У Шолохова традиционный сказочный сюжет добра-молодца, полоненного и мучаемого врагами, но не только не сломленного, а еще, после сказочного побега, когда его накормили-напоили, в бане отмыли да нарядили, просто «вклеен» в войну, но хотя эта война далеко не сказочна, именно этот рассказ точно соответствовал чаяниям «простого читателя».
О «СУДЬБЕ ЧЕЛОВЕКА» М. ШОЛОХОВА
27 февраля 1956 года на XX съезде КПСС Хрущев произнес свой знаменитый доклад «О культе личности Сталина», после чего темы массовых репрессий и судьбы военнопленных перестали быть запретными и вот 31 декабря 1956 года «Правда» публикует рассказ «Судьба человека» Шолохова.
И если раньше шутили, что первым на разминированное литературное поле вступает Симонов, то теперь эту роль у него перехватил Шолохов.
В пылу восторженных откликов трезвая оценка рассказа не могла пробиться на газетные полосы, однако пройдет совсем немного времени и о рассказе выскажется А. Солженицын:
«В нашей критике установлено писать, что Шолохов в своем бессмертном рассказе «Судьба человека» высказал «горькую правду» об «этой стороне нашей жизни, «открыл» проблему. Мы вынуждены отозваться, что в этом вообще очень слабом рассказе, где бледны и неубедительны военные страницы (автор видимо не знает последней войны), где стандартно-лубочно до анекдота описание немцев (и только жена героя удалась, но она – чистая христианка из Достоевского) , – в этом рассказе о судьбе военнопленного ИСТИННАЯ ПРОБЛЕМА ПЛЕНА СКРЫТА ИЛИ ИСКАЖЕНА» – далее Солженицын выделяет три проблемы, из которых остановлюсь только на последней:
«Сочинен фантастически-детективный побег из плена с кучей натяжек, чтобы не возникала обязательная, неуклонная процедура приема из плена: СМЕРШ – Проверочно-Фильтрационный лагерь. Соколова не только не сажают за колючку, как велит инструкция, но – анекдот! – он еще получает от полковника месяц отпуска! (т. е. свободу выполнять задание фашистской разведки? Так загремит туда же и полковник!) [«Архипелаг Гулаг. том 1. Глава 6 (та весна)» https://azbyka.ru/fiction/arxipelag-gulag-tom-1-aleksandr-solzhenicyn/ ]
Добавим, что проверку эту проходили не только освобожденные из лагерей, но и попавшие в окружение и вышедшие к своим: «В августе 1945 г. было издано распоряжение, в соответствии с которым все, бежавшие из немецких лагерей («—в том числе и закончившие войну в своих воинских частях») , были осуждены и отбывали сроки вплоть до 1953 г., а поражены в правах были до 1956 г., т. е. они не могли воссоединиться с семьями, были исключены из партии, военнослужащие были лишены наград и военной пенсии и т. д.» https://cyberleninka.ru/article/n/vlasovtsy-i-beloemigranty-v-lageryah-i-na-spetsposelenii-v-sibiri
Шолохов, разумеется, знал об этом, однако сочинил (или «позаимствовал») заведомо лживый рассказ, который Солженицын очень точно назвал «лубком», но заказчики досконально знали адресата, которому была потребна именно такая «военная правда».
**
Позиция Солженицына основана на предположении об обязанности писателя писать правду.
Но такое положение справедливо далеко не для всех жанров – скажем сказки или авантюрные и приключенческие произведения под таким углом зрения не рассматриваются!
И потому поместим этот рассказ в категорию «Для детей и юношества» типа «Рассказов о Ленине» (на елке) – елки были запрещены, однако имеется хрестоматийный рассказ для детей о его приезде на елку в Сокольниках.
https://baxmyp-ka.livejournal.com/25253.html
Мелкие детали – вот так были одеты воспитанники в действительности, а еще елки не было, а остальное верно – в Сокольники Ленин приезжал.
