К сожалению, ситуация в теоретической физике, как и во многом другом, кардинально изменилась после развала СССР. Школа Ландау постепенно сходит (или уже сошла) на нет. Все «школьники» ушли в мир иной, а из живущих учеников второго поколения почти все давно на Западе. В нынешних поколениях физика потеряла ту притягательность, которую она имела ранее.

Михаил Шифман

ЗАМЕТКИ СТАРОГО ФИЗТЕХА

(окончание. Начало в № 11/2024 и сл.)

Отцы-основатели: Несколько штрихов к портрету

Концепцию Физтеха задумали Петр Леонидович Капица и Лев Давидович Ландау. Это было их дитя, за которое они боролись изо всех сил. Оба были выдающимися физиками, чье влияние на науку распространилось далеко границы СССР, по всему миру. О них написаны десятки книг и статей, содержание которых я не буду пересказывать. Но для полноты картины мне хочется добавить несколько малоизвестных штрихов.

Петр Капица

С 1934 года Капица написал 45 писем Сталину и около 130 его сатрапам — Молотову и Маленкову. Ландау выпустили из лубянской тюрьмы в 1939 году, когда по его собственным словам он (Ландау) был близок к смерти. Письмо Капицы Сталину спасло Владимира Александровича Фока[1], который был арестован дважды: в марте 1935 года и в ночь на 11 февраля 1937 года в связи с «Пулковским делом»[2]. Вот небольшой отрывок из этого письма: «Таких ученых, как Фок, у нас немного, и им союзная наука может гордиться перед мировой наукой, но это затрудняется, когда его сажают в кутузку»[3].

Иногда меня спрашивают студенты: «Как он не боялся?» Я думаю, боялся, особенно на пике Большого террора в конце 30-х годов, но тем не менее считал, что должен отстаивать справедливость, делая все, что в его силах. В подтверждение этого тезиса я приведу два малоизвестных эпизода. Первый — из мемуаров Шарлотты Хоутерманс «Сады и друзья»[4]. Чтобы было понятно, о чем речь, необходимо небольшое предисловие. Фриц Хоутерманс (друзья звали его Физль) был немецким физиком, который в 1928 году впервые предположил, что энергия звезд проистекает из термоядерных реакций. В 1933 году ему, вместе с женой Шарлоттой, пришлось бежать из Германии, поскольку оба были членами Немецкой коммунистической партии и нелегально работали на Коминтерн. В январе 1935 они приехали в Харьков по приглашению директора Харьковского Физтеха Александра Лейпунского. Полтора года спустя в институте начался погром — массовые аресты ведущих сотрудников проводились НКВД по указанию из Москвы. Хоутермансы (к этому времени у них было двое маленьких детей) поняли, что надо бежать. Но они уже были в клетке с захлопнутой дверью — для выезда из СССР требовалось получить специальное разрешение НКВД.  Оно пришло из Москвы лишь в ноябре 1937 года. Ландау и Капица были знакомы с четой Хоутермансов по Геттингену и Кембриджу. Дальше я цитирую:

«Мы приехали в Москву в последний день ноября 1937 года. Физль встретил нас и отвел в дом Ландау — один из новых элегантных домов для сотрудников института Капицы. Наступило утро, и жизнь почти вошла в норму. Физль уехал [за документами на багаж]. Вскоре раздался телефонный звонок от Бимбус[5]: Физль арестован на таможне. Пришла Аня[6]. Помню, она заставила меня проглотить бромистые таблетки; только тогда я поняла, что дрожу и едва могу держать трубку. Аня отвела детей к себе домой, в элегантный английский дом с красными кожаными креслами из лаборатории Кавендиша. Позже зашел Румер и сказал, что я подвергаю опасности Ландау и должна немедленно съехать. Капица был в ярости из-за того, что мои дети находятся в его доме, а я все еще на территории института, и хотел, чтобы мы исчезли. Аня долго его уговаривала и только после этого он немного смягчился и позволил детям остаться на время. Я отправилась в город… Позже вечером я зашла к Ане, взглянуть на своих детей, которые радостно играли, но казались немного сбитыми с толку. Румер пришел снова, предупредив меня, чтобы мы убирались. На следующее утро от Капицы пришло известие, что ему удалось найти мой паспорт и что я могу зайти за ним на Лубянку, в окно № 2, ровно в 11 часов. Капица вернулся в институт с твердым решением. Он хотел быть уверенным, что я съеду, с детьми, багажом и всем остальным. “На пару ночей я забронировал для вас номер в гостинице Метрополь”. Я собрала вещи […] детей, со слезами на глазах попрощалась с Анечкой, поблагодарила ее и поехала на блестящей черной машине в отель».

Второй эпизод приводится в воспоминаниях английского физика российского происхождения Дэвида Шенберга. Английский оригинал хранится в Архиве Нильса Бора в Копенгагене, нужный мне отрывок опубликован в книге «Рукопись, которой не было»[7]. Давид был последним западным физиком, вернувшимся из СССР после начала Большого террора. Именно он привез на запад горькую весть об аресте Ландау.

