©"Семь искусств"
  январь 2025 года

Loading

Комментарии Набокова, написанные в 1950-е годы на английском языке, им же переведенные на русский, опубликованы впервые в 1964 году. Комментарии нередко носят критический характер, им сопутствуют пространные экскурсы в историю литературы и культуры, стихосложения, сравнительно-литературоведческий анализ.

Лев Резник

«ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» И ДРУГИЕ

«Онегина» воздушная громада, как облако, стояла надо мной.
Анна Ахматова. И было сердцу ничего не надо (1962).

«Онегина» можно назвать энциклопедией русской жизни
и в высшей степени народным произведением
В. Г. Белинский

Лев РезникПрежде всего в «Онегине» мы видим поэтически воспроизведенную картину русского общества, взятого в одном из интереснейших моментов его развития. С этой точки зрения «Евгений Онегин» есть поэма историческая в полном смысле слова, хотя в числе ее героев нет ни одного исторического лица. В. Г. Белинский. Статьи о русской литературе [1]

«Пятнадцать лет кабинетного подвига» Владимира Набокова

Через столетие с лишним русско-английский писатель Владимир Набоков из «Онегина» на чужбине (удачное заглавие статьи К. И. Чуковского [2]) сотворил — тоже в полном смысле слова — и в 1964 году преподнес миру редкостный, огромной литературной, культурной и исторической важности сюрприз — четырехтомное издание, в котором небольшую часть первого тома занимает переведенный им на английский язык текст «Евгения Онегина», остальное — свыше 1000 (!) страниц — Комментарий к нему [3]. И результатом этого литературного подвига стала самая настоящая энциклопедия западноевропейской жизни.

Именно об этой — второй энциклопедии, появившейся из первой, пойдет речь в предлагаемой статье.

Введение

Роман в стихах «Евгений Онегин» (ниже — ЕО) в мировой литературе считается вторым произведением такого рода — после поэмы Джорджа Байрона «Дон Жуан». Вторым, возможно, лишь по более поздней дате начала публикования: Глава первая «Евгения Онегина» вышла в свет 16 февраля 1825 года. А. Е. Измайлов писал П. Л.  Яковлеву 19 февраля: «На сих днях вышла новая поэма Пушкина, или роман, или только первая глава романа «Евгений Онегин». Плана вовсе нет, но рассказ – прелесть» (курсив везде мой — Л.Р.).

Поэма «Дон Жуан» выходила из печати отдельными частями (как, впрочем, и ЕО), начиная с 1819 года, и осталась неоконченной к моменту смерти автора (1824). Ее публиковали и в России в переводе на русский и французский языки, но все ее зарубежные издания цензурный комитет тут же вносил в перечень книг, запрещённых к ввозу в Россию. В Европе «её язык и образы многие сочли неподходящими для чтения женщинами, а Уильям Вордсворт даже заявил, что эта поэма нанесёт больше вреда английскому духу, чем любая другая».

Начиная с 1888 года ЕО переводили на английский язык, так что в начале ХХI века некоторые списки переводов и переводчиков насчитывали уже около ста фамилий; на другие европейские языки переводили совсем немного, в основном начиная с ХХ века (подробнее: Приложения, № 1).

Часть I

Примечание: ниже, заключенное в прямоугольные [напр.] или угловые <f.e.> скобки, — текст В. Набокова; в двойные прямоугольные скобки — [[напр.]]мои вставки; курсив — как правило, мой Л.Р.

Что такое «хорошо» и что такое «плохо»

1964 год ознаменовался несколькими событиями, которые отмечала «вся литературная общественность» России, — и не только она и не только России. В этом году исполнялось 165 лет со дня рождения Пушкина — человека, с которого началось формирование современного русского литературного языка.

В этом же году появилась, наконец, одобрительная (после ряда ругательно-критических) статья К. Чуковского, посвященная «доброкачественному» английскому переводу ЕО:

Хорошо и плохо

«Литературная Россия» / 3 января 1964 г.

(краткий конспект статьи)

Признаться, я даже чуть-чуть испугался, когда увидел английский перевод «Евгения Онегина». Больно было думать, что в качестве пушкинских строк мне придется сейчас прочитать гладкие и тусклые вирши, сработанные вялыми руками ремесленника. До сих пор я не раз замечал, что во французских и английских переводах Пушкин почему-то звучит как самый рутинный поэт-середняк, сочинитель шаблонных поэм и пустопорожних романсов. Мудрено ли, говорил я себе, что иностранцы, читая его в этих переводах, только пожимают плечами, когда мы пытаемся убедить их, что Пушкин — великий поэт?

С тягостным чувством принялся я читать английского «Евгения Онегина», уверенный, что сейчас мне придется свирепо негодовать и браниться. Но это чувство рассеялось после первых же строк. Переводчик оказался замечательным мастером. Он отлично воспроизвел на своем языке и гибкую дикцию подлинника, и стальную упругость его словесной фактуры, и его богатый разнообразными оттенками стиль. Самое звучание пушкинского ямба передано так виртуозно, что даже не знающий английского языка, услышав перевод первых строк, сразу же по слуху догадается, что это «Евгений Онегин».