**
У Шолохова традиционный сказочный сюжет добра-молодца, полоненного и мучаемого врагами, но не только не сломленного, а еще, после сказочного побега, когда его накормили-напоили, в бане отмыли да нарядили, просто «вклеен» в войну, но хотя эта война далеко не сказочна, именно этот рассказ точно соответствовал чаяниям «простого читателя».
Литературовед И. Волгин в одной из передач ТВ о рассказе (03.11.2020), понимая сказочность эпизода, заговорил о «поэтической правде», когда в судьбе одного человека концентрируется опыт миллионов и, разумеется, «запамятовал» об оценке рассказа Солженицыным и глубоких оценках Майи Туровской, которая, размышляя о жанре фильмов И. Пырьева, написала статью, пролежавшую «на полке» пятнадцать лет, в которой позволила усомниться в главном постулате советского сознания, что кино отражает жизнь и точно поставила диагноз – потребность в обмане (сказке) со счастливым концом:
«… статья, провалявшаяся на пресловутой «полке» аж пятнадцать лет, не заключала в себе никакой крамолы. Однако ни тогдашние «правые», ни «левые» не были готовы ее публиковать. Как раз потому, что она не отвечала ни той, ни другой идеологической установке. Зато она нарушала главный постулат советского сознания: кино отражает жизнь. <…> Мелодрама пополам с музыкой и танцами была частью выживания, его смазкой, его эликсиром – недаром простонародье Рима, этого прообраза урбанизма, оставило нам клич: «Хлеба и зрелищ». В Америке во времена Великой депрессии одной из немногих востребованных отраслей оставалась индустрия кино. Да что Америка – в «лихие 90-е» российское население, уже севшее на иглу ТВ, выживало при помощи приусадебных «фазенд» и латинских сериалов.»
Тот же случай – «тьмы истин нам дороже нас возвышающей обман», тем более что в статьях о «Судьбе человека» до сих пор упор делается на важности темы и стойкости советского человека.
И только!
**
В начале 50-х историк Даниил Альшиц, тогда заключенный, написал ставшее знаменитым стихотворение:
Скольких надо нанять,
Чтобы нас охранять?
Это мало — свирепых карателей,
Палачей, стукачей, надзирателей.
Чтобы нас охранять,
Надо многих нанять,
Но, прежде всего, — писателей!
Если заменить «охранять» на «управлять» лагерь вырастет до размеров страны, в которой писатели, по словам Хрущева (или Н. Грибачева, секретаря СП СССР) служат «автоматчиками партии», среди которых Шолохов первый!
**
Замечания Солженицына лишь вскользь касаются литературной оценки рассказа, делая упор на его правдивости – о литературных достоинствах Солженицын не распространяется, и потому приведу мнение С. Рассадина, назвавший рассказ «возвеличенным не по чину»: «Стертый стиль, вплоть до финальной «скупой мужской слезы»; унизительно балаганное представление о критерии стойкости русского человека («Я после второй не закусываю» – это в немецком лагере куражится якобы истощенный солдат). Казалось бы, можно благодарно отметить обращение к наболевшей теме, к общей судьбе советских военнопленных, преданных Сталиным, но и оно компромиссно-уклончиво, с нечаянным угождением именно сталинскому отношению к «предателям». Ты попади в плен исключительно в бессознательном состоянии, там соверши немыслимый подвиг, беги не один, а с высшим немецким чином – тогда, глядишь, родина и простит». [С. Рассадин. Советская литература. Побежденные победители 2006. Гл. «Крушение гуманизма»,с. 51].
Похожее саркастическое мнение высказал и Вл. Радзишевского:
«…Разговаривают двое суровых мужчин. И один все время жалуется, как на приеме у кардиолога:
- – … сердце на части разрывается…
- – …Сердце… будто тупым ножом режут…
- – … сердце будто кто-то плоскогубцами сжал…
- – … и на сердце тошно…
- – …Оборвалось у меня сердце… И еще о том же, и еще:
- – … сердце уже не в груди, а в глотке бьется…
- – … сердце в груди чуть не выскакивает.
