СЕМЬ ИСКУССТВ

Мне больно — некому сказать,
ни рассказать, ни показать.
Так одиноко и печально.
Я вспомнил прошлое случайно,
и эту память не унять.

Александр Бабушкин

СОВЕТСКИЕ СТИХИ, СТИХИ ПОСТНУЛЕВЫХ

СОВЕТСКИЕ СТИХИ

***
Мы ходим по трупам ушедших давно и недавно. Мы ходим по памяти почвы большой и бесславной. По чьим-то губам и глазам, под ногами соринки. По лужам ли — чьим-то слезам, портретам и снимкам. Лежат под прогнившей доской и под глыбой базальта, лежат под тобой, подо мной, под полями асфальта. Коврами травы — поколения, судьбы и вехи. В эфире, как прошлые сны, оживают помехи. Ветрами гудят голоса, надрываются в грозы те, верившие в чудеса и в осенние слезы. Дожди заливают слезами безглазое небо. Глядят голубыми глазами засохших без хлеба. Деревья, поленья, дрова, в печку стылые чурки. На санках кусочками льда не проснуться дочурки. Лежат, не родив сыновей, бесконечно убиты. Лежат, не родив дочерей, под плитою гранита. Лежат штабелями и врозь и раздельно по членам, раздельно, где кисть, а где кость, сухожилия, вены. По пояс, по горло в глазах, по колено в их коже. В траве… Мы бредем в волосах. Поверить не можем. Мы все бесконечны. Мы ляжем. Пройдут и над нами. Мы всё-таки вечны, покуда нас топчут ногами. Мы всё-таки вечны, пусть дышим уже через силу. Поставьте нам свечку. Придите и к нам на могилу.

/Ленинград, 1984/

***
Мне больно — некому сказать,
ни рассказать, ни показать.
Так одиноко и печально.
Я вспомнил прошлое случайно,
и эту память не унять.

Нас не понять,
мы так просты
и, словно дети, беззащитны.
Опять нас мучают кресты
и запоздалые молитвы.

Кого не вспомню — позабыл,
огромный мир, в котором жил,
и что оставил, то пропало, —
все номера ночных квартир,
где был счастливым и усталым.

Мне больно — некому сказать.
Мне суждено всю жизнь терять.
Так одиноко и печально.
Я вспомнил прошлое случайно,
и эту память не унять.

1987

***
Как я себе маленький нравился. Реальностью сон этот прожитых истин не явится, и я остаюсь навсегда не таким, каким я и буду, и был, и когда-то давно, и потом. Я буду взрослей и мудрей, но от детства осталась лишь память. То ветер и шепот. В тот брошенный маленький дом мне никак не пробиться. В тот сказочный мир сновидений, обид, провидений. Я пальцами створки ломаю игрушечных окон — и звон разбиваемых стекол. И двери невольно срываю с петель, пытаясь пробраться в игрушечный домик чудачества, искренних детских обид, в тот сказочный мир открыванья таинственных книг. Осталось присниться себе в этом прожитом мире. В той тесной, огромной моей коммунальной квартире с соседскою кашей во рту и общим котом, живущим все время у нас. Любовь моя, детство. Попасть бы туда хоть на час. Любовь моя, детство. Своя непростая наука, по-детски серьезный закон. И тянутся руки, и тает бумажный плафон, и стены, как сон, растворяются в призраке утра. И дом разлетается. Сахарной пудрой, пылинкой осел в каждом будущем дне, на дне навалившихся дум и забот. Чеширской улыбкой остался от прошлого рот моей непонятной сестры из мира, страны, чей язык я давно уж не помню, как правила детской игры, в которую принят уже никогда и не буду. Я буду. Я разным, плохим и хорошим я буду. Но только дороги туда, где я был, никогда не найду.