«В сентябре 1937 года я поехал в Москву. Я говорил по-русски, поскольку родился в России и вырос в русскоязычной семье. Мне это сильно помогло. Мне повезло еще и в том, что для своего проекта я выбрал эксперимент, осуществить который было довольно просто за относительно короткое время. И при этом он был интересен, причем не только мне. Лаборатория Капицы была прекрасно оборудована. У него было все самое лучшее, что можно было найти в России. Поэтому мне удалось довести измерения до конца всего за семь недель. После того как данные были получены, мне пришла в голову идея обсудить их с Ландау. Я был знаком с ним по моему предыдущему визиту. Я показал ему результаты измерений, и тут он — примерно, как фокусник вынимает кролика из шляпы — на клочке бумаги написал формулу и сказал: «А ну-ка проверьте, как она описывает ваши данные!» До этого существовала только довольно сложная и неявная формула Рудольфа Пайерлса. Формула Ландау была аналитической, допускала прямое сравнение с экспериментом и показывала, какие из параметров наиболее важны для измерений. В течение следующих шести месяцев мне удалось провести полное исследование того, что позднее стали называть электронной структурой висмута. Это был своего рода прорывный эксперимент. Таким образом, благодаря Ландау, эта поездка в Москву оказалась очень плодотворной и существенно повлияла на мою дальнейшую работу.

Я написал статью. Написал ее по-английски, но мне пришлось перевести ее на русский, поскольку в то время существовало правило, что публикации на Западе должна была предшествовать публикация в советском журнале. Я хотел попросить Капицу представить мою статью в Труды Королевского общества, поскольку он был его членом, и одновременно послать ее в русский журнал. Беда была в том, что в своей статье я горячо благодарил Ландау за сообщение о его теоретических выводах, которые сделали мою экспериментальную работу столь ценной. Заместитель Капицы позвонил мне и потребовал выкинуть все упоминания о Ландау. «Как вы смеете благодарить врага народа?!»[8] Я пошел к Капице. Он что-то мямлил. Не говоря ничего напрямую, дал мне понять, скорее жестами, чем словами, что, когда я вернусь в Англию, я могу вставлять в свою статью все что угодно, но в Москве… Тут в дверь постучал заместитель, и Капица громким твердым голосом закончил разговор: «Ну, вы поняли, Шенберг! Всю эту часть о Ландау вы вычеркиваете, немедленно».

Лев Ландау

Можно сказать, что Ландау повезло — он жил и работал в то время, когда создавалась квантовая физика. Он был ее первопроходцем. Сколько физиков могут гордиться такими выдающимися достижениями как диамагнетизм Ландау, ландаувские уровни энергии электрона в магнитном поле, доменная структура ферромагнетизма, теория фазовых переходов второго рода, модель сверхпроводимости Гинзбурга–Ландау, теория сверхтекучего гелия, теория Ферми-жидкости, затухание Ландау, ноль заряда в квантовой электродинамике, двухкомпонентная теория нейтрино, уравнения Ландау для особенностей S матриц?… 

Трагическая автокатастрофа оборвала научную жизнь Ландау в 1962 году. Я поступил на Физтех в 1966 и никогда не видел его своими глазами.  Но меня учили его ученики и соавторы. Именно от них я почерпнул все, что я знаю о Ландау и о его уникальной школе. Курс теоретической физики Ландау был путеводной линией для нескольких поколений теоретиков, и даже сейчас, спустя почти 90 лет с начала его создания, во многих вопросах он остается незаменимым источником.

Ландау был безусловным лидером, и его школа — школа мирового уровня — одно из немногих безусловных достижений в Советском Союзе. Обладая непререкаемым научным авторитетом в среде своих коллег и учеников, на протяжении многих лет он направлял развитие этой школы и определял основные линии теоретических исследований. Такого понимания качественных аспектов физики, как у Ландау, не было в СССР ни у кого.

Недостаточно быть выдающимся физиком, чтобы основать школу. Вот Швингер, говорят, был уникально проникновенным, но студентов учить не любил, этакий волк-одиночка. Вдобавок к научному таланту, нужно еще уметь окружать себя молодыми людьми, конструктивно и постоянно с ними взаимодействовать, увлекать и вести за собой. Это специальный дар. В случае Ландау все это было. Плюс сложились благоприятные внешние условия: большое количество сильных и горящих пламенем молодых людей волею судеб собралось в Москве.

Школа не умерла после автомобильной катастрофы 1962 года. Ее продолжили ученики Ландау. Когда я пришел в ИТЭФ[9] студентом после третьего курса и решил стать теоретиком, я сдавал теоретический минимум Берестецкому и Тер-Мартиросяну. Теоретическая физика, как олимпийский огонь, передается из рук в руки. Передается понимание того, что теоретическая физика — это прежде всего проникновение в физическое явление до такой степени, что оно — это явление — снится ночью, а ответ, в примерном виде, всплывает в голове до вычисления. Ландау зажег олимпийский огонь, а понесли его дальше ученики, потом их ученики, и т.д.

