©"Семь искусств"
  январь 2025 года

Loading

Заплатить за этот глоток головой,
Заплатить за этот укол
Целой жизнью. Пусть все зарастет травой,
Затвердеет наплывом смол.

Алексей Машевский

ТРИСТАН

Поэма

* * *

Морю ли зеленоглазому
На тебя глазеть, качая
Лодочку? Ни сну, ни разуму
Не доверил бы ключа я
От случайности венчания
Чаянья ли — нет — глагола
И минуты той. Отчаянье
Нас у мыса Корнуолла
Поджидает. Золотистую
Пью вину в вине, глотаю
Ужас счастья. Нет, не выстою,
Безнадежность коротая
Ожиданья. Солон пеною
Брызг и звезд ночных остывший
Воздух — истиной мгновенною,
Никого не пощадившей.

* * *

Что делать Марку, как делить
Одну любовь, вполне
Самодостаточную, — нить
Рвать: ни тебе, ни мне?
А бедный юноша Тристан? —
Он и в лесной глуши
Душой и телом дяде дан.
Луч солнца, не спеши
Изольды локон целовать!
На сон ее король
Кладет перчатку и печать,
И жизнь свою, и боль,
И ей вернуться предстоит,
Затем что есть магнит,
Который целость всех троих
Бесцельностью хранит.
Вот так, как есть: не разделив,
А слив в одно, одним
Остаться каждый мог из них
Счастливым — невредим.

* * *

Из Ирландии волос вился золотой,
Чтобы дядюшка старый женился на той,
Ну а юный племянник, жарой утомлен,
Взяв из рук этих кубок, по капле свой сон
Пил так долго, что чайка, повисшая над
Кораблем, относимая ветром назад,
Чуть отстала, и парус обмякший вспорхнул,
И от солнца застылого медленный гул
Поднялся — это кровь к голове прилила;
Плоть тесна ему стала, одежда мала.
Раскачай-ка попробуй, упрямый звонарь,
Стопудовую медь, неподвижный ударь
Воздух, чтобы он лопнул, как гнойный нарыв,
Тяжким звуком!..
Лишь губы стоял приоткрыв.
И зеленая, так же как глаз его мгла,
Чуть мерцала поверхность морская, звала.

МОРЕ

В общем-то, конечно, только это,
Налитое в бездну — до краев —
То свинцово-шарового цвета,
То льняно-зеленое (поддёв
Неба), море в отблесках и метах
Света — твоя воля, твой улов.
Будто бы гигантский шарик ртутный.
Загипнотизируй, закружи!
Жизнью ли тяжелой, беспробудной
Забываться? Волны, как ножи,
Влажно блещут. Видишь ли, не трудно,
Одному не трудно. Отвяжи
Старой лодки поводок пеньковый,
Оближи соленым языком!
Лучше так. Теперь, на все готовый,
Ко всему, не помня ни о ком,
Ты плывешь, твой плотик поплавковый
Задевают звезды плавником.

* * *

Огоньки и рыбы одни вокруг,
Волн двоякодышащих плеск, покой.
Раствориться надо в пространстве, друг,
Раз не может любить другой.
А точнее, любит, но не дает
Ни себе, ни тебе вздохнуть, задержать
Возле губ пересохший, горячий рот…
Надо просто его зажать!
Если некому больше, то, значит, сам:
Принимай мое тело, купель морей.
Чайка, чайка — ветер по волосам —
За кормою флюгером рей!
Доплывешь ли или пойдешь на дно —
Ляжешь в сумрак зеленый, в прохладный ил —
Все уже оценено, учтено,
Обосновано: ты — любил.
Кто же чуткий лучше теперь поймет
Эту необратимость всего — внутри?
(Золотистых отблесков перемет.) —
Только море и ночь — смотри!
Потому что знание — как испуг.
Вытесняет чувство, втесняет страсть
В недоступный прочим слепящий круг
Звезд, готовых с тобой пропасть.

* * *

Если бы ты была
Соленой волною, звездою —
Слились бы наши тела
За смертельною той чертою…
Нечего ночи делить,
И море не знает счета
Вздохам своим — это нам пить,
Людям, любовный напиток крови и пота.
Чистым — все чисто, и знающему — открыто;
Тот, кому больно, на все обретает право.
Вот, посмотри же, как жизнь воедино слита:
Нет ни тебя, ни меня там — лишь огненная орава
Звезд, запрудивших небо
И море подрагивающим светом.
Видишь ли, все нелепо
По сравнению с той волною.
И потому ухожу, уплываю я в вечность эту,
Ибо иначе просто не пережить то, что со мною.
Стану ли я там чайкою, глубоководной рыбой,
Или кристалликом света, или дорожкой лунной —
Мне все равно. Плывут ледяные глыбы
Айсбергов, с берега смотрят на них песчаные дюны.