- – … сердце сжалось в комок и никак не разжимается.
- – … оно у меня закаменело от горя…
- – … сердце у меня раскачалось, поршня надо менять…
А другой в ответ признается: «И вдруг, словно мягкая, но когтистая лапа сжала мне сердце…» Вы уже догадались, что все это – из «Судьбы человека». http://sholohov.lit-info.ru/sholohov/kritika-avtorstvo/radzishevskij-avtora.htm
К этому наблюдению Радзишевского добавлю, что примерно столько же раз упомянуты «слезы»:
- Ну, у дочерей — не без того, посверкивали слезинки. Анатолий только плечами передергивал, как от холода
- у меня на плече и на груди рубаха от ее слез не просыхала, и утром такая же история…
- на нее от жалости глядеть не могу: губы от слез распухли, волосы из-под платка выбились,
- Искоса взглянул я на рассказчика, но ни единой слезинки не увидел в его словно бы мертвых, потухших
- белые губы и широко раскрытые глаза, полные слез… По большей части такой я ее и во сне
- Подполковник речь сказал. Товарищи-друзья моего Анатолия слезы вытирают, а мои невыплаканные слезы, видно, на сердце засохли
- Закипела тут во мне горючая слеза, и сразу я решил: «Не бывать
- с какой он жадностью ест, так и залилась слезами. Стоит у печки, плачет себе в передник
- оставил его на попечение хозяйки, так он до вечера слезы точил, а вечером удрал на элеватор встречать меня
- ночью проснусь, и вся подушка мокрая от слез…
- как бежит по твоей щеке жгучая и скупая мужская слеза…
Последние «сердце» и «слеза» вместе со «жгучей и скупой мужской слезой» венчают рассказ – одно слова, классик! мастер слова!
Закончу словами Солженицына: «И нас хотят убедить, что этим же самым пером воздвигнут и «Тихий Дон»?»
**
А может перья разные?
**
Казалось, уж «Поднятая целина» вне подозрений – ан нет, М. Мезенцев [«Судьба романов», гл.14 и далее] приводит множество совпадений с книгами Ставского на ту же тему коллективизации!
Об «Они сражались за родину» после разгромно-издевательских работ Бар-Селлы даже упоминать излишне, но может хоть «Судьба человека» его?
Может, но в конце 2023 вышла статья А. Неклюдова о Н. Глушкове как о возможном авторе «Судьбы человека» https://proza.ru/2023/12/11/1180 :
«Н.И. Глушков во время войны был в немецком плену. Свой роман о послевоенной жизни бывшего пленного он посылал М.А. Шолохову, который отказался прочитать рукопись («не имею возможности»). При этом Шолохов уже почти 10 лет вынашивает идею написать рассказ о судьбе бывшего пленного, ныне шофера. Но такой материал от живого свидетеля ни его самого, ни его литературного секретаря Ф. Шахмагонова якобы почему-то не заинтересовал! По крайней мере свой отказ Шолохов зафиксировал на бумаге [прислав письмо Глушкову – БР]. Глушков посылает рукопись Шолохову летом 1955 г. Через полтора года появляется рассказ «Судьба человека»».
Далее Неклюдов приводит веские доводы в пользу этого предположения, однако их обсуждение выходит за рамки работы, но вот что симптоматично – авторство Шолохова ставится под сомнение, начав с ТД в 1929 для всех его сочинений!
Просто оторопь берет – ни с одним другим автором такого нет!
Так «сочинил» или «позаимствовал»?
Тут непонятно, что хуже – признать ли плагиат или констатировать «стертый стиль» – как говорил Отец народов, «Оба хуже!».