К сожалению, ситуация в теоретической физике, как и во многом другом, кардинально изменилась после развала СССР. Школа Ландау постепенно сходит (или уже сошла) на нет. Все «школьники» ушли в мир иной, а из живущих учеников второго поколения почти все давно на Западе. В нынешних поколениях физика потеряла ту притягательность, которую она имела ранее. В некоторой степени это связано с тем, что тогда, помимо всего прочего, она являлась убежищем от безумия советского мира, мира наизнанку. В физику, так же, как и в музыку или шахматы, шли яркие молодые люди, которые не хотели иметь ничего общего с чудовищной государственной идеологией и всего, что с ней было связано. У них не оставалось другого выхода.  Эти мотивы теперь отпали. Распалась связь времен, можно ли ныне передать факел из рук в руки? Кому?

Сталинская система, внутри которой жил Ландау, была построена на абсолютной авторитарности и жесточайшей иерархии, когда сигналы шли только в одном направлении: сверху пирамиды вниз. Эта пирамидальная структура проникла и в школу Ландау. Она, эта школа, функционировала в определенной степени как «орден меченосцев» с Великим Магистром ордена Дау во главе, только вместо грубого насилия сталинских сатрапов верховенство Дау держалось на непререкаемом научном авторитете. Он имел право казнить и миловать: если он считал, что кто-то из его «школьников» совершил ошибку по жизни, он такого человека «отлучал» от семинара, на время или навсегда. В воспоминаниях Бориса Лазаревича Иоффе я прочел о таком эпизоде, имевшем место в связи с открытием Ландау сохранения комбинированной четности. Тогда совсем еще молодые люди — Иоффе и Галанин — на свой страх и риск стали изучать очень горячий в то время вопрос о несохранении пространственной (Р) четности в теории поля и пришли к выводу, что если нарушается Р, то нарушается и зарядовая (С) четность, и наоборот. Ландау вся эта деятельность очень не нравилась, он вообще не верил, что P-четность может нарушаться. Померанчук с трудом уговорил его выслушать молодых людей. Он их выслушал. К следующему утру появилась работа Ландау о сохранения комбинированной четности. Сначала Иоффе и Галанин в этой работе вообще не упоминались, но под давлением общественности Ландау все же вставил их в благодарности (в конце статьи), хотя и не в алфавитном порядке. Известно, что В. Берестецкий и К. Тер-Мартиросян ходили на «аудиенцию» к Ландау для обсуждения проблемы авторства этой работы, но ничего не добились. Б. Иоффе вспоминает следующее:

«Если Дау считал, что он понял какой-то вопрос глубже, нежели люди, его инициировавшие, Дау рассматривал себя единственным автором решения»[10]. Отчасти похожая ситуация, по-видимому, имела место между Ландау и А.Б. Мигдалом. Вот, что пишет В. Ходель: «Вспоминается воскресный день 11 февраля 1990 г. в Вашингтоне… АБ заговорил о Ландау. Мне показалось, что его отношение к Дау изменилось, и он подтвердил это. АБ вспомнил годы докторантуры, когда он показал свой расчет жидкого гелия Ландау (в работе о сверхтекучести у Дау есть сноска, где он благодарит Мигдала за этот расчет). АБ с горечью говорил, что он рассказал Дау больше, чем это. На мой вопрос отчего он сам не опубликовал свои соображения, он ответил, что Дау дал ему, АБ, понять, что такое исключено, что это его, Дау, работа».

Когда был открыт ноль заряда, Ландау провозгласил смерть теории поля. После этого заниматься теорией поля, оставаясь в кругу Ландау, стало практически невозможно. Негативное отношение к теории поля в школе Ландау сохранялось в течении длительного времени (и даже после его смерти, практически до 1972 года). Теории Янга-Миллса, по которым, как сейчас очевидно, функционирует наш мир, не рассматривались как предмет для серьезного изучения. Я отчетливо помню, насколько отрицательным было отношение к теории поля в ИТЭФе того времени. Известен случай, когда Дау на год «отлучил» Померанчука от своего семинара только за то, что он (Померанчук) сделал работу совместно с Д. Иваненко, которого Дау считал (вероятно, небезосновательно) плохим человеком. 

Среди физиков гуляет забавная история, имевшая место во время приезда Бора в СССР в 1961 году. Когда Бора спросили, как ему удалось создать столь успешную школу физиков, он ответил: «Возможно потому, что я не стеснялся признаваться своим ученикам, что чего-то не понимаю…» А Лифшиц, переводивший Бора, изменил порядок слов: «Возможно потому, что я не стеснялся сказать своим ученикам, что они чего-то не понимают». (Более резкая версия — «что я дурак» и «что они дураки».) Присутствовавший Капица съехидничал, что это не случайная оговорка, а отражение принципиального различия между школами Бора и Ландау.