* * *

Как ночами вечность тебе шептала
Сквозь уключин скрип, гул волны…
Ах, тебя и себя мне, наверно, мало —
В герметичную жизнь втеснены,
Где заполнены все валентные связи:
Эта — с этим, та — с этой, тот — с тем.
И довесок потно-слепых безобразий…
Не дышу, не пью и не ем.
Только воздух свежий ночной целую —
Потому что на всех он один,
И смотрю на звездную цепь золотую,
А в воде — серебристую — льдин.
У меня ни воли, ни пониманья —
Ничего не осталось. Но
Безотчетно копится ожиданье:
Всех полюбим, все воплотим желанья,
Лишь на влажное ляжем дно.

* * *

Совершенно непонятно,
Что мешает вместе им —
Так, как солнечные пятна,
Так, как Иерусалим,
Где Мессию и Пророка,
Псалмопевца и царя
Три религии высоко
Вознесли благодаря…
Даже Бог на нас трехлико
С золотой глядит доски.
Жизни солнечное иго
Не разрезать на куски.
И нести его бессменно —
Вместе ли, по одному…
Так зачем налипла пена
На широкую корму?
Легче сделаться звездою,
Чем любимым и любить,
За волною кочевою,
Чуть покачиваясь, плыть,
За ее мерцаньем ртутным
Наблюдая, видеть, как
Проступающее утром
Ночи втягивает мрак.

* * *

Раз, хотя бы раз ему откликнуться
Голосом одним, но человечьим…
Ты, надежда, — путаница, схимница,
И уже тебя утешить нечем.
Вот оно, твое пространство полое:
Чайкою свободной — так хотела?!
Только что-то слово невеселое
Плотью не становится, а тело
Не стремится смертное томление
Переплавить в горней той плавильне.
Влага на губах, недоумение:
Как? — еще упорней, светосильней
Быть, многотерпимее, бесслезнее,
В слабости — сильней, нечеловечней?
Что еще ты хочешь, бездна звездная, —
Вечное сиянье, холод вечный?!

* * *

Пей, к губам подноси
Край — холодный металл.
Лишь бы взгляд на оси
Взгляд любимый пытал!
Что осталось нам? — Миг
Этот, чтобы совпасть.
Пей! Лозы проводник
Коммутирует страсть.
Там — в саду ли со льда,
Здесь — где звездная гать…
Пей! Не стоит труда
Даже предполагать.
Я всего лишь живу,
Ты всего лишь со мной.
Пей, пока наяву,
Пей, пока заводной
Ключик, вставленный в паз,
Мировые колки
Свел, обрушивши нас
В нас — как воды реки.
Пей, пока этот лязг
Наложив, не разъял
Холод краденых ласк,
Привыканья оскал.

* * *

Как будто впереди по крайней мере сотни
Лет, чтобы тлел внутри все тот же ровный пыл…
Забудь, забудь! Природа безотчетней:
На вечность разве ты рассчитан был?
Пожитки сложены. Счастливо ли, уныло
Текла здесь жизнь — исчерпана она.
Но это тело знает, а не сила —
Та, ненасытная, что в сердце втеснена.
И вот, как море, вечности причастна,
Волною катится, и ропщет, и гнетет.
Душа, душа! Ты здесь? Ты не согласна
Свой прерывать измученный полет?
Возьми в свидетели дрожащие созвездья
С их млечным холодом, пронизанным огнем:
Был, есть и буду и пребуду весь я
В любви своей, в отчаянье своем!

* * *

Пока не сгнило тело, чтó успеть
Могу (в неустранимый вовлечен
Процесс), уже разрушенный на треть,
Измученно хлопочущий — о чем?
О том, чтобы совпали, замерев,
Сердца. — Где двое или трое — там…
Но Бог тогда — в сплетении дерев,
Корням их потакая и стволам.
Не сдвинуться им с места, до конца
Врастая в эту жизнь, взмывая ввысь.
А я хочу любимого лица
Хотя б черты запомнить. Убедись,
Что есть еще там, где-то, твой магнит,
Что полюс притяжения не пуст.
И умирающего бременит
Недоданная ласка милых уст.
Зачем такая боль, зачем страдать
По белому пятну неполноты,
Когда еще минута — целовать
Не женщину, а вечность будешь ты?!
В чем смысл этой временности? Над
Могилами орешина и клен
Сплетутся так, что не разнимет взгляд,
В темнеющее небо устремлен.