My uncle, rich and well respected,
When his old bones began to ache,
Determined not to be neglected
(A proper line for him to take).
The moral’s hardly worth exploring
But, oh my god! How deadly boring
There at the bedside night and day
And never walk a step away!
The meanness and the degradation
To smile and keep his spirits up,
Then lay the pillows in their station
And sadly tilt a medicine cup.
To sigh and think at every cough
When will the Devil take him off?

[[«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил,
И лучше выдумать не мог;
Его пример другим наука:
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!»]]

Перевод, как видим, весьма доброкачественный. При всех неизбежных отклонениях от подлинника он [[переводчик]] пытается сохранить его дух. Правда, переведено лишь самое начало романа, всего пятнадцать строф, но каждая из этих пятнадцати есть высокий образец для подражания, каждая громко свидетельствует, что все толки о непереводимости пушкинской поэзии — вздор (жирный шрифт мой, Л.Р.).

Имя переводчика — Реджинальд Хьюитт ([4]).

Часть II

«Евгений Онегин» на чужбине

Перевод стихотворения — это рождение одного стиха из другого, а не его копирование.
Владимир Набоков.

Разноречивые толки о переводах ЕО на английский язык

«Что сказать об английских переводах «Евгения Онегина»? Читаешь их и с болью следишь, из страницы в страницу, как гениально лаконическую, непревзойденную по своей дивной музыкальности речь одного из величайших мастеров этой русской речи переводчики всевозможными способами превращают в дешевый набор гладких, пустопорожних, затасканных фраз.

Стоило Пушкину сказать о Татьяне: сквозь слез не видя ничего, — как американская переводчица мисс Бэбетт Дейч (Deutsch) поспешила, так сказать, за спиною у Пушкина прибавить от себя описание Татьяниных глаз, о которых в оригинале ни слова:

И ослепленная слезами, которые блестели (!)
Неприметно (!) на ее больших (!) карих (!) глазах… (!)

Знаменитые строки из пятой главы

Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно,

— переведены мистером Кейденом [[Eugene Kayden]] так:

…Все окоченело (!) от холода
Бездельник может (!) видеть (!) у окна свою мать,
Которая предостерегающе бранит (!) его.

Нет ни «замороженного пальчика», ни смеха в сочетании с болью…».
Корней Чуковский ([2]).

Немногие зарубежные шедевры могли пострадать больше, чем «Евгений Онегин», от неспособности английского переводчика передать нечто большее, чем, в лучшем случае, буквальный смысл (перевод мой — Л.Р.). Charles Johnston ([5]).

Немного о противоречивом «критическом методе» К. И. Чуковского можно найти в [6].

Несколько примеров «Онегина» на чужбине

А.С. Пушкин (1823)

«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил,
И лучше выдумать не мог;
Его пример другим наука:
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!»

Henry Spalding (1881)

«My Uncle’s goodness is extreme,
If seriously he hath disease;
He hath acquired the world’s esteem
And nothing more important sees.
A paragon of virtue he!
But what a nuisance it will be,
Chained to his bedside night and day
Without a chance to slip away.
Ye need dissimulation base
A dying man with art to sooth,
Beneath his head the pillow smooth,
And physic bring with mournful face,
To sigh and meditate alone:
When will the devil take his own!».

V.V. Nabokov (1964/75)

My uncle has most honest principles:
when taken ill in earnest,
he has made one respect him
and nothing better could invent.
To others his example is a lesson.
but, good God, what a bore
to sit by a sick man both day and night,
without moving a step away!
What base perfidiousness
the half-alive one to amuse,
adjust for him the pillows,
sadly, present the medicine,
sigh — and think inwardly
when will the devil take you?

James Falen (1990/95)

«My uncle, man of firm convictions
By falling gravely ill, he’s won
A due respect for his afflictions —
The only clever thing he’s done.
May his example benefit others.
But God, what deadly boredom, brothers,
To tend a sick man night and day,
Not daring once to steal away!
And, oh, how base to pamper grossly
And entertain the nearly dead,
To fluff the pillows for his head,
And pass him medicines morosely —
While thinking under every sigh:
The devil takes you, Uncle. Die!».

Заметим, что в переводе Набокова не сохранены ни пушкинские рифмы, ни ритмика четырехстопного ямба: «… этот опус обязан своим рождением замечанию, которое сделала мимоходом моя [[Набокова]] жена в 1950 — в ответ на высказанное мной отвращение к рифмованному переложению „Евгения Онегина“».

Возможно, упомянутое выше отвращение к рифмованному переложению вполне оправдано: «Даже если бы стихотворцу-алхимику удалось сохранить и череду рифм, и точный смысл текста, чудо было бы ни к чему, так как английское понятие о рифме не соответствует русскому» — Владимир Набоков, цитата из эссе «Заметки переводчика», 1957.