Еще одна тема, которой придется коснуться, это Ландау и женщины. Когда я учился на Физтехе, среди студентов ходили легенды на эту тему. Тогда все это еще было свежо, в «оперативной памяти». Ландау никогда не скрывал от своих учеников, что за женщинами он признает только одно достоинство: сексуальную привлекательность. Тема эта приобрела скандальную окраску после выхода в свет в 1999 году мемуаров вдовы Ландау, К. Дробанцевой-Ландау. Эти мемуары рисуют довольно неприглядную картину. По этой книге в России был сделан нашумевший телефильм, который вызвал резкую критику некоторых учеников Ландау. Что можно сказать по этому поводу? Нельзя переносить моральные принципы сегодняшнего дня на 100 лет назад. Читая Пушкина, никому не придет в голову погружаться в вопрос о его крепостных крестьянах. Такой подход, хотя и моден нынче, на мой взгляд неправильный. В обыденной жизни, по-видимому, Ландау навсегда остался «большим ребенком». Недавно стала доступна переписка Евгении Канегиссер, принадлежавшей кругу Ландау[11] в конце 1920-х и начале 30-х годов, с Рудольфом Пайерлсом[12]. Пожалуй, чтобы лучше их представить себе Ландау в возрасте 20 с чем-то лет, имеет смысл привести несколько цитат из ее воспоминаний.

«Ландау — или Дау, как к нему все обращались, — был моим ровесником, но по поведению казался мальчиком. Характер у него был очень неровный, с пиками и падениями, и у него были проблемы с женщинами. […] Разыгрывать начальство доставляло ему необъяснимое удовольствие. Ландау сначала жил у своей тети, Марии Львовны Брауде, которая заботилась о нем. Потом он снял комнату. Подыскать жилье ему удалось не сразу. Вначале он попытался снять комнату у известной актрисы, но получил отказ. Когда я узнала об этом, села за стол, и мое перо само написало:

Стан согнутый, глаз прищуренный,
Худ и бледен, как мертвец,
А Самойловой-Мичуриной
Нужен пламенный жилец».

Одной из забав Ландау была классификация женщин. Видимо, многие мои читатели слышали о его «пяти классах», но не все знают, как их обозначил сам автор. Теория женской красоты Ландау разошлась по всему миру. В первом номере журнала «Шуточная физика», посвященному 50-летию Бора, Отто Фриш и Георг Плачек опубликовали — не знаю, как и назвать — статью, заметку, юмореску под названием «Об измерении коэффициентов красоты по Ландау»[13]. И они действительно проводили измерения!

Продолжаю цитировать Женю Каннегисер (следующие четыре цитаты из писем Жени Рудольфу Пайерлсу):

«По Ландау все женщины делились на красивых, хорошеньких и интересных. Еще два бросовых класса, 4) «Выговор родителям» и 5) «За повторение расстрел», он добавил чуть позже. Никогда не спрашивала Дау, в какой класс он поместил меня. Надеюсь, что в третий и не дай бог в четвертый. Б-р-р-р…»

«О Ландау. Я рада, что он тебе нравится. Уверена, что я никогда не поссорюсь с ним. Он очень “хороший мальчик”, маленький мальчик, и я не воспринимаю серьезно ни что он говорит, ни что делает. Это все настолько мальчишеское, что можно только смеяться, как мы смеемся, когда десятилетний мальчишка рассуждает о мировых проблемах, любви и что-то в этом роде. У него сердце “мужчины” (ты понимаешь?), но все остальное от ребенка. На все случаи жизни у него есть теория или классификация. Он очарователен».

«Что еще произошло за эти 4 дня? Ландау приезжал навестить меня. Он был кислый, как кислая капуста. Я решила принять специальные меры, чтобы найти ему девушку 1-го класса. Пришли мне как можно скорее фотографию невесты Bretscher’a: она –– единственная женщина, которую Ландау отнес к первому классу! Пожалуйста, в четырех экземплярах: я раздам их Аббату, Нине и Амбарцу, пусть они поищут в трамваях, театрах, и т.д., потом познакомятся и представят ее Дау. Никакого другого способа я пока придумать не могу».

«У нас сенсация — «ситуация» Дау с женщиной, которая, по словам Аббата, принадлежит к 92-ому классу. Дау считает, что она из 2-го класса. В любом случае она выглядит довольно вульгарно, с ярко накрашенными губами и желтоватым лицом из-за веснушек. Она замужем, и Дау склонен рассматривать эту ситуацию асимметричной или нулевой. Ее муж — ужасный зануда. Дау для него горше пареной репы, и поэтому муж терпеть не может с ним пересекаться. Дау и Аббат почти что утопили невинную даму в Неве. В общем, Дау старается, как только может. Это забавно, но он выглядит отвратительно, подавлен, и «ситуация» (хотя Дау и отвергает этот термин) вовсе не веселая».