* * *

Что означает это стояние,
Сумрачно-верное, прочное, от
И до?.. Лишь крон на ветру колыхание,
Лишь прорастанье в тугой небосвод?..
Так, от корней поднимая таинственно
Влагу в прозрачно-холодную высь,
Тихо, задумчиво, широколиственно
Шепчут… И словно их думы сбылись.
И остаются лишь прикосновения
Мрака, ветвей безотчетная дрожь,
Лишь воплотившаяся на мгновение
Вечность, и каждый с ней тяжестью схож
Сердца удар. Но и сердца древесного
Не обнаружить. Тянись, разомкни
Мира земного объятие тесное —
Выше! — Где звездные льются огни.

* * *

Ты теперь меня убить можешь,
Так же как я лесного оленя:
Голову отделишь и шкуру разложишь
На траве, придавливая растения —
Топкий стебель лютика, хвост сурепки,
И осоки лезвия, и кудлатый
Клевер? Как эти связи крепки! —
Копошатся в прахе жуки-солдаты.
В море, в жирный пласт ли, в кипенье кроны
Уходить, — найдутся друзья из басни —
Муравьи, стрекозы. Я обреченный,
Потому что ты для меня опасней
Глыбы океана, пучины леса,
Тайны скользкой воздуха, слов а так ли?
После ливня, как бы не чуя веса
Своего, повисают на листьях капли.
Если не сорвутся, то испарятся,
Лишь лучом пригреет своим светило.
Неужели должен тебя бояться? —
Я — тебя… всего, что есть, будет, было?

* * *

Понимаю — и не понимаю:
Ни с тобою быть, ни без тебя
Не могу. Словно жизнь изымаю
Из мгновения, время дробя.
Посмотри: а деревья, стволами
Упираясь в лазурный атлас
Неба, будто застыли над нами
В нескончаемом здесь и сейчас.
Чтобы сделаться, отождествиться,
Надо, может быть, просто смотреть:
Жизнь, попавшая в глаз, как ресница,
Лица ангелов, отсветов медь…
Только… только бы не торопиться,
Не пугаться себя, не жалеть!
Это значит постигнуть порядок
В беспорядочном строе стволов,
Размещение листьев и прядок
И поступков — чудесный улов.
Вот, возьми — мне не нужен задаток
Губ твоих, обмирающих слов!
А что нужно, то знает, должно быть,
Клен — ночной тишины побратим.
Ни поймать, ни назвать, ни потрогать
То, что мы от другого хотим.
Счастья? смерти? любви? остановки? —
Словно лопнуло время в груди?
Я не знаю… По кромке, по бровке
В ненадежную вечность веди!

* * *

То, что есть у тебя, мне отдай, мне отдай!
Я не верю, что нечего: ты — это ты.
Потому что лишь вспомню — Урал и Алтай
Вновь из лавы вздымают крутые хребты.
У тебя бы я отнял насильно — да, да,
Если б знал только что, если мог бы найти
Под одеждой, под кожей, под кромкою льда
Этих глаз. Ты стоишь у меня на пути!
Все причины и следствия стянуты в нить,
Все поступки… — но каждый в отдельности пол.
Я, наверное, даже способен убить
Тебя был бы, когда бы тем самым обрел
То искомое… Ты усмехаешься: «Что ж,
Попытайся! А только что, вряд ли найдешь».
Если звезды горят — значит, это кому-
Нибудь нужно, глядящему в мерзлую тьму,
Если море дробится о выступы скал —
Значит, кто-то терпеть эту муку устал,
Если горло сжимает комок пустоты —
Значит, ты это, ты это, ты это, Ты!

* * *

Платы слова, платы взгляда…
Ты, любовь, как биржевик —
Платишь?! — Да? Но помнить надо,
Что оплачиваешь миг.
Потому что время — это
Нечто вне тебя теперь.
Буффонада, оперетта:
«Верь мне, милый мой!» — Не верь!
В измерение другое
Знаешь — не перетащить
Наше счастье роковое.
От бессилия лущить
Дни, терпения отводки
Выпуская, словно куст.
Он один всего — короткий
Праздник встретившихся уст
Или звезд. Но нам оттуда
Не достать (из пустоты)
Миг другой. Какое чудо
Было где-то там?! — Не ты
И не я… О Боже правый,
Кто мы? Цену назови,
Чтобы время стало лавой,
Застывающей в любви.