 Charles Johnston (1977/2003)

«My uncle — high ideals inspire him.
but when past joking, he fell sick,
he really forced one to admire him —
and never played a shrewder trick.
Let others learn from his example!
But God, how deadly dull to sample
sickroom attendance night and day
and never stir a foot away!
And the sly baseness, fit to throttle,
of entertaining the half-dead:
one smoothes the pillows down in bed,
and glumly serves the medicine bottle,
and sighs, and asks oneself all through:
«When will the devil come for you?»»

Stanly Mitchell (2008) [7]

My uncle is a man of honour,
When in good earnest he fell ill,
He won respect by his demeanour
And found the role he best could fill.
Let others profit by his lesson,
But, oh my God, what desolation
To tend a sick man day and night
And not to venture from his sight!
What shameful cunning to be cheerful
With someone who is halfway dead,
To prop up pillows by his head,
To bring him medicine, looking tearful,
To sigh — while inwardly you think:
When will the devil let him sink?

Часть III

ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ КАБИНЕТНОГО ПОДВИГА ВЛАДИМИРА НАБОКОВА

О КНИГЕ НАБОКОВА И ЕЕ ПЕРЕВОДЕ

Перевод с английского под редакцией А.Н. Николюкина

(краткий конспект статьи)

Комментарии Набокова, написанные в 1950-е годы на английском языке, им же переведенные на русский, опубликованы впервые в 1964 году. Комментарии нередко носят критический характер, им сопутствуют пространные экскурсы в историю литературы и культуры, стихосложения, сравнительно-литературоведческий анализ. При этом раскрываются не только новые стороны романа Пушкина, но и эстетика самого Набокова-поэта. Его сопоставительный анализ пушкинских строк обращен часто к образцам западноевропейской литературы вне зависимости от того, знал ли Пушкин эти литературные произведения или мог о них только слышать. Так, известные строки: «Москва… как много в этом звуке / Для сердца русского слилось» — вызывают у Набокова только ассоциацию со строками: «Лондон! Ты всеобъемлющее слово» — из английского поэта Пирса Эгана, автора поэмы «Жизнь в Лондоне» (1821).

Если в известных комментариях Ю. М. Лотмана [[8]] приводятся главным образом русские источники («Очерк дворянского быта онегинской поры»), то Набоков специализируется в основном на английских, французских и немецких «предшественниках» и современниках Пушкина.

В исследовании Набокова сказались его литературные пристрастия: нелюбовь к Достоевскому, пренебрежительное отношение ко многим поэтам пушкинской поры и даже к Лермонтову. Парадоксальность иных суждений Набокова о Чайковском, Репине, Стендале, Бальзаке, Беранже и др. является частью литературно-эстетических воззрений, нашедших отражение в его романах и литературно-критических штудиях (курсив везде мой — Л.Р.). [[Это «частое обращение к образцам западноевропейской литературы» как раз и послужило побудительным мотивом к тому, чтобы назвать набоковский Комментарий энциклопедией западноевропейской жизни.]]

[[У поэтов есть такой обычай:
В круг сойдясь, оплевывать друг друга.
Дмитрий Кедрин. Кофейня (1936).

P.S. к предыдущему абзацу: 31.5.2015 Радио Свобода передало Разговор о Владимире Набокове Бориса Парамонова с Иваном Толстым под броским шокирующим названием: ПИСАТЕЛЬ КАК ПРЕСТУПНИК (https://www.svoboda.org/a/27047598.html ). Запись беседы открывается фразой Бориса Парамонова, взятой из текста: «Ругательствам Набокова верить нельзя: он не презрительно отвергает, а панически боится всего того, о чем прочитал у Фрейда и Достоевского». Иван (Никитич) Толстой: «Получается, что набоковские критические выпады укладываются в формулу: Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав». Полагаю, что такие «преступления» не подлежат ни суду совести, ни суду чести; разве что — «суду» поэтов и других мэтров от литературы.]]

Комментарии Владимира Набокова к восьми главам «Евгения Онегина»

(с подкомментариями автора статьи)

Комментариями Набокова «удостаивается» далеко не каждая строфа романа — их «всего» около 400. Комментарии состоят иногда из нескольких слов либо предложений, а нередко представляют собой полноценные литературные произведения на несколько (или несколько десятков) страниц с примерами на французском, английском, меньше на немецком и еще меньше на некоторых других языках, но, как правило, с переводом (иногда — откровенно плохим) на русский язык известными (и не очень) переводчиками. Комментарии к «удостоенным» строфам обычно касаются не всей строфы, а лишь небольшой её части или даже одного слова, но всегда — Пушкинского. Наши комментарии к Комментариям Набокова гораздо более скромны.

Набоковские герои Пушкинского романа

А всё-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем…
Былое нельзя воротить. Булат Окуджава.