Последняя цитата относится к июлю 1931 года.

Атмосфера Физтеха

Мои физтеховские годы пришлись на «после хрущевской оттепели». Хрущев был смещен в 1964 году. Первый сигнал о наступлении новой эпохи — эпохи Брежнева — прозвучал уже осенью 1965-го. Писатели Андрей Синявский и Юлий Даниэль были арестованы только за то, что свои книги они печатали за границей под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак. В СССР их просто не печатали. КГБ удалось раскрыть их псевдонимы. Как именно это произошло — никто не знает до сих пор. В феврале 1966 года начался так называемый судебный процесс, который походил на цирковое представление в сумасшедшем доме. Конечно, он не дошел то тех высот, которые сейчас характерны для нынешних судебных заседаний против противников войны в Украине. За обвинительным приговором Синявскому и Даниэлю последовал первый международный скандал «после Хрущева». В августе 1968 года Советская армия и войска его сателлитов вторглись в Чехословакию и растоптали Пражскую весну. В общем, оттепель и весна кончились, время повернуло вспять, к зиме. Я тяжело, до боли, переживал эти события, так же как сейчас меня печалит та чернуха, которая накрыла Россию; точнее, ее накрыл чернухой российский вождь-фюрер.  Однако на Физтехе этот поворот произошел несколько позже, чем повсюду в стране. Свободомыслие, к которому привыкли физтехи, привычка мыслить самостоятельно, помогли атмосфере физтеха продержаться чуть дольше. В стране уже устоялся тяжелый дух застоя, который постепенно сменился гнилым запахом брежневских старцев, а на Физтехе все еще можно было как-то дышать. Молодость брала свое[14].

Хорошо помню небольшой «книжный клуб», который организовал Лева Зеленый, высокий симпатичный физтех с румяными щеками. В то время многие любимые авторы были запрещены цензурой, их книги попадали в Россию только из-за рубежа. Лева собирал трех–четырех любителей, готовых скинуться и заплатить (кажется) по 25 рублей его знакомой (секретной) машинистке, которая перепечатывала недозволенные книги на машинке — пять экземпляров под копирку. Я до сих пор бережно храню полученный таким образом сборник стихов Иосифа Бродского. Конечно, сейчас, когда Бродский продается на каждом углу, это выглядит смешно, но для меня машинописный манускрипт, переплетенный своими руками, дорог как талисман, как ценное воспоминание о прошлом. Кажется, еще один Левин проект был Джордж Оруэлл, но я не уверен. Конечно, сейчас я должен бы написать не Лева, а Лев Матвеевич Зеленый, академик, директор Института космических исследований с 2002 по 2017 год. К сожалению, все контакты с ним у меня утеряны.

Помню Юру Пухначева, редактора физтеховской газеты «За науку». Он был прирожденный шутник и балагур; роль редактора давалась ему непросто. Ему часто приходилось жаловаться на цензуру, но что ом мог сделать? Пробный оттиск каждого номера [нашей газеты] сначала показывали секретарю парткома — этакое литературное право первой ночи. Он давал свое «добро», потом номер отвозился в Главлит (помнит ли кто-нибудь это слово?), а уж после [Главлита] можно было сдавать номер в тираж. Горько вспоминать, что под рубрикой «Тропы науки», где публиковались размышления знаменитых ученых о научном творчестве, мне так и не удалось напечатать наиболее подходящие для этой рубрики статьи Анри Пуанкаре о психологии научного открытия: видите ли, о Пуанкаре неодобрительно отозвался Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме»[15]. Оказывается, кое-что из физтеховского фольклора ему все-таки удавалось протащить в газету, обманув и партком, и цензуру.

С Сашей Полнаревым, моим однокурсником, мы обсуждали вышедший в 1968 году впервые в русском переводе двухтомник Томаса Манна «Иосиф и его братья». Автор считал его своим лучшим романом. Для меня он был откровением. Некоторые места я перечитывал дважды или трижды, и потом мы с Сашей их обсуждали. Сейчас Полнарев живет и работает в Лондоне; мы изредка перезваниваемся.

По вечерам довольно часто устраивались веселые концерты, разминки команды КВН[16], и пр.  Разумеется, при их проведении приходилось преодолевать те же сложности что и с газетой, и даже больше. «Разрешение на «мероприятие» подписывалось в многочисленных инстанциях, начиная от парткома и кончая первым отделом и проректором по режиму. На концертах в радиорубке сидел строгий дядя, который отключал микрофон, если что не так. При разрешении требовали не только фамилии авторов, но и тексты песен и гарантию, что ничего «такого» петь не будут. Но все равно пели, только так, чтобы поняли все, кроме того дяди[17].

