В тиши полночных размышлений,
заманивающих во тьму,
избавь, судьба, от искушений,
тревожной прелести видений,
от голосов и наваждений,
пустых мечтаний наяву.
ВЕЛЕНИЕ СУДЬБЫ
Прикорнув, засыпала весна. Разметалась,
рукавами черемух манила во сне.
В покаянную тополя горечь прокралась,
разбрелась по ветвям, утонула во тьме.
Натянулась побегами, лентою тонкой,
кружевной все кусты заплела, Затаясь,
влажным просветом канула, света обломки
разбросала, рассыпала хрупкую вязь.
И терновником птиц, остролистным пролетом
раскидала по свету расклеванный сад.
И пунктирами трелей, заоблачным счетом
потерялась — лишь эхом вернулась назад.
Cребристым тонким обручем — аллея,
в нежнейший пояс стянут светлый дым,
звенящей тетивой трепещет, млея,
и облаком мерцающим, живым.
Закутана туманом, словно платом,
и мнится, чудится вдали — кругла
жемчужина речная пред закатом,
и дышат кружевами тополя.
Туманны сумерки. Синеют тускло ели.
Багряные драконы — стынут лапы клена.
Клубком свернулся горький дым, дожди приспели,
и шепчет пепел, по оврагам запаленный.
Меня покой зовет, и осень робко кличет —
уйти, заснуть, забыться, замереть, согреться.
Расколотое время — замирает причет.
Одно осталось — в вечность студную глядеться.
Щебечущих осин мятущаяся стая.
Мерцает серебро в заплаканной сирени.
Гирляндой шепчущие флоксы облетают.
Багрец, златая охра — зелени крещенье.
Забьется птичья цепь, в испуге восклицая,
в безмолвье влажном тонет — глохнет стон в тумане.
Ржавеют терпко травы, в горечь погружая.
Густея, стынет сумрак в бархатном бурьяне.
Беспечно медлит осень — оборотень лета.
Обуглена листва, чернеют хрупко ветки.
Уронят яблоко — удар, налитый светом,—
Прозрачные плоды небрежно ставят метки.
Цвет осени и цвет болезни —
провалом в меркнущих зрачках.
След охры оползает с лезвий
осин в ржавеющих кустах.
Кругла, жемчужна капель россыпь,
вспотело небо — будет град.
Простым платком небрежно брошен
туман на облетевший сад.
Пьянящий, терпкий привкус дыма.
Теплом шуршащим по ногам
проводит ветер. Нелюдимо
ворвется эхо в птичий гам.
Пустует дом глухой и жмется
от станции невдалеке.
И ждет, и знает — отзовется
гудок веселый в тупике.
И скрипнет дверь, наполнит шумом,
разноголосицей густой,
до крыши откликаясь гулом —
гостей пустили на постой.
Мы осенью переболели
разлуку горькую и страх…
След охры оползает с лезвий
осин в ржавеющих кустах.
Былого ада озаренья
выплескивают наяву
всю боль и горечь в потрясенье,
в скорбях и жажде утешенья,
в тревожных снах, в сердцебиенье
и в упованьях на звезду.
Обвалов чувств не устрашится
душа, закованная в бронь —
в терзаньях, муках не смирится
и пораженья не боится —-
над черной плотью не клубится
нас пожирающий огонь.
прости напасти отпусти
от шоковой черты несчастья
невзгоды немощи ненастья
проси пути переступи
проведай вехи отведи
потех прорехи и потери
проверь морщин переплетенья
тревоги рук переведи
пусти пустует дом прости
пробей заслоны отчужденья
поверь в имен пересеченья
и от судьбы не отступи
В ладонях–лагунах —
извивов сплетенье,
начертано в рунах
предвечных веленье.
То листьями клена
раскроются длани,
дрожа в испещренной
прожилками ткани.
Ракушкой сомкнутся —
в испуганном мраке
бесследно сольются
трилистников знаки.
Здесь тайные тризны
предсказаны ввек
треножником жизни,
любви и судеб.
В тиши полночных размышлений,
заманивающих во тьму,
избавь, судьба, от искушений,
тревожной прелести видений,
от голосов и наваждений,
пустых мечтаний наяву.
Не погружайся в мрак душою,
проснись, готовься к встрече, жди,
проникшись верою святою,
неколебимою, простою,
предназначением, судьбою,
по-детски чудо призови.
И час заветный пробужденья
неумолимо настает:
в любви грядет преображенье,
сметя терзанья и сомненья,
и в жизни новой избавленье,
нас возрождая, принесет.