У Пушкина в романе два главных героя — заглавный герой Евгений и скромная героиня Татьяна. В Комментариях Набокова их несколько больше, хотя у этих новых действующих лиц — те же имена-фамилии. Кто такой, например, Онегин, который добрый мой приятель, и кто этот «мой»?

Тот Онегин, который добрый мой приятель, «родился в 1795 г. и завершил учебу не позднее1811–12 гг., приблизительно в то время, когда Пушкин начал учиться в только что основанном Лицее. Между Онегиным и Пушкиным — 4 года разницы. Ключи к этим датам в главах: Четвертой, IX; Восьмой, ХП, и в предисловии к отдельному изданию главы Первой, написанному Набоковым (римские цифры — номера строф).

А тот, который «мой» — очевидно сам Пушкин, но только другой, не Автор романа собственной персоной, а просто еще один друг Онегина — и тоже «не того». Почти на всем протяжении романа он присутствует, хотя и не всегда понятно когда он «мой», а когда «не-мой». Эта «дружба», ярко вспыхнувшая ближе к середине 1820-х, постепенно угасла к началу 1830-х годов. (Комментарий Набокова к Главе первой, XLV: здесь мы узнаем, каким двадцатичетырехлетний Пушкин (родившийся в 1799 г.) видел своего двадцатичетырехлетнего героя (родившегося в 1795 г.). В этой строфе происходит контакт Онегина с другим важнейшим персонажем главы — Пушкиным, персонажем, постепенно созданным посредством предшествующих постоянных отступлений или коротких вставных замечаний — ностальгических жалоб, чувственных восторгов, горьких воспоминаний, профессиональных ремарок и добродушных подшучиваний. Он сейчас на равных встречается с Онегиным и устанавливает черты сходства с ним.

Пушкин много рисовал — и не только головки, ножки, «как Ленский» (см. Приложения, № 2), но и сюжетные иллюстрации к тексту. Вот один из таких рисунков — два набоковских героя беседуют на Невской набережной. Будучи известной «язвой здешних мест» (как он язвительно злословил!), Пушкин не упускал возможности пояснить содержание рисунка эпиграммой: приятно дерзкой эпиграммой сразить оплошного врага.

Готовя Первую главу ЕО к изданию, он изобразил на фоне Петропавловской крепости себя вместе с Онегиным. А рисунок снабдил пояснением — «дружеской» (но не совсем дружественной) эпиграммой:

Вот перешед чрез мост Кокушкин,
Опершись [[?????]]? о гранит,
Сам Александр Сергеич Пушкин
С мосьё Онегиным стоит.
Не удостоивая взглядом
Твердыню власти роковой,
Он к крепости стал гордо задом:
Не плюй в колодец, милый мой.

? При жизни Пушкина эпиграмма не была напечатана — возможно, в связи с присутствием в ней «ненормативной лексики».

Автор статьи тоже поостерегся.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Эпиграф

К. Вяземский — Князь Петр Вяземский (1792–1878) — поэт второго ряда, находившийся под губительным воздействием французского рифмоплета Пьера Жана Беранже; несмотря на это, он прекрасно владел словом, обладал хорошим прозаическим стилем. Пушкин его очень любил и состязался с ним в непристойных метафорах.

[[Надеюсь, читатель подготовлен к такого рода безжалостно уничижительным, обидным (иногда, возможно, справедливым?) набоковским характеристикам.

Что же до склонности Пушкина к состязаниям — человеку с африканскими генами, по-видимому, трудно не состязаться. Об этом свидетельствует и его непреодолимая страсть к карточной игре и склонность к запрещенным тогда в России дуэлям: в полицейских списках неблагонадежных граждан он был «на одном из почетных мест в качестве карточного понтера и дуэлянта».]]

I

Мой дядя самых честных правил, — В 1823 г. у Пушкина не было соперников в стане «новых» (существовало огромное различие между ним и, скажем, Жуковским, Батюшковым и Баратынским — группой «второстепенных» поэтов), но около 1820 г. у него был, по крайней мере, один соперник в стане «архаистов» — Иван Крылов (1769–1844), великий баснописец. Первая строка ЕО представляет собой отголосок четвертой строки басни Крылова «Осел и мужик», опубликованной в 1819 г. Четвертая строка басни звучит: «Осел был самых честных правил».

В начале 1819 г. Пушкин слышал в Петербурге, как тучный поэт [[И. А. Крылов]] с изумительным юмором и жаром читал эту басню в доме известного мецената Алексея Оленина. В тот памятный вечер, завершившийся играми в гостиной, двадцатилетний Пушкин познакомился там с племянницей жены Оленина [[будущей Анной Керн]].