Бывали и танцевальные вечера, которые охотно посещали девушки из «гуманитарных» институтов. На этих вечерах я почти не бывал, поэтому тут мне сказать нечего, разве что процитировать Татьяну Чередниченко:

«Физики, […] и особенно физтехи, были легендой 60-х. Да еще и в конце 70-х, когда я училась в консерватории, эта легенда дышала пугающим очарованием интеллектуального небоскреба. Теперь легенда, пожалуй, померкла, но не потому, что Физтех превратился в барак для троечников […], а только потому, что сейчас вообще не время легенд и очарований»[18].

Добавлю (от себя), что атмосфера сегодняшний «новой» России приближается к сталинской — какие уж тут намеки, шутки, эзопов язык или сатира. В тюрьмы, за решетку на долгие годы отправляют по сфабрикованным, не мыслимым в XXI веке обвинениям: за репост в социальной сети, за «like», поставленный в фейсбуке не «тому» человеку, за сценическую постановку, как, например, Женю Беркович, и т.д.

Уникальный случай

Пожалуй, я закончу свои заметки рассказом об уникальном случае, произошедшем на Физтехе, о котором я слышал с «двух сторон». Одну версию, с официальной стороны, описал Анатолий Силин в очерке «Мы орлят учили летать»[19]. Все началось с того, что в 1961 году[20] студенческую олимпиаду Физтеха по физике выиграли два девятиклассника: Саша Мигдал и Саша Поляков. Студенты, проводившие олимпиаду, после церемонии закрытия и вручения призов разговорились с этими мальчиками. Ребята продемонстрировали такие обширные и глубокие знания, что студенты пригласили и меня побеседовать с этими девятиклассниками. Один Саша показал мне, как из соотношения неопределенностей можно вывести уравнения Шредингера, а второй при мне вычислил объём n-мерной сферы. Задав несколько вопросов из курса математики Физтеха и получив исчерпывающие ответы, я утвердился в мысли, что этих ребят нужно принимать на Физтех уже сейчас, а не через год, после формального окончания средней школы. Чтобы осуществить эту идею, были организованы встречи этих ребят с Л.Д. Ландау (находившимся в то время в полном здравии) и заведующим кафедрой высшей математики Л.Д. Кудрявцевым. Они подтвердили возможность и желательность поступления этих ребят на Физтех, не дожидаясь окончания школы. Иван Федорович Петров, бывший в то время директором МФТИ, допустил этих девятиклассников к вступительным экзаменам. Экзамены были успешно сданы, и оба Саши стали студентами.

Но приключения только начинались. Вскоре в институт была переправлена анонимка, поступившая в редакцию газеты ЦК КПСС «Правда». «Доброжелатель» возмущался тем, что «по блату» в МФТИ принимают уже даже без аттестата об окончании средней школы. Учебная часть института и партком подняли тревогу. Был подготовлен приказ об отчислении этих ребят из института. Но скандал удалось погасить. Ребята просто сдали экстерном экзамены на аттестат зрелости и формальный повод для претензий был устранен. Они остались в институте и своевременно окончили его.

Лауреат Мильнеровской премии «За прорыв в науке» (2013); Премия Харви (2010), медаль Оскара Клейна (1996), медаль Лоренца (1994), премия Померанчука (2004), премия Дэнни Хайнемана (1986), премия Онзагера (2011), медаль Дирака (1986), медаль Макса Планка (2021).

 Вторую версию я слышал от одного из участников. В 2003 году Саша Поляков написал в своих воспоминаниях об А.Б. Мигдале[21]:

«Меня давно занимают вопросы, насколько устойчиво течение жизни. Как зависит оно от принятых нами решений и выбранных путей? Кажется, что почти всегда эта зависимость слабая и кратковременная, как бы мы ни гордились нашим предвидением. Но есть и особые точки, когда линия нашей судьбы разветвляется, и выбор решает все. Для меня такой момент наступил ранним весенним утром 1961 года. Это было решение поехать в Долгопрудный на физмат. Олимпиаду. Ехать не хотелось, так как всю ночь я трясся в общем вагоне, возвращаясь с охоты (в первый и последний раз в моей жизни). В тот день Саша Мигдал и я выиграли первый приз для одиннадцатиклассников (а мы были в девятом). Аспиранты, организаторы олимпиады, добились разрешения для нас сдавать вступительные экзамены в МФТИ. Экзамены мы сдали, но темные силы в МФТИ попытались их аннулировать. Тут и случилось важное событие: АБ[22] решил вмешаться и заодно познакомиться со мной. Мои впечатления были ошеломительны. Он показался мне сверхчеловеком. За 30 лет нашего знакомства это впечатление ослабло, но совсем не исчезло. У АБ была загадочная способность — с ним всегда было интересно, даже если он ничего интересного не говорил и не делал. Наверное, эта внутренняя сила прорывалась в жестах, построении фразы, взгляде и создавала эту электрическую атмосферу». 