1987

***
Юродством в правду жизни влúлись,
опять едва ли нас поймут.
Иные дали нам открылись,
иные судьбы нам грядут.
Иные будут нам пророки,
земной, но неземной удел —
от правды бога, но не в боге,
преодолев его предел.
В исканьях псевдоатеизма
какой еще грядет кумир?
Нам в нашем новом пессимизме
совсем иной открылся мир.
Совсем иной, иные дали,
и даль пугающе темна, —
как по частям мы открывали
в самих себе самих себя.

1985

***
Не Земля развалится,
А башка расколется.
Смыслом позабавится,
Богу ли помолится.
Выйдет, эка ль невидаль,
Пропасть окаянная.
Выползет из темени
Мысль такая странная.
Вся такая длинная,
Долгая до ужаса.
Воли лошадиной бы
С исполинским мужеством
Справиться с заразою,
Скукой-неврастėнией.
Из души проказою
Поползет растение
Всевеликой жалостью,
Мозг парализующей.
Спи, утешься малостью,
По себе тоскующий.
Отдохни, измученный
Мировой жестокостью,
Над рекой могучею,
Над великой пропастью

1991

***
принадлежащее
совсем как подлежащее
как тело бездыханное
лежащее
у русла пересохшего ручья
душа нематериальна
как сказуемое
как личность
уголовнонаказуемая
она бездомная
она ничья

1985

***
Напишите тишину, —
не пробраться под одежды.
Напишите тишину,
уничтожьте фальшь-невежду.
Музыку беззвучных слов,
исступленное молчанье, —
сотворите из основ
тишины
венец печали,
мудрой грусти и тоски,
одиночества, простора.
Из прозрачной чистоты
сотворите небо, горы.
Чтоб в неслышном смехе том,
в этой чаше мирозданья
растворилось, как в живом,
наше хрупкое сознанье.

1985

***
россия
даль тревожная
тоска поповской рясой
дорогами как шрамами
как болью опоясана
с ухаб да на колдобины
заплаты
дыры рваные
с асфальта что надгробия
в обочины тараном
дождями грусть саврасова
в неведомо влекущая
что жизнь?
столбы да надолбы
на землю
спину гнущую
и брезжит в вязкой слякоти
сибирь кандальным звоном
хмельная удаль русская
и бег наполеона

1985

***
Звездочки,
звездочки.
Крапинки,
крапинки.
Звездочки-гнездышки.
Капельки,
капельки.
Бездны слезинок
на космосы новые
валят снежинки
в сугробы готовые.
Горы соринок
в земной бесконечности.
Тоненький, тоненький
писк человеческий.

1986

СТИХИ ПОСТНУЛЕВЫХ

***
осеннего ухода не достать
так хочется когда бы эта старость
смогла тебя над смертью приподнять
и опустить на павших листьев жалость

осеннего ухода лишь молить
того который нас и не расслышит
и доживать так словно голосить
как письма слать тому кто нам не пишет

я так устал невидимый мой бог
пороги обивать твоих приходов
я так устал просить хотя б глоток
средь шумных богородных пароходов

осеннее — больная в русском кость
тот позвонок роняющий мужчину
когда прошив насквозь каленый гвоздь
ударом переламывает спину

в ночные удивленные глаза
во всё окно от первого мороза
ждать нечего но есть чего сказать
и есть еще в глазах немые слезы

осеннего ухода заслужить
упасть не в грязь а в солнечные пятна
последний светлый пропуск получить
и все забрать с собою безвозвратно

2016

/Юбилейное друзьям шестидесятникам/

Времена не выбирают… Александр Кушнер

Времена не выбирают,
В них, как в омуты ныряют
Ошалелой головой.
Времена не выбирают,
В них живут и умирают,
В них становятся собой.

Что мы помним?
В каждом вздохе
Черточки былой эпохи:
Октябрятские значки,
Молодой кудрявый Ленин,
Красный галстук пионерит —
Молодые дурачки.