[[Эта ставшая знаменитой первая строка первой строфы Главы первой ЕО вызывала, до сих пор вызывает и не может не вызывать дискуссий в литературной среде, особенно после цитированного Набоковым «отголоска четвертой строки басни Крылова». С одной стороны, «уже через поколение после Пушкина не все в России понимали, что мой дядя самых честных правил — намек на упомянутую выше басню Крылова». Сам же Пушкин — через четыре с лишним года, прошедшие после «памятного вечера, завершившегося играми в гостиной», возможно, и сам уже не помнил о происхождении этих «самых честных правил», так как в то время — в начале 1819 г. — он все еще «гулял» (см. комментарий к следующей строфе — II). С другой стороны, как это видно из набоковского Комментария, Пушкин нередко «заимствовал» у русских и иностранных поэтов того и прошлого времени их поэтические строки, так что совсем не грех было повторить и четвертую строку крыловской басни. Одним словом, непонятно, вложил ли Пушкин в эту строку насмешливо-сатирическое содержание. По-видимому, и Набоков, и даже Крылов не придали никакого значения полному совпадению текстов первой строки у одного с четвертой строкой у другого. Как, впрочем, и Чуковский. Важность этого упущения еще и в том, что ни один переводчик, не живший в России, не мог знать этой басни Крылова (даже советские школьники и учителя о ней никогда не слышали — в школьных программах по русской литературе басня не присутствовала). В Приложениях, № 3 можно прочесть эту незаслуженно забытую басню.]]

II

Онегин (в старой орфографии «Онѣгинъ»). — Источник происхождения имени — название русской реки «Онега», текущей из озера Лача в Онежскую губу Белого моря; в Олонецкой губернии существует Онежское озеро. [[Существует мнение литературных авторитетов, что фамилия Онегин, равно как и Ленский, подчеркнуто вымышленная; дворянин мог носить фамилию, образованную от географического названия, только в том случае, если топоним указывал на его родовое владение, а крупные реки не могли полностью протекать в пределах родовых вотчин.]]

[[Евгений — на древнегреческом Εὐγένιος (эу — хороший и генес — род) — благородный. Отсюда и название «научной» дисциплины Евгеникаселекция наилучших. «Со времен Кантемира имя Евгений сатирически связывалось с литературном образом молодого дворянина, пользующееся привилегиями предков, но не имеющего их заслуг».]]

Там некогда гулял и я: — «Гулять» означает не только «бродить», «слоняться», но также и «кутить». По окончании Лицея с июня 1817 г. до начала мая 1820 г. Пушкин кутил напропалую в Петербурге (с перерывами в 1817 г. и в 1819 г. на короткие летние поездки в имение матери Михайловское в Псковской губернии).

III

Служив отлично-благородно, — Возможно, я излишне вдаюсь в мелочи, но не могу удержаться от предположения, что Пушкин на самом деле имел в виду не то, что покойный отец Онегина наделал долгов после того, как оставил гражданскую службу, а что он одновременно служил, делал долги и давал балы. [[Некоторые иностранные переводчики имели в виду не столько гражданскую, сколько армейскую службу, и даже участие в войнах — по-видимому, из-за слова служив.]]

VIII

… воспел Назон, — Римский поэт Публий Овидий Назон (43 г. до н.э. — 17 г. н.э.?). Пушкин знал его, главным образом, по «Полному собранию произведений Овидия».

10-14 строки [[этой строфы]] перекликаются со следующим, имеющим отношение к Овидию, диалогом из «Цыган» Пушкина, байронической поэмы, начатой зимой 1823 г. в Одессе и законченной 10 окт. 1824 г. в Михайловском; поэма была опубликована анонимно в начале мая 1827 г. в Москве. [[Ниже — часть этой поэмы, «имеющая отношение» к Овидию Назону. Набоков «накопал» великое множество таких «имеющих отношение» к ЕО пушкинских заготовок — черновых и беловых, изъятых или измененных при повторном издании либо по требовании цензуры (иногда самоцензуры), etc. — по большей части, именно эти 15 лет ушли на его «кабинетный подвиг»]]:

СТАРИК

Меж нами есть одно преданье:
Царем когда-то сослан был
Полудня житель к нам в изгнанье.
(Я прежде знал, но позабыл
Его мудреное прозванье.)
Он был уже летами стар,
Но млад и жив душой незлобной —
Имел он песен дивный дар
И голос, шуму вод подобный —
И полюбили все его,
И жил он на брегах Дуная,
Не обижая никого,
Людей рассказами пленяя;
Не разумел он ничего,
И слаб и робок был, как дети;
Чужие люди за него
Зверей и рыб ловили в сети;
Как мерзла быстрая река
И зимни вихри бушевали,
Пушистой кожей покрывали
Они святого старика;
Но он к заботам жизни бедной
Привыкнуть никогда не мог;
Скитался он иссохший, бледный,
Он говорил, что гневный бог
Его карал за преступленье…
Он ждал: придет ли избавленье.
И всё несчастный тосковал,
Бродя по берегам Дуная,
Да горьки слезы проливал,
Свой дальний град воспоминая,
И завещал он умирая,
Чтобы на юг перенесли
Его тоскующие кости,
И смертью — чуждой сей земли
Неуспокоенные гости!