Возвращаясь к темным силам. АБ пришлось бороться за нас с Сашей и нашего друга Сережу Гурвица, тоже сдавшего экзамен (нашу попытку поступления в МФТИ АБ обозначил словами «три жида в два ряда»). Он пошел на прием к какому-то высокому партийному начальнику. Тот сказал: «Не беспокойтесь, Аркадий Бенедиктович, давайте мы примем вашего сына и забудем об этой истории». АБ ответил: «Я не хочу, чтобы мой сын начинал жизнь с подлости».

Звучит история театрально, но я верю, что все так и было. АБ любил театр (равно как и людей театра).

Гугл нашел мне список почетных выпускников факультета общей и прикладной физики Физтеха[23]. В нем около пяти десятков имен, из которых я выбрал 10 — близких друзей и коллег; большинство из них я знал либо с физтеховских времен, либо с аспирантуры, либо по работам, которые меня восхитили. Двух человек, к сожалению, уже нет в живых. Вот этот список:

Воловик, Григорий Ефимович,

Гейм, Андрей Константинович,

Замолодчиков, Александр Борисович,

Замолодчиков, Алексей Борисович,

Иличевский, Александр Викторович,

Китаев, Алексей Юрьевич,

Книжник, Вадим Генрихович,

Лосев, Андрей Семенович, 

Муханов, Вячеслав Федорович,

Некрасов, Никита Александрович,

Поляков, Александр Маркович.

Почти все удостоены высоких премий за достижения в физике, например, Андрей Гейм — лауреат Нобелевской премии, Александр Замолодчиков, Алексей Китаев и Александр Поляков были награждены Мильнеровской премией «За прорыв в науке». Ни много, ни мало три миллиона долларов. Григорий Воловик получил премию Ларса Онзагера, а Вячеслав Муханов целое созвездие медалей — Амальди, Оскара Клейна, Макса Планка и, наконец, одну из самых престижных — медаль Дирака. Никита Некрасов был удостоен премий Grand Prix Jacques Herbrand (2004) и Денни Хейнемана (2023), а в следующем году избран почетным доктором университета Упсалы в Швеции. Я тоже оказался в этом списке. Я долго колебался, прежде чем написать последнее черным по белому. Этично ли это? Сначала решил, что нет, не надо быть нескромным, нa меня не похоже. Месяц спустя, просматривая статью о Голде Меер, я случайно наткнулся на ее изречение. Обращаясь то ли к Моше Даяну, то ли к другому генералу из высшего командования, она сказала: «Не скромничай, не такой уж ты великий»[24]. Ее замечание меня успокоилo.

Заключение

Мои нынешние студенты и аспиранты, откуда бы они ни приехали, почти ничего не знают о Советском Союзе, а уж о Физтехе тем более. Для них это, как древняя страна Атлантида. Иногда спрашивают меня об университете, в котором я учился. Тогда я рассказываю кое-что из того, что вы прочли выше. По глазам вижу, что верят далеко не всему. Несколько раз речь заходила о Физтехе сегодня. Но об этом я мало что знаю. Знаю, что появилось 5–6 новых факультетов:

• Факультет проблем физики и энергетики,
• Факультет инноваций и высоких технологий,
• Факультет биологической и медицинской физики,
• Факультет нано-, био-, информационных и когнитивных технологий,
• Высшая школа системного инжиниринга,
• Факультет гуманитарных наук.

Некоторые из них, например последний, вызывают у меня изумление.

Среди нынешних студентов гораздо больше девушек, чeм в мое время. Это приятное развитие. Есть и крайне неприятная (мягко говоря) новость: Физтех попал под международные санкции в связи с войной на Украине, развязанной кремлевскими «мечтателями», социальная ответственность которых близка к нулю. Идея мирового величия России, казалось бы, канувшая в лету, не дает им покоя. Приказы идут из Кремля, а страдают Физтех и физтехи. Ну, и самое главное, сотни тысяч убитых, сотни тысяч искалеченных судеб.  Впрочем, это уже другая тема, слишком большая и серьезная для моих нынешних скромных заметок. 

Среди прочих, время от времени мне снится сон о том, как я приезжаю на Физтех, но не тот, который я знал полвека назад, а современный, мне незнакомый. Зачем-то мне понадобилась какая-то справка, и меня отправляют из кабинета в кабинет. Студенты сегодняшние, а в кабинетах те же самые люди, что и в мое время, только лица их призрачные, изуродованные временем. Такой вот кошмар…

Примечания

[1] Кто из физиков не знает о методе Хартри-Фока, пространстве Фока в квантовой механике, калибровке Фока–Швингера, фоковской симметрии атома водорода, etc., etc., etc.

[2]Дело, состряпанное НКВД  против группы ученых по обвинению в «участии в фашистской троцкистско–зиновьевской террористической организации, возникшей в 1932 году по инициативе германских разведывательных органов и ставившей своей целью свержение Советской власти и установление на территории СССР фашистской диктатуры».

