он.

– Живот… прихватило… – прошептала она.

– Опять, – сказал он, помрачнев.

Несколько месяцев назад Таня была у терапевта, но он ничего подозрительного не обнаружил, и с тех пор, если случались приступы боли, она ждала, пока всё пройдёт само. Но на сей раз Марк отвёз её в больницу. Там ей сделали МРТ, которое показало, что у неё рак четвёртой степени.

Узнав это, Таня заявила, что лечиться не будет, потому что прекрасно помнит, как страдал её брат. Он и сам не жил, и другим не давал, и так измучил своих близких, что они откровенно ждали его смерти.

– Когда это было? – спросил врач.

– Какая разница, – ответила Таня.

– Разница в том, что с тех пор медицина сильно изменилась, и рак уже давно успешно лечат.

– Его лечат химией, а вкалывают её в вены, у меня же они очень плохие, в них никто не может попасть.

– Мы установим порт, – возразил врач, – это специальная система доступа к венам, и во время химеотерапии вы ничего не будете чувствовать.

– Химия убивает не только раковые клетки. Она убивает всё, а я не хочу, чтобы меня запомнили лысой, выжившей из ума старухой. Я помню, каким стал мой брат в конце жизни. Сделайте мне эвтаназию.

– В Америке она запрещена.

Таня отвернулась к стене, чтобы скрыть слёзы.

***

После первой химии она несколько дней не могла подняться с постели. Она говорила, что ужасно себя чувствует, что умереть гораздо легче, что ей противно видеть, как её кормят через трубочку. Марк слушал её молча, а когда приходила медсестра, внимательно наблюдал, как она дезинфицирует инструменты, готовит питательную смесь, подвешивает её в специальной ёмкости на штативе и подсоединяет к порту. Потом он всё записывал, а через несколько дней сказал сестре, что сделает всё сам. Он лишь попросил её проследить за ним, и если нужно, поправить. Затем, сильно нервничая и постоянно заглядывая в шпаргалку, он действительно всё сделал сам.

Через две недели волосы на голове у Тани сбились в клочья, и их стало невозможно расчёсывать. Каждый раз, глядя в зеркало, она плакала, говорила, что похожа на чучело, и жить в таком виде не хочет. Марк постриг её наголо, и голова Тани стала выглядеть непропорционально маленькой даже на её сильно исхудавшем теле. Увидев это, она потеряла сознание, а придя в себя, сказала:

– Марк, ты мучаешь нас обоих, отпусти меня.

– Нет.

– Ты не имеешь права распоряжаться моей жизнью.

– Имею, потому что без тебя мне здесь тоже делать нечего.

– Найдёшь себе кого-нибудь.

– Кому я нужен, Таня! Вспомни, сколько мне лет. Ты обязательно выздоровеешь. Ты сейчас больна, и у тебя плохое настроение. Тебе надо развеяться.

– Как?

– Давай пригласим Алиску, она тебе поиграет.

– Она меня испугается.

– Надень парик, у тебя, слава Богу, есть из чего выбрать.

– Этими париками только пол подметать.

– Тогда надень платок.

– В нём я вообще буду выглядеть как деревенская старушка, и ещё неизвестно, что хуже.

– Хуже всего сидеть дома, потому что врач велел тебе как можно больше бывать на свежем воздухе.

– Но если я выйду в платочке, все сразу поймут, что у меня рак, и начнут жалеть. А я не хочу, чтобы меня жалели.

– Мы будем гулять вечером, и никто ничего не увидит.

– От соседей не скроешься, – возразила Таня.

Она оказалась права, потому что на следующий день после их первой прогулки Марк обнаружил в почтовом ящике анонимную открытку с пожеланием скорейшего выздоровления, через день там уже лежала коробочка с печеньями, а через два у двери в дом стоял букет цветов.

Когда основной цикл лечения закончился, Марк снял квартиру во Флориде. Солнце и тепло положительно подействовали на Таню.

– Смотри, как здесь красиво, – говорила она, – на Юге и деревья выше, и цветы ярче, и фрукты вкуснее. Мне вообще надо было жить здесь. Наверно, в предыдущей жизни я была обезьяной, лазила по пальмам и ела кокосы.

– А ещё пела, танцевала и играла на пианино, – добавил Марк.

– Да, – согласилась она, – но петь и танцевать я не смогу, а вот на пианино я бы поиграла.

– Пощади меня, – с притворным ужасом попросил он, – я так надеялся, что уже его не услышу. Я больше 50 лет затыкал уши, когда твои ученики мучали фортепьяно. Даже подумать страшно. Позволь мне насладиться тишиной.

– Скажи спасибо, что я не преподавала ударные.

– Твои ученики колотят по клавишам, как по барабану.

– Это только те, которые учиться не хотят.

– У тебя таких большинство.

– Ну, нет.

– А Алиса?

– Таня недовольно замолчала, а он понял, что говорить об этом не следовало и чтобы загладить свой промах, купил киборд.

– Отлично, – сказала она, когда увидела инструмент, – только нот не хватает.

– За столько лет ты, наверно, кое-что успела выучить наизусть.

– Конечно, – ответила она, села за инструмент и заиграла. Это была простенькая мелодия, которую из года в год исполняли её ученики, и которая успела ему надоесть до боли в печёнках. Но теперь, после долгих месяцев вынужденной тишины, хорошо знакомые звуки вызвали у него ностальгию.

Закончив, Таня закрыла крышку, посмотрела на Марка и сказала, – значит, я вовремя пригласила Алису.

Марк сделал удивлённые глаза.

– У неё скоро каникулы, – объяснила Таня, – и в Миннесоте ей нечего будет делать. Там холодно, снег, и на улицу не выйдешь, а здесь море и солнце.

– И киборд, – подумал он.

– И киборд, – подтвердила Таня, как будто прочитав его мысли.

Вскоре к ним приехала Алиса и в первый же день Таня спросила, не забыла ли она ноты.

– Нет, конечно, – нехотя ответила Алиса, вспоминая, как родители заставляли её репетировать мелодию, которую до этого она несколько лет разучивала с бабушкой.

– Ну, так сыграй что-нибудь, – предложила Таня.

Алиса подошла к киборду, села и забарабанила по клавишам.

У Марка тут же прошла вся ностальгия, а Таня присела рядом и сказала:

– Ты неправильно держишь руку, смотри, как надо, – она поставила правую ладонь параллельно клавишам и взяла несколько нот.

И Марк понял, что она выздоровела.