[[Из следующей, IX строфы]] — Зачеркнуто в беловой рукописи:

Нас пыл сердечный рано мучит.
Очаровательный обман,
Любви нас не природа учит,
А Сталь или Шатобриан.
Мы алчем жизнь узнать заране,
Мы узнаем ее в романе,
Мы все узнали, между тем
Не насладились мы ни чем.
Природы глас предупреждая,
Мы только счастию вредим,
И поздно, поздно вслед за ним
Летит горячность молодая.
Онегин это испытал
За то как женщин он узнал.

[[Еще пример — черновик пропущенной XIII строфы]]:

Как он умел вдовы смиренной
Привлечь благочестивый взор
И с нею скромный и смятенный
Начать краснея <разговор>
Пленять неопытностью нежной
и верностью [[?]] надежной
[Любви] которой [в мире] нет —
И пылкостью невинных лет
Как он умел с любою дамой
О платонизме рассуждать
[И в куклы с дурочкой играть]
И вдруг нежданной эпиграммой
Ее смутить и наконец
Сорвать торжественный венец.

XVI

Вина кометы брызнул ток — Фр. «vin de la comete» — шампанское урожая года кометы, имеется в виду [[безымянная]] комета 1811 г., отмеченного также небывалым урожаем винограда.

И трюфли, роскошь юных лет, — Эти деликатесные грибы ценились так высоко, что мы, в безвкусный век искусственных ароматов, с трудом можем себе представить. Широко известен анекдот о поэте Сэмюеле Бойсе (1708–49), который «впал в столь жалкую бедность, что вынужден был не вставать с постели ввиду отсутствия одежды, и когда один из его друзей прислал ему гинею, он тут же выложил целую крону на грибы и трюфели, чтобы было что положить на гарнир к ломтику ростбифа» [[1гинея = 1.05 фунта, 1 крона = 0.25 фунта]].

XVII

Театра злой законодатель, — Также «порочный», «вредный», «злобный», «зловредный», «плохой». Имеет отличие быть единственным односложным прилагательным в русском языке (курсив мой — Л.Р.).

XXIV

Не мог понять, как важный Грим смел чистить ногти перед ним, Красноречивым сумасбродом. — Образно говоря, это определение — нечто среднее между Вольтеровым грубым определением Руссо как «un charlatan déclamateur» <«шарлатана краснобая»> и романтической трактовкой Байрона: «Дикарь Руссо, софист-самоучитель, / Страсть расцветивший, выживший из бед…».

Пушкинское примеч. к этим строкам представляет собой цитату из «Исповеди» Жана Жака Руссо, относящуюся к Фредерику Мельхиору Гримму (1723–1807), французскому энциклопедисту немецкого происхождения. Фрагмент, повествующий о 1757 г., начинается так: «Столь же пустой и фатоватый, сколь тщеславный, с мутными глазами навыкате, с развинченными манерами, он имел претензию нравиться женщинам… он начал прихорашиваться, его туалет стал для него вопросом первостепенной важности…».

XXV

Подобный ветреной Венере, — Предполагаю, что Пушкин имеет здесь в виду картину «Венера за туалетом» (известную также как «Туалет Венеры») Франческо Альбано…

XXX

Люблю их ножки; — Это начало знаменитого отступления о ножках (написанного в Одессе, начатого не ранее середины августа 1823 г.) — одного из чудес романа. Тема проходит через пять строф [[Первой главы]], и ее последние ностальгические отзвуки — главы Пятая и Седьмая. … Ни Овидий, ни Брантом, ни Казанова не вложили большего изящества или оригинальности в свои сочувственные замечания о женских ножках. … Можно привести и другие цитаты, но в целом, как представляется, было не слишком много нежных упоминаний «petits pieds» до романтической эры (Гюго, Мюссе). У Байрона употребляется банальное обращение к красавицам Кадиса в «Дон Жуане»: «Одна походка их уже волнует грудь» и «а щиколотки их, а икры! — очень мило».

XXXIII [[125–151: всего 26 страниц.]]

[[Еще набоковские примеры «фетишизма женских ножек», растянувшегося на несколько глав романа]]:

Как я завидовал волнам, / Бегущим бурной чередою / С любовью лечь к ее ногам!

— Бен Джонсон, «Рифмоплет» (расставание Юлии с Овидием):

Я на коленях пред тобой в любви смиренной
Целую счастливый песок, целующий твои ножки.

Томас Мур, «Любовь ангелов»:

Он девы стан увидел нежный,
Где розовел песок прибрежный,
Где вал воды, устал и слаб,
К стопам чудесным припадает —
Владыкам так Востока раб
Приносит дар — и умирает!

Пер. А. Шараповой.

Я обнаружил, что эти строки цитируются в рецензии на «Любовь ангелов» Мура и «Небо и землю» Байрона в «Эдинбургском обозрении»; на с. 31 говорится, что поэзия Байрона — «порой смертоносный анчар».

У Гюго в «Печали Олимпио»:

Другие женщины придут к воде журчащей,
Которая тогда касалась ног твоих.