Что сейчас, когда всё «свято»?
А тогда, в восьмидесятых,
Что ни год — помёр генсек.
Похоронный марш оркестров —
С черной лентою семестров —
СССР кончал свой век.

Мы времен не выбирали,
Мы развал страны застали,
Той, которую не знали,
Но успели полюбить.
А еще мы выживали,
А еще детей рожали —
Верили, что будем жить.

Девяносто первый ахнул,
Девяносто третий жахнул.
Жизнь несла в иную даль.
На четвертом на десятке
Мы с судьбой играли в прятки,
И учились пить «Рояль».

Тот, кто выжил в девяностых,
Тот в душе другого роста,
Как на фронте побывал.
Как на Запад эшелоны
В бизнес пёрли миллионы —
Каждый третий в нем пропал…

Если нас средь ночи спросят:
Август девяносто восемь?
Как крещение Руси…
Рубль сдох в мгновенье ока,
Жизнь споткнулась раньше срока.
Голоси, не голоси…

Если можешь, то спасайся,
Если знаешь как — пытайся
Строить свой капитализм.
Экономика на пальцах,
А не то сожрут китайцы,
Или госмонополизм.

Нулевые — горевые,
Мы, окрепшие борзые,
Мы поверили в успех,
Мы поверили, что можем,
Сделать жизнь на рай похожей,
А две тыщи восемь всех
Взял, да и на ноль помножил,
Чтоб почувствовали кожей,
Чем икается Уолл-стрит,
Чтобы поняли, как сложен
Бог, который нас хранит.

Времена не выбирают,
В них, как могут, выживают,
Чтобы научиться жить.
В них находят и теряют,
В них хоронят и прощают
И пытаются любить.

Как всё сложно в человеке,
В двадцать первом этом веке,
И — полвека за спиной
Жизни в Северной столице,
И уже не повторится
Время, где ты стал собой.

2011

***

Миленький ты мой, долюшка печальная,
ты гони её, думу инфернальную.
Борода-беда пропита до донышка.
Сгинет без следа лысая головушка.

Родненький ты мой, костяное темечко.
Задавила боль — проклятое времечко.
Выцежен тоской до последней капельки.
Смертною доской придавило папеньку.

Ручками всплеснут причитая девочки.
Батеньке несут рюмку-опохмелочку.
В люлечку-кровать, жизни литр под лавочку.
Надо размотать хмѐльную удавочку.
Надо растянуть токсикозно зѐлие,
надо обмануть липкое похмѐлие.

Миленький ты мой, луковое горюшко.
Спи-усни родной. Я наплачусь вволюшку.
Думу заплету, горемычну ведушку
и груди прижму суженого дедушку.

2022

***

когда сквозняк в сознанье нЫрком
когда весна сопливым шарком
дверь отворяет живопыркам
а ну гулять по лужам гарким
в окурках урках банках склянках
пинать подснежники пакетов
в проталинах нопасаранках
топить дырявые штиблеты
еще не раз чихнёт на минус
еще навалит и растает
а нас уже пора на вынос
нам ветер отходняк играет

2016

***
ты нигде
не один триедин всеедин
ты везде
на далекой звезде
и в п*зде
вездесущим бозоном
дождь с грозою прошел
и пространство прошито озоном
и заброшенным трупом
лежит человец в борозде

2014

***
На собрании космического ЖКХ все ждали Бога.
Мол, отчетный период прошел, а живём убого.
Раз он всё замутил, пусть и ответит уже.
Бог пришел и сказал: «Всё в руках ТСЖ».

2014

***

По глоточку. Хоть строчку. До точки.
Криком долгим летящим в ночи.
Прилетят и сидят одиночками.
Остальные?
Кричи, не кричи.
Вдруг закружатся, слепятся, сложатся.
Круг замкнется.
Мелькнувши едва,
Эта мысль наконец-то уложится
В непонятные раньше слова.

2012