[3] Мостинская А.Ю., Бодрихин Н.Г.  «Сергей Капица: Человек, который отвечал на любой вопрос» (Москва,  Молодая гвардия, 2015); В.А. Фок Архивная копия от 28 августа 2010 https://ihst.ru/projects/sohist/repress/academy/fock.htm см. // Репрессии учёных: биографические материалы Архивная копия от 24 марта 2011.

[4] M. Shifman, Standing Together in Troubled Times, (World Scientific Publishing, 2017), Part 3, page 147. 

[5] Бимбус, Шарлотта Шлезингер, немецкая пианистка, беженка из Германии, которая пару лет работала в Харьковской консерватории. Подруга Шарлотты Хоутерманс. См. М. Шифман, Тетрадь, которой не было, https://7iskusstv.com/2016/Nomer3/MShifman1.php

[6] Анна Капица (урожд. Крылова), вторая жена Петра Леонидовича.

[7] М. Шифман, Рукопись, которой не было, (Время, Москва, 2020), стр. 132.

[8] Ландау был арестован в Москве 28 апреля 1938 года (одновременно с Юрием Румером и Моисеем Корецом). В тюрьме провел ровно год, 28 апреля 1939 года было подписано Постановление НКВД СССР о прекращении дела в отношении Ландау с передачей его на поруки. В своей книге «Без ретуши» (Б.Л. Иоффе. «Без ретуши». Портреты физиков на фоне эпохи. — Москва, ФАЗИС, 2004) Борис Лазаревич Иоффе, руководитель моей кандидатской диссертации, пишет: «Я сам слышал, как Ландау сказал однажды: “Если бы я пробыл в тюрьме ещё два месяца, я бы не выжил”».

[9] Институт теоретической и экспериментальной физики. Ныне он прекратил свое существование.

[10] Эта и другие цитаты в данном разделе взяты из M. Shifman, Under the Spell of Landau, (World Scientific, 2013).

[11] Сокурсники и друзья называли их джаз-бандой.

[12] Sabina Lee, Sir Rudolf Pierls: Selected Private and Scientific Correspondence, in Two Volumes (World Scientific, 2007 and 2009).

[13] O. Frisch and G. Placzek, “On the Question of Measurability of Landau’s Beauty Coefficients”, October, 1935; see in A. Gottvald, M. Shifman, George Placzek, (World Scientific, 2018), page 325.

[14] Алеша, который учился на физтехе спустя 5 лет после меня, вспоминает в своих мемуарах: «Я помню, как стукач застал моего друга Мишу Фейгельмана за чтением Гадких лебедей Стругацких, и у Миши потом были неприятности». А. Цвелик, Жизнь в невозможном мире, (Петербург, Издательство Ивана Лимбаха, 2012), глава 3.

Михаил Викторович Фейгельман — профессор МФТИ и заместитель директора Института теоретической физики имени Л. Д. Ландау РАН (с 2003).

[15] Ю. Пухначев, «Основание айсберга» в кн. Я физтех, (Издательство ЦентрКом (Москва 1996)), стр. 610.

[16] КВН, Клуб веселых и находчивых.

[17] А.Н. Быканов, «Физтех-песня» в кн. Я физтех, (Издательство ЦентрКом (Москва 1996)), стр 480.

[18] Т.В. Чередничено, «Достоинство нашего сообщества», в кн. Я физтех, (Издательство ЦентрКом (Москва 1996)), стр 485.

[19] А.Л. Силин, «Мы орлят учили летать», в кн. Я физтех, (Издательство ЦентрКом (Москва 1996)), стр. 562. Анатолий Силин известен своим выдающимся вкладом в физтеховские олимпиады и в журнал «Квант», который до сих пор издается в России для любознательных школьников.

[20] По распоряжению Н.С. Хрущева от декабря 1958 года, средняя школа переводилась с десятилетнего на одиннадцатилетний цикл. С устранением Хрущева в 1964 десятилетка была возвращена.

[21] А. М. Поляков, «Великий Магистр», в кн. Воспоминания об академике А. Б. Мигдале, (Физматгиз, Москва 2013), стр. 58.

[22] Арка́дий Бенеди́ктович (Бе́йнусович) Мигда́л (1911-1991) — советский физик-теоретик, академик АН СССР с 1966 г.

[23]https://ru.wikipedia.org/wiki/Категория: Выпускники_факультета_общей_и_прикладной_физики_Московского_физико-технического_института

[24] Simcha Dinitz, (an aide to Prime Minister Golda Meir from 1963 to 1966); её статья «A Tangy Flavor in Mrs. Meir’s Views» была впервые опубликована 18 марта 1969 г. New York Times Page 12, Column 4. Вот как ее цитата выглядит по-английски: «Don’t be so humble — you’re not that great». В иврите нет обращения на «вы», только на «ты».