Пер. Н. Зиминой

Ипполит Богданович — из поэмы «Душенька»:

Гонясь за нею, волны там
Толкают в ревности друг друга,
Чтоб, вырвавшись скорей из круга,
Смиренно пасть к ее ногам.

«Душенька» — важный этап в развитии русской поэзии; ее простодушные разговорные интонации оказали влияние также на непосредственных предшественников Пушкина — Карамзина, Батюшкова и Жуковского. Думаю, Грибоедов тоже отчасти обязан ей своим стилем. В свое время поэму переоценили, затем же недооценивали в глухие, начатые известным, но бездарным [[курсив мой — Л.Р.]] Виссарионом Белинским в годы гражданственности в критике.

Как я желал тогда с волнами / Коснуться милых ног устами! — В компилятивной романизированной биографии, банальной и изобилующей ошибками, Анри Труайя пишет по поводу этого эпизода:

«Очарованный образом этой пятнадцатилетней девочки, играющей с волнами, Пушкин написал обращенное к ней сентиментальное стихотворение:

Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами».

Странно, что княгиня Мария Волконская, цитирующая в своих французских мемуарах эти стихи по-русски, забыла, что это — отрывок из «ЕО»; еще более странно, что этого не знает Труайя. То, что мисс Дейч, которая перевела «ЕО» на английский язык, не узнала цитату и перевела строки, переложенные Труайя на французский, как:

Как счастливы были волны, ласкающие
Милые ножки, к которым я должен был бы
прижаться губами,

— совершенно непостижимо…  В ее «переводе» читаем:

Волны покрывали их поцелуями,
Мои губы завидовали их блаженству!

У других перелагателей:

Как желал я, подобно волнам,
Целовать ножки, которыми восхищался!

Буквалист подполковник Сполдинг

[[Lieut.-Col. — подполковник Henry Spalding (см. выше: «Несколько примеров»)]].

И те дорогие ножки возбудили мое желание
Целовать их, подобно набегающим волнам!

Нарушитель правил проф. Элтон.

Ах, как это было бы славно,
Подобно волнам, целовать ее ножки.

Беспомощная мисс Рэдин.

Кипящей младости моей. — Широко распространенное французское клише, русский вариант которого раздра­жающе часто возникает в стихах Пушкина и поэтов его плеяды.

Лобзать уста младых Армид. — Определение «Армиды» во французском лексиконе: «Имя женщины, сочетающей искусство обольщения с красотой и грацией». Чувственные образы легко прослеживаются во французском переводе «Освобожденного Иерусалима» Тассо (1581):

Армида и Ринальд на мшистом ложе
Друг друга обнимают полулежа.
Играет прядями ее волос
Прохладный ветер, грудь едва прикрыта,
Чело овеяно крылами грез,
Блистают под испариной ланиты.

Пер. О. Румера [[см. Приложения, № 4]].

XXXV

Охта. — Восточная часть города, восточный берег Невы вдоль протянувшейся с юга на север территории, называемой по-фински Охта. Охтинская девушка несет молочный кувшин, под ногами «поет» снег (как говорит где-то Вальтер Скотт о скрипящем снеге). Хотя эта реминисценция не пушкинская, любопытно сравнить петербургское утро Пушкина с утренним Лондоном в произведении Джона Гэя «Пустяки, или Искусство ходить по улицам Лондона» (1716), где есть молочница, записывающая мелом на дверях свой доход, «пергаментный грохот» барабана, разносчики, едущие экипажи, открывающиеся магазины и т.д.

XXXVII

Но разлюбил он наконец и брань, и саблю, и свинец. — Эта строка раздражает своей неясностью. Что именно разлюбил Онегин? «Брань», подразумевающая собственно войну, может заставить предположить, что около 1815 г. Онегин, как многие другие щеголи его времени, был на действительной службе в армии; однако наиболее вероятно, что отсылка сделана к одному сражению, как следует из чтения рукописи; но (имея в виду дальнейшее поведение Онегина, глава Шестая) было бы крайне важно интерпретировать это в более ясных терминах дуэльного опыта Онегина.

XLVI

Кто жил и мыслил… ; к шутке, с желчью пополам … Ср.: Шамфор, «Максимы и мысли» в «Сочинениях Шамфора», «собранных и опубликованных одним из его друзей [Пьером Луи Женгене]» (Париж, 1795): «Правильнее всего применять к нашему миру мерило той жизненной философии, которая взирает на него с веселой насмешкой и снисходительным презрением» <пер. Ю. Корнеева и Э. Линецкой>.

Под черновиком последних строк этой строфы Пушкин нарисовал фигуру демона в темной пещере и прочую чертовщину.

LIV

Ни карт… ни стихов. — Пушкин воздержался от того, чтобы изобразить Онегина азартным игроком, и в следующей главе отказался от великолепного лирического отступления о своей собственной страсти к азартным играм. Слово «стихи» намекает на настольные книги светских дам.