* * *

Все останавливается во мне.
Может быть, я становлюсь как они —
Влажно мерцающие при луне
Волны, стволы в густохвойной тени?..
Вечное перетекание и
Мощь неподвижная — что-то одно.
Если бы спрятать глаза от любви!
Если бы, как световое пятно,
Мир этот где-то там брезжил вдали,
Где-то там… Внутрь себя обратясь,
Мысли тягучими соками шли,
Осуществляя смолистую связь
Неба с подпочвенной жирною тьмой! —
Промысел Твой или вымысел мой?
И не смятение, а пелена
Поля невидимого пустоты;
Только вкусившим того же вина
Внятны ее силовые жгуты.
О, неужели тебе не видна
Бездна?! Мои не заметны следы?
Ну так прости, если можешь, прости,
Горький, — за глухонемые слова,
Смысл, зажимаемый прахом в горсти,
Боль, что все сущее оболгала.
А на поверхности — травести
Страсти заржавленная игла.

* * *

Я боюсь остановиться, боюсь закончить,
Потому что тогда останется умереть.
Как бы фраза ни делалась чище и звонче,
Ничего не сдвинется ведь!
Предъявлять ты можешь права любые,
Хоть себя в основанье класть. —
Этой выстуженности, как бычьей вые,
Безразлична такая власть.
Пусть в лучах прозрачных живой зарницы
Понимания полноты
Все, тоскливо ждущее воплотиться,
Обретет наконец черты,
Пусть во тьме не знающие преграды
Звуки сложатся в чудный хор. —
Глухи, глухи, время, твои менады
Кровожадные, до сих пор.
Так сиди, всесильный, в своей бутылке,
Из Аида не выходи!
Лишь шипучей пены мотивчик мылкий,
Герметический пыл в груди.

* * *

Все, что тут происходит со мною,
Здесь и закончится — словно старость. —
Со слепотою ли, тишиною
Наедине — это чтоб осталось
Только на одного — на Бога
Полусвихнувшееся упованье.
Все настоящее — одиноко,
Ибо не требует оправданья.
Это — н и ч т о. И оно случилось
Здесь почему-то, а не за гробом:
Море, раскрывшееся как милость
В волн набегании крутолобом,
Лес, чье вытягивание — выше,
К тверди, — все кажется мне ответом,
Звезды, которые ночью дышат
Свежим, зеленым, холодным светом.
И потому тебе будет трудно.
И потому ты в мои не сможешь
Строки, рождающиеся подспудно,
Вжиться как следует, влиться. — Что же,
Пусть они лягут придонным илом,
Мертвою, лопнувшею корою,
Рыбам понятные, белокрылым
Чайкам парящим, пчелиному рою.

* * *

Ни врачи, ни духовники, ни друзья
Не помогут уже — разве тот, один,
От которого-то как раз нельзя
Ничего нам ждать, паладин.
А любовь — как старость, когда болезнь
Прогрессирует, что-то там в глазах
Докторов смещая. Лишь плесень, песнь
Лебединая, нежный страх —
Как покалывание в ладонях. Взгляд,
Слепни, слепни, гасни! — Земля и твердь
Вне твоей системы координат,
Ибо четырехмерна смерть.
А они подавно — там, за чертой.
Что, скажи, тебе в отзвуке мертвых слов
Моего пространства?! Лишь свет витой
Звезд доходит да шум валов.
Потому я и обращаюсь — в ночь,
А не к людям, рассованным по гуртам.
Тот, кто мог бы, единственный, мне помочь,
Сердце сдвинув, остался там.

* * *

Я поставить все это хочу как заклад:
Тебя выкупить тайным безумием вод,
Слов и звезд, оборвавших швартовый канат
И скользящих в распахнутый водоворот
Хищной вечности. Если ты скажешь теперь,
Что и этого мало и это не то, —
Значит, нет ничего, значит, наглухо дверь
Заколочена, значит, и твердь — решето,
Сквозь которое сыплется прах в никуда,
А на нем разрастается зыбкая плоть,
Одержимая манией жизни, труда —
Поднимаясь, бессмысленно небо колоть.
Что вы пялитесь, звезды! Что, бороду на
Берег выставив, тупо ворчишь, океан!
Если мало — прощайте на все времена:
Нету платы за этот вселенский обман,
Нет цены. Ты берешь у меня и даешь
Просто так, отвечать не желая за ту
Жажду неутолимую — правду и ложь
Различать, переполненность и пустоту.