LVII

и деву гор… / И пленниц берегов Салгира. — Здесь две аллюзии: 1) на черкешенку из стихотворной «повести» «Кавказский пленник» и 2) на пленниц из гарема в «Бахчисарайском фонтане». Салгир — это употреблявшееся крымскими татарами название любой реки в Крыму.

(окончание следует)

Share

Лев Резник: «Евгений Онегин» и другие: 5 комментариев

  1. Лев Резник

    Уважаемый Леонид Лазарь, «замечательный мастер» — это англичанин Реджинальд Хьюитт (по мнению Корнея Чуковского). Во втором Вашем абзаце «блестяще владеющий английским языком замечательный мастер» — ригорист Вл. Набоков, не считавший, что некоторые русские слова можно ТОЧНО «переложить» на английский. «Близкие оттенки» его не устраивают. И наконец, песня девушек (Глава 3 строфа ХХХIX):
    В саду служанки, на грядах, \ Сбирали ягоду в кустах \ И хором по наказу пели (наказ, основанный на том, чтоб барской ягоды тайком уста лукавые не ели и пеньем были заняты).

    1. Леонид Лазарь

      Лев Резник
      20.01.2025 в 10:36
      …И наконец, песня девушек (Глава 3 строфа ХХХIX):
      В саду служанки, на грядах, \ Сбирали ягоду в кустах \ И хором по наказу пели (наказ, основанный на том, чтоб барской ягоды тайком уста лукавые не ели и пеньем были заняты).
      ========
      Спасибо! Значит американка была права. Зря я (мысленно) обозвал ее дурой.

      Интересно, что вободолюбивый Александр Сергеевич писал своего «Онегина» будучи совсем молодым, и 30-и еще не было. Со временем его взгляды на крепостное право несколько изменились. В зрелом возрасте, он уже считал, что, как дворянину, крестьяне ему даны не только законом, но и Богом.

  2. Инна Беленькая

    Леонид Лазарь
    — 2025-01-20 02:48:03(877)
    Удивительно, но блестяще владеющий английским языком замечательный мастер почему-то не смог подобрать подходящий английский эквивалент к слову «тоска». В его переводе «Онегина» это единственное слово так и осталось без перевода и было написано транслитом: toska. В англ. сть много слов с абсолютно близкими оттенками: anguish sadness, sorrow, ennui, wistfulness…
    ________________________________
    Да, вы правы, Леонид, есть, но вот, что касается частотности употребления слова «тоска», а также таких духовных понятий, как судьба, справедливость, совесть, душа, правда и др. , их частотность в русском языке существенно выше. Тоже Энциклопедия , «Русский язык» называется..

  3. Леонид Лазарь

    /Переводчик оказался замечательным мастером. Он отлично воспроизвел на своем языке и гибкую дикцию подлинника, и стальную упругость его словесной фактуры, и его богатый разнообразными оттенками стиль/
    ============

    Удивительно, но блестяще владеющий английским языком замечательный мастер почему-то не смог подобрать подходящий английский эквивалент к слову «тоска». В его переводе «Онегина» это единственное слово так и осталось без перевода и было написано транслитом: toska. В англ. сть много слов с абсолютно близкими оттенками: anguish sadness, sorrow, ennui, wistfulness…
    Почему ни одно из них подошло?
    Или, по мнению автора, русская тоска, это что-то – ни на что не похожее?

    Мне довелось видеть оперу «Онегин» в NY Метрополитен-опера. Вот это (как говорят в Одессе) – что-то особенного!
    Когда хор девушек затянул знаменитую: Девицы, красавицы, Душеньки, подруженьки, Разыграйтесь, девицы, Разгуляйтесь, милые! Затяните песенку, Песенку заветную, сидевшая рядом переводчица-славистка (в 70-х годах защитилась по теме «Духовная культура славянских народов 17-18вв.»), тяжело вздохнув, спросила:
    – Вы знаете, почему эти девушки поют?
    –Молодых людей завлекают? – предположил я.
    –Ошибаетесь, в Америке, как и в России, рабский труд был ключевым условием технического прогресса и экономического процветания. Одновременно жевать и петь – невозможно.
    Собирающих ягоды русских рабынь заставляли петь, чтобы они не могли есть ягоды. В Америке токже поступали с неграми на плантациях злопка.
    – Что ж они там ели? – удивился я.
    – Если ядра хлопковых семян поджарить и посолить, то их можно есть, они, кстати, содержат, вызвающий мужскую стерильность белок, эффективность которого сравнима с женскими гормональными таблетками.
    В это время, на сцене, голодные рабыни безнадежно рвали душу своим: …Заманите молодца.. К хороводу нашему…

  4. Ефим Левертов

    У Пушкина написано:
    «Князь подходит
    К своей жене и ей подводит
    Родню и друга своего.»
    В опубликованных лекциях Набокова о «ЕО» написано, что возможно князь был двоюродным братом Онегина. Но есть ли серьезные обоснования к этому?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.