* * *

Внутри тебя ли, за тобой
Как будто что-то есть…
Я жизнью не могу слепой
Жить, взбалтывая взвесь
Неподконтрольных мне утрат,
Мигающих планет:
Вчера — твой суженый и брат,
Сегодня — больше нет.
Пусть в заговоре темный свод,
Пронизанный огнем,
Глубинная утроба вод! —
Мы… мы с тобой — живем!
И некуда нам отступать,
Хоть сердце приколи:
Вокруг мерцающая падь,
Молчание земли,
И вечности разлитый клей,
И звезд налипших сор —
Торчащее из всех щелей,
Глядящее в упор
Ничто, раскинувшее персть
Мертворожденной той
Вселенной, силящейся сверзть
Нас в холод свой пустой.

* * *

Все ваше будущее волненье,
Над каждой строчкою замиранье
Готов сменять я на озаренье
Одной улыбки, на обладанье
Одним мгновением. Только чтобы
Оно, отлившись в тебя, застыло.
Следят из черной небес утробы
За нами звезды… Любовь — и сила,
Любовь — и мужество и терпенье,
Любовь — и нечто… уже не с нами…
Зачем вам тлеющие поленья
Костра загашенного, следами
Песок покрытый, на влажной глади
Стекла змеящаяся обводка?
Я все отдал бы ликуя — ради
Не дальней этой, а той, короткой…
Но пусть и так. Прорастая, корни
Пуская в мерзлую почву, нити
Ища, — чтó, мертвому мне упорней
Всего хотелось бы там, в зените
Грядущей встречи, где только тенью
Уже я буду, без тени фальши? —
Чтоб вы узнали свое смятенье
В моем и передали бы дальше.

* * *

Все это разыгрывается в конце концов
Между тобой и Им.
Потому что вечность дышит в лицо
Тем, кто любит и кто любим.
Потому что к Иову снизошел,
Когда тот уже ждать не мог,
Этот мир устроивший хорошо,
Все выдерживающий Бог.
И страстями названы поделом
Его муки. Твоя-то — страсть?
Море битым борт обдает стеклом
И, мрачнея, меняет масть,
И бегут по небу издалека
Облака кудлатой гурьбой.
Я дышать и жить не могу, пока
Не почувствую, что — с Тобой…
И тогда мне кажется — вот же, тут —
В прикасании губ и щек
Ты всего отчетливее, и жгут
Меня слезы… а Ты — далек…
Он к тому приходит, кто одинок,
Чей, дымя, уже гаснет трут.

* * *

Заплатить за этот глоток головой,
Заплатить за этот укол
Целой жизнью. Пусть все зарастет травой,
Затвердеет наплывом смол.
Будет капелькой янтаря гореть
Слово то, что в устах носил.
Ты, глупец, к человеку взываешь ведь,
А не к центру вселенских сил.
Но нежданно с гибелью обручен
В этой жизни случайный шаг.
И уносит море никчемный челн
В пробуравленный светом мрак. —
Это звезды выкололи глаза
У надежды. Но не жалей!
Потому что тех лишь поит лоза,
Кто щедрее всех и смелей.
Не хвататься же за перил края,
Если каждый напуган здесь!
Раз никто не может, то, значит, — я —
Целиком Тебе отдан весь.

* * *

Ах, не тепел — горяч, горяч
Слов рождающихся нажим…
Ты предел для меня назначь,
За которым уже чужим
Стану собственной полноте,
Одержимости заводной.
Всё не те — говорят — не те
Цели… нет уже ни одной…
Да и правда, как может мир,
В точку стягиваясь, зиять?
Ночью ангелов на турнир
Вызывающие опять,
Не желают забыть обид. —
И бедро уже не болит?
Но покамест я в силовом
Поле плазменной той печи,
Овном, рыбами, раком, львом
Осеняемые в ночи,
Поделиться хочу теплом —
Жаром, плавящим кирпичи.
Потому что потом, когда
Все закончится, как вода,
Убегающая из рук,
Я уже не отвечу да
На беспомощный твой испуг, —
Жизни маленькой, без следа
Исчезающей, талый звук…

